CC BY
165
за умы и влияние, поскольку многочисленные философско-политические и правовые концепции, развившиеся в рамках XIX столетия, опровергали уже не только светскую, но и духовную власть папы, тем самым окончательно подрывая его авторитет. Идейной сутью обновлённого ультрамонтанизма являлось, в первую очередь, обоснование абсолютного влияния римского первосвященника.
Богословские дискуссии, которые велись на протяжении всего бурного XIX столетия, сыграли ключевую роль в судьбе Святого престола и всей западноевропейской цивилизации. Их итогом стало принятие Вселенским собором в Ватикане, созванного усилиями папы Пия IX (1846-1878), догмата о папской непогрешимости (1870). Сам же ультрамонтанизм, исполнив свою высокую духовную миссию, навсегда покинул историческую сцену.
Примечания
1 Карташев А. Свобода научно-богословских исследований и церковный авторитет. URL: http://www.golubinski. ru/ecclesia/kartashev/svoboda.htm (дата обращения: 18.12.2014).
2 Cit. by: Hauviller E. Franz Xaver Kraus : ein Lebensbild aus der Zeit des Reformkatholizismus mit drei Autotypien und einem Anhang unveröffentlichter Briefe, Gedichte und kirchenpolitischer Schriftstücke zweite Ausgabe. München : J. F. Lehmann's Verlag, 1905. P. 100.
3 Weber Th. Staat und Kirche nach der Zeichnung und Absicht des Ultramontanismus. Breslau : A. Gosohorsky's Buchhandlung, 1873. P. 10-11.
4 Cardinal Gibbons. Catholic Christianity // Great Religions of The World. N. Y. ; L. : Harper & Brothers Publishers, 1912. Р. 292.
5 Открытое письмо ультрамонтана-католика и поляка к редакторам русских и польских журналов. Варшава : Губернская тип., 1885. С. 20.
6 В русской культуре существует и другое понятие термина «соборность», развитое А. С. Хомяковым. Оно имеет «земное», а не «божественное» содержание, и расшифровывается как единство общины (первоначально крестьянской) и каждого отдельного человека. Сутью его является утверждение, что счастье в индивидуализме невозможно.
7 В Никео-Цареградском Символе Веры формула 9-го члена звучит так: «Верую в единую Святую Соборную (Кафолическую) Апостольскую Церковь».
8 См.: Лосский В. О третьем свойстве Церкви // Вестник Русского Западно-Европейского Патриаршего Экзархата. 1950. № 2-3. С. 58-67.
9 Диктат папы // Католическая энциклопедия. URL: http:// enc-dic.com/catholic/Diktat-pap-715/ (дата обращения: 09.11.2014).
10 Langeron E. Gregoir VII et les origines de la doctrine ultramontain. Paris : Lacroix, Verboeckhoven et Co., 1935. P. 23.
11 Unam Sanctam. Bull of Pope Boniface VIII promulgated November 18, 1302. URL: http://www.papalencyclicals. net/Bon08/B8unam.htm (дата обращения: 18.12.2014).
12 Ibid.
13 Наес sancta Synodus // Decaluwe M. Three Ways to Read the Constance Decree Haec Sancta (1415) // The Church, the Councils & Reform : The Legacy of the Fifteenth Century / ed. G. Christianson, T. M. Izbicki, Ch. M. Bellitto. The Catholic University of America Press, 2008. P. 126.
14 Weber T. Op. cit. P. 2-3.
15 Groethuysen B. The burgeois Catholicism vs. capitalism in eighteenth-century France. L. : Barrie & Rockliff : Cresset Press, 1968. P. 20.
