CC BY
38
Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6, 2005, вып. 4
В Н. Томалинцев (ф-т социологии)
НОВЫЕ ЗАДАЧИ СОВРЕМЕННОЙ ЭТИКИ И ИХ ЭКСТРЕМАЛЬНОЕ СОДЕРЖАНИЕ
С грустью приходится признавать, что в современном российском обществе этика, с античности именуемая практической философией, как и другая, близкая ей мировоззренческая дисциплина - эстетика, вытеснены на периферию общественного сознания. Произошло это в силу различных причин. Прежде всего, в результате давления, которое сегодня активно оказывается на традиционную культуру и национальное самосознание процессами глобализации, социально-экономических преобразований, сопровождающихся размыванием нравственных ориентиров, серьезной деформацией и частичным демонтажем существующей иерархии ценностей. К этому следует добавить бурное развитие новых областей научного знания, таких как культурология, синергетика, акмеология и др., в короткие сроки завоевавших популярность и вобравших в себя многие аспекты этической и эстетической проблематики.
О состоянии современной этической мысли свидетельствует и тот факт, что ныне на место привычных понятий культурного и нравственного содержания приходят новые идеологические клише. Так, все меньше приходится слышать о терпимости, уважительности и доброжелательности, но в большей - о толерантности. Почти не слышно о вежливости, тактичности, деликатности, но много говорится о политкорректное™. На место таких нравственных категорий, как «миролюбие», «любознательность», «пытливость», «лояльность», пришло понятие мультикулыурализма и т.д. Сегодня стали нормой откровенно экстремистские тенденции в деятельности определенной части средств массовой информации (печатных органов, телевизионных каналов, радиостанций), связанные с тематикой, содержанием и подачей материалов, стилистикой языка, рекламной продукцией. «Культурная революция», которая проводится с помощью современных массмедиа, постоянно подвергает испытанию такие необходимые нравственные качества человека, какими являются доброта, отзывчивость, умеренность, скромность, а взамен насаждаются бесцеремонность, бессовестность, бесстыдство. Усиленно отстаиваются психология потребления и гедонистические настроения.
Кризис, охвативший все сферы современной массовой культуры, не мог не коснуться культуры нравственной. В этот переломный период культурного развития новые коллизии и противоречия испытывает как теологическая этика, идущая от религиозного обоснования морали, так и светская, включающая в себя натуралистические тенденции, признающая естественно-детерминированный характер морального поведения. Первая - в складывающихся обстоятельствах ищет опору в фундаментализме, вторая - в крайностях либерализма, в нравственно-правовом релятивизме. В свою очередь, попустительство в сфере морали, этическая, нравственная апатия способствуют расширению и углублению системного общественного кризиса. Повсеместное распространение посредственности,
© В.Н. Томалинцев, 2005
серости, шаблонности на фоне призывов к мастерству, компетентности, напряжению духовных сил и реформированию общества усиливают социальные контрасты и противоречия современности. Не случайно в последние годы своей жизни один из крупнейших русских поэтов XX в. - И. Бродский возвращался к мысли об «этически мертвом обществе».
Новый этап общественного развития ставит в центр научных исследований проблему творческой активности человека, выяснение внутренних механизмов и стимулов, воздействующих на процесс неуклонного усложнения человеческой деятельности. Вместе с тем приходится отмечать известную «стертость», шаблонность подходов к изучению творчества в различных видах и сферах деятельности. Кажется, что здесь уже невозможно получить нового знания, хотя изученность не означает глубокого проникновения в сущность явления, которое по-прежнему остается тайной, загадкой, спонтанным всплеском неведомых сил. То же самое можно сказать и о проблеме идеала, где произнесенные многократно заклинания или чрезмерная социологизация лишь компрометировали это понятие, но не приводили к его прояснению. Более того, отмечено отторжение от идеала, которое явилось следствием идеологизации и догматизации общественного сознания, возникших на основе крайних тоталитарных и либеральных структур.
