CC BY
39
И.Мальковская
«НЕСПОСОБНОСТЬ К РАЗГОВОРУ» В КУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ ЭКРАНА: ВИДЕТЬ, СЛЫШАТЬ И МОЛЧАТЬ
«Неспособность к разговору» в культурном пространстве экрана звучит как аксиома, как очевидное утверждение. Действительно, с кем говорить — с экраном или с самим собой? Как строится диалог? Чему он призван служить, если пониманию, то каких смыслов, текстов или образов?
Субъект — субъектное отношение, лежащее в основе диалога и коммуникации, в пространстве экрана отсутствует. Создаются его «заменители». Выражение «неспособность к разговору» мы заимствуем у Г. Гадамера, рассматривающего неспособность к разговору с субъективной и объективной сторон. Субъективно — это неспособность слушать и неспособность слышать, которая объясняется тем, что нет общего языка. Но Гадамер полагает, что «бывают объективные общественные обстоятельства, когда человек разучивается говорить»1.
«Общий язык человеческого общения ...распадается по мере того как мы вживаемся в монологическую ситуацию научной цивилизации, примыкая к анонимной технике информации, во власть которой мы все отданы. Вспомним застольные беседы и подумаем теперь о крайних формах их омертвления, которая, с помощью технического комфорта и его бездумного применения, достигается в роскошных квартирах некоторых достойных сострадания богатых американцев. Тут столовые устроены так, что каждый сидящий за столом человек, поднимая глаза от тарелки, видит перед собой экран телевизора, предназначенного специально для него. Можно вообразить себе дальнейший прогресс техники, когда у человека ног носу сидят очки, но он не смотрит в очки, а видит в их стеклах телепередачу.»2.
Человек объективно разучивается обращаться, отвечать, т.е. делать все то, что называется диалогом. Для Гадамера — выдающегося ученого герменевтика — чрезвычайно важно исследовать условия, при которых возможно понимание. Он вводит особое понятие «предпонимания», «пред-рассудка» как необходимого момента понимания и раскрывает взаимодействие между «предпо-ниманием» и текстом. Смысл текста как целого познается через его отдельные части, но чтобы понять смысл части, надо каким-то образом иметь представление о целом, т. е. обладать «предпониманием».
Огромную роль в формировании «предпонимания» играет человеческий диалог, расширяющий нашу индивидуальность. Обратимся вновь к Гадамеру, который пишет: «Платон видел в диалоге принцип истины: слово подтверждается и оправдывается лишь тогда, когда другой человек воспринимает его, выражая свое согласие с ним; лишена обязательности последовательная мысль,
если в ее движении ее не сопровождает мысль другого. Нет сомнения, любая отдельная точка зрения до какой-то степени случайна. Как человек переживает мир в своем опыте, как он его видит, слышит, наконец, ощущает на вкус — все это навеки остается его сокровенной тайной.....Значит, разговор с другим, согласие другого с нами, его возражения, его понимание и непонимание знаменуют расширение нашей индивидуальности — это всякий раз испытание возможной общности, на которое подвигает нас разум. Можно представить себе целую философию разговора, основанную на подобном опыте, — на неповторимости взгляда на мир каждого отдельного человека, отражающего в то же время весь мир в целом, и на образе мира в целом, который во всех отдельных взглядах на него предстает одним и тем же. Такой была грандиозная метафизическая концепция Лейбница, который восхищался Гете: отдельные индивиды — зеркала универсума; в своей совокупности они и составляют единый универсум. На таком основании можно было бы строить целый универсум диалога»3.
Итак, понимание возможно через диалог. Будучи диалогом, беседой, оно имеет вопросно-ответную структуру: понять текст — значит понять вопрос, который этот текст ставит, понять «универсум», который за ним стоит. Здесь важно слияние интерпретатора и текста, причем интерпретатор не выходит из этого процесса незатронутым, его смысловой горизонт тоже претерпевает изменения.
В том смысле, согласно Гадамеру, «разговором для нас было нечто такое, что потом оставило в нас какой-то след. Разговор не потому стал разговором, что мы узнали что-то новое, — нет, с нами приключилось нечто такое, с чем мы не встречались еще в собственном опыте жизни. ... Разговор способен преображать человека. Разговор, если он удался, оставляет что-то нам, он оставляет что-то в нас, и это «что-то» изменяет нас»4.
