CC BY
1УДК 1
Косенко Т.А.
студент Международного института психологии SMART «Психология в социальной сфере», «Бизнес-психология» при
Открытая Европейская Академия Экономики и Политики (Чехия),
студент
Бизнес-школа «City Business School» (г. Санкт-Петербург, Россия)
О ЧЕМ ЗАМОЛЧАЛ КАМЕНЬ.
КОНЦЕПЦИЯ «ЧИСТОГО ОПЫТА» В МАСОНСТВЕ ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ МОЛЧАНИЯ КАК АПОФАТИЧЕСКОЙ ФОРМЫ ДУХОВНОГО ОПЫТА
Аннотация: в работе рассматривается роль молчания как основной концепции масонского метода познания мира через опыт созерцания символов. При помощи синтетической философии Нисиды Китаро и учения Отцов и наставников Церкви автор соотносит концепцию «чистого опыта» с подходами в изучении символов как духовной практики, принятой в Вольном Каменщичестве, на основании чего сделаны выводы о наиболее продуктивном взгляде на практику масонской духовности.
Ключевые слова: философия, масонство, Нисидо Китаро, Киотоская школа, чистый
опыт.
Согласно одной старинной притче, некогда в сновидении царю Соломону явился сам Господь и сказал: «Проси, что дать тебе» [1]. Молодой правитель просил одарить его разумным сердцем для того, чтобы справедливо управлять народом Израиля и уметь различать, где добро, а где зло. Всевышний исполняет просьбу Соломона, что предопределило жизнь молодого царя. Венцом его творений и по сей день считается книга Екклесиаст (В ТаНаХе это седьмая книга раздела Писаний). Ее автор ставил перед собой задачу «испытать мудростью все,
что делается под небом» [2] и приходит к выводу о законах земной жизни: «Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, — все суета!» [3]. В оригинале слово «суета» приближается к значениям «ничто» и «тщета», все, что не имеет ни прочности, ни ценности, ни цели, то, что закончится, не оставив после себя ни малейшего следа. Мысль правителя терзается в поиске смысла то в удовольствиях, то в трудах, однако не находит его даже в своем кропотливом исследовании, и та безнадежность, с которым пишет свои строки Соломон, говорит о духовной пустоте, заполнить которую под силу одному Создателю. Я покорно отсылаю моего читателя к прочтению сего замечательного произведения.
Отсюда можно понять: мудрость — не есть счастье в поэтическом понимании, вовсе не так. Внимательно оглядывая острым взором окружающий мир, можно увидеть, что ни одна вещь, ни одно земное явление, ни один человек и блага, что он производит, удовлетворить личность не в состоянии. Излишне говорить подробно, эту истину подтверждали и опыты древности, и собственная жизнь каждого живущего человека. Даже достойнейший из Царей говорил: все — прах, кроме Бога и любви к Богу.
Мне тоже известно, что мудрость малоприятна для своего обладателя. Людей, обладающих мудростью, единицы. Однако, ее зерна исподволь копятся у тех, кто не поддается восхвалению, и кто отделяет семена от плевел и ложь — от того, что останется. Для того, чтобы научиться одинаково полезно относиться и к похвале, и к оскорблению для того, чтобы отделить пользу от смрада, необходима культивация уединения.
Это ясно прослеживается в церемонии, когда Кандидат ожидает ввода в Храм. Он может провести в Камере Размышлений длительное время, находясь среди символов бренности, разложения и смерти: ими являются мистическая формула УХТ^ХОХ., череп со вставленной свечой, , большой неотесанный камень (или горсть земли) и черствый хлеб, а также максимы: «Все мы суть прах от праха, и во прах возвратимся», «Во гробе все люди равны меж собой», «Не имеющий власти над своим духом есть град разоренный, без стен»... [4] И, собственно, в окружении этих атрибутов становится очевидным, что
преследование осязаемых ценностей само по себе не способно привести к счастью, к полноте самовыражения и внутренней гармонии по той лишь простой причине, что «все проходит, пройдет и это» по воле беспощадного Хроноса, мифологического образа времени. Или, как его называли в античности — Сатурна, и как сейчас обозначают сей принцип в учении Каббалы — Сфира Бина (от Эц а-Хаим, Дерева Жизни), соответствующей последней из видимых семи планет. В целом и общем, все это в совокупности символизирует некий предел и окончание реальности, предсказуемой для человека, область пожинания плодов, последствий и наград как предварительный итог определенного отрезка жизненного пути. Связанный с качеством «понимания», это влияние можно описать практически неуловимым голосом внутри сердца человека, соискателю необходимо услышать эти тонкие ноты прежде, чем он забудет о них, заглушая эту чудесную музыку рокотом современного века. Как правило, этот тихий голос возвращается проблемой, с которой соискатель будет вынужден сталкиваться раз за разом.
