Новая историческая демография имперской России: аналитический обзор современной литературы Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Сер. 2. 2007. Вып. 3

ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

ИСТОРИЯ РОССИИ

Б.Н. Миронов

НОВАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ ДЕМОГРАФИЯ ИМПЕРСКОЙ РОССИИ: АНАЛИТИЧЕСКИЙ ОБЗОР СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. Ч. III

5. Семейная структура сельского и городского населения

В 1965 г. британский историк Джо Хайнал предложил новый подход к сравнительному изучению истории семьи. Он разделил Европу на две зоны, в одной из которой действовала западноевропейская, а в другой - восточноевропейская модель брачности (для краткости будем их называть западная и восточная модель), и провел разделительную линию между ними от Санкт-Петербурга до Триеста. В восточной зоне в брак вступали рано (уже к 25 годам от 85 до 95 % женщин и около 70-80 % мужчин состояли в браке) и почти все (вне брака оставались от одного до нескольких процентов населения, главным образом больные и инвалиды). В западной зоне возраст первого брака был существенно выше (к 25 годам лишь около 50 % мужчин и 60-70 % женщин вступили в брак) и вне брака оставались от 10 до 20 % мужчин и женщин. Восточноевропейская модель была свойственна и другим регионам мира, в то время как западная - встречалась лишь в странах, заселенных преимущественно выходцами из Западной Европы: в США, Канаде, Австралии159. Позже, в другой своей работе, он предложил причинное объяснение моделям брачности - тип брачности по существу определялся специфическим способом организации домохозяйства.

В западноевропейских странах хозяйство опиралось на простую семью, состоявшую из родителей и их детей. При наступлении старости глава передавал хозяйство одному из своих сыновей, который, как правило, только после этого женился. Другие сыновья, лишенные недвижимого имущества, вынуждены были устраивать судьбу на свой страх и риск, откладывая женитьбу до того времени, когда твердо станут на ноги и смогут содержать семью. В противоположность этому в юго- и восточноевропейских странах, а также и в других регионах мира люди отдавали предпочтение хозяйствам, основанным на совместном труде двух и более брачных пар - отца и женатых сыновей, женатых братьев и т. д. В составной семье ранние браки приветствовались - всем находилась работа и пища. Новые хозяйства образовывались чаще всего путем раздела после смерти отца160. Автор предположил, что западная модель сложилась в новое время и что страны, где существовала восточная модель в XVIII-XIX вв., постепенно переходили к западной, вследствие чего наблюдалась их конвергенция, хотя вплоть до. 1940 г. в восточноевропейских и западноевропейских странах сохранились следы обеих моделей брачности. Таким образом,

© Б.Н. Миронов, 2007

специфическое брачное поведение западноевропейцев являлось важным признаком, который отличал их от остального мира только в определенный период их истории.

Работы Хайнала вызвали настоящий бум в изучении истории семьи, который только недавно достиг России, в то время как на Западе он уже проходит. Что же обеспечило успех концепции, такой простой и на первый взгляд далекой от политики и идеологии? Ее социально-культурологический подтекст. На фоне острых споров 1960-1970-х годов о том, что обеспечило успехи западной цивилизации сравнительно с более древними и развитыми, концепция указала на новый, до тех пор игнорировавшийся фактор - модель брачности, за которой стояла серьезная разница в культурных и поведенческих стереотипах, в психологических ориентациях человека. Малая семья, дававшая защиту и убежище лишь до совершеннолетия, а также единонаследие, приводившее к лишению недвижимого имущества всех детей, кроме одного, вынуждали людей строить семью после достижения экономической самостоятельности и рассчитывать только на свои силы, что способствовало развитию самостоятельности, индивидуализма, предприимчивости и в конечном итоге капитализма. Напротив, составная семья, дававшая приют каждому от рождения до старости, а также равенство прав на наследство, обеспечивавшее каждому получение минимума средств существования (как говорили русские пословицы: «Родись человек - и краюшка хлеба готова. На всякую душу Бог зарождает. На рабочего.дело найдется, на голодного кус сыщется»)161, позволяли рано вступать в брак и всегда рассчитывать на помощь родственников, что воспитывало в личности коллективизм, конформизм, способность уживаться с родственниками, подчиняться авторитету старшего, самому диктовать свою волю младшим, которые поддерживали традицию. Таким образом, на Западе Европы свобода ценилась выше порядка, а риск - выше спокойствия, а на ее Востоке, наоборот, порядок - выше свободы, гарантированный минимум - выше риска.

Выводы Хайнала с самого начала подвергались критике, и в настоящее время, когда мода на постмодернизм, отрицающий существование каких-либо закономерностей, еще не прошла, они тем более не кажутся бесспорными. Например, американский историк Р. Грассби, составивший уникальную базу данных, насчитывающую 28 тыс. семей в англоязычных странах за 1580-1740 гг., пришел к выводам, напрочь отвергающим выводы Хайнала: 1) ни одна теоретическая модель, объясняющая историческую динамику семьи, не подтверждается его эмпирическими данными; 2) семейный капитализм, а не стяжательный индивидуализм является мотором экономического роста162.

Вследствие недостаточного внимания к данной проблематике изменения семейной структуры российского населения изучены недостаточно, сосуществуют разные представления о том, когда и какие семейные формы доминировали и почему они изменялись. Понятия «семья», или «семейство», и «двор», или «домохозяйство», применительно к ХУП-началу XX в. были тождественны, так как они означали совокупность близких родственников, живших вместе и ведших одно хозяйство под управлением одного человека, который назывался хозяином. Понятия «семья» в современном значении, как основанная на браке, любви и уважении группа из двух супругов и неженатых детей, связанная общностью быта, моральной ответственностью, взаимопомощью и духовным общением163, крестьянство не знало, хотя само слово существовало. Крестьянская семья, в отличие от современной, имела несколько важных особенностей: 1) была союзом родственным, а не супружеским, ибо, как правило, включала в свой состав посторонних, по современным понятиям, лиц, с которыми современный человек согласится проживать совместно только в силу крайней необходимости (женатые братья, взрослые сестры, дядья,

племянники и т. п.); 2) не была отделена от работы, дававшей средства к жизни; 3) являлась хозяйственным союзом, основанным на коллективном имуществе и разделении труда; 4) домочадцы образовывали строгую иерархию в зависимости от пола, возраста и своей роли; 5) интимное и личное не отделялись от семейного; 6) общие интересы семьи главенствовали над индивидуальными. Главными критериями единства нескольких брачных пар в одном домохозяйстве являлись совместное проживание, наличие общего нераздельного имущества и одного главы, который управлял этим имуществом и вообще всеми делами в хозяйстве.

Согласно типологии, принятой в современной исторической демографии, различают пять форм семейной организации: 1) семья, состоящая из одного человека; 2) группа родственников или неродственников, не образующих семью, но ведущих общее хозяйство; 3) простая малая, или нуклеарная, семья, состоящая только из супругов или супругов с неженатыми детьми; 4) расширенная семья, включавшая супружескую пару с детьми и родственников, не находящихся друг с другом в брачных отношениях; 5) составная семья, состоящая из двух или более супружеских пар. В пятую категорию входят и так называемые большие патриархальные отцовские или братские семьи, которые включают несколько поколений одного предка, образующих 3-5 и более супружеских пар, объединяющих 15, 20, 30 человек и больше164.

5а. Сельская семья. До сих пор остается спорным вопрос, какие типы семьи доминировали среди крестьянства. В дореволюционной литературе превалировало мнение об экономическом преимуществе составной семьи над малой, однако распространенность различных форм семейной организации как таковая не изучалась. В этнографической литературе за последние 25 лет получила преобладание точка зрения, согласно которой у крестьянства на протяжении ХУ-начала XX в. неизменно превалировала малая семья165. Среди историков распространены разные точки зрения. К сожалению, до недавнего времени классификация семей, предложенная Хайналом и Ласлеттом, отечественными исследователями не применялась. Мало того, исследователи не придерживались какой-нибудь другой, но единой классификации. Вследствие этого имеющиеся группировки семей, выполненные по разным критериям, не всегда сопоставимы. Под влиянием этнографической методики к составным семьям нередко относят только большие семьи, а некоторые формы составной семьи (например, состоящие из родителей и женатых детей без собственных детей или родителей и одного женатого сына с детьми) относят к малым семьям166. Подобный прием, оправданный при этнографическом подходе, приводит к преувеличению численности малых семей и исключает из анализа составную семью как самостоятельный тип, подменяя ее большой семьей, которая согласно принятой классификации является разновидностью составной семьи. Большинство зарубежных историков, занимающихся данной проблемой, придерживаются мнения о преобладании среди крестьянства в московский и имперский период, по крайней мере, до эмансипации, составной семьи167.

Для выяснение семейной структуры населения требуются сведения о каждой семье с точным указанием родственных отношений между ними. Только переписи дают такие сведения, обработка которых очень трудоемка. Поэтому, хотя исследовательская работа по определению семейной структуры проводится около 30 лет, результаты пока скромные и противоречивые. Давайте суммируем их. Сразу оговоримся, что результаты анализа писцовых и переписных книг ХУ1-ХУН вв. не учитывали женское население и по-разному учитывали мужское (то дворохозяев, то семейных, то всех), вследствие этого точное число брачных пар, следовательно тип семьи, установить невозможно. Когда женатый

отец живет вместе с женатым сыном - это составная семья, а когда вдовый отец живет с женатым сыном или неженатый или вдовый сын с женатым отцом - это расширенная семья; когда женатый брат живет с женатым братом - это составная семья, а когда вдовый или холостой брат живет с женатым братом - это расширенная семья и т. д.

Самые ранние данные за ХУ1-ХУП вв. относятся к Северу и введены в научный оборот А.И. Копаневым (см. табл. 22):

Таблица 22

Семейная структура северного крестьянства в XVI - начале XVII в.

Стан Типы семейной организации

хозяин отец с сыном отец с 2 и более сыновьями 2-5 братьев расширенная сложные семьи* Итого

абс % абс % абс % абс % абс % абс % абс %

Емецкий, 1552-1553 гг. 268 82,2 1 0,31 2 0,6 55 16,9 - - - - 326 100

Калеский, 1586 г. 174 90,2 2 1,04 3 1,6 6 3,1 - - 8 4,1 193 100

Калеский, 1622-1623 гг. 96 53,0 39 21,5 21 12,0 22 12,2 - - 3 1,7 181 100

Пинега, 1620-е годы 765 46,8 524 32,0 118 7,2 196 12,0 22 1,3 И 0,7 1636 100

Мезень, 1620-е годы 807 78,6 108 10,5 32 3,1 70 6,8 4 0,4 6 0,6 1027 100

* Семьи, состоящие из разнофамильцев // Сост. по: Копанев А. И. Крестьяне Русского Севера в XVI в. Л., 1978. С. 120.

В первой книге авторская интерпретация осторожная: «Данные показывают полное господство отцовской семьи»168. Однако в следующих своих работах Копанев стал однозначно интерпретировать эти данные как доказательство бесспорного преобладания малой семьи на Севере в ХУ1-ХУП вв169. В дальнейшем эти данные широко использовались другими исследователями и приобрели статус эталонных170. С выводом Копанева трудно согласиться. Дело в том, что переписчики в 1552-1553 гг. в отцовских семьях учитывали только дворохозяев. Это видно из того, что в Емецком стане в 1552-1553 гг. дворов, в которых проживали отец с сыновьями, отмечено только 3 (0,91 %), в Колесском стане в 1586 г. - 5 (2,6 %), между тем их доля в том же Колесском стане в 1622-1623 гг. составляла 33,5 %. В Колесском стане в 1586 г. и в братских семьях часто учитывался только глава семьи, поскольку в других случаях доля братских семей была в 4-5 раз больше. Следовательно, многие дворы с одним хозяином включали женатых, но не отделившихся сыновей, а также братские семьи, другими словами, являлись составными семьями. В 1620-е годы переписчики стали учитывать, кроме глав семей, других взрослых, как правило, женатых мужчин, и процент малых семей сразу уменьшился. В Калесском стане в 1622-1623 гг. мы видим 33,5 % не разделенных отцовских семей, в Пинеге' 1620-х годов - 39,2 %171. Если для Емецкого стана 1552-1553 гг. принять долю семей со взрослыми сыновьями как в Калесском стане в 1622-1623 гг., то доля малых семей упадет до 48,7 %. Если в Калесском стане в 1586 г. принять долю семей со взрослыми сыновьями и долю братских семей как

в Калесском стане в 1622-1623 гг., то доля малых семей понизится до 47,8 %. В Пинеге 1620-х годов доля малых семей составляла 46,7 %. В Мезени число отцовских семей с сыновьями и братских семей явно преуменьшено: трудно предположить, что в соседних уездах, населенных одним этносом, структура семей могла сильно различаться. Если для Мезени долю составных отцовских и братских семей принять как в Пинеге, то и здесь малые семьи останутся в меньшинстве - 47,8 %.

