Научный отчет экспедиции этнографического отдела музея-заповедника «Томская Писаница» за 1993 год Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ЭТНОГРАФИЯ

УДК 039

НАУЧНЫЙ ОТЧЕТ ЭКСПЕДИЦИИ ЭТНОГРАФИЧЕСКОГО ОТДЕЛА МУЗЕЯ-ЗАПОВЕДНИКА «ТОМСКАЯ ПИСАНИЦА» ЗА 1993 ГОД

Скрябина Людмила Анатольевна,

к.и.н., ведущий научный сотрудник, музей-заповедник «Томская Писаница» (Москва, Российская Федерация). E-mail: smila@rambler.ru

В статье представлены результаты этнографического обследования русского населения Среднего Притомья на основе научных отчетов и дневников экспедиции музея-заповедника «Томская Писаница». Целью экспедиции являлось выявление памятников народной архитектуры, сбор информации по материальной и духовной культуре, приобретение экспонатов в фонды музея-заповедника.

Ключевые слова: музей-заповедник «Томская Писаница», этнографические экспедиции, дневник экспедиции.

SCIENTIFIC REPORT ETHNOGRAPHIC DEPARTMENT'S EXPEDITION OF THE MUSEUM-PRESERVE «TOMSKAYA PISANITSA» 1993

Skryabina Lyudmila Anatolievna,

Candidate of History Science, the leading science member, Museum-preserve «Tomskaya Pisanitsa» (Moskov, Russian Federation). E-mail: smila@rambler.ru

This article includes the results of ethnographic research of Russian people who lived in Middle Pritomie based on the scientific reports and fairies of open-air museum's expedition. The aim of the expedition was to identify the examples of folk architecture, to collect the information of the material and spiritual culture, the acquisition of the exhibits in the museum-preserve.

Keywords: Museum-preserve «Tomskaya Pisanitsa», ethnographic research, the diary of expedition.

Время проведения экспедиции: 16-24 августа 1993 г.

Состав экспедиции: Скрябина Л. А. - начальник экспедиции, зам. директора по науке; Шумков К. М., Недосекин П. А., Уютова Е. А. - студенты КемГУ.

Цель экспедиции: этнографическое обследование русского населения Притомья: выявление памятников народной архитектуры, сбор инфор-

мации по материальной и духовной культуре, приобретение экспонатов в фонды музе -заповедника.

Маршрут: населенные пункты Крапивинского района Кемеровской области - с. Борисово - д. Максимово - с. Тараданово - с. Салтымаково.

Отчет составлен по материалам дневниковых записей, архивных и библиографических исследований. За время экспедиции было обследовано 4 населенных пункта, опрошено 40 информаторов (список прилагается).

I. СВЕДЕНИЯ О ФОРМИРОВАНИИ РУССКОГО НАСЕЛЕНИЯ НА ТЕРРИТОРИИ КРАПИВИНСКОГО РАЙОНА

Заселение и освоение территории современного Крапивинского района Кемеровской области началось лишь в начале XVIII в. и связано со строительством Мунгатского острога (станца), возведенного в 1715 г. кузнецкими казаками «как главный пункт дистрикта по просьбам многочис-

ленных поселенцев, которые хотели поселиться в этой местности» [13, с. 71]. Учитывая, что к этому времени военные набеги кочевников на данной территории прекратились, возведенный острог практически не имел оборонительного значения, а стал административным центром нового земле-

дельческого стана. В 1-ю ревизию (1720 г) в Мунгат-ском дистрикте помимо самого острога значились еще три деревни, расположенные на р. Ине и ее притоках Меретская, Косминская и Верх-Уенская [9, л. 324-330]. В 1734 году Г. Ф. Миллер в своем «Описании Кузнецкого уезда Тобольской провинции...» перечисляет в ведомстве Мунгатского острога уже 13селений, в числе которых деревни Крапивина, Банная (она же Черданцева) и Шевелева [13, 81].

Весьма активное заселение исследуемого района происходило в период между 11-ой и 111-ей ревизиями (1744-1762 гг.). В частности, в это время возникли деревни Арсёнова, Бердюгина, Березова, Барачатская, Борисова, Долгополова и Максимова [2]. Их основание, вероятнее всего, связано с внутренними сибирскими миграциями русского населения, хотя, возможно, что первыми поселенцами этих деревень стали бежавшие в Сибирь за лучшей долей крепостные крестьяне из европейской части России.

В 1759 году Указом Елизаветы Петровны крестьяне Кузнецкого уезда были приписаны к императорским заводам и, по сути, стали крепостными царской семьи. По Высочайшему повелению территория всего Колывано-Воскресенского горного округа была закрыта для переселения государственных крестьян, ссыльных и новых вольных поселенцев. А приписные (заводские) крестьяне могли передвигаться и основывать новые поселения только с разрешения заводского начальства и в пределах ведения Канцелярии горнозаводского округа. Часто Канцелярия горного начальства сама переводила крестьян на новое местожительство.

В период между Ш-ей и ГУ-ой ревизиями (17621782 гг.) на территории современного Крапивин-ского района появились деревни Поперешная, Салтымакова, Тараданова, Сарапкина, Соплякова (ныне Кабаново), Ново-Барачатская [4]. В следующее десятилетие (с 1783 по 1794 гг.) возникли деревни Междугорная, Трифонова и Плешкова (ныне Скорюпино) [5]. На рубеже ХУШ-ХГХ веков, между V и VI ревизиями (1795-1811 гг.) были основаны деревни Ключевая, Змеинская, Лачинова, Чумашкина. Во втором десятилетии XIX века -деревня Фомиха [3; 10].

Согласно сохранившимся документам, д. Тараданова была основана крестьянами из д. Арсе-новой, первыми жителями д. Салтымакова являлись крестьяне деревень Борисовой, Арсеновой и Колычевой, основателями д. Сарапкиной стали бывшие жители д. Черданцевой (Банной), а д. Фомихиной переселенцы из с. Борисова, деревень Долгополовой, Поперешной и Максимовой [10; 11].

На протяжении ХУ111-Х1Х веков на Кабинетских землях при реках Томь и Мунгат в непосредственной близости от русских поселений Мунгатской

волости располагались инородческие улусы -Атынаковский, Ажендаровский и Сосновский, входившие в состав Боянскойясашной (инородческой) управы. Изначально жителями этих улусов было местное тюркоязычное население, которое к концу XIX века полностью русифицировалось -говорили только по-русски, придерживалось русского крестьянского уклада, исповедовали православие и о своих этнокультурных истоках знали только то, что они не просто крестьяне, а «ясашные».

Анализ имеющихся архивных и статистических источников указывает на то, что после VIII ревизии, с 1834 и вплоть до 1911 года (включительно), новых поселений на территории современного Крапивинского района Кемеровской области не возникало [10; 15; 17].

В тоже время, в 80-90х гг. XIX в. статистика фиксирует значительное увеличение количества дворов и рост населения практически во всех вышеперечисленных старожильческих селениях [16]. Очевидно, что эти перемены стали результатом новой переселенческой политики государства после отмены крепостного права.