Во многих развитых обществах расширяющийся экономический кризис, растущее недовольство и моральное разложение, при всем умножении материального изобилия, как никогда подтверждают эту основу для духовного делания. Через любую мистическую и духовную мысль, известной человечеству, алой нитью проходит одна общая идея: чтобы исправить экзистенциальный недостаток, пожирающий человечество, необходимо обратиться внутрь своего естества, правильно задавать вопросы для того, чтобы искать ответы в данной области.
Кандидат уже сталкивается с этим, отвечая на вопросы философского завещания: каков его долг перед Богом, перед ближними и соотечественниками, а также перед самим собой [5]. Проводя в Комнате Размышлений, будучи окруженный атрибутами Сатурна, его завещание представляет собой начало пути, или алхимический свинец — тяжелый элемент, представляющий собой груз взятых на себя обязательств.
Впрочем, Кандидата от Ученика отделяет не так много, кроме одной важной детали: Ученик уже начал свой путь, так как его свинец помещен в атанор (письмо символически сжигается особым образом), начиная процесс собственного преображения в духовное золото.
Почему это настолько необходимо — мрачный инвентарь, аскетично оформленная Комната, изъятие металлов, молчание? Какое это имеет значение в вопросе внутренней работы?
Избирая путь высшего знания, посвящаемый добровольно ограждает себя от большей части человечества, это не проклятье, а дар, или освобождение, от колоссального числа губительных влияний для успеха в инициации. «Жизнь — это источник радости», — пишет Ф. Ницше в философском романе «Так говорил Заратустра» и немедленно продолжает: «...но всюду, где пьет толпа, все родники бывают отравлены». Итак, тоска посвященного об окружении, которое некогда находилось рядом в круговороте повседневных забот, начинает угасать по мере погружения субъекта в то или иное учение. И соответственно, вопреки одиночеству (и возможно, даже благодаря ему) личность учится определять счастье и быть самодостаточной, даже находясь прочным звеном в братской цепи, впрочем, одно другого не исключает. И поскольку посвященный отделяется от мира pro fanus и тренирует умозрительную дисциплину в этом направлении, его эмоциональная потребность в обществе посторонних людей начинает уменьшаться, или сходить к минимуму, например, это проявляется в умении спокойно относиться к чужим оценкам и суждениям, позволяя вычленять из них, благодаря бесстрастию, ценные тезисы, применимые к личной судьбе. Уединение начинает приносить удовольствие, в первую очередь потому, что субъект не отвлекается от сознания устремлений собственного пути, и в первую очередь, голос персоны становится все разумнее, тише и благороднее. «Мера — самое благородное», «Урбис (снобизм) — самое худшее!», «Ничего излишнего» и «Познай глубину своего сердца!» — такие изречения написаны на храме солярного божества искусства Аполлона в Дельфах, и таким образом, лик
высшей мудрости уже обращался к человеку напрямую, впрочем, осторожно минуя религиозные культы.
Ввиду этого, Ученик, даже находясь в Ложе и принимая братские объятья, так или иначе считается с оговорками, например, не имеет возможности голосовать и преимущественно молчит на собраниях. Смысл этих правил не ставит своей целью поставить новопосвященного в неловкое положение, но скорее, напомнить о важном опыте «очищения Землей».
Однако и этого мало. Посвящение не допускает мысли о человеческом состоянии как духовной константы. Оно не допускает существование только в качестве материального или даже социального человека. Великий мистик М. Экхарт утверждал: «Камень — тоже Божество, но он о том не знает. И именно его незнание определяет то, что он остается камнем». Таким образом, взыскующему света вовне станет очень трудно уловить его отпечатки, пока он не поймет, что свет — такая же часть его природы, как телесные потребности, как инстинкты или эмоции, как биение сердца или дыхание, о которых мы не рассуждаем, и о которых просто имеем понятие. Подобно тому, как алхимический свинец потенциально уже является золотом.
