CC BY
199
реализация этой тенденции достаточно сложна. Созданная структура власти (хотя и изменяющаяся) позволяет духовенству сохранять в ней ведущие позиции, а это в любой момент может стать фактором политического обострения и межцивилизационной конфронтации.
«Мировая экономика и международные отношения», 2008 г., № 7, с. 69-81.
Н. Мохов,
публицист
НЕПРЕОДОЛИМЫЙ КОНФЕССИОНАЛИЗМ ЛИВАНА
Географические особенности территории современного Ливана на протяжении веков способствовали притоку разнообразных религиозных меньшинств, подвергавшихся преследованиям в соседних регионах. Горы обеспечивали естественную защиту, а изобилие столь редких на Ближнем Востоке водных ресурсов и выход к морю создавали благоприятные условия для жизни людей и развития торговли.
После поражения Османской империи в Первой мировой войне Франция получила мандат на управление значительной частью Ближнего Востока и в сентябре 1920 г. объявила о создании Большого Ливана (в его современных границах), закрепив принципы политического конфессионализма и верховенство наиболее многочисленной (на основании переписи 1932 г.) маронитской общины. В 1926 г. была принята Конституция Ливана, действующая по сегодняшний день со значительным количеством поправок. В 1943 г. при содействии Великобритании Ливан смог получить независимость. В основу создания независимого Ливана легло неписаное соглашение между крупными маронитскими и суннитскими семьями, получившее название Национального пакта, включавшего в себя два основополагающих для ливанской государственности условия. Во-первых, христиане отказались от покровительства Франции и поддержали независимость страны в обмен на отказ мусульман от идей арабского единства и, прежде всего, вхождения Ливана в состав Сирии. Во-вторых, Национальный пакт предусматривал сохранение конфессионализма. Среди наиболее важных аспектов ливанского политического конфессионализма необходимо
143
отметить закрепление должности президента за маронитом, премьер-министра за суннитом, председателя парламента за шиитом. Соответственно распределялись министерские посты и другие руководящие должности на государственной службе и в армии. Соотношение между христианами и мусульманами в парламенте было зафиксировано как 6:5. В тот период в Ливане насчитывалось около 20 конфессиональных общин, из которых официальный государственный статус получили лишь 17: 13 христианских (маро-ниты, греко-католики, православные, армяне-католики, армяне-православные, протестанты и др.), три мусульманские (сунниты, шииты и друзы) и иудейская община. Общинам была предоставлена самостоятельность в регулировании семейно-брачных и наследственных отношений. До сих пор в Ливане не существует гражданского брака.
Постепенное изменение демографической ситуации в пользу мусульман привело к ужесточению требований мусульманских элит о перераспределении полномочий в политической системе. Первая гражданская война 1975-1990 гг. показала уязвимость конфессионального деления ливанского общества. Однако конфликтующие стороны нельзя было идентифицировать строго по религиозному критерию - лево-мусульманское Национальное движение пользовалось поддержкой некоторых христианских социальных групп (особенно коммунистов и выходцев из православной общины). Воевавшие силы имели и идеологические противоречия. Однако ключевым критерием разделения сторон в конфликте был именно религиозный признак. В ходе войны насилие против представителей «иных» конфессий стало обыденным делом: например, насильственные переселения мусульман - ливанцев и палестинцев - из христианских регионов, захват Карантины и Маслаха христианскими силами в январе 1976 г., за которым последовали массовая резня и захват объединенными ливано-палестинскими силами районов преимущественного проживания христиан и т. д. В результате усилились миграционные потоки как за пределы страны, так и внутри нее. Возникло немалое число гомогенных анклавов. Бейрут разделился на западную мусульманскую и восточную христианскую части. Таким образом, взаимное недоверие общин активизировалось и способствовало укреплению конфессио-нализма.
