CC BY
24
Х. Рецензии
Л.П. Лаптева (МГУ им. М.В. Ломоносова, Москва)
Новая книга о русско-словацких связях в XIX
в.:
Miroslav Danis, Vladimir Matula. M.F. Rajevskij a Slovaci v 19. storoCi. Bratislava, 2014.
Abstract:
Lapteva L.P. Anew book about the Russian-Slovak interactions in the nineteenth century
The article presents a review, which covers the content of the above-mentioned book and contains judgements on certain statements of the author and publisher. Letters of fourty Slovak national activists of the nineteenth century to the priest of the Russian embassy church in Vienna Mikhail Raevski constitute the basis of this edition.
Ключевые слова: словацкое национальное движение в XIX в., Л. Штур, Й.М. Гурбан, М.Ф. Раевский.
Названная книга содержит публикацию писем 40 словацких деятелей науки, культуры и национально-политической жизни к М.Ф. Раевскому и ряд других документов, имеющих отношение к русско-словацким связям в XIX в.
Это издание является четвертым по счету из серии публикаций документов из архива М.Ф. Раевского. Первый том, вышедший еще в 1975 г. под названием «Зарубежные славяне и Россия. Документы архива М.Ф. Раевского. 40-80 годы XIX века»1, явился результатом трудной и кропотливой работы сотрудников сектора новой истории балканских народов Института славяноведения и балканистики Академии наук СССР (ныне - Институт славяноведения РАН) во главе с известным советским ученым С.А. Никитиным (1901-1979). Книга объемом в 600 страниц, содержавшая ранее не использованные источники, отличалась высоким научным уровнем. Позже была создана международная редколлегия, в которую, кроме советских, вошли также югославские, чешские и сло-
вацкие ученые, и в 1989 г. вышел в свет второй том переписки зарубежных славян с М.Ф. Раевским, на этот раз в Белграде, под названием <^угословени и Русща. Документа из архива М.Ф. Раjев-ског. 40-80. година XIX века»2. Чехи в корреспонденции М.Ф. Раевского были представлены в издании «Cesty па Vychod. Сея V ко-гespondenci М^. Rajevskëho»3 2006 г. Все эти труды являются серьезной источниковой базой для изучения русско-славянских отношений в XIX в., хотя архив М.Ф. Раевского таит в себе еще много интересных сведений для будущих исследователей.
Архив М.Ф. Раевского долго находился в забвении. Его документы имеются в нескольких хранилищах, но основа его (примерно 3/4) находится в Отделе письменных источников Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ) в Москве. В 1957 г. на него обратил внимание молодой в то время словацкий исследователь словацко-русских связей Владимир Матула (1929-2011) и стал изучать корреспонденцию славян М.Ф. Раевскому. На ее основании В. Матула опубликовал ряд интересных статей4. Через некоторое время к изучению документов приступила также сотрудница Института славяноведения РАН, доктор исторических наук И.В. Чуркина, которая недавно опубликовала подробную биографию и охарактеризовала деятельность М.Ф. Раевского в специальной книге «Михаил Федорович Раевский и югославяне»5.
Михаил Федорович Раевский (1811-1884) родился в Арзамасе в семье священника. Окончил Нижегородскую семинарию и Петербургскую духовную академию со званием кандидата богословских наук и был назначен священником церкви при русском посольстве в Стокгольме, где проработал 8 лет. В 1842 г. получил назначение священником церкви при русском посольстве в Вене. Здесь он вступил в контакт с рядом славянских деятелей. Его квартира стала местом встреч русских славистов и общественных деятелей славянских народов, а сам он - посредником в научных связях между русскими и славянскими учеными, а также между славянским православным населением и русскими официальными и общественными кругами. М.Ф. Раевский находился в двойном подчинении - Священного Русского Синода и Министерства иностранных дел России, выполняя поручения и задания этих ведомств.
