CC BY
131
УГОЛОВНОЕ ПРАВО И ПРОЦЕСС
УДК: 343
ББК: 67.408
Артюшина О. В.
НОВЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ ЖИЗНИ: ПРОБЛЕМЫ КРИМИНАЛИЗАЦИИ И ДЕКРИМИНАЛИЗАЦИИ
Artyushina O.V.
NEW CRIMES AGAINST LIFE: PROBLEMS OF CRIMINALIZATION AND DECRIMINALIZATION
Ключевые слова: убийство, содействие в совершении самоубийства, призывы к самоубийству, доведение до самоубийства, эвтаназия, мотив сострадания, степень общественной опасности, формы вины, правоприменение.
Keywords: murder, assistance in committing suicide, calls for suicide, bringing to suicide, euthanasia, motive of compassion, degree of public danger, forms of guilt, law enforcement.
Аннотация: актуальность заявленных в статье проблем обусловлена изменениями уголовного закона в сфере охраны жизни человека и появившейся в связи с этим необходимостью развития и дополнения имеющихся научных знаний, восполнения соответствующих пробелов уголовно-правовой науки.
Цель статьи заключается в выработке решений по дискуссионным вопросам избыточности установления запрета в ч. 2 ст. 110.1 и ст. 110.2 УК РФ, наличия частичной декриминализации в связи с обновлением редакции ст. 110 УК РФ и определению связанных с ними подходов к квалификации преступлений.
В статье анализируются необходимость криминализации содействия в совершении самоубийства по мотивам, лишенным низменного содержания, и организации деятельности, осуществляемой путем призывов к совершению самоубийства, а также вопрос о декриминализации неосторожного доведения до самоубийства.
Методологической основой исследования послужили основополагающие законы и категории материалистической диалектики и теории познания, общенаучный диалектический метод изучения социальных явлений. Реализован системно-структурный подход с опорой на методы анализа и синтеза, индукции и дедукции. Использовались конкретно-социологический методы, а также систематический, грамматический и логический приемы юридического толкования уголовно-правовых норм.
На основе общеизвестных примеров показана обоснованность криминализации совершенного в связи с благими побуждениями содействия в совершении самоубийства. Выявлены неадекватность отражения законодателем степени общественной опасности содействия в самоубийстве по мотиву сострадания к измученному сильной физической болью безнадежно больному человеку, а также отсутствие повтора при криминализации организации деятельности путем осуществления призывов к совершению самоубийства с учетом имеющейся ст. 239 УК РФ. Установлены отсутствие изменений в содержании вины в составе доведения до самоубийства, несмотря на его дополнение квалифицирующими признаками, и отсутствие в этом случае частичной декриминализации неосторожного причинения вреда.
Полученные результаты исследования могут применяться в дальнейшей научной разработке темы, в законотворческой деятельности и связанной с ней следственной и судебной практике.
Abstract: the urgency of the problems stated in the article is due to changes in the criminal law in the field ofprotection of human life and the need to develop and supplement the existing scientific knowledge, to fill the corresponding gaps in criminal law science.
The purpose of the article is to develop solutions to the debating issues of the establishment of a ban in Part 2 of Art. 110.1 and art. 110.2 of the Criminal Code, the presence of partial decrimi-nalization in connection with the update of the wording of Art. 110 of the Criminal Code and the definition of related approaches to the qualification of crimes.
The article analyzes the needfor criminalization of assistance in committing suicide based on the reasons deprived of basement, and the organization of activities carried out by calling for suicide, as well as the question of decriminalizing reckless bringing to suicide.
The methodological basis of the study was the fundamental laws and categories of materialist dialectics and the theory of knowledge, the general scientific dialectical method of studying social phenomena. Implemented a system-structural approach based on the methods of analysis and synthesis, induction and deduction. Specific sociological methods were used, as well as systematic, grammatical and logical methods of legal interpretation of criminal law.