В 1989 г. в саудовском городе Таифе при содействии Саудовской Аравии, Алжира и Марокко депутатам ливанского парламента
144
удалось согласовать текст соглашений, которые впоследствии положили конец войне. Таифские соглашения, ставшие основой для внесения комплекса серьезных поправок в ливанскую Конституцию, предусматривали новый баланс конфессиональных сил в системе власти. В частности, были сокращены полномочия президента и расширены полномочия правительства и премьера, утверждено равное число христиан и мусульман в парламенте и т.д. Одним из результатов Таифских соглашений стало предоставление ливанским шиитам государственного статуса 18-й ливанской общины. Алавитская община получила два депутатских мандата и несколько руководящих должностей в органах исполнительной власти. О необходимости преодоления в Ливане конфессиональной специфики не раз высказывались ливанские политики. В частности, основатель Прогрессивной социалистической партии (ПСП) друз К. Джумблат выступал за унификацию ливанской системы образования, разработку единой методологии преподавания национальной истории, замену конфессиональных судов гражданскими, постепенную отмену конфессиональных квот в государственной администрации и армии, а также за создание государством условий для гармоничного социально-экономического развития на всей территории страны. Эти реформы должны были привести к декон-фессионализации ливанского социума. Внедрение этого комплекса мер способствовало бы распространению и укоренению общенационального самосознания вместо множества общинных мировоззрений и идентичностей.
В Таифских соглашениях 1989 г., ставших основой политического устройства послевоенного Ливана, неоднократно отмечалась необходимость упразднения конфессионализма. В разделе, посвященном политическим реформам, отмечаются временный характер конфессионального принципа формирования парламента и перспективы его деконфессионализации. Планировалось «уравновесить» неконфессиональный парламент сенатом, «в котором будут представлены различные религиозные ветви и который будет заниматься рассмотрением только основополагающих вопросов» (сенат не создан до настоящего времени). Вслед за Таифскими соглашениями постулаты политического конфессионализма и одновременно установка на их упразднение нашли отражение в ливанском законодательстве. До сих пор сохраняется и действует на практике «временный» порядок формирования парламента и правительства на основе конфессиональных квот. Конституция Ливана
145
предоставляет право лидерам «официально признанных общин» обращаться в Конституционный совет для проверки конституционности законов в ряде областей. В настоящее время призывы к деконфессионализации и построению современного светского общества можно услышать от самых разнообразных участников ливанской политической сцены. За секуляризацию и модернизацию общественно-политической жизни выступает христианский политик М. Аун, охарактеризовавший сегодняшнюю ситуацию как разделение по «конфессиональным и общинным стойлам». Бывший премьер-министр С. Хосс заявил, что конфессиональная система является причиной всех ливанских кризисов. За отмену конфессио-нализма выступает и известный политик В. Джумблат. Аналогичную позицию выражал и бессменный председатель Национального собрания и лидер партии «Амаль» Н. Берри. Даже «Партия Бога» («Хезболла»), по заявлению своего генерального секретаря Х. Насраллы, выступает за отмену политического конфессиона-лизма. Подобная позиция «Хезболлы» обусловлена не стремлением к секуляризации общественной и политической жизни, а расчетом на поддержку наиболее многочисленной шиитской общины. Дело в том, что конфессионализм, предполагающий квоты при выборах в парламент, препятствует получению партией «Хезболла» более широкого представительства в этом учреждении и ограничивает ее возможности влиять на ливанскую политику.
Устойчивость конфессионализма можно объяснить тем, что для большинства ливанцев конфессиональное мировоззрение является привычным и естественным. Называя себя ливанцами, они продолжают фактически осознавать себя и своих соотечественников ливанцами, различающимися по конфессиональному критерию и несводимыми к единому типу национального гражданина. Это необычное (для современного западного мышления) явление можно подтвердить рядом свидетельств и данными социологических опросов. Так, представительница греко-католической общины заявляет о сохранении сильного конфессионального разделения в повседневной жизни жителей Бейрута. Она прямо говорит, что все ее друзья - христиане, с мусульманами она общается главным образом по работе. Учащийся Американского университета в беседе с французским журналистом А. Грешем признавал, что студенты «не смешиваются», «друзьями в основном становятся люди той же веры». При этом Американский университет в Ливане славится своей открытой и космополитичной атмосферой.
146
В связи с регулированием вопросов личного статута (в том числе прав наследования) конфессиональными судами получил распространение переход суннитов в шиизм не по доктринальным, а по практическим соображениям. По оценкам шиитских религиозных учреждений, в шиизм переходят в среднем 350 ливанцев в год. У суннитов, как и у шиитов, женщина получает в наследство лишь половину того, что получает ее брат. Однако, если у умерших родителей остались только дочери, то у шиитов в этом случае все наследуемое имущество достается дочерям. Зато у суннитов часть наследства идет родственникам по отцовской линии. На практике встречаются случаи, когда эти родственники забирают себе все. Родители двух дочерей Хасан и Сана перешли из суннизма в шиизм более 30 лет назад по аналогичным мотивам. Сана признает, что, несмотря на формальный переход в шиизм ради благополучия своих детей, она в действительности осталась сунниткой и воспитывала дочерей «на основе суннитских ценностей».
