CC BY
73
http://www.zabvektor.com
ISSN 2542-0038 (Online) ISSN 1996-7853
УДК 070
DOI: 10.21209/1996-7853-2018-13-2-14-22
Виктор Александрович Сидоров,
доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет (199034, Россия, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9), e-mail: [email protected]
Назначение журналистики в России: политические доминанты и воплощение
В статье рассматривается взаимодействие политических приоритетов общества и доминант теории журналистики. Приоритеты общественного развития рождаются в социальной практике, находя выражение в философском политическом дискурсе, где обращённые к журналистике запросы общества предопределяют её самоидентификацию. Отечественная теория журналистики во многом восходит к политической философии В. И. Ленина, в том числе к трактовке свободы печати. В связи с чем его «Письмо Г Мясникову от 5 августа 1921 года» анализируется как философское эссе, обосновывающее специфическую концепцию свободы печати - запрет оппозиционных газет как центров политической организации. Однако в подтексте признаётся ценность свободы печати, следовательно, её ограничение носит преходящий характер. В «Письме» пресса нацеливается на связь с жизнью. В целом концепция «Письма» построена в парадигме достижения ближних целей. Ценностный подход не был воспринят отрицавшей «абсолюты» политической философией марксизма-ленинизма, под влиянием которой журналистика утверждала рождаемые жизнью ценности, но представление о них не могло получить философского статуса. Таким образом, возведённая в абсолют парадигма ограничения свободы печати ради достижения ближайших целей несла в себе прообраз её последующей деструкции.
Ключевые слова: теория журналистики, политический дискурс, ценности, свобода печати, политическая философия, марксизм
Введение. Представление о журналистике, выраженное в политических документах и отечественной научной литературе двадцатого века, остаётся верным слепком своего времени. Потому справедливо как прямое, так и обратное прочтение известного правила: если по тем целям, которые стояли перед обществом, по тем задачам, которые оно решало в череде войн и строек, «в сплошной лихорадке буден», по тем средствам, которые в экстремальной обстановке применялось им для решения своих очередных задач, можно представить себе соответствующую эпохе журналистику, то и по тем требованиям, которые предъявлялись к печати, потом к радио и телевидению, можно воссоздать облик и характер общества в целом, особенности его важнейших политических и культурных институтов. Поэтому, например, для современной французской философии характерно «замечать мир коммуникаций и делать на основе этого выводы о природе общества» [7, с. 6].
Итак, не может быть достоверной картина минувшего ХХ века без анализа идей о предназначении массовых коммуникаций страны на протяжении всего столетия. Безусловно, подобного рода задачи сами по себе порождают другие, охватить и решить их не-
вероятно сложно. Тем более сосредоточим внимание на предмете нашего интереса, а это взаимодействие социокультурных/политических приоритетов общественного развития и доминант в теоретических представлениях о смысле и назначении журналистики. Приоритеты общественного развития рождаются в социальной практике, а находят выражение в философском политическом дискурсе. Особенностью такого философского дискурса является то, что он «не приемлет внутренней однозначности. Для него характерна универсальность и нацеленность... на широкий мировоззренческий круг проблем» [4, с. 81]. И не забудем, что «философское познание способно генерировать новые мировоззренческие смыслы и тем самым вносить мутации в культуру, подготавливая кардинальные изменения социальной жизни. заготавливая идеи, которые могут понадобиться в буду-щем»1. По мнению историка российской прессы XIX века А. И. Станько, «становление теоретических знаний о печати непосредственно зависело от познания закономерностей процесса мышления, изучаемых логикой» [13, с. 143-144]. Утверждение носит объектив-
14
1 Степин В. С. История и философия науки: учебник. - М.: Акад. проект: Трикста, 2012. - С. 265.
© Сидоров В. А., 2018
ный характер, и это значит, что философия в принципе устанавливает прообразы ценностных и политических ориентиров общества и его медийных институтов. Ориентиры конкретизируются как доминанты общественно-политических, эстетических и морально-нравственных требований к журналистике.
Доминанты обращённых к журналистской практике запросов общества понимаются нами как мировоззренческие представления, которые непосредственно или косвенно предопределяют смысл и назначение журналистики в тот или иной период истории страны. Это ещё не теория журналистики, которая не всегда формируется, это политико-философские основания к ней. Причём конкретизация таких оснований парадоксальна. С одной стороны, в политике, культуре, образовании дают о себе знать разные философские школы, в соответствии с чем смысл и назначение журналистики в один и тот же период истории не должны восприниматься однозначно. С другой стороны, так бывает не всегда - приоритеты в социально-политических требованиях к журналистике формируются не в плюралистическом поле науки, их утверждает подкреплённая политической практикой и совпадающая с актуальным целеполаганием общества философская традиция, в связи с чем в журналистском произведении происходит, отмечала ещё В. В. Ученова, идейное «опредмечивание» цели как идеала, поэтому «структурообразующая категория цели сохраняется не только в материально-практической, но и во всех видах духовной деятельности» [16, с. 67, 68]. Это обстоятельство и определяет меру внимания общества к журналистике.