Осталось сделать следующий шаг для того, чтобы из тяжелого свинца получить светлое олово, или из Кандидата получить Ученика в белоснежном запоне. Это провести сублимацию, благодаря которой грубая, земельная взвесь будет изгнана и останется на дне колбы, т.е. будет отделена от основного элемента. На оперативном языке это означает «обработку грубого камня», на языке морали — избавление от неуравновешенных страстей и неосознанных привычек, владеющих им сильнее, чем владеет Всевышний его сердцем. Ввиду этого, можно вычленить основной смысл инициации: сместить цепочку приоритетов в обратном направлении.
Желающий посвящения должен быть, для начала, одержим идеей смерти, импульсом mortido для собственных предрассудков, иными словами, с чем бы ни столкнулся человек извне или изнутри, символически ему предстоит уничтожить это для того, чтобы обрести понимание — фундамент инициации. Например,
учение Дао предлагает следующую метафору: «встретите Будду - убивайте Будду» [6]. Это выражение, ввиду своей универсальности, стало расхожим даже в среде людей, далеких от китайских учений. Тот, кто каким-либо образом ищет Всевышнего и Его знание, или себя как «образ и подобие Божие», поглощает образ, однако Всевышний, сокрытый за этим осязаемым образом, ускользает от личности. Следовательно, человеку свойственно заблуждаться. Когда мы познаем, нам свойственно награждать ярлыками то или иное явление, а следовательно, этот упрощенный взгляд отдаляет нас от сути вещей. Поэтому тезис «убить Будду» не означает прямолинейный призыв к материальному уничтожению или радикальному отвержению простых человеческих радостей. Он говорит о том, что необходимо обесценить и уничтожить нечто, глубоко личное, связанное с субъектом. Нечто, связанное с заблуждением для того, чтобы удержаться на невидимой, и практической иллюзорной грани между «человеческим» и «божественным» до той степени, чтобы не противопоставлять данные категории друг другу.
Поэтому самое первое состояние, которое посвящение намеревается вызвать — это состояние очищенности и растворения, которые близкородственны дреме или смерти, или называются «работой в Черном» — первой фазой Великого Делания. И снова мы вернемся к символизму Комнаты Размышлений. Новейшее бытие может воплотиться только через символы разложения или рассоздания, и так называемое обыденная, «профанская» реальность обречена пройти через глубинное потрясение, претерпеть «слом» для того, чтобы сложилось новое сознание. Чтобы научиться зрелости, необходимо уйти от матери и отца и научиться жить самостоятельно, фигурально нарушить иерархию для того, чтобы встать на одной линии с предками. Чтобы стать просвещенным, необходимо уничтожить сентиментальное впечатление, тем более, что настоящего Будду убить невозможно, потому как у Будды нет заблуждения. И поэтому все, что оказалось подвержено своему закату, оказывается глубоко приверженным «буддой».
Итак, «будда» — это наша личная устойчивая проекция. Внешняя темнота, в которой пребывал Кандидат, говорит о том, что Всевышний представляет собой гораздо больше, чем мы в состоянии обозначить, а следовательно, наша природа выходит за рамки смертности (и преходящих суждений) потому, что соискатель в состоянии писать, отвечать, двигаться, чувствовать и мыслить в состоянии наблюдения за темнотой.
Безмолвие, как заключительное наставление для Ученика, убивает «будду» [7].
Жан-Люк Марион, современный философ и богослов, в своем издании «Идол и дистанция» отмечает, что любое понятие о Создателе, любая мыслеформа или суждение о Нем потенциально становятся «ментальными идолами». Они останавливают на себе взоры, насыщая их чувствами и, в конце концов, возвращают назад. Наш собственный взгляд отражается от подобного истукана. Философ отмечает: «Идолопоклонник прекрасно осознает, что Бог не совпадает с идолом. Тогда чему он поклоняется? Облику, который может принять в идоле Бог, или, вернее, божественное. Пожалуй, еще точнее: тому, что человек переживает в обществе или в общине как божественное, предшествующее любому облику и лику. Религиозный человек становится таковым, манипулируя ликом божественного, он принимает на себя полномочие определить этот лик, а затем просит божество осуществить его инвеституру наиболее радикальным из всех возможных способов и тем самым стать для него в идоле его богом» [8]. Св. Григорий Нисский также утверждал: «Любое понятие, образованное с целью охватить и заключить в себе божественную природу, достигает лишь того, что создает идол Бога, а не приводит к Его познанию» [9].