В ходе социологического опроса, проведенного в ноябре 2006 г., ливанцев попросили составить рейтинг личных и социальных идентичностей, оценив их по семибалльной шкале. По итогам опроса, из десяти предложенных идентичностей наибольшее значение для ливанцев имеют: семья (5,38), Родина (5,31), религия (4,75) и конфессия (4,3), приверженность самому себе (4,47), своей профессии (4,04), друзьям (3,84), политической партии (3,66), исламской умме (3,24) и на последнем месте - самоидентификация с арабским миром. Представители различных конфессий по-разному выстраивают свои приоритеты: так, друзы в большей степени признают свою арабскую идентичность, чем исламскую; сунниты и шииты осознают себя больше мусульманами, чем арабами. Несмотря на различие приоритетов самоидентификации у представителей разных общин, сильная приверженность религиозным общинам сочетается с выраженными патриотическими чувствами в отношении общей для всех родины. Ливанцев также попросили оценить значение пяти факторов: конфессионализма (степень осознания себя членом своей конфессиональной общины), религиозности (место религии в жизни), ощущения групповой угрозы (насколько респондент ощущает угрозу своей группе со стороны других групп), приверженности лидеру (оценка степени лояльности лидеру), удовлетворенности жизнью (оценка собственного благополучия и удовлетворения, получаемого от жизни). Наиболее высокую оценку ливанцев получила приверженность лидеру (5,56).
147
Затем следуют конфессионализм (5,50), религиозность (5,07) и ощущение групповой угрозы (5,02). Значительно ниже ливанцы оценивают свою удовлетворенность жизнью (3,99). Результаты опроса показывают, что для ливанцев характерна высокая лояльность лидерам при слабой приверженности политическим партиям (и, соответственно, идеологическим доктринам этих партий).
Очевидно, что упразднение конфессионализма требует постепенных и комплексных реформ, затрагивающих разные аспекты общественной жизни. Принятие закона, разрешающего заключать гражданские браки по желанию сторон, рассматривается как один из первых и весьма безобидных шагов на этом пути. В ходе опроса, проведенного в сентябре 2007 г., ливанцам задали вопрос, поддерживают ли они принятие закона, разрешающего заключать гражданские браки по желанию сторон (без отмены существующего порядка религиозных браков). Большинство респондентов (60,4%) ответили отрицательно, 35,6% высказались «за» (4% затруднились ответить). Приведенные результаты свидетельствуют о том, что большинство ливанцев по-прежнему отчетливо ощущают свою конфессиональную идентичность. Устойчивость конфессионализма в Ливане также объясняется особенностями политического процесса страны. Несмотря на утверждения ливанских политиков о необходимости избавления страны от конфессионализма, эти же политики периодически заявляют о себе как о выразителях интересов тех или иных религиозных общин. Так, М. Аун, учитывая свой альянс с шиитскими партиями «Хезболла» и «Амаль», заявлял, что не признает преемника Э. Лахуда на посту президента, если его кандидатура не получит одобрения шиитов, представляющих треть ливанского народа. После ухода в ноябре 2007 г. Э. Лахуда с поста президента Аун обвинил проправительственный лагерь в сознательном нарушении межконфессионального баланса в ущерб христианам и даже выступил с предложением о перераспределении министерских портфелей «в пользу христиан». Такая общинная а не национальная) позиция характерна для многих политиков. В частности, заместитель председателя Национально-либеральной партии (христианского толка) Р. Хури прямо требовал «прекратить маргинализацию христиан». В свою очередь, генеральный секретарь Высшего греко-католического совета Ф. Турк осудил «национальную дискриминацию» греко-католической общины, которая проявляется в малом количестве высших государственных должностей, занимаемых греко-католиками. О необходимости «восстанов-
148
ления роли христиан в Ливане» также заявлял и одиозный лидер партии Ливанские силы С. Джаджа.