В 50-70-е годы XIX в. основная деятельность Раевского развертывалась среди австрийских славян. В 1860 г. он стал членом Славянского благотворительного комитета в Москве и выпол-
нял поручения как этого, так и образовавшихся позднее других славянских благотворительных комитетов в России. М.Ф. Раевский также сотрудничал в славянофильских изданиях, активно помогал организации Этнографической выставки в Москве и Славянского съезда в 1867 г. Важную роль он сыграл в подборе учителей древних языков для классических гимназий в России в связи с проведением школьной реформы.
Посредничество Раевского носило широкий и разнообразный характер. Он передавал книги и корреспонденцию славянским и русским ученым обществам, раздавал книги Матицам, читальням и отдельным лицам из славян, организовывал материальную помощь ученым и литературным славянским заведениям, бедным церквям и училищам, национальным школам, музеям, студентам, газетам. В течение 40 лет, вплоть до своей смерти в 1884 г., он аккуратно и честно выполнял эту функцию между русскими общественными и научными учреждениями и отдельными лицами и славянскими просветительскими обществами и учеными. М.Ф. Раевский пользовался большим уважением среди славян, его избрали своим членом многие славянские научные и просветительские общества. Доказательством этого уважения являлся, в частности, биографический очерк Абеля Лукшича (1826-1901) о М.Ф. Раевском, опубликованный в 1865 г. в венской газете «Slawische Blätter». В рецензируемой книге этот очерк приводится в переводе на словацкий язык, дается также и немецкий текст статьи издателя указанной газеты Абеля Лукшича, который был лично знаком с Раевским6.
В рецензируемой книге «Раевский и словаки в XIX веке» приводятся интересные сведения о составе архива М.Ф. Раевского. Ее автор и издатель М. Даниш сообщает, что В. Матула насчитал в российских архивах 7 500 писем к Раевскому от 1 750 авторов, из них - 300 писем от 40 словацких корреспондентов7. Это письма знаменитых личностей словацкой научной, культурной и национальной деятельности. Главное место среди них занимает Людовит Штур, но также имеется корреспонденция Й.М. Гурбана, К. Кузмани, Й. Калинчака, Й. Францисци и многих других. Корреспонденция освещает различные аспекты словацко-русских связей. Наряду с письмами словаков Даниш поместил в своем издании два материала, принадлежащих перу самого М.Ф. Раевского8. Первый из них, который Даниш отнес к «дипломатическим донесениям» М.Ф. Раевского, имеет название «Какими средствами Рос-
сия могла действовать с пользой для себя и славян». Адресат «донесения» не ясен, но едва ли это было МИД России, ибо документ хранится не в Архиве внешней политики Российской империи (АВП РИ), а в отделе рукописей Российской Национальной библиотеки в Петербурге (бывшей Публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде). Впрочем, вопрос этот требует дополнительного исследования.
Второй материал под названием «Письмо из Вены в редакцию „Паруса"» представляет собой статью Раевского в газету И.С. Аксакова «Парус». Но ввиду того, что «Парус» вышел в 1859 г. всего в двух номерах, а потом был запрещен, статья Раевского не была опубликована. В обеих статьях он информировал русскую общественность о положении славян и высказывал свои соображения о возможности решения славянского вопроса. Публикация этих материалов представляется весьма полезной, так как знакомит читателя еще с одним славянофильским вариантом отношения России к зарубежным славянам.
В рецензируемой книге, кроме писем словаков Раевскому и упомянутых статей последнего, помещен ряд коротких статей самого М. Даниша, оценивающих деятельность Раевского. К ним относится рассуждение о деятельности русского священника как миссионера православия9. В другом эссе оценивается роль Раевского в развитии словацко-русских связей10. Отдельный очерк посвящен контактам Л. Штура с Раевским11.
