CC BY
36
ция Сирии оказалась намного крепче, чем хотелось бы сирийским революционерам и «друзьям Сирии».
Наряду с развитием событий в Сирии, на расширенном Ближнем Востоке развертываются и другие процессы, связанные с Ираном. Пресса достаточно подробно освещает разнообразные утечки информации из израильских и американских источников, связанные с планированием ударов израильских ВВС по иранским ядерным объектам, поиском Израилем пунктов дозаправки для своих самолетов на Кавказе, проигрыванием на компьютерах сценариев военных действий против Ирана. Стоит обратить внимание еще на один момент: американская стратегия выхода из Афганистана, объявленная президентом Обамой, предусматривает сохранение за Соединенными Штатами в Афганистане нескольких крупных военных баз и значительного военного персонала. Понятно, что эти базы могут быть задействованы в разных проектах, но иранский среди них выглядит наиболее очевидным.
Видно, что давление на Иран нарастает со всех направлений. Ни Израиль, ни Соединенные Штаты, судя по всему, пока не приняли окончательного решения по поводу своих дальнейших шагов в отношении Ирана. На сегодняшний день против Ирана задействован практически весь невоенный арсенал внешней политики США: действуют нефтяные и финансовые санкции, а на единственного союзника Ирана идет скоординированная атака. Позиции президента Ахмадинежада внутри страны также выглядят менее уверенными, чем раньше.
Существует высокая вероятность того, что иранский кризис разрешится уже сейчас, без прямого вмешательства израильтян и американцев. Итог сирийских событий, вероятно, даст нам понять, как события будут развиваться дальше.
«Вестник аналитики», М., 2012 г., № 2, с. 66-72.
Дина Малышева,
доктор политических наук (ИМЭМО РАН)
НОВАЯ БЛИЖНЕВОСТОЧНАЯ СТРАТЕГИЯ ТУРЦИИ
На протяжении нескольких последних лет и вплоть до наступления «арабской весны» внешняя политика Турции базировалась на концепции «стратегической глубины», разработанной профессором политологии крупнейшего учебного заведения Турции - университета Мармары Ахметом Давутоглу, ставшим в
2009 г. министром иностранных дел республики. Базовым в концепции Давутоглу был принцип «ноль проблем с соседями», позволивший за короткое время создать вокруг Турции зону стабильности и безопасности. Воплощенный в жизнь руководством правящей Партии справедливости и развития (ПСР), этот принцип облегчил Турции разрешение или же сведение к минимуму многих проблем, десятилетиями омрачавших отношения Турции с Сирией, Ираном, Ираком, позволил развить на новой основе экономические и политические связи Турции с другими странами Ближнего Востока.
В 2011 г. этот регион начали сотрясать политические бури, и руководство ПСР взяло на вооружение иную стратегию, которая, как это казалось премьер-министру Турции и лидеру ПСР Реджепу Тайипу Эрдогану, больше соответствовала новым ближневосточным реалиям и изменившимся политическим приоритетам республики. Их Эрдоган сформулировал после победы ПСР на парламентских выборах 12 июня 2011 г., когда он заговорил о планах превращения Турции в президентскую республику и интегрировании в ее политическую систему с включением в нее - пока еще не ясно, в какой степени, - исламских социальных и политических институтов и норм.
Значительный сдвиг произошел и во внешней политике. Турецкое руководство солидаризировалось с евро-атлантическими странами касательно порожденных «арабской весной» перемен на Ближнем Востоке и в Северной Африке. ПСР установила тесные контакты с «умеренными исламистами» (в частности, с египетскими «Братьями-мусульманами») еще до событий начала 2011 г. Участвовало турецкое правительство и в спонсировании ливийских и сирийских оппозиционеров. Это означало, что Турция отмежевалась от своих прежних партнеров в лице правящих элит региона. Делалось все это, насколько можно понять, главным образом во имя повышения статуса Турции на мировой арене и удовлетворения возросших амбиций ее лидеров.
Симптоматично, что Эрдоган раньше Обамы призвал Муба-рака покинуть пост президента и предоставил территорию Турции для формирования египетских, а позднее ливийских и сирийских оппозиционных группировок. При этом, что примечательно, Турция никак не отреагировала на жестокое подавление антиправительственных выступлений в Бахрейне весной 2011 г., что укладывалось в ее новую политическую стратегию: теперь Турция вместе с Саудовской Аравией и Катаром принимала участие в экспери-
менте с приводом к власти в арабских странах партий «умеренных исламистов», которых в прошлом старательно выдавливали на обочину политической жизни авторитарные, но прозападные режимы в Тунисе и Египте.
