CC BY
157
ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА
УДК 343.1
Ю. В. Астафьев
НОРМЫ-ДОЗВОЛЕНИЯ В РОССИЙСКОМ УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ
Статья посвящена вопросам реализации норм дозволительного характера в уголовном процессе. Рассматриваются особенности содержания дозволительных норм, их специфика на различных стадиях уголовного процесса. Раскрываются проблемы гарантий интересов участников уголовного процесса в аспекте дозволительной деятельности. Высказаны предложения по совершенствованию действующего законодательства.
К л ю ч е в ы е с л о в а: норма, дозволение, доказывание, процессуальный статус.
NORMS OF PERMISSION IN THE RUSSIAN CRIMINAL PROCESS
The article is devoted to the implementation of the norms of admissible character in criminal proceedings. Discusses the features of the content of permissible norms, their specifics at different stages of the criminal process. Describes the problems of guarantees of interests of participants of criminal process in the aspect of allowable activities. Suggestions for improving current legislation.
K e y w o r d s: normal, permission, proof, procedural status.
Поступила в редакцию 23 декабря 2015 г. Спецификой нормативного регулирования в уголовно-процессуальной сфере является императивный характер законодательных предписаний, жесткое соблюдение условий, оснований и формы производства процессуальных действий и принятия процессуальных решений. Однако с принятием УПК РФ 2001 г. и внесением в него существенных изменений и дополнений в последние годы в уголовно-процессуальное регулирование все в большей степени проникают нормы дозволительного характера. Посредством их допускаются альтернативные варианты действий и решений в зависимости как от усмотрения участников уголовного процесса, так и от обстоятельств, возникающих в ходе расследования и судебного разбирательства. Такого рода законодательные новеллы вполне логичны и допустимы, поскольку отражают развитость уголовно-процессуальных институтов, учитывают динамику и особенности правовых реалий. Тревогу вызывает то обстоятельство, что в ряде случаев дозволения не обусловлены четким правовым регулированием. Это неизбежно приводит к произвольному толкованию содержания нормы правоприменителем.
В юридической литературе давно сложилось понимание правовой природы дозволения как разрешения на совершение тех или иных действий либо возможность воздержаться от данного рода действий по своему усмотрению. Условия для этого должны быть предписаны правовой нормой1. Применительно к дозволениям в сфере уголовного процесса это означает возможность действий и решений лишь в случаях, когда условия для этого прямо и четко оговорены в тексте других (по отношению к применяемой) норм уголовно-процессуального законо-
1 См., например: Алексеев С. С. Общая теория права. М., 1982. Т. 2. С. 50-51.
© Астафьев Ю. В., 2016
дательства. Отсутствие такого рода бланкетности приведет к отсылке «в никуда», т.е. к возможности процессуального произвола. С. С. Алексеев очень рельефно показал ситуацию, возникающую в сферах права, где существует в максимальной степени детальное, без «правовых пустот» правовое регулирование, где права, юридические дозволения и запреты плотно «прижаты» друг к другу. «В этих зонах действует принцип обратного, «зеркального» отражения - отсутствие запрета с большой долей вероятности свидетельствует о наличии по данному вопросу юридического дозволения (хотя оно и тут нуждается в прямой нормативной регламентации)»2.
При всей императивности уголовного процесса он не может осуществляться без использования дозволений как специфического метода правового регулирования. Вряд ли возможно представить себе абсолютно детальную регламентацию всех без исключения действий участников процессуального правоприменения. Процесс - живая форма, а не закостенелый механизм. Здесь учитываются и динамика доказательственной деятельности, и позиции сторон, и особые условия оценок и конструирования выводов. В связи с этим дозволения, понимаемые как юридическая возможность совершения тех или иных действий либо принятия различных решений в условиях, установленных законом, позволяют правоприменителю с максимальной степенью полноты учесть законные интересы участников процесса, действовать в русле фундаментальных процессуальных принципов, не подменяя содержательность решений их внешней формой.