Между тем, вступив в новое тысячелетие, мы наблюдаем усиление инновационной, экстремальной составляющей в жизни социума и личности. И этот аспект приобретает все большую актуальность и значимость. Исследования в области синергетики, в частности последние разработки социальной синергетики, позволили по-новому взглянуть на многие фундаментальные вопросы науки и философии, в том числе и в сфере человеко-знания, включая проблемы нравственного идеала и морального выбора. Однако некоторые положения синергетического подхода требуют дальнейшей проработки, уточнения объемов используемых понятий. Способствовать этому может обращение к практическим наработкам и теоретическим обобщениям, сделанным в рамках как общей, так и вновь нарождающейся социальной экстремологии. Социальная экстремология рассматривает весь спектр экстремальных проявлений, воздействующих на ход социально-нрав-ственных процессов. Через анализ экстремальных принципов и методов, категорий максимума и минимума, понятий наибольшего и наименьшего исследуются законы, механизмы формирования и распространения в общественном сознании идеологии полярных форм человеческой активности - творчества и экстремизма. Осуществляются поиск и определение факторов, как ведущих за пределы устойчивости социальной системы, так и обеспечивающих условия оптимального ее существования.
Современной этике приходится решать старые проблемы - находить пути к сохранению нравственного, социального здоровья личности и социума, однако делать это она вынуждена в принципиально иных, новых условиях, в обстановке постоянного усложнения, экстремизации человеческого существования. Современный человек часто чувствует себя разбитым, усталым, не испытывая серьезных физических нагрузок. Это - нравственная усталость, моральное напряжение, за которым может последовать полное моральное опустошение. Нравственная культура, научная этика учат сохранять нравственную энергию, нравственные силы в самых трудных, чрезвычайных обстоятельствах, в том числе и в условиях постоянного психологического напряжения, стрессов, нервных срывов или надломов. В этом отношении многие нравственные нормы и моральные принципы встают в один ряд с экстремальными принципами как принципами оптимизации и эффективности. Не случайно нравственные решения в отличие от правовых не требуют долгих процедур, а наиболее важные этические воззрения формулируются предельно кратко
в форме заповеди, морального (категорического) императива, максимы. Вспомним одну из библейских заповедей, которая получила название «золотое правило»: «Во всем, как хотите, чтобы другие поступали с вами, поступайте и вы с ними»1.
Обращение к динамике развития нравственных норм, к процессуальным аспектам существования морального сознания подводит к необходимости рассмотрения экстремальных законов, принципов и методов в сфере научной этики. В синергетике предельное состояние по отношению к порядку обозначается как «простой аттрактор» (от лат. attraction - притяжение, привлечение), а предельное состояние по отношению к хаосу - как «странный аттрактор». На языке общей, естественно-научной экстремологии это можно выразить как стремление к экстремуму, пределу, абсолюту. Социальная экстремология предлагает свой эквивалент категорий экстремальности - понятие «изощренность» (от ст. сл. «острите», «заострять»), ясно выражающее специфику философско-методологического и психологического анализа экстремальных законов, принципов и соответствующих моделей в социогуманитарной сфере, и прежде всего в этике и общем человекознании.
Категория изощренности способствует более глубокому проникновению в суть вновь возникающих этических проблем, поскольку помогает разобраться в целом комплексе явлений, скрытых за понятиями «экстремум», «экстремальность», «экстремизм», «оптимум», которые при современном ритме жизни выходят на передний план и становятся все более злободневными. Понятия «острота», «изощренность» помогают избегать трюизмов и вводит в мир богатых ассоциаций, отражающих действительное бытие культуры. В методологическом отношении важным моментом является адекватность понятия «острота», «изощренность» духовной культуре. Осуществляемый анализ, таким образом, свободен от трудностей, которые неизбежны, когда понятийный аппарат переносится из чужеродных сфере духа областей знания, не исключая понятий общей, естественно-научной экстремологии.