На Северо-Западе, согласно данным О.Б. Кох и В.М. Воробьева с А.Я. Дегтяревым, доля малых семей в 1646 г. составляла 67,7 %, в 1678 г. - 46,9 %т. Однако процент малых семей был преувеличен: к ним по необходимости (переписчики не учитывали женский пол) были отнесены все дворы, в которых проживали отец с сыновьями, у которых не было детей мужского пола. Следовательно, все составные семьи, имевшие только девочек, отнесены к малыми. Сколько было таких семей, определить невозможно. Но и без всяких поправок в 1678 г. в малых семьях, по классификации указанных авторов, проживало менее половины населения - около 39 %, а большинство населения проживали преимущественно в составных и частично в расширенных семьях. В Двинском уезде Архангельской губернии в конце ХУП-ХУШ вв., согласно данным Кох, пересчитанным мною в соответствии с принятой нами типологией, сложные - расширенные и составные - семьи преобладали, так как доля малых семей составляла в 1678 г. 22,9 %, в 1710-31,1, в 1762-37,2 и в 1782 г.-37,9 % (см. табл. 23):

Таблица 23

Семейная структура крестьян Двинского уезда в конце ХУП-ХУШ в., %

Тип семьи 1678 г. 1710 г. 1762 г. 1782 г.

Одинокие и группа родственников 27,7 3,3 11,7 12,3

Малая 22,9 31,1 37,2 37,9

Расширенная 5,6 20,5 11,8 17,1

Составная 43,8 45,2 39,2 32,8

Итого 100 100 100 100

Число дворов 524 500 911 962

Сост. по: Кох О. Б. Крестьянский двор и крестьянская семья на Русском Севере в конце ХУП-ХУШ в.: Дис. Л„ 1987. С. 79.

Среди крестьян Вологодской губернии, согласно E.H. Баклановой, в 1678 г. доля малых семей равнялась 58,5 %, в них проживало 45 % населения, в 1717 г. - соответственно 39,3 и 30,7 %173. Таким образом, нет достаточных оснований говорить о преобладании малых семей на Севере в XVI-XVII вв., а в конце XVII-XVIII вв. определенно преобладали составные и расширенные семьи. Если полагаться на изменение средней людности крестьянского двора, которая на Севере с 1678 по 1782 г., параллельно с увеличением доли составных семей, возросла с 5,6 до 6,5 чел. мужского пола на двор, а к 1858 г. - до 6,8 чел.,174 можно предположить, что пропорция составных семей продолжала возрастать вплоть до отмены крепостного права в 1860-е годы. Однако происходил ли этот процесс линейно или с зигзагами, пока из-за отсутствия данных сказать нельзя.

Среди карел Олонецкой губернии доля составных семей с конца XVII в. и до середины XIX в. имела тенденцию увеличиваться и в 1850-е годы превысила половину; затем доля малых семей устойчиво росла и в начале XX в. превысила половину всех семей175.

Немногочисленные данные по семейной организации крестьян Урала позволяют предположить, что на рубеже ХУП-ХУШ вв. слегка превалировала малая семья, в ХУ1П в. - составная семья, а в первой половине XIX в. - вновь малая. В большинстве случаев в рамках составной семьи проживало, по-видимому, не менее половины крестьян176.

В Центрально-Нечерноземном районе, согласно данным В.Д. Назарова и Ю.А. Тихонова, по 14 уездам, вероятно, уже в первой половине XVII в. преобладали составные отцовские семьи. Об этом можно судить потому, что в 1613-1645 гг. в 36 помещичьих имениях, включавших 1940 дворов, большинство семей были отцовскими трехиоколенными или братскими двухпоколенными. В среднем крестьянский двор имел более двух взрослых мужчин-работников177. Это, однако, не исключало возможности того, что в отдельных селениях могли преобладать малые семьи. Например, в с. Лысков из Нижегородского уезда в 1676 г. доля составных семей составляла всего 20 %, а малых - 80 %178. В 1762 г. по данным третьей ревизии в одном крупном помещичьем имении Ярославской губернии (1373 души мужского пола) среди крестьян преобладали составные и расширенные семьи, среди дворовых - малые; в целом в помещичьем имении в рамках малой семьи проживала меньшая половина крестьян.

, Среди посессионных крестьян преобладали малые семьи (см. табл. 24):

Таблица 24

Семейная структура помещичьего крестьянства Ярославской губернии в 1762 г., %

Население Малая семья Расширенная семья Составная семья Итого

Крестьяне 897 47,1 21,3 31,6 100

Дворовые 486 58,5 11,7 29,8 100

Всего 1373 51,1 17,9 31,0 100

Посессионные крестьяне 512 70,4 8,9 20,7 100

Сост. по: Mitterauer М, Kagan A. Russian and Central European family structures: a comparative view//J. of Family History. 1982. Vol. 7. P. 103-131.

В других имениях Ярославской губернии в первой половине XIX в., наоборот, преобладали малые семьи179.

В помещичьем имении Суховарово Тверской губернии в 1816-1858 гг. доля составных семей составляла от 66 до 79,8 %, а доля малых семей - от 7,1 до 13,7 %180. В поместье Мануиловское Тверской губернии, принадлежавшем князьям Гагариным, в 1810-1861 гг. также преобладали составные семьи181. В с. Выхино Московской губернии (129 дворов -в 1811 г. и 212 -в 1857 г.), принадлежавшему графам Шереметьевым, в 1811-1857 гг. отмечено превалирование составных семей (в них проживали от 67 до 86,5 % крестьян); доля малых семей колебалась от 27,3 до 41,1 % (в них проживали от 6,7 до 29,6 % крестьян) (см. табл. 25).

Таблица 25

Семейная структура крестьян с. Выхино Московской губернии в 1811-1857 гг., %

Тип семьи 1811 г. 1815 г. 1834 г. 1850 г. 1857 г.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 и

Одинокие 20,9 6,8 11,9 2,6 11,0 1,6 5,7 0,9 4,3 0,9

Малая семья 41,1 29,6 34,8 20,2 18,3 6,7 27,3 16,4 32,6 19,5

Окончание табл. 25

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 и

Расширенная 8,8 10,1 7,9 5,9 2,6 2,9 4,7 5,2

семья 38,0 63,6

Составная семья 44,0 67,0 62,7 86,5 64,3 80,1 55,3 74,5

Итого 100 100 99,5 99,0 99,9 100,7 99,9 100,3 96,9 100,1

Сост. по: Blum А., Troitskaya I., Avdeev A. Family, marriage and social control in Russia. P. 88-92.

Среди русского населения Среднего Поволжья в XVI - первой половине XIX в. преобладали составные семьи182.

О семейной организации крестьян Центрально-Черноземного района мы имеем некоторое представление только применительно к концу XVIII-пepвoй половине XIX в. В крупном поместье Мишино (169 дворов в 1849 г.) Рязанской губернии, принадлежавшем князьям Гагариным, доля составных семей в 1782-1858 гг. не опускалась ниже 65 % (1849 г.) и поднималась до 82 % (1782 г.), а доля малых семей колебалась от 17 % (1849 г.) до 7 % (1782 г.)183. В другом поместье Гагариных (125 дворов) в 1856 г. по сведениям 9 подворных описей также преобладали составные семьи: их доля составляла от 60 до 78 % и лишь один раз, в 1813-1856 гг., опустилась до 45 %, в то время как доля малых семей никогда не поднималась выше 22 % (1856 г.)184. По результатам микроисследования четырех сел государственных крестьян Тамбовской губернии в 1816-1858 гг. по данным метрических книг и ревизских сказок доля составных семей находилась в интервале от 53,3 до 73,6 %, доля малых семей - от 13,2 до 28,8 %185.

Семья в Сибири в XVIII - первой половине XIX в. также изучена недостаточно и здесь пока нет полной ясности. В оборот введено мало данных о семейной структуре и сами выборки за отдельные годы небольшие - от 38 до 553 дворов, классификации семей по необходимости достаточно своеобразные, например к малой семье относится семья, включавшая родителей и женатых детей, которые не имеют детей мужского пола186. Отсюда картина противоречивая, никакой очевидной тенденции не прослеживается. Это вынуждает исследователей делать вывод, что «в XVII в. и до середины XIX в. шло противоборство двух типов семей - малой и неразделенной семьи»187: то составная, то малая семья занимали лидирующее положение, причем наблюдались различия в семейной структуре в разных регионах188. В пореформенное время обнаружилась тенденция к сужению состава семьи и к ее нуклеаризации. К 1897 г. в семейной структуре стали превалировать малые семьи, их доля составила 53,2 %, а составных - 42 %, причем чем более развитым в социально-экономическом отношении был регион, тем больше там была доля малых семей, и наоборот189. Большие патриархальные семьи уже не определяли семейную структуру, и все-таки, по-видимому, большинство населения все еще проживали в рамках составной семьи.

Немногочисленные данные о семейной структуре крестьянства западных провинций Российской империи показывают, что там также были распространены составные семьи, однако перевес был, вероятно, на стороне малых. В Белоруссии в конце XVI - первой половине XVIII в. преобладали малые семьи190. В Прибалтике, по данным нескольких поместий в Эстляндии, Курляндии и Лифляндии в 1782-1858 гг., доля малых семей колебалась от 46 до 53 %, а составных-от 23 до 59 %, малые семьи преобладали191. По данным М. Крикуна, в Киевском воеводстве в 1791 г. (обследовано 2903 двора) около 53 % семей были малыми, 34,4 - составными и 10,6 % - расширенными192.

На 1850 год мы располагаем данными о семейной структуре крестьянства четырех губерний: Ярославской, Нижегородской, Пермской и Киевский, в которых проживало более 4 млн крестьян. На долю составной семьи приходилось соответственно 43,4 %, 47,9, 45,9 и 47,5 % всех семей. Однако кроме числа семей необходимо учитывать и население, жившее в семьях разного типа. Составные семьи охватывали до 70 % всего крестьянства, малые семьи - около 20, расширенные - 10 %. В чисто земледельческих губерниях доля составных семей и населения, в них проживавшего, была выше193.

Приведенные данные позволяют заключить, что в губерниях, заселенных преимущественно русскими, в XVI - первой половине XIX в. преобладали составные семьи, в то же время значительная часть крестьян проживала в малых семьях, а в губерниях, заселенных украинцами, белорусами и прибалтийскими народами, наоборот, преобладали малые семьи, а значительная часть крестьян проживала в составных и расширенных семьях.