В настоящее время уголовно-процессуальное законодательство содержит целый спектр норм, в структуре которых присутствуют элементы дозволения, а порой и норм, олицетворяющих процессуальное дозволение.
К числу таких новелл относится прежде всего принцип свободы оценки доказательств, предполагающий возможность профессиональным участникам уголовного процесса оценивать доказательства по внутреннему убеждению. Следственное и судейское усмотрение здесь реализуется в условиях ограничений, установленных нормами закона, и при обязательном базисном элементе - материалах уголовного дела.
Возможность следователя самостоятельно определять процесс расследования, избирать оптимальные следственные действия для проверки имеющихся версий является также проявлением дозволительного метода регулирования применения права.
Очередным проявлением дозволения может служить возможность заключения досудебного соглашения о сотрудничестве.
Особый порядок проведения судебного заседания как возможность минимального исследования доказательств - также яркий пример дозволения.
Законодательное закрепление справедливости как качества приговора, его свойства наглядно свидетельствует о возможности судьи принимать вариативные решения по вопросам применения уголовной репрессии.
Анализ апелляционных оснований показывает широкие дискреционные полномочия в части возможной отмены решений нижестоящих судов. Ярким примером тому может служить право суда вышестоящей инстанции принимать решение о существенности нарушений процесса, повлекших нарушение права на защиту, а также отмена приговора по мотивам его несправедливости как явного несоответствия наказания содеянному.
2 Алексеев С. С. Теория права. М., 1995. С. 215.
Такого рода примеры не единичны. Наличие дозволительных компетенций - естественное свидетельство доверия законодателя к высокому уровню профессиональной подготовки правоприменителя, презумпция добропорядочности профессиональных участников уголовного процесса при принятии решений по уголовному делу.
Вместе с тем дозволения таят в себе опасность произвола, злоупотребления правом. Причем такая возможность уже потенциально заложена в дозволениях, страдающих правовой неопределенностью, абстрактностью или аморфностью формулировок. Правоприменители начинают трактовать дозволение в отрыве от фундаментальных принципов уголовного процесса, его назначения и функций.
В связи с этим типична ситуация с понятием «доказательство» и его содержанием в соответствии со ст. 74 УПК РФ - доказательствами являются любые сведения, на основе которых устанавливаются обстоятельства, подлежащие доказыванию. Термин «любые» предполагает разнообразное толкование. Отсутствие указаний на обязательность формы доказательств, соблюдение четких процедур их получения и закрепления, фактического содержания (мерила достоверности) приводит к закономерным последствиям. Все чаще, например, следователи и дознаватели предпринимают попытки придать доказательственный статус результатам оперативно-розыскной деятельности без опосредования их процессуальными процедурами, толкуя закон как дозволение на их использование в силу правовой (хотя и непроцессуальной) природы. Этому в немалой степени способствует своеобразное дозволение ст. 89 УПК РФ - использование в доказывании результатов ОРД. В процессе доказывания запрещается использовать результаты ОРД, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам. Парадокс в том, что результаты ОРД ни по своей правовой природе, ни по способам получения не могут отвечать требованиям, предъявляемым к доказательствам. Инструкция о порядке представления результатов ОРД органу дознания, дознавателю, прокурору, следователю и в суд прямо указала, что результаты ОРД - это основа для формирования доказательств, подчеркнув тем самым их отличие от процессуально создаваемых результатов следственно-судебной деятельности. Двусмысленность формулировки ст. 89 УПК РФ в том, что, следуя ее логике, результаты ОРД в каких-то иных, известных лишь законодателю, случаях могут стать доказательствами. Характерна в связи с этим ситуация, возникшая при оценке доказательств судом по делу нар-кодиллера З.
В процессе расследования к числу доказательств был отнесен оперативно-розыскной документ - акт оперативного наблюдения за перемещениями и контактами З. в день его задержания. Акт был составлен как результат работы шести оперативных сотрудников, проводивших наблюдение за З. в различных местах, сменяя друг друга.