В рассуждениях М. Даниша о взглядах Раевского на свою миссию среди славян в качестве главных принципов его деятельности объявляется стремление обновить духовное единство славянских народов путем конфессионального объединения на базе православия и кирилло-мефодиевской идеи и традиции. В этом, по мнению автора, Раевский видел не только историческую роль России по отношению к другим славянам, но и единственное решение всего славянского вопроса12. Такая точка зрения представляется односторонней. Сотрудник Министерства иностранных дел Российской империи не мог не отражать политических интересов и стремлений тех кругов русского общества, которым служил, и тех целей, которые преследовала Россия в своих отношениях со славянами. Какое правительство в XIX в. в течение 40 лет держало бы своего представителя, не приносящего пользы конкретной политике, а лишь мечтавшего об объединении славян на базе эфе-
мерной кирилло-мефодиевской традиции? Конечно, Раевский был своеобразным русским дипломатом, искусно выполняющим свою функцию и защищающим интересы России, которые возникали на протяжении всего его длительного служения в Вене. Требует уточнения и вопрос о влиянии на формирование славянской концепции М.Ф. Раевского. Автор пишет: «На формирование славянской концепции М.Ф. Раевского влияло много факторов. Кроме русских славянофилов и их общественно-политических теорий, были, безусловно, и панслависты типа М.П. Погодина, и первые русские слависты И.И. Срезневский, О.М. Бодянский, П.И. Прейс, с которыми он познакомился, прежде всего, по их литературным трудам и заметкам о путешествиях по славянским землям Габсбургской монархии, а потом ближе при личных контактах в Вене и России и по взаимной корреспонденции»13.
Разумеется, М.Ф. Раевскому был известен панславизм М.П. Погодина. Однако едва ли можно говорить о влиянии известного московского публициста, издателя и общественного деятеля дореформенной России на настоятеля русской церкви в Вене. М.П. Погодин, хотя и был знаком со славянами и с некоторыми из них имел связи, все же являлся профессором русской истории, а о зарубежных славянах ничего не издавал, кроме дорожного дневника «Год в чужих краях», в котором изложил впечатления от своих поездок в Европу в середине 30-х - начале 40-х годов XIX в., то есть тогда, когда Раевский только начинал свою деятельность в Вене.
Утверждение М. Даниша о том, что М.П. Погодин написал много специальных работ о славянских народах14, не соответствует действительности. М.П. Погодин не был славистом, не знал истории славян, хотя и выступал в печати со статьями по текущим проблемам межславянских отношений. О личных контактах между М.П. Погодиным и М.Ф. Раевским пока сведений не обнаружено.
Также вызывает сомнение утверждение, что на формирование взглядов М.Ф. Раевского могли оказать влияние первые русские слависты - И.И. Срезневский, О.М. Бодянский и П.И. Прейс. Никто из них не принадлежал к славянофильскому кружку Аксаковых, Киреевских и др., хотя некоторые вопросы славянофильского направления были близки, например, О.М. Бодянскому. И.И. Срезневский полностью отрицал свою приверженность к славянофильству, а П.И. Прейс вообще был западником, воспитанником Дерптского университета, учеником А.Х. Востокова. Хоро-
шо известна его критика диссертации В.И. Григоровича, в которой П.И. Прейс отрицал теорию единства славян и славянской взаимности. Сочинений Прейса Раевский читать не мог, ибо петербургский славист рано скончался, не оставив после себя сколь-нибудь серьезного литературного наследия.
