CC BY
38
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК Институт лингвистических исследований
RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES Institute for Linguistic Studies
ACTA
LINGÜISTICA PETROPOLITANA
TRANSACTIONS OF THE INSTITUTE FOR LINGUISTIC STUDIES
Vol. VII, part 1 Edited by N. N. Kazansky
St. Petersburg «Nauka» 2011
ACTA
LINGÜISTICA PETROPOLITANA
ТРУДЫ
ИНСТИТУТА ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Том VII, часть 1
Ответственный редактор Н. Н. Казанский
Санкт-Петербург,
«Наука»
2011
RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES INSTITUTE FOR LINGUISTIC STUDIES
COLLOQUIA
CLASSICA ET INDOGERMANICA
V
Studies in Classical Philology and Indo-European Languages
St. Petersburg «Nauka» 2011
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
НАУЧНЫЙ СОВЕТ РАН ПО КЛАССИЧЕСКОЙ ФИЛОЛОГИИ, СРАВНИТЕЛЬНОМУ ИЗУЧЕНИЮ ЯЗЫКОВ И ЛИТЕРАТУР
COLLOQUIA
CLASSICA ET INDOGERMANICA
V
КЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОЛОГИЯ И ИНДОЕВРОПЕЙСКОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ
Санкт-Петербург,
«Наука»
2011
УДК 80/81 ББК 81.2 А 38
COLLOQUIA CLASSICA ET INDO-GERMANICA - V / Отв. ред.
Н. А. Бондарко, Н. Н. Казанский. СПб.: Наука, 2011. - 736 с. (aCtA LINGUISTiCa PETROPOLITANA. Труды Института лингвистических исследований РАН / Отв. ред. Н. Н. Казанский. Т. VII. Ч. 1)
Утверждено к печати Институтом лингвистических исследований РАН
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ «ТРУДОВ ИНСТИТУТА ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ»: академик РАН Н. Н. Казанский (председатель), чл.-корр. РАН А. В. Бондарко, д. филол. наук, проф. Н. Б. Вахтин, д. филол. наук М. Д. Воейкова, д. филол. наук Е. В. Головко, к. филол. наук С. Ю. Дмитренко, к. филол. наук Н. М. Заика (секретарь), д. филол. наук, проф. С. А. Мызников, к. филол. наук В. А. Стегний, к. филол. наук А. П. Сытов, д. филол. наук, проф. В. С. Храковский
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ ВЫПУСКА: академик РАН Н. Н. Казанский (отв. редактор), к. филол. наук Н. А. Бондарко (отв. редактор), д. филол. наук Л. Г. Герценберг, д. филол. наук А. В. Грошева, к. филол. наук Е. Р. Крючкова, академик РАН И. М. Стеблин-Каменский,
к. филол. наук А. П. Сытов.
Издание осуществлено при финансовой поддержке рГнФ - грант № 10-04-00293a (рук. Н. Н. Казанский)
и
Президента РФ - грант № НШ-5630.2010.6 «Школа индоевропейского сравнительно-исторического языкознания» (рук. Л. Г. Герценберг, Н. Н. Казанский)
Статьи, помещенные в данный том, посвящены проблемам индоевропейского сравнительно-исторического языкознания, классической филологии, а также - лингвистическому и текстологическому изучению западноевропейских и русских средневековых рукописей. Кроме того, том включает публикации по истории отечественного языкознания.
18БК 978-5-02-038262-6 © Коллектив авторов, 2011
© ИЛИ РАН, 2011
© Редакционно-издательское оформление.
Издательство «Наука», 2011
Исследования в области
АРЕАЛЬНЫХ СВЯЗЕЙ ИНДОЕВРОПЕЙСКИХ ЯЗЫКОВ
О ЧЕМ МОГУТ СВИДЕТЕЛЬСТВОВАТЬ ГЕРМАНО-ИТАЛИЙСКИЕ ИННОВАЦИИ
Резюме. В статье приводятся дополнительные к уже известным, общие италийско-германские фонетические и морфологические изоглоссы, свидетельствующие о тесных контактах прото-италийского и прото-германского в период их формирования. Предполагается, что область древних италийско-германских контактов совпадала с реконструированной Куном на основании анализа топонимов и гидронимов областью обитания «племен северо-западного блока» на северо-западе современной Германии. В качестве возможного археологического коррелята прото-италийского может быть названа культура Зёгель-Вольде (1800-1000 до н. э.) и предшествующие ей археологические культуры.
Ключевые слова: италийско-германские фонетические и морфологические изоглоссы, топонимы, гидронимы, «племена северо-западного блока», археологические культуры, культура Зёгель-Вольде.
Представление об особых отношениях между германским и италийским традиционно.
Фейст считал, что германский является потомком близкого к латинскому исчезнувшего языка (Feist 1919: 38), Порциг предполагал существование периода германо-итало-кельтского единства (Порциг 1964)1, а Краэ полагал, что родина италийцев находилась где-то в непосредственной близости от германцев (Krahe 1954: 71). Эти предположения основывались на наличии ряда общих германоиталийских инноваций. Однако далеко не все возможные общие германо-италийские инновации учитывались до сих пор. Основное внимание уделялось обычно общим инновациям в лексике и словообразовании. Порциг, в частности, отмечает двадцать восемь германо-италийских инноваций, однако только пять из них являются фонетическими и грамматическими (изменение tt > ss, переход звонких придыхательных в щелевые, сходные рефлексы слоговых плавных, долгое ё в формах прошедшего времени, супплетивизм *bhu- *es-), только одна из этих инноваций (звонкие придыхательные > звонкие щелевые) оказывается исключительно германоиталийской (Порциг 1964).
Задачи данной статьи - проанализировать основные германоиталийские инновации и определить возможный ареал их формирования.
1 Конкурирующей точкой зрения является восходящее к Якобу Гримму предположение о первичном германо-балто-славянском языковом единстве (см., напр., Гамкрелидзе, Иванов 1984).
1. Лексические и словообразовательные инновации
Традиционно отмечают большое количество лексических соответствий в германских и в италийских языках. Эти соответствия охватывают названия частей тела, явлений природы, производственную и сельскохозяйственную лексику, в том числе земледельческую и скотоводческую. От балтийско-германских соответствий итало-германские соответствия отличаются большим числом общественно-юридических терминов (СГГЯ I, 1962 I: 85). Многие италийско-германские лексические соответствия оказываются исключительными, ср. лат. haedus, гот. gaits ‘коза’; оск. cadeis, гот. hatis; лат. iuventa, гот. junda ‘юность’; sacena < *sakesna ‘ритуальный нож’, герм. *saxsa ‘нож’; лат. annus (< atnos), гот. apn ‘год’; лат. lingua < dingua, гот. tuggo, дрвн. zunga; лат. collus, гот., дрисл., дрвн. hals; лат. turma ‘отряд, толпа’, дрангл. prymm ‘множество’; лат. sparus, дрисл. spjör, дрвн. sper ‘копье’; лат. arcus ‘лук’, гот. arhwazna, дрисл. ör, дрангл. earh ‘стрела’ и др. (см., напр., Порциг 1964: 160— 176; Polomé 1972: 59-63; Emst, Fischer 2001: 98-103).
Особо интересными представляются германо-италийские соответствия, обозначающие оружие: «нож», «лук / стрела», «копье», которые могут относиться к каменному веку. Во многих случаях корни из германо-италийских лексических параллелей есть и в других индоевропейских языках, однако только германский и италийский показывают сходное семантическое развитие этих корней, ср., напр., лат. arcus и соответствующие германские слова со значением стрела (см. выше), которые восходят к единой форме *arkwo-, имеющей греческие аркгио^, латыш. ercis ‘можжевельник’ и славянские соответствия ракита, rakita, rokyta со значением сорта деревьев из которого можно было делать лук (de Vaan 2008: 52), однако только в германских и в италийских языках этот корень стал обозначать орудие охоты (лук и стрелу). Подобным же образом корень для германо-италийского соответствия sparus ‘копье для охоты’, дрвн. sper ‘копье’ есть и в албанском ср. shparr, shperdé', (ibid.: 578), однако в албанском нет значения копья, а сохраняется, вероятно, исконное значение дерева ‘ дуб’. Значение «ствол, балка» сохраняется и в древних германских языках, ср. дрисл. spari; sparri, дрвн. sparro ‘балка на крыше, столб’. Только в германском и италийском этот корень развил значение «копье».
