ПРИЗВАНИЕ—ИСТОРИЯ
В. Н. Никулин
НЕЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИЕ ОТХОЖИЕ ПРОМЫСЛЫ КРЕСТЬЯН ПЕТЕРБУРГСКОЙ ГУБЕРНИИ В ПОРЕФОРМЕННЫЕ ГОДЫ
В пореформенный период отхожие промыслы играли заметную роль в социально-экономической жизни российской деревни. Наряду с другими факторами они способствовали складыванию рынка вольнонаемного труда, расширяли самостоятельность крестьянского хозяйства, усиливали мобильность крестьян, углубляли социальную дифференциацию, оказывали значительное влияние на демографическую ситуацию. Значение промыслов возрастало по мере увеличения численности крестьянского населения и обусловленного этим сокращения надельного землевладения. В данной статье на материалах столичной губернии рассмотрены только некоторые стороны такого многогранного явления, как отходничество.
Представляется необходимым начать с постановки вопроса о содержании термина «отходничество». В литературе встречается значительное число определений крестьянских промыслов с различной аргументацией и критериями. Так, известный земский статистик Н. Ф. Руднев полагал, что промыслом можно считать «всякого рода занятия крестьян, имеющие значение в смысле заработка, кроме работ на надельной и арендованной земле»1. Авторитетные исследователи Н. А. и 3. М. Свавицкие констатировали, что в большинстве земских исследований при разделении промыслов на местные и отхожие в качестве критерия применялся сугубо территориальный принцип. В этом случае в качестве рубежа между местными и отхожими промыслами в большинстве губерний принимались границы
© В. Н. Никулин, 2010
уезда — «все промышленники, работающие в своем уезде, считались местными, а за его пределами — отхожими»2. А. Г. Рашин полагал, что подобная практика разграничения промыслов и крестьян, занятых ими, не вполне правильна. По его мнению, отнесение к местным промышленникам всех крестьян, занятых работами в пределах уезда, «снижало общую численность отхожих промышленников»3. В Большой советской энциклопедии отходничество было определено как временный уход крестьян в России с мест постоянного жительства в деревнях на заработки в районы развитой промышленности и сельского хозяйства4. В одной из последних по времени выхода работ, посвященных сельским кустарным промыслам в России в конце XIX-начале XX в., Я.Е. Водарский и Э.Г. Истомина определили отходников как крестьян, работавших вне места своего постоянного проживания5. Разнобой в дефинициях «отхожие» промыслы, «отходники» ставит вопрос о том, что же считать критерием отходничества: выдачу паспортов крестьянам на отлучку; продолжительность отхода — на 3 месяца, на полгода, на год или уход крестьян за пределы административной единицы — волости, уезда, губернии. Несомненно, что отходничество предполагало более или менее продолжительный разрыв крестьянина-отходника со своим хозяйством. Вопрос этот требует дальнейшего изучения.
Что толкало крестьян на уход из деревни? Здесь сказывалось воздействие различных факторов. С одной стороны, на земледельцев влияла низкая урожайность сельскохозяйственных культур, обусловленная местными бедными почвами и, вследствие этого, невысокая доходность крестьянского хозяйства. С другой стороны, размеры сторонних заработков были существенно выше, чем доходы от земледелия. Помимо этого сокращение крестьянских наделов и необходимость уплаты податей вынуждали крестьян обращаться к промысловой деятельности. Развитие неземледельческих промыслов в Санкт-Петербургской губернии находилось в прямой зависимости от размера и качества надела. Чем меньше была площадь надела или хуже по качеству надельная земля, тем больше крестьян обращались к промысловым занятиям6. Известный статистик С. Южа-ков писал, что «земледелие не может прокормить крестьянина, он не имеет дохода от земли на приобретение одежды, корма для скота, а, главное, на уплату податей и различных платежей. Все это ложится
всецело на неземледельческие промыслы»7. В Константиновской волости Гдовского уезда побудительной причиной к отходу крестьян был «недостаток пахотной земли и совершенное отсутствие местных промыслов, которые давали бы возможность, оставаясь на месте, добывать средства, необходимые для уплаты казенных повинностей, прикупки хлеба, сена и других, необходимых в крестьянском обиходе припасов». Поэтому практически все мужское население волости отправлялось на заработки в Петербург, Гатчину, Петергоф и другие города8.