В судебном заседании суд по ходатайству защитника признал данное «доказательство» недопустимым3.
В существенной коррекции нуждается и ст. 75 УПК РФ, в которой речь должна идти о требованиях, предъявляемых к допустимости использования информации в качестве доказательства в уголовном процессе. В настоящее время сложилась странная ситуация, когда законодатель, во-первых, говорит о недопустимости уже имеющихся доказательств, а во-вторых, формулирует норму по принципу «от противного», путем запрета.
3 Архив Старооскольского городского суда. 2003. Дело 1-148.
По логике вещей, допустимость доказательств, наряду с требованиями достоверности и относимости, должна законодательно закрепляться в статье, определяющей понятие доказательства.
Примером широкого дозволительного начала явилось существенное реформирование стадии возбуждения уголовного дела.
Законодатель признал давно принятый практикой факт - изолированная работа следователя в условиях ограниченных процессуальных возможностей, без создания надлежащих процессуальных условий для использования результатов ОРД крайне затруднительна, а нередко и просто невозможна.
Следователи и иные лица, уполномоченные решать вопрос о возбуждении уголовного дела, в настоящее время наделены целым комплексом прав: получать объяснения, образцы для сравнительного исследования, истребовать и изымать документы и предметы, назначать судебную экспертизу, принимать участие в ее производстве и получать заключение эксперта в разумный срок, производить осмотр места происшествия, документов, предметов, трупов, освидетельствование, требовать производства документальных проверок, ревизий, исследований документов, предметов, трупов, привлекать к участию в этих действиях специалистов, давать органу дознания обязательное для исполнения письменное поручение о проведении оперативно-розыскных мероприятий.
Практическая реализация этих нововведений приводит к ряду вопросов, преимущественно касающихся предела дозволений в доказательственной сфере, поскольку законодатель предусмотрел возможность использования в доказывании результатов процессуальных и сопутствующих им оперативно-розыскных действий, произведенных в рамках стадии возбуждения уголовного дела.
Совершенно непонятна правовая природа объяснений, производство которых не имеет четкой процессуальной регламентации, изъятий, проведение которых не облечено в четкие формы (присущие, например, выемке). Не ясен (проще говоря, двусмыслен) процессуальный характер взаимоотношения следователей об оперативных сотрудниках, особенно в аспекте возможного продления срока стадии до 30 суток. Принимая такое решение, следователь неизбежно становится активным участником решения оперативно-розыскных вопросов, оценивает эффективность и направление ОРД. При этом о создании каких-либо оперативно-следственных групп, о специфике ОРМ (например, о судейской санкции) законодатель на данной стадии не говорит ни слова.
Однако гораздо сложнее иная проблема - процессуальный статус лиц, вовлеченных в стадию возбуждения уголовного дела. Законодатель ввел норму, в соответствии с которой «лицам, участвующим в производстве процессуальных действий при проверке сообщения о преступлении, разъясняются их права и обязанности, предусмотренные настоящим Кодексом, и обеспечивается возможность осуществления этих прав в той части, в которой производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают их интересы, в том числе права не свидетельствовать против самого себя, своего супруга (своей супруги) и других близких родственников, круг которых определен пунктом 4 статьи 5 настоящего Кодекса, пользоваться услугами адвоката, а также приносить жалобы на действия (бездействие) и решения дознавателя, органа дознания, следователя, руководителя следственного органа» (п. 1.1 ч. 1 ст. 144 УПК РФ).
Закономерен вопрос о процессуальном статусе этих лиц, особенно в аспекте того обстоятельства, что они являются участниками целого ряда следственных
действий, которые подлежат протоколированию. О таких «мелочах» законодатель не задумывается, зато обеспечивает охрану интересов данных лиц, в том числе путем использования псевдонима. Сложно дать ответ на вопросы - кого же освидетельствует следователь, у кого он берет объяснения, образцы для сравнительного исследования, в отношении кого назначает и организует экспертизу и др.