Возможно, контекст понимания и тем более «предпонимания» для современного телевидения не так уж и важен. Задачи СМИ несколько иные. Пропаганда всегда имела дело с другими механизмами и способами «разговоря» со зрителем, основанными на убеждении и внушении. И в этом смысле телевизионный разговор определенная подделка, называемая коммуникацией.
Между тем, коммуникация и диалог являются способами репрезентации человека в социальном пространстве и времени. Каждое из понятий требует прояснения смысла. Диалог (гр. — diálogos) — разговор между двумя или несколькими лицами. В античной культуре «logos» есть мысль, закон, закономерность, разум, порядок. Коммуникация (лат. — communicatio) есть путь сообщения, форма связи, акт общения, сообщение информации, в том числе, с помощью технических средств (средств массовой информации). Этимологически понятия существенно разнятся. В диалоге подчеркивается «мысль», в коммуникации — ее носитель. Нуждается ли коммуникация в диалоге, а диалог в коммуникации? В каких формах диалог и коммуникация соединяются, дополняют друг друга? Может быть это «взаимодополнение» и происходит через телевидение?
Проблема организованной формы диалога и коммуникации затрагивает проблему социальной церемонии и свободы.
Церемония формальна, структурирована, определена, необходима как форма, создающая равные условия для презентации каждого. Церемония задает правила и условия коммуникации, определяя ее время и место, параметры текста, выступления, дискуссии, формы досуга и т.д. В церемонии диалог и коммуникация, обретая свои собственные «идентичности» и векторы развития, все более отдаляются друг от друга. Внешний символизм церемонии несет семантическую значимость особого рода. Это спектакль — организованный и подчеркивающий значимость и актуальности встречи, на которую приглашаются участники. Коммуницирует сама значимость церемонии. Репрезентативность внешнего т.е. текстов и буклетов, ученых титулов и имен и т. п., подменяет репрезентативность еще не произнесенного и еще не услышанного. Сообщение теряет смысл до того, как оно произнесено. Церемония подобна спектаклю. Но ее нельзя просто отождествлять со смотрением, даже в сочетании со слушанием. Она всегда предполагает участие каждого приглашенного. Церемония уже все предопределила, расставила сообразно статусу, месту и программе.
Программа олицетворяет последовательный цикл коммуникативного процесса. Она определяет выход и презентацию мысли. Но та же церемония-программа уже предоставила текст и тезисы, в которых мысль либо есть, либо нет, но каждый ею обладает, так как тезисы доклада, текст уже вручены. Если сам субъектучастник церемонии — не церемониален, не включен в пространственное действие, а лишь внешне наблюдает за происходящим, он и не репрезентативен и как статист для общего взора не присутствует. Символизм церемонии внешний; коммуникация, которую она продуцирует, управляет участниками церемонии. Что же может соединить церемонию и свободу творческого участия?
Выход автора и его прорыв в диалог. Ибо мысль, высказанная в контексте церемониала «презентации мыслей», отдает дань форме, но не содержанию. «Прорыв к другим» будет связан с диалогом. В диалоге выстраивается обмен мыслями. Диалог имеет глубокий внутренний символизм, он богаче коммуникации и в то же время представляет ее частную форму в аспекте обмена сообщениями между двумя или несколькими лицами. Сущностью диалога всегда был человеческий разговор, который предполагал «апогей самозарождающегося внимания». Сродни ему по силе внимания, доступной человеку, была лишь дуэль (Г. Тард). Как только возникает диалог, заканчивается лицезрение церемонии, пространство действия расширяется. Перед нами уже не ритуа-лизация информации. Субъект-участник больше не церемониальный зритель и участник, он акцентирован, задействован, его мысль рождается и выходит за пределы формы и текста-буклета. Диалог, как показал М. Бахтин, онтологи-чен, ибо творит бытие и со-бытие, открывает новые горизонты для проявления спонтанности, интерактивности и свободы человеческого духа. Онтологиче-
ский статус диалога несет в себе глубокий эвристический потенциал. В диалоге, со времен Сократа, познается мир и человеческая сущность. Диалогдискуссия, диалог-разговор задает меру истинности бытия в мире (М. Бубер), конституирует художественно-эстетическое восприятие, открывает личностные смыслы. Главный принцип диалогического отношения М. Бахтина — абсолютная независимость и свобода друг от друга, и в то же время глубоко внутреннее, интимное единство («неслиянность и нераздельность»). Отношение, складывающееся в диалоге, всегда «концептуальное» отношение взаимоопределения и глубинной коммуникации, когда бытие не пребывает, а «сбывается», определяя волю и мысль, чувство и действие. Диалог — эссенциален, сущностен. Хронотоп диалога есть его временная и пространственная спрессованность, в которой самозарождается внимание к другому.