Уход на сторону был обычным делом и сторонние заработки играли существенную роль в бюджете крестьянского хозяйства. В поисках средств для уплаты податей и недоимок «приходилось искать работу, посылать молодежь в Петербург в услужение, в полотеры, дворники, кухарки, горничные и т. п. Поэтому на заработки уходило народу столько же, как и в неурожайные годы»9. Недаром в среде крестьян сложилась поговорка: «Хлеб дома, а оброк на стороне»10. Колебания в масштабах отходничества определялись различными обстоятельствами. Так, в 1902 г. произошло значительное увеличение отхода крестьян губернии на заработки из-за значительного сокращения местных лесных промыслов в результате введения лесоохранительного закона и крайне плохого состояния зимних дорог, вызванного обилием снега и частыми оттепелями11. Отдельные всплески отходничества вызывались неурожаями. Нехватка надельной земли, слабое развитие местных промыслов, стремление получить средства для уплаты многочисленных платежей — вот основные побудительные мотивы для крестьянского отхода.
Значительный интерес представляет вопрос о масштабах отходничества крестьян. Главным центром притяжения отходников была столица, хотя незначительная часть крестьян шла на работы в Новгород, Нарву и другие города. В начале 1890-х годов промыслами, связанными с Петербургом и им обусловленными, занималось более 220 тыс. крестьян, что составляло 37 % всего мужского и около 72 % всего рабочего сельского населения12. По данным подворной переписи 1899-1901 гг. в Петербургской губернии лишь 4 % крестьянских хозяйств было занято исключительно земледелием. В основной массе хозяйств (76,7 %) сочетались занятия земледелием и промысловая деятельность, и 19,3 % приписных хозяйств занимались
исключительно промыслами13. Следовательно, отхожие промыслы для большинства сельского населения являлись уже главным и постоянным занятием. По земским материалам в 1881 г. в Петергофском уезде 8,5 тыс. крестьян (1/3 часть взрослого сельского населения) была занята сторонними заработками вне своей деревни; в некоторых волостях деревни зимой почти полностью пустели14. В Царскосельском уезде, отметил статистик В.Яковенко, «промыслы во всей их совокупности перестают быть простым подспорьем и становятся главным источником существования»15. В Новоладожском уезде по переписи 1882 г. из каждой 1000 крестьянских семей занимались промыслами 932 семьи. Здесь значительно развиты были местные промыслы. Поэтому из-за широкого развития лесных, рыболовных и судовых промыслов за пределы уезда уходили только 12% крестьян, занятых промыслами16.
При всем значении местных промыслов для крестьян Петербургской губернии они не могли идти ни в какое сравнение с отхожими промыслами, роль которых в развитии крестьянского хозяйства с каждым годом возрастала. В условиях быстрого развития в пореформенной России капитализма происходила замена традиционных местных промыслов более доходными—отхожими. Все более возрастающий отход крестьян из деревень определялся также малоземельем, тяжестью податей и ростом недоимок, хроническими неурожаями.
Исследование неземледельческих отхожих промыслов крестьян сопряжено с серьезными трудностями. В статистических источниках и социально-экономической литературе пореформенного времени преобладало деление неземледельческих занятий крестьян на отхожие и местные промыслы. Такое сугубо географическое деление промыслов по месту приложения труда крестьян скрывало явления, по своему социально-экономическому содержанию прямо противоположные. Постоянная работа по найму на фабрике или заводе, в хозяйстве помещика или зажиточного крестьянина, торгово-предпринимательская деятельность или ремесло квалифицировались как отхожие промыслы сельского населения. Материалы местных властей и, в частности, всеподданнейшие отчеты губернаторов содержат лишь эпизодические упоминания о промыслах крестьян. Часто это было связано с уточнением сторонних заработков крестьян-недоимочни-ков. Вопросы социального характера, связанные с отходничеством,
в губернаторских отчетах либо не отражены вовсе, либо отражены весьма слабо.
О масштабах пореформенного отхода крестьян столичной губернии можно судить по данным о получении крестьянами паспортных документов по десятилетиям в 1861-1900 гг. (табл. I)17.
Таблица 1
Число взятых билетов и паспортных бланков, тыс.
1861-1870 гг. 1871-1880 гг. 1881-1890 гг. 1891-1900 гг.