УДК 94 (470)"16/18"
«не остается ничего другого как надеяться на бога и выполнять свои обязанности»: а. фон эренталь и развитие
австрийско-российских отношений в начале xx века
Е. В. сироткина
Тамбовский филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ E-mail: evgsirotkina@yandex.ru
Статья посвящена изучению основных этапов деятельности австрийского дипломата, в 1906-1912 гг. министра иностранных дел Австро-Венгрии, барона Алоиса фон Эренталя, анализу его взглядов на развитие австрийско-российских отношений и
результатам практической деятельности в этом направлении. Особое внимание автор обращает на то, что спровоцированный Австро-Венгрией Боснийский кризис, несмотря на все старания Эренталя сохранить дружеские связи с Россией, послужил основанием для вражды между двумя империями вплоть до Первой мировой войны.
Ключевые слова: австрийско-российские отношения, Боснийский кризис, Алоис фон Эренталь, Австро-Венгрия.
«I Need to Trust in God and to Fulfill my Responsibilities»: A. von Aehrenthal and Development of the Austrian-Russian Relations in the Early twentieth Century
E. V. sirotkina
The article examines the main stages of activity of the Austrian diplomat, the Minister of foreign Affairs of Austria-Hungary (1906 to 1912), Baron Alois von Aehrenthal, analyses his views on the development of the Austrian-Russian relations and the results of his work in this direction. The author pays special attention to the fact that the Bosnian crisis, provoked by Austria-Hungary, despite all Aehrenthal's efforts to maintain friendly relations with Russia, was the basis for enmity between the two empires until the First World War. Key words: Austrian-Russian relations, Bosnian crisis, Alois von Aehrenthal, Austria-Hungary.
В результате Боснийского кризиса российско-австрийские отношения обострились до предела, а о министре иностранных дел Австро-Венгрии бароне Эрентале иначе как ругательными словами отныне в России никто и не вспоминал. Не чуждый антисемитизма министр иностранных дел Российской империи Александр Петрович Извольский, посчитавший, что Эренталь повел себя на переговорах в Бухлау нечестно, во всеуслышание даже кричал: «Грязный жид обманул!»1
Прошло уже более 100 лет, но возникает ощущение, что «обида» так и осталась незабытой в России, во всяком случае, об Эрентале до сих пор зачастую пишут как об «обманщике», «интригане», «коварном противнике» России. А ведь Эренталь долгие годы, прожив в России, в самой Австрии прослыл «русофилом». Кем же на самом деле был Эренталь - самонадеянным авантюристом, ненавидевшим Россию, чьи безрассудные действия, в конечном итоге, привели монархию Габсбургов на порог войны с Россией, или решительным политиком, который последовательно защищал интересы Австрии и добыл для нее крупную дипломатическую победу?
Барон (с 1909 г. - граф) Алоис Лекса фон Эренталь родился 27 сентября 1854 г. в замке Гросскаль (GroB-Skal) в Богемии. Еврейских корней у него, вопреки мнению Извольского, не было. Эренталь был вторым сыном барона Иоганна Лекса Эренталя, немецко-богемского помещика, и его супруги - представительницы знатного богемского рода Тун-Гогенштайнов. Сразу после завершения юридического образования в университетах Бонна и Праги Эренталь начинает свою дипломатическую карьеру в качестве атташе в Париже. В 1878 г. он был переведен в Санкт-Петербург, где вскоре благодаря своим способностям и деловым качествам обратил на себя внимание посла Густава Кальноки, который, в конце концов, стал его другом, наставником и благодетелем. После своего назначения в 1881 г. на пост министра иностранных дел Австро-Венгрии Г. Кальноки вызвал молодого секретаря посольства в Вену и назначил его своим помощником. На Балльхаусплац Эренталь прослужил с
1883 по 1888 г. и курировал важнейшие вопросы внешней политики Австро-Венгрии, связанные с Россией и Балканами.
Уже в эти годы он приобретает славу про-российски настроенного политика. Эренталь, вопреки доминировавшему на Балльхаусплац прогерманскому курсу, придерживался убеждения, что Австрии необходимо поддерживать самые тесные контакты с Россией. При этом Россия должна была выступать в качестве противовеса от чрезмерной зависимости Австрии от Германии. У Эренталя оказалось мало сторонников, о чем свидетельствует его переписка с коллегами по дипломатическому цеху, в частности австрийским дипломатом Цви-динеком.