Пореформенная крестьянская семья с точки зрения изменения семейной структуры почти не изучена. По сведениям К. Воробек, в Воронежской губернии в селении, включавшем 131 двор, в 1896 г. имелось 57 % составных семей, 32 малых и 11 % расширенных194. В Тобольской губернии в 1897г. составные семьи также преобладали195. Однако существенное уменьшение людности крестьянского двора в Европейской России с 8,4 чел. в 1857 г. до 6,1 чел. в 1900-е годы196 предполагает уменьшение доли составных и увеличение доли малых семей. В результате анализа подворных списков двух деревень Московской губернии в 1869/71 и 1886 гг. X. Колле обнаружила, что у бывших государственных крестьян доля составных семей в течение 25 лет стабильно равнялась 42 %, а малых уменьшилась с 32,5 до 29,9 %, в то время как у бывших помещичьих крестьян доля составных семей увеличилась с 53,2 до 62,5 %, малых уменьшилась с 35,1 до 15,6 %.197 Обе исследовательницы пришли к выводу, что составные семьи продолжали преобладать как в аграрных черноземных, так и в промышленно ориентированных губерниях.

56. Городская семья. Семейная структура городского населения изучена еще хуже. Более или менее надежные сведения мы имеем только на начало XVIII в. В 1710-1720 гг. по материалам ландратских переписей десяти городов (Белева, Боровска, Вятки, Зарайска, Малоярославца, Рязани, Торопца, Тулы, Углича, Устюжны), которые охватили 6719 дворов с населением в 38 180 чел., 51,7 % семей были малыми, 33,8 %-составными и 12 %-расширенными, 2,5 % состояли из одного человека или группы родственников. Доля составных семей сильно варьировала по городам - от 29,9 % в Торопце до 57,6 % в Рязани, малых - соответственно от 67,3 до 33,2 %198. Интересно отметить, что зажиточные горожане в основном проживали составными или расширенными семьями, а бедные - малыми. Поскольку людность составной семьи примерно на треть превосходила людность среднего двора199, то, по-видимому, большинство городского населения проживали все-таки в рамках составной семьи, во всяком случае посадские. Это следует из того, что семьи посадских были в среднем на 26 % более людными, чем семьи духовенства, городских крестьян, военных и чиновников200.

Малые семьи преобладали среди мастеровых Петербурга в XVIII в.201 Московское купечество, если судить по жителям Басманной слободы, на протяжении XVIII-первой половины XIX в. предпочитало малые семьи, однако и там на долю составных семей приходилось от 16 до 23 %, доля семей из трех поколений в различные годы колебалась от 11 до 18 %202. В целом по Москве на протяжении XVIII-XIX вв. превалировали малые семьи, хотя и там в 1897 г. около 18 % семей были составными203. В г. Мора-шанске Тамбовской губернии в первой половине XIX в. среди купцов преобладали

составные семьи, а среди мещан - малые. В пореформенное время проходил процесс нуклеаризации семей204.

Анализ семейной структуры казанских мещан по семейным спискам 1898 г. показал, что на долю малых семей приходилось 30 % всех семей, расширенных -13, составных -11, одиночек - 25 и на группу родственников - 21 %205. Поскольку средняя людность составной семьи в Казани была примерно в 3 раза больше, чем малой, в рамках составной семьи проживало еще много мещан - около трети. Это свидетельствует о том, что составная семья к началу XX в. не стала реликтом, хотя и сдала свои позиции по крайней мере среди мещан, на долю которых приходилось 43 % среди горожан Европейской России и 34 % среди горожан Казанской губернии206. Следует иметь в виду, что казанский материал обладает спецификой: среди казанских мещан было много татар и евреев, которые более, чем русские, предпочитали расширенные и составные семьи.

По мнению исследователей, изучавших семейную структуру городского населения Сибири, в течение XVIII - начала XX в. горожане предпочитали малую семью, хотя и составная семья была довольно распространена. С течением времени семейная структура упрощалась и в начале XX в. малая семья заметно потеснила составную207. В трех городах - Томске, Барнауле и Бийске - у купечества в 1866 г. доля составных семей равнялась 39,6 %, малой-53; в 1904 г. - соответственно 14,8 и 75,2 %208. Высокий процент составных семей в 1866 г. не позволяет безоговорочно утверждать о полном господстве малой семьи в Сибири в XVIII-пepвoй половине XIX в. Речь, по-видимому, может идти о небольшом преобладании малой семьи, причем не исключено, что из-за большей людности составной семьи в рамках малой семьи проживало меньше населения, чем в рамках составной.

В свете вышеизложенного трудно согласится с распространенным мнением о безусловном и повсеместном преобладании малой семьи в среди городского населения начиная с Киевской Руси209.

Таким образом, имеющиеся, пока немногочисленные, данные о семейной структуре сельского и городского населения, полученные на основе обработки разного рода подворных переписей, позволяют предположить, что в течение ХУ-первой половиныXIXв. малая и составная семья мирно сосуществовали, находясь в некоем равновесии. В зависимости от обстоятельств их соотношение изменялось, но составная семья, как правило, преобладала. Историки связывают этот процесс с изменением налоговой системы и благосостояния населения, с экономическими кризисами, с развитием крепостнических отношений, с политикой помещиков в отношении крестьян, а также с колонизацией. До середины XIX в. составная семья часто перерастала и в большую семью, в редчайших случаях в семью типа задруги, объединявшую много брачных пар (до 100 чел.). Даже в 1850-е годы в каждой губернии встречалось много больших семей, насчитывавших 20-30 чел. и более; их доля была невелика - 0,3-1,6 %, однако их насчитывалось тысячи210.

Все это свидетельствует о том, что большая семья еще не стала атавизмом даже в середине XIX в. В пользу этого говорит и тот факт, что в течение ХУ1-Х1Х вв. среди крестьян повсеместно имели распространение семейные группы, объединявшие несколько дворов. Все же, как правило, составная семья после смерти отца распадались на малые. В пореформенное время малая семья заметно и всюду усилила свои позиции сравнительно с серединой XIX в. и к 1897 г. в целом у крестьянства Европейской России она стала слегка преобладать211. В XX в. тенденция к увеличению доли малых семей стала еще заметнее212, в результате к концу века составные семьи почти полностью исчезли - их доля в 1994 г.

составила всего 3,6 %213. Как можно объяснить долгое мирное сосуществование разных типов семьи на протяжении нескольких столетий? Какая форма семьи была базовой?

5в. Семейная структура и жизненный цикл семьи. Все группировки крестьянских семей по типам дают представление о семейной организации крестьянства на момент группировки, т. е. в статике. Но каждое хозяйство было живым организмом: в течение своего существования оно переживало жизненный цикл, испытывало рост, упадок и другие хозяйственно-морфологические процессы. При нормальных условиях малая, расширенная, составная или большая семьи на самом деле представляли собой отдельные стадии в жизненном цикле крестьянского хозяйства, ибо малая семья становилась расширенной, составной и часто большой, а составная или большая семья после раздела превращалась в малые семьи. Динамические переписи крестьянских хозяйств конца XIX - начала XX в., в ходе которых в течение 4-20 лет прослеживалась судьба каждого крестьянского хозяйства, со всей очевидностью обнаружили эти метаморфозы214. В каждый момент около 70 % хозяйств испытывали рост своего состава, 20 - разделялись, оставшиеся 10 % хозяйств либо выселялись из деревни и прекращали свое существование, либо вселялись из других мест, либо соединялись или распадались. Следовательно, доля малых, расширенных и составных семей в семейной структуре населения показывает, какое число крестьянских хозяйств находилось на стадии малой, расширенной и составной семьи. Если преобладали составные семьи, значит, большинство хозяйств находилось на стадии составной семьи, если малые семьи, большинство хозяйств - на стадии малой семьи и т. д. Соответственно уменьшение доли составных семей при параллельном увеличении доли малых семей показывает, что пребывание на стадии составной семьи у большинства хозяйств стало сокращаться, а пребывание на стадии малой семьи - увеличиваться.

Жизненный цикл крестьянской семьи в течение XVI - начала XX в. оставался в принципе одинаковым. Тем не менее в пореформенное время происходило уменьшение численности крестьянских семей, увеличение доли малых и уменьшение доли составных семей, несмотря даже на то, что начиная с последней трети XIX в. естественный прирост населения имел тенденцию увеличиваться. Этот парадокс объясняют несколько факторов. Во-первых, происходило уменьшение доли больших семей ввиду того, что перерастание малой семьи в большую семью из распространенного обычая становилось исключением даже в аграрных регионах. Большие семьи держались исключительно властью и авторитетом «стариков»; молодежь предпочитала малую семью, но не выделялась из больших семей из-за страха лишиться имущества при разделе. Во-вторых, практически каждая составная семья по достижении определенного уровня развития или после смерти главы семьи делилась, тогда как при господстве крепостнических отношений до 1861 г. по крайней мере 10 % хозяйств вообще не делились, оставаясь в группе составной или большой семьи. Это следует из того, что, согласно подсчетам С. Хока по тамбовскому поместью Петровское за 1813-1856 гг., 10,1 % мужчин в возрасте 50-59 лет никогда не были большаками215. В-третьих, состав семей стал все чаще ограничиваться прямыми родственниками по нисходящей или восходящей линии, что приводило к уменьшению населенности семей. В-четвертых, в пореформенное время усилилось малоземелье и в деревне появилась громадная скрытая безработица, что выталкивало миллионы крестьян из деревни в город, в промышленность, в эмиграцию. Только в города за 1870-1896 гг. переселились 8,6 млн из 101,3 млн крестьян - почти каждый десятый, вследствие чего к 1897 г. 51,9 % городских жителей были неместными уроженцами216. В 1897-1916 гг. только переселенческое движение на окраины охватило более 5 млн чел., несколько миллионов крестьян

прибыли в города217. Миграция крестьянства сдерживала процесс формирования составных семей. Наконец, обычай не делиться при жизни отца все реже соблюдался, из-за чего продолжительность пребывания крестьянского хозяйства на стадии составной семьи уменьшалась. Рост семейных разделов в пореформенное время приводил не только к разложению больших патриархальных семей, но и к уменьшению продолжительности существования составных семей218.

Таким образом, распределение хозяйств по семейной организации на определенную дату создает иллюзию, что преобладала та или иная форма семьи. В действительности, ни составная, ни малая семья не являлись главной формой семейной организации крестьянства в XVI - начале XX в.: и та, и другая были лишь одной из стадий внутреннего развития крестьянского хозяйства для преобладающего числа крестьян в определенный период жизни. Стадия составной семьи, как правило, совпадала с детством, юностью - от рождения до 20-25 лет и старостью (60 и старше); стадия малой и расширенной семьи - со зрелостью (после раздела составной семьи и образования самостоятельного хозяйства до его превращения в составную семью). До 1860-х годов стадия составной семьи была практически обязательной для всех хозяйств и к тому же самой продолжительной, а около 10 % крестьян всю свою жизнь проводили в составной или большой семье. Когда говорится, что в пореформенное время малая семья потеснила составную, то имеется в виду, что некоторые малые семьи вообще не перерастали в составные, а большая семья как стадия развития крестьянской семьи была исключением. Вместе с тем вплоть до начала XX в. составная семья представляла собой важную, хотя, возможно, и не самую продолжительную стадию развития крестьянского хозяйства для значительной части крестьян в период их детства, юности и старости219.