Важной германо-италийской параллелью является слово для обозначения бронзы, ср. лат. aes (род. пад. aeris) ‘медь, бронза’ <
*ayos, и соответствующее прилагательное, ср. лат. aenus, aerätus, умбр. ahesnes дат. мн. (< *aies-no) ‘бронзовый’, ср., дрисл. eir ‘бронза’, гот. aiz, дрангл. är, ár ‘медь, бронза’, дрсакс., дрвн. er, и прилагательные дрангл. áren, дрвн., дрсакс. érin ‘бронзовый, из бронзы’ (ср. совр. нем. ehern). Корень считается индоевропейским,
поскольку его находят в древнеиндийском (ср. áyas-) и авестийском (ayah-) ‘металл’, однако, только в италийском и германском это слово означает бронзу.
Ряд общих инноваций обнаруживается между германским и оско-умбрской группой италийских языков, ср., напр., отсутствующие в латыни оско-умбрские формы touto- ‘народ’, treb- ‘обитать’, uend- ‘поворачивать’ (Тронский 2001: 33), cringatro (умбрское krenkatrum, krikatru) возможно ‘пояс жреца’ и соответствующие германские формы, ср. гот. piuda, дрисл. pjód ‘народ’; гот. paurp ‘поле’, porp ‘небольшое поселение’; гот. wandjan, дрисл. venda ‘поворачивать’; hringr ‘кольцо’. Причем часть отсутствующих в латыни германо-оско-умбрских лексических параллелей встречается и в других индоевропейских языках. Оско-умбрские формы toutä-‘народ’, treb- ‘обитать’ имеют соответствия не только в германских, но и в балтийских и кельтских языках, ср. лит. tauta ‘народ’, troba ‘изба’, дрирл. -tauth ‘народ’, treb ‘местопребывание’.
Германские и италийские языки объединяет и большое количество словообразовательных инноваций (ср. суффикс *-tuti, ср. гот. gamain-dups ‘общность’, лат^гУ^ род. пад. virtutis ‘доблесть’; суффикс *-jo в композитах ср. гот. at-apni ‘год’, лат. bi-ennium ‘два года’; суффикс *-no у числительных (см., лат. bn < *dwisno-, дрисл. tvennar < *twizna-), суффикс *-né у наречий со значением «откуда» (ср. лат. super-ne ‘сверху’, inferne ‘снизу’, гот. utana ‘снаружи’, innana ‘изнутри’ и соответствующие древнеисландские формы), наречный суффикс *-tro- (ср. лат. exträ, гот. hvapro), суффикс *-Vn для образования особого типа nomina agentis (ср. лат. dominus, гот. piudans), суффикс *uo для образования названий цветов, cp. дрвн., дрсакс. gelo, gelu, лат. helvus < *g'hel-uo-s (ср. СГГЯ 1962 I, Порциг 1964; Ernst, Fischer 2001). Есть и сходного типа префиксаци, ср. гот. ga-mains, арх. лат. comoine ‘общий’ и сходное образование отрицания, ср. арх. лат. noenum < *ne-oniom, дрвн. nein < *ne-aina-)2.
2 Традиционно указывают на две исключительные германо-венетские инновации, ср., венетское mego ‘меня’, соответствующие образования в германских языках, ср. гот., др.исл. mik (<*meka), и общее местоимение тождества *selbo- ‘сам’, (ср. венет. sselb- , дрвн. selb, гот. silba) (Krahe 1956: 17-18). Однако поскольку модель типа ik - mik возможна и в хеттском (ср., uk - ammuk) (СГГЯ I, 1962: 48) единственной эксклюзивной германо-венетской параллелью оказывается только сходный суффикс - lb-при образовании местоимения тождества от индоевропейского местоименной основы *s(v)e-.
2. Фонологические и морфологические инновации
2.1. Германо-италийские инновации характерные и для ряда других индоевропейских языков
1. Если исходить из традиционного представления об исконности индоевропейского противопоставления перфекта и аориста3, имевших видовое различие, то германский, италийский и кельтский объединяет совпадение этих форм в одной форме, основное значение которой стало не видовым, а временным (Мейе 1952: 91). Похожие процессы проходили и в албанском, и в балтийском.
2. В тех языках, где произошло совпадение форм перфекта и аориста, огласовка аориста с долгим ё стала характерна для всех или некоторых форм перфекта или претерита. Традиционно количественный аблаут е - ё, с долговокалической формой прошедшего времени отмечалась как германо-италийская изоглосса (ср. гот. qёmum, лат. vёnimus) (ср., напр., Порциг 1964) и была упомянута А. В. Десницкой как германо-албанская изоглосса: герм. e - ё, алб. e(ei) - o (Десницкая 1965: 39). Однако это чередование было характерно и для балтийских языков, лит. beria - béré (berti ‘сыпать’) и для кельтских и для частично славянского, ср. слав. séde, лат. sёdT, гот. sёtum (Stang 1966: 389).
3. В греческом, хеттском и древнеиндийском глаголы действия и глаголы состояния представлены разными корнями. Именно такое состояние считается архаичным и связано с признаками раннеиндоевропейского как языка активного строя (Гамкрелидзе, Иванов 1984, 294-295). В германском, италийском, балтийском и славянском глаголы действия и глаголы состояния образованы от одного корня. Для образования глагола состояния от перфективного глагола действия использовался один и тот же прием - объединение общей глагольной основы с суффиксами ё, io (ср. напр.,*sedё-) с презенсом (ср., напр., *sedeio), ср. лат. sedeo, sedёre, дрсакс. sittiu, sittian, гот. sitjan, лит. sédzu, sédeti, стслав. sezdq, sedeti ‘сидеть’, но лат. sido, sTdere, consёdT, гот. gasitan, дрсакс. gisittian, лит. sésti sédu, стслав. sesti, sgdq ‘сесть’. Сходные образования есть и в индоиранских языках, (Schmid 1963: 66-67), но только в германском, италийском, балтийском и славянском этот суффикс имеет единый вид ё (ibid.). Германо-итало-балто-славянское морфологическое образование глаголов состояния от глаголов действия рассматривается традиционно как общая инновация (Schmid 1963: 101; Порциг 1964: 140). Возможно следы суффикса ё есть и в древнеирландском (Schmid 1963: 98, 101). Особо тесные связи можно усмотреть здесь между германским и италийским, где глаголы
3
Во второй половине ХХ века стало, однако, распространяться мнение, что в прото-индоевропейском не было противопоставления аориста и перфекта и что такое состояния является греко-индоарийской инновацией.
состояния с суффиксами ё, io представлены в одних и тех же глаголах, отсутствующих в других индоевропейских языках, ср., лат. гасёгв, гот. pahan, дрисл. pegja ‘молчать’ (Порциг 1964: 161).
4. Германский, италийский и кельтский объединяет генерализация начального (корневого) ударения. Для германского этот признак всегда рассматривался как один из основных. Однако сходное изменение реконструируют и для италийского, и для кельтского. Предположение о сдвиге индоевропейского подвижного ударения на первый слог в протоиталийском обосновывается синкопой и апокопой, которая сильнее всего проявилась в оско-умбрских языках (см., напр., Benediktsson 1960: 281; de Vaan 2008: 9-10). Несмотря на то, что это предположение разделялось далеко не всеми (см., напр., Тронский 2001: 64-71) представление о том, что «именно действие начальной интенсивности привело к коренным изменениям в латинском языке» (Казанский, Солопов 2001, 494) в последнее время является преобладающим. Если верно предположение Турнайзена (Thurneysen 1883-1885: 313), которое разделяется современными кельтологами (Schmidt 1991: 146-147) о том, что подвижное индоевропейское ударение сменилось в протокельтском начальным ударением, то эта черта является германо-итало-кельтской инновацией.