Богословы сходятся во мнении, что любая объективация и даже устойчивое представление создают некий ментальный объект, который отличен от самого Всевышнего, и чаще всего ведут к жестокости или атеизму. Человеку свойственно выстраивать планы в отношении Бога, чтобы овладеть этим знанием, и далее, использовать в сугубо личных интересах и целях. Внешне положительное накопление знаний об окружающем мире, борьба за объективное
восприятие явлений и человека — это борьба с ветряными мельницами длиною в жизнь, и трагический подвиг, потому что каждое достижение в ментальном плане практически неизбежно означает поражение в осознании безграничного, что и предполагает реальный результат. Сперва мы накапливаем знания и питаемся опытом остальных людей для того, чтобы иметь духовную опору. Это неплохое начало, но вот, проходит определенное количество времени, и мы отказываемся от этого знания, точно от огрубевшей скорлупы. И если, не приведи Бог, мы цепляемся за наших «богов», мы ставим себя ниже на несколько ступеней касаемо несчастных невежд, мы заключаем себя в ту тюрьму, которую построили собственноручно. Профессор Оливье-Морис Клеман писал на этот счет: «Однако мир скрывает тайну в той же мере, в какой являет ее. Поэтому необходим и отрицательный подход, сметающий умственных идолов, системы, рассудочные понятия, а также чувственные образы. В первую очередь, нельзя путать тайну Бытия с бытием единичным, пусть даже пребывающим на вершине иерархии существ. Бытие есть источник всякого бытия и, следовательно, ни одно из ряда существ. Этот философский идол — "Благой Бог" некоторых разновидностей христианства или "Верховное Существо" спиритуализма — спровоцировал немедленную "смерть Бога" и утрату тайны Бытия» [10].
Следовательно, не стоит излишне рассуждать о Божественных тайнах и тайнах человеческих душ, ибо молчание — и есть настоящий язык мудрости. Открытое сердце способно это понять. Тем более, не стоит много и мудро рассказывать обо всем людям, которые предпочитают чудеса — истине, тем, кто верит в достижения короткими путями, которых не существует, а есть лишь напряженное и постоянное восхождение. Потаенная природа Духа интуитивно воспринимает себя бесконечно свободной, всегда выходящей за границы себя, за каждую величественную из сотворенных форм, эта суть просыпается и сияет в экстазе тех из людей, кто без видимой причины и слишком недостижимой цели взбирается на стены утесов и крутых скал с непреложным волевым усилием, утверждая свое желание превыше инстинктивного страха, ментальной
усталости, душевной боли и настойчивых импульсов осмотрительности и самосохранения.
Однако, подобная решимость не требует поспешности, которая приведет лишь к одному — окончательной ломке чувств, утрате надежды в жизнь человека и будущее и, в конце концов, парализующей меланхолии. Выдержка, терпение и воды множества лет должны вытечь сверх чаши духовных сил, необходимо время, когда соискатель откроет в себе понимание собственного места в вальсирующем вихре жизни. И, что важно, пока он не осознает отсутствие, или хотя бы ослабление, прежних желаний. С опытом жизни приходит умение к самоограничению, осторожность в каждом действии и навык предвидеть последствия, вот, он — мудр, словно змея. Эта философия обезоруживает и обращает вспять людей, бегущих от самих себя, однако, будут ли они благодарны тебе, Ученик, или начнут держаться поодаль от того, кто посмел отнять жизнь у сугубо личного «будды»?.. Им требуются истуканы для того, чтобы перенести факт своего тотального одиночества, чтобы смириться с тем, что не существует такой цели, придающей смысл его жизни, кроме как работа с самим собой, быть самому себе и камнем, и стать самому себе скульптором, стать кладкой для Храма и отыскать Храм в себе самом, ибо, согласно герметической истине, «что наверху — то и внизу».