411,2 849,7 1054,2 1663,7
Тогда как сельское население губернии увеличилось в 1,5 раза за 40 пореформенных лет, число отходников за это же время возросло в 4 раза. Это весомое подтверждение все возрастающей роли отхожих промыслов в экономике крестьянского хозяйства и роста числа отходников. К сожалению, данные Комиссии Центра не содержат сведений о направлении отхода и занятиях крестьян внутри волости, уезда и губернии. Количество выбранных в среднем за год краткосрочных билетов и паспортов в 1861-1900 гг. также свидетельствует о положительной динамике крестьянского отхода. В 1861-1870 гг. крестьяне Санкт-Петербургской губернии брали в год 40,3 тыс., в 1871-1880 гг. — 84 тыс., в 1881-1890 гг. —104,5 тыс., а в период 1891-1900 гг. —151,2 тыс. билетов и паспортов. В 1902 г. петербургские крестьяне взяли для отхода 193,3 тыс. билетов и паспортов18.
Значительный интерес представляют данные о соотношении годовых, полугодовых паспортов и краткосрочных билетов. Динамика выборки крестьянами столичной губернии билетов и паспортов в пореформенные годы представлена в таблице 219.
Материал таблицы свидетельствует об устойчивом росте выборки крестьянами паспортов на год и более, в то время как выборка документов на 1-6 месяцев отличалась стабильностью. Приведенные цифры характеризуют степень отрыва крестьян-отходников от сельского хозяйства. Как правило, крестьяне, уходившие по годовым паспортам и на более длительные сроки, фактически не принимали уже никакого участия в сельскохозяйственных работах, нередко совершенно порывали с земледелием, постоянно жили и работали в городах. Связь их с деревней нередко состояла лишь в уплате податей и повинностей и получении паспорта в волостном правлении
на очередной срок. Такие документы брали, как правило, крестьяне, занявшиеся капиталистическим предпринимательством, или крестьяне, связавшие свою судьбу с постоянной работой по найму. По существу происходило изменение социального статуса крестьян: одни пополняли ряды буржуазии, другие — наемных рабочих.
Таблица 2
Число билетов и паспортов, тыс.
Годы От 1 до 3 месяцев На 6 месяцев На 1 год Более 1 года Всего
1861-1870 9,1 148,0 245,7 8,4 411,2
1871-1880 178,3 249,8 412,4 9,3 849,7
1881-1890 210,7 280,4 553,7 9,5 1054,2
1891-1900 165,5 252,5 1094,2 151,5 1663,7
1861-1900 563,6 930,7 2306,0 178,7 3978,8
увеличение за 1861-1900 гг. в 61,9 в 6,2 в 9,3 в 21,2 в 9,6
Крестьяне, уходившие на заработки по полугодовым паспортам и краткосрочным билетам, сохраняли связь с собственным хозяйством. Рассматривая положение дел с отхожими промыслами в Ямбург-ском уезде, земский статистик С. Южаков отметил, что находившиеся в городах крестьяне «еще не совсем разорвали связь со своей деревней, уплачивают через нее подати, сохраняют право на надел (а иногда и самые наделы, сдаваемые лишь в аренду)»20. Надельная земля и хозяйство на ней оставались для таких крестьян жизненно необходимыми, последним резервом в случае неудачи в отхожем промысле. Вне хозяйства они находились только часть года — преимущественно зимой, а на время сельскохозяйственных работ возвращались домой. «Крестьянин, временно уходящий на заработки, — отметил земский исследователь В. Яковенко, — еще не потерянные руки для земледелия; в нужное время он обыкновенно возвращается к своей земле и собирает жатву»21. Крестьяне-отходники, занимавшиеся в Санкт-Петербурге легковым и ломовым извозным промыслом, «прокормив в столице себя и своих лошадей и, выплатив на заработанные деньги все лежащие на своих дворах повинности», летом возвращались домой для полевых работ22.
Краткосрочные билеты брали крестьяне тех местностей столичной губернии, где неземледельческий отход находился в стадии становления, и не имел ярко выраженного промышленного характера (табл. З)23.
Таблица 3
Число выданных паспортов в Санкт-Петербургской губернии (1875 г.)