Сущность диалога, спрятанная в глубинных онтологических основаниях человеческого бытия, психологических процессах взаимного внимания, восприятия, понимания и т.д., остается в высшей степени духовной и элитарной. Форма диалога, его матрица, соединяет диалог с церемонией. Свободный, сущностный диалог-содержание — привилегия духовно развитого человека. Церемониал — его оформление. Программа — структурирование церемониала.
Использование диалоговых форм в процессе церемонии лишь подчеркивает сущностное предназначение последней. Церемония подразумевает использование для этих целей кулуаров (фр. couloirs — помещения на съезде, конгрессе и т.п., расположенные вне зала заседания, служащие для отдыха, а также для неофициальных встреч, обмена мнениями). Кулуар — атрибут церемонии. Кулуарное «общение-диалог» антитеза «сообщению-монологу». Кулуар — более интимен, сокрыт от взоров, он открывает перспективу для свободы мысли.
Потребность в диалоге означает, что для участника не важен общий информационный фон, важен консенсус, внимание, сорасположенность, причастность к мысли. Артикуляция информации в диалоге особым образом соотносится с ее смыслом. Есть люди, обстоятельства, события, возможность быть соизмеримым с которыми и сопричастным которым, существенна для индивида и без артикуляции информации. Присутствие в диалоге порой важнее его артикуляции. Тогда можно говорить, что диалог состоялся не как артикулированный, но как сущностный. Церемония, в форме которой есть нечто от спектакля, не перекрыла эссенциальность самого процесса, предоставив ему ниши-кулуары, в которых обретается единение на разных языках.
Проблемы церемониальности диалога, оформления его в формы, например, конференции, встречи, и интерактивного диспута и т.д. часто связана с разочарованием. Напряженно-нравственное назначение диалога, призванного акцентировать личность, ее размышления, творческий процесс, сформировать консенсус единомышленников и почувствовать (и без артикуляции) сопричастность общим проблемам, преобразуется в ритуализированное сообщение;
нравственно-эстетическое содержание сообщения трансформируется в канал связи и текст; личностная потребность быть услышанным подменяется репрезентативностью статуса (или статиста) и не удовлетворяется; а общественно-воспитательное предназначение диалога заменяется презентацией буклетов и отчетов. Диалог заменяется простой коммуникацией...
На этом фоне все больше усиливается диссонанс между признанием диалога в качестве метафеномена культуры со стороны научной общественности и использованием его в качестве достаточно перспективной технологической модели для освоения новых коммуникативных пространств — реальных и гиперреальных — для передачи информации о...
Диалог — это целеориентирующая деятельность. Он затевается ради чего-то. Коммуникация о... не имеет целеориентации. Когда запускается информация о... ,процесс управления ей теряется. Она может тиражироваться, разыгрываться, но до обретения некого личностного смысла, не иметь никакой социальной продуктивности, не порождать мира универсального «предпонимания». Церемония служит первым этапом оформления данной информации в интерактивный процесс. Диалог — это путь рождения духовной, этической, творческой интерсубъективности, или консенсуса едингомышленников.
Существует целый ряд социально-культурных, технологических, информационных факторов, изменяющих сегодня привычные основы человеческого бытия и общения. Диалог есть определенная форма, зародышем которой является вопрос, сопровождаемый ответом. «Вопрос-ответ» как ячейка, матрица диалога, дающая основание для моделирования более сложных процессов в программировании, компьютерной техники, расширила распространение диалога в современном мире. Использование диалогической модели, составило основную стратегию развития современной компьютерной цивилизации. Мнимый диалог вошел в пространство телеэкрана. В результате сформировалось новое, во многом технологическое, пространство человеческой коммуникации; социум стал «информационно-коммуникативным миром», изменился язык информации; человек стремительно индивидуализируется, предпочитая анонимность чата, виртуальность сети, пространство экрана любой живой коммуникации. В «интернет-пространстве» и «пространстве телеэкрана» диалог обезличен, а человеческая субъективность — изменена. Игра с субъективностью в рамках электронно опосредованной коммуникации с «отсутствующими другими» бесконечно вариативна. Индивид имеет возможность произвольно моделировать себя как субъекта коммуникации. Его идентичности «снимаются» и «одеваются», обнажая глубинные пласты самоосознания и саморефлексии. В смене идентичностей проигрывается диалог с самим собой. Чем больше человек говорит с самим собой и о себе, тем лучше он узнает себя. Создается, таким образом, коммуникативная практика самоконструирования, подменяющая онтологическую сущность бытия и онтологическую сущность самого диалога.