Методология и методы исследования. Известны мировоззренческие и политические концепции русской общественной мысли, оказавшие наиболее значительное влияние на российскую прессу прошлого века. Сошлёмся на подробный анализ в коллективной монографии о зарождении и развитии отечественной теории журналистики: в одной из глав мы затронули традиционализм и морально-нравственные интенции славянофилов, демократизм западников, искания социал-демократов в их реформистском и революционном воплощениях [11, с. 82-118]. Но за рамками анализа оказалось влияние на российскую печать сторонников религиозно-философских взглядов, метафизики всеединства, русского космизма, философских идей Льва Толстого и т. д. И тому были свои причины.
Во-первых, принятая выборка находит своё объяснение в самой истории: далеко
не все философские концепции рубежа XIX и XX веков нашли мощное подкрепление со стороны политики или, посмотрим иначе, не были взяты политикой в качестве своего теоретического базиса. Потому либо косвенно воздействовали на складывающееся в обществе понимание задач прессы, либо вообще его не затронули. Именно так, например, случилось с религиозно-мировоззренческим просветительством широких слоёв народа, несмотря на то, что начало ХХ столетия в России было отмечено религиозным Ренессансом. Однако к расширению значимости религиозного сознания «оказался причастен лишь небольшой слой интеллигенции. Представители религиозного Ренессанса почти не имели связи с народом, освободительным движением...» [15, с. 6]. По сути, о том же в своём анализе идейно-политического просветительства начала прошлого столетия говорит А. К. Секацкий: «Оторванное от практики обучение, равно как и абстрактные моральные примеры, оказывают ничтожное влияние как на крестьян, так и фабричных рабочих» [10, с. 46].
Во-вторых, следует учитывать отсутствие непосредственного соприкосновения философии и журналистики - между ними нет законов прямого действия. Прежде всего, журналистика испытывает непосредственное влияние философии из сфер обществозна-ния, максимально приближенных к социально-политической практике. И в самой философии не во всех её областях наблюдается сближение с теоретическими представлениями о журналистике. Ближе подходят социальная и политическая философия, зато этика и эстетика скорее рефлексируют по поводу деятельности прессы, нежели формируют её теоретический базис.
В основу нашего теоретического анализа положена марксистская методология учения о печати, которое представляет собой выражение материалистического понимания истории, прилагаемого к выработке представлений о духовной сфере общественной жизни. В связи с чем были проанализированы как произведения политической философии начала ХХ века, так и работы по теории журналистики отечественных авторов. В теоретических источниках рассматривалась, прежде всего, мировоззренческая рефлексия их авторов как отражение доминант целеполагания общества своего времени. Внимание акцентируется на исторической обусловленности концепций теории журналистики и их ценностном выражении, применяются историко-фи-
лософский и ценностно-политический методы анализа в контексте марксистского тезиса о философии как орудии перестройки мира.
Результаты исследования. Идея практической реализации философского знания впервые была сформулирована в марксизме: «Философы различным образом пытались объяснить мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»1. С появлением марксизма в общественно-политическом анализе возникла принципиально неведомая до того ситуация. Выясняется, что для успешного выполнения задач как по созданию революционной партии, так и формированию классового сознания пролетариата, необходима своя, демократическая, пресса. В качестве теоретиков К. Маркс и Ф. Энгельс обосновали положения о классовом характере печати и партийности журналистики, о чём многократно писали ещё советские историки печати [12, с. 5-9]. Открытые Марксом и Энгельсом законы раскрывают процесс возникновения журналистики как определённой целенаправленной общественной деятельности, появления журналистов как публичных представителей идеологов господствующего класса. Именно идеологи «регулируют производство и распределение мыслей своего времени»2, господствующих мыслей общества.
«По мере того, как учение К. Маркса получает всё более широкое распространение, среди рабочего класса и образованных кругов общества начинаются попытки его практического применения. В ходе классовой борьбы возникает новое по качеству философское знание, которое сегодня можно назвать публичной философией. <...> В ответ на потребности практической борьбы философия Маркса. порождает своё инобытие в виде публичной философии, начинающей выполнять важные идеологические функции. Это различие весьма своеобразно проявляет себя в истории философской мысли в советский период, когда возникает и получает широкое распространение марксистско-ленинская философия» [18, с. 51].
Марксизм как учение о политическом преобразовании общества для России оказался явно лидирующим направлением философской мысли - в нём содержалось то самое зерно теории, впоследствии названное «руководством к действию», в том числе для выработки модели взаимодействия власти, политической партии, общества и печати.
1 Маркс К. Тезисы о Фейербахе // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения. - М.: Госполитиздат, 1955. - Т. 3. - С. 4.
2 Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Сочи-
нения. - М.: Госполитиздат, 1955. - Т. 3. - С. 46.