Спрашивается, в таком случае — зачем вообще необходимо утруждать себя получением знаний, если в конечном счете это перестанет иметь значение и приведет к закономерному отказу? Дело в том, что, оставляя нас, потенциал любого знания — некое зерно, выброшенное в плодородную почву, и квинтессенция всего, что нам известно — остается плодоносить где-то в глубине нашего существа. Оно живет само по себе, будучи сотворяемым и сотворяющим в нашей крови, в нашем привычном дыхании. Но лишь при том условии, что мы не зависим от его формы или части, лишь при том условии, что это больше не принадлежит нам, и мы не имеем морального права это знание узурпировать, использовать и эксплуатировать.
Однако, если любое нагромождение смысла о том, что детально представляет собой природа Бога, становится объективацией с риском превратить это в «ментального идола», возможно ли теоретически представить себе такую ситуацию, где мы избежим этой досадной оплошности? Возможно, непосредственное переживание встречи с самим Богом, опыт этого видения даст нам такой шанс. Однако, возможно ли подобное переживание фактически?..
Мне показалось, что ответы на эти вопросы лежат в плоскости синтетической философии, и в целом, интереснее всего оказалась концепция Нисидо Китаро. К сожалению, этот удивительный автор мало известен русскоязычному читателю, но может показаться интересным ввиду синтеза экзистенциальной философии, мистического буддизма, а также элементов христианской этики (ибо западноевропейская философия невозможна без влияния общих базовых положений христианства). Итак, в книге «Исследование блага» (1911 г.) философ разрабатывает концепцию чистого опыта, ничем не опосредованного: «Истинно чистый опыт не имеет никакого смысла, это просто текущее восприятие фактов такими, какие они есть» [11].
Особенность чистого опыта заключается в том, что в нем стирается грань субъект-объектного различия, между соискателем и окружающим миром. Философ мыслит сам субъект как нечто, что переживается опытным путем наравне с объектами разума. Однако, чистый опыт оказывается более важной категорией: «Дело не в том, что опыт существует потому, что есть индивид, а в том, что индивид существует потому, что есть опыт. Таким образом, я пришел к идее, что опыт — более фундаментален, чем индивидуальные различия, и таким образом мне удалось избежать солипсизма». Опыт по Нисиде должен быть чистым, как чист воздух, сквозь который мы смотрим на окружающий мир: «Когда мы сами полностью отказываемся от своего "я" и сливаемся с объектом мышления или проблемой, или сказать точнее — когда мы растворяемся в предмете, то тогда и возникает мыслительная деятельность» [12].
Выделим два тезиса: «растворение в предмете как причина мыслительной деятельности» и «опыт более фундаментален, чем индивидуальные различия». В этих двух ключевых определениях легко провести аналогии с алхимическими solve (лат. «растворяй») и coagula (лат. «сгущай»), с черной и белой клеткой шахматного пола в масонском Храме. Это принципы распада на отдельные элементы с выделением энергии, и далее — восстановление в совершенной форме в процессе духовной работы.
«Растворение в предмете» можно мыслить как «растворение в символе», т.е. самостоятельную умозрительную дисциплину, обращенную к Божественному. Принцип этой работы лежит в смыкании вечного с временными реалиями нашей жизни и применения их в повседневной практике, иными словами, растворения наших обыкновенных желаний, амбиций и устремлений в этом. В конечном счете, это облагораживает личность человека и его поступки. Это означает применять духовность как практический образ жизни, а не собирать некий свод идей, правил, теорий и понятий, не применяя их дальше интеллектуальных игр.
Говоря о различии между восприятием символа в мире pro fanus и в понимании масонского метода, стоит отметить следующее. В религии, политике и других социальных институтах символ обращается к стереотипу, предрассудку или точке зрения (и неизбежно становится «буддой», своего рода «ментальным идолом»). Это неизбежно ведет к экзальтации чувств, подумайте о тех особых чувствах причастности к чему-то великому, об импульсах самоотверженности, которые могут вызвать национальный гимн, народные песни, знамя, партийный или религиозный атрибут. Масонские же символы безличностны, а потому — универсальны. Они обращаются не к судорожной страсти, а к возвышенной спобности разума и Духа, не к сомнительно активному пафосу, а к навыкам творчества и понимания.