Уезд На 1 год На 6 месяцев Менее 6 месяцев
Царскосельский 1903 1659 1341
Петергофский 2604 3399 1324
Петербургский 960 510 1848
Ямбургский 3139 3007 924
Гдовский 3642 6779 4054
Лужский 4016 2741 332
Шлиссельбургский 662 706 797
Новоладожский 1690 2164 5525
Всего 18 616 20 965 16 145
Как видно из таблицы, краткосрочные паспорта преобладали в Гдовском и Новоладожском уездах, в которых все пореформенные годы существовали местные, преимущественно лесные промыслы. В Петербургской губернии преобладал «ближний отход», что определялось влиянием столицы. Петербург давал возможность заработать большинству крестьян-отходников. В отчете за 1895 г. петербургский губернатор граф С. А. Толь констатировал, что «ежегодно, в особенности зимой, в Петербург стекается значительное количество крестьянского населения губернии для ломового и легкового извоза и найма в домашнюю прислугу или поденные и фабричные рабочие»24.
В отличие от крестьян-отходников центральных промышленных губерний, работавших в промышленности и строительстве, крестьяне Петербургской губернии предпочитали работать преимущественно в сфере услуг: извозчиками, кучерами, разносчиками, дворниками, прислугой и приказчиками. В начале 1880-х годов примерно 1/6 часть крестьян и 2/3 крестьянок работали прислугой. Остальные крестьяне-отходники устраивались на предприятия обрабатывающей
промышленности и трудились на прядильных и ткацких фабриках, в сапожных и столярных мастерских, в типографиях. Материалы однодневных переписей населения Санкт-Петербурга, проведенные во второй половине XIX столетия, свидетельствуют о неуклонном росте числа крестьян из столичной губернии, занятых различными промыслами в городе (табл. 4)25.
Таблица 4
Число крестьян-отходников в Санкт-Петербурге
1869 г. 1881 г. 1890 г. 1900 г
18 254 34 511 42 713 62 803
В течение всех пореформенных лет крестьяне-отходники Петербургской губернии входили в число основных поставщиков рабочей силы для петербургской промышленности и стабильно занимали третье место среди крестьян, работавших в столице—после отходников из Тверской и Ярославской губерний. Отходники из промышленных губерний, состоявшие в основном из кустарей, уже подготовленных к работе на фабрике, обеспечивали петербургскую промышленность квалифицированной рабочей силой. Крестьяне-отходники Петербургской губернии на заводах и фабриках использовались преимущественно как чернорабочие. Незначительная часть отходников уходила в Ригу и Нарву — на бумагопрядильные, канатные фабрики и лесопильные заводы.
В крестьянские отхожие промыслы оказывались вовлеченными прежде всего представители социальных полюсов деревни. В отход шли преимущественно бедные крестьяне, забросившие собственное хозяйство на надельной земле, для которых заработки на стороне становились единственным источником средств для уплаты податей. Зажиточные и среднего достатка крестьяне также участвовали в отходе, но в значительно меньшем масштабе. Эта категория отходников занималась в основном предпринимательской деятельностью. Так, в Петергофском уезде, где извозным промыслом занимались 21 % крестьянских дворов, имелись крупные предприниматели: в Воронинской волости 32 домохозяина содержали 245 лошадей для извоза, а крестьянин С. Федотов из Бегуницкой волости имел 40 лошадей и 20 закладок26. Их объединяло то, что они отвлекались на определенный срок — от нескольких месяцев до нескольких лет
от земледельческих работ в своем хозяйстве, перекладывая все заботы о нем на оставшихся в деревне членов семьи.
Заметным было отходничество крестьянок. В 1880-х годах в среднем на каждую тысячу крестьян-отходников столичной губернии приходилось 506 крестьянок, уходивших на заработки27. Уход крестьянок на заработки негативно отражался на динамике численности деревенского населения и способствовал деградации крестьянского хозяйства.
Степень вовлеченности в отхожие неземледельческие промыслы крестьян Петербургской губернии была неодинакова. Среди отходников были крестьяне, полностью порвавшие с деревней, жившие в столице и работавшие либо на фабриках и заводах, либо в услужении. Другие фактически прекращали обрабатывать землю, уходили во время полевых работ на заработки, оставляя хозяйство на женщин, стариков и подростков. Некоторые крестьяне покидали деревню на короткое время и возвращались к уборке урожая. Наконец, среди отходников были земледельцы, уходившие в Петербург и другие города только на зиму. С этим связано увеличение выборки видов на отлучку в августе и сентябре. Это было обычное явление для всех уездов Петербургской губернии: «местный крестьянин уходит на заработки непосредственно вслед за уборкой нивы, — он идет искать работы с неостывшей еще краюхой от первого каравая из новой ржи»28.