Новая, более массовая волна переселений, повлекшая за собой образование новых населенных пунктов, была связана с проведением Столыпинской аграрной реформой и деятельностью Томского переселенческого района (1906-1916 гг.), в ведении которого находилось проведение землеотводных работ, нарезка переселенческих участков, организация и руководство водворения и землеустройства переселенцев. На территории Крапивинской и Мунгатской областей первые переселенческие участки появились после 1911 года. Согласно документам Томского переселенческого Управления, в 1916 г. в Крапивинской и Мунгатской волостях Кузнецкого уезда имелось 18 переселенческих участков, на территории которых уже были организованы поселки Порывай - 15 дворов, Красное Озеро - 20 дв., Бартеньевский - 90 дв., Калашниковский - 16 дв., Бородинский- 15 дв., Александровский -13 дв., Тупичихинский - 11 дв., Федоровский - 9 дв., Луговской - 13 дв., Желтов-ский - 12 дв., Баженовский - 10 дв., Таловский - 15 дв., Ново-Никольский - 15 дв., Рябковский - 10 дв., Никандровский - 3 дв., Спусковая - 20 дв., заимка Набочиха - 1 дв., Кутузовские хутора - 25 дворов [8, лл. 5,7].

Приток населения из европейской части России продолжался и после 1917 г. В частности, в период с 1917 по 1920 г. были основаны нынешние деревни Комаровка и Ивановка [18]. В 20-е годы ХХ в. возникли поселки Перехляй, Михайловский, Зеленовский, Каменный, деревня Каменка и др. Согласно учетным сведениям за июль - август 1928 года, в пределах административных границ

сегодняшнего Крапивинского района1 насчитывалось 118 населенных пунктов, из них 7 сел, 26 деревень и 85 поселков, выселков, заимок и хуторов, многие из которых вскоре превратились в деревни [6, лл. 8-10, 29-33]. В 30-х гг. в районе на специально отведенных участках активно селили спецпереселенцев - семьи раскулаченных из разных районов страны [1, л. 81].

Большинство поселений, возникших на волне переселений 1900-1930-х гг., судя по имеющимся архивным материалам, просуществовали до 60-х годов и исчезлов результате политики укруп-

ненияколхозов и совхозов. Затем уже в 70-80-х гг., по причине попадания в зону строительства Крапивинской ГЭС, было расселено и уничтожено еще порядка 20 деревень. В тоже время, очередная социалистическая «стройка века» привлекла новых переселенцев из разных уголков СССР и в 1976 году на карте района появился поселок гидростроителей - Зеленогорский [22, с.29, 63-66].

В настоящее время в составе Крапивинского района числится 33 населенных пункта, из которых 21 основаны в XVIII - первой половине XIX вв.

II. ИСТОРИКО-ЭТНОГРАФИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА НАСЕЛЕННЫХ ПУНКТОВ

Село Борисово

Село Борисово на реке Уньге основано в середине XVIII в. По местной легенде первую заимку на месте современного села основали братья Лазарь, Борис и Илья. Первоначально деревня называлась по имени старшего брата - Лазаревой, а после его смерти была переименована в Борисову [14].

Согласно данным Ш-ей ревизии, в 1763 г. в заводской деревне Борисовой Мунгатской волости числилось 65 душ приписных крестьян мужского пола [2]. В «Списке населенных мест Томской губернии за 1859 г.» Борисово (Лазарево) значится уже как село с церковью, в котором начитывалось 69 дворов, 210 душ мужского и 194 души женского пола [15].

На рубеже веков в Борисово насчитывалось 113 дворов и 694 жителей. В то время село являлось административным центром Мунгатской волости Кузнецкого уезда. Здесь располагались волостное правление, сельское училище, общественный хлебозапасный магазин, кожевенный завод, три торговые лавки, питейное заведение. Село Борисовское было также местом проведения нескольких ярмарок [16]. По словам, информаторов, в 80-90-х годах XIX в. В Борисово и в соседние селения «переселилось много мордвы» [1, л. 5 об].

Новый этап переселений был связан со Столыпинской аграрной реформой. В 1911 году село разрослось до 145 хозяйств, а его население превысило 1 тысячу человек [17]. В период с 1911

по 1920 гг. - количество дворов увеличилось до 348, а население выросло до 2174 человек [18].

Подавляющее большинство переселенцев были выходцами из Саратовской губернии, селились отдельно от старожилов, создав свою «Саратовскую улицу» (ныне ул. Кирова) [1, л. 9 об.]. С начала ХХ века, село начало территориально разрастаться все дальше от берегов Уньги.

Деревянная церковь во имя Святителя и Чудотворца Николая была построена и освящена в 1846 г. Причт по штату составляли священник, дьякон и псаломщик. Помимо села Борисовского в приход входили деревни Максимова, Бердюгина, Чусовитина, Чеснакова, Долгополова, Тараданова. Кроме Никольской церкви в приходе имелось еще четыре часовни: в самом селе Борисово, а также в деревнях Бердюгиной, Чеснаковой и Тарадановой [21; 1, лл.13, 29,59 об].

По воспоминаниям старожилов, церковь располагалась в центре села, на месте современного Дома культуры. Храм закрыли в середине 30-х гг. Здание некоторое время использовали под сельский клуб [1, л.13, 59об.]. Самая старая часть села сегодня - это улицы Кузнецкая, Заречная и ул. Кирова (быв. Саратовской). На этих улицах сохранились замкнутые усадьбы с пятистенками и крестовыми домами начала ХХ в. Большинство старых домов в Борисово обшиты досками (окожу-чены). Также отмечена традиция внешней побелки сруба (фото 1). В хозяйственной части усадеб часто встречаются крытые сенники с плоской покатой крышей, сооруженные над стайками (фото 2).

1. В 1928 г. населенные пункты, располагавшиеся в пределах современной территории Крапивинского района Кемеровской области, относились к Крапивинскому и частично к Щегловскому районам Сибирского края.

Фото 1.

Фото 2

Из полевого дневника экспедиции

Тряпкина Просковья Егоровна, 1907 г. р., уроженка с. Борисово: «В Борисово мои деды прибыли из Мордовии. Бабушка говорила, что мордвы тогда сюда много понаехало. Родители, Егор Васильевич Тряпкин и мама Матрена Алексеевна, в девичестве Сурайкина, уже здесь родились. У нас в семье все по-мордовски говорили, я тоже этот язык в детстве знала. Перед революцией и в 20-х годах сюда приехало много других переселенцев, больше всего было из Саратовской губернии. Они селились за мостом.

Дом, в котором я сейчас живу, мои братья строили в 20-х годах, раньше здесь старший брат с семьей жил, а родительская изба рядом стояла. Сейчас ее уже давно нет.

Село наше было богатое. Церковь здесь была в честь Николы Чудотворца. Некоторые зажиточные в двухэтажных домах жили. Как правило, в таких домах еще лавки держали. В Борисово было много хороших мастеров - бондари, сапожники, скорняки. На Уньге две мельницы работали» [1, лл. 3-3об].

Терещенко КлавдияТихоновна, 1916 г. р., уроженка с. Борисово: «Родители мои, Терещенко Тихон Никитич и Пелагея Степановна (в дев. Чувилкина), приехали из Саратовской губернии. Моему старшему брату тогда было 3 года. Уже здесь, в Борисово, у них еще шестеро детей народилось. В селе народу было много и земли было много. Местных сибиряков звали «чалдонами». Церковь в селе была большая. На колокольне висело 3 больших колокола и 3 маленьких. Служили в храме батюшка, дьякон и псаломщик» [1, лл. 6-6об].