On the basis of well-known examples, the validity of the criminalization of the committed in connection with the good intentions to assist in committing suicide is shown. Inadequate reflection by the legislator of the degree of public danger of assisting in suicide on the motive of compassion for a hopelessly sick person tortured by severe physical pain, as well as the lack of repetition in criminalizing the organization of activities through the implementation of appeals to commit suicide, taking into account the existing art. 239 of the Criminal Code. The absence of changes in the content of guilt in the composition of the bringing to suicide, despite its addition to qualifying signs, and the absence in this case of the partial decriminalization of careless harm caused.
The results of the study can be applied in the further scientific development of the topic, in lawmaking and related investigative and judicial practice.
Федеральным законом от 7 июня 2017 года № 120-ФЗ1 была реконструирована устоявшаяся и казавшаяся незыблемой система преступлений против жизни, которая в результате стала включать в себя:
1) умышленное причинение смерти: простое убийство (ч. 1 ст. 105 УК РФ) и его виды: квалифицированные (ч. 2 ст. 105 УК РФ) и привилегированные (ст. 106-108 УК
РФ);
2) причинение смерти по неосторожности (ст. 109 УК РФ);
3) преступления, связанные с побуждением другого человека к суицидальному поведению (ст. 110-110.2 УК РФ).
Существенное обновление претерпела также редакция ст. 110 УК РФ в связи с расширением перечня отягчающих ответственность признаков.
В литературе анализу данных новелл
1 О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статью 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в части установления дополнительных механизмов противодействия деятельности, направленной на побуждение детей к суицидальному поведению: Федеральный закон от 7 июня 2017 г. № 120-ФЗ // Российская газета. 2017. 9 июня. URL: https://rg.ru/2017/06/09/uk-dok.html (дата обращения
12.02.2019).
уделяется заслуженное внимание. Благодаря исследованиям Н.А. Егоровой, Р.Д. Шарапова и других авторов можно считать решенными квалификационные задачи отграничения «опосредованного» убийства путем лишения себя жизни самим потерпевшим, не отдающим отчета своим действиям, от подстрекательства и пособничества в самоубийстве; толкования несовершеннолетия и беспомощного состояния потерпевшего в п. «а» ч. 3 ст. 110.1 (как и в п. «а» ч. 2 ст. 110) УК РФ для их разграничения с соответствующим квалифицированным видом убийства; юридической оценке содеянного при фактической ошибке виновного; применения ст. 105 УК РФ по совокупности со ст. 151.2 УК РФ; определения критериев разграничения склонения к самоубийству в ч. 1 ст. 110.1 УК РФ от призывов к самоубийству в ст. 110.2 УК РФ; выявления признаков, отличающих ч. 1 и ч. 2 ст. 110.1 от ст. 105 УК РФ2.
См.: Егорова Н.А. Новое в уголовно-правовой охране жизни человека // Уголовное право. 2017. № 6. С. 12-14; Шарапов Р.Д. Квалификация преступлений, связанных с вовлечением в самоубийство и иное опасное для жизни поведение // Уголовное право. 2017. № 6. С. 78-83; Крылова Н.Е. Ответственность за доведение до самоубийства и причастность к самоубийству другого лица по уголовному праву
Однако некоторые вопросы остались не достаточно изученными, часть из них являются остро дискуссионными. В том числе это касается наличия избыточной криминализации (излишней - в случае содействия самоубийству из сострадания, повторной - в отношении призывов к совершению самоубийства) и частичной декриминализации неосторожного причинения вреда в составе доведения до самоубийства (с учетом обновления редакции нормы).
Следует отметить, что вопросы криминализации-декриминализации вопреки распространенному мнению нельзя признавать сугубо теоретическими, адресованными лишь к законодателю. Конечно прежде всего они направлены на оценку обоснованности нового уголовного закона, анализ качества законодательной техники во взаимосвязи с уже имеющимися иными уголовно-правовыми нормами. Но в то же время они являются практикоориентированными, напрямую связанными с вопросами правоприменения, поскольку касаются составляющих основание уголовной ответственности криминообразующих признаков преступления, разграничения смежных составов и иных вопросов квалификации.