Причём, отметим вслед за другими учёными, в его ленинской интерпретации. В рамках марксизма активно формировалась его политическая составляющая, непременным следствием которой стала теория печати, отличающаяся органичным реагированием на реалии политической жизни России: «У рабочих Франции, Германии есть, кроме газет, немало других возможностей высказаться, у нас же заменой всего этого должна служить - пока не завоёвана политическая свобода - революционная газета, без которой невозможна никакая широкая организация всего рабочего движения»3.
Однако верная постановка проблемы ещё не обеспечивала простоты исполнения. «Основоположники пролетарского социализма, и в особенности их последователи, не приняли во внимание специфики формирования массового сознания. Им казалось, что сами условия существования пролетариата неизбежно порождают социалистическое сознание в среде рабочего класса. Много позже, в начале XX в., Ленин поймёт, что дело обстоит не так, что без внесения идей пролетарского социализма в рабочее движение последнее развивается по реформистскому пути. Это "внесение" предполагает наличие иных факторов. - прежде всего социокультурные сдвиги в народных массах» [8].
«Это свидетельствовало о необходимости разговаривать с рабочим классом на понятном ему языке, но свидетельствовало также и о том, что язык этот не был больше мёртвым или иностранным. на нём и в нём общество определяло теперь свои насущные задачи, на нём и принимало решения. [Поэтому] ни один из привычных, разработанных и снабжённых солидным архивом "дискурсов" не подошёл для того, чтобы высказать новую истину» [10, с. 277, 282].
В сознании широких народных масс начала двадцатого столетия происходили значительные социокультурные сдвиги, отмеченные усилением радикалистских настроений как в среде рабочего класса, так и крестьянства. Об этом свидетельствовали события 1905 года - бои на Пресне в Москве и полыхавшие в губерниях помещичьи усадьбы. Тем не менее, политические события тех дней наглядно показали как противоречивость социокультурных сдвигов в России, так и неоднозначность питавших эти сдвиги мировоззренческих основ. Историк философии гово-
3 Ленин В. И. Письмо к редакторской группе. Наша программа. Наша ближайшая задача. Насущный вопрос (Статьи для «Рабочей газеты») // Полн. собр. соч. - М.: Изд-во полит. лит., 1967. - Т. 4. - С. 188, 191, 192.
рит о поисках в среде русских мыслителей путей, которые позволили бы избегнуть капитализма, обойти его справа или слева», и в подтверждение цитирует И. Л. Солоневича: «капитализм у нас не любили ни "реакция", ни "революция"» [15, с. 66]. Иными словами, отмечалось стремление (но не возможности!) не касаться наиболее спорных вопросов общественного развития, которые и без того дифференцировали политическую мысль страны. В 1909 году после поражения первой русской революции вышел в свет сборник «Вехи», наглядно показавший, как часть теоретиков, меняя прежние позиции, отреагировала на стихию революционных событий.
Так, П. Б. Струве писал: «Прививка политического радикализма интеллигентских идей к социальному радикализму народных инстинктов совершилась с ошеломляющей быстротой. <...> В том. заключалась не просто политическая ошибка, не просто грех тактики. Тут была ошибка моральная. В основе тут лежало представление, что "прогресс" общества может быть не плодом совершенствования человека, а ставка, которую следует сорвать в исторической игре, апеллируя к народному возбуждению» [14, с. 174]. Ещё более резко высказался М. О. Гершензон: «.Нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом - бояться мы его должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами ещё ограждает нас от ярости народной» [2, с. 129].
Политическая практика порождала многообразие теоретических подходов к её осмыслению и выработке новой стратегии. Как вопрос времени образовался контрапункт разночтений в представлениях о народных массах и ведущих эти массы политических силах/лидерах. Мыслители разных направлений рассматривали политические процессы по вертикали («просвещённые лидеры и верящие в них массы»). И только в марксизме вызрело диалектическое сближение лидера (партия) и массы (пролетариат), политика рассматривалась не только по вертикали, но и в горизонтальных связях социума («массы формируют повестку дня и сближаются с лидерами»). И потому для марксистов, «когда интерес к политике, к вопросам социализма пробуждён в наиболее широких слоях населения... исходным пунктом деятельности. должна быть постановка общерусской политической газеты»1.
1 Ленин В. И. С чего начать? // Полн. собр. соч. - М.: Изд-во полит. лит., 1967. - Т. 5. - С. 9.