Ардашкина Екатерина Захаровна (в девич. Харитонова), 1925 г. р., уроженка с. Борисово:

«Родители прибыли в Сибирь в 1924 г. из Саратова. Сначала приехали в Чесноки, но земли для приезжих там не оказалось. В Борисово к тому времени уже было много саратовских, они заселяли целую улицу, которая так и называлась «Саратовская» (ныне ул. Кирова), она начиналась от церкви. Мой дом построен в 1913 году кем-то из саратовских родственников, которые первыми сюда переселились.

Борисово было большим селом, здесь всех принимали. Мама рассказывала, что по неписаному правилу переселенца, построившего на участке печь, выселить было уже нельзя. Поэтому печи строили ночами, а после этого, закрепившись, ставили сруб.

В доколхозные времена люди здесь жили богато. Были двухэтажные дома. Богаче всех были кулаки-чалдоны, так как они больше всех работали. Отец, помню, говорил: «Кулак приляжет на кулак, да вскакивает тут же работать». В 30-х годах многих чалдонов раскулачили. Вообще, чалдоны и говором от россейских отличались. Например, всегда приговаривали: «почто паря.» [1, лл. 9об - 10].

Кротов Иван Иванович, 1910 г. р., уроженец Гомельской губернии: «Мои родители были беженцами. В Первую мировую из Белоруссии в Сибирь приехали, в Борисово в 1918 г. осели. В селе тогда была волость, здание Правления стояло там, где сейчас школа. Напротив Правления располагалась церковно-приходская школа - длинное такое здание с четырьмя входами. Церковь была на месте нынешнего клуба. На колокольне в четырёх проемах на толстых балках висели колокола на заушинах. Когда колокола сбрасывали (в 1933 или 1935 годах это было), самый большой на половину в землю ушёл. Всю церковную утварь увезли в Кемерово. Местные жители иконы, что попроще, разобрали по домам. Были в Борисово и двухэтажные дома, но когда хозяев раскулачили, дома эти посожгли, а некоторые разобрали. В Максимова сейчас дома из тех бревен стоят.

До колхозов земли было много, особенно у сибиряков-чалдонов. Название чалдон - это от названия реки, откуда они в Сибирь пришли. Переселенцев принимали в общину на общем

сходе. Там же решалось, какую мзду взять за вступление: четверть самогона, вино или деньги»[1, лл. 13-13 об].

Жеребцова Екатерина Степанова, 1913 г. р., уроженка с. Борисово: «Родители мои приехали сюда из под Вологды. Им нравилось, что здесь земли было много. Чалдоны их не обижали, приняли в общину. Кроме чалдонов и переселенцев, русских, мордвы, чувашей, в селе жили еще староверы (чашники). Эти всех чурались, жили богато.

Волость (Правление) стояла на том месте, где сейчас школа. Там сидели волостной староста и писарь. Самый большой дом - двухэтажный магазин купца Пьянкова стоял на берегу реки. На Уньге две мельницы было: одна в селе, другая ближе к деревне Максимовой» [1, лл. 15-15 об].

Шамина Ирина Ильинична, 1918 г. р., уроженка с. Борисово: «Родители мои из россейских. Отец - Илья Ефимович Шамин приехал в Сибирь, когда ему было 16 лет, мама Пелагея Сергеевна Щербина в 10 лет. Дед Сергей Дмитриевич пришел в Сибирь ходоком, нашел здесь себе друзей и договорился о месте в селе Борисовском. После этого перевез сюда всю семью. В то время вокруг Борисово была непроходимая тайга.

Всё село делилось на чалдонский и россейский края. Чалдоны жили за рекой. Любимым их ругательством было: «Распятнай, тебя!»

Служба в церкви была до 1930 г. В 1933 сняли колокола, самый большой весил 160 пудов, тот, что поменьше, 60 пудов. Ещё было несколько колоколов по 20 пудов, а также много маленьких. Предпоследним священником церкви был отец Василий, а последним - отец Виталий [1, лл. 59-60 об].

Горёва Федора Григорьевна (в дев. Кори-ковцева), 1918 г. р., уроженка д. Лачиново: «Родители мои с Вятки, их привезли сюда подростками, лет по четырнадцать. Лачиновой-то теперь нет, а была большая деревня, тянулась километра на два вдоль речки. Делилась на «чалдонский край» и «россею». Сибиряки нам вслед говорили: «Вон, Россея пошла!». У родителей было семеро детей, пока ребятишки не народились, жили вместе два брата с женами и родителями, а потом отселились. В Борисово я приехала в 1936 году, когда замуж вышла. Церковь еще стояла, но уже не действовала [1, лл. 8-8 об].

Деревня Максимово

Деревня Максимово расположена на обоих берегах реки Уньга, в двух км от села Борисово. Основана в середине XVIII в. Согласно местной легенде, названа по имени борисовского крестьянина Максима Ерофеева, который срубил первую избу на новом месте [14].

По данным Ш-ей ревизии, в 1763 г. за заводской деревней Максимовой Мунгатской волости

числилось 26 душ мужского пола [2]. Через сто с небольшим лет, в 1859 г., здесь было 26 дворов, 87 душ мужского и 95 женского пола [15].

К началу ХХ века население деревни увеличилось незначительно и оставалось преимущественно старожильческим. В 1899 г. в селении числилось 30 дворов и 330 жителей [16]. Массовый приток населения за счет переселенцев из европейских губерний России начался в первые годы Столыпинской реформы. В 1911 г. здесь насчитывается уже 65 дворов и 375 человек [17]. В 1920 г. - 101 крестьянский двор и 525 жителей [18].

Деревня относилась к православному приходу Никольской церкви села Борисово [21].

В Максимово частично сохранилась историческая планировка. Самая старая часть села улица Заречная и часть ул. Центральной, где осталось несколько «окожученных» (обшитых тесом) пятистенков и крестовых домов начала ХХ века. В хозяйственной части усадеб, как и в Борисово, встречаются крытые сенники с плоской покатой крышей, сооруженные над стайками.

Из полевого дневника экспедиции

Кадошников Леонид Дмитриевич, 1909 г. р., уроженец д. Максимово (фото 3): «Кадошниковы и Ерофеевы - природные сибиряки. Мой прадед Ерофеев Алексей Дмитриевич и его брат были крепостными, приписанными к Гурьевскому заводу. Дед Семён Алексеевич прожил 97 лет. Здесь же, в Максимово, родились отец Дмитрий Миронович и мать Аксинья Семёновна. Родительский дом был пятистенком. Жила в нем семья наша в 9 человек. Когда брат, а потом и я женились, нас отделили -поставили нам новые дома, тоже пятистенки.

Главным в деревне был староста. Выбирали его на общем сходе. Выбор падал на мужика хозяйственного. Но от общей работы его никто не освобождал.

Фото 3

Деревенская поскотина была от речки Униги до Перехляя. В колхозные времена ее распахали. На Уньге было много небольших мельниц - мутовок. Мой отец вместе с другими мужиками сами сделали запруду и поставили общественную водяную мельницу. Была мельница и у моего тестя Семёна Егорьевича Ерофеева. Стояла она на окраине деревни. Тестя в советское время раскулачили и сослали. Жил еще в деревне лавочник Мельков Аркадий Борисович. Он крестьянствовал, как и все - пахал, сеял, жал, но в доме у него всегда можно было купить все, что нужно для хозяйства.