Известно, что на современном этапе развития государства и права становится очевидна неэффективность чрезмерной криминализации деяний. Например, Я.И. Гилинский в подтверждение этого отмечает, что в первом же докладе на пленарном заседании 16-й ежегодной конференции Европейского Общества Криминологов (ESC) в Мюнстере (21-24.09.2016) профессор F. Dünkel в заключение провозгласил: «Будущая стратегия - всемерная декриминализация!»1. Разделяя идею отказа от излишних запретов, соглашаясь с необходимостью учета данной общемировой тенденции в законотворческой деятельности, следует признать, что новые преступления против жизни представляются исключением из
Российской Федерации: оценка законодательных новелл // Уголовное право. 2018. № 1. С. 75-82.
1 Гилинский Я.И. Криминализация и декриминализация в обществе постмодерна // Уголовная поли-тикаи правоприменительная практика. Сборник статей по материалам IV Всероссийской научно-практической конференции. Ответственный редактор Е.Н. Рахманова. СПб.: Петрополис, 2016. С. 72.
этого общего правила. Установление уголовно-правового запрета на их совершение объективно необходимо в связи с их высокой общественной опасностью.
В то же время специалистами отмечается проблема недостаточной научной обоснованности происходящих в последнее время процессов криминализации2. Главным образом это касается установления ответственности за «непубличное содействие в самоубийстве». В частности, А.В. Быков ставит вопрос о том, «в чем заключается общественная опасность помощи измученному взрослому вменяемому человеку, который не желает более обременять родных и близких своим недугом, продолжая создавать жизненные трудности окружающим, находясь в крайне унизительном положе-нии?»3. Н.Е. Крылова, указывая на произошедшую криминализацию «ассистирования» врачами и иными медицинскими работниками самоубийства пациента, подчеркивает самостоятельный характер данной проблемы и ее высокую значимость4. Она отмечает, что данный вопрос крайне остро стоит во многих зарубежных государствах и по своему содержанию близок к проблеме эвтаназии в силу существования общего круга этико-правовых и социальных проблем.
На наш взгляд, общественная опасность такого поведения все же есть. Выражается она в равнодушном отношении виновного к ценности жизни человека вообще и к значимости жизни конкретного человека в частности. Общество (макроуровень), человек (микроуровень) вместо того, чтобы помочь потерпевшему жить (в настоящее время появляется все больше примеров бескорыстной материальной и иной поддержки: хосписы, благотворительные фонды и т.п.), содействуют наступлению его смерти.
2 Авдеева Е.В. Новеллизация российского законодательства в сфере уголовно-правового обеспечения права на жизнь // Российская юстиция. 2017. № 11. С. 20.
3 Быков А.В. Уголовно-правовые проблемы криминализации возбуждения суицидального поведения и способствования в совершении самоубийства // Российская юстиция. 2017. № 11. Доступ из СПС «КонсультантПлюс». Версия Проф. (дата обращения: 23.01.2019).
4 Крылова Н.Е. Указ. соч. С. 81.
Очевидно, что вред в данном случае заключается в том, что родные и близкие, а также врачи и иные медицинские работники по определению либо в силу своих профессиональных обязанностей должны быть рядом «и в горе», не только в радости. В трудной жизненной ситуации их социальное предназначение заключается в поддержке (моральной и физической либо профессиональной). Отказ от нее и более того - потворствование решению о самоубийстве заведомо безнравственны. Поскольку содействие в самоубийстве укрепляет решимость потерпевшего на лишение себя жизни, увеличивает возможность доведения его до конца, то такое поведение угрожает общественным отношениям по охране жизни человека, которая, как известно, обеспечивается только уголовным правом. В связи с этим криминализацию содействия в самоубийстве другого человека можно признать обоснованной.