Прямым следствием отходничества являлся отток из деревни рабочей силы. В деревне оставались лишь старики, женщины и дети. Так, в Копорской волости Петергофского уезда семья крестьянина Петра Егорова насчитывала 16 душ, из них 6 работников от 16 до 36 лет. И, тем не менее, Егорову приходилось управляться по хозяйству одному с помощью жены и трех снох. А сыновья его работали извозчиками в Петербурге, приезжая лишь к сенокосу29. В Кон-стантиновской волости Гдовского уезда из-за почти поголовного ухода мужчин-работников на заработки «все полевые работы ложатся почти исключительно на женщин — жен, сестер и матерей»30. Хотя ушедшие в отход крестьяне пересылали в деревню деньги, возвращаясь с заработков домой «на зимовку», приносили с собой летнюю выручку, постепенный упадок крестьянских хозяйств был лишь делом времени, так как их покидала основная рабочая сила.
Возрастание роли женщин в крестьянском хозяйстве было отмечено губернатором С. А. Толем в отчете за 1898 г.: «В Санкт-Петербургской губернии, — писал он, — женщина почти повсеместно ведет крестьянское хозяйство и платит подати, тогда как мужская часть населения, главным образом, поглощена отхожими промыслами»31.
Заработанные в отхожих промыслах деньги составляли существенную часть крестьянского бюджета. Промыслы давали в итоге больший доход населению, чем земледелие. Иначе говоря, не промыслы выступают дополнением к земледелию, а наоборот — земледелие все больше становится второстепенным по значению занятием крестьян. В Царскосельском уезде в 1882 г. доход от земледелия составил сумму в 2 950 900 руб., а доход от промыслов—3 135 250 руб. Следовательно, на 100 руб. всего дохода приходилось 52 руб. дохода от промысловых занятий. На среднюю крестьянскую семью приходилось 226 руб. дохода от сельского хозяйства и 240 руб. — от промыслов32. В Петербургском уезде из 100 руб. дохода земледелие дало крестьянам 29 руб., а промысловые занятия—71 руб.33 В Ямбургском уезде из 100 руб. общего дохода 48 руб. составлял доход от промыслов34. К сожалению, невозможно подсчитать в данном случае соотношение дохода от местных и отхожих промыслов. Это обстоятельство, кстати, постоянно отмечали земские статистики. Крестьянское хозяйство уже не могло существовать, не прибегая к местным либо отхожим промыслам, доход от которых составлял значительную часть бюджета семьи.
В пореформенный период неземледельческие отхожие промыслы были одним из важнейших элементов деревенской жизни. Они затрагивали все стороны крестьянского быта. Для многих сельских жителей «сторонние» заработки были едва ли не единственным источником существования, поскольку надельное землевладение не могло обеспечить их жизнь, становилось убыточным и нередко продолжало существовать только благодаря промысловым заработкам. Неземледельческие промыслы петербургских крестьян существенно влияли на процесс «раскрестьянивания», социального расслоения деревни, содействуя выделению крестьян-предпринимателей и крестьян, живших продажей рабочей силы. Отходничество сказывалось и на социально-психологическом облике крестьян, втянутых в промыслы35. Среди отходников было больше грамотных, для них в большей степени
было характерно «оскудение религиозного чувства». Отходничество подрывало основы большой патриархальной семьи, существенно влияло на положение крестьянок, вовлеченных в отхожие промыслы: крепло их положение в самом крестьянском хозяйстве (из-за ухода мужчин на заработки), происходило стирание черт бытовой приниженности женщин.
1 Руднев Н. Ф. Промыслы крестьян в Европейской России II Сборник Саратовского земства. 1894. № 6. С. 190-191.
2 Свавицкий Н.А., Свавицкая З.М. Земские подворные переписи 1880-1913 гг. Поуездные итоги. М., 1926. С. 48, 50.
3 Рашин А.Г. Формирование рабочего класса России. М., 1958. С. 405.
4 БСЭ. 3-е изд. Т. 19. М., 1975. С. 21.
5 ВодарскийЯ.Е., Истомина Э.Г. Сельские кустарные промыслы Европейской России на рубеже Х1Х-ХХ столетий. М., 2004. С. 5.
6 См.: Кустарные промыслы Санкт-Петербургской губернии. СПб., 1902. С. 2-3.