Обсуждение проблематики. В теории печати советского времени, конечно, обращалось особое внимание на основополагающую роль газеты в партийном строительстве и, шире, в политической организации народных масс. И нет необходимости цитировать эти разработки, даже позднейшего советского периода. Но следует обратить внимание на плодотворную мысль, высказанную А. Ф. Бережным в 1989 году - далеко не простое для теоретика марксистской печати время. В полемической статье исследователь обобщил некоторые итоги советской литературы по теории журналистики [1, с. 48-52]. В работах своих коллег Бережной выделил восходящие к работам Ленина, но частично различающиеся между собой подходы к классификации принципов и функций прессы. Однако не эти частные отличия привлекли особое внимание учёного. Подчеркнув общность позиций советских теоретиков разных лет, Бережной сформулировал до него должным образом не выраженный принцип функционирования журналистики - связь с жизнью: «Да, именно связь с жизнью, и, следовательно, отношение к ней наряду с классовостью определяют характер журналистики, а отношение к действительности по-разному проявляется у представителей классовых лагерей журналистики» [1, с. 53].
В научной литературе тезис был сформулирован впервые, и для теории журналистики мог стать шагом вперёд, если бы не сложная политическая конъюнктура 1989 года. Тезис новый, но, как ни странно, в нём не было абсолютной новизны: если вчитаться в соответствующие документы советского периода, в которых руководящими органами конкретизировались нормативы деятельности печати, телевидения и радио, то о связи с жизнью говорилось практически в каждом из них. Другой вопрос, что эти верные директивы всегда заслонялись более громкими, но уже не работающими лозунгами. Впрочем, вопрос о своевременности/несвоевременности той или иной теории выходит за рамки проблематики настоящей статьи. Поэтому отметим, что для нас главное в том, что тезис А. Ф. Бережного появляется в традициях ленинградской/ петербургской школы теории журналистики. Потому и не удивляет, что уже в наши дни там же формулируется тезис о жизнеподобии как генеральном законе прессы [6, с. 88].
Однако вопрос о локализации теории журналистики не назовёшь существенным, важней отметить российское происхождение.
Случайно или закономерно этот тезис нашёл выражение именно в отечественной теории журналистики? Есть основания считать, что закономерность очевидна: представление о связи прессы с жизнью ещё на рубеже прошлого и позапрошлого столетий зародилось в российской политической практике, популярность газет вызывалась, прежде всего, их предрасположенностью к общественным бедам и проблематизации фактов жизни: «.быстрее всего неизбежность проблематизации поняли не учёные, а журналисты. <...> С начала ХХ века самые интересные политические диагнозы были сделаны не политиками, а журналистами» [9, с. 70].
Думается, философ подразумевал всю функционировавшую в начале ХХ века журналистику. И во многом прав, хотя известно (см., например, исследования Б. И. Есина, А. И. Станько, Л. П. Громовой и др.), что про-блематизацией жизни уже давно занимались газеты, прежде всего, демократического лагеря. Тем самым прокладывали дорогу марксистскому формированию социалистической воли пролетариата, хотя «как особая проблема, связанная с миром культуры, умственным и нравственным кругозором общества» [8], перед Марксом и Энгельсом она не стояла. И всё же журналистская повседневность объективно способствовала выработке марксистского понимания смысла и назначения прессы в меняющихся исторических условиях. Императив журналистской практики - пробуждение в обществе «страсти политических обличений»1, то есть поиск и отбор корреспондентами актуальных фактов жизни. Так что марксизм-ленинизм, представляя собой философию политического действия, необходимым условием которого является политизация народных масс, по сути, сформировал в журналистике императив её связи с жизнью, жизнеподобие журналистики.
Время меняет условия функционирования печати, а с ними её цели, но неизменным остаётся пристрастное отношение журналистов к окружающему, подчинённое доминирующей цели общества. При этом нельзя не считаться с важнейшим положением политической философии, по которому изменение цели не должно затрагивать принципы: «Принципы — это не цель, не программа, не тактика и не теория»2. Целеполагание не может быть вне мировоззрения, предопре-
1 Ленин В. И. С чего начать? // Полн. собр. соч. - М.: Изд-во полит. лит., 1967. - Т. 5. - С. 10.
2 Ленин В. И. Речь в защиту тактики Коммунистического Интернационала. 1 июля // Полн. собр. соч. - 5-е
изд. - М.: Изд-во полит. лит., 1970. - Т. 44. - С. 24.
деляющего в том числе смысл и назначение журналистики в конкретный период истории общества. Но как оказалось, изменение цели могло отодвинуть в тень принцип, тем самым отражаясь на приоритетах в представлениях о назначении прессы.
В России теория журналистики по многим аспектам восходит к политической философии В. И. Ленина. Однако нельзя не задаться вопросом, насколько она актуальна, и надо ли, развивая современную теорию журналистики, учитывать концепции столетней давности. На этот счёт очень точно высказался известный философ Славой Жижек: «Повторить Ленина - это не значит вернуться к Ленину. Повторить Ленина - значит признать, что "Ленин мёртв". Повторить Ленина - значит повторить не то, что Ленин делал, а то, что он не сумел сделать, его упущенные возможности» [3, с. 251-252].