На наш взгляд, славянофильское мировоззрение М.Ф. Раевского имело, так сказать, «генетические» корни. Его происхождение из духовной среды, воспитание, определенные семейные традиции, среднее и высшее образование в семинарии и Петербургской духовной академии определили соответствующее мировоззрение. Кандидат богословия, вероятно, хорошо был знаком со славянофильской литературой, изучал сочинения А.С. Хомякова, К.С. Аксакова и других классиков славянофильства и разделял их концепцию развития истории России и человечества. В общественной мысли в России XIX в. можно подчеркнуть такой феномен: славянофильство как разновидность философской мысли было создано представителями высокообразованного, богатого дворянского сословия, а применение славянофильских идей к истории развития зарубежных славян являлось заслугой разночинцев, ибо славянофилы зарубежное славянство не изучали. Среди разночинцев значительное место занимали представители православного духовенства, дети и внуки священников, допущенные к светскому образованию в XIX в. Ученых этой социальной группы интересовала определенная тематика: кирилло-мефодиевская проблематика, вопросы языка, на который были переведены первые славянские книги, вопросы истории церкви, а также те стороны жизни славянских народов, среди которых, по мнению специалистов того времени, действовали славянские апостолы. Таким образом, среди ученых соответствующего направления существовала своеобразная духовная среда, к которой и принадлежал М.Ф. Раевский. Эти обстоятельства определяли его позицию как по отношению к соответствующим общественным кругам в России, так и в его печатной традиции, фрагменты которой, как выше упоминалось, публикуются в рецензируемой книге.
Что касается связей словаков с М.Ф. Раевским, то они начинаются в середине 40-х годов XIX в., когда при посещении Вены в 1844 г. с ним познакомился Людовит Штур. Словацкий вождь национального движения нашел в Раевском славянина-единомышленника. Контакты оживились после революции 1848-1849 гг.
и в основном носили характер взаимной переписки. Всего в книге публикуется 14 писем Штура Раевскому. Заметим, что часть этих писем публиковалась и раньше15. В настоящем издании они по-новому прокомментированы. На основании писем Штура М. Да-ниш приходит к выводу, что известный в России «трактат» Штура «Славянство и мир будущего» являлся незаконченным вариантом исследования о всеобщей истории, прежде всего, славянской, рассуждений о будущем своего народа и решения славянского вопроса. Автор считает, что «трактат» представлял собой своеобразную «записку» для русского великого князя Константина, чтобы информировать его о мнениях представителей внероссийского славянства относительно внешней и внутренней политики России. Этот фрагмент произведения Штура, по мнению М. Даниша, составлен не без влияния Раевского и передан ему с указанной целью. Однако Данишу не известно, дошло ли сочинение Штура до адресата. Кажется, что оно не было отправлено по адресу, так как после смерти Штура немецкий оригинал «Послания с берегов Ду -ная» был передан Раевским В.И. Ламанскому, который опубликовал его русский перевод в 1867 г.
В рецензируемой книге главное внимание закономерно уделено контактам Раевского и Штура, ведь последний являлся основным деятелем словацкого национального возрождения в XIX в. Но и после смерти вождя словаки продолжали посещать настоятеля русской церкви в Вене и интенсивно с ним сотрудничать. В начале 60-х годов, когда была основана Словацкая Матица, Раевский был избран ее почетным членом. Свое уважение ко вновь созданному органу словацкого национального движения Раевский выразил организацией больших даров русских книг и журналов для библиотеки Матицы. В связи с подготовкой Этнографической выставки в Москве и Славянского съезда 1867 г. Раевский приложил немало усилий к тому, чтобы словаки были представлены наиболее значительными лицами в их национальной жизни. Раевский способствовал популяризации в России взглядов передовых словацких публицистов, организуя публикации их материалов в русских журналах. Во второй половине 60-х и в 70-х годах XIX в. М.Ф. Раевский активно участвовал в подборе учителей классических гимназий. Он расценивал это как важную акцию словацко-русского сближения и как конкретную помощь представителям словацкой национально-мыслящей интеллигенции, не нашедшей
на родине соответствующего применения и подвергавшейся всевозможным преследованиям. Все эти действия М.Ф. Раевского отражены в опубликованных в представленной книге письмах. На их основании можно судить и о большой материальной помощи России словацкому национальному движению, его печатным органам, организациям и отдельным лицам. Эта помощь шла через Раевского, по его рекомендации и практически вообще обеспечивала существование словацкого национального движения.