Несмотря на некую аскетичность подхода, подобная практика не означает, что соискатель потеряет свою личность. Она не ведет к тому, что человек не станет ничем владеть, но скорее к тому, чтобы в конечном счете
человеком не владело ничто, кроме Творца, выраженного через символ. Разум вырабатывает, таким образом, способность к абсолютной концентрации, а соискатель, посредством «размышления над символами», погружается в особое состояние, которое внешне может напоминать медиумический транс. Однако, оно не столько бессознательно, сколько сверхсознательно, признаки, которые уподобляют это состояние трансу — сугубо внешние. С этого времени внутренняя сила субъекта сосредотачивается на поставленной цели — познании Бога и себя — и в некотором роде соискатель отделяется от внешнего мира и остальных вообще, за исключением того небольшого пространства, которое остается в его поле видимости.
В конечном счете, это и означает «жить как символ», а не как скоропостижная индивидуальность, лишь ненадолго освещенная вниманием солнечного света. Важно не забывать при этом, что значение колонн J.: и B.:, предваряющие масонский Храм, отсылают к Геркулесовым столпам, что обозначают границы, за которыми индивидуальность человека умирает. Традиции Ренессанса указывают, что на столпах были начертано изречение: «Nec Plus Ultra», что переводится как «Ничего, кроме...», таким образом, в масонском контексте мы можем продолжить: «Ничего, кроме Бога, выраженного в символе».
Впрочем, говорить об этом в теории невозможно, и здесь следует отослать читателя к концепции «чистоты опыта», принципу coagula в нашем контексте.
Чистота опыта — это возможность видеть явления такими, какие они есть на самом деле и приблизится к реальности в ее истинном понимании, что как раз соответствует установкам классической европейской метафизической философии. Нисида утверждает, что чистота опыта необходима затем, что «все дальнейшее» зависит от того, как мы воспримем этот опыт. Чистый опыт, согласно его школе, подобен опыту новорожденного, то есть того, кто еще ничего не умеет и не знает, который не различает опыт субъекта и объекта. Или, в нашем случае, Ученика, который символически впервые окинул мир новым
взглядом. Говоря словами Псалтири, «Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей» (Пс. 50:12) [13].
Итак, сердце человека, который понимает свое несовершенство и просит очищения — это показатель готовности к восприятию чистого опыта в порыве самооткровения Всевышнего через явленные символы. Практика молчания — то, что удерживает Ученика в этом состоянии ритуальной чистоты.
Чем является масонство? Определить соразмерность своих возможностей необходимо перед тем, как приступить к Королевскому Искусству, ибо его практика — не догма, не религия, не философия и не общество по интересам в полной мере. Это вольная музыка Духа, сплетенная из символических нот, а не хитрость, для вещих сердец. Его символы и мудрость универсальны в том смысле, что способны объединить абсолютно разных людей в едином понимании Всевышнего, используя одинаковые инструменты для обработки грубого камня. Для растворения и соединения элемента столько раз, сколько необходимо для получения совершенного симбиоза материи и духа в судьбе каждого соискателя.
Мудрецы называют его Философским Камнем, однако, рецепт его создания в книгах найти невозможно. О нем можно вспомнить, если обратиться к «Тайным фигурам розенкрейцеров» (XVШ в.), где упоминается важное событие: «Бог создал человека, чтобы тот жил в вечной Субботе, он не должен был трудиться, но должен был дать Богу трудиться в себе, он не должен был брать сам, своими руками, но принимать дарованное милостью Божьей. Но человек забыл Субботу и возжелал трудиться самостоятельно, он восстал против Закона, чтобы удовлетворить свое желание и взять то, что не было ему позволено. Потому Господь позволил ему пасть, и так как он презрел покой, теперь он должен терпеть его отсутствие» [14]. Существует знание, которое не черпается извне. Оно взращивается в человеческом сердце, как небеса взращивают новое Солнце каждый благословенный день, в том мерцании звезды, в котором дрожат все остальные далекие звезды подобно тому, как дрожит иней в осенний вечер, над бескрайними областями, где среди шороха чайных роз
поспевает будущая жатва. Здесь сосредоточение множества волеизлияний резонируют в восторге единственной Воли, где отдельная воля перестает быть «волей» в ее обыденном понимании, где каждое усилие объединяется с другим усилием в одном устремлении всепобеждающей Истины. Это знание позволяет вдыхать любовь, словно пьянящий воздух, который горит пламенем каждого рассвета и хранит в себе стужу пустынных сумерек. Он преисполнился ароматом долгожданных весен прошлых и будущих лет.
