CC BY
173
В. А. Ефремов
НОМИНАЦИИ МУЖЧИНЫ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ:
ОТ МУЖА К МУЖИКУ
VALERIJA. EFREMOV THE NOMINATION OF A MAN IN THE RUSSIAN LANGUAGE:
FROM A HUSBAND TO A MOUJIK
Валерий Анатольевич Ефремов
Кандидат филологический наук, доцент, докторант кафедры русского языка филологического факультета РГПУ им. А. И. Герцена ► [email protected]
Статья посвящена трансформациям основных номинаций мужчины в истории русского языка. Анализ употреблений в текстах разных жанров и лексикографическая практика толкований слов муж, мужчина, мужик позволяют прийти к выводу о сложных взаимопереплетениях этих однокоренных лексем, связанных денотативным планом, но противопоставленных в разные периоды истории русского языка стилистически, прагматически или семантически. В трансформациях значений и сфер употребления этих слов находят отражение динамические процессы, затрагивающие русскую языковую картину мира в целом.
Ключевые слова: номинация мужчины, история русского языка, русская языковая картина мира.
The article covers the matter of transformation of basic man's nominations in the history of the Russian language. The analysis of the usage of different genres in the texts and lexicographical practice of the interpretation of the words: a husband, a man, moujik, permit to come to a conclusion about complex interweavings of these lexemes with one root, that are binded with denotative plan, bur which are contrasted with in different periods of the history of the Russian language by means of stylistics, pragmatics and semantics. One can find a reflection of dynamic processes in the transformation of meanings and the sphere of its usage. These processes touch the Russian language worldview.
Keywords: nomination of a man, the history of Russian language, Russian language worldview.
Конец XX — начало XXI века для русского языка ознаменовался очередной революцией, схожей с ситуацией Петровской эпохи или трансформациями 20-х гг. XX в. Современная языковая картина мира претерпевает серьезнейшие изменения, а общество, переходя на новый этап развития, теряет языковую преемственность с прошлыми эпохами и приобретает новый язык. Тем интереснее наблюдать те изменения, которые происходят в современном языке и которые неминуемо влияют на наши представления о мире и месте человека в нем. Этот новый взгляд неминуемо модифицирует, подчас отрицательно маркируя и семантически упрощая, некие кванты традиционной культуры и элементы традиционной языковой картины мира.
Представляется, что исторические трансформации, характерные для любого языка, особенно явно обнаруживаются на материале семантических и прагматических модификаций тех слов, которые обозначают базовые концепты любой культуры, например, «человек», «мужчина», «женщина», «ребенок» и т. д.
[В. А. Ефремов]
Вслед за рядом современных исследователей термин «концепт» можно определить как «культурно отмеченный вербализованный смысл, представленный в плане выражения целым рядом своих языковых реализаций, образующих соответствующую лексико-семантическую парадигму» [2: 36]. Концепты «мужчина» и «женщина» как архетипические для человеческого сознания относятся к разряду универсальных, представленных в любом языке, так как характеризуют фундаментальное биологическое, психологическое и социальное разделение людей по полу. Вместе с тем эти базовые «кванты знания» по-разному вербализуются в системах разных культур. Так, универсальной характеристикой представителя того или иного пола будет указание на его возраст (мальчик, юноша, парень, молодой человек, старик, дед и т. д.). Однако степень семантической дифференциации возрастных групп в разных языках и в отдельные периоды истории одного языка может быть различной (см., например, первоначальные значения слов отрок 'тот, кому отказано в праве говорить; слуга; раб' и парубок 'мальчик-слуга'; диалектные значения слов малец 'юноша', детина '(холостой) молодой человек' и др.). Более того, сам список слов, обозначающих мужчин и женщин, меняется со временем, что особенно заметно на примере близких к исследуемой группе лексики терминов родства (агнонимичные ныне паотец 'отчим', стрый 'дядя по матери', мизинец 'младший сын', братан 'двоюродный брат' и мн. др.).
Данная статья посвящена анализу семантических и прагматических модификаций наиболее частотных лексем, обозначающих в русском языке концепт «мужчина» (муж, мужчина, мужик), то есть тех слов, которые выражают представление о мужчине «в чистом виде», вне какой-либо его принадлежности: этнической, религиозной, профессиональной и так далее.