Автор рецензируемой книги констатирует, что враждебная словацкому национальному возрождению немецкая и мадьярская публицистика расценивала получение этой помощи как «предательство родины панславистскими элементами, подкупленными русскими рублями»16. Словацкие деятели и их печатные органы решительно отвергали такие обвинения, в большинстве случаев помощь из России утаивали или уменьшали ее размеры и значение. Однако если говорить правдиво и объективно, в том числе и на основании документов из архива М.Ф. Раевского, русская помощь была весьма существенной. Так, в 1868 г. Московский славянский благотворительный комитет предоставил 400 рублей для сохранения словацкой гимназии в Мартине, 350 рублей для поддержки гимназии в Вельке Ровне и 300 рублей для низшей словацкой католической школы в Клашторе под Зневом. Эти школы и в последующие годы получали поддержку. Русская финансовая помощь оказывалась также словацкой политической газете «Пештбудинские ведомости». Материальную помощь получали и некоторые национальные деятели, литераторы и студенты. Так, например, в 1873 г. 300 рублей получил Й.М. Гурбан, а С.В. Гробонь 50 золотых. В том же 1873 г. В.И. Ла-манский просил Раевского выделить сыну Й.М. Гурбана - Светозару Гурбану-Ваянскому 150-200 рублей. В 1872-1877 гг., в течение всего периода обучения, ежемесячно получали стипендию по 10 золотых студент Технического института в Праге Федор Аугустины и студент медицины в Штырском Градце Владимир Подградский.
Но наиболее важной и существенной была финансовая помощь словацким газетам и журналам. Так, за один год (с 1.10.1876 по 1.10.1877) газета «Narodnie Noviny» получила пособие в 200 золотых, юмористически-сатирический журнал «Сегпокйагтк» - 620 золотых, протестантский церковный журнал <^юп» - 320 золотых, журнал «Ого1» - 100 золотых. С 1880 г. редакция «Народных Новин» на покрытие дефицита ежегодно получала 3000-4000 золотых17. После
смерти М.Ф. Раевского в мае 1884 г. старому официальному словацкому органу угрожало закрытие.
Материальная помощь русского общества зарубежным славянам - явление распространенное и широко известное. За нею в Россию в свое время приезжали и Людевит Гай, и Вук Караджич, не говоря уже о Яне Смоляре, постоянно посещавшем Петербург, когда он задумывал какое-либо национальное мероприятие для лужицких сербов18. Также известна щедрость русских интеллектуалов в поддержке чехов - В. Ганки, П.Й. Шафарика и др. Одни из славян платили русским за это русофильством, как Вацлав Ганка или Све-тозар Гурбан-Ваянский, другие, как П.Й. Шафарик, хорошо скрывали ненависть к России. Всегда получавшие материальную поддержку славяне ссылались на бедственное положение своего народа, отягченного национальным гнетом. В действительности это положение в XIX в. не было катастрофическим. Исследование вопросов экономики в Европе в это время показывает, что основная масса населения, а в словацких землях это были крестьяне-земледельцы, имела более высокий уровень материального обеспечения, по сравнению, например, с русским крестьянством. Зажиточный крестьянин-словак имел средства для того, чтобы отдать своего сына учиться в гимназию, лицей и даже университет в Германии. Он заботился о том, чтобы его сын стал священником, учителем, юристом или врачом и обеспечил бы себе в будущем безбедное существование. Но тот же словак не хотел тратить денег на подписку газет, покупку книг, поддержку школ и т.д. Народной массе были чужды теории, созревшие в головах группы интеллектуалов. Крестьянин не думал ни о всеславянстве, ни о славянской взаимности, неграмотному в своей массе обывателю были непонятны какие-либо стремления кроме материального обеспечения своей семьи и будущего детей. Таким образом, идеи патриотов, борцов за демократические преобразования и национальную независимость, не имели широкой социальной опоры. Народ относился индиферрентно к деятельности узкого круга интеллектуалов и не хотел их поддерживать. Этим и объясняется плачевное состояние большинства национальных мероприятий. Попросту говоря, словак не хотел раскошеливаться на не понятное ему дело, а энтузиаст национального возрождения и мечтатель о лучшем будущем своего народа должен был «бежать» к Раевскому за помощью.