5г. Факторы длительного существования составной семьи. Почему крестьяне долгое время не уклонялись от стадии составной семьи? Обычное право запрещало разделение семьи при жизни отца вопреки его желанию. Составные семьи, особенно в период господства крепостнических отношений, энергично поддерживались общиной, помещиками И коронной администрацией, которые нередко просто запрещали разделы семей. При прочих равных условиях составная семья сравнительно с малой обеспечивала большую экономическую эффективность благодаря семейной кооперации на основе половозрастного разделения труда. Многосемейность придавала крестьянскому хозяйству устойчивость и являлась важным фактором крестьянского благополучия. В малой семье болезнь или смерть одного и часто единственного работника приводила хозяйство в упадок, в то время как в составной семье потеря одного работника не могла подорвать благосостояние хозяйства. В условиях высокой смертности и низкой средней продолжительности жизни составные семьи страховали детей от высокой смертности родителей (сирот, которых насчитывалось до 13 % от общего числа детей в возрасте до 15 лет, воспитывали родственники), родителей - от высокой смертности детей, бесплодных - от отсутствия детей, давали приют немощной старости, страховали от болезней. При ранних браках и соответственно ранних материнстве и отцовстве в составной семье могла осуществляться преемственность отцов и детей, столь важная для устной культуры, основанной на непосредственной передаче опыта от одного поколения к другому. Кроме того, именно в составных семьях воспроизводились патриархальные отношения, утверждались авторитет и власть стариков, так как в них дети в большей степени подчинялись большаку и болыпухе, т. е. дедам и бабкам, чем родителям. В имении Петровское в 1813-1856 гг. среди мужчин в возрасте 25-29 лет главами семей были лишь 8,9 %, в возрасте 30-34 лет - 23,1, в возрасте 35-39 лет - 35,1,

в возрасте 40-49 лет - 65,8 и в возрасте 50-59 лет - 89,9 %. Следовательно, в возрасте до 40 лет около 78 % мужчин220 находились в семье и, значит, в общине на вторых ролях. Городские общины до середины XIX в. в этом отношении не отличались от сельских. В 1710-е годы в 10 городах, в которых проживали 6719 семей и 38,2 тыс. чел., лишь 6,9 % хозяйств возглавляли мужчины в возрасте 20-29 лет, 16,8 % - в возрасте 30-39 лет, все остальные - 71,9 % хозяйств возглавляли мужчины старше 40 лет221.

Важным фактором стабильности составной семьи являлось слабое развитие индивидуализма в крестьянах. Жизнь в составной семье требовала от каждого домочадца принесения в жертву своих личных интересов (в том числе и интересов своей жены и детей) в пользу интересов целого дома, заставляла всех подчиняться большаку, а женщин - и болыпухе. Для человека с развитым чувством личного достоинства это было нелегко, а в течение долгого времени - просто невозможно, «С формами семьи была связана тирания, еще более страшная, чем тирания, связанная с формами государства. Иерархически организованная, авторитарная семья истязает и калечит человеческую личность. И эмансипационное движение, направленное против таких форм семьи, есть борьба за достоинство человеческой личности»222. Словом, до определенного момента составная семья наилучшим образом обеспечивала воспроизводство населения, социальную защиту стариков и детей и социализацию молодого поколения, и именно поэтому она до Великих реформ постоянно получала сильную поддержку и со стороны помещика в частновладельческой деревне, и со стороны администрации в казенных имениях, и со стороны патриархов в общине223.

Анализ семейных разделов в пореформенной деревне помогает лучше понять факторы, скрепляющие и разделяющие составную семью. Современники почти единодушно утверждали, что имелись две группы причин разделов: экономическая и психологическая. Развитие неземледельческих занятий, в которые было вовлечено около 23 % взрослого населения, сводилось к минимуму экономической выгоды семейной кооперации. Растущее малоземелье и переобременение налогами и выкупными платежами действовали в том же направлении. Малая семья как более пластичная была лучше приспособлена к развивавшемуся товарному хозяйству, ориентированному на рынок, связанному с неземледельческими занятиями, к колебаниям экономической конъюнктуры224. Составную семью подрывало и развитие личной собственности у членов семьи.

Однако современникам казалось, что психологическая группа факторов имела даже большее значение. Падение авторитета стариков, ослабление родительской власти, нарушение обычаев, запрещающих делиться при жизни родителей, рост индивидуализма среди молодого поколения, его желание освободиться от опеки старших и жить самостоятельно вели к семейным ссорам, что в конце концов приводило к семейным разделам. Опрос крестьян Ярославской губернии в 1873-1883 гг. о причинах разделов показал, что, по их мнению, ссоры между домочадцами объясняли 41,1 % разделов, предосудительное поведение -21,5, появление мачехи, т. е. новой болынухи, -15,2, недостаток жилого пространства в доме и слишком большой размер семьи - 11,6, желание выехать из деревни - 4,5, прочие причины - 6,1 %. Перечисленные причины, по крайней мере внешне, более чем на 83,9 % носили психологический характер. Но и по существу они были важны. Стремление к хозяйственной самостоятельности пересиливало экономические выгоды составной семьи там, где они еще сохранились; отделявшихся не останавливала даже потеря собственности, так как в результате разделов 35 % отделившихся семей не получили никакого имущества или получили очень мало225. Независимость стала так высоко цениться крестьянами, что

они готовы были платить за нее даже благосостоянием. «Спросите любого из здешних крестьян, где лучше работать, в большой или малой семье, он ответит вам всегда одно и то же: "В большой семье беспример лучше робить"... Но предложите крестьянину вопрос: "А где лучше жить - в большой семье или маленькой?" И он Вам тот час же ответит: "Не приведи Бог никому жить в большой семье!"»226. Постепенное исчезновение фазы составной семьи в жизненном цикле крестьянского двора в связи с изживанием патриархальных традиций в психологии людей и с развитием индивидуализма имеет принципиальное значение. Если люди в массе становились более индивидуалистами, то их отказ от малых семей и возвращение к составным становилось весьма проблематичным. Психология здоровых людей, как правило, не знает регрессии, поэтому реставрация патриархальных семей - вещь маловероятная. Не случайно развитие малой семьи в пореформенное время совпало с изживанием общинных отношений, с разрушением общины, которая была в некотором смысле продолжением семьи.

5д. Семейная структура в зависимости от критериев классификации семей и источников данных. Результаты классификации семей в существенной мере зависят от критерия объединения людей в одно хозяйство. В течение XV-XVII вв. в большинстве случаев таким критерием для переписчиков служило проживание в одном дворе и владение общим имуществом, семья - это двор и двор - это семья. Но принцип не всегда соблюдался. Например, после введения подворного обложения в 1678 г. счет семейств-хозяйств шел по количеству въездных ворот, следовательно, за критерии отдельного семейства-хозяйства были взяты въездные ворота. В стремлении уменьшить бремя налогов крестьяне старались не делить усадьбу и свозить дворы в одну усадьбу. В результате населенность хозяйства стала возрастать и в начале XVIII в. в отдельных случаях достигала невероятной величины. Имение А. В. Кикина в Шелонской пятине в 1717 г. включало 135 дворов, 360 изб и 22, 69 чел., т. е. по 16,8 чел. на двор, 6,3 чел. на избу и по 2,7 избы на двор227.

В XVIII-XIX вв. критерием выделения семьи стало проживание в одном дворе. Реальные отношения между людьми во внимание не принимались. Однако несколько дворов также могли составлять одну семью, как несколько деревень объединялись в одну соседскую общину. В течение XVI-XIX вв. среди крестьян повсеместно имели распространение семейные группы, объединявшие несколько дворов родственников, а иногда и неродственников. Особенно они были распространены на Севере в период широкого бытования малых семей228. Всякий раз, когда возникала потребность в совместном труде при решении производственных задач, которые были непосильны одной семье, из-за неразвитости рынка труда одна или несколько семей объединялись (складывались) в союз - возникала складническая семья, семья-товарищество с коллективным трудом и потреблением. На определенный срок имущество, труд и потребление становились общими. Складническая семья объединяла преимущественно родственников, но товарищество могли создать и соседи. Члены этого союза владели определенной, равной или неравной, долей общего имущества (землей, движимым имуществом). Они могли жить одним или несколькими дворами, в одной или разных деревнях. В дальнейшем, при окончательном разделе общей земли (имущества), товарищества превращались в соседские общности, а складнические отношения - в отношения индивидуальных землевладельцев.

Некоторые исследователи полагали, что совладение земельными угодьями деревнями являлось господствующей формой землевладения в XVI-XVII вв., поэтому однодеревенцы, как правило, назывались «складниками» и очень редко «соседями»229. В Сибири, Среднем Поволжье и, наверное, в других регионах, семьи-товарищества продолжали бытовать

и в ХУШ-Х1Х вв.230 При переписях такие союзы, как единая семья, не фиксировались, что должно было завышать число малых семей.

Результаты классификации семей зависят и от использованных источников. Например, семейные структуры по данным ревизий и приходских списков (исповедных книг) существенно различались (см. табл. 26):

Таблица 26

Семейная структура с. Рассказово Тамбовской губернии по данным ревизии 1816 г. и приходского списка 1811 г., %

Тип семьи Ревизия 1816 г. Приходской список 1811г.

Одинокие 3,6 -

Группа родственников 5,0 -

Малая 24,5 13,6

Расширенная 12,5 12,4

Составная 53,3 73,9

Всего 98,9 99,9

Как видим, два источника дают существенно разные семейные структуры. По данным священника, одиночки и группы родственников как типы семьи не существовали, доля малых семей была меньше, а составных - больше на 20,6 %. Какую семейную структуру отражает официальный источник - ревизия и неофициальный - приходской список? Чью точку зрения отражал приходской список - священника или крестьян, а может быть, тех и других? Ревизия отражала ту семейную структуру, которую конструировал переписчик исходя из инструкции и фискальных интересов государства, а приходской список структурировал крестьян как прихожан, так как священник зафиксировал семью такой, какой она приходила в церковь на исповедь и причастие. Так, ревизия показала независимое существование одиноких несовершеннолетних детей, что было невозможно, а в приходском списке одиноких вообще не зафиксировано. Была ли семья крестьян как прихожан тождественна семье как хозяйственному или фискальному союзу? Какой источник предпочтительнее? Эти вопросы заслуживают дальнейшего изучения и от их решения зависит наше представление о семейной структуре населения. До сих пор исследователи отдавали предпочтение ревизиям как более надежному официальному источнику. Между тем существует и третий источник по семейной структуре - рекрутские списки, которые H.A. Миненко считает «самыми точными»231.

С подобной дилеммой столкнулась финская исследовательница Э. Варис при изучении семьи в Восточной Финляндии XVIII-XIX вв. Обнаружив, что официальная перепись не отражает реальные связи между людьми, она решила отойти от стандартной методики идентификации семейной организации по месту проживания в одном дворе. При объединении людей в одно хозяйство она отдала предпочтение реальным отношениям между людьми, т. е. реальной организации работы и домашнего хозяйства. Поэтому при идентификации хозяйств она использовала конфирмационные и исповедные книги; документы о наследовании и судебных спорах были специфическим институтом только в том единственном смысле, что ее члены находились в партнерских отношениях. Оказалось, что большое число крестьян проживали в рамках семей-товариществ, как это было и на Севере России в XVII-XVIII вв., которые официально были малыми семьями,

а реально - составными и расширенными. Доля таких семей была высока: около 55 % - в 1750 г., 61 - в 1775 и 35 % - в 1820-1849 гг. и в их рамках проживало большинство населения232. На мой взгляд, результаты Варис освещают данные о семейной жизни на Севере и Северо-Западе России XVI-XVII вв. - территории, смежной с Восточной Финляндией, где господствовали та же агротехника, те же производственные и межличностные отношения. Там, по мнению ряда исследователей, которые свои выводы основывали на официальных данных писцовых и переписных книг, в XVI-XVII вв. преобладали малые семьи. Однако вполне возможно допустить, что здесь, как и в Финляндии, наиболее распространенными были сложные формы семейной организации, но официальные переписи, принимавшие во внимание только совместное проживание, не дооценивали степень их распространенности. Это объясняет, как населению удавалось выживать в многочисленных односемейных поселениях, как выживали сироты, старики, вдовы при высокой смертности, как выживали хозяйства во время природных катаклизмов, как односемейное хозяйство могло выполнять объемные и срочные работы при господстве подсеки. Опыт Варис необходимо учесть отечественным исследователям, так как она изучает территорию, смежную с российской, на которой господствовала та же агротехника, те же производственные и межличностные отношения, а также и потому, что российские государственные и церковные источники дают различную картину.