В наиболее полном идеографическом словаре современного русского языка в рамках максимально большого класса «Названия лиц» выделена в качестве самостоятельной группа номинаций «По полу, а также по полу и возрасту», состоящая из 53 существительных [6: 325-329]. По данным этого словаря, в современном русском языке
для наиболее общего обозначения мужчины используются 22 слова. Однако «качество» этих вер-бализаторов весьма неоднородно: к собственно литературным, не связанным никакими хронологическими или стилистическими ограничениями, относятся только 11 лексем: дед 2, дедушка 2, дядя 2, мальчик 1,2, мужик 2, мужчина 1,2, парень 1, парнишка, старик 1, старина21, юноша. Отдельного внимания в аспекте культуры речи заслуживает группа существительных, объединенных пометой прост.: малый 1, парень 2, пацан, хлопец. Анализ употребления слов парень и пацан в русском сегменте Интернета и в современной художественной прозе позволяет утверждать, что частота их использования стремительно растет, а стилистическая принадлежность сдвигается от просторечного пласта лексики к разговорному.
Однако вернемся к истокам. Как известно, формирование концепта тесно связано с этимологией одноименного слова. Судя по данным истории славянских языков, первоначальным общеславянским обозначением мужчины было бес-суфиксальное существительное *mqzhь — муж. При этом, как специально отмечают некоторые этимологи, основная функция данной номинации — именно обозначение мужчин «с наиболее существенной практически стороны, а именно как таковых в противоположность женским членам» [9: 96], что определяется вероятным сугубо физиологическим мотивирующим значением древнего корня. Однако здесь необходимо внести важное замечание. Уже в ранний период формирования русской языковой картины мира номинация мужчины, помимо противопоставленности женщине, содержала еще два облигаторных семантических компонента. Первый — указание на возраст и связанную с ним оппозицию дееспособности/недееспособности (мужь У8 мальць, отрокъ, старьць и т. п.). Второй — обозначение социального статуса через противопоставление свободного человека и людей низших социальных классов (мужь У8 рабъ, слоуга и аналогичные им). Обе оппозиции сохраняют свою значимость на протяжении долгого времени. Первая связана с уже упомянутой семантической универсалией: нельзя назвать человека по полу, не актуализиро-
вав семантический компонент 'возраст'. Вторая в эксплицитном виде просуществовала до начала XX века: на протяжении многих столетий облига-торную оппозицию для обозначения максимально абстрактного представления о мужчине составляли пары: муж (человек) — раб, муж (человек) — слуга, господин — мужик, барин — мужик (последнее особенно характерно для деревенской патриархальной картины мира). Интересно, что вплоть до XIII века и сами мужи как свободные члены общества имели определенную иерархию: в древнерусской книжности упоминаются мужи большие, великие, добрые, избранные и т. д. ('знать') и мужи молодые, меньшие (менее привилегированная часть свободного населения Древней Руси).
Важно отметить, что общеславянское по происхождению слово муж в исторической перспективе родственно основным номинациям мужчины во многих индоевропейских, в том числе и в германских языках: ср. англ. man, нем. Mann [11: 160]. Более того, английские этимологические словари (например: [12: 279]) указывают на общий характер одной продуктивной семантической параллели в германских, романских и славянских языках: значение 'супруг' зачастую появляется в качестве производного у лексем, обозначающих мужчину вообще, т.е. всегда вторично по отношению к значению 'человек, мужчина'. Аналогичный метонимический перенос обнаруживаем в диалектной и просторечной картинах мира, в которых для обозначения мужа используются такие слова, как мужик, мужчина или хозяин, например.
Вплоть до XVIII века значение 'мужчина' у слова муж было столь же распространено и стилистически нейтрально, что и значение 'супруг' (см., напр., иллюстративный материал «Словаря Академии Российской» или филиацию значений в исторических словарях русского языка). Однако уже в пушкинскую эпоху стилистическая дифференциация значений лексемы привела к ситуации, сходной с современной: слово муж в нейтральном контексте стало обозначать женатого, а в высоком, книжном стиле — почтенного, именитого человека (ср. используемые до сих пор фразеологизиро-ванные словосочетания государственные мужи, ученые мужи). Одновременно в этот же период
первоначальное значение слова муж 'мужчина' полностью приняло на себе само слово мужчина, не зафиксированное ни в «Материалах для словаря древнерусского языка» И. И. Срезневского, ни в «Словаре древнерусского языка 1Х-Х1У вв.».