При этом следовало бы обратить внимание на мотивы содействия. По действующему законодательству они не влияют на квалификацию. Благой мотив не учитывается при оценке содеянного - не снижает степень общественной опасности, не формирует привилегированный состав преступления, и согласно п. «д» ч. 1 ст. 61 УК РФ и открытому перечню смягчающих обстоятельств влияет только на наказание, определяя его вид и размер в рамках санкции статьи.
Думается, что мотив сострадания к безнадежному больному, объективно страдающему сильными непрекращающимися болями, de facto существенно меняет степень общественной опасности деяния, и следовало бы закрепить это de jure. Специалистами давно высказываются предложения о дифференциации ответственности и рассмотрении мотива сострадания и согласия потерпевшего в качестве возможной юридической основы нового привилегированного состава. Формулируются различные редакции данной уголовно-правовой нормы, например, «Статья 105.1 Эвтаназия»1, «Ста-
Капинус О.С. Эвтаназия как социально-правовое явление (уголовно-правовые проблемы): автореф. дис. ... докт. юрид. наук: 12.00.08. Москва, 2006. С. 8.
тья 108.1 Применение эвтаназии» . Однако они ориентированы прежде всего на совершенствование уголовной ответственности за убийство, не охватывают содействие в совершении самоубийства и поэтому требуют дальнейшего научного осмысления.
При этом следует разграничивать две разные ситуации: первую, когда решение потерпевшего о самоубийстве связано только с его беспомощным и вследствие этого унизительным положением, обусловленным тем, что человек не может себя обслуживать и вынужден принимать (по факту - претерпевать) такую помощь от другого, и вторую, охватывающую случаи тяжело переносимой безнадежной болезни. Думается, что привилегированный состав должен быть ориентирован только на второй вариант, а обоснование смягчения ответственности следовало бы связывать не с правом на «достойную» смерть, а с правом на жизнь без боли, то есть правом на избавление от нестерпимых физических мучений и страданий, связанных с ними.
В мировом кинематографе - в фильме «Жизнь Дэвида Гейла» убедительно продемонстрирован и другой, тоже в некотором смысле общественно полезный мотив (группового) содействия в самоубийстве -ради демонстрации недостатков уголовной системы и высокого риска судебной ошиб-ки4 даже при наличии убедительной совокупности объективных доказательств вины подсудимого. Сюжет фильма заключается в том, что группа единомышленников (включая пожертвовавших собой) вместе планируют и далее содействуют самоубийству состоящей с ними в сговоре девушки. Они снимают процесс ее самоубийства на видео и предоставляют его общественности только после того, как другого участника этой
2 Пчелкина Е.В., Казаков И.Г. Оценка эвтаназии с позиции российского законодательства // Право и глобальный социум. 2016. № 3. С. 61.
3 Жизнь Дэвида Гэйла (англ. The life of David Gale) - драма 2003 года режиссера Алана Паркера о самопожертвовании ради победы над несправедливостью правосудия (гл. роли: Кевин Спейси и Кейт Уинслет).
4 Эти проблемы не раз поднималась и в классической художественной литературе, в частности, к ним обращались Л.Н. Толстой («Воскресение»), Ф.М. Достоевский («Братья Карамазовы»).
группы после («громкого», тщательного судебного разбирательства) признают виновным и казнят за ее «убийство» (факты были не в его пользу). Опираясь на принципы справедливости и гуманизма, зададимся вопросами: 1. Должно ли такое деяние признаваться преступным? 2. Какая за него должна быть установлена ответственность: усиленная в связи с групповым характером деяния или смягченная по причине общественно полезных мотивов и целей?
Приходится признать, что в этом, как и в предыдущем случае, уголовно-правовой запрет должен быть. Все таки цель здесь не оправдывает средства. Обстоятельств, исключающих преступность деяния, тоже нет, несмотря на высокую социально полезную цель (но не настолько, как требуется в обоснованном риске) и кажущуюся вынужденность (которая по факту должна быть при крайней необходимости).