Очевидно, что настало время внести изменения в раздел «Участники уголовного процесса» с целью не допустить расширительное и аморфное использование норм процессуального законодательства.
Основания для признания лица подозреваемым должны быть дополнены следующим положением: «Подозреваемым признается лицо, в отношении которого имеется заявление или иное сообщение о совершении им преступления, в случаях, если это сообщение поступило к следователю, руководителю следственного органа, дознавателю, начальнику органа дознания и зарегистрировано в качестве повода к возбуждению уголовного дела».
Лицо, направившее в установленном порядке заявление о совершении в отношении его преступления, должно именоваться пострадавшим. Аналогичный статус должен быть присвоен и лицу, в интересах которого проверяется заявление о совершении преступления, если такая проверка инициирована правоохранительными органами.
Лица, обладающие информацией, значимой для проверки сведений о признаках преступления, могли бы именоваться очевидцами, поскольку в отличие от свидетелей не подвергаются допросу, а лишь дают объяснения на данном этапе процесса, пользуясь, однако, процессуальными правами, аналогичными правам свидетеля.
В уголовном процессе существует и еще один аспект использования норм-дозволений. Он связан с отсутствием гарантий процессуального использования результатов дозволительных действий. Сказанное прежде всего относится к положениям, регулирующим доказательственную деятельность защитника, который вправе согласно ст. 86 УПК РФ собирать доказательства. Причем закон предусматривает для этого даже определенные способы: опросы граждан, получение предметов, документов и иных сведений, обращение к специалистам и др. Однако дозволение еще не гарантия того, что данные материалы станут доказательствами. Доказательства формируются субъектами, уполномоченными осуществлять такую деятельность процессуальными средствами. Это положение прямо закреплено в предписаниях о допустимости доказательств (ст. 75 УПК РФ). Никаких процессуальных способов в их строгом понимании адвокат использовать не может (да и не должен). Обязанности осуществлять процессуальную доказательственную деятельность лежат на дознавателе, органе дознания, следователе, судье. Таким образом, именно от следователя или суда зависит, станет ли доказательством информация, добытая защитником. Складывается ситуация, когда дозволение теряет свою цель. Дозволяется то, что для властного участника процесса не является значимым и вполне может не повлечь желаемого правового результата.
Нельзя не отметить и того очевидного обстоятельства, что расширительное использование дозволительных возможностей в их субъективном понимании становится возможным и в связи с существованием в уголовно-процессуальном законодательстве этических категорий, без их должного процессуального преломления.
К ним относятся, в частности, такие понятия, как «честь», «достоинство», «совесть», «справедливость», «благополучие», «личные отношения» и др. Не
прибавляет четкости правоприменению и понятие «разумный срок», к тому же обусловленное «достаточностью и эффективностью» действий профессиональных участников процесса. При всей этической привлекательности не может быть признано четким по правовому смыслу такое основание прекращения уголовного преследования, как «непричастность».
Естественно, УПК не может использовать исключительно правовые понятия и определения. Нравственная составляющая - важнейшая часть развитого уголовного процесса. Однако раскрытие содержания понятий, приведенных выше, закрепление их правовой определенности - важное условие, гарантирующее недопустимость произвола.
Так, этика понимает категории «честь» и «достоинство» в качестве различных понятий, имеющих специфическое, индивидуальное содержание.
В правовом смысле более применимо понятие «достоинство», чем «честь», поскольку достоинство базируется на началах равенства всех в обществе, отражает ценность любой личности, предполагая соответствующую самооценку. Понятие же «честь» - дифференцированно, связано с репутацией, социальным статусом и общественными оценками4. Использование их как синонимов в уголовно-процессуальном аспекте необоснованно. Запрет совершать процессуальные действия ненадлежащими способами направлен, прежде всего, на охрану общечеловеческих ценностей. В связи с этим следовало бы закрепить недопустимость использования в уголовном процессе средств и способов деятельности, нарушающих либо ущемляющих неотъемлемые права и свободы личности. При этом обязательным условием ограничения таких прав и свобод должны стать указания на основания применения процессуального принуждения. В юридической литературе абсолютно обоснованно отстаивается позиция именно нравственной допустимости правового принуждения5.