Из этого положения вытекает вывод, что народ поддерживает какую-либо идею на определенном уровне эмансипации. В XIX веке этот уровень словацким народом еще не был достигнут.
Однако высокого уровня общественного сознания достиг словацкий историк М. Даниш, обнародовавший то, что раньше скрывалось. Он сделал это во имя исторической правды и объективности, чем поддержал престиж профессии историка.
Как известно, история не бывает без парадоксов. Современное Раевскому поколение словацкой интеллигенции все свои силы, а иногда и жизни, посвящало народу, спасая его от мадья-ризации и германизации и тем сохраняло национальную идентичность словаков. Но не прошло и 60-ти лет после смерти Раевского, как потомки этих благородных борцов объединились вместе с мадьярами и немцами и в 1941 г. начали войну с Россией - убивали и вешали русских, разрушали материальные ценности, чем и «заплатили свой долг» России за ее помощь в сохранении их национальности19. Никто из них не вспоминал ни Л. Штура, ни Й. Гурбана, ни других, которые видели в России свою защитницу и спасительницу. C'est la vie!
Примечания
Зарубежные славяне и Россия. Документы архива М.Ф. Раевского. 40-80 годы XIX века. М., 1975. В этом издании имеются сведения о документах, хранящихся в других архивах. С. 10-11. 2
Jугословени и Русща Документа из архива М.Ф. Ра^вског. 40-80. година XIX века. Београд, 1989. Т. II. Кн. I. С. 375. 3Cesty na Vychod. Cesi v korespondenci M.F. Rajevskeho. (ed. Vratislav Doubek). Praha, 2006. C. 261.
4 См. о нем.: ДостальМ., ЧуркинаИ. Памяти словацкого историка Владимира Матулы // Славяноведение. 2011. .№ 5. С 125-126.
5 Чуркина И.В. Протоиерей Михаил Федорович Раевский и югославяне. М., 2011.
6MiroslavDanis — VladimirMatula. M.F. Rajevskij a Slovaci v 19. storoci. Bratislava, 2014. S. 27-35. 7Ibid. S. 9.
8Ibid. S. 37-48, 48-53.
9Aktivity M.F. Rajevskeho a ruska pravoslavna misia // Ibid. S. 20-26.
10M.F. Rajevskij a slovensko-ruske vzt'ahy v 40. - 80. rokoch 19 storocia // Ibid. S. 11-17.
11 Eudovit Stur a M.F. Rajevskij // Ibid. S. 18-21.
12 Ibid. S. 11.
13 Ibidem.
14 Ibid. S. 8.
15 См. напр.: Зарубежные славяне и Россия. С. 473-478.
16 Miroslav Danis - Vladimir Matula. M.F. Rajevskij a Slovaci v 19 storoci. S. 16.
17 Ibid. S. 17.
Об этом подробно см.: ЛаптеваЛ.П. Русско-серболужицкие научные и культурные связи с начала XIX в. до первой мировой войны (1914 года). М., 2000. С. 178-201.
19 По этому, не изучавшемуся в советское время вопросу в современной науке уже имеется литература: Кубань в годы Великой Отечественной войны 1941-1945. Хроника событий. Книга первая. 1941-1942. Краснодар, 2000; Марьина В.В. Советский Союз и чехо-словацкий вопрос во время Второй мировой войны. 1939-1945 гг. Кн. 2. 1941-1945. М., 2009; Шмидт П. Словаки на Восточном фронте 1941-1944 гг. Воронеж, 2009 и др.