Что касается позиции Турции в ливийских событиях, то первоначально она отличалась сдержанностью. Это объяснялось участием турецких компаний в инвестиционных проектах в Ливии, а также и тем, что эта североафриканская страна, где на разных объектах трудилось свыше 30 тыс. турок, загружала Турцию огромным объемом строительных работ. Потому-то Турция не спешила признавать ливийских повстанцев в их противостоянии с режимом Каддафи, которому даже предлагала свое посредничество, а в марте 2011 г. Анкара выступила с критикой НАТО за ее вмешательство в ливийский конфликт.
Но по мере того, как все большее число стран (рассчитывавших, в числе прочего, и на заключение в Ливии «после Каддафи» новых бизнес-контрактов) признавало антиправительственных повстанцев, а союзники по НАТО множили здесь свои воздушные операции, Турция резко сменила курс. Уже 24 марта 2011 г. парламент республики одобрил участие ее армии в военной операции НАТО в Ливии. В июле 2011 г. Анкара признала законность Переходного национального совета (ПНС) Ливийской республики и выделила ему помощь в размере 300 млн. долл. После взятия противниками Каддафи 22 августа 2011 г. Триполи делегация Турции во главе с ее министром иностранных дел первой прилетела в «освобожденный» город. А 16 сентября в Триполи для переговоров с новыми ливийскими властями прибыл Эрдоган. Это произошло на следующий день после визита в ливийскую столицу лидеров Франции и Великобритании и в то время, когда еще продолжалась осада отрядами ПНС родного города Каддафи - Сирта.
Помимо Ливии Эрдоган посетил тогда же Тунис и Египет. В этой поездке по арабским странам турецкого премьера сопровождала внушительная делегация из 200 бизнесменов, что указывало на главную цель визита - расширение экономических связей и подписание контрактов в таких областях, как добыча и поставки нефти, телекоммуникации, транспорт, услуги, образование и т. д.
На поездку Эрдогана положительно отреагировали турецкая и арабская «улицы», а сам председатель правительства удостоился похвалы американского президента. «Премьер-министр Эрдоган продемонстрировал свое лидерство в решении целого ряда вопросов и по продвижению демократии», - подчеркнул Б. Обама. Не
удивительно, что 14 сентября 2011 г. Турция подписала с США меморандум о размещении на территории Турции ПРО НАТО, что объективно было направлено против Ирана, нефть которого почти на 40% обеспечивала экономику Турции. Не встретили в Турции особых возражений и решения наложить экономические санкции на Иран.
А ведь еще в 2010 г. Турция выступала в роли посредника в процессе налаживания диалога Ирана с Западом. В мае 2010 г. было достигнуто соглашение между Турцией, Ираном и Бразилией, которое предполагало обмен на турецкой территории иранского низкообогащенного урана на высокообогащенный уран, произведенный в других странах. Хотя это соглашение так и не было реализовано, сам факт посреднических усилий Турции заметно поднял международный престиж ее дипломатии.
Развивалось ирано-турецкое сотрудничество и в экономической сфере. В ходе исторического визита в Иран 13-16 февраля 2011 г. президента Турции Абдуллы Гюля - первого за истекшие 20 лет официального визита в Иран турецкого руководителя такого уровня - были подписаны важные торгово-экономические соглашения и договоры в сфере экологии, туризма, транспорта, культуры. Были достигнуты договоренности относительно путей урегулирования ситуации вокруг иранской ядерной программы.
Вступив на путь создания напряженности во взаимоотношениях с Тегераном, Анкара пожертвовала и своей посреднической миссией, и многими экономическими интересами, которые едва ли будут компенсированы после разрыва отношений с Ираном новыми турецкими партнерами, являющимися стратегическими соперниками Ирана, - Саудовской Аравией и Катаром. С ними турецкое руководство завязало тесные контакты в ходе совместных операций в Ливии и Сирии, причем в отношениях с последней во внешней политике Турции также произошли серьезные метаморфозы.
Начиная с 1998 г. Турция нормализует отношения с Сирией, и сам Эрдоган делает немало для выхода Сирии из международной изоляции. С того времени обе страны запустили несколько интеграционных проектов, нацеленных на стимулирование двусторонней торговли и технико-экономического сотрудничества, сняли визовые ограничения, проводили совместные военные учения. Турецко-сирийским контактам благоприятствовало и то, что в мае 2010 г. Турция окончательно испортила отношения с Израилем из-за инцидента с «Флотилией свободы», попытавшейся прорвать израильскую блокаду сектора Газа.