12-15 августа 1889 г. проходил визит австрийского императора Франца Иосифа в Берлин, в ходе которого обсуждались вопросы, связанные с международными проблемами. Цвидинек в этой связи в письме от 15 августа 1889 г. к Эренталю, известному своими скептическими взглядами в отношении австрийско-германского союза и стороннику сближения с Россией, писал следующее: «О ходе встречи двух императоров в Берлине у нас здесь пока известно не больше, чем об этом можно прочитать в газетах. Несомненно там, особенно с германской стороны, всячески подчеркивается военная ценность союза. Если только я сумел правильно интерпретировать одно из положений Вашего письма, Вас беспокоит, что в Берлине намеренно раздувают раздор между нами и Россией, чтобы, таким образом, сделать невозможным понимание между нами. Я должен настаивать, что я в этом отношении в целом не разделяю Ваших взглядов, впрочем, возможно я заблуждаюсь. И все же мне кажется, что союз с Германией уже сослужил нам существенную службу, т. к. без него мы или были бы вынуждены уступить Балканы русским, или мы бы уже находились с ними в состоянии войны. Возможно, я заблуждаюсь, но тем не менее, я убежден, что Россия с самого начала имела своей целью всячески препятствовать самостоятельному государственному развитию этой нации (имеется в виду Болгария. - Е. С.) - в то время как для нас важнее всего то, чтобы независимая Болгария продолжала оставаться гарантией против успешного осуществления панславянских и великосербских планов. И так как эти противоречия не разрешены и не преодолены, я не верю, что было бы возможно даже modus vivendi2 между нами и Россией, без подготовки нами этой в какой-то мере будущей базы для нападения»3.
Позднее в письме к Эренталю от 10 октября 1889 г. Цвидинек продолжил развивать тему австрийско-германских и австрийско-российских отношений: «Ваша точка зрения о том, что нам в наших отношениях с Россией необходимо отказаться от практики во всем придерживаться германского влияния - дала мне материал для самых серьезных размышлений. Абсолютно справедливо, что наши интересы совпадают не во всех без исключения
направлениях с Германией - и наоборот - исходя из этого мы всегда должны быть настороже по отношению к политике одностороннего использования союзнических отношений ради одной лишь милости нашей союзницы. Однако я убежден также, что мы в этом отношении не должны утрачивать бдительности и должны действовать всегда с соответствующей предусмотрительностью»4.
Тяжелая болезнь австро-венгерского посла в России барона Антона Волькенштейна вынудила последнего на длительное время оставить свой пост, а Эренталь получил назначение на пост первого советника посольства в Санкт-Петербурге (1888-1894 гг.). Спустя шесть лет, проведенных в Петербурге, он вновь возвращается в Вену (1894-1895 гг.), где в качестве правой руки Каль-ноки приобрел признание эксперта в делах России. После отставки в мае 1895 г. Кальноки с поста министра иностранных дел Эренталь был отправлен посланником в Румынию (1895-1896 гг.), а оттуда, наконец, получает назначение на пост посла Австро-Венгерской империи в Санкт-Петербурге (1899-1906 гг.).
За долгие годы пребывания в России Эренталь сумел хорошо изучить русский язык, серьезно увлекался русской литературой и вообще считался знатоком всего русского. Он сумел завоевать симпатии русского двора и самого императора Николая II. В свою очередь, Эренталь питал искренний интерес к России и был убежден, что Австро-Венгрия и Россия могут и должны сотрудничать. Барнгард фон Бюлов, с 1900-1909 гг. занимавший пост канцлера Германской империи, писал в 1906 г. своему императору Вильгельму II, что «многие при австрийском дворе, и особенно барон Эренталь, по-прежнему считают "Союз трех императоров" своим политическим идеалом»5.