Социальная экстремология выявляет три формы изощренности: прогрессивную (творческую, созидательную), регрессивную (деструктивную, разрушительную) и одно-плоскостную (нейтральную), а также два ее вида - углубительную (или углубляющую) и расширительную (или расширяющую). Внутренняя структура феномена изощренности позволяет вскрыть дискретные компоненты процесса развития, и в этом случае дополнительный смысл получают такие устремления человека, как виртуозность, педантичность, доскональность, шлифовка результата, т.е. движение к пределу возможного, включая поиск решения нравственных и эстетических проблем, как внутри (углубительная изощренность), так и за границами старых парадигм (расширительная изощренность). Это позволяет выявить кульминационные и пограничные точки любого процесса, фиксируя не только приращение нового, но и смену общего направления в развитии, будь то научное открытие, произведение искусства или спортивный результат2.
Потребность в изощренности характерна для человека как проявление тяги к экстремальному существованию, стремления к оптимуму, неудовлетворенности достигнутым, беспокойства духа. Это и есть внутренний побудительный стимул развития творческого (а значит, во многом нравственного) процесса, реализации в нем идеала как преодоления трудностей и препятствий, выдвижения все новых и новых целей. Таким образом, подлинные оригинальность, уникальность, новаторство являются результатом возвышения духа. Подобное разграничение основных форм и видов феномена изощренности соответствует разграничению направлений и форм эволюционного процесса в современной теории макроэволюции, в частности в учении о морфофизиологическом прогрессе Северцо-
ва-Шмальгаузена. И в этом отношении социальная экстремология в своих выводах не отстает от современной эволюционной теории.
Понятие «изощренность» выступает подлинным экстремумом в области духовного развития. По мнению О.С. Разумовского, «понятие экстремума, будучи абстракцией большей степени общности (абстракцией над абстракцией), чем многообразные, простейшие понятия математики, механики, оптики, а также физики и других наук, позволяет выявить некоторые закономерности, связи, отношения объектов самой разной природы, которые при простом эмпирическом подходе ускользают из поля зрения»3. Понятие изощренности, также являясь категорией высшей степени абстракции, выражающей качество качеств, открывает новые возможности в области метаэтических исследований, о чем свидетельствует операционально-ценностный, а не нравственно-оценочный его смысл. Вместе с тем данная категория не уходит от задач нормативной этики, поскольку как только речь заходит о прогрессивной, творческой форме изощренности (в отличие от регрессивной или амбизалентной стихийной), так сразу эта категория теряет нейтральный, операциональный характер и приобретает нравственно-оценочное значение. Иначе говоря, нравственно-оценочный смысл изощренность сохраняет в своих конкретных проявлениях, когда возникает дифференцированный подход к ее стихийной и творческой реализации. Только конкретные проявления остроты, выступающие как абсолютный (конечный) или относительный (переходный) результат, обнаруживают оценочные моменты в развитии с позиций добра и зла, выявляют аксиологические функции самого процесса. Так, A.C. Пушкин в произведении «Восстание Пугачева» русские бунты назвал «всеми утончениями злобы», в то время как А. Блок писал об «утончении мечты». Этот факт свидетельствует об универсальном, всеобъемлющем, всеохватном характере этого понятия. С этой точки зрения категории «острота», «изощренность» становятся весьма полезными научной этике, например, фиксируя направленность на внутреннее исчерпание своего объекта, понятие изощренности может стать термином стиля в широком смысле. В этом значении оно сближается с понятием виртуозности и оказывается актуальным для разработки проблем художественной и стилевой завершенности или незавершенности, неоконченности, открытости и закрытости системы, выстраивания иерархии вкуса.
Таким образом, предлагаемый подход помогает преодолеть узость зашедшего в тупик чисто лингвистического метода, присущего современной метаэтике. Здесь мета-этический этап исследования (семантический анализ) не является самоцелью, а служит выработке нового инструмента для дальнейшего содержательного анализа в области нормативной этики, с позиций значения экстремальных законов и принципов и соответствующих им методов.
Среди свидетельств глубокой укорененности в культуре и нравственности присущих изощренности как основному принципу человеческой жизнедеятельности моментов предельности, утонченности, кульминации, отточенности развития важное место принадлежит этическим и эстетическим учениям прошлого и современности, раскрывающим диалектические аспекты проблем творчества, личности, идеалов, нравственного воспитания. Однако наибольший резонанс своим выводам социальная экстремология находит в идейном наследии барокко. В рамках данного течения художественно-этической мысли были предвосхищены многие характерные черты изощренности: изобретательность, новаторство, воображение, остроумие, и именно это направление в развитии европейской культуры отличается географической широтой и стойкой способностью к обновлению.