Еще раз подчеркнем, что на протяжении длительного времени слово муж было единственной нейтральной номинацией социально свободного представителя сильного пола. И лишь в ХУ-ХУ1 вв. в памятниках письменности появляется слово мужчина (в иных орфографических вариантах — мущина, мужщина), которое восходит к отвлеченному существительному мужьщи-на, образованному от прилагательного мужьскъ с помощью суффикса со значением собирательности -щин(а) < -ьск- + -ин- (ср. аналогичные по модели лакейщина, славянщина, иноземщина и мн. др.). В ходе развития языка лексема мужчина утратила первоначальное собирательное значение (о чем писали в свое время А. А. Потебня и В. В. Виноградов) и приобрела редкое и непродуктивное для слов с этим суффиксом значение 'лицо — носитель признака' (деревенщина, женщина, переносные неузуальные номинации людей военщина, безотцовщина). К концу XVIII века происходит окончательная стилистическая дифференциация лексем муж и мужчина. Последнее слово, если судить по данным литературных источников, деловых документов и словарей, долгое время продолжало существовать лишь на периферии языка. При этом «Словарь Академии Российской» подробно описывает семантическую структуру лексемы муж, богато иллюстрируя ее значения, в то время как словарная статья мужчина содержит только толкование 'человек мужес-каго полу' и не имеет никаких примеров употребления. Слово муж в значении 'мужчина' с начала XIX века используется почти исключительно в художественных текстах «высокаго штиля» и риторических произведениях, а лексема мужчина, постепенно увеличивая частоту употребления, занимает его место для обозначения максимально общего понятия о представителе сильного пола.
Таким образом, именно в XIX веке слово мужчина входит в активное употребление носителей русского языка, а XX век окончательно за-
[В. А. Ефремов]
крепляет его в качестве ядерного вербализатора одноименного концепта. Интересно, что, в отличие от авторов «Словаря Академии Российской», В. И. Даль довольно активно использует это слово в своих толкованиях, а по данным Национального корпуса русского языка (www.ruscorpora.ru), лексема мужчина (мужщина) со второй половины XIX века становится весьма употребительным не только в литературных произведениях, но и в текстах различной функционально-стилистической принадлежности: от публицистики до науки.
Приблизительно в то же время, что и номинация мужчина, в русском языке XV века возникает еще один дериват корня муж — слово мужик, одна из первых достоверных письменных фиксаций которого встречается в знаменитом «Хожении за три моря» Афанасия Никитина. Как отмечают этимологи, первоначально диминутивный характер этого слова «объясняется тем, что людей, более низких в правовом отношении, обозначали как несовершеннолетних» [10: 671]. Исторические словари русского языка отмечают, что на протяжении трех веков эта лексема употреблялась в трех значениях: 'простолюдин, крестьянин', 'мужчина' и 'супруг'. Однако «Словарь Академии Российской», отражая состояние современной ему словесности, фиксирует лишь одно, исторически первое и стилистически нейтральное значение слова мужик — 'крестьянин, житель сельской' [7: 323]. Можно утверждать, что именно это, еще раз подчеркнем, лишенное какой-либо оценки значение и было основным на протяжении всего XIX и начала XX века. Стоит отметить, что подобного рода нейтральная характеристика сохраняется до сих пор в простонародной и деревенской речи (ср. клишированное, оценочно немаркированное словосочетание мужики и бабы в речи деревенского жителя), в то время как в литературном языке XX века произошла резкая дифференциация мужчины и мужика. Хотя В. И. Даль, помимо основного значения 'мужчина простолюдин, человек низшего сословия; крестьянин', приводит и толкование 'человек необразованный, невоспитанный, грубый' [3: 158], необходимо помнить, что для выражения последнего в XIX веке существовало однокоренное слово мужлан,
которое встречается, например, уже в «Рославле» М. Н. Загоскина (1832), хотя и не зафиксировано в «Словаре русского языка XVIII в.».