На фоне напряженной внешнеполитической ситуации в мире в конце 1906 г. в Австро-Венгрии разразился министерский кризис. Вследствие постоянных нападок венгерских депутатов в делегациях парламента и острой критики со стороны мадъярской прессы прежний глава министерства иностранных дел Агенор Голуховский принял решение 22 октября 1906 г. подать в отставку. Два дня спустя его преемником был назначен барон Эренталь.
«Воистину тяжелое решение в наших отчаянных обстоятельствах принимать наследство Голуховского, - писал своему племяннику по поводу его назначения граф Франц Тун. - Но как же невыразимо труден твой пост: ты должен представлять общность, сохранять достойные уважения величие и престиж Габсбургской империи, но как же печально выглядит теперь эта общность, как много за последнее время из всего этого было принесено в жертву»6. В семейной корреспонденции нового министра иностранных дел можно обнаружить всего одно лаконичное замечание по поводу этого назначения в письме Эренталя к матери от 24 октября 1906 г.: «Твой старший сын
пойман старым императором. Не остается ничего другого как надеяться на Бога и выполнять свои обязанности»7. На следующий день Эренталем было написано еще одно письмо на этот раз наследнику австро-венгерского престола эрцгерцогу Францу Фердинанду, в котором он уже прямо говорил о своей «жертве»: «Принимая предложение, я должен был выдержать трудную борьбу со своей совестью и со своими убеждениями. Быть наследником Голуховского - бесконечно тяжелое бремя. Лишь вследствие существования Его Величества я принес эту патриотическую жертву, и мной, как верным слугой, заполнили брешь в надежде, возможно, еще сохранить положение и задержать дальнейшее соскальзывание по наклонной пло-скости»8.
Первые годы пребывания на посту Эренталя (1906-1908 гг.) были относительно спокойным временем. В эти годы разрядка напряженности между Дунайской монархией и Россией относительно Балкан еще продолжала функционировать, и Вена в данный момент не нуждалась в активной поддержке со стороны своей союзницы Германии, пыталась проводить относительно самостоятельную внешнюю политику. Новый глава Балльхаусплац по своим взглядам во многом отличался от своего предшественника. В то время как Голуховский был убежденным сторонником сохранения существовавшего status quo в мировом порядке, энергичный и деятельный Эренталь выступал за проведение последовательной политики, направленной на усиление международных позиций монархии. Монархи-ческо-консервативные взгляды Эренталя привели его к убеждению, что для сохранения стабильного международного положения Габсбургской империи ей необходимо сохранять самые тесные дружеские связи с Россией, а «как убежденный сторонник легитимного порядка и авторитета, он более всего поддерживал консервативные круги России, которые видели как в социалистических происках, так и в панславизме разрушительные силы»9.
В инструкции новому послу в России графу Леопольду Берхтольду Эренталь писал, что отношения Австро-Венгрии с Россией необходимо рассматривать исходя из двух позиций: с точки зрения проведения консервативной политики в Центральной Европе и с точки зрения Балканского вопроса. В Центральной Европе, по мнению Эренталя, Австрию и Россию объединяли общие интересы. «Первостепенное значение здесь, - подчеркивал Эренталь, - занимает солидарность монархических интересов Австро-Венгрии, России и Германии в деле общей защиты от социально-революционной волны, которая на сегодняшний день угрожает затопить с востока Европу». Связующим звеном между ними оставался также «польский вопрос», так как все три центральноевропейские империи были заинтересованы в сохранении своих владений и в том, чтобы их «внутренний польский вопрос» не превратился в международный. Наконец, подчеркивал Эренталь, в позициях трех империй существовала
общность взглядов по вопросу о разоружении на Гаагской конференции10. Таким образом, Эренталь был убежден, что по-прежнему сохранялся потенциал восстановления «Союза трех императоров» и тем самым существовала возможность стабилизации ситуации в Центральной Европе.