5е. Семейная структура по данным микро- и макроисследований. Недостатком микроисследований семейной структуры является большая изменчивость результатов по отдельным селениям и годам, рискованность распространения полученных выводов на другие территории. В безукоризненно выполненном исследовании, основанном на ревизских сказках и метрических ведомостях, получены следующие результаты о семейной структуре трех помещичьих деревень Московской губернии за 1811-1857 гг. (см. табл. 27):

Таблица 27

Демографические характеристики крепостного крестьянства Московской губернии в первой половине XIX в. по данным ревизий

1811г. 1815 г. 1834 г. 1850 г. 1857 г.

Числй ХОЗЯЙСТВ 129 135 127 228 212

Средний размер хозяйства 4,8 9,0 12,0 7,0 7,0

Население 619 1215 1524 1596 1484

Одинокие, % 20,9 11,9 11,0 5,7 4,3

Малая семья, % 41,1 34,8 18,9 27,6 32,6

Расширенная семья, % 38,0 8,8 7,9 2,6 4,7

Составная семья, % 44,0 62,7 64,3 55,3

Сост. по: Blum А., Troitskaya I., Avdeev А, Ор. cit. Р. 88-92.

Мы наблюдаем резкие колебания в людности крестьянского хозяйства и в семейной структуре крестьянства от ревизии к ревизии. В традиционном обществе подобные колебания при нормальном течении событий в принципе маловероятны. Однако факт налицо. Причины высокой изменчивости показателей могут объясняться: 1) неточностью данных ревизий и метрик; 2) большими колебаниями смертности вследствие эпидемий, неурожаев и войн; 3) вмешательством помещика или общины, которые искусственно, может быть, накануне ревизии, изменяли семейную структуру общины для решения

каких-то проблем - финансовых, земельных или рекрутских. По-видимому, все факторы действовали одновременно, но по-разному в различные годы. Например, данные за 1815 ц 1857 гг., возможно, находились под сильным влиянием недавней войны и эпидемии холеры 1852-1856 гг, за 1834 и 1850 гг. - под влиянием неурожая и эпидемий холеры 1830-1833 и 1847-1849 гг.233; на возможность вмешательства помещика в семейную структуру крепостных говорят сами авторы, а П. Зап обнаружил прямые указания на существование подобной практики234. Неточность ревизских и метрических данных, по-видимому, также сыграла свою роль, поскольку Хок, использовавший другой источник - подворные переписи, не обнаружил столь же резких изменений в семейной структуре тамбовского села Петровское за 1813-1850 гг235.

Микроисследования не могут нас вполне удовлетворить из-за изменчивости картины от селения к селению и от года к году. Всякий раз перед исследователем стоит вопрос: насколько надежны и представительны полученные им результаты, на которые он не может дать удовлетворительного ответа. На мой взгляд, микроисследования семейной структуры целесообразно дополнить макроисследованиями. За первую половину XIX в. мы имеем распределение семей по числу членов в отдельных губерниях на основании ревизий, а за 1897 г. - по всем губерниям на основании переписи. Если знать среднюю численность малой, расширенной и составной семьи, то на основании подобных группировок можно получить семейную структуру населения целых уездов и губерний. К сожалению, данных на этот счет немного, так как этот вопрос не ставится даже теми, кто изучает семейную структуру. Отдельные локальные исследования позволяют предположить, что семьи численностью до 5 чел. включительно чаще всего являлись малыми, в 7 и более - составными. Среди последних, с числом членов 11 и более чел., значительная часть, вероятно, относилась к большим семьям236. Наш расчет подтверждается данными о жизненном цикле крестьянских семей (см. табл. 28):

Таблица 28

Число детей в среднем на семью в XVIII-первой половине XIX в.

Возраст родителей, лет Архангельские крестьяне Вологодское духовенство Московские купцы

1710 г. 1762 г. 1782 г. 1859 г. 1762-1857 гг.

16-25 0,64 0,65 0,80 0,84 0,94

26-30 1,39 1,80 1,85 1,92 1,35

31—40 2,06 2,66 3,03 3,56 4,54

41-50 2,08 3,15 3,45 4,16 4,90

51-60 1,89 2,07 2,16 2,95

61+ 2,03 1,36 1,61 1,87

В среднем* 1,63 2,13 2,25 3,17 1,86

В среднем** 2,19 2,50 2,74 3,43 2,68

Всего человек в семье*** 6,00 5,30 6,50 - 4,76

* Все семьи. ** Семьи с детьми. *** Всего человек в семье вместе с родственниками. Сост. по: Кох О.Б. Крестьянский двор и крестьянская семья на Русском Севере в конце ХУП-ХУШ в. С. 57, 229-233; Попов В.А. Движение народонаселения в Вологодской губернии в 1833-1858 г. // Зап. Русского геогр. об-ва по отделению статистики. 1871. Т. 2. С. 235; Юрченко Н.Л. Ревизские сказки как источник по социально-демографической истории. С. 267, 281-282.

Для сравнения в табл. 28 включены данные о жизненном цикле семей московских купцов Басманной слободы Москвы и духовенства Вологодской губернии за 1859 г., которое отличалось от крестьян величиной семей, так как духовенство являлось самым многодетным сословием в России. Как следует из приведенных данных, максимальной величины семья достигала тогда, когда супругам было 41-50 лет и жена прекращала рожать вследствие наступления климакса, после чего численность семьи начинала уменьшаться. Дочери после выхода замуж покидали родительский дом, один из двух или трех крестьянских сыновей после достижения призывного возраста, равного 21 году, обязан был уходить в армию практически навсегда. Рекрутская повинность крестьянства и меньшая сравнительно с духовенством детность крестьянских семей объясняют, почему в семьях духовенства в момент апогея число детей доходило до 4,24, а в крестьянской семье - лишь до 2,00-3,45 ребенка, следовательно, в среднем 1-2 сына. Крестьянские сыновья, кроме ушедших в армию, оставались с родителями, приводили в дом жен и обзаводились детьми. Семья из малой становилась составной. Начинался новый рост семьи, который, как правило, продолжался до смерти отца, потому что по обычному праву сыновья при живом отце из дома не уходили. Однако в типичной русской крестьянской семье было не более двух сыновей, поэтому возможности для роста были ограничены - появление невестки и внуков сначала только компенсировало уход дочерей из дома и одного сына в армию. Большак должен был прожить еще лет 15, чтобы начавшийся рост семьи позволил ей превзойти ту численность, которая была в момент апогея малой семьи. Вследствие особенно высокой смертности русских (они уступали по средней продолжительности жизни всем народам Европейской России) многие малые семьи не превращались в составные, а возникшие составные семьи через определенное время становились вновь малыми. Из тех крестьян, кто достигал 25 лет и женился, лишь 73 % достигали 50 лет - возраста, когда их первые сыновья женились и приводили в дом невестку; 76 % из 50-летних достигали 60 лет, 62 % - 65 лет и менее половины из 50-летних - 70 лет237. Следовательно, лишь половина малых семей реально превращалась в составные.

Проверим сделанное предположение о величине семьи разных типов путем сравнения фактической и гипотетической семейной структуры вотчины Шереметьевых, по которой мы имеем как распределение семей по числу членов, так и реальную семейную структуру, выявленную на основе прямых данных о составе семей (см. табл. 29):

Таблица 29

Сравнение фактической и гипотетической доли составных семей в вотчине Шереметьевых Московской губернии в первой половине XIX в.

1815 г. 1834 г. 1850 г. 1857 г.

1 2 3 4 5

Составная семья, % 53,3 70,1 66,7 62,8

% семей с числом членов 7+ 50,0 66,0 57,0 56,0

% семей с числом членов 6+ 62,0 74,0 65,0 62,0

Разница между % семей с числом членов 7+ и % составных семей -3,3 -3,9 -10,3 -6,8

Разница между % семей с числом членов 6+ и % составных семей +8,7 +3,9 -1,7 -0,8

Малая семья, % 20,3 7,0 16,4 19,5

Окончание табл. 29

1 2 3 4 5

% семей с числом членов 2-5 32,0 18,0 29,0 35,0

% семей с числом членов 2-4 24,0 13,0 22,0 25,0

Разница между % семей с числом членов 2-5 и % малых семей 11,7 11,0 12,6 15,5

Разница между % семей с числом членов 2-4 и % малых семей +3,7 +6,0 +5,6 +5,5

Сост. по: Юрченко Н.Л. Ревизские сказки как источник по социально-демографической истории.

Как видно из табл. 29, гипотетическая и фактическая структура близки, хотя и не совпадают. Гипотетическая семейная структура достигает наибольшего подобия с семейной структурой по ревизским данным при следующих основаниях типологии: семьи с числом членов 2-4 относить к малым, с числом членов 6 и больше - к составным. Расхождение между фактической и гипотетической семейной структурой следует признать не слишком значительным, учитывая, что типология по данным ревизий отличается от типологии по сведениям приходских списков еще больше: различия по доле малой семьи составляли 10,9 %, а по доле составной - 20,6 %. Когда будет собрано больше параллельных данных, можно будет точнее, причем для отдельных губерний или регионов и для отдельных периодов, установить соотношение между людностью и типом семей, что позволит получить более или менее адекватную картину семейной организации населения, опираясь на данные ревизий и переписи 1897 г. о людности семей.

Положительный момент изучения людности семей состоит еще в том, что между изменением средней людности и семейной структурой существует тесная, хотя и не функциональная, связь: с уменьшением людности увеличивается доля малых семей и уменьшается доля составных и, наоборот, с увеличением средней людности двора доля малых семей снижается, а составных - увеличивается. Эта закономерность может служить ориентиром при изучении семейной организации населения. Наконец, существенный научный интерес представляет не только доля различных типов семьи, но и процент населения, в них проживающий. В ряде случаев доля составных семей была намного меньше половины всех семей, но в ее рамках проживало большинство населения. Если ограничится только данными о структуре семей, что чаще всего и делается, следует прийти к выводу о преобладании малой семьи, но если принять во внимание население, в них проживающее, вывод будет другим. Как видим, для корректного вывода нужны данные о средней людности семей различного типа.

Таким образом, имеющиеся данные по истории семьи не позволяют говорить о том, что малая семья в течение всего периода империи была преобладающей формой семейной организации. Она всегда сосуществовала со сложными семьями и, вероятно, только в пореформенное время заняла доминирующие позиции. Но этот вопрос требует дополнительных изысканий, так же как и причины, обусловившие долгое существование составной семьи и ее постепенное вытеснение малой. Пока ясно одно: семейная организация населения в России отличалась от таковой же на Западе, и в этом, возможно, состоял один из факторов своеобразия российского исторического процесса - в России, как и на Западе, происходило поэтапное изживание древней патриархальной традиции, при котором западноевропейские страны на два-три столетия ее опережали. В пользу этого говорит разница в терминологии

родства (на Востоке Европы гораздо позже сохраняется различие родственников по браку в зависимости от пола субъекта: тесть - свекор, шурин - деверь, невестка - золовка и т. п.), в системах наследования недвижимости, а также в разных формах организации совместного труда. Существенная роль в сохранении традиции составной семьи принадлежала социально-экономическим факторам: передельной общине, крепостному праву, правовым ограничениям развития частной собственности на землю, отсутствию единонаследия, обеспеченности землей и угодьями, форме ренты, особенностям климата, характеру хозяйственной деятельности, степени развития рынка труда и др.238

6. Итоги

В области исторической демографии имперской России сделано много, но предстоит осуществить гораздо больше. Наши представления о демографических процессах и семейной структуре населения, в особенности относящиеся к периоду до середины XIX в., не вполне адекватны, так как основываются в большей степени на данных современников и этнографов, а не на точных статистических расчетах по результатам переписей, метрических ведомостей и приходских списков. Работа по освоению первичных демографических данных с помощью современных методов только началась, но, как оказалось, она сопряжена с большими трудностями: значительная часть источников еще не выявлена; их обработка требует больших усилий и соответствующих знаний; полнота и точность первичных данных для XVIII - первой трети XIX в. низка и существенно варьирует от прихода к приходу. Использование демографических сведений требует большой осторожности, внесения корректив в первичные данные, иногда на основе уже существующей методики, как в случае с возрастной аккумуляцией, но чаще индивидуально придуманной для конкретного случая.