Конфессиональная риторика политиков объясняется кадровым наполнением партий. Так, «Хезболла» и «Амаль» представляют главным образом интересы шиитской общины; «Катаиб», Ливанские силы, Свободное патриотическое движение, Национально-либеральная партия, Национальный блок выступают от имени христиан. Сунниты связывают свои надежды с Движением будущего С. Харири. Большинство членов Прогрессивной социалистической партии, включая ее лидера В. Джумблата, - друзы. Сплоченность общин вокруг представляющих их партий подтверждается результатами социологических опросов. В условиях острого политического конфликта между антисирийскими силами (основу которых составляют Движение будущего, «Катаиб», Прогрессивная социалистическая партия и Ливанские силы) и просирийской оппозицией (Свободное патриотическое движение, «Хезболла» и «Амаль») каждая из сторон выдвигала на пост президента своих кандидатов. Претендентом от просирийского лагеря был Мишель Аун, а от антисирийских сил - Бутрос Харб и Насиб Лахуд.
Как видно из итогов опроса, проведенного осенью 2007 г., подавляющее большинство шиитов солидарны со «своими» политическими партиями и почти единодушно поддерживают их кандидата М. Ауна и командующего ливанской армией генерала М. Сулеймана (которого положительно оценивает «Хезболла»). Крайне незначительное число респондентов-шиитов (2,7%) выразили противоположную по отношению к «своим» партиям позицию, поддержав одного из кандидатов антисирийского лагеря. Аналогичным образом большинство суннитов (56%) и подавляющее большинство друзов (82,2%) поддерживают кандидатов того политического лагеря, в котором находятся «представляющие» эти общины партии, - Б. Харба и Н. Лахуда (а также бывшего президента страны А. Жмайеля, одного из лидеров антисирийской коалиции). Лишь незначительная часть респондентов-суннитов и дру-зов выразили поддержку кандидату от противоположного лагеря -М. Ауну. Респонденты-христиане, как и христианские партии, разделились примерно поровну между двумя противоборствующими лагерями: марониты - 40,4% за просирийского кандидата и 36,4% за трех антисирийских (Б. Харба, Н. Лахуда и А. Жмайеля); православные - 29,1% за просирийского кандидата и 39,5% за трех анти-
149
сирийских; греко-католики - 34,6% - за просирийского кандидата и 38,5% за трех антисирийских.
Конфессиональность Ливана сохраняется не только в силу специфики самосознания ливанцев и действий политической элиты. Религиозные лидеры различных общин принимают активное участие в политике, влияя тем самым на формирование политической лояльности верующих. Наряду с маронитским патриархом Б. Сфейром, играющим очевидную и значительную роль в ливанской политике, можно привести примеры суннитских и шиитских религиозных лидеров. Комментируя внутриполитический кризис, суннитский муфтий Ливана шейх М.Р. Каббани в своих выступлениях и проповедях неоднократно выражал поддержку антисирийскому правительству Ф. Синьоры. Зато заместитель главы Высшего шиитского совета А.А. Кабалан в своих выступлениях и проповедях, напротив, оправдывает позицию просирийского лагеря. Таким образом, если партии и политики, выражая интересы той или иной общины, конфессионализируют политику, то религиозные лидеры, вмешиваясь в политическую сферу, политизируют религию. Очевидно, что оба этих процесса дополняют друг друга и усиливают конфессиональный характер страны. Наряду с демографическими изменениями, одной из ключевых причин гражданской войны стала активная антиизраильская деятельность многочисленных палестинских вооруженных формирований с территории Ливана. После разгрома Организации освобождения Палестины в Иордании в 1970 г. Ливан стал главным плацдармом для проведения антиизраильских операций палестинскими боевиками. Стремясь избежать любой ценой повторения иорданских событий в Ливане и рассчитывая «закрепиться» в этой стране, палестинские движения сумели создать прочный альянс с ливанскими левыми движениями. Ответные силовые действия Израиля, нацеленные в большей степени на ливанские объекты, нежели на палестинское сопротивление, стали серьезным фактором дестабилизации Ливана. Эти акции Израиля «накладывались» на ливанские внутриполитические противоречия и способствовали радикализации правых движений (в основном христианского толка), негативно относившихся к палестинскому вооруженному присутствию на национальной территории.
«Азия и Африка сегодня», 2009 г., № 6, с. 27-31
150