Земли было много. Еще до революции в округе селилась мордва. Земельное начальство выделило им земли под хутора за Максимово. Например, Перехляй - это мордовский поселок. Так называлась деревня в Пензенской губернии, откуда они переселились. Несколько мордовских семей поселилось в Максимово. Последняя большая волна переселенцев сюда из мордвы и чувашей была в 1922 г.

В Максимово старожилы и переселенцы не конфликтовали. Основные различия поначалу были в языке, хотя все переселенцы тоже на русском говорили. Но у сибиряков здесь был свой особый говор. Например, прошедший год называли - ла-нись, завтрак - обедом, обед - паужинать, ужин -ужинать.

В церковь молиться ходили в Борисово. Но в съезжий праздник, Петров день (12 июля), к нам в деревню съезжались родственники и знакомые из соседних деревень, приезжал священник из Борисово. В Междугорном была старообрядческая церковь. Старообрядцы были и в Борисово» [1, лл. 16-19 об].

Село Тараданово

Село Тараданово расположено на реке Уньга, в 9-ти км от с. Борисово. Основано во второй половине XVIII в. крестьянами деревни Арсёново [11]. Первые статистические сведения, касающиеся деревни Тараданова Мунгатской волости, относятся к ГУ-ой ревизии. Согласно им, в 1782 г. в ней значилось 28 душ приписных крестьян [4]. В «Списке населенных мест Томской губернии в 1859 г» в заводской деревне Тараданова числилось 39 крестьянских дворов, 110 душ мужского и 122 души женского пола [15]. В 1899 г. в селении было уже 83 двора и более 500 жителей [16]. А за первые два десятилетия ХХ века за счет переселенцев из европейских губерний население деревни увеличилось более, чем в два раза. В 1920 г. здесь насчитывалось 247 крестьянских дворов и проживало 1410 человек [18].

Переселенцы из разных губерний селились раздельно, создавая свои улицы и края. По словам информаторов, наибольшее число переселенцев прибыло из Орловской, Курской, Саратовской

и Черниговской губерний [1, лл.56]. Накануне коллективизации, в 1926 г., в селе Тараданово было 1815 жителей и 345 хозяйств [19].

Деревня относилась к православному приходу Никольской церкви села Борисово, но имела свою часовню, построенную, вероятно, после 1914 г. [21]. В 30-х годах часовня была закрыта, а затем разобрана на стройматериалы. По словам старожилов, часовня стояла на том месте, где сейчас располагается сельский совет [1, л. 44].

В настоящее время в селе сохранились несколько пятистенков и крестовиков постройки начала ХХ в. Также как в Борисово и в Максимово, здесь широко распространена традиция «окожучива-ния» - обшивки срубов жилых домов.

Из полевого дневника экспедиции

Асякин Иван Филатович, 1900 г. р., уроженец д. Слободка Крамского уезда Орловской губернии: «Мне было 7 лет, когда с родителями приехали сюда. В тот год

в Тараданово переселилось еще 8 семей с Ор-ловщины. В России земли не хватало. Детей много, а пашни очень мало, только то, что когда-то барщиной отвели. Что говорить, даже картошку посадить негде было. Сначала в Сибирь были посланы ходоки. Они договорились предварительно, потом все остальные выдвинулись в путь. За приписку к деревне платили 25 рублей за семью. Наша семья была из 4 - х человек: отец, мать, сестра и я. Многие сначала жили в землянках, но отец сразу купил баньку и первое время мы жили в ней. Отец работал пильщиком, тёс изготавливал для строительства домов. Работы в Тараданово хватало, на сторону, в другие деревни, на заработки не ходил. Когда отец денег подзаработал, купили плуг (давали в рассрочку), лошадь, корову. Стали свое поле обрабатывать. Многие переселенцы поначалу работали на сибиряков. Они принимали хорошо. Своих работников кормили, одевали. Я в детстве бороноволоком был, у людей работал и на своем поле» [1, лл. 21об - 22 об].

Черных Екатерина Максимовна (в девич. Алёшкина), 1917 г. р., родилась в Саратовской губернии: «Наша семья приехала в Тараданово в 1925 году из Саратовской губернии.Уехали оттуда из-за голода. Кроме саратовских здесь жили курские и орловские. Орловских прозывали «орлы», они за рекой жили. Все старались селиться в своем краю. Хотя сибиряки хорошо относились к переселенцам, не враждебно. Сами сибиряки улицами не селились. Говорили: «сибиряк сделает сельницу хлеба и идёт, где булка упадёт, там и селится».

В России у всех большие семьи были, взрослые женатые сыновья с родителями проживали, а в Сибири женатых сразу отселяли, дома им строили. Двухэтажных домов в деревне не было, а вот изб, которые дерном крыли, очень много. Бани на реке

ставили. Еще здесь, в Тараданово, была часовня, а церкви в Борисово и Аиле» [1, лл. 26-26 об.].

Калмыков Тимофей Яковлевич, 1914 г. р., уроженец д. Тараданово: «Родители приехали из Курской губернии. Мать - Марина Павловна Асеева, отец - Яков Борисович Калмыков. Переселенцев к тому времени уже много в деревне было. Селились улицами по губерниям, кто из какой вышел. Эти улицы так и называли Курская, Саратовская, Хохловская (Черниговская), Орлы или Орловская, Сибирская.

Сибиряки-чалдоны и переселенцы мирно жили. Конечно, чалдоны были зажиточнее и поэтому немного презирали остальных жителей. Дразнились: «россея - засеря», за то, что переселенцы ходили в лаптях и переобувались в сапоги только перед церковью.

Чалдоны - это всё бывшие ссыльные в основном, среди них много грамотных было. Часовню построил Александр Ефимович Черданцев. Его сына разбил паралич, вот он и дал обет, возвести дом Божий, что и сделал. Говорили, что сын поправился. Службу в этой часовне вёл священник из с. Борисово и только по праздникам. Перед революцией хотели церковь строить, уже брёвна свезли, да гражданская война началась [1, лл. 56-58].

Село Салтымаково

Село Салтымаково расположено на правом берегу р. Томи в среднем ее течении. Селение основано во второй половине XVIII в. крестьянами деревень Арсеновой, Борисовой и Колычевой [11]. Согласно данным ГУ-ой ревизии, в 1782 г. здесь числилось всего 8 душ приписных крестьян [4]. В «Списке населенных мест Томской губернии за 1859 г.» в заводской деревне Салтымакова (Заречной) насчитывалось 29 дворов, 84 души мужского и 83 женского пола [15]. В 1899 году - 49 дворов и 161 житель, имелась мелочная лавка [16]. Согласно поименному списку деревни за 1901 год, сохранившемуся в Томском государственном архиве, здесь жили сибиряки-старожилы Усанины, Чусовитины, Шерины, Анкудиновы, Вязмитины, Коневы, Седельниковы. Среди переселенцев указаны Николай Губкин, Сосипатий Ерофеев, Корнила Чусовитин [7]. Судя по фамилиям, тоже сибиряки.

К 1920-му году в Салтымаково проживало уже 650 человек, а количество дворов увеличилось до 120 [18].

На протяжении долгого времени деревня Салтымакова относилась к приходу церкви Св.

Прокопия Устюжанина села Аило-Атынаково. В 1908 году в деревне был открыт молитвенный дом, и, по-видимому, уже после 1917 г. построена церковь [20]. В 1929 г. при Салтымаковской церкви был образован самостоятельный приход [12, с. 23]. Как и повсеместно, храм был закрыт в 30-х годах ХХ в. Название церкви установить не удалось. По словам старожилов, здание храма располагалось в центре старой улицы на берегу Томи [1, л.78]. К настоящему времени эта улица не сохранилась.