В настоящее время, на мой взгляд, существует неоправданный перекос в сторону проведения микроисследований в исторической демографии: исследования на уровне уезда, губерний, регионов и России в целом стали проводиться редко. При всех плюсах микроисследования имеют очевидные минусы: чувствительность к малейшим неточностям в исходных данных, неопределенность результатов из-за огромной вариабельности результатов по годам и отдельным селениям, невозможность распространения выводов на другие территории. Характерные примеры дают В. Дьячков и В. Канищев. В своей итоговой работе они пытаются обобщить результаты многолетних микроисследований по данным метрических книг группы тамбовских историков и нередко попадают впросак. Вот образчик их генерализации. Авторы обнаружили, что доля умерших новорожденных от числа всех родившихся в трех приходах Тамбовской губернии с 1857-1884 гг. до 1899-1912 гг. возросла и на этом основании делают вывод: младенческая смертность в стране увеличилась в результате ухудшения материального положения крестьянства239 (см. табл. 30).

Таблица 30

Младенческая смертность в трех селах Тамбовской губернии и 50 губерниях

Европейской России в Х1Х-начале XX в. (в % к числу новорожденных)

Годы С. Кермис С. Угол С. М. Пупки Европейская Россия

1857-1884 15-21 24-30 36-38 27,1*

1899-1912 25-36 26-53 39-41 25,5**

* 1867-1884 гг. ** 1899-1911 гг.

На самом деле в 50 губерниях Европейской России младенческая смертность в эти годы уменьшилась с 27,1 до 25,5 %240 и положение крестьянства улучшалось241. Если допустить, что данные метрических книг, на которых основаны выводы, абсолютно точны, то распространение полученных выводов на всю Россию оказывается несостоятельным. Мало того, получается, что село Кермис по младенческой смертности в середине XIX в. шло вровень с самыми передовыми странами Запада, где она равнялась в 1850-1859 гг.: в Швеции-15 %, Англии - 16 %, Франции - 17 %, Нидерландах - 20 %, Австрии - 25 %, Германии - 29 %242. Действительно, в данном случае дело не столько в том, что с. Кермис и Тамбовская губерния стояли в России особняком, сколько в том, что качество учета младенческой смертности постепенно улучшалось, что внешне выглядело как ее увеличение. Не менее обескураживающими выглядят обобщения о социальном, политическом, культурном и экономическом развитии страны с Киевских времен до начала XX в. Оказывается, что в процессе воспроизводства населения биологические факторы доминировали над социально-экономическими вплоть до начала XX в., что церковь мешала воспроизводству населения, что со времен Киевской Руси российским социум был расколот в культурном отношении243. Правда, как это все вытекает из изучения первичной демографической статистики Тамбовской губернии, не объясняется. Интересно было бы знать, разделяют ли коллеги Дьячкова и Канищева по цеху в Тамбове их глобальные, всемирно-исторического значения выводы.

Нельзя забывать, что закономерности можно обнаружить лишь тогда, когда изучаются массовые данные - действие закона больших чисел никто не отменял. На Западе, где микроисследования сейчас в моде, им предшествовали макро- и мезоисследования, которые вооружили историков общими представлениями о том, как развивалось общество в демографическом отношении за два или три последних столетия, дали им данные о численности населения, его социальной, семейной и поло-возрастной структуре, демографических процессах244. Там микроисследования дополняют, уточняют, детализируют, углубляют картину, полученную в ходе макроисследований. У нас же общие представления пока неясны, тенденции не выявлены, поэтому мы остро нуждаемся и в макроисследованиях. Отдавая дань моде, которая преходяща, не следует игнорировать макроисследования. Исследования демографических процессов на уровне губерний и регионов облегчаются тем, что существуют готовые базы данных, составленные в консисториях и губернских статистических комитетах, а также учеными-современниками на основе тех же метрических книг, исповедных ведомостей и ревизий. Отдельные неточности источников на приходском уровне нередко взаимно компенсируются при генерализации их в губернские или региональные своды. Существенно, что численность населения губернии или региона иногда точнее определяется и проверяется, чем число жителей в отдельном поселении, благодаря существованию разных видов учета и тому, что часто миграции ограничивались губернией или регионом и в большинстве случаев затрагивали лишь незначительную долю населения губернии. Выводы репрезентативны и могут быть распространены по крайней мере на ту территорию, которую охватывают исходные данные. Разумеется, ни макро-, ни микроисследования не могут нас вполне удовлетворить: первые - из-за того, что хорошо видят лес, замечают деревья, но не видят кусты, цветы и грибы, вторые - потому, что хорошо видят цветы, грибы и кусты, замечают деревья, но не видят леса, а также из-за недостаточной точности первичных источников и из-за огромной вариабельности результатов. Только сочетание тех и других может обеспечить успех.

На мой взгляд, можно следующим образом сформулировать насущные задачи в области исторической демографии.

1) Оценить погодную динамику населения по губерниям и России в целом за 1719-1914 гг. по данным ревизского, церковного и административного учета245.

2) Установить поло-возрастную и семейную структуру населения по губерниям и России в целом за годы ревизий и административных исчислений.

3) Выяснить региональные, этнические и конфессиональные особенности в формах семейной организации населения и брачного поведения. Продолжить работу, начатую земскими статистиками, по изучению цикла развития семьи в разные эпохи, что имеет принципиальное значение для правильного установления преобладающих форм семейной организации и понимания направления в их изменениях.

4) Изучить заболеваемость населения, которая в сочетании с данными о смертности открывает новые горизонты для понимания динамики благосостояния населения.

5) Выявить, как изменялись по годам брачность, рождаемость и смертность на губернском, региональном и всероссийском уровне, общие и возрастные демографические коэффициенты и на их основе определить среднюю продолжительность жизни, коэффициенты воспроизводства населения (брутто- и нетто-коэффициенты), а также и цену простого воспроизводства. Поставить демографическую историю России в европейскую и мировую переспективу.

6) Вывести историко-демографические исследования за рамки решения сугубо демографических вопросов, поставить изучение демографии и хозяйства в контекст социальной и экономической истории, изучение семьи - в контекст власти, социального контроля и статуса, изучать внутреннюю динамику хозяйства, искать причинные объяснения обнаруженным явлениям и их изменениям, постоянно расширять проблематику поиска.

7) Любые демографические источники имеют недостатки246. Поэтому точность, полнота и объективность данных должны постоянно находиться в сфере контроля; источниковедческая база должна расширяться не только за счет новых метрических книг и приходских списков, но и за счет привлечения новых источников - писцовых книг ХУ1-ХУ11 вв., рекрутских списков, городских обывательских книг, семейных списков мещанских и купеческих обществ, динамических переписей крестьянских хозяйств, земских переписей и др.

8) В современной историографии в отношении к первичным демографическим источникам, так же как и в отношении к микро- и макроисследованиям, сложились два направления: апологетическое и скептическое. К первому относится, вероятно, большинство тамбовских, ярославских и барнаульких исторических демографов, ко второму - петербурские и московские историки. Хорошо бы энтузиазм первых соединить со здоровым скепсисом вторых. Необходимо активно использовать выборочный матема-тико-статистический метод со всеми его приложениями - подсчетом стандартных ошибок, доверительных интервалов и проверкой гипотез, и демографическую науку с ее строгой статистической оценкой выводов. Отечественная историческая демография должна развиваться на основе современных теорий, методологий и технических средств.

9) Сочетать макро- и микроисследования, именно их комбинация может обеспечить не только максимальную утилизацию информации, содержащейся в источниках, но широкую, полную и объективную картину эволюции российской модели воспроизводства населения. Макроисследования дают стандарт, эталон, модели для сравнений; микроисследования отражают многообразие вариантов демографических процессов, проясняют мотивацию и демографическое мировоззрение. Оба направления не могут

существовать друг без друга - они сообщающиеся сосуды. По большому счету результаты микро- и макроисследований должны совпадать.

10) Существует огромный дефицит библиографических и историографических работ по исторической демографии. Издаваемые Центром народонаселения при МГУ библиографические обзоры не в состоянии учесть публикации, в большом числе выходящие в провинции. Чтобы справиться с этой задачей, Центр или один из существующих историко-демографических центров в Барнауле, С.-Петербурге или Тамбове должен стать местом, куда автор посылает информацию о публикации по исторической демографии за год и по возможности - один экземпляр работы. Поскольку Центр МГУ имеет опыт такой деятельности, то было бы целесообразно, если бы он взял на себя эти обязанности. Пришло время и для историографических обобщений, причем не только в статьях, но и в диссертациях.

159 Hajnal J. European Marriage Patterns in Perspective // Population in History / Glass D. V., Everslay D. E. C. (eds.). London, 1965. P. 101-143 (см. перевод: Хаджнал Дж. Европейский тип брачности в перспективе // Брачность, рождаемость, семья за три века. Сб. статей / Под ред. А. Г. Вишневского, И. С. Кона. М., 1979. С. 14-70 (правильное написание фамилии - Хайнал).

160 Hajnal J. Two Kinds of Pre-Industrial Household Formation Systems // Family Forms in Historic Europe / Wall R. (ed.), in collaboration with Robin J. a. Laslett P. Cambridge, 1983. P. 65-104.

161 Даль В. И. Пословицы русского народа. М, 1957. С. 803.

162 Grassby R. Kinship and Capitalism: Marriage, Family, and Business in English-Speaking World, 1580-1740. Cambridge, 2001.

163 Краткий словарь по социологии. М., 1988. С. 301-302.

164 Changing Patterns of European Family Life: A Comparative Analysis of Fourteen European Countries / Boh K. (eds.). London; New York, 1989; Household and Family in Past Time: Comparative Studies in the Size and Structure of the Domestic Group over the Last Three Centuries in England, France, Serbia, Japan and Colonial North America / Laslett P., Wall R. (eds.). Cambridge, 1972. P. 31; Flynn V. The European Demographic System: 1500-1800. Westport, 1981; Ласлетт П. Семья и домохозяйство: исторический подход // Брачность, рождаемость, семья за три века. Сб. статей. М., 1979.

165 Александров В.А. 1) Типология русской крестьянской семьи в эпоху феодализма // История СССР. 1981. №3. С. 78-96; 2) Черты семейного строя у русского населения Енисейского края // Сибирский этнографический сб. М.; Л., 1961. С. 3-26; 3) Обычное право крепостной деревни России: XVIII - начало XIX в. М., 1984. С. 42-69; Власова И.В. Семья // Этнография восточных славян: Очерки традиционной культуры / Чистов К.В. (отв. ред.). М., 1987. С. 366-367; Семейный быт народов СССР /Жданко T.A. (отв. ред.). М., 1990. С. 25; История крестьянства России с древнейших времен до 1917 г. Т. 3. Крестьянство периода позднего феодализма (середина XVII в. - 1861 г.) / Преображенский А.А. (отв. ред.). М., 1993. С. 240-247; История Урала с древнейших времен до 1861 г. / Преображенский А.А. (отв. ред.). М., 1989. С. 508-509; Крестьянство Сибири в эпоху феодализма / Окладников А.П. (ред.). Новосибирск, 1982. С. 400-413.

166 Бакланова Е.Н. Крестьянский двор и община на русском Севере: Конец XVII - начало XVIII в. М., 1976. С. 32-34; Миненко Н.А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири: (XVIII - первой половине XIX в.). Новосибирск, 1979. С. 43-48.