Опыт и символ, погружение в мир внутренний и возвращение в мир внешний — вот та жизнь Вольного Каменщика, между черной и белой клеткой в ритме двух противоположных импульсов, где освобождаются его творческие силы. В безмолвном погружении концентрируется внутренняя мощь соискателя, а в положительном и честном поступке эта мощь оказывает влияние на общество и, в конце концов, историю.
Это совершенное растворение в потоках первородных сил для достижения опыта чистого опыта. Когда все внутреннее существо субъекта растворяется в естественном безмолвии, созревшие и тайные способности человека словно пронизывают каждое действие и каждый волевой порыв соискателя. Это все, что нужно понимать о формировании нового сознания. Это означает жить так, чтобы Дух сумел разбить скорлупу образа, которая заставила оцепенеть сущность пространства. Забывая «о временном», это означает — следовать, словно ветер, как реет бессмертное пламя и расстилается бесконечный свет — ясный и обнаженный, единый и могущественный в духе с безмолвием пустыни, с глубиной древнего океана и закономерным волнением стихий.
Полностью отдавшись такой работе, Каменщик существует, будучи отстраненным от ожиданий и замыслов, концентрируя все свои усилия на моменте совершенного действия здесь и сейчас, во славу Великого Архитектора Вселенной. Эта работа освобождает высшее Я человека. Страхи, привязанности и сомнения субъекта словно отходят в сторону, поскольку внутренний мир соискателя следует особой дисциплине и особой цели. Шероховатость его камня
исчезает и рушится его косность, и все существо Брата или Сестры резонирует с единым потоком Творения, становясь подходящей кладкой для общего Храма. Потому власть высшего Я, Божественная власть, пронизывает все бытие и действие. Так человек следует пути Королевского Искусства.
Какую отвагу должна иметь душа, запертая в темной камере неясных чувств, подвергнутая испытаниям материи, какую смелость она должна иметь, если желает понять, о чем здесь говорится?! Ведь далекие звезды, нанизанные на материю бесконечности — это ее взгляд, превратившийся в пламя, отраженное от небесной наледи. Оно обращается к ней в тот миг, когда ее блеклая земная тень останется в неуверенной памяти нескольких душ, затерянных в эонах и совпадениях в них, для того, чтобы однажды угаснуть навеки, истертой в жерновах времени. Впрочем, останется помнить: Солнце — полярная противоположность Сатурна, но поскольку нутро каждого из полюсов содержит собственный антипод, путь через сатурнианские знаки оказывается вернейшей дорогой к духовному светилу. Таким образом, возможность преобразовать алхимический свинец, или грубый камень, в философское золото, или философский камень, становится посильной задачей несмотря на то, что традиционно все, что связано с планетарным влиянием Сатурна, в древности понималось как путь, окутанный Ночью Души.
И чем явственнее становилась пропасть в сердце человека — пропасть, утолить которую не в состоянии не менее чем Создатель — то пусть его разум становится таким же открытым, точно бескрайнее пространство, и пусть его мимолетные измышления тоже станут подобны пропасти, вмещающей в себя сияние Бога и тот мрак, который Он сделал одесную себе. Тогда его блуждающей мысли не понадобится напряжение: ей не станет преград, куда бы она ни обратилась. Ее течению не понадобятся монументальные карьеры разделяющего интеллекта. Ее свобода прямо зависит от полости разума, вмещающей ее, она смотрит на тело и многие из чувств словно на удивительный сон, но не обрекает себя на их пустоту при внешнем свечении. Эти сны — пусть и самые забавные, наподобие встречи Елены и Фауста — сущностно смыкают посвященного с
мистерией легендарного Сфинкса, с тем, что он однажды сказал, и еще больше — с тем, о чем навсегда замолчал.