В 1970-х гг. в связи с предполагаемым затоплением многие жители переехали. Уроженцев Салтымаково в настоящее время в селе почти не осталось.

Из полевого дневника экспедиции.

Лапаева Анна Васильевна (в девич. Иванова) 1908 г. р., уроженка Казанской губернии: «В Сибирь я приехала в 1927 году. Жили с родителями в Крапивино и Фомихе. Потом были причислены к Баженовскому участку, там была тайга, место для домов и огорода корчевали. Хлебопашеством не занимались, держали скотину: коров, лошадей. Рядом располагались другие участки - Репковский, Богдановский, Ленауровский. Селились там только россейские. В Салтымаково я приехала в 1938 году. Местная церковь уже не действовала, в ней был зерносклад. В 1958 здание разобрали и построили из бревен библиотеку за школой, а потом и совсем разобрали на дрова» [1, л.73].

Шевченко Евдокия Андреевна (в девич. Баранова), 1920 г. р., уроженка д. Арсёново: «Сама-то я родилась в Арсёново. В Салтымаково с 1950 года живу. Церковь помню, она, конечно, закрытая давно была, стояла на берегу рядом со старой почтой, а кладбище старое было там, где сейчас пилорама.

Арсеново во времена моего детства делилось на края - хохловский, чалдонский и барановский. Барановы - коренные сибиряки. Еще настоящие сибирские фамилии - Коневы и Смердины. У чалдонов говор был не такой, как у россейских. Почему-то их «желтопупыми» называли. В церковь арсеновские в Аил ходили» [1, л.78об. -79].

Алексеев Николай Петрович,1921 г. р., уроженец д. Ажендарово: «Моей родной деревни Ажендаровой уже нет. Она небольшая была, всего две улицы. Поначалу в ней жили ясашные татары, их в армию не брали. Всех русских там тоже когда-то ясашными звали. В церковь из Ажендарово народ сюда, в Салтымаково, ездил» [1, л.73об].

Традиционная культура, быт и верования русского населения обследованных населенных пунктов

В ходе экспедиции из бесед с информаторами пожилого возраста была получена информация о хозяйственно-бытовом укладе крестьянства Мунгатской и Крапивинской волостей Кузнецкого уезда на рубеже XIX -ХХвеков. Прежде всего о землеустройстве, организации земледельческого труда, животноводстве, пчеловодстве и домашних ремеслах. Записаны также рассказы о строительных традициях, особенностях интерьера крестьянских домов, различиях в одежде сибиряков и переселенцев, рационе питания и традиционных блюдах.

Особую ценность представляет информация о календарной и семейной обрядности, описание приемов гаданий, предания о домовых, колдунах, ворожеях и знахарях, рецепты народной медицины, тексты заговоров от различных болезней и порчи.

Из полевого дневника экспедиции

Хозяйство и повседневный быт

Тряпкина Просковья Егоровна, 1907 г. р., уроженка с. Борисово: «Родители занимались хлеборобством. Земли вокруг было полно. Пахали сохой, убирали серпами. До революции у некоторых уже имелись сенокосилки и молотилки. У кого машин не было, цепами молотили на своем дворе. Еще молотили конями. Овина у нас не было. Скирды и клади каждый на своем поле ставил. Вокруг села все поскотиной огораживали. У каждого хозяина свой участок, за которым нужно было следить и чинить, если требуется» [1, л. 4].

Кадошников Леонид Дмитриевич, 1909 г. р., уроженец д. Максимово: «Раньше все занимались хлебопашеством. Всё делали вручную. Первые машины, молотилки и косилки, в которые впрягали лошадей, появились в деревне только в 1915 г. Отцовская пашня находилась рядом с Перехляем. На пашне землянка была из дёрна и сарай, крытый соломой, для сушки хлеба. Всю неделю жили на пашне, домой в субботу приходили в бане помыться. В воскресенье отдыхали. Отец еще держал пасеку - колодки и рамочные ульи.

В отличие от сибиряков переселенцы ходили в лаптях. Старожилы обувались в кожаные обутки и кунги. Женщины носили ту же обувь, что и мужики, но добавляли шнурок из разноцветной ткани, которым завязывали обутки. Одежду всю шили сами дома: рубахи, юбки из льняного и конопляного полотна, дохи из козьей или из собачьей шерсти, тулупы из овчины» [1, лл.17, 18, 18 об.].

Кулебакин Василий Иванович,1906 г. р., уроженец д. Долгополово: «Кулебакины в Долго-полово - коренные жители. Здесь прадед Самсон

жил, дед Павел Самсонович, отец мой - Иван Павлович. Мать была родом из Бердюгино (Захарово), дед по матери, Сельпонт Львович Серебряников, был в Борисово волостным писарем.

Когда единолично хозяйствовали, земли всем хватало - сколько хочешь, столько и бери. У отца было 4 лошади, 3 коровы. У одного из отцовских братьев было 5 коров. Главное занятие - хлеб растить. На поле балаган из сена делали, некоторые землянки рыли, а кто и срубик ставил. Там и жили, пока работа шла. У кого поле близко от деревни, вечером домой возвращались. Сеяли рожь, пшеницу, овёс, ячмень. Некоторые в поле и картофель, и овощи садили, но обычно на огородах. Жали серпами. Боронили мальчишки, по две лошади в борону (иногда 2 или 3), на одной лошади верхом ехал кто-то. На наделах обязательно землю под пар оставляли. Пары вспахивали после того, как отсеются, потом ещё летом перепахивали. Парили один год.

Самыми зажиточными в Долгополовой были Шевелёвы и Сотнины. Они много скота держали, работников нанимали. У Шевелёвских лавка была, у Сотнинских - кожевенный завод. У них же больше всех колодок имелось на пасеках.

Сибиряки строили круглые дома, был даже один двухэтажный. Усадьбы заплотом и жердями огораживали. Были и плетни. Ворота возводили большие и высокие: стойки из толстых бревен и сверху бревно клали для крепления. Амбары обычно с двумя входами. Для скота сараи были.

После свадьбы молодые сначала вместе с родителями мужа жили, потом им избу строили, плотников нанимали. На лес для дома билет полагалось брать, а на дрова ближний березняк рубили, на это дело билета не требовалось. У деда Кулебакина было 4 сына и 3 дочери. Когда все дети отдельно стали жить, он по очереди у каждого сына жил.

Перед революцией в Долгополово россейские понаехали - чуваши да мордва. Они в лаптях и зимой, и летом ходили, вот их и звали лапотниками. У россейских сор да грязь в избе были, а у сибиряков всегда все чисто, глиной выбелено да отскоблено добела. Тогда ведь кроватей не было, спали на полу, на лавках да на полатях. На полати и одежду складывали. Матрасов не знали, стелили потники (катали из овечьей шерсти), накрывались тулупами, редко у кого одеяла были» [1, лл. 29-30 об.].

Вершинин Дмитрий Николаевич, 1916 г. р., уроженец д. Долгополово: «Отец мой, Вершинин Николай Сергеевич, из старожилов, мама, Татьяна Павловна, в девичестве Дубская, девчонкой в Сибирь приехала с родителями из Перми. Дед

Дубской был портным, маму тоже с 9 лет обучили шить шубы, полушубки, тулупы. Она и вышивать, и ткать была мастерица. У родителей было 15 детей, но в живых остались только я и 4 сестры.