167 Czap Р. 1) The Perennial Multiple Family Household: Mishino, Russia 1782-1858 // J. of Family History. 1982. Vol. 7. N. 1. Spring. P. 5-26; 2) A Large Family: "The Peasant's Greatest Wealth": Serf Household in Mishino, Russia, 1814-1858 // Wall R. e a. (eds.). Family Forms in Historic Europe. Cambridge Univ. Press, 1983. P. 105-150; 3) Marriage and the Peasant Joint Family in Russia. P. 103-123; Hoch St. L. Serfdom and Social Control in Russia: Petrovskoe, A Village of Tambov. Chicago; London, 1989. P. 65-91 \ Kaiser D. H. Urban Household Composition in Early Modern Russia. P. 39-71 (русск. пер.: Хок С.JI. Крепостное право и социальный контроль в России: Петровское, село Тамбовской губернии. М., 1993); Rudolph R.L. Family Structure and Proto-Industrialization in Russia // J. of Economic History. 1980. Vol. 40. P. 111-122; Worobec Ch. D. 1) Peasant Russia. P. 76-117; 2) Victims or Actors? Russian Peasant Women and Patriarchy. P. 177-206. - Данные P. Хелли о доминировании малой семьи среди закабалявшихся людей в XV - начале XVII в. не могут быть распространены на другие категории населения: Hellie R. Slavery in Russia. P. 418.

168 КопаневА.И. Крестьяне Русского Севера в XVI в. Л., 1978. С. 120.

169 Копанев А.И. Крестьяне Русского Севера в XVII в. Л., 1984. С. 71; Аграрная история Северо-Запада России XVI в. Север. Псков. Л. 1978. С. 10-12; История Северного крестьянства. Архангельск, 1984. Т. 1. С. 102-103.

170 Александров В.А. Обычное право крепостной деревни России. С. 59; Кох О.Б. Крестьянская семья / Шапиро A.JI. (ред.).; Аграрная история Северо-Запада России XVII века (население, землевладение, землепользование). JI., 1989. С. 56-58.

171 Однако и в XVII в. учет взрослых мужчин был не всегда полным. Например, в Мезени отцовских семей в 1620-е годы насчитывалось всего 13,6%, братских - 6,8%.

172 Кох О.Б. Крестьянская семья. С. 57-58. - Согласно И, Черняковой, в 1678 г. у карел Олонецкой губернии преобладала малая семья: на ее долю приходилось 62,7% всех семей (Cherniakova I. Marriage Behaviour in Pre-Industrial Karelian Rural Parishes // Where the Twain Meet Again. New Results of the Dutch-Russian Project on Regional Developmenbt 1750-1917 / Kooij P., Paping R. (eds). Groningen; Wageningen; 2004. P. 97).

173 Бакланова E.H. Крестьянский двор и община на русском Севере. С. 37-38 (данные о 1000 дворах в 1678 г. и 428 дворах в 1717 г.). - Автор использует своеобразную классификацию семей, поэтому пришлось провести пересчет данных в соответствии со стандартной типологией, который дал другие результаты. По расчету Баклановой, в 1678 г. 80,3% малых и 20% составных, в 1717 г. - соответственно 54,5 и 46% (с. 39).

174 Водарский Я.Е. К вопросу о средней численности крестьянской семьи и населенности двора в России в XVI-XVII вв. // Вопросы истории хозяйства и населения России XVII в.: Очерки по исторической географии XVII в. М., 1977. С. 127; Кох О.Б. Крестьянский двор и крестьянская семья. С. 57; Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи. Т. 1. С. 221.

175 Полла М. К характеристике карельской крестьянской семьи // Историография и источниковедение отечественной истории. Вып. 3 / Под. Ред. С. Г. Кащенко. СПб., 2004. С. 169-191; Чернякова И.А. 1) Южнокорельский приход в прошлом веке: Рождаемость, смертность, брачность, семья. Петрозаводск, 2000; 2) Брачное поведение в Олонецкой, Беломорской и Тверской Карелии в XVIII-XIX вв. // Население Карелии и карельская семья. Йоэнсуу, 2003. С. 133-143; Cherniakova I. 1) Marriage Behaviour in Pre-Industrial Karelian Rural Parishes // Where the Twain Meet Again. P. 97; 2) Marriage and Family in White Sea Karelia during the Pre-Industrial Time: Traditions and Innovations (on the example of Panozero area // Family Life of the Northwestern Margins of Imperial Russia. P. 285-332; Hamynen T. History of the Karelian Orthodox Families in Suojarvi 1500-1939 // Family Life of the Northwestern Margins of Imperial Russia. P. 93-134; Polla M. The Family Systems among Eastern Karelians and Ethnic Russians in the 19th Century//Family Life of the Northwestern Margins of Imperial Russia. P. 201-238; Polla M, Kuropjatnik M. Household Arrangements among the Saami of Akkala, Northern Russia, in the 19th Century // Family Life of the Northwestern Margins of Imperial Russia. P. 239-260.

176 Голикова С.В., Миненко Н.А., Побережников И.В. Горнозаводские центры и аграрная среда в России: Взаимодействия и противоречия. XVIII - первая половина XIX в. М., 2000. С. 103-130; Дашкевич Л.А. Семья государственных крестьян на Урале (по материалам подворных описей Поташенской волости 1805 г.) / Черкасова А.С. (отв, ред.) // Государственные крестьяне Урала эпохи феодализма. Екатеринбург, 1992. С. 109-121; На путях из земли Пермской в Сибирь: Очерки этнографии северноуральского крестьянства XVII-XX вв. / Александров В.А. (отв. ред.). М., 1989. С. 180-182, 194, 197; Побережников КВ., Томилов А.Г. Переписные книги как источник по истории населения уральских слобод начала XVIII в. // Источники по социально-экономической истории Урала дооктябрьского периода / Побережников И.В. (отв. ред.). Екатеринбург, 1992. С. 36-48.

177 Назаров В.Д., Тихонов Ю.А. Крестьянский и бобыльский двор в светских владениях центральных уездов первой половины XVII в. // История СССР. 1977. № 4. С. 156.

178 Александров В.А. Обычное право крепостной деревни России. С. 60.

179 Golubeva S. Age and Patterns of Marriage of Russian Farmers in the Upper-Volga Region // Where the Twain Meet. P. 169-174; Dennison Т. K. Household Structure and Family Economy on a Russian Serf Estate: Voshchazhnikovo 1816-1858//Family Life of the Northwestern Margins of Imperial Russia. P. П\Деннисон Т. Крестьянские дворохозяйства в имении Вощажниково в 1836-1858 гг. // Вест. С.-Петерб. ун-та. Сер, 2. 2005. Вып. 1. С. 147-154.

180 Czap P. "A Large Family: The Peasants' Greatest Wealth": Serf Households in Mishino, Russia, 1815-1858. P. 128,147.

181 Bohac R.D. Family, Property, and Socioeconomic Mobility: Russian Peasants on Manuilovskoe Estate.

182 Столяров А.А. К вопросу изучения структуры русских сельских семей Среднего Поволжья в XVI - начале XX в. // Вопросы этнографии Среднего Поволжья. Казань, 1980. С.110-115.

183 Czap Р. 1) The Perennial Multiple Family Household, Mishino, Russia. P. 5-26; 2) A Large Family: The Peasants' Greatest Wealth. P. 105-151; 3) Marriage and the Peasant Joint Family in Russia. P. 103-123.

184 Hoch St. L. Serfdom and Social Control in Russia. P. 80-81.

185 КанищевВ. В., Кончаков P. Б., МизисЮ. А. Соотношение когортного и сплошного анализа демографического поведения российского крестьянства XIX - начала XX в. С. 60-71; Канищев В.В., Кончаков Р.Б., Мизис Ю.А., Морозова Э.А. Структура крестьянской семьи: Тамбовская губерния, XIX - начало XX в. // Социальная история российской провинции в контексте модернизации аграрного общества в XVIII-XX вв. Материалы Международной конференции. Май. 2002 г. Тамбов, 2002. С. 83-99; Морозова Э.А. Особенности социально-демографического облика населения торгово-промышленного села в первой половине XIX в. (на примере села Рассказово Тамбовской губернии): Автореф.

канд. дис. Тамбов, 2003; Kanitshchev V., Konchakov R„ Mizis Y., Morozova E. The Development of the Family Structure in the Tambov Région, 1800-1917 // Where the Twain Meet Again. P. 239-262.

186 Миненко Н.А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири. С. 44, 53,65, 70; Власова И.В. Семья и семейный быт сибирского крестьянства // Этнография русского крестьянства Сибири, XVII - середина XIX в. M., 1981. С. 22,32.

187 Власова И.В. Семья и семейный быт сибирского крестьянства. С. 50.

188 Миненко Н.А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири. С. 42-106; Власова И.В. Семья и семейный быт сибирского крестьянства. С. 9-56; Александров В.А. Обычное право крепостной деревни России. С. 63-64. - По мнению Н.В. Никишиной, у горнозаводского населения Алтая наблюдалась западноевропейская модель брачности и преобладали малые двухпоколенные семьи численностью 2-4 человека с числом детей не более трех (Никишина Н.В. Семья горнозаводского населения Алтая второй половины XVIII - первой половины XIX в.: Автореф. канд. дис. Барнаул, 2004.

189 Зверев В.А. Семейное крестьянское домохозяйство в Сибири эпохи капитализма (Историко-демографический анализ). Новосибирск, 1991. С. 40-41; Аргудяева Ю.В. Крестьянская семья у восточных славян на Юге Дальнего Востока России (50-е годы XIX в. - начало XX в.). М., 1997; Лебедева А. А. К истории формирования русского населения Забайкалья и его хозяйственного и семейного быта (XIX-начало XX в.) // Этнография русского населения Сибири и Средней Азии. М„ 1969. С. 159.

190 KamicKi 3., Капысю Б. Беларуская вёска i яе насельшцтва у канцы XVI - першай палове XVII стст. Вопыт дэмаграф1чнай характарыстьш // Беларуси пстарычны часошс. 1993. № 2. С. 42-45; Псторыя сялянства Беларуа са старажытных часоу да 1996 г. У 3-х т. Т. 1. Мшск, 1997. С. 103; Носевич В. Л. 1) Еще раз о Востоке и Западе: Структуры семьи и домохозяйства в истории Европы // Круг идей (Труды VII конференции ассоциации «История и компьютер»). М., 2001; 2) Традиционная белорусская деревня в европейской перспективе. Минск, 2004.

191 ПаллиХ. Естественное движение сельского населения Эстонии. Вып. 2. С. 77; PlakansA. 1) Peasant Farmsteads and Households in the Baltic Littoral, 1797 // Comparative Studies in History and Society. 1975. Vol. 17. P. 2-35; 2) Serf Emancipation and the Changing Structure of Rural Domestic Groups in the Russian Baltic Provinces: Linden Estate, 1797-1858 // Households: Comparative and Historical Studies of the Domestic Group / Netting R. Me. e. a. (eds.). Berkley, 1984. P. 245-275; Waris E. The Family and Marriage in Southern Estonia // Family Life of the Northwestern Margins of Impérial Russia. P. 333-358.

192 Крикун M. Структура хозяйств в Житомирском повете Киевского воеводства в 1791 г. Доклад на конференции в Вене. Ноябрь, 2000.

193 Миронов Б.Н. Социальная история России. Т. 1. С. 225.

194 Worobec C.D. Peasant Russia. P. 109-110.

195 Зверев В.А. Семейное крестьянское домохозяйство в Сибири эпохи капитализма. С. 39-40.

196 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVTII - начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб., 2000. Т. 1. С. 221.

197 Kolle H. The Russian Post-Emancipation Household. Two Villages in the Moscow Area. Master Thesis in History. Bergen 1995 (диссертация доступна на сайте Брегенского университета: www.uib.no/hi/herdis/).

198 Kaiser D.H. Urban Household Composition in Early Modem Russia // J. Interdisciplinary History. 1992. Vol. 23. P. 39-71.

199 Ibid. P. 69.

100 Ibid. P. 63.

201 Семенова Л.Н. О семьях мастеровых Петербурга в XVIII в. // Этнографические исследования Северо-Запада СССР: Традиции и культура сельского населения. Этнография Петербурга. Л., 1977. С. 175-189.