Начальное ударение есть и в части балтийских языков, прежде всего в латышском, где эта особенность характерна для всех диалектов, и для части литовских диалектов, прежде всего для северных и северо-западных (Гринавецкис 1964: 3). Считается, что в
балтийских языках сдвиг ударения произошел сравнительно поздно, в латышском около X века н. э., а в литовском еще позднее (в XIII веке н. э.) (ibid. 4). Традиционно оттяжка ударения на первый слог в латышском рассматривается как результат влияния одного (лив-ского) или нескольких финно-угорских языков (литературу см.: Гринавецкис 1970: 7-8).
5. В древних германских языках многим индоевропейским простым согласным или сочетаниям согласных соответствуют геминаты kkpp tt ll rr nn mm и т. д. (дрисл. falla, дрвн. fallan ‘падать’, лит. puolu (1. sg.). Считается, что эта геминация связана с экспрессивным или звукосимволическим удлинением согласных, с ассимиляцией сочетаний согласных и с морфологическими факторами (Kuryfowicz 1957: 144).
В италийских языках также отмечают наличие многочисленных случаев удлинения в словах с экспрессивной и звукоподражательной семантикой, см., напр., лат. bucca, nassus, gibba, gallus, hannio, и ассимилятивного удлинения согласных: panna < patna, arripio < adripio, stella < sterla, torreo < torseo, collum < colsos, ср. гот. hals (Тронский 2001: 115, 122-128). Отмечается и появление долгого согласного по так называемому правилу littera, когда сочетание долгого гласного с кратким согласным заменялось изохро-
ническим сочетанием краткого гласного и долгого согласного (ср., напр., cëla > cella - de Vaan 2008).
Появляются геминаты и в кельтских языках. Курилович отмечает сходство моделей морфонологической геминации в германских и кельтских языках (Kuryfowicz 1957). В некоторых случаях геминация видна и в лексических параллелях (см., напр., дрисл. bann, дрангл. gebann, ирл. bann ‘запрет’, но ср. дринд. bhánati).
Судя по обозначению, долгие согласные были и в древнепрусском, ср., напр., формы типа gillin ‘глубокий’, dabber ‘еще’, billît ‘сказать’, buttan ‘дом’, massi ‘может’ (Endzelin 1944: 27). Можно было бы предположить, что двойное написание согласных обозначало в древнепрусском только краткость предшествующего гласного, однако долгие согласные есть и в латышском, где глухие согласные имеют долгую реализацию в положении между ударным и безударным гласным (Грабис 1966). В германском, кельтском и италийском долгота согласных была фонологически релевантна, в древнепрусском и в латышском нет.
6. Характерное для германских и балтийских изменение / а/ > /о/ (ср., напр., лат. mäter, дрисл. mööir, лит. motèris) находит частичное соответствие в оско-умбрском. В отличие от балтийского и германского, где оно имеет общий характер, в оско-умбрском это изменение затронуло только конец слова: touto < *toutä (Devoto 1936: 539). Изменение /а/ > /о/, однако, несомненная типологическая фреквен-талия (ср. подобные изменения в истории английского языка и континентальных скандинавских языков).
7. Одной из германо-итало-кельтских глагольных инноваций считается объединение в единую парадигму двух корней со значением ‘быть’ (*bhu-, *es- ) (см., напр., Порциг 1964; Ernst, Fischer 2001). Супплетивизм затрагивает в латинском тодько формы пре-зенс - перфект (см. лат. est -fuit), подобно супплетивизму в балтийском (esmi - buvau) и славянском (ср. стсл. есмь - быхъ), в германских же языках подобный супплетивизм касается только форм настоящего времени, причем он ограничивается только западногерманскими языками (ср. совр. нем. ich bin, er ist). Ни в скандинавских языках, ни в готском его нет. Фактически его не было и в древнеанглийском, где глагол béon в презенсе имел полную парадигму. Все германские языки объединяет супплетивизм только при образовании претерита, где появляется индоевропейский по происхождению, но использующийся только в германских языках в форме претерита корень *ues- .
8. В. А. Дыбо установил, что краткому гласному перед простым согласным в корне в италийском, кельтском и германском соответствует долгий гласный в других индоевропейских языках, ср. лат. vir (viri), ирл. fer, гот. wair, дрисл. verr, дрвн., дрсакс., дрангл. wer <
*uiros, но дринд. víráh, лит. vyras ‘муж’ (Дыбо 1961: 9, примеры на с. 24-26). Сокращение долгот началось в кельто-италийской области
и распространилось на германский (ibid.: 24). Если выводы Дыбо о связи сокращения долгот в германском, италийском и кельтском справедливы, то это изменение должно было происходить до германо-итало-кельтского сдвига ударения на корень ( см. выше), но после «распущения» слогообразующих сонорных (см. ниже).
9. Индоевропейским t/d + t на стыке морфем соответствуют в германском, италийском и кельтском ss, ср. лат. sessus от sedere, дрисл. sess ‘сиденье’, но sitja ‘сидеть’. Возможно изменению t + t > ss предшествовала фаза диссимиляции t + t > st, которая засвидетельствована в иранском, греческом, балтийском и славянском (ср. стсл. плести < *plet-tïf. Ряд примеров показывает возможность изменения t + t > st и в италийском, германском и кельтском (ср. лат. caestus m. ‘ремень кулачного бойца’ и caedo ‘бить’ или гот. witan знать waist), которые, однако, считаются нерегулярными и объясняются разного рода аналогиями или зависимостью от количества слогов в исходной форме (Hill 2003: 78, 216, 247-248, 312). Однако и в этом случае наблюдаются сходные явления в германском и италийском, причем в этимологически родственных словах (ibid.: 248).
10. Рефлексы слоговых плавных представлены как сочетание гласных заднего ряда (о или u) перед соответствующими плавными (т. е. ul, ol; ur, or) в германском и италийском (ср., напр., рун. вин. ед. horna, лат. cornu, дринд. çrn-ga ‘рог’ < и. е. *krn- ; гот. wulfs <
*vJpo-, ср. лат. volpes ‘лиса’). В редких случаях такая огласовка встречается в балтийском и славянском (Schmalstieg 1959: 16). В старославянском часто рефлексом слогового сонанта является так называемое сверхкраткое /и/ после согласного (ср. гот. гот. wulla, стсл. влъна).
11. В ряде слов индоевропейскому лабиовелярному в германском соответствует не регулярное германское hw (ср. дрангл. hweowol < и.е. *kwekwl- ), а германское /f/ (см., напр., гот. fidwor, дрисл. fjorir, дрангл. fëower, дрвн. fior ‘четыре’, ср. лат. quattor, лит. keturi ‘четыре’), что предполагает изменение kv > p (> f) в германском ( *fedwor < *petuor < *kvetuor). Изменение kv > p характерно для оского и умбрского (ср. лат. quattor, оск.pettiur ‘четыре’), а также для галльского и бриттского, где р соответствует гэльскому и кельтиберскому kv (ср. ирл. œthir, брит. pedwar). Возможно следы этого изменения есть и в латыни, где формы с kv, ср. лат. aqua ‘вода’ (но оское aapam вин. ед.), могут сочетаться с формами, где реконструируется губной смычный, ср amnis (< *abnis) ‘течение, река’ (см. ниже). Изменение kv > p является италийско-кельто-гер-манской инновацией, которая характерна не для всех италийских и
4 Традиционно считается, что 55 развилось из ts, которое в свою очередь развилось из tst, которое могло быть источником и ts > 55 и st (Порциг 1964: 117).
кельтских языков, а только для окско-умбрских и галльско-брит-тских языков, и которая непоследовательно представлена в германских языках.
12. Одним из традиционно отмечаемых германизмов является дентальный претерит.