В нашей деревне и в соседних много переселенцев было из Саратова, Тамбова, Курска, с Ор-ловщины. Среди них и русские, и хохлы, и мордва. Переселенцев от сибиряков сразу можно было отличить. Они дома поначалу крыли соломой, носили лапти, белую рубаху, подпоясывались. Причем, рубахи без юбок носили и женщины. Бабы их и платки как-то по-особому подвязывали.

В хозяйстве у родителей было 4 лошади, 3 коровы, овцы, птица. Пашня была далеко. Там стояла избушка. Даже держали на пашне корову. Говорилось, что крестьянин занимает «гриву» - это покос и пашня. Весной пахать и сеять начинали в мае. Косили с Петрова дня. А с Ильина дня начиналась страда, которая длилась до 29 августа. Праздник Успения потому так и называют - кто успел, тот и сыт весь год. Пахали сохой, впрягая лошадей. Хлеб сеяли вручную. После уборки его молотили прямо в поле, где и оставляли на время. В конце августа начинали сеять озимую рожь. Под яровую пшеницу раньше готовили новую землю - «залог драли». Помочи собирали для уборки хлеба и чтобы косить сено. Косили литовками. В мое детство уже и машины имелись в деревне: молотилки, в них впрягали до восьми лошадей, и сенокосилки на две лошади. Излишки зерна и мяса крестьяне ездили продавать в Томск и Щеглово. Продавали купцам оптом. Многие в деревне держали пчел, в основном в долблёнках, ульев было мало.

Некоторые дома свои обивали тёсом - ко-жучили, но у большинства стоял просто сруб. На усадьбе у батьки имелся амбар, были стайки, клевки (держали овец и птицу). Баня на берегу располагалась. Огораживали усадьбу жердями и перевивали таловыми прутьями, а у богатых стояли тесовые заборы.

В избе русская печь была. Ее набивали из глины деревянными молотками. Сначала ставили деревянный каркас, «вилку», который потом сгорал. Мебели в доме было мало. Спали на полатях и на полу. На пол стелили половики в шесть ничи-нок и в двенадцать. Табуреты и стулья отец у нас сам делал, а некоторые у мастеров заказывали. Еще в моде был деревянный диван - назывался канапель. У богатых была в горнице кровать, но на ней не спали, стояла для украшения. К кровати прибивали ажурные околотки, стелили вышитые простыни. Опять же у тех, кто побогаче и занавески на окнах были.

Время узнавали по солнцу. А также по петухам. Как петух закричит, так и за работу пара. Могли и в 12 часов ночи встать и поехать работать. Раньше утром не завтракали, а обедали, в 12 часов собирали на стол «паужинать», вечером, как и сейчас, ужинали. Еда была разнообразная.

Варили борщ, щи, пекли морковные и тыквенные оладьи, из осердия (ливера) стряпали осердечки, с начинкой из свинины пекли курнички, похожие на теперешние беляши. Пекли в печи у пыла или садили на под» [1, лл. 45-47 об.].

Асякин Иван Филатович, 1900 г. р., уроженец д. Слободка, Крамского уезда, Орловской губернии, житель с. Тараданово: «Сибиряки жили зажиточно, имели по 7-8 коров, держали 8-10 лошадей, одних выездных по 5-6 голов. На дворах по три амбара ставили. Все постройки крыли тёсом. Пригоны под крышу делали, были у них и конюшни для выездных лошадей и производителей. Рабочие лошади в пригоне держались. Поначалу все, и сибиряки, и переселенцы, пахали сохами, потом, уже когда орловские здесь основались, стали плуги продавать. Я от отца плотничать научился. Летнюю кухню, что во дворе, в 20-х годах сам строил. По два бревна на двух лошадях из леса возил. Сначала думал жилую избу срубить, но потом уже собрали помочи, построили «круглый» дом, где сейчас живем. Рубили его на мох, а потом пазы промазывали глиной с соломой» [1, л. 22 об. - 23].

Шамина Ирина Ильинична, 1918 г. р., уроженка с. Борисово: «Бороды-то раньше никто не брил. Мужики ходили в холщёвых кальсонах, подпоясывались пеньковой верёвкой. Дома строили небольшие, без сеней. Скотных дворов на усадьбах не было, для скотины делали простой навес. Дворы огораживали тыном и плетнем. Для сена делали жердевую раму на кольцах, которая называлась «панас»» [1, л. 60.].

Терещенко Клавдия Тихоновна, 1916 г. р., уроженка с. Борисово: «Тятя был хорошим сапожником. Работал на дому, починял всё, что люди приносили. Мама и мы с сестрой сами ткали и шили одежду. Хлеб выращивали, как и все. В хозяйстве у родителей была лошадь и корова, имелся огород. Пахали сохой. Сеяли на пашне рожь, гречиху, подсолнечник. Дома строили сами или нанимали плотников. Для тепла дом снаружи обмазывали глиной и навозом. Большинство людей в деревне были неграмотными. В церковно-при-ходскую школу ходили только дети богатых» [1, л. 6 об.].

Черных Екатерина Максимовна (в девич. Алёшкина), 1917 г. р., жительница Тараданово:

«Родители, когда приехали сюда в 1925 г., сначала в пастухах жили, пастушили овечьи отары. Здесь тогда три табуна овец было по 800 голов. Пять лет так жили, потом денег заработали, купили корову, двух лошадей, пахать сами стали. Поле пахали плугами, под соху садили огороды. Молотилки были конные, но большинство цепами молотили. У сибиряков цеп был не такой как у россейских. В Сибири у цепов ремень длиннее, а головёшка толще и короче.

Повседневная жизнь у всех одинаковая была. Взрослые в поле работали, старики ремеслом занимались, вилы, грабли готовили, литовочки отбивали. Старухи в доме зыбку (люлечку) качали, за детками приглядывали, обед варили, печь топили.

У сибиряков дома добротные были, крестовые, у переселенцев победнее. Зато россейские очень нарядно одевались. Идут, как мак цветут. Курские в сарафанах ходили, у саратовских юбки и кофты были. Праздничная одежда была покупной. Рабочая одежда - шабур - шерстяная, на основе из конопли, подкладка стяжёная из льна, спина прямая, полы с запахом, подпоясывали опояской»^, л. 26, 28, 28 об.].

Худяшов Николай Андреевич,1928 г. р., уроженец с. Борисово: «Сибиряки, что побогаче были, крыли крыши тёсом, а беднота дёрном, который клали на жерди. Дерном и амбары во дворах накрывали. Огораживали усадьбу жердями и еще тыном из прутьев (фото 4). Потом уже стали делать плетни горизонтального переплетения (фото 5). Скотные дворы тоже отделяли жердями. Рубленых стаек, как сейчас, не было, сооружали навес: ставили жерди и крыли соломой. Сенники над стайками стали строить совсем недавно, годах в 50-х. Раньше на зиму просто привозили воз сена и ставили на заднем дворе или в огороде. Скот так и питался, пока бастрой гонять не начнет» [1, л. 20-20об.].