Но все изменилось после того, как в Сирии возникло антиправительственное движение. Первая массовая демонстрация прошла там 26 января 2011 г.; с 15 марта начались акции протеста, переросшие затем в полномасштабный конфликт. Основной целью протестных выступлений и вооруженной борьбы оппозиции стала отставка президента Башара Асада и свержение его правительства.
Если при развитии ливийского кризиса инициатива действий в отношении оппозиции больше принадлежала Франции, то в случае с сирийским кризисом эту роль попыталась взять на себя Турция, занявшая сторону оппозиции и выступившая с призывами к Башару Асаду уйти в отставку. Подобный поворот в политике Турции можно было бы объяснить курдской проблемой, традиционно бывшей камнем преткновения в сирийско-турецких отношениях, либо территориальными и водными спорами с Сирией, которые Турция намеревалась решить в свою пользу. Однако эти противоречия с Сирией существовали всегда, а вот использовать сирийские события для повышения международного престижа Турции, превращения ее в новый центр ближневосточной политики - это стало для Эрдогана и его соратников новой задачей, определившей в конечном итоге роль Турции в сирийском кризисе.
В Турции стал базироваться созданный 23 августа 2011 г. аналог ливийского ПНС - Сирийский национальный совет, в состав которого вошли как оппозиционные политики, так и сирийские «Братья-мусульмане». Турция предоставила также свою территорию для размещения марионеточной, курировавшейся турецкой секретной службой «Свободной армии Сирии» во главе с полковником Риядом эль-Асадом. О создании этой «армии» из числа дезертиров сирийских Вооруженных сил было объявлено 29 июля 2011 г.
После переговоров с президентом Обамой в сентябре 2011 г. глава турецкого правительства пообещал, что Анкара последует примеру США и Евросоюза и применит санкции в отношении Дамаска. Но Турция пошла на такой шаг только после того, как Лига арабских государств (ЛАГ) объявила о введении против Сирии беспрецедентно жестких экономических мер. 30 ноября власти Турции также объявили о решении прекратить стратегическое сотрудничество с Сирией и с ее Центробанком, заморозить финансовые активы Башара Асада и его правительства. Некоторым лицам, приближенным к режиму Асада, был запрещен въезд в Турцию. Турция, кроме того, перекрыла каналы поступления вооружения для сирийской армии со стороны Ирана, способство-
вала поставкам оружия вооруженным антиправительственным формированиям, действующим в Сирии.
Лидеры ПСР стали даже заявлять о возможности военного вмешательства, если ситуация в Сирии окажется угрожающей безопасности Турции. Они, однако, понимали, что единоличное военное вторжение с целью поддержки только одной стороны внутреннего сирийского конфликта может серьезно повредить имиджу Турции в арабском мире и ее статусу региональной державы. Поэтому Турция могла бы пойти на такой рискованный шаг, непредсказуемый по своим последствиям, только в составе коалиции из стран НАТО или ООН. Этим объясняется та настойчивость, с которой Запад и страны ЛАГ во главе с Саудовской Аравией и Катаром добивались в Совете Безопасности ООН принятия резолюции с требованием к официальным властям Сирии прекратить военные операции против повстанцев. Если бы такое решение было принято, его можно было бы при желании использовать в качестве оправдания, как это и произошло в свое время в Ливии, для навязывания Сирии силовым путем и извне формы политического урегулирования.
Озабоченность Турции в связи с дилеммой - принять или не принять участие в гипотетическом военном вторжении в Сирию -связана также и с курдской проблемой. До нормализации в 1998 г. отношений с Турцией Сирия была главным спонсором Курдской рабочей партии (КРП), боровшейся за политические права курдов в Турции и создание в ее составе курдской автономии. На территории Сирии долгое время находился и лидер КРП Абдулла Оджалан. Его арест в 1998 г. позволил Турции на время снизить напряженность в районах, которые контролировала КРП. Одновременно турецким Генштабом вынашивался план создания на границе с Сирией «буферной зоны», наподобие той, что была создана в 2003 г. на севере Ирака, чтобы воспрепятствовать проникновению на турецкую территорию боевиков КРП.