Нет в данном случае и оснований для оценки деяния по обсуждаемой выше привилегированной норме. Все имеющиеся основания для смягчения ответственности за преступления против жизни (ст. 106-108 УК РФ) связаны с тем, что виновный действует в обстановке суженной вариативности своего поведения: в ст. 106 УК РФ оно ограничено психическим состоянием матери и (или) трудной жизненной ситуацией, в ст. 107 УК РФ - состоянием аффекта, в ст. 108 УК РФ - необходимостью незамедлительного отражения нападения или задержания скрывающегося преступника.
В текущем примере виновные действуют с холодным расчетом, располагая достаточным временем. Обладая свободой выбора, они намеренно избирают наиболее опасный вариант (заведомо сопряженный со смертью двух человек), рассчитывая на общественный резонанс. Из этого следует, что в данном случае оценка деяния как квалифицированного содействия в самоубийстве по признаку группы лиц по предварительному сговору соответствует его фактическим характеру и степени общественной опасности, не спорит с «духом закона», и смягчено здесь должно быть только наказание согласно ст. 61 УК РФ.
Кроме этого специалистами поднимается также вопрос об излишней криминали-
зации призывов к совершению самоубийства в ч. 1 ст. 110.2 УК РФ, которые до ее введения могли охватываться ст. 239 УК РФ. Так, Р.Д. Шарапов пишет, что утверждение о том, что российский законодатель впервые криминализировал призывы к совершению самоубийства, с теоретической точки зрения небесспорно, поскольку ранее данное посягательство содержало в себе признаки пропаганды деяний, предусмотренных ч. 1 ст. 239 УК РФ, к числу которых наряду с насилием над гражданами, побуждением граждан к отказу от исполнения гражданских обязанностей или к совершению иных противоправных деяний относится иное причинение вреда здоровью граждан. 1 Он обращает внимание на то, что прежде в доктрине отмечалось, что конструкцию «иное причинение вреда здоровью» необходимо толковать расширительно - не только как причинение собственно тяжкого, средней тяжести или легкого вреда здоровью, но и как причинение смерти.
Законодатель указывает, что деяние, предусмотренное в основном составе данного преступления (ч. 1 ст. 239 УК РФ), заключается в создании или руководстве определенным объединением, деятельность которого сопряжена с причинением вреда здоровью граждан, а в ч. 3 статьи - в числе прочего в пропаганде таких деяний. При этом очевидно, что в качестве дополнительного объекта законодателем устанавливается здоровье человека, а не жизнь, в то время как призывы к суицидальному поведению и их распространение в рамках организации деятельности, направленной на побуждение к суицидальному поведению, направлены на причинение вреда именно жизни человека.
Следовательно, грамматическое и логическое толкование ст. 239 УК РФ и ст. 110.2 УК РФ, позволяет констатировать отсутствие повтора криминализации совершенной путем распространения призывов к совершению самоубийства организации деятельности, направленной на побуждение к суицидальному поведению.
Третья проблема связана с тем, можно ли оценивать появление новых отягчающих
1 См.: Шарапов Р.Д. Указ. соч. С. 78, 83.
признаков доведения до самоубийства как декриминализацию случаев его совершения с неосторожной формой вины. Конечно, дискуссия об определении формы вины в составе доведения до самоубийства не нова1. По данному уже «избитому» вопросу представляется верной и убедительной позиция коллектива авторов под руководством В.М. Лебедева, отмечающих, что совершенное только по неосторожности деяние, признается преступлением лишь в том случае, когда это специально предусмотрено соответствующей диспозицией2. Следовательно, когда в статье специально не предусмотрено указание на неосторожную форму вины, оно должно считаться преступлением, когда оно совершено «не только по неосторожности», то есть во всех случаях, когда оно совершено и неосторожно, и умышленно. В частности, указывается, что для экологических преступлений такая позиция официально признана постановлением Пленума ВС РФ от 18.10.2012 N 21, который в п. 4 прямо указал, что исходя из положений ч. 2 ст. 24 УК РФ, если в диспозиции статьи главы 26 УК РФ форма вины не конкретизирована, то соответствующее экологическое преступление может быть совершено умышленно или по неосторожности. Такое толкование основывается на современной практике по уголовным делам и распространяется на иные соответствующие нормы закона, в том числе ст. 110 УК РФ.