Справедливо критикуется в теории и практике введение в правовую систему термина «совесть». Указание на совесть в качестве одного из оснований свободной оценки доказательств носит чисто декларативный характер. Примером может служить дело, рассмотренное Воронежским областным судом.
Г. и В. были приговорены к условной мере наказания. В качестве дополнительного наказания суд применил запрет занимать должности муниципальных служащих. Учитывая, что осужденные являлись не муниципальными, а государственными служащими, приговор был отменен и дело направлено на новое судебное рассмотрение (в период, когда нынешний апелляционный порядок еще не действовал). Судья того же областного суда, что и разбиравший дело раньше, при прежних, не изменившихся обстоятельствах постановил приговор с правильным запретом занимать должности госслужащих, но применил не условное, а реальное наказание6.
На вопрос о причинах такого решения он пояснил, что к этому его обязывает судейская совесть, требующая, чтобы лица, дискредитировавшие власть, получили по заслугам.
Такой подход - типичное свидетельство расширительного толкования дозволения, понимание его как полного произвола при принятии решений именем государства.
4 См.: Этика : основные термины и понятия. М., 2010. С. 77-78, 321-322 ; Кобликов А. С. Юридическая этика. М., 1999. С. 20-21.
5 См.: Профессиональная этика сотрудников правоохранительных органов / под ред. Г. В. Ду-бова, А. В. Опалёва. М., 2001. С. 154-165.
6 Архив Воронежского областного суда. 2005. Дело 2-233.
На этом фоне тревожным симптомом развития российского законодательства является упорное нежелание возвратиться к логичному и ясному определению конечного результата уголовного процесса - установлению истины. Отрицание главнейшего нравственного постулата приводит к отсутствию нравственных ориентиров в процессуальной деятельности. Разрушается основополагающая идея перехода при исследовании доказательств от вероятностного знания к знанию достоверному. Критики предложения о возвращении объективной истины в число процессуальных требований забывают, что в завуалированной форме она уже присутствует как требование установления с достоверностью обстоятельств предмета доказывания (ст. 73 и сопутствующие ей статьи УПК РФ). В юридической литературе уже давно и совершенно обоснованно отстаивается мнение об определенной формуле, стандарте, лежащем в основе внутреннего убеждения: «познал-определил ценность-принял за истину-принял решение»7.
Характерной чертой последних лет является снижение внимания к нравственным началам уголовно-процессуальной деятельности. Значительное число учебников и пособий последних лет вообще не содержат соответствующего раздела. Активное исследование проблем этики в сфере уголовного процесса осталось в прошлом. В условиях активного реформирования уголовно-процессуального законодательства, в том числе путем расширения дозволительной сферы, это не может не вызывать опасений.
Таким образом, существование дозволений в сфере уголовного процесса не только возможно, но и объективно необходимо. Реальные процессуальные ситуации многообразны опосредованными разноуровневыми факторами и особенностями их оценок. Определенный простор для инициативы правоприменителя служит условием предотвращения автоматизма, формального подхода к исследованию обстоятельств дела. Вместе с тем небрежность правовых построений, их абстрактный характер, отсутствие реальных гарантий эффективности реализации норм приводит к угрозе злоупотребления правом, профессиональной деформации, а в результате препятствует решению уголовно-процессуальных задач.
7 Гранат Н. Л., Погибко Ю. Н. Внутреннее убеждение в структуре криминалистического мышления // Вопросы борьбы с преступностью. М., 1972. Вып. 17. С. 125. См. также: Васильев В. Л. Юридическая психология. СПб., 2002. С. 599.
Воронежский государственный университет Астафьев Ю. В., кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой уголовного процесса
E-mail: [email protected]
Voronezh State University Astafiev Yu. V., Candidate of Legal Sciences, Associate Professor, Head of the Criminal Process Department E-mail: [email protected]