Однако социокультурные трансформации, которые имели место в России начала XX века, привели к значительным изменениям в языковой картине мира русскоговорящего человека, что не могло не отразиться и на судьбе слов, выражающих архетипические концепты человеческого сознания. Так, уже первый толковый словарь советской эпохи фиксирует иную филиацию и стилистическую «отмеченность» лексемы мужик: «1. В устах „господ" (прежде), а также в крестьянском быту — крестьянин. 2. В том же языке „господ" — грубый, невоспитанный человек вообще (разг. пренебр. устар.). 3. Мужчина (обл. и про-стореч. фам.). 4. Муж (обл.)» [8: 274-275]. С одной стороны, казалось бы, словарь новой эпохи возвращает слову мужик всю полноту семантического содержания (см. приведенные выше данные исторических словарей). Однако, с другой стороны, именно в словаре Д. Н. Ушакова предпринята попытка путем идеологического окрашивания («в устах (языке) „господ"») маркировать данное слово, а значит, и само понятие (!), как чуждое новой реальности, как допустимое лишь во внели-тературной речи, отражением чего и становятся словарные пометы.
Следует отметить, что подобного рода взаимоотношения мужчины и мужика — базовых слов, обозначающих мужчину самого по себе, — не могли не отразиться и на использовании одноименных фатических средств языка. Так, наиболее информативный словарь русского речевого этикета отражает появление не употребительных до революции обращений типа:
Мужик. Прост. 1. Грубовато-фамильярное обращение к незнакомому мужчине (обычно к бедно одетому, неопрятному на вид), равному или низшему по положению. 2. Обиходное обращение жены к мужу (чаще в сельской местности).
Мужчина. Прост. Преимущественно женское обращенние к незнакомому мужчине (обычно на улице, в общественных местах). До революции — малоупотребительное. /... / В сочетании с «Вы»-формами получило широкое распростра-
нение в городском просторечии в советский период.
Мужчины Разг. Преимущественно женское обращение к группе знакомых мужчин, сослуживцев. [Получило распространение в советский период, поначалу как альтернатива прост. мужики и «буржуазному» господа.] [1: 266-267].
Таким образом, в начале советской эпохи существования русского языка сформировалась важная для языковой картины мира уже не просто социальная, как в XIX веке, а социокультурная оппозиция двух типов маскулинности, двух полюсов мужского поведения — мужчина и мужик. Первый тип приобретает черты идеального, положительного и правильного; второй — черты отрицательного и маргинального.
Реконструировать тот или иной фрагмент языковой картины мира можно не только через лексикографический или контекстуальный анализ, но и путём ассоциативного эксперимента. Так, в современном и наиболее репрезентативном ассоциативном словаре русского языка на стимул мужчина представлено 547 реакций, из них наиболее частотные — сильный (43 реакции), высокий (27), красивый (16), сила, средних лет (12), красавец (10), настоящий, человек (9), умный (6) [5: 247]. Легко заметить, что среди первых по количеству ответов-реакций на слово-стимул — лексические единицы, имеющие исключительно положительную коннотацию. Это свидетельствует о том, что в русской языковой картине мира образ мужчины наделен прежде всего положительными чертами.
Однако этот моделируемый образ — своего рода антипод образа среднестатистического русского мужчины, полученного в ходе социологических исследований. Так, по мнению студентов, принявших участие в одном из экспериментов, типичный россиянин — это «мужчина в возрасте тридцати пяти лет, среднего роста, с русыми волосами, сероглазый, полноватый, непричесанный, плохо следит за собой. Он боится лишиться работы, испытывает катастрофическую нехватку денег, постоянно куда-то спешит. Женат, имеет двоих детей, будущим которых очень обеспокоен. «Заеден» бытом. Мало смыслит в «практической жизни», ждет, когда все «само собой образуется»,
трудно адаптируется к «новым жизненным условиям», не знает, что предпринять, чтобы вырваться из жизненных проблем. Любит выпить, курит, не занимается спортом, в свободное время смотрит телевизор, любит отмечать праздники. Кроме газет ничего не читает. Добрый, гостеприимный, отзывчивый» [4: 16-17]. Подобного рода описание почти неминуемо вызывает ассоциацию со словом мужик, а не словом мужчина.
Нетрудно заметить, что в этом образе усредненного россиянина отсутствуют черты сильного, мужественного и твердого мужчины: образ, реконструируемый с помощью ассоциативных экспериментов, отражает идеальное представление о мужчине и весьма отличается от образа, полученного в ходе социо- и психологических исследований. Это связано с тем, что словарь фиксирует традиционную картину мира, складывавшуюся на протяжении нескольких столетий, в то время как данные полевых экспериментов отражают современную действительность.
Кстати, по-видимому, на этом зазоре несовпадения образа идеального мужчины и реального представителя сильного пола и появляются в русском лингвокультурном пространстве разнообразные новые типы мужского поведения: от мачо до метросексуала.