Однако в связи с изменением редакции данной статьи проблема определения формы вины в составе доведения до самоубийства вновь актуализирована. Так, Н.Е. Крылова отмечает, что «включение законодателем квалифицирующих признаков, связанных с заведомостью, публичным характером действий и в особенности с груп-
1 Подробнее см.: Шарапов Р.Д., Дидрих М.П. Вопросы квалификации преступлений против жизни несовершеннолетних, совершенных с использованием сети Интернет // Электронное приложение к «Российскому юридическому журналу». 2017. № 6. СПС «КонсультантПлюс». Версия Проф. (дата обращения: 23.01.2019).
2 Комментарий к Уголовному кодексу Российской
Федерации: В 4 т. Общая часть (постатейный) /отв. ред. В.М. Лебедев. Том. 1. М.: Юрайт. 2017. СПС «КонсультантПлюс». Версия Проф. (дата обращения: 20.02.2019).
повыми способами совершения рассматриваемого преступления, делает невозможным его реализацию с неосторожной формой вины, а с учетом того, что в доктрине уголовного права подвергается сомнению возможность соучастия с косвенным умыслом (Л.Д. Гаухман, А.В. Шеслер и др.), поскольку направленность на достижение общего результата означает отсутствие безразличного отношения к его наступлению, может быть и вовсе поставлен вопрос о совершении этого преступления только с прямым умыслом»3. При этом, по ее мнению, на это указывает и сам законодатель, когда начинает диспозицию ч. 2 ст. 110 УК РФ со слов «то же деяние, совершенное», после которых следуют квалифицирующие признаки. Другими словами, констатирует автор, если квалифицирующие признаки характеризуют только умышленное совершение преступления, то и деяние не может быть иным.
Можно согласиться с тем, что грамматическое толкование данной нормы, казалось бы, действительно свидетельствует об этом. И тогда должна резко измениться практика применения ст. 110 УК РФ следствием и судом. Поскольку квалификация осуществляется исходя из субъективной стороны содеянного, то при таком подходе вне сферы уголовной юстиции окажутся все факты неосторожного доведения до самоубийства или до покушения на него.
Однако обратимся к распространенным в жизни (в школах и иных учебных заведениях, трудовых коллективах, армии и пр.) случаям «травли» одного лица несколькими, а в современном мире совершаемой в том числе с использованием информационно-коммуникационных технологий , когда у участников сговора имеется общий единый умысел на систематическое унижение, оскорбление и пр., но при этом умыслом лиц не охватываются совершение в результате этого потерпевшим самоубийства или покушения на него. При легкомыслии они абстрактно предвидели такое последствие, но рассчитывали, что это не наступит по
3 Крылова Н.Е. Указ. соч. С. 78.
4 См.: Бочавер А.А. Хломов К.Д. Кибербуллинг: травля в пространстве современных технологий // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2014. Т. 11. № 3. С. 177-191.
определенным конкретным причинам (в силу известного «бойцовского» характера потерпевшего, отсутствия возможности совершить подобное в условиях постоянного нахождения в коллективе и пр.). При небрежности - виновные не предвидели таких последствий, хотя могли и должны были их предвидеть. В обоих случаях совершенные группой умышленные действия, совершенные путем угроз, жестокого обращения или систематического унижения достоинства, влекут последствия именно по неосторожности.