В сказанном есть некая ценностная загадка - о выборе критерия в отношении к сделанному и сказанному вчера. Коллизию образно разрешил Марлен Хуциев в снятом им ещё в 60-е годы прошлого века фильме «Застава Ильича»: молодой человек, воображая встречу с погибшим на войне отцом, просит у него совета. И слышит, что он, отец, теперь уже моложе сына и потому не знает правильного ответа. Из подтекста кинокартины понимается, что настоящее - не только череда сомнений, как и прошлое - не всегда источник истины.
Вторая половина двадцатого столетия и начавшийся новый век полны риторикой о правах человека, свободах и демократии. Предмет риторики утвердился в политике и обрёл статус материальной силы. Так было и сто лет назад. Потому интересно обратиться к известному произведению Ленина, выполненному им в эпистолярном жанре. Это «Письмо Г. Мясникову от 5 августа 1921 года»3. Среди других работ Ленина, наверное, нет более ясно написанной и столь же не до конца осмысленной нами, чем эта.
Причины и повод «Письма» понимаются из его контекста. В 1921 году коммунист Г. Мясников подготовил две статьи, в которых рассмотрел проблемы жизни России, обострившиеся в стране после Гражданской войны, - бюрократизм и коррупцию, отрыв партийных организаций от беспартийных масс, непонимание в обществе и партии смены политических обстоятельств, когда лозунг гражданской войны должен сменить-
3 Ленин В. И. Письмо Г. Мясникову // Полн. собр. соч. - 5-е изд. - М.: Изд-во полит. лит., 1970. - Т. 44. -С. 78-83.
ся идеей гражданского мира и т. д. В связи с чем предложил свой метод лечения социальных болезней страны: дать «свободу печати всем - от монархистов до анархистов включительно». Ибо только свобода печати, по мысли Мясникова, способна разоблачить «кучу безобразий и злоупотреблений».
Отметим, что Ленин, отвечая Мясникову, с одной стороны, публицистически заостряет своё письмо, с другой - безукоризненно формулирует свою политическую позицию как научно выверенную. В этом смысле письмо, являясь политическим документом времени, может рассматриваться как философское эссе, построенное на социологическом анализе текущего времени. Это произведение политической философии, которая представляет собой рефлексию политического бытия, то есть «сферу духовной деятельности людей, где формируются мировоззренческие, нормативные и ценностные основы мира политического, сама идея политического, идеи государства и власти»1.
В письме есть точное определение места и обстоятельства действия. Адресату предлагается без сентиментально-обывательских оценок, дружно и по-деловому заняться будничной работой по разгребанию завалов, излечению социальных болезней: болезней много, нужда и бедствия в стране велики, голод их усилил дьявольски, враг на полях Гражданской войны не уничтожен, а притаился, буржуазное окружение в мире во много раз сильнее Советской России и т. д. Все эти ценностные и оценочные суждения опираются на философские ценности более высокого порядка, назовём их в порядке упоминания -диалектика, гражданский мир, опыт революции, общеклассовая оценка.
В аргументации Ленина отмечается ценностное восприятие советской власти (что она сделала и делает), подкреплённое правдой политического контекста 1921 года. Поэтому, исходя из духа «Письма», проанализируем его по двум аксиологическим параметрам - ценности (ценностные суждения) и оценки (оценочные суждения), которые являются полюсами ценностного отношения субъекта к чему-либо. За основу возьмём следующую классификацию ценностей и оценок: политические, научные, организационные и нравственно-политические.
В тексте «Письма» на первый план вышли политические ценности и оценки (20 и 23 соответственно), подкрепляемые оценками нравственно-политическими (14). Макси-
1 Гаджиев К. С. Введение в политическую философию: учеб. пособие. - М.: Логос, 2004. - С. 47.
мальное число упоминаний получила ценность свободы и её оценка (18 и 7), причём в связанном виде - обращение к философской категории свободы (22) включено в ценность свободы печати. И это не случайно: основная полемика в «Письме» как раз вокруг тезиса о свободе печати, понимания этой идеи в конкретных социально-политических обстоятельствах. Для Ленина, как видно из «Письма», свобода печати производна от свободы вообще. Следовательно, над ценностью свободы печати возвышается свобода в качестве идеала. Идеал как наивысшая ценность никогда и никем не должен пересматриваться, он - в своём роде абсолют. Но Ленин пишет, что «мы в "абсолюты" не верим. Мы над "чистой демократией" смеёмся»2, потому что в современном ему мире свобода получила и отрицательное значение - свободу покупать писателей и журналистов, фабриковать общественное мнение. Таким образом, ценность свободы сводится к её обесцениванию материальным ресурсом - у кого больше финансовых возможностей, тот свободно распорядится свободой всех.