Будучи лично знакомым с русской политикой, Эренталь нисколько не обманывался на счет возможности легко и просто восстановить австрийско-российский союз. «У меня нет никаких иллюзий, - писал он, - относительно того, что император Николай - это лишь легко поддающийся влиянию и колеблющийся правитель; что господин Извольский имеет склонность к проведению дружественной политики в отношении к Англии и что растерянные либеральствующие и кокетничающие с панславизмом течения при царском дворе вновь могут всплыть на поверхность. Но все же хотелось бы со всеми предосторожностями, самым внимательным образом иметь в виду желательность дальнейшей консолидации наших с Германией отношений с Россией, хотя бы уже для того, чтобы воспрепятствовать угрозе закрепления англо-русской дружбы»11.
Относительно Балканского, наиболее острого для Австрии и России вопроса, то здесь, по мнению Эренталя, с обеих сторон было сделано все для того, чтобы продолжить политику мирного сотрудничества. «Что касается ближнего Востока (курсив автора. - Е. С.), - продолжал Эренталь, - то здесь следует отметить два этапа нашей политики. Во время посещения в начале 1897 г. императором Николаем Нашего Всемилостивейшего Государя имел место быть общий теоретический обмен мнениями, который констатировал, что интересам обеих империй соответствует политика, направленная на сохранение status quo в Европейской Турции. Следующим шагом в этом позитивном направлении стало проведение конференции ведущих государственных деятелей осенью 1903 г. в Вене и в Мюрцштеге. Программа, получившая название по месту последнего проведения конференции, стала базисом, на котором с тех пор и осуществляются все мирные старания в Македонии. Я придаю большое значение продолжению этой акции в смысле существующей до сих пор союзнической политики с Россией»12.
Эренталь, таким образом, был настроен на дальнейшее многостороннее сотрудничество с Россией, в том числе и на Балканском полуострове. Поддерживание политических связей с Россией позволило бы Австрии поддерживать более устойчивую систему международных отношений и одновременно дистанцироваться от Германии и ее становившейся все более агрессивной внешней политики.
Вехой в начале постоянного роста напряженности в австрийско-российских отношениях стал Боснийский кризис 1908-1909 гг. Австро-Венгерская империя стремилась прочно обосноваться на Адриатическом побережье и для этого ей необ-
ходимо было присоединить турецкие провинции Боснию и Герцеговину. Согласно XXV статье Берлинского трактата 1878 г., эти земли находились под управлением Австро-Венгрии, но формально оставались в составе Турции. Положение территорий, оккупированных Австро-Венгрией в 1878 г., в составе монархии было странным: ни Цислейтания, ни Транслейтания не захотели взять Боснию и Герцеговину под свою опеку, опасаясь дальнейшего обострения этнических и религиозных конфликтов - ведь население этих областей на 42% составляли православные сербы, на 21% - хорваты-католики и на 34% - босняки, т. е. славяне-мусульмане, чьи предки некогда под давлением турок приняли ислам. Однако аннексия Боснии и Герцеговины, т. е. их присоединение к Монархии не только де-факто, но и де-юре, могла бы, по мнению Эренталя, укрепить позиции Австро-Венгрии в стратегически важной части Балканского полуострова. И начавшаяся в это время Младотурецкая революция, предоставила для этого Вене все шансы.
19 августа 1908 г. на заседании кабинета министров Эренталь заявил, что настал выгодный момент для аннексии. По его словам, это можно было сделать, не вызвав серьезных внешнеполитических осложнений. Соблазн окончательно закрепить за Австрией дополнительные территории был велик, но вместе с тем существовали опасения, что следствием аннексии Боснии и Герцеговины могла стать конфронтация с Россией. В ответ на это Эренталь заявил, что сумеет достигнуть компромисса с русскими - и действительно 16 сентября на переговорах в моравском замке Бухлау с министром иностранных дел России А. П. Извольским ему удалось добиться от последнего обещания, что Петербург не станет возражать против присоединения Боснии и Герцеговины к Австро-Венгрии. Извольский писал своему помощнику Н. Чарыкову, что правительство Австро-Венгрии окончательно приняло решение об аннексии и рассчитывает на его признание Россией. «Решение Вены, - писал он, - в ближайшее время объявить об аннексии Боснии и Герцеговины представляется окончательным и бесповоротным. (Это) решение... не касается ни наших стратегических, ни экономических интересов»13. И на самом деле геополитическая ситуация на Балканах не должна была измениться кардинальным образом: Австро-Венгрия лишь окончательно забирала то, чем фактически уже владела 30 лет.