Фактически подобным образом определяется содержание субъективной стороны неосторожного преступления. Например, в ст. 264 УК РФ: умысел по отношению к действию в виде нарушения правил дорожного движения и неосторожность по отношению к наступившему от этого последствию - тяжкому вреду здоровью человека в ч.1 статьи. То же самое допускается при анализе субъективной стороны преступления, предусмотренного ст. 109 УК РФ, в частности, в классическом примере, когда в ходе ссоры виновный толкает потерпевшего, который, не удержавшись, неудачно падает, ударяется головой о камень, что в результате приводит к его смерти. Здесь также налицо прямой умысел по отношению к самому толчку при том, что смерть безусловно причинена по неосторожности. Следовательно, даже в преступлениях, совершаемых по неосторожности (которые, разумеется, не являются преступлениями с двумя формами вины), не исключен прямой умысел в отношении деяния.
Исходя из этого, думается, что новые изменения не следовало бы оценивать как декриминализацию неосторожного доведения до самоубийства, и ст. 110 УК РФ должна быть применяема согласно традиционной практике и при умышленной, и при неосторожной формах вины.
Таким образом, исследование проблем криминализации и декриминализации применительно к новеллам уголовного законодательства об ответственности за преступления против жизни позволяет сделать следующие выводы.
1. Несмотря на осознание проблемы чрезмерной криминализации в российском
законодательстве, необходимость установления уголовной ответственности за склонение к совершению самоубийства и содействие совершению самоубийства, а также дополнению состава доведения до самоубийства квалифицирующими признаками, не вызывает сомнений.
При этом обнаруживается недостаточная дифференциация уголовной ответственности за содействие в совершении самоубийства. Дальнейшие перспективы разработки данной темы в рамках отдельного самостоятельного исследования видятся в разработке новой привилегированной нормы, направленной на смягчение ответственности за убийство и содействие в совершении самоубийства в случае их совершения по мотиву сострадания к безнадежно больному человеку, испытывающему в связи с таким состоянием здоровья постоянную сильную физическую боль.
2. Анализ диспозиции ч. 1 ст. 239 УК РФ позволяет констатировать, что криминализация призывов к самоубийству как способа организации деятельности, направленной на побуждение к суицидальному поведению, не является излишней (повторной).
Думается, что действующая редакция закона в этом смысле адекватна, дублирования уголовно-правового запрета в данном случае нет и нет конкуренции норм. Оценивать призывы к самоубийству по ч. 2 и 3 ст. 239 УК РФ и теперь, и ранее было бы неверно в связи буквальным содержанием ч. 1 ст. 239 УК РФ, в которой указывается направленность умысла виновных на причинение вреда именно здоровью граждан, а не жизни. Очевидно, что прежние попытки расширительного толкования этой нормы были связаны с пробелом уголовно-правовой охраны и объективной необходимостью противодействия данному опасному социальному явлению.
3. Трудно согласиться с тем, что в связи с изменением редакции ст. 110 УК РФ вина в составе доведения до самоубийства должна определяться как прямой умысел. Апробированный на практике подход о возможности совершения этого преступления как умышленно, так и по неосторожности может быть распространен и на обновленный состав этого преступления.
Содержание неосторожной формы вины заключается в определенном отношении виновного не к выполняемым им действиям, а только (и именно) к последствиям. В связи с этим нет причин определять форму вины в составе доведения до самоубийства иначе, чем это делалось ранее.
Появление новых квалифицирующих признаков, связанных с «заведомостью» и групповым способом его совершения не ограничивает формы вины основного соста-
ва этого преступления до прямого умысла, поскольку данные признаки относятся к самому деянию, совершаемому путем угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства. Отношение к последствиям при этом может быть как умышленным, так и неосторожным. Поэтому традиционная судебно-следственная практика применения ст. 110 УК РФ может быть продолжена прежним образом.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Авдеева, Е.В. Новеллизация российского законодательства в сфере уголовно-правового обеспечения права на жизнь // Российская юстиция. - 2017. - № 11. - C. 18-21.