Фото 4

Фото 5

Прокудина Мария Панкратовна,1911 г. р., уроженка д. Чумашкино: «У родителей было пятеро детей. Жили в небольшом пятистенке. В хозяйстве было 2 коровы, 3 лошади. Во дворе стоял амбар, еще был пригон. Зимой женщины пряли и ткали, а мужчины работали на пригоне. Летом все на пашне с утра до ночи. На работу носили обутки. В праздники мужчины надевали сапоги, а женщины ботинки» [1, л. 41об. - 42].

Шерина Анна Николаевна, 1907 г.р, уроженка Борисово: «Мы, Шерины, сибиряки. Главой семьи отец был - Николай Ермилович. Его все беспрекословно слушались. Когда старший брат Осип женился, ему отдельный дом поставили -пятистенок. Для строительства плотников нанимали. Отцовский дом был крестом, стоял в той стороне, где сейчас ул. Заречная. Земли сначала вдоволь было, а когда переселенцы появились, стали пашню распределять наделами. У отца было две пашни: ближняя у деревни Максимовой и дальняя - в 15 км от Борисово» [1, л. 7об.].

Кротов Иван Иванович, 1910 г. р. уроженец Гомельской губернии: «Обычно переселенцам выделяли пашню далеко от деревни, самая дальняя в 15 км от села была. Землю давали по количеству мужиков в семье. Но старожилы ущемляли переселенцев и при переделах часто брали себе земли больше, чем им было нужно: «от шалаша, паря, и вон до той лесинки», а это километров пять. Вокруг деревни была поскотина, каждый огораживал свой участок. Скота было хоть и много, но производительность малая, ухода никакого, с 1 коровы - 1 стакан, хоть и держали по 10 коров. Во дворах скотину держали в пригонах: открытых или крытых жердями.

Бедняки в избах жили. Кроватей в домах почти ни у кого не было, спали на соломе, которую наутро отдавали скоту. Первые деревянные кровати у богатеев появились, но на них тоже не спали, стояли лишь для красоты. Усадьбы огораживали городьбой из жердей или тыном.

Даже у зажиточных вся семья ела с одной большой миски. Я по молодости лет сам был в работниках, работал у Зиновия Кирилловича Щербинина, так у него все ели с одной миски, включая батраков. Едят, а к концу обеда уже со стола всё течёт» [1, л. 13-13 об.].

Алексеев Иван Васильевич, 1917 г. р., уроженец с. Тараданово: «В округе многие пчел держали в колодах. Обычно старший в семье, отец или дед, жил на пасеке, а сыновья в поле трудились. Я еще мальчишкой работал на пасеке у одного мужика из Перехляя, а потом завел свою, в 7 колодок. Ульи гораздо позднее стали применять. Колоды сам делал. Ничего сложного. Берётся осиновое бревно, от него сначала по длине откалывается неширокий край. Потом из бревна выбирается середина, а внутрь ставят деревянные рамки из двух палок, сложенных крест на крест. Потом скол забивается доской, в которой делается дырка для пчёл. Колода ставится дыркой вниз на 4 столба, немного наклонно. Внутри колода делится на три части: голову, пергу и пёдинупяту. Мед пасечники с пяты берут.

Калмыков Тимофей Яковлевич, 1914 г. р., уроженец д. Тараданово: «Когда в деревню новые переселенцы приезжали, собирали сход, решался размер закупа. Обычно это ведро самогона. После того, как в общину примут, наделяли землёй. У каждого была своя грива (пашня) и свои луга. Самые дальние луга находились дальше, чем в 20 километров от деревни. Чалдоны занимались скотоводством, хлебопашеством, торговали. Россейские в основном только хлебопашеством. Весной сеяли ярицу, на Спас, в августе, озимую пшеницу. А уборка начиналась после Ильина дня. Некоторые нанимали убирать урожай батрака, который получал 1,5 пуда муки, а батрачка - 1 пуд. Хотя у некоторых батраков были свои кони, своего хлеба они не сеяли, думаю, лень было.

Был в Тараданово купец Аким Яковлевич. Лавку держал, каждую весну закупал по 300 телят. Нанимал до осени пастухов, а осенью они гнали стадо в Томск, где купец его продавал. Из Томска привозил в свой магазин соль, керосин и всякое другое добро.

Семьи крестьянские раньше большими были, человек по пятнадцать-двадцать. Если старший сын решает отделиться, то ему строят дом, дают двух лошадей, плуг и пр. В избах спали на полу на потниках. Кровати застилали красиво, хотя на них никто не спал» [1, лл. 56-58].

Алексеев Николай Петрович, 1921 года рождения, уроженец Ажендарово: «У нас в Ажендарово промышляли хлебопашеством да скотоводством. Много рыбы ловили на продажу. Дед мой из ясашных, он пашни не имел, зато держал пасеку в 300 дуплянок и рыбу промышлял. Тем и жил» [1, л. 73 об].

Баранов Кирилл Николаевич, 1929 года рождения, уроженец д. Арсёново: «Мой дед по материнской линии, Евгений Александрович Симонов, основал недалеко от Салтымаково заимку, она так и звалась Симоновой. Потом из нее деревня целая выросла, но до наших дней не дожила. Так вот, в Симановой пашни не держали. Мать до замужества, пока в Арсеново не переехала, не знала, как хлеб выращивают. У деда в хозяйстве было до 60 голов крупного рогатого скота и 50 ульев. Еще и жеребцов выращивал. Мясо, мёд, шкуры, всё сбывали на ярмарках в Томске, Борисово, Щеглово. Брали деньгами или мукой. Жили побогаче тех, кто хлеб сеял. Пасека у деда была аж километров в 40 от Симоновой. Дед, пока туда ехал, ловушки свои проверял. Там тебе и зверушки, и рябчики. У дядьёв, (материных братьев, их у нее 10 было) в других местах пасеки были. Как женятся, дед каждому из них свою пасеку выделял. На пасеках в тайге ставили избушки, омшаник, медосборку. Омшанник - это такой сруб без окон. Землю срывали, настилали бересту и сверху земли насыпали зимой. В омшанниках пчёлы зимовали. Когда дуплянки (колодки) были, так они прямо на кольях зимовали. В Симоновой вся семья жила вместе. В усадьбе изба-летник стояла, но зимой все жили в пятистенке. Мама вспоминала, что с ними жили ее племянники, дети старших братьев, а по возрасту ее ровесники» [1, лл. 76 об - 78].

Саренкова Евгения Тимофеевна (в девич. Плаксина), 1912 г. р., уроженка Тараданово: «Осенью и зимой женщины деревенские на супрядки сходились. Собирались по очереди друг у друга дома, чтобы меньше керосина тратить и пряли с вечера до двух ночи. Девочки с 7 лет учились прясть и потом с матерями тоже на супрядки ходили.

Пища простая была - щи да каша. Сибиряки еще колбу ели: жарили ее и солили. Считали, что для здоровья полезна. А россейские говорили: «вон чалдоны идут, опять колбы нажрались!» [1, лл. 83-83 об.].

Прокудина Татьяна Пимоновна (в девич. Лизунова), 1918 г. р., уроженка д. Арсёново: «Родители приехали из Белоруссии. Поселились в Арсёново. В деревне кроме переселенцев жили чалдоны, старообрядцы, ясашные татары, мордва и коми - зыряне. Жили в пятистеночке. На усадьбе амбар был, стайка, крытая соломой, в огороде баня. Дома в Арсеново принято было кожучить -обивать тёсом для тепла.