Обсуждение результатов исследования. Вопрос о свободе печати даже в XXI веке остаётся дискуссионным, хотя как непосредственно поставленный возникает сравнительно редко. Подразумевается, что спорить по этому поводу неприлично, что свобода печати должна быть, и чем более развита демократическая система цивилизованной страны, тем свободнее пресса. Не втянемся в этот спор, но заметим, что дискуссионными всё равно остаются важнейшие аспекты теории журналистики, которые прямо вытекают из общепринятого по умолчанию тезиса о свободе печати, скажем, императивы независимости медиа или объективности в труде журналиста. Так, на вопрос - возможна ли объективность в журналистском произведении - всё чаще следует отрицательный ответ: «Объективность основана на одном из величайших мифов журналистики - перевёрнутой пирамиде. Она подразумевает такую структуру новостей, когда на первый план выходят самые главные аспекты истории. Проблема перевёрнутой пирамиды в том, что она скрывает тот факт, что для определения сути большинства новых историй - которую нужно подать в первую очередь, - требуется высшая мера субъективного - суждение» [5, с. 79-80].
Зыбкость императива объективности (при этом мы не отрицаем стремление журна-
2 Ленин В. И. Письмо Г. Мясникову // Полн. собр. соч. - 5-е изд. - М.: Изд-во полит. лит., 1970. - Т. 44. - С. 78.
листа к объективности, правде жизни, считаем его обязательным), неустойчивость представления о независимости медиа возвращают нас к вековому опыту журналистской практики России. Но не к повторению. Так как нет необходимости возвращаться к дискредитации «"блестящего" болотного огонька "свободы печати"»1, каким он виделся Ленину в контексте 1921 года. Сегодня «огонёк» иной -новые времена, новые условия. Но и совершенно отрешиться от ленинской позиции тоже недопустимо - в «Письме» есть важнейшие посылки, на основе которых, в том числе и в наши дни, формируется теория журналистики. Посылки явные, давно известные, но почему-то не замечались исследователями. Возможно, мешала бьющая в глаза дискуссионная острота вопроса о свободе печати.
И вот теперь, перечитывая «Письмо», обращаешь внимание на его нацеленность -публицист обязан видеть реальность, какой бы горькой она ни была. Свободе печати, которая в тот момент могла обрушить всё, что было выстроено за четыре послереволюционных года, противопоставляется связь с жизнью, её злободневностью, и в этой связности печатного слова и актуальных вопросов текущего дня усматривается путь к решению вставших перед страной политических проблем. В «Письме» объективно оценивается текущая политическая ситуация, понимаемая как детерминант интерпретации политических ценностей. Вот почему, анализируя истоки теории журналистики в России, мы выделяем как генерализирующую функцию её положений - связь с жизнью и жизнеподо-бие, так и ценностное начало журналистики. Хотя, как известно, аксиологический подход к прессе, да и к миру политики в целом, в начале прошлого столетия не был принят во внимание как в политической философии, так и в практике газетно-журнального дела. И это невнимание в своё время дорого обошлось отечественному миру медиа.
Выводы. Итак, политическая философия марксизма-ленинизма, несущая в себе установки на связь политики с народными массами, по объективным причинам стала основанием теории журналистики в России. В ситуации агрессивной международной изоляции, острых классовых противоречий внутри страны в российском марксизме получила развитие специфическая концепция понимания свободы печати - отказ от плюрализма, поддержка прессы исключительно
1 Ленин В. И. Письмо Г. Мясникову // Полн. собр. соч. - 5-е изд. - М.: Изд-во полит. лит., 1970. - Т. 44. - С. 83.
социалистической ориентации, что объяснялось слабостью нового строя перед лицом капиталистического окружения. Следствием стал запрет оппозиционных газет как центров политической организации, способной подорвать едва установившийся после войны гражданский мир. Фактически, именно эти вопросы и рассматриваются в ленинском «Письме Г. Мясникову».
Расценивать ли эту концепцию как проявление тоталитаризма? В традиционном для настоящего времени подходе ответ, несомненно, положительный. И всё же есть основания считать его шаблонным и уводящим от истины.
Во-первых, изложенный Лениным взгляд на свободу печати как на приманку «болотного огонька» относится к политической ситуации 20-х годов прошлого столетия. Он опирается, с одной стороны, на горькую правду политологического анализа международной ситуации и внутренней жизни России того времени, с другой - на понимание свободы печати как составляющей философской категории свободы, которую нельзя отменить по произволу. Следовательно, отстаиваемая Лениным в его «Письме Г. Мясникову» концепция ограничения свободы печати носит временный, преходящий характер.
Во-вторых, в трактовке свободы печати как «болотного огонька» заложен компенсаторный механизм: журналистика нацеливается на изучение самых сложных и неприглядных сторон действительности тогдашней России, на связь с жизнью. Такая журналистика, её можно назвать журналистикой правды, будет востребована долгое время, то есть будет способна длительный период истории страны теснить на обочину утрату полноты свободы журналистского поиска.