На встрече с Эренталем Извольский заявил, что Россия не станет возражать против аннексии Боснии и Герцеговины, если Австро-Венгрия, в свою очередь, поддержит требование Петербурга изменить статус Босфора и Дарданелл: все суда России и других государств Черного моря могли бы входить и выходить через Проливы при сохранении принципа закрытия Проливов для военных судов других наций. Эренталь согласился, поскольку
резонно полагал, что другие великие державы, в первую очередь Великобритания, не пойдут навстречу пожеланиям русских. Так и случилось.
Предметы сделки были неравноценны. Как справедливо отметил российский исследователь В. И. Хвостов: «Эренталь получал синицу в руки, а продавал он русским - журавля в небе»14. Аннексия после тридцатилетнего австро-венгерского управления Боснией и Герцеговиной была шагом, логически объяснимым, тогда как Россия Проливами никогда не владела и не могла самостоятельно решить вопрос, урегулированный на международном уровне15. Если Эренталь явился в Бухлау после двукратного рассмотрения вопроса об аннексии правительством и после переговоров со статс-секретарем по иностранным делам Германии Шёном и после встреч с итальянским министром иностранных дел Титтони, то Извольскому аналогичная работа еще только предстояла.
Тем временем 6 октября 1908 г. Франц Иосиф официально заявил об аннексии, в то время как реакция западных держав на инициативу России оказалось более чем сдержанной. Париж и Лондон показали русской дипломатии, «что дорога к мирному разрешению вопроса о Проливах идет из Петербурга не через Берлин - Вену, а через Лондон - Париж, и показали это в самой решительной форме, не оставлявшей место для каких-либо сомнений и колебаний»16.
Аннексия Веной Боснии и Герцеговины 8 октября 1908 г. стала причиной начавшегося Боснийского кризиса и вызвала резко негативную реакцию со стороны Сербии и России. В ответ на аннексию правительства Сербии и Черногории объявили в своих странах мобилизацию. Правящие круги обоих государств полагали, что Босния и Герцеговина - это исторически сербские провинции и должны быть интегрированы в общесербское культурное пространство. Сербия при этом рассчитывала на всестороннюю поддержку своей союзницы России.
Извольский заявил, что Эренталь обманул его в Бухлау. Тот факт, что глава русской дипломатии согласился с экспансионистскими планами Вены, касавшимися земель, на которые претендовала Сербия, вызвал бурю негодования среди славянофилов. Извольский подвергся резкой критике в Государственной думе, а общественность обвинила его чуть ли не в предательстве. Однако Россия, ослабленная войной с Японией и революцией 1905 г., не могла воевать - особенно с учетом того, что из Берлина прозвучали заверения в безоговорочной верности Германии союзу с Дунайской монархией.
Германия в ходе Боснийского кризиса безоговорочно встала на сторону своей союзницы. Канцлер Бюлов считал, что Извольский в Боснийском кризисе делал ошибку за ошибкой. Грубой ошибкой было то, что 15 сентября 1908 г. в Бухлау он не спросил Эренталя прямо и без обиняков, когда и в какой форме он намеревается предпринять аннексию Боснии и Герцеговины. Дальнейшей ошибкой
было то, что когда Эренталь поразил его аннексией, он не вернулся в Петербург, чтобы перед Думой и царем мужественно защищать свою политику. Вместо этого он комичным образом объездил все европейские столицы17.
22 марта 1909 г. германский посол в России граф Пурталес вручил российскому коллеге Извольскому предложения по разрешению кризиса, скорее напоминавшие ультиматум: России предлагалось немедленно и недвусмысленно ответить о согласии либо отказе признать аннексию Боснии и Герцеговины. Немецкий дипломат дал понять, что отрицательный ответ повлечет за собой нападение Австро-Венгрии на Сербию. Дополнительно было выдвинуто требование о прекращении дипломатической поддержки Сербии.