Однако суффикс, соответствующий германскому дентальному претериту, мы находим и в оско-умбрских и в кельтских языках. В оском, вольском, марруцинианском и пэлигнианском самая частотная форма перфекта образуется с суффиксом -tt-, -t- (Untermann 2002: 490), хотя традиционно выделяют и другие суффиксы, в частности -f-. Перфекта на -tt- нет в умбрском, но и здесь один из суффиксов перфекта -f-. Традиционно считается, что оско-умбрское -f- также как и латинское -bä- восходят к корню со значением ‘быть’ (*bheu^-) (Тронский 2001: 258). Однако, поскольку индоевропейское *dh регулярно отражается в оско-умбрком как f (Untermann 2002: 489), предполагают возможность появления перфекта на -f- из *-dh- (Ходорковская 1979) или двоякий источник перфекта на -f-, одним из которых было *-dh- , а другим *-bhu- (Olzscha 1963: 299). Ходорковская реконструирует исходные оско-умбрские дентальные суффиксы *-t-, *-dh- и позднейшее изменение *dh > f в оско-умбр-ском и *dh > b в латинском (Ходорковская 1979, 116). Существует несомненный материальный, структурный и семантический параллелизм между германским слабым претеритом и дентальным перфектом на -tt- и реконструированным дентальном перфектом на *-dh- в италийских языках (Ходорковская 1979: 109, 116).
Есть претерит на -1 (ср. формы типа -biurt) и в кельтских языках, который сопоставляют с германским дентальным претеритом (см., напр., Schmidt 1978: 22). Вагнер считал, что обе эти формы, также как и форма славянского корневого аориста восходят к индоевропейскому суффиксу отглагольных прилагательных и причастий *-to (Wagner 1960). Сравнивая германский слабый претерит с кельтским претеритом на *t и старославянским аористом на *t, Воткинс отмечал их общий источник (причастие на *-to) и cходный путь развития, но считал такое сходство не свидетельством былой языковой общности, а результатом параллельного развития (Watkins 1962: 3940). Действительно нельзя исключить параллельного развития во всех четырех группах языков (германский, италийский, кельтский, славянский) или параллельного развития только в двух группах (в разном сочетании). Однако нельзя исключать и контактную или историческую общность особенно в отношении германского, италийского и кельтского.
1 Л т-1 v> v> v>
13. 1ерманский и италийский показывают сходную модель при образовании форм прошедшего времени, где этимологические сходные глаголы одинаковым образом (с одинаковой ступенью долготы) образуют форму перфекта в италийском и форму претерита в германском, ср. лат. fundo ‘лить’ - füdï , дрисл. gjúta - gaut; лат.
linquo ‘оставлять’ - lïqï, дрвн. lïhan ‘давать взаймы’ - lëh ; лат. scabo ‘скрести’ - scäbi, skafa - sköf, таким образом, что можно реконструировать для них единую форму прошедшего времени (* ghoud-; *loiqu-, *skäbo-). Такой способ образования формы прошедшего времени считается исключительной германо-италийской инновацией (Ernst, Fischer 2001: 99), однако сходное явление можно наблюдать и в балтийском ареале. Германской ступени удлинения и нулевой ступени соответствуют cхожие формы в литовском, cм. напр., наст. вр. 3 лицо. karia - прош. время korè (karti ‘вешать’), geria - gèrè (gerti ‘пить’), и германские чередования типа гот. инф. faran ‘ехать’ - прош. время for; greipan ‘хватать’ - gripum прош. вр. 1 л. мн. ч., гот. bairan - bar - berum ‘нести’ (Schmid 1992: 208).
2.2. Исключительные германо-италийские инновации
14. Спирантизация звонких придыхательных считается общей германо-италийской инновацией (Пизани 1966: 9; Goblirsch 2005: 69). Порциг отмечает даже возможность «какой-то исторической связи» между германским и италийским передвижением звонких придыхательных ( Порциг 1964: 110). Такое изменение происходило только в начале слова в латинском, но было характерно и для начала и для середины слова в оско-умбрском, ср. напр., оск. mefiai, лат. mediae; оск. tiefei, умбр. tefe, лат. tibi (Solta 1974: 19-20), т. е. именно в оско-умбрском мы наблюдаем наиболее полное соответствие германскому, где звонкие щелевые из звонких придыхательных реконструируются и для начала и для середины слова (de Vaan 2008: 7). Однако, если справедливо предположение о первичном изменении звонких придыхательных в звонкие щелевые в середине слова и в латыни (ibid.), то изменение звонких придыхательных в середине слова оказывается общеиталийским. Появление щелевых из звонких придыхательных в греческом, прошедших здесь стадию глухих придыхательных и произошедшее в греческом позже, чем соответствующее изменение в италийском и германском, показывает, однако, большую типологическую вероятность такого изменения5.
15. В германском и оско-умбрском происходит сходного типа диссимиляции kt > /t, pt > ft, ср. гот. raihts ‘правильный, прямой’, др.-исл. reht, (<*rehtaz), умбр. rehte, оск. recte; оск. skriftas, лат. scriptae (Solta 1974: 19). Возможно, таким был первый этап последней фазы германского передвижения согласных (p t k > f ^ %)
16. Ив германском, и в оско-умбрских языках в качестве показателя инфинитива было обобщено окончание аккузатива. В
5 Существует предположение и о том, что звонкие придыхательные стали вначале глухими придыхательными, а затем спирантизовались, как позднее в греческом, см. Тронский 2001: 30. Если верна эта гипотеза, то германско-италийская параллель оказывается неполной.
протоиндоевропейском инфинитива, вероятно, не было. Он появился в отдельных индоевропейских языках в результате переосмысления отглагольных существительных, причем в разных языках в качестве формы инфинитива закрепились формы разных падежей (ср. формы дательного падежа основ на -i в балто-славянском, местного падежа существительных с основой на -s в латинском (re < ri < *si). В германском инфинитив выступает с огласовкой пре-зенса и с суффиксом -n-, который интерпретируется как исконный показатель аккузатива существительных с основой на *о > а (*-от > -an). Параллельное германскому развитие мы находим в оско-умбрском. Умбрский суффикс инфинитива -от и оский суффикс инфинива -um считаются застывшими формами винительного падежа основ на -о (Тронский 2001: 261) . Генерализация форм
v> ф
аккузатива существительных с основой основ на *о как показателя инфинитива оказывается исключительной оско-умбрско-германской инновацией.
Таким образом, мы установили шестнадцать германо-италийских фонологических и морфологических инноваций, три из которых являются исключительно германо-италийскими, восемь германо-итало-кельтскими и остальные кроме италийских, германских и кельтских характерны для балтийского и (или) славянского. Встает вопрос о природе этих общих инноваций. Являются ли они следствием параллельного развития, или результатом контакта (распространение признака в период существования предполагаемого языкового единства также может являться следствием контакта). В некоторых случаях параллельное разновременное развитие очевидно. Так генерализация ударения на первом слоге и появление долгих согласных в части балтийских языков относятся к гораздо более позднему времени, чем сходные явления в италийском, германском и кельтском. По-видимому, труднее всего доказать контактную природу типологически частотных инноваций (таких, например, как изменение / а/ > /о/) или инноваций, свидетельствующих о совпадении структур (ср., напр., совпадение аориста и перфекта) или структурную инновацию типа появление супплетивизма форм глагола со значением «быть». Те инновации, которые либо фонологически редки, либо имеют не только общность структур, но и общность формантов (ср., напр., изменение /t/ + /t/ > /ss/ на стыках морфем, новое окончание прошедшего времени t/d или общее окончание инфинитива) свидетельствуют, скорее всего, о контактах. Традиционно считалось, что общие инновации морфологических формантов свидетельствуют не о контактах, а о языковом единстве. Однако современные исследования подтвердили мысль Шухардта о
6 Возможно следы инфинитива на -um сохранились и в латинском языке (Тронский 2001: 311).
том, что языковое смешение не знает никаких ограничении (Шухардт 1950 (1884): 177), см., напр., многочисленные примеры заимствования словоизменительных формантов у Гардани (Gardani 2008). Кроме того, распространение признака даже в области предполагаемого языкового единства всегда предполагает контакт. Следует также учитывать, что, поскольку названия типа германский, кельтский или италийский по отношению к доисторическому периоду являются лингвистической реконструкцией, предполагающей противопоставление определенных лингвистических признаков, а не противопоставление языков как показателей этноса, то установить различие в типе распространения инновации в случае гипотетического языкового единства, являющегося показателем существования этноса, или при гипотетическом отсутствии единого этноса не представляется возможным.