202 Юрченко Н.Л. Ревизские сказки как источник по социально-демографической истории. С. 153,267; см. также: Фомина О.В. Социальный состав и населенность купеческого двора Москвы последней трети XVIII в. // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 8. История. № 4. 2004. Июль-август. С. 123-132.

203 Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. 86. М.; СПб., 1905.

204 Акользина М.К. Изменение социальной структуры населения среднего русского уездного города в первой половине XIX века (по материалам Моршанска Тамбовской губернии): Автореф. канд. дис. Тамбов, 2002; Kanitshchev V., Konchakov R., Mizis Y., Morozova E. The Development of the Family Structure in the Tambov Région, 1800-1917. P. 239-262.

205 Зорин H.B., Каплуновская Э.Б. Структура городской семьи // Зорин А.Н. и др. Очерки городского быта дореволюционного Поволжья. Ульяновск, 2000. С. 74-92. - Авторы используют своеобразную классификацию семей, поэтому пришлось провести пересчет данных в соответствии со стандартной типологией.

206 Общий свод по империи результатов разработки данных Первой всеобщей переписи населения. Т. 1. С. 161,173.

207 Миненко Н.А. Городская семья Западной Сибири на рубеже XVH-XVÏÏI вв. // История городов Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1977. С. 175-195; Зуева Е.А. Русская купеческая семья в Сибири конца XVIII - первой половины XIX в.: Канд. дис. Новосибирск, 1992. С, 99,107, \\в-\Ъ\\ГончаровЮ. М. Демографическое развитие городской семьи Сибири второй половины XIX - начала XX в. // Компьютер и историческая демография. Барнаул, 2000. С.27-40.

208 Гончаров Ю. M. Купеческая семья второй половины XIX-начала XX в. М., 1999. С. 233-235.

209 Рабинович М. Г. Очерки этнографии русского феодального города: Горожане, их общественный и домашний быт. М., 1978. С. 178-193; Шмелева M. Н. Городская семья // Семейный быт народов СССР. С. 53-54.

210 Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи. Т. 1. С. 222.

211 Там же. С. 29-236.

212 Араловец Н. А. Городская семья в России. 1897-1926 гг.: Историко-демографический аспект. М., 2003.

213 Семья в России: Стат. сб. М„ 1996. С. 29.

214 Вихляев П. А. Влияние травосеяния на отдельные стороны крестьянского хозяйства. М., 1915. Вып. 9; Кущенко Г. А. Крестьянское хозяйство в Суражском уезде Черниговской губернии по двум переписям 1882 и 1911 гг. Чернигов, 1916; Прокопович С. Н. Крестьянское хозяйство по данным бюджетных исследований и динамических переписей. Берлин, 1924; Румянцев П. П. К вопросу об эволюции русского хозяйства // Очерки реалистического мировоззрения: Сб. ст. по философии, общественной науке и жизни. СПб., 1904. С. 453-547; Хрящева А. И. Крестьянское хозяйство по переписям 1899-1911 гг.: Епифанский уезд. Тула, 1916. Ч. 1, 2; Черненков H. H. К характеристике крестьянского хозяйства. М., 1918. Вып. 1.

215 Hoch St. L. Serfdom and Social Control in Russia. P. 87.

216 Тихонов Б. В. Переселения в России во второй половине XIX в.: По материалам переписи 1897 г. и паспортной статистики. М., 1978. С. 56-57; Общий свод по империи результатов разработки данных первой всеобщей переписи населения, произведенной 28 января 1897 г. Т. 1. С. 85.

217 Брук С. И.,Кабузан В. М. Миграция населения в России в XVIII-начале XX века // История СССР. 1984. № 4. С. 41-59; Турчанинов Н. Итоги переселенческого движения за время с 1896 по 1909 год. СПб., 1910. С. 2—45; Турчанинов Н., Домрачее А. Итоги переселенческого движения за время с 1910по 1914г. (включительно). Пг„ 1916.

218 Колесников В. А. Последствия крестьянских семейных разделов. Ярославль, 1889. С. 3^4.

219 О постоянном превращении малых семей в составные и составных в малые см.: Александров В. А. Обычное право крепостной деревни России: XVIII-начало XIX в. С. 68-69.

220 Hoch St. L. Serfdom and Social Control in Russia, P. 52-53, 87. - Подсчитано мною.

221 Кайзер Д. 1)Возраст при браке и разница в возрасте супругов в городах России в начале XVIII в. С. 233; 2) Н. Urban Household Composition in Early Modern Russia. P. 50.

222 Бердяев H. А. О рабстве и свободе человека.Париж, 1972. С. 193-194.

223 Подробнее см.: Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи. Т. 1. С. 229-232.

224 Исаев А. Значение семейных разделов крестьян (по личным наблюдениям) // Вестн. Европы. 1883. Июль. С. 333-349; Покровский Ф. И. Семейные разделы в Чухломском уезде // Живая старина. 1903. Вып. 1-2. Отд. 1. С. 1-51; Милоголова И. Н. Семейные разделы в русской пореформенной деревне // Вестн. Моск. ун-та. 1987. Сер. 8. История. № 6. С. 37-46.

225 Исаев А. Значение семейных разделов крестьян. С. 333-349.

226 Тихонов В. П. Материалы для изучения обычного права среди крестьян Сарапульского уезда Вятской губернии ИХарузин Н. (ред.). Сборник сведений для изучения быта крестьянского населения России (обычное право, обряды, верования и пр.). М., 1891. Вып. 3. С. 65-66.

227 Материалы по истории крестьянского и помещичьего хозяйства первой четверти XVIII в. М., 1951. № 185.

228 М. В. Витов высказал гипотезу, согласно которой в XV в. на Севере деревня представляла большую семью и несколько таких деревень-семей составляли погост, или соседскую общину или даже, возможно, патронимию. В XVI-XVII вв. большая семья как главный тип семейной организации разрушается и на ее место приходят разнообразные формы семейной организации, а каждый погост состоял уже из нескольких общин (Витов M.B. 1) Гнездовой тип расселения на русском Севере и его происхождение // Советская этнография. 1955. № 2; 2) Историко-географические очерки Заонежья XVI-XVII вв. М., 1962. С. 167-169,181; Витое М. В., Власова И. В. География сельского расселения Западного Поморья в XVI-XVIII веках. М„ 1974. С. 152-153,184).

229 Богословский M. М. Земское самоуправление на русском Севере в XVII в. Т. 1. Областное деление Поморья. Землевладение и общественный строй, Органы самоуправления. М.,1909. С.160; Островская М. Земельный быт сельского населения русского Севера в XVI-XVIII вв. СПб., 1913. С. 38-52.

230 Миненко Н. А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири. С. 55; Бусыгин Е. П., Зорин Н. В., Михайловский Е. В. Общественный и семейный быт русского населения среднего Поволжья: Историко-этнографическое исследование (середина XIX-начало XX в.). Казань, 1963. С, 91-92,103.

231 Миненко Н. А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири. С. 27-31, 37.

232 Waris Е. 1) The Extended Family in the Finnish Karelia, The Family System in Ruokolahti 1750-1850 // Scand. J. of History. 1995. Vol. 20, N. 2; 2) Yksissä leivissä. Ruokolahtelainen perhelaitos ja yhteisöllinen toiminta 1750-1850. Helsinki, 1999.

233 Архангельский Г. И. Холерные эпидемии в Европейской России в 50-летний период 1823-1872 гг. СПб., 1874. С. 2-3,250-252.

234 Czap P. Jr. The Perennial Multiple Family Household: Mishino. P. 5-26. - Земские статистики в конце XIX - начале XX в. вообще считали официальный счет дворов по ревизии искусственным, особенно в государственной деревне: Черненков Н. Н. К характеристике крестьянского хозяйства. Вып. 1. С. 42-67.

235 Hoch St. Serfdom and Social Control in Russia. P. 80-81. - Серьезные изменения в семейной структуре села произошли между 1850 и 1856 гг.

236 Бакланова E.H. Крестьянский двор и община на русском Севере. С. 37-38; Власова И.В. Структура и численность семей русских крестьян Сибири в XVII - первой половине XIX в. // Советская этнография. 1980. № 3. С. 44; Зверев В.А. Брачный возраст и количество детей у русских крестьян Сибири во второй половине XIX - начале XX в, // Культурно-бытовые процессы у русских Сибири: XVIII - начало XX в. / Русакова JI.H., Миненко H.A. (ред.). Новосибирск, 1985. С. 84-85; Кох О.Б. Крестьянская семья. С. 56-58; Осминский Т.И. Двор и семья // Аграрная история Северо-Запада России: Вторая половина XV- начало XVI в. / Под ред. A.JI, Шапиро. JI., 1971. С. 19-20; Столяров A.A. К вопросу изучения структуры русских сельских семей Среднего Поволжья в XVI - начале XX B.C. 110-115.

237 Числа доживающих из таблицы смертности 1897 г. для русских мужского пола (Птуха М. Смертность 11 народностей Европейской России в конце XIX века. Киев, 1928. С. 23, 37, 52-53).

238 Mitterauer М, Kagan А. Russian and Central European Family Structures: A Comparative View. P. 103-131; Mitterauer M. 1) Ledige Mütter. Zur Geschichte unehelicher Geburten in Europa. München, 1983; 2) Historisch-anthropologische Familienforschung. Fragestellungen und Zugangsweisen. Vienna, 1990; Medieval Roots of European Family Development // Stredoeuropske kontexty l'udovej kultüry na Slovensku / Michälek J. (ed.). Bratislava, 1995. P. 92-105; 3) Family Context: The Balkans in European Comparison // J. of Family History. 1996. Vol. 21. P. 387-406; 4) Ostkolonisation und Familienverfassung. Zur Diskussion um die Hajnal-Linie // Vilfanov zbomik / Bruckmüller E. (ed.). Ljublijana, 1999. S. 203-221.

239 Dyatchkov V, Kanitshchev V. Tambov Regional Development in the Context of Integral History, 1800-1917: Contradictions in the Modernization of Russian Society on the Basis of Micro-History// Where the Twain Meet Again. P. 218.

240 Куркин П.И. Смертность и рождаемость в капиталистических государствах Европы. М., 1938. С. 84.

241 Миронов Б.Н. 1) Кто платил за индустриализацию: экономическая политика С.Ю. Витте и благосостояние населения в 1890-1905 гг. по антропометрическим данным // Бородкин Л.И., Петров Ю.А. (отв. ред.). Экономическая история. Ежегодник, 2001. М., 2002. С. 418-427; 2) Благосостояние российского крестьянства после Великих реформ 1860-1870-х гг. // Вестн. С.-Петерб. ун-та. 2005. Серия 2. Вып. 4. С. 149-159.

242 Mitchell. European Historical Statistics 1750-1970. New York, 1976. P. 128-129.

243 Dyatchkov V, Kanitshchev V. Tambov Regional Development. P. 222-223.

244 См., напр.: Mitchell В. R. European Historical Statistics 1750-1910. New York, 1976.

245 Начало этому положено работой: Вишневский А. Г. Оценка числа родившихся в Российской империи (1840-1913 годы) // Вишневский А.Г. Избр. демографические труды. Т. 1.

246 Недостатки есть не только у русских, но и у зарубежных источников. - См. напр.: Носевич В.Л. Традиционная белорусская деревня. С. 124,131; EversleyD.E.C. Population, Economy and Society//Population in History: Essays in Historical Demography / Glass D.V., EversleyD.E.C. (eds.). London, 1965. P. 32-35; Eversley D.E.C. A Survey of Population in an Aria of Worcestershire from 1660 to 1850 on the Basis of Parish Registers // Population in History. P. 395-398; Henry L. The Population of France in the Eighteenth Century // Ibid. P. 438; Bourgeois-Pichat J. The General Development of the Population since the Eighteenth Century // P. 476. - Ho зарубежная демографическая статистика намного раньше, уже в XVIII в., добилась относительной полноты и точности.

Окончание

Статья принята к печати 5 мая 2007 г.