Общественность России целиком была на стороне балканских славян и требовала выступить в поддержку Сербии. Однако в Вене полагали, что Санкт-Петербург не осмелиться пойти на вооруженный конфликт с Австро-Венгрией и не сможет воевать. «Русский медведь, - считал Эренталь, -будет рычать, но не укусит»18.
Эренталь оказал прав. Правительство признало, что Россия к войне не готова. Министр финансов был против принятия решения, могущего привести к войне, так как это было бы губительно для финансовой системы страны. Военный министр утверждал, что русская армия реорганизуется и находится не в том положении, в котором она могла бы предпринять серьезную военную кампанию. Совет министров единодушно решил принять германское предложение. Николай II телеграфировал кайзеру Германии Вильгельму II о согласии принять все германские требования. Это означало, что русская балканская политика потерпела полное фиаско, которое современники, памятуя о недавно неудачно завершившейся русско-японской войне, назвали «дипломатической Цусимой».
Лидер партии кадетов П. Н. Милюков писал, что «ряд этих неудач - свидание в Бухлау, аннексия, австрийский и германский ультиматумы и безусловная сдача России, произвел огромное и тяжелое впечатление в русском обществе всех направлений»19. Действия Австро-Венгрии и Германии вызвали чувство глубокой вражды к Вене и Берлину и заставили тех, кто до сих пор колебался и сомневался, искать более тесного союза с западными державами, и особенно с Англией.
31 марта 1909 г. сербский посол в Вене передал Эренталю ноту, означавшую полное дипломатическое отступление Сербии. Боснийский кризис завершился. А 9 апреля 1909 г. Эренталь за заслуги перед отечеством получил титул графа.
Боснийский кризис и дипломатическое поражение России окончательно подорвали отношения Австро-Венгрии и России. Так же как и после окончания Крымской войны, Россия затаила глубокую обиду и окончательно оттолкнула от себя Австрию. Именно Австрию общественное мнение России сделало объектом своей ненависти.
В последние шесть лет перед Первой мировой войной европейская политика представляла собой череду почти непрерывных кризисов. Соперничество между двумя блоками - Антантой и Тройственным союзом - становилось все более острым. При этом в руководстве великих держав как по одну, так и по другую сторону геополитической баррикады не было единства. Практически в каждой европейской столице наблюдалось противостояние «ястребов» и «голубей», тех, кто считал, что лишь меч может разрешить противоречия между странами-конкурентами, и тех, кто предпочитал дипломатические методы.
В Австрии после завершения кризиса распространилась иллюзия «неуязвимости». Все чаще начали звучать голоса «ястребов», призывавших к проведению активной внешней политики. При этом одним из лидеров «умеренных» оказался граф Эренталь. Министр иностранных дел был реалистом и понимал, что большая война, особенно с Россией, может стать для Дунайской монархии последней. Своей позицией Эренталь нажил себе врага в лице начальника генерального штаба Австро-Венгрии Конрада фон Гетцендорфа, который рвался в бой, если не с Россией, то по крайней мере с Сербией или Италией. Францу Иосифу, не желавшему внешнеполитических обострений, пришлось даже осадить ретивого начальника генштаба, напомнив ему, что политика мира, которую проводит Эренталь, это его, императора, политика. Впрочем, сам Эренталь осознавал, что мир стоит на грани.
Уже будучи смертельно больным, Эренталь 12 декабря 1911 г. писал в секретной памятной записке об отношениях с Россией: «Император Николай возможно, конечно, из заложенных в основу его принципов монархических убеждений и оберегаемых сильных симпатий к всемилостивейшей персоне Нашего к. и к. Апостолического Величества не отказался бы от совместных действий с нами, но у него слабый характер и он должен учитывать народные настроения...»20 Скончался Эренталь 17 февраля 1912 г. от лейкемии.