Однако ленинская парадигма показала и свою неустойчивость. Она отражала сложную реальность страны после Гражданской войны и, казалось бы, учитывала все опасности политики свободы печати, предлагаемой Мясниковым. Однако в подтексте «Письма» замечается невольное признание ценности свободы печати, которую вынуждена ограничить новая власть; Ленин исходит из того, что в тот момент истории враждебное окружение сильнее, но, естественно, не считает ситуацию вечной. Выходит, что политика ограничений и запретов со временем должна сойти на нет, и философское понимание свободы печати восторжествует как важнейшее право свергнувшего царизм народа. К сожалению, отложенное право, как и отложенное счастье,
может не состояться: новые опасности не за горами, значит, вновь и вновь в политических документах и трудах теоретиков представление о свободе печати неизбежно будет выглядеть манящим «болотным огоньком», и временное окажется постоянным.
К случившемуся приложили руку не только политики, понятное дело, они искали выходы в непростых ситуациях и действовали по схоластическим канонам политической философии марксизма, прежде всего, в его ленинской интерпретации, отрицавшей ценностные «абсолюты». В целом концепция «Письма Г. Мясникову» построена в парадигме достижения ближних целей, в связи с чем
содержит в себе внутренние нестыковки: с одной стороны, цель не тождественна принципу, с другой - её учёт снижает ценность принципа. Ценностный подход так и не был воспринят отрицавшей «абсолюты» политической философией марксизма-ленинизма: подчёркивая связь с жизнью, журналистика утверждала пронизывающие политическую реальность идеалы и ценности, но представление о них не могло получить философского статуса. Таким образом, позднее возведённая в абсолют парадигма ограничения свободы печати ради достижения ближайших целей несла в себе прообраз её последующей деструкции.
Список литературы
1. Бережной А. Ф. Ленинская журналистика: некоторые вопросы теории и факты истории. Л.: Лениздат, 1989. 200 с.
2. Гершензон М. О. Творческое самосознание // Вехи. Из глубины / сост., авт. вступ. ст. и коммент. Н. И. Канищева. М.: РОССПЭН, 2010. С. 110-133.
3. Жижек Славой. 13 опытов о Ленине: пер. с англ. М.: Ад маргинем, 2002. 253 с.
4. Зубова М. В. Феномен философской коммуникации. Орел: Изд-во Орлов. гос. ун-та, 2012. 102 с.
5. Конец журнализма. Version 2.0. Индустрия, технология и политика: пер. с англ. / под ред. А. Чарльза. Харьков: Гуманитарный центр, 2016. 308 с.
6. Корконосенко С. Г. Категория закона в теории журналистики // Журналистика в мире политики. Дни Петербургской философии-2007: материалы секционного заседания конф. / ред.-сост. В. А. Сидоров. СПб., 2008. С. 82-95.
7. Назарчук А. В. Теория коммуникации в современной философии. М.: Прогресс-Традиция, 2009. 320 с.
8. Пантин И. К. А. И. Герцен: начало либерального социализма [Электронный ресурс] // Вопросы философии. 2006. № 3. Режим доступа: http://www.vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=251 (дата обращения: 25.10.2017).
9. Пятигорский А. Что такое политическая журналистика: размышления и соображения: цикл лекций. М.: Европа, 2007. 152 с.
10. Секацкий А. Миссия пролетариата. СПб.: Лимбус-Пресс, 2016. 496 с.
11. Сидоров В. А. Социально-философские теории журналистики // Теории журналистики в России. Зарождение и развитие / под ред. С. Г. Корконосенко. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2014. 272 с.
12. Смирнов В. П. Ленинские принципы партийного руководства печатью. М.: Мысль, 1975. 174 с.
13. Станько А. И. Становление теоретических знаний о периодической печати в России (XVIII-XIX вв.). Ростов н/Д.: Изд-во Ростов. ун-та, 1986. 206 с.
14. Струве П. Б. Интеллигенция и революция // Вехи. Из глубины / сост., авт. вступ. ст. и коммент. Н. И. Канищева. М.: РОССПЭН, 2010. С. 161-177.
15. Сухов А. Д. Русская философия: характерные признаки и представители, особенности развития. М.: Канон+: Реабилитация, 2012. 640 с.
16. Учёнова В. В. Три грани теории журналистики. Гносеологические проблемы журналистики. Публицистика и политика. У истоков публицистики. М.: Аспект Пресс, 2009. 557 с.
17. Чернякова Н. С. Ценностные основания культуры. СПб.: Изд-во РГПУ 2003. 107 с.
18. Шевченко В. Н. Публичная философия: между академической философией и идеологиями политических движений // Философские науки. 2014. № 1. С. 42-57.
Статья поступила в редакцию 24.12.2017; принята к публикации 25.01.2018
Библиографическое описание статьи_
Сидоров В. А. Назначение журналистики в России: политические доминанты и воплощение // Гуманитарный вектор. 2018. Т. 13, № 2. С. 14-22. DOI: 10.21209/1996-7853-2018-13-2-14-22.