Вместе с тем необходимо сказать, что в последнее время происходит своего рода реабилитация слова мужик. В литературных произведениях, художественных фильмах, речи образованных людей всё чаще оно используется либо в нейтральном контексте, либо даже с определенной положительной коннотацией (ср. комплиментарные расхожие выражения «настоящий мужик» или «стоящий мужик»). Мужик не просто приобретает позитивные атрибуты, но и становится своего рода мерилом истинной мужественности, например: «Ирина вдруг увидела в нём массу достоинств: немногословный, честный, трудяга, а главное — мужик. Мужская сила — в глазах, в развороте плеч и в верности, как это ни странно» (В. Токарева. Своя правда, 2002).
При этом обнаруживается одна весьма интересная гендерная асимметрия: номинация мужик в речи элитарных носителей русского языка
[В. А. Ефремов]
(так, 14.02.2008 в Новосибирске при обсуждении демографических проблем российского общества Д.А. Медведев акцентировал внимание присутствующих на том, что «<В России> здоровые мужики травятся суррогатом») в последнее время встречается гораздо чаще, чем схожая по своей истории и природе семантических трансформаций номинация баба.
Образ мужика сегодня активно используется и в кино (ср. название популярного сериала «Бальзаковский возраст, или все мужики сво...»), и в рекламе (слоганы типа: «Размер для настоящего мужика!», «Л мужики-то не знают!»), и в многочисленных литературных произведениях разной степени художественного мастерства.
Более того, если переживаемые трансформации и вульгаризация русского языка будут продолжаться в сложившемся направлении, то вполне вероятно, что со временем слово мужик может если не вытеснить, то весьма основательно потеснить слово мужчина, как когда-то последнее, стилистически дифференцировавшись, вытеснило слово муж для обозначения «человека рода он».
Итак, переживаемые обществом в последние 10-20 лет разнообразные социальные, культурные, идеологические метаморфозы не могут не отразиться как на его культуре, так и на языке. В качестве «лакмусовой бумажки», выявляющей даже минимальные процессы «окисления» языка, можно предложить вербализаторы концепта «мужчина» — одного из универсальных в языковом сознании.
Вместе с тем возможно и иное объяснение экспансии слова мужик в современной речи: всеобщая установка на «карнавализацию языка» (термин В. Г. Костомарова и Н. Д. Бурвиковой), редукция жестких стилистических норм и смена языкового вкуса приводят к переосмыслению данного слова в элемент непринужденной, дружеской беседы, в которой можно и побалагурить, и поиграть с тональностью разговора, и позволить себе некоторые языковые вольности. И это уже проявление свободы — свободы языка и мышления.
ЛИТЕРАТУРА
1. Балакай А. Г. Толковый словарь русского речевого этикета. М., 2004.
2. Воркачев С. Г. Счастье как лингвокультурный концепт. М., 2004.
3. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1998.
4. Лабковская Е. Б. Юридическая психология: теории де-виантного поведения. СПб., 2000.
5. Русский ассоциативный словарь: В 2 т. / Ю. Н. Караулов и др. Т.1. М., 2002.
6. Русский семантический словарь / Под ред. Н. Ю. Шведовой. Т.1. М., 1998.
7. Словарь Академии Российской 1789-1794. Т. 4. М., 2004.
8. Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. Д. Н. Ушакова. Т. 2. М., 1938.
9. Трубачев О. Н. История славянских терминов родства. М., 1959.
10. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. Т. 2. М., 2004.
11. Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. Вып. 20. М., 1994.
12. The Concise Dictionary of English Etymology / Ed. by T. F. Hoad. Oxford, New York, 1996.
[предлагаем вашему вниманию]
Болотнова Н. С. Коммуникативная стилистика текста: Словарь-тезаурус. — Томск: Издательство Томского государственного педагогического университета, 2008. — 384 с.
Словарь содержит комплексное системное описание основных терминов коммуникативной стилистики текста и связанных с ней смежных областей знания (коммуникативной теории текста, стилистики, риторики, лингвистической поэтики, лингвистической прагматики, психолингвистики, литературоведения). Информация о соответствующих ключевых понятиях дается с учетом достижений современной лингвистики и теории текста.
Адресован исследователям текста, преподавателям русского языка и литературы, аспирантам, студентам.