Следует отметить особое отношение оско-умбрского к германскому. Наряду с другими общими германо-италийскими инновациями оско-умбрский имеет две исключительных оско-умбрско-гер-манских параллели - генерализацию аккузатива при формировании инфинитива и диссимиляцию kt > xt, pt > ft, и одна италийско-германская параллель, спирантизация bh dh gh, является полной только в отношении оско-умбрского, поскольку только в оско-умбрском и германском она характерна и для середины слова. Одна оско-умбр-ско-германская инновация (дентальный претерит в германском и дентальный перфект в оско-умбрском) есть и в кельтском, а одна характерна только для части кельского ареала (kw > p > (f)) и охватывает только часть словарного состава в германском. Кроме того, есть одна оско-умбрско-германская инновация, характерная также для балтийского (/й/ > /о/), хотя это изменение типологически частотно. Таким образом, можно насчитать шесть полных или частичных германо-оско-умбрских инноваций.
Даже если мы откажемся от типологически частотных и чисто структурных инноваций, очевидно традиционно отмечаемое особое отношение германского и италийского, а внутри италийского особое положение занимает оско-умбрский. Исключительные фонологические и морфологические инновации кроме италийского германский имеет только с балтийским, что свидетельствует о том, что в период формирования германских изоглосс германский контактировал и с италийским и с балтийским.
3. Время и место германо-италийского контакта
Судя по семантике лексических соответствий, которые затрагивают не только общественно-юридическую терминологию, но и земледельческую и скотоводческую лексику, германский был соседом италийского еще до бронзового века, ср. особенно италийско-германские эксклюзивные лексические соответствия, восходящие к каменному веку (ср. лат. sparus, sparum ‘копье для охоты’, arcus
‘лук’, герм. *speru- ‘копье’, *arhwö- ‘стрела’). О существовании германо-италийского контакта в раннем бронзовом веке (т. е. в начале II тыс. до н. э.) свидетельствует общее германо-италийское название бронзы, см. выше. Поскольку бронзовый век в области археологической культуры «Северного круга», начался позже (около 1800 г. до н. э.), чем у носителей культуры их юго-западных соседей ( в северной Германии и Скандинавии не было собственных месторождений меди и олова), можно предположить, что общность обозначения бронзы в германском и италийском объясняется заимствованием этого слова ( или, возможно, значения) из италийского в германский.
Поскольку в исторический период италийцы и германцы оказываются далеко друг от друга, а лингвистические данные свидетельствуют об их былом тесном контакте, встает естественный вопрос, где и когда имел место этот контакт. Традиционно считается, что « специфические языковые черты, характеризующие италийскую ветвь, создались раньше, чем носители языков этой ветви поселились в Италии» (Тронский 2001: 28), и что италийский язык проник на Аппенинский полуостров с севера, из района среднего течения Дуная (Hecken 1955: 26; Martinet 1996-1997: 307). Причем первая волна италийцев, уже знакомых с бронзой, появилась здесь в начале второго тысячелетия до н. э. и принесла культуру террамаре, а вторая около конца второго тысячелетия в начале железного века принесла культуру вилланова (Ковалев 1986: 41-42; Heuss 1998: 12). В соответствии с гипотезой тождества этноса и культуры носителей культуры террамаре связывали с латино-фалисским, а носителей культуры вилланова с оско-умбрским языками (Heuss 1998: 2). Хотя гипотеза о северном происхождении культур террамаре и вилланова разделяется далеко не всеми, есть все же веские археологические доводы в пользу их миграционной природы. В начальной фазе поздней бронзы 1300-1200 гг. до н. э. отмечают увеличение населения в северной Италии, увеличение размеров поселений, появление трупосожжения вместо прежнего трупоположения и появление урновых полей, соответствующих урновым полям центральной Европы (Primas 2008: 28). Причем эти признаки распространяются в Италии с севера на юг (Сornell 1995: 32-33). В начале железного века (900 г. до н. э.) на севере Италии мы видим еще одно резкое изменение археологической культуры с появлением домашних урн (культура вилланова) (ibid.: 33-34). Таким образом, археологические данные допускают существование двух волн ита-лизации Аппенинского полуострова. Именно так считал и И. М. Тронский, основываясь на археологических изысканиях Модестова: «...языки италийской ветви проникли в Италию не как единое целое, а, по меньшей мере, двумя волнами, отделенными одна от другой значительным промежутком времени. За этот промежуток времени накопились те различия, которые отделяют
латинский язык от оско-умбрской группы в целом» (Тронский 2001: 38). Поскольку германский имеет больше общих черт с оско-умбрским, чем с латино-фалисским, естественно предположение о том, что прото-оско-умбрский дольше был соседом германского, чем латино-фалисский, т. е. первыми италийцами в Италии были люди говорящие на латино-фалисских языках (1300 г. до н. э.), а предки осков и умбров пришли в Италию позднее (900 г. до н. э.).
1—' v> v> v> -|—г
Іде же германский и италийский оказались соседями. Предположение о германо-италийских контактах в районе предполагаемой италийской прародины на Дунае (ср., напр., Hecken 1955: 27; Euler, Badenheuer 2009: 24) мало вероятно, поскольку во время своего формирования германский контактировал не только с италийским, но и с балтийским, причем общих германо-балтийских инноваций7 оказывается даже больше, чем германо-италийских. А балтийские топонимы к западу от Вислы показывают, что во время формирования протогерманского балтийский язык был распространен на юго-западном побережье Балтийского моря, доходя почти до устья Эльбы (см. рис.). Остается предположить, что тот язык, который мы называем италийским, был распространен не только на среднем Дунае и возможно в Саксонии и Тюрингии, но и на севере
V> 1—' /—1 v> v>
центральной Европы. С лингвистической точки зрения италийская прародина должна была находиться между кельтской и германской, поскольку больше всего общих инноваций у италийского с германским и кельтским8, а германская прародина между
/"* V> V> V> V> 1—г v>
балтийской и италийской. Причем у германского и италийского есть исключительные общие грамматические и фонологические инновации, а исключительные германо-кельтские инновации ограничивается словарным запасом, что свидетельствует о том, что кельто-германский контакт был более поздним и менее тесным, чем
7 К германо-балтийским инновациям, отличным от германо-италийских, относятся окончание дательного падежа множественного числа, инструментального падежа единственного числа и, возможно, родительного падежа ед. числа существительных, местоименное склонение прилагательных, образование сравнительной степени прилагательных, образование двух типов прилагательных (сильных и слабых в германском и простых и местоименных в балтийском), аблаутные чередования сильных глаголов и ряд фонологических инноваций. Часть из этих германо-балтийских инноваций есть и в славянском, однако существует и ряд исключительных германо-балтийских инноваций (аблаут в прошедшем времени, инструментальный падеж существительных, сравнительная степень прилагательных).
8 К исключительным итало-кельтским инновациям относятся, в частности, генитив на -і, конъюнктив на -а, суперлатив на *-ismo и множество лексических инноваций. О том, что кельтский не был непосредственным соседом германского в период формирования общегерманских инноваций свидетельствует отсутствие германо-кельтских фонологических и морфологических эксклюзивных инноваций. Такие инновации у германского есть только с италийским и балтийским.
итало-германский контакт. Расположение италийского между германским и кельтским предполагает его распространение на северо-востоке центральной Европы. Если сопоставить эти данные с более длительными оско-умбрско-германскими контактами и с двумя волнами итализации Италии, то не исключено, что италийцы пришли в Италию двумя волнами с места их северной прародины на северо-западе центральной Европы, хотя конкретный их путь остается неясным (возможно он пролегал через области, прилегающие к среднему течению Дуная).