О чем замолчал отныне и мой камень. Растворяясь в этом состоянии, можно внезапно заметить, что становишься тождественнен Ему. Музыка и музыкант являются со-творцами каждой мелодии, но красота мелодии зависит от того, насколько верно инструмент настроен, впрочем, эти аллегории вам будет нетрудно понять. Духовные и душевные силы соискателя постепенно будут погружаться в Него, успокаивая тоску по Всевышнему. Этот опыт покажется для многих из нас наивысшим благом и конечной целью, однако... необходимо не столько «выйти» за пределы своего человеческого опыта в стремлении к Божественному, сколько овладеть Богом в себе. Остальное — по возможности.
Итак, любезный Каменщик! У тебя хватит силы для непредвзятого понимания. Поэтому оставь суету и позволь одному Всевышнему трудиться в тебе, ибо, согласно изречению Я. Беме, «...по внешнему человеку мы существуем в этом мире, а по внутреннему — в Боге, и потому лишь мысль разума говорит о Царствии Небесном» [15]. Таким образом, ты перейдешь от Наугольника к Циркулю в возвышенном смысле этого слова, от studio particulari ad universale. Другими словами, от ограниченной науки к универсальной для того, чтобы в Одном обрести Все. Я сказала.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Библия, Царств 3-я гл., ст. 5;
2. Библия, Екклезиаста, гл. 1, ст. 13;
3. Библия, Екклезиаста, гл. 1, ст. 2;
4. Пайк А. Притвор и Срединная Палата. Книга Ложи // пер. Кузьмишин Е. Л., М.: Ганга, 2021. С. 52-53;
5. Пайк А. Притвор и Срединная Палата. Книга Ложи // пер. Кузьмишин Е. Л., М.: Ганга, 2021. С. 91-92;
6. Торчинов Е. Буддизм: Карманный словарь // Прилож. П. В. Берснева. — СПб.: Амфора, 2002. С. 57;
7. Торчинов Е. Буддизм: Карманный словарь // Прилож. П. В. Берснева. — СПб.: Амфора, 2002. С. 112;
8. Ж.-Л. Марион. Идол и дистанция. Пять этюдов // Журнал «Символ» №59, Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2009. С. 19;
9. Ж.-Л. Марион. Идол и дистанция. Пять этюдов // Журнал «Символ» №59, Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2009. С. 8;
10. О.-М. Клеман. Истоки. Богословие Отцов Церкви // пер. Центр по изучению религий «Издательское предприятие "Путь"», Москва, 1994. Гл. II;
11. Abe M., Brüll L. Kitarö Nishida Bibliography // International Philosophical Quarterly. 1988. Vol. 28, no. 4, 373-381;
12. Л. С. Чернов. «Чистый опыт» в философии Нисиды Китаро и его значение для понимания диалога между мирами христианства и японской культуры // Журнал «ВЕСТНИК Екатеринбургской духовной семинарии» №4 (32), 2020. С. 141;
13. Библия, Псалтирь, Пс. 50, ст. 12;
14. Тайные фигуры розенкрейцеров XVI-XVII // пер. В. фон Эрцен-Глерон, К.: ИП Береза С. И., 2008;
15. Я. Беме, О тройственной жизни человека // пер. И. Фокина, СПб.: Издательский дом «Mip-ь», 2007. С. 98 (V-26)
Kosenko T.A.
SMART International Institute of Psychology, City Business School (St. Petersburg, Russia)
WHAT THE STONE WAS SILENT ABOUT.
CONCEPT OF «PURE EXPERIENCE» IN FREEMASONRY THROUGH THE PRISM OF SILENCE AS APOPHATIC FORM OF SPIRITUAL EXPERIENCE
Abstract: the paper examines the role of silence as the main concept of the Masonic method of cognition of the world through the experience of contemplating symbols. Using the synthetic philosophy of Nishida Kitaro and the teachings of the Fathers and Mentors of the Church, the author correlates the concept of «pure experience» with the approaches to the study of symbols as a spiritual practice adopted in Freemasonry, on the basis of which conclusions are drawn about the most productive view of the practice of Masonic spirituality.
Keywords: philosophy, Freemasonry, Nishido Kitaro, Kyoto School, pure experience.