Однозначно ответить на вопрос: какую роль сыграл Эренталь в окончательном ухудшении австрийско-российских отношений? - невозможно. Тот факт, что именно при Эрентале эти отношения окончательно испортились, можно считать примером горькой иронии истории. В этой связи следует указать на существующие противоречия, с которыми пришлось столкнуться Эренталю вскоре после того, как он занял пост главы внешнеполитического ведомства Австро-Венгрии. Эренталь на личностном уровне всегда испытывал расположение к России, однако как политика его постигло самое глубокое разочарование. Как решительный политик он не мог не воспользоваться сложившейся ситуацией и отказатся использовать стечение обстоятельств, благоприятных для укрепления
международных позиций своей страны. То, что Боснийский кризис 1908-1909 гг., спровоцированный Австро-Венгрией, едва не привел к крупномасштабной войне и послужил прологом к Первой мировой войне, вряд ли может быть подвергнуто сомнению. Однако судить поступки действующих лиц 1908 г., зная о том, что произошло шесть лет спустя, невозможно, ведь ни Эренталь, никто другой из его современников знать об этом не могли.
Примечания
1 Шарый А., Шимов Я. Корни и корона : Очерки об Австро-Венгрии : судьба империи. М., 2011. С. 285.
2 Временное соглашение.
3 Aus dem Nachlaß Aehrenthal. Briefe und Dokumente zur österreichisch-ungarische Innen- und Außenpolitik. 1885-1912 : in 2 teilen. Erster Teil / Hrsg. von S. Wank. Graz, 1994. S. 35.
4 Ibid. S. 36.
5 Die Grosse Politik der europäischen Kabinette. Sammlung der Diplomatischen Akten des Auswärtigen Amtes. Im Auftrage des Auswärtigen Amtes herausgegeben von. J. Lepsius, A. M. Barthold, F. Thimme. 3 Auflag. Bd. 22. Die österreichisch-russische Entente und Balkan. 19041907. Berlin, 1925. S. 50-51.
6 Цит. по: Skrivan A. Aehrenthal - das Profil eines österreichischen Staatsmanns und Diplomaten alter Schule // Prague Papers on the History of International Relations. Prag-Wien, 2007. S. 179.
7 Alois Aehrenthal an seine Mutter. Wien 24. 10. 1906 // Die Aehrenthals. Eine Familie in ihrer Korrespondenz. 18721911. Bd. 2 (1896-1911) / Hrsg. von Franz Adlgasser. Wien ;Köln ; Weimar, 2002. S. 915.
8 Aus dem Nachlaß Aehrenthal... Erster Teil. S. 410-411.
9 Hatsch H. Außenminister Alois Lexa Graf Aegrenthal (1854-1912) // Gestalter der Geschichte Österreichs. Bd. 2. Studien der Wiener Katholischen Akademie / Hrsg. H. Hatsch. S. 516.
10 Aus dem Nachlaß Aehrenthal. Briefe und Dokumente zur österreichisch-ungarische Innen- und Außenpolitik. 1885-1912 : in 2 teilen. Zweiter Teil / Hrsg. von S. Wank. Graz, 1994. S. 467.
11 Aus dem Nachlaß Aehrenthal. Zweiter Teil. S. 468.
12 Ibidem.
13 Извольский - Чарыкову. 16 сентября 1908 г. // Исторический архив. 1962. № 5. С. 123.
14 История дипломатии / под ред. В. И. Хвостова, В. А. Зорина. М., 1963. С. 653.
15 Игнатьев А. В. Внешняя политика России 1907-1914. М., 2000. С. 77.
16 Проливы. Сборник. М., 1923. С. 79.
17 БюловБ. Воспоминания. М., 1935. С. 350.
18 Tyler M. The European Powers and the Near East 18751908. Mineapolis, 1925. P. 205.
19 Милюков П. Н. Балканский кризис и политика А. П. Извольского. М., 1910. С. 305.
20 Aus dem Nachlaß Aehrenthal. Zweiter Teil. S. 760.