Viktor A. Sidorov,
Doctor of Philosophy, Professor, St. Petersburg State University (7/9 Universitetskaya emb., St. Petersburg, 199034, Russia),
e-mail: [email protected]
The Purpose of Journalism in Russia: Political Dominants and Embodiment
The article considers the interaction of the political priorities of the society and dominants of the theory of journalism. The priorities of the social development are born in the social practice and are expressed in philosophical political discourse where requests of society addressed to journalism predetermine its self-identification. The theory of journalism in Russia largely goes back to V. I. Lenin's political philosophy, including his interpretation of the principle of press freedom. In connection with this, one of Lenin's works ("Letter to G. Myasnikov on August 5, 1921") is analyzed as a philosophical essay that justifies the specific concept of the press freedom - banning opposition newspapers as centers of political organization. However, in the subtext there is recognition of the value of press freedom, therefore the restriction of press freedom is transient. In general, the concept of the Letter is built in the paradigm of achieving near goals. The evaluative approach was not perceived by the political philosophy of Marxism-Leninism, which denied the "absolute". Under the influence of this philosophy journalism stated values born of life, but the idea of them could not receive a philosophical status. Thus, elevated in the absolute paradigm of the restriction of the press freedom for the sake of attaining immediate goals, carried in itself the prototype of its subsequent destruction.
Keywords: theory of journalism, political discourse, values, press freedom, political philosophy, Marxism
References
1. Berezhnoy, A. F. Lenin's journalism: some questions of theory and facts of history. Leningrad: Lenizdat, 1989. (In Rus.)
2. Gershenzon, M. O. Creative self-awareness. Milestones. From the depth. Kanischeva, N. I., compiler, the author of the introductory article and comments. Moskva: Rossijskaya politicheskaya ehnciklopediya (ROSSPEHN), 2010. pp. 110-133. (In Rus.)
3. Zhizhek, Slavoy. 13 experiences about Lenin. Translation from English. Moskva: Ad Marginem, 2002. (In Rus).
4. Zubova, M. V. The phenomenon of philosophical communication. Orel: Izd-vo FGBOU VPO «Orlovskij gos. un-tet», 2012. (In Rus.)
5. The end of the journalism. Version 2.0. Industry, technology and politics. Charles, A. edited by, translation from English. Har'kov: Izd-vo Gumanitarnyj centr, 2016. (In Rus.)
6. Korkonosenko, S. G. The category of law in the theory of journalism. Journalism in the world of politics: materials of the conference section of the Days of Petersburg Philosophy-2007 conference. Sidorov, V. A., edited by. Saint Petersburg, 2008. pp. 82-95. (In Rus.)
7. Nazarchuk, A. V. Theory of communication in modern philosophy. Moskva: Progress-Tradiciya, 2009. (In Rus.)
8. Pantin, I. K. A. I. Herzen: the beginning of liberal socialism. The Questions of philosophy, no. 3, 2006. Web: 25.10.2017.http://www.vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=251 (In Rus.)
9. Pyatigorskiy, A. What is political journalism: reflections and considerations. Cycle of lectures. Moskva: Ev-ropa, 2007. (In Rus.)
10. Sekatskiy, A. The mission of the proletariat. Saint Petersburg: Limbus-Press, 2016. (In Rus.)
11. Sidorov, V. A. Socio-philosophical theory of journalism. Theories of journalism in Russia. Origin and development. Korkonosenko, S. G., edited by. Saint Petersburg: Izd-vo S.-Peterb. un-ta, 2014. (In Rus.)
12. Smirnov, V. P. The Lenin's principles of party leadership of the press. Moskva: Mysl', 1975. (In Rus.)
13. Stan'ko, A. I. The formation of theoretical knowledge of the periodical press in Russia (XVIII century -XIX century.) Rostov n/D.: Izd-vo Rostov. un-ta, 1986. (In Rus.)
14. Struve, P. B. Intelligentsia and revolution. Milestones. From the depth. Kanischeva, N. I., compiler, the author of the introduce article and commets. Moskva: Rossijskaya politicheskaya ehnciklopediya (ROSSPEHN), 2010: 161-177. (In Rus.)
15. Sukhov, A. D. Russian philosophy: characteristic features and representatives, features of development. Moskva: Kanon+ ROOI Reabilitatsiya, 2012. (In Rus.)
16. Uchenova, V. V. Gnoseological problems of journalism. Three facets of the theory of journalism. Moskva: Aspekt Press, 2009. (In Rus.)
17. Chernyakova, N. S. The evaluative bases of the culture. Saint Petersburg: Izd-vo RRGPU, 2003. (In Rus.)
18. Shevchenko, V. N. Public philosophy: between academic philosophy and the ideologies of political movements. Philosophical sciences, no. 1, pp. 42-57, 2014. (In Rus.)
Received: December 24, 2017; accepted for publication January 25, 2018
Reference to the article _
Sidorov V. A. The Purpose of Journalism in Russia: Political Dominants and Embodiment // Humanitarian Vector. 2018. Vol. 14, No. 2. PP. 13-22. DOI: 10.21209/1996-7853-2018-13-2-14-22.