Предположение о северной прародине италийцев подтверждается основанной на анализе топонимов гипотезе Куна о существовании племен так называемого северо-западного блока, которые по его мнению в железном веке обитали в областях между Эмзом и Эльбой (КиЪп 1962; 1963; 1970; Birkhan 1970; Laur 2004). К признакам языка племен «северо-западного блока» Кун относит сохранение и.е. p и частичное сохранение и.е. t, суффикс -st (Alista, Ateste, Segesta), часто встречающийся в топонимах к югу от Альп, суффиксы -k, -andr в топонимах и - apa (без перебоя в Olpe, Ennepe и т. п. и с перебоем в Honnef, Horloff, Walluff и т.п.) в гидронимах, корни с venet- и belg- в собственных именах и отдельных словах (Kuhn 1963; 1970). В области «племен северо-западного блока» отмечают топонимы и гидронимы, сохраняющие доперебойные согласные и топонимы с перебоем, и смешанные топонимы, одна из частей которых интерпретируется как германскиая, а другая как догерманская, т. е. относящаяся к языку «племен северо-западного блока» (Laur 2004). К такого типа гидронимам относится в частности составные топонимы со считающейся догерманской формой -apa, первая часть которых является германской, ср. Ascapha (без перебоя) с германским *aska ‘ясень’, Brunafa (с перебоем) с германским *brün- ‘коричневый’, Halappe с германским * halluz ‘скала’ (ibid.: 209). Форма -apa соответствует либо оско-умбрской форме с р, которое соответствует латинскому kv (ср. лат. quattor, оск. pettiur ‘четыре’) либо галльскому и бриттскому р, которое соответствует гэльскому и кельтиберскому kv (ср. ирл. cethir, брит. pedwar) (Schwarz 1956: 26). В оском засвидетельствованы формы aapam (вин. ед.), aapas (род. мн.) ‘вода’ < протоитал. *äpä- (de Vaan 2008: 19). Можно предположить, что подобная форма была и в латинском, где реконструируют форму с губным смычным * aba, ср. лат. amnis ‘река’ (Laur 2004: 211), наряду с обычным для латинского kv (aqua). Хотя возможно звонкость реконструируемого b объясняется соседством с последующим n (*ap-nis > *abnis > amnis). Таким образом, формы типа Ascapha могут свидетельствовать либо о германо-оско-умбрском, либо о германо-галльском контакте в северо-западной части современной Германии. Форма -apa в этой области соответствует частичному германскому изменению kv > p, характерному и для оско-умбрского и галло-бриттского.
Кун высказал предположение, что «племена северо-западного блока» могли быть италийцами (Kuhn 1963: 567; 1962: 127). Гипотеза Куна о существовании особой группы «племен северо-западного блока» была подвергнута критике сразу после ее появления (ср. библиографию в его убедительных ответах своим оппонентам Kuhn 1965: 19) и продолжает критиковаться до сих пор (см., напр., Emst, Fischer 2001; ), однако, несмотря на то, что отдельные пункты его доказательств продолжают оставаться дискуссионными, в частности вопрос об этнической принадлежности племен «северозападного блока», само существование особой группы племен между германцами и кельтами признается теперь даже критиками Куна (см., напр., Meid 1986). В своих более поздних работах Кун не настаивал на исключительной идентификации племен северо-западного блока с италийцами, считая их последней группой индоевропейцев, от которой около 1200 до н. э. отдифференцировались и ушли на юг иллирийцы, италийцы и венеты (см., напр. Kuhn 1978: 24). Однако в таком случае датировка этих «последних индоевропейцев» оказывается гораздо старше, чем конец первого тысячелетия до н. э., как Кун считал раньше (Kuhn 1962), ср. ниже предполагаемую связь племен северо-западного блока с культурой Харп-штедт-Ниенбург (ibid.). Несмотря на то, что еще многое предстоит сделать для языковой атрибуции топонимов «северо-западного блока», есть очевидные соответствия с топонимами Италии (Kuhn 1978). Возможно отмечаемые Куном чередования /и b в начале слова в сходных корнях в топонимах (Kuhn 1977: 332) отражают как италийское изменение звонких придыхательных в глухие щелевые (bh > (ß) > f), так и германское их изменение в звонкие щелевые (bh > ß > b), т. е. топонимы с /// являются италийскими (ср./ilg-) , а с /Ь/ германскими (ср. belg-).
Сопоставление общих германо-италийских инноваций с топонимическими данными Куна позволяет предположить, что именно на северо-западе центральной Европы была область контактов германского и италийского. Археология не противоречит этим выводам. Она показывает отличие культуры «племен северо-западного блока» в железном веке (культура Харпштедт-Ниенбург 700-100 гг. до н. э.), и от более северной культуры в низовьях Эльбы, которую считают германской и от более южной культуры на среднем Рейне, которая ассоциируется с предками кельтов (Hachmann 1962: 36-38; Kossack 1962: 103)9. Однако отличие археологических культур в этих областях было характерно и для бронзового века, ср., культуру Зёгель-Вольде (1800-1000 гг. до н. э.), распространенную на нижнем Рейне, на севере земли Северный Рейн-Вестфалия, в Нижней Саксонии и в Шлезвиг-Гольштинии (Probst 1996), и для более раннего времени, ср. поздненеолитическую культуру колоколо-
9 См. Kuhn 1962 карты N 13, 14, 15, 16; Birkhan 1970 карты N 6, 7, 8, 9.
видных кубков (2800-1900 до н. э.), северные области распространения которой находились между Рейном и Эльбой.
Принимая во внимание количество и возраст италийско-германских инноваций и предположение археологов о связи культуры колоколовидных кубков с более поздней культурой Зёгель-Вольде и даже о возможности миграции носителей культуры колоколовидных кубков на север (Keiling 1999: 15), можно подумать, что, по крайней мере, одним из языков этой культуры был прото-италийский. Вполне вероятно, что и культура бронзового века Зёгель-Вольде также имела италийский языковой компонент. Эта культура была исторически связана не только с культурой колоколовидных кубков, но и с распространенной на юго-востоке центральной Европы
v> v> v> v> т т v> /—Ч
унетицкой культурой, граничащей с ней в Нижней Саксонии и распространенной до Нижней Австрии и областей к северу от Дуная. Многие артефакты культуры Зёгель-Вольде, ср., напр., знаменитый наряд так называемой принцессы из Фаллингбостеля, соответствуют артефактам культуры, распространенной в районах нижней Австрии и Венгрии (Probst 1996: 86-88). Напомним также и сходство археологических культур в долинах рек По, Дуная, Эьбы и Рейна в центральной Европе в бронзовом веке (Primas 2008).
Причем возможно, что в самых северных областях распространения культуры Зёгель-Вольде в Шлезвиге, Гольштинии и Нижней Саксонии говорили и на германском языке, а на юго-западе области распространения культуры « Северного круга» в частности в области распространения культуры Штаде (между Везером и Эльбой), которую относят к культуре «северного круга» probst 1996: 196) могли говорить и на италийском языке. Именно эти контактные области и могли быть центрами германо-италийских контактов.
1—' v> v>
Германо-италийская зона контакта охватывала не только самый северо-запад Германии, но и северо-фризские острова, где название острова Амрум, возможно сохраняющего племенное название амбронов, может указывать на связь с умбрами. Вопрос об этнической принадлежности амбронов, бывших западными соседями кимвров и тевтонов на Северофризских островах и на северо-западе Ютландии неясен. Их считают и германцами, и кельтами, и герма-низованными кельтами. Однако не исключено, что свое племенное название амброны сохранили с того времени, когда северо-запад центральной Европы занимали италийцы (племена северо-западного блока по Куну). Название Ambrones мы находим и у лигуров. Плутарх сообщает, что в битве у Аквы Секстии (102 г. до н. э.), в которой амброны были союзниками тевтонов, а лигуры союзниками Рима, лигуры повторяли боевой клич амбронов Ambrones, форма, которая могла восходить к форме * Ombr-, реконструируемой и для
этнонима умбры (Schwarz 1956: 26). Шварц отмечает многочисленные топонимы с Ämbr- в Лигурии (ibid.)10.