7 Материалы по статистике народного хозяйства в Санкт-Петербургской губернии (далее — Материалы...). Вып. 3: Крестьянское хозяйство в Ямбург-ском уезде. СПб., 1885. С. 195.
8 Материалы... Вып. 4: Крестьянское хозяйство в Гдовском уезде. СПб., 1886. С. 173.
9 Статистический сборник по Санкт-Петербургской губернии. 1897 год. Вып. 1. СПб., 1898. С. 135.
10 См.: Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. I. М., 1989. С. 466.
11 Статистический сборник по Санкт-Петербургской губернии. 1902 и 1903 годы. Вып. 1. СПб., 1905. С. 164.
12 Вся Россия. Русская книга промышленности, торговли, сельского хозяйства и администрации. СПб., 1895. С. 1138. — См. также: Рашин А. Г. Формирование рабочего класса России. С. 308-311.
13 Рашин А. Г. Формирование рабочего класса России. С. 315.
14 Материалы... Вып. 1: Крестьянское хозяйство в Петергофском уезде. СПб., 1882. С. 157.
15 Материалы... Вып. 7: Крестьянское хозяйство в Царскосельском уезде. СПб., 1892. С. 216.
16 Материалы... Вып. 8: Крестьянское хозяйство в Новоладожском уезде. Ч. 2: Очерк крестьянского хозяйства. СПб., 1896. С. 213, 219.
17 Материалы Высочайше учрежденной 16 ноября 1901 г. Комиссии по исследованию вопроса о движении с 1861 по 1900 г. благосостояния сельского
населения среднеземледельческих губерний, сравнительно с другими местностями Европейской России. СПб., 1903. Ч. 1. С. 222-223.
18 См.: МинцЛ.Е. Отход крестьянского населения на заработки в СССР. М., 1926. С. 16.
19 Там же.
20 Материалы... Вып. 3: Крестьянское хозяйство в Ямбургском уезде. С. 198.
21 Материалы... Вып. 7: Крестьянское хозяйство в Царскосельском уезде. С. 230-231.
22 Живописная Россия. Т. I. Ч. 2. СПб.; М., 1881. С. 830.
23 Составлено по: РГИА. Ф. 1291. Оп. 37 (1875 г.). Д. 319. Л. 3-17.
24 РГИА. Библиотека. Отчеты губернаторов. Д. 68. Л. 122-123. — См. также: Материалы... Вып. 6: Крестьянское хозяйство в Лужском уезде. Ч. 2: Очерк крестьянского хозяйства. СПб., 1891. С. 170.
25 Составлено по: Санкт-Петербург по переписи 10 декабря 1869 г. СПб., 1872. Вып. 1. С. 118; Санкт-Петербург по переписи 15 декабря 1881 г. СПб., 1883. Т. I. Ч. 1. С. 245; Санкт-Петербург по переписи 15 декабря 1890 г. СПб., 1891. Ч. I. Вып. 1. С. 84; Санкт-Петербург по переписи 15 декабря 1900 г. СПб., 1903. Вып. 1. С. 168-171.
26 Материалы... Вып. 1: Крестьянское хозяйство в Петергофском уезде. С. 161.
27 См.: Рындзюнский П. Г. Утверждение капитализма в России. М., 1978. С. 269.
28 Статистический сборник по Санкт-Петербургской губернии. 1898 год. Вып. 1. СПб., 1899. С. 122.
29 Материалы... Вып. 1: Крестьянское хозяйство в Петергофском уезде. С. 28.
30 Материалы... Вып. 4: Крестьянское хозяйство в Гдовском уезде. С. 173.
31 РГИА. Библиотека. Отчеты губернаторов. Д. 68. Л. 158.
32 Материалы... Вып. 7: Крестьянское хозяйство в Царскосельском уезде. С. 221.
33 Материалы... Вып. 5: Крестьянское хозяйство в Петербургском уезде. Ч. 2: Очерк крестьянского хозяйства. СПб., 1887. С. 233.
34 Материалы... Вып. 3: Крестьянское хозяйство в Ямбургском уезде. С. 239.
35 См.: ВерняевИ.И. Молодые крестьяне-отходники в городе и деревне: изменения групповой идентичности (по материалам Северо-Запада России начала XX в.) II Неземледельческая деятельность крестьян и особенности российского социума: XXX сессия Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы: Тезисы докладов и сообщений, Тула, 19-23 сентября 2006 г. М., 2006. С. 48-50.