Отличительной чертой свободы становится поверхностность, стремление к обезличиванию, символической манипуляции. («Ничего личного! Я просто хочу!»). Приверженность эрзацам общностей, видимости и кажимости непосредственных связей человека с человеком, потребность в символических интермедиариях (посредниках), играющих все большую роль в практике виртуальных коммуникаций и т.д., делает сам социум все более символическим образованием. Процесс видения социума как «символического спектакля» объединяет и объясняет огромное разнообразие явлений. Этот процесс понимается как утверждение всякой человеческой, т.е. социальной жизни как простой видимости (Ги Дебор). Всякое непосредственное переживание и внимание (образная «дуэль» диалога) отстраняется в представление, служащее инструментом унификации общества при кажущейся индивидуализации жизни его членов.
На этом фоне значение церемониально оформленного диалога состоит не только в осмыслении происходящего, но и в репрезентации своего собственного смысла. Возможно, это репрезентация неких остаточных эссенциальных смыслов уходящей социальности, а, возможно, это одна из немногих элитарных ниш, востребованных поисками фундаментальных онтологических оснований подлинной бытийности и духовности теми, кто осознает, что опасность состоит не в том, что человек забудет о подлинной диалоговой коммуникации, а в том, что подлинная коммуникация забудет о человеке.
Анализируя духовную ситуацию своего времени в призме ЧеловекаИсто-рии и Ситуации, выдающийся немецкий мыслитель и глубокий исследователь европейской цивилизации К. Ясперс давал пробуждающий прогноз, отвечающий на вопрос: для какого настоящего я хочу жить? Каким же может оказаться мир, в начале которого мы находимся? — вопрошает К. Ясперс. (Заметим, что это «начало» приходилось на первую половину ХХ века, точнее 1949 г.). И продолжает.. «нарастает замыкание человеческого бытия в организационно-корпоративных структурах; происходит нивелирование людей и превращение их в функции огромного аппарата; востребуются усредненные способности, необходимые в специальной области; тяга к авторитету, который гарантировал бы порядок, заполняет внутреннюю пустоту; ... «общее мнение деспотически господствует посредством фиксированных убеждений, которые, властвуя над всеми партиями, предстают как нечто само собой разумеющееся». ... «Но то, что выступает как идеал порядка в земном мире, невыносимо для человека, который знает, что его бытие состоит в притязании на свободу этого бытия»5.
Поэтому основной вопрос времени сводится к тому, возможен ли еще независимый человек, сам определяющий свою судьбу? Может ли человек быть свободным? Ведь человеческое бытие, считает К. Ясперс, сознается только из нашей свободы6. Сам человек «мыслится как микрокосм, в котором содержится все то, что скрывает в себе мир, макрокосм. Человек не соответствует ни од-
ному единичному существу, только миру в целом» — считает Ясперс7. Основа «предпонимания», вспомним Гадамера, по сути, укоренена в бытии человека, его соответствии «миру в целом». Открывая в едином всеобщее, разум безусловно признает самоценность отдельного человека, являющегося тем «одним солдатом», на спасение которого должна быть отправлена целая армия.
Мне хочется закончить статью прекрасными словами К. Ясперса о коммуникации:
«Безграничная готовность к коммуникации — не следствие знания, а решение вступить на путь человеческого бытия. Идея коммуникации — не утопия, а вера. Для каждого возникает вопрос, стремится ли он к этому и верит ли он в это, верит не как в нечто потустороннее, а как полностью присутствующее: в возможность для нас, людей, действительно жить друг с другом, говорить друг с другом, найти благодаря этой совместимости истину и только на этом пути действительно стать самими собой?
Сегодня в нашей беде мы воспринимаем коммуникацию как главное предъявляемое нам требование. Высветляющая коммуникация в многообразных истоках различных уровней объемлющего становится главной темой философствования. Приблизить коммуникацию во всех возможностях ее осуществления есть повседневная задача философии жизни»8.
Список литературы:
1 Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. — М., 1991. С. 91.
2 Там же.
3 Там же. С. 85-86.
4 Там же. С. 87.
5 Ясперс К. Смысл и назначение истории. — М., 1994. С. 417.
6 Там же. С. 449.
7 Там же. С. 443.
8 Там же. С. 508.