Важно отметить, что первые подступы к осмыслению принципа изощренности относятся ко времени, когда началась работа над формулированием экстремальных принци-
пов в естествознании, у истоков которой стояли Н. Кузанский и Дж. Бруно. Теоретики и практики европейского барокко ХУ1-ХУШ вв. (Дж. Мариино, Э. Тезауро, Л. Перегрини, Гонгора и др.) и, прежде всего, испанский эстетик и моралист Б. Грасиан впервые поставили принцип изощренности во главу угла теории творчества и теории личности, которые, однако, как и теория барокко, в целом остались не завершенными. Сегодня этот принцип выступает общесистемным экстремальным принципом в области человекознания, вокруг которого строится вся система социальной экстремологии. Новый подход во многом снимает проблему линейного и нелинейного развития, точек бифуркации, поскольку указывает на дискретность движения в сторону обострения разной интенсивности. И с этой точки зрения вопрос стоит лишь о степени обострения отдельных импульсов развития, где точки бифуркации, революционные скачки есть только предельная (или крайняя) степень обострения. Здесь развитие идет путем обнажения сущности (стержня) явления, подобно тому, как обнажается грифель в хорошо отточенном карандаше. В этом состоит онтологическое, гносеологическое и аксиологическое значение новой методологии, которая противостоит антинормативизму, отчетливо заметному в современной этике.
В контексте анализа современной культуры, осуществленного с позиций социальной экстремологии, обнаруживается весьма тревожный симптом кризиса: изощренность, которая как структурный элемент идеалов и творчества должна была бы служить лишь формальным средством их формирования, в новейших условиях превращается в цель, в содержательный критерий творческого развития, активного действия. Преобладание антигуманистических начал, разрыв с классическими традициями и формами, разрушение целостного человеческого образа, утрата индивидуальности и омассовление - все это приводит к подмене творчества изощренностью в ее простейших стихийных, а подчас и разрушительных формах, т.е. к творческой немощи и бессилию. Не меньшую опасность для творческого поведения и свободы личности представляет формализм в этике. Если предельные стремления к самоосуществлению не опираются на социально-нравственные императивы и не сопровождаются чувством меры, то не следует возлагать какие-либо надежды на развитие и совершенствование человека. В условиях автономии изощренности от нравственного начала самовыражение оборачивается узостью кругозора, крайним эгоизмом и безответственностью. Как результат возникают поиски эпатажных, скандальных форм деятельности, спекулирующих на формально-экстремальных и даже экстремистских проявлениях.
Учет экстремальных факторов развития, определяющих существование современного человека, позволяет по-новому взглянуть на привычный предмет исследования в общем человекознании и в этике, развернув его иной, неизвестной еще гранью. В новых условиях нужно со всем вниманием рассматривать взятые в динамике качественные изменения, происходящие в человеческой деятельности и ее параметрах. Например, проблема наркомании, строго говоря, связана не с употреблением наркотиков (нередко применение наркотических средств оказывается оправданным в медицинских целях), а со злоупотреблением ими. Наркомания во многом психологическая, психофизиологическая проблема, характеризующаяся механизмом привыкания, притупления степени восприятия, в результате чего возникает необходимость постоянного повышения (возгонки) в дозировании наркотического зелья, с последующим переходом от препаратов естественного происхождения (конопля, гашиш, марихуана) к синтетическим наркотикам.
Особенно опасно, когда сходные психологические механизмы включаются и искусственно насаждаются в процессе десакрализации искусства, банализации порока. В рамках современной сексуальной революции с помощью вездесущих массмедиа (печа-
ти, телевидения, Интернета и даже мобильных видеотелефонов) осуществляется эротизация массовой и молодежной культур, что ведет к коллизиям не только в нравственной и эстетической сферах, но и в демографической, отрицательно влияя на репродуктивность населения. Пресыщение пороком ведет не к отказу от него, а к освоению новых «культурных» (более изощренных) его слоев. Например, «мягкая» или «легкая» эротика переходит в так называемую «жесткую», а та, в свою очередь, смыкается с порнографией, и затем все идет как бы по спирали, по новому кругу. Подобные негативные процессы, развиваясь искусственно, по нарастающей, рано или поздно переходят границы нормы. Они создают для организма режим перегрузки, перенапряжения, что ведет к дезоптими-зации его функций. Оптимальные же состояния предстают как «нечто среднее между границами меры, когда свойства, характеристики объекта рассмотрения нарастают от минимума к их полному выражению, а затем убывают и исчезают на другой границе меры. Здесь оптимум - отображение нормы данного качества»4.