2. Борзенков, Г.Н. Квалификация преступлений против жизни и здоровья: учебно-практическое пособие. - М.: Зерцало-М, 2005. - 144 с.
3. Бородин, С.В. Преступления против жизни. - СПб.: Юридический центр Пресс, 2003.
- 467 с.
4. Бочавер, А.А. Хломов, К.Д. Кибербуллинг: травля в пространстве современных технологий // Психология. Журнал Высшей школы экономики. - 2014. - Т. 11. № 3. - С. 177-191.
5. Быков, А.В. Уголовно-правовые проблемы криминализации возбуждения суицидального поведения и способствования в совершении самоубийства // Российская юстиция. -2017. - № 11. - С. 57-60.
6. Гилинский, Я.И. Криминализация и декриминализация в обществе постмодерна // Уголовная политикаи правоприменительная практика: сборник статей по материалам IV Всероссийской научно-практической конференции / ответственный редактор Е.Н. Рахманова. - СПб.: Петрополис, 2016. - С. 67-73.
7. Дубовиченко, С.В., Карлов, В.П. Новеллы уголовного законодательства о преступлениях против жизни: критический анализ // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. - 2017. - № 4. Том 2. - С.168-175.
8. Егорова, Н.А. Новое в уголовно-правовой охране жизни человека // Уголовное право.
- 2017. - № 6. - С. 11-17.
9. Капинус, О.С. Эвтаназия как социально-правовое явление (уголовно-правовые проблемы): автореф. дис. ... докт. юрид. наук: 12.00.08. - М., 2006. - 58 с.
10. Криминализация и декриминализация как формы преобразования уголовного законодательства: монография / И.С. Власов, Н.А. Голованова, А.А. Гравина и др.; отв. ред. В.П. Кашепов. - М.: ИЗиСП, КОНТРАКТ, 2018. - 280 с.
11. Крылова, Н.Е. Ответственность за доведение до самоубийства и причастность к самоубийству другого лица по уголовному праву Российской Федерации: оценка законодательных новелл // Уголовное право. - 2018. - № 1. - С. 75-82.
12. Кузнецов, А.П. Криминализация-декриминализация, пенализация-депенализация как содержание уголовной политики // Вестник Краснодарского университета МВД России. -2017. - № 1(35). - С. 16-18.
13. Малетина, М.А. Преступная причастность к самоубийству несовершеннолетних: сравнительно-правовой анализ законодательства России, стран СНГ и Балтии // Уголовная юстиция. - 2018. - № 11. - С. 141-144.
14. Нечаев, А.Д. Основания классификации и виды криминализации и декриминализации // Журнал российского права. - 2017. - № 6 (246). - С. 105-114.
15. Полиди, А.А., Куликова, А.А. Проблема законодательной регламентации ответственности за доведение до самоубийства и склонение к самоубийству // Научно-методический электронный журнал «Концепт». - 2017. - № S7. - С. 44-47.
16. Пчелкина, Е.В., Казаков, И.Г. Оценка эвтаназии с позиции российского законодательства // Право и глобальный социум. - 2016. - № 3. - С. 53-64.
17. Старовойтова, О.Э. К вопросу об эвтаназии // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. - 2006. - № 2(30). - С. 161-168.
18. Теунаев, А.С-У. К вопросу о совершенствовании норм об уголовной ответственности за понуждение к суицидальному поведению // Вестник Казанского юридического института МВД России. - 2017. - Т. 7. № 3. - С. 72-77.
19. Шарапов, Р.Д. Квалификация преступлений, связанных с вовлечением в самоубийство и иное опасное для жизни поведение // Уголовное право. - 2017. - № 6. - С. 78-83.
20. Шарапов, Р.Д., Дидрих, М.П. Вопросы квалификации преступлений против жизни несовершеннолетних, совершенных с использованием сети Интернет // Электронное приложение к «Российскому юридическому журналу». - 2017. - № 6. СПС «КонсультантПлюс». Версия Проф. (дата обращения: 23.01.2019).