4. Выводы
Большое количество общих германо-италийских лексических, словообразовательных, фонетических и грамматических инноваций (в особенности ряд исключительных германо-италийских инноваций) свидетельствуют о тесном контакте этих языков в период формирования общегерманского и общеиталийского состояний. Этот контакт имел место на северо-западе центральной Европы в областях от нижнего течения Рейна до Нижней Саксонии и югозападного Шлезвига, начиная с позднего неолита, и продолжался в бронзовом веке и возможно в начале железного века. Он, однако, был прерван в начале первого тысячелетия до н. э., когда место италийского в этой области заняли кельтский и германский.
Большее количество общих инноваций у германских и оско-умбрских языков по сравнению с германским и латино-фалисскими языками может свидетельствовать о более длительном сохранении германо-оско-умбрского контакта, что соответствует и данным археологии, говорящих о двух волнах заселения Италии (культура террамаре - 1300 г., культура вилланова - 900г. до н. э.). Эти данные могут свидетельствовать о том, что отправной точкой движения италийцев на юг была северо-западная часть центральной Европы.
Вполне вероятно, что италийский языковой компонент был присущ археологической культуре бронзового века Зёгель-Вольде (1800-1000 до н. э.), а возможно и более ранним и чуть более поздним археологическим культурам на этой территории. Топонимы и гидронимы этой области отличаются, как показал Кун, и от более северных германских и более южных кельтских топонимов и гидронимов и проявляют ряд италийских черт. Судя по сравнению итало-кельтских и итало-германских инноваций, можно предположить, что италийский в момент своего формирования находился между кельтским и германским, а гипотеза Куна и археологические исследования локализуют область италийского и его контакта с
10 Этот же корень встречается и в именах кельтских (или германских) вождей (см., напр., Амбиорикс, имя вождя эбуронов (имя вождя выглядит кельтским, а название племени - германским ср. дрвн. euur, дра. eofor, дрисл. jöfurr < *eburaz ‘вепрь’, ср. также гидроним Ambra (Emmer) и собственное имя Ambricho на которые обращал внимание еще Цейс (Zeuss 1837: 147). Если имя амбронов действительно этимологически было связано с умбрами, это вовсе не должно означать, что амброны конца второго века до н.э. должны были говорить на италийском языке. Однако это может означать, что говорящие по-германски амброны получили свое название от занимавших раннее их территорию италийцев, точно также как говорящие по-италийски венеты передали свое название славянским венедам.
кельтским и германским на северо-западе центральной Европы в областях от Рейна до Шлезвига.
Кельтские топонимы (Kuhn 1962, 1963, 1970; Birkhan 1970)
Топонимы племен «Северо-западного блока» (италийские?) (Kuhn 1962, 1963, 1970; Birkhan 1970; Laur 2004)
Балтийские топонимы (Топоров, 1966, 1982; Schall 1962, 1964, 1966; Rimantiene 1992)
Культура «Северного круга» 1800-800 гг. до н. э.
Культура Зёгель-Вольде 1800-1000 гг. до н. э.
Культура Штаде 1300-1000 гг. до н. э.
Лужицкая культура 1300-1000 гг. до н. э.
Померанская культура 750-450 гг. до н. э.
i'ii
Литература
Гамкрелидзе, Иванов 1984 - Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейские языки и индоевропейцы. Т. 1. Тбилиси.
Грабис 1966 - Грабис Р. Латышский язык // Языки народов СССР. М. C. 466-499.
Гринавецкис 1964 - Гринавецкис В. Историческое развитие ударений и интонаций в жимайтийских говорах литовского языка (в сравнении с латышским) // Славянская и балтийская акцентология. М. C. 3-17.
Гринавецкис 1970 - Гринавецкис В. История фонетики жемайтийских говоров. Вильнюс.
Десницкая 1965 - Десницкая А. В. Древние германо-албанские языковые связи в свете проблем индоевропейской ареальной лингвистики // ВЯ № 6. C. 24-43.
Дыбо 1961 - Дыбо В. А. Сокращение долгот в кельто-италийских языках и его значение для балто-славянской и индоевропейской акцентологии // Вопросы славянского языкознания. Вып. 5. М. C. 9-34.
Казанский, Солопов 2001 - Казанский Н. Н., Солопов А. И. Изучение исторической грамматики латинского языка на современном этапе // И. М. Тронский. Историческая грамматика латинского языка. Общеиндоевропейское языковое состояние (вопросы реконструкции). М. C. 489-525.
Ковалев 1986 - Ковалев С. И. История Рима. Л.
Мейе 1952 - Мейе А. Основные особенности германской группы языков. М.; Л.
Порциг 1964 - Порциг В. Членение индоевропейской языковой области. М.
СГГЯ I, 1962 - Сравнительная грамматика германских языков. (ред. М. М. Гухман, В. М. Жирмунский, Э. А. Макаев, В. Н. Ярцева). T. 1 Германские языки и вопросы индоевропейской ареальной лингвистики. М.
Топоров 1966 - Топоров В. Н. К вопросу о топонимических соответствиях на балтийских территориях к западу от Вислы // Baltistica 1. C. 103-
111.
Топоров 1983 - Топоров В. Н. Новые работы о следах пребывания пруссов к западу от Вислы // Балто-славянские исследования 1982. C. 263-272.
Тронский 2001 - Тронский И. М. Историческая грамматика латинского языка. Общеиндоевропейское языковое состояние (вопросы реконструкции). М.
Ходорковская 1979 - Ходорковская Б. Б. Италийский дентальный претерит и проблема латинского имперфекта // ВЯ. № 3. С. 106-118.
Шухардт 1950 - Шухардт Г. К вопросу о языковом смешении (1884) // Избранные статьи по языкознанию. М. C. 174-184.
Benediktsson 1960 - Benediktsson Hreinn. The vowel syncope in Oscan-Umbrian // Norsk tidsskrift for sprogvidenskap. Bd. 19. 157-295.
Birkhan 1970 - Birkhan H. Germanen und Kelten bis zum Anfang der Römerzeit. Der Aussagewert von Wörtern und Sachen für die frühesten keltisch-germanischen Kulturbeziehungen. Wien.
Cornell 1995 - Cornell T. J. The beginnings of Rome. Italy and Rome from the Bronze Age to the Punic wars (1000-264 BC). London; New York.
Devoto 1936 - Devoto. Germanisch-Lateinisch und Germanisch-Oskisch-Umbrisch // Germanen und Indogermanen. Bd. 2. Heidelberg. S. 533-547.
Endzelin 1944 - Endzelin J. Altpreußische Grammatik. Riga.
Ernst, Fischer 2001 - Ernst P., Fischer G. Die germanischen Sprachen im Kreis des Indogermanischen. Wien.
Euler 1997 - Euler W. Die Beziehungen zwischen der italischen, germanischen und baltischen Sprachgruppen // Res Balticae N 3. S. 103-118.
Euler, Badenheuer 2009 - Euler W., Badenheuer K. Sprache und Herkunft der Germanen. Hamburg; London.
Feist 1919 - Feist S. Indogermanen und Germanen. Halle. 2. Auflage.
Gardani 2008 - Gardani F. Borrowing of inflectional morphemes in language contact. Frankfuhrt am Main et al.
Goblirsch 2005 - Goblirsch K. G. Lautverschiebungen in den germanischen Sprachen. Heidelberg.
Hachmann 1962 - Hachmann R. Germanen und Kelten am Rhein in der Zeit um Christi Geburt // Völker zwischen Germanen und Kelten. Hrsg. R. Hachmann, G. Kossak, H. Kuhn. Neumünster. S. 9-68.
Hencken 1955 - Hencken H. Indo-European languages and archaeology. (American Anthropologist v 57 N 6, part 3. Memoir N 84).
Heuss 1998 - Heuss A. Römische Geschichte. 6. Aufl. Paderborn et al.
Hill 2003 - Hill E. Untersuchungen zum inneren Sandhi des Indogermanischen. Der Zusammenstoß von Dentalplosiven im Indioiranischen, Germanischen, Italischen und Keltischen. Bremen.