Хорошо известно, что оптимизация может быть реализована только в условиях ограничений. Отсюда издавна культура опиралась на ограничения и запреты, такие как табу, канон, церемония, ритуал и т.д. К нравственно-эстетическим регуляторам можно отнести чувство стиля, высокий вкус, основанием для которых служат тонкое ощущение меры, знание классической формы, уважение общественных идеалов. «Оптимизацию, - отмечает О.С. Разумовский, - в общем смысле следует рассматривать как особое развитие различного рода управляемых систем, которое связано с ограничением многообразия возможностей, их стягиванием (курсив наш. - В. Т.), редукцией к чему-то единому, целесообразному (к оптимуму) при данной совокупности причин и условий»5. Естественно, если речь заходит о социальном, общественном здоровье, то здесь нужны не грубые полицейские запреты и ограничения, лобовая, фронтальная цензура, а тонкий механизм самоконтроля, самоограничения нравственного, художественного, психологического толка, действующий в рамках саморегуляции личности и общества. Особая актуальность метода общей и социальной экстремологии, его универсальность и общенаучная значимость стали очевидными после событий, имевших место 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке, захвата московского театра на Дубровке и террористической атаки на школу в Беслане 1 сентября 2004 г. На фоне этих событий всем стало ясно, что зло, облачившись в современные одежды экстремизма и терроризма, также эволюционирует. И если ему не противостоять, оно будет приобретать все более дерзкий характер.
Сегодня, как никогда, очевидной становится взаимосвязь экстремальных факторов развития, способствующих возникновению сетевой и виртуальной экономики, глобальной корпоративной этики, вырастающей из доктрины «золотого миллиарда», с ускорением научно-технического прогресса, нарастанием инновационных процессов в целом. В складывающихся условиях необходимо помнить, что «понятия границы меры, т.е. наибольшего и наименьшего в ней в рамках качественно-количественного единства, совпадает с такими категориями, как "скачок" и "отрицание", что понятие "граница меры" в диалектике мыслится как особый пункт, как узловая точка в цепи развития. К тому же в этой точке обостряются (курсив наш. — В.Т.) и выявляются многочисленные противоречия самих объектов, а также противоречия познания»6.
В XXI в. для решения многочисленных морально-нравственных вопросов, со всей остротой вставших перед человечеством, и прежде всего в области освоения космического пространства, в сфере научных разработок (генная инженерия, клонирование, работа по созданию искусственного разума), в медицинской деонтологии (экстремальная медицина, трансплантация органов, эвтаназия и многое другое), необходимо создание новой
этики технотронной цивилизации, которая на основе накопленного опыта развивала бы специальные разделы, посвященные экстремальным принципам и факторам, воздействующим на моральное сознание, взаимодействию человека и техносферы, поиску путей реальной оптимизации всего процесса развития жизнедеятельности человека.
1 Словарь по этике / Под ред. И.С. Кона М., 1981. С. 93.
2 Подробнее см.: Томалинцев В.Н. Человек на рубеже тысячелетий; Парадоксы духовного развития: Опыт исследования феномена изощренности в культуре и творчестве. СПб., 1999.
3 Разумовский О.С. Экстремальные закономерности: Категории наибольшего и наименьшего. Новосибирск, 1988. С. 31.
4 Разумовский О.С. Закономерности оптимизации в науке и практике. Новосибирск, 1990. С. 30
5 Там же. С. 71.
6 Разумовский О.С. Экстремальные закономерности. С. 43.
Статья поступила в редакцию 29 июня 2005 г.