В условиях незатихающего сирийского конфликта в Турции растут опасения относительно того, что Дамаск в отместку за поддержку Турцией противников Асада может нести ответный удар -спровоцировать среди курдов антитурецкие волнения, притом что сами сирийские курды занимают пока нейтральную позицию в отношении вооруженного конфликта в их стране. В Турции тем не менее возлагают большие надежды на приход к власти в Сирии нового правительства, которое, как надеются в Турции, поможет ей сдерживать курдский сепаратизм путем создания «коридора
возможностей» для взаимодействия между курдами Сирии, Турции, Ирана и Ирака.
В целом политика Турции во время «арабской весны» имела своим следствием стремительное ухудшение отношений Турции со всеми своими соседями, включая Сирию, Ирак и Иран, руководители которого предупредили Турцию, что в случае ее вооруженного вмешательства в Сирию Иран не останется в стороне и предпримет ответные действия. Одновременно возникли проблемы и на европейском направлении турецкой политики. Их проявлением стало одобрение в конце декабря 2011 г. Национальной ассамблеей Франции законопроекта, предусматривающего тюремный срок и штраф за отрицание геноцида армян в Турции в 1915 г. Турции, таким образом, послали ясный сигнал о том, что ее не ждут в Евросоюзе.
Есть немало сомнений в том, что значительно активизировавшаяся в период «арабской весны» Турция достигнет в Ближневосточном регионе тех результатов, на которые она нацелилась. Да, свержение Мубарака, Бен Али и Каддафи открыло дорогу для экспансии Турции в арабском мире, избавило амбициозного Эрдо-гана от влиятельных конкурентов, обладавших собственным видением региональных проблем и претендовавших на ключевую роль в решении многих из них. Эрдоган стал на какое-то время за свои антиизраильские демарши кумиром «арабской улицы», получив одновременно, судя по всему, благословение Запада на распространение на весь регион «турецкого демократического опыта». Однако в итоге ближневосточного маневра Турции произошел отход от заявленной в ее официальной внешнеполитической доктрине цели - «ноль проблем с соседями», с большинством из которых Турция отношения испортила, что не повышает ее ставок на лидерство. Не случайно новую турецкую внешнеполитическую стратегию не без иронии стали называть «ноль соседей без проблем». К тому же в арабском и исламском мире, который Турция так напористо пытается возглавить, не забывают, что она является членом НАТО, а потому Турция воспринимается там настороженно, во-первых, как часть Запада и, во-вторых, как наследница Османской империи. Эту страницу своей истории современная Турция, судя по всему, закрывать не спешит: не случайно в турецком политическом лексиконе последних лет фигурирует понятие «неоос-манизм».
В целом же новая внешнеполитическая стратегия Анкары объективно не способствует стабилизации Ближнего Востока и
созданию там климата доверия. Такая стратегия является весьма рискованной и в конечном итоге может бумерангом ударить по самой Турции, превратив ее в следующий объект ближневосточных коллизий.
«Север-Юг-Россия, 2011», М., 2012 г., с. 51-56.
Борис Долгов,
кандидат исторических наук (ИВ РАН) ИСЛАМИСТСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В ТУНИСЕ И МАРОККО
Тунисский исламистский опыт во многом идентичен алжирскому. Здесь проходили аналогичные процессы, т. е. подъем исламистского движения на фоне социально-экономического и политического кризиса. Однако Тунис, в отличие от Алжира, не испытал столь масштабного вооруженного противостояния радикальных исламистов с властями. В середине 1980-х годов тунисское исламистское движение структурировалось в политическую партию «Возрождение» («Нахда»), переименованную позже в Движение исламской направленности (ДИН). Ее председателем являлся известный (в том числе за пределами Туниса) идеолог исламизма Рашид Ганнуши. В 1986-1987 гг. сторонники исламистов проводили многочисленные антиправительственные манифестации.
В то же время, согласно опубликованным позднее тунисскими властями материалам, руководство ДИН создавало вооруженные группы и готовилось к вооруженному захвату власти. Сложная социально-политическая обстановка в стране усугублялась интригами внутри семейного клана и окружения X. Бургибы, который в силу преклонного возраста (1903-2000) уже не мог контролировать ситуацию. В такой напряженной политической обстановке 7 ноября 1987 г. занимавший в то время пост премьер-министра Зин аль Абидин Бен Али с помощью своих сторонников отстранил X. Бургибу от власти и возложил на себя обязанности президента. Он мотивировал это тем, что таким образом были предотвращены возможные вооруженные выступления исламистов. Тем не менее представителю ДИН была предоставлена возможность войти в состав Национального комитета, который вырабатывал текст «Национального пакта». Принятие «Национального пакта» в 1988 г., который подписали представители основных ту-