Keiling 1999 - Keiling H. Die Bronzezeit - ein goldenes Zeitalter? Eine Einführung in die Bronzezeit Norddeutschlands. In: W. Budesheim, H. Keiling (Hrsg.) Zur Bronzezeit in Norddeutschland. Neumünster. S. 11-38.
Kossak 1962 - Kossak G. Archäologisches zur frühgermanischen Besiedlung zwischen Main und Nordsee // Völker zwischen Germanen und Kelten. Hrsg. R. Hachmann, G. Kossak, H. Kuhn. Neumünster. S. 69-104.
Krahe 1954 - Krahe H. Sprache und Vorzeit. Heidelberg.
Krahe 1956 - Krahe H. Germanische Sprachwissenschaft. Einleitung und Lautlehre. Berlin.
Kuhn 1962 - Kuhn H. Das Zeugnis der Namen // Völker zwischen Germanen und Kelten. Hrsg. R. Hachmann, G. Kossak, H. Kuhn. Neumünster. S. 105-128
Kuhn 1963 - Kuhn H. Grenzen vor- und frühgeschichtlicher Ortsnamentypen. Wiesbaden. (Abhandlungen der geistes- und sozialwissenschaftlichen Klasse. Jg. 1963, N 4).
Kuhn - Kuhn H. Apa zwischen Aller und Elbe // Zeitschrift für deutsches Altertum und deutsche Literatur. Bd. 44 N 3. S. 214-225.
Kuhn 1970 - Kuhn H. Fremder t-Anlaut im Germanischen // Gedenkschrift W. Foerste. Köln-Wien. S. 34-52.
Kuhn 1977 - Kuhn H. Kracht es im Nordwestblock? Zur Kritik an meiner Namenforschung // Zeitschrift für deutsches Altertum und deutsche Literatur. Bd. 106. S. 321-346.
Kuhn 1978 - Kuhn H. Das letzte Indogermanisch. Wiesbaden.
Kurylowicz 1957 - Kurylowicz J. Morphological gemination in Keltic and Germanic // Studies presented to Joshua Whatmough on his sixtieth birthday. Ed. T. Pulgram. S’ gravenhage. P. 131-144.
Laur 2004 - Laur W. Die Herkunft des Germanischen im Spiegel der Orts- und Gewässernamen // Namenwelten. Hrsgg. Von Astrid von Nahl et al. Berlin, New York. S. 201-212.
Lehmann 2005-2007 - Lehmann W. P. A Grammar of Proto-Germanic. (Ed. J. Slocum). Austin. online-version (utexas.edu/cola/centers/lrc/books/ pgmcE.html).
Martinet 1996-1997 - Martinet A. Archéologie et linguistique indo-européennes // Actes XXe Colloque international de Linguistique fonctionnelle. Louvain-La-Neuve. P. 303-310.
Meid 1986 - Meid W. Hans Kuhns „Nordwestblock“-Hypothese. Zur Problematik der „Völker zwischen Germanen und Kelten“ // Germanenprobleme in heutiger Sicht (Hrg. H. Beck) Berlin; New York. P. 183-212.
Olzscha 1963 - Olzscha K. Das f-Perfectum im Oskisch-Umbrischen // Glotta Bd. 41 N 3-4. S. 290-299.
Polomé 1972 - Polomé E. C. Germanic and the other Indo-European languages // Toward a grammar of Proto-Germanic. Ed. F. van Coetsem, H. L. Hufner. Tübingen. P. 43-69.
Primas 2008 - Primas M. Bronzezeit zwischen Elbe und Po: Strukturwandel in Zentraleuropa 2200 - 800 v. Chr. Bonn.
Probst 1996 - Probst E. Deutschland in der Bronzezeit. Berlin.
Schall 1962 - Schall H. Baltische Sprachreste zwischen Elbe und Weichsel. In: Forschungen und Fortschritte. Bd. 36, N 2. S. 56-61.
Schall 1964 - Schall H. Baltische Dialekte im Namengut Nordwestslawiens // Zeitschrift für Sprachforschung indogermanischer Sprachen. Bd. 78, N 1/2.
S. 123-170.
Schall 1966 - Schall H. Baltische Gewässernamen im Flußsystem „obere Havel“ // Baltistica 2. S. 7-42.
Schmid 1963 - Schmid W. P. Studien zum baltischen und indogermanischen Verbum. Wiesbaden.
Schmid 1992 - Schmid W. Die Stellung des Baltischen im Kreise der indogermanischen Sprachen // Indogermanisch, Schlawisch, Baltisch. Materialien des vom 21.-22- September 1989 in Jena in Zusammenarbeit mit der Indogermanischen Gesellschaft durchgeführten Kolloquiums. Hrsg. von B. Barschel, M. Kozianke, K. Weber. München. S. 201-222.
Schmidt 1978 - Schmidt G. Das keltische und das germanische t-Praeteritum // Zeitschrift für celtische Philologie. Bd. 36. S. 13-22.
Schmidt 1991 - Schmidt K. H. The Celts and the ethnogenesis of the Germanic people // Historische Sprachforschung. Bd. 104. N 1. S. 129-152.
Schwarz 1956 - Schwarz E. Germanische Stammeskunde. Heidelberg.
Solta 1974 - Solta G. R. Zur Stellung der lateinischen Sprache. Wien.
Thurneisen 1883-1885 - Thurneisen R. Irische Miscellen // Revué Celtique 6.
S. 91-109, 371-372.
Untermann 2002 - Untermann J. Das Perfect der Sekundärverben im Oskisch-Umbrischen // Novalis Indogermanica. Festschrift für Günter Neumann zum 80. Geburtstag. Hrsg. M. Fritz, S. Zeilfelder. Graz. S. 489-496.
de Vaan 2008 - Vaan de M. Etymological dictionary of Latin and the other Italic languages. Leiden; Boston.
Wagner 1960 - Wagner H. Keltisches t-Praeteritum, slavischer Wurzelaorist und germanisches schwaches Praeteritum // Zeitschrift für keltische Philologie. Bd. 28 N 1/2. S. 1-18.
Watkins 1962 - Watkins C. The origin of the t-preterite. Addendum: Transitive and intransitive in the Celtic preterite passive, Slavic root aorist and Germanic weak preterite // Ériu. Vol. 19. P. 25-46.
Zeuss 1837 - Zeuss K. Die Deutschen und die Nachbarstämme. München.
Summary. Kuzmenko Yu. K. Implications of common Germanic-Italic innovations.
A great number of Germano-Italic innovations in vocabulary, word formation, phonology and morphology (in particular, exclusive innovations) indicate close language contacts that took place in the period of the formation of Proto-Germanic and Proto-Italic languages (2000-1000 BC). In this article, both traditionally established, and new common Italic-Germanic innovations are analysed. The common Italic-Celtic and Italic-Germanic exclusive innovations show that Proto-Italic must be placed between Proto-Germanic and Proto-Celtic. The precise geographical spreading of Proto-Italic can be reconstructed according to Kuhn’s hypothesis about the so-called “tribes of the north-western block”, which were spread across a territory between the Celtic and Germanic peoples in the north-western part of modern Germany (between the rivers Ems and Elbe). The greater number of Germanic-Oscan-Umbian innovations compared with the Latino-Faliscan innovations shows that the ancestors of the Oskans and Umbrians had a longer period of contact with the ancestors of the Germanic people. If one compares these facts with the two archaeologically established waves of Italic invasion in Italy, one can propose that the first wave consisted of Latino-Faliscan (1300 BC) and the second wave, of Oscan-Umbrian people (900 BC).
Archaeological findings do not contradict the assumption about the formation of Italic innovations on the territory of modern northwestern Germany and about the existence of Italo-Germanic and Italo-Celtic contact zones on the northern and southern borders of the proposed Proto-Italic homeland. They indicate the existence of archaeological cultures which differ both from the cultures which were traditionally connected with the ancestors of the Germanic peoples and from the Celtic cultures. The archaeological correspondence to the region where Proto-Italic was being formed shows that this could be the culture of Sögel-Wohlde (1800-1000 BC) and other preceding archaeological cultures of the area.