В хозяйстве у отца было две лошади, две коровы, овцы, гуси. Огород был в 5 десятин. Кроме этого была пашня, покос и поскотина, огороженная жердями.

Кроме хлеба, выращивали лен и коноплю. Сухой лен мяли специальной мялкой (рис.1). Потом отмятый лён трепали трепалом - это такой нож деревянный (фото 6). После чесали чесалом и из-

гребьем. Чесало - это деревяшка такая, раньше в старину к ней смолой щетину прилаживали, потом гвозди стали вбивать (фото 7). Изгребье похоже на прялку, только сверху гребенка (см. цв. вкл., фото 1). Коноплю после уборки тоже молотили, потом несколько раз мочили и сушили. После этого мяли. Из конопли отец веревки вил» [1, лл. 23-25 об.].

Рис.1

_

Фото 6

Басманова Мария Маркеловна (в девич. Климова), 1918 г. р., жительница с. Салтымаково:

«Лен вырывали руками и складывали в стожки. На поле же и обмолачивали. Из семян потом масло жали. Обмолоченные стебли стелили на луга недели на три. Когда волокно от стебля отстанет, тогда перевозили в баню. На полки ставили нетугие снопики и так сушили в горячей бане. Затем мяли мялкой. У мялки есть щёки и язык. То, что получается, когда лён изомнут, в России называли «мочки». Мочки чесали на гребне с донцем при

Фото 7

помощи гребешка с ручкой. От мочки оставался охлопок, его тоже пряли, для мешковины. Сибиряки мочки не делали, а трепали «горсть» трепалом. Холсты отбеливали в чугунках с золой, потом на реке полоскали. Или расстилали мокрые холсты на лугу. Еще накатывали на бревно и вальком отколачивали. Так делали самый тонкий холст. Коноплю тоже дергали руками, также в снопах обмолачивали. Конопля без семян называется посконь. Её вымачивают в пруду или озере недели 3-4, затем сушат, потом мнут. Коноплю используют на верёвки и на постромки (верёвка, используемая в конской упряжи - Л. С.) [1, лл.81-82].

Про вечерки и праздники

Черных Екатерина Максимовна (в девич. Алёшкина), 1917 г. р., жительница с. Тарада-ново: «Молодежь раньше на вечерки собиралась. Откупали на вечер и ночь у вдовушки какой-нибудь дом, сами там в нём все готовили, мыли, дрова таскали, а к вечеру собирались. На вечерки начинали ходить парни и девчата в 16-18 лет. Малолеток не пускали родители, да и сама молодежь против была. На вечёрках в игры играли. Парни девок на колени садили, кто кому люб. На вечерке старосту выбирали, он всем задания давал при игре. Например, была игра «ленту мерить»: встают напротив друг друга парень и девушка, на вытянутых руках ленту держат и складывают, на каждый новый счет парень девушку целует. Или по кругу парни ходят, тоже ленту меряют. В деревне одновременно по несколько вечёрок было: у сибиряков своя, у орловских своя, у нас саратовских своя. Но друг к другу ходили, кто куда хотел. Летом все на улице собирались, играли, хороводы водили» [1, лл. 27-28].

Белоглазова Евдокия Петровна, 1918 г. р., уроженка д. Инские Вершины, жительница с. Тараданово: «Праздники раньше весело справляли. Летом дети, молодежь и взрослые играли в игры: городки, лапту, бабки, пристеночки. В Рож-

дество шулюкане ходили. Были два затейника, на ходулях шагали, людей пугали. А еще «носили покойника» по домам. На плечи доски, а на них с одной стороны сапоги положат, сверху прикроют, якобы человек, и поздно вечером по домам шли. Шулюканов обязательно угощать нужно было. В Крещенье ворожили. В подполье лазили с зеркалом, венчальным кольцом и свечой. Волосы нужно было распускать и пояс не завязывать. Одна женщина мужа своего, который на Первой германской войне был, увидела, что живой. Ей надо бы сразу зеркало перевернуть, а она ближе подняла. Тут ее и парализовало. Гадание-то от сатаны. Гадали еще на дровах. Поставят во дворе столько поленьев, сколько человек в семье, на каждого полено загадывают. Утром смотрят, чьё упало, тот помрет скоро. Или девки лучину поджигали, бежали к проруби и загадывали: если выйду в этом году замуж, лучина не погаснет, а не выйду - потухнет» [1, лл. 36-36 об].

Саренкова Евгения Тимофеевна (в девич. Плаксина), 1912 г. р., уроженка Тараданово: «В Тараданово была часовенка, а в церковь в Борисово ходили. В 1936 году мы с мужем венчалась в нашей часовне, а вскоре ее закрыли. Престольным праздником в деревне было Заговенье яичное, в Борисово - Троица, в Аиле - Петров день. В эти дни друг к другу в гости ездили, молебны были, а потом застолье. По воскресеньям и праздникам не работали - грех. По субботам работали в поле, дом убирали и в бане мылись.

В Рождество шулуканы (ряженые) ходили. Их все угощали. На Масленку в кошевках ездили по деревне, аж в два ряда тройки разъезжали. Еще делали изо льда столб, на него парни да мужики лазили. А на горку - катушку, все,и старые, и малые, ходили кататься. В Иван Купала все купались в речке.

На вечерки молодежь собиралась. Откупали чей-нибудь дом. Под вечер кто-то из ребят садился под окнами и зазывал на вечерку парней и девчат. Вечерки сибиряки и россейские каждый в своем краю собирали» [1, лл. 82 об. - 83].

Лосева Надежда Михайловна, 1921 г. р., уроженка Борисово: «Съезжий праздник в Борисово был на Троицу. В этот день в огороде сооружали столы и лавки. На столы обязательно ставили четверть самогонки и один на всех стакан. Или же прямо на земле скатерть расстилали. В этот день все ходили друг к другу в гости. Девки ходили березки завивать и венки плести. В Максимовой престольный праздник был на Петров день. Также весело гуляли на Рождество и Спас. На Иван Купала девки пускали по реке венки, ворожили. Масленку справляли неделю. Катались на лошадях и лотках. Чучела никакого не жгли» [1, лл. 11 об. - 12].

Про свадьбы

Шамина Ирина Ильинична, 1918 г. р., уроженка с. Борисово: «Если отец решал женить сына, он сам выбирал ему невесту. Главное, чтобы работящая была. После этого засылали сватов. Обычно пожилые люди - один мужик и две бабы. Когда они выходили из дома жениха,вслед им положено было говорить: «Идите с Богом!». Иначе они вернуться ни с чем.

Заходя в дом к невесте, сваты говорили: «Здорово живете!». Им отвечали: «Милости просим!». Сват садился под матку и продолжал:

- Говорят, у вас тёлка продажная есть?

- Есть, да мы не хотим ее отдавать, больно молода ещё.

- Продайте её нам, уж больно она нашему хозяину приглянулась.

Если родители не хотели отдавать дочь за парня, то обычно говорили: «От ворот поворот, пусть невеста еще ума наберется». Если же все нормально, тогда сваты и родители невесты выпивали и договаривались о свадьбе. Потом по правилам шли к невесте спрашивать ее мнение. Раз уж родители решили, невеста отказать не могла, и была обязана сказать: «Благослови меня, тятя, ради Христа». Все это называлось рукобитием. О размере выкупа не договаривались, так как по обычаю отец жениха должен дать коня с полной упряжью, а отец невесты - корову.

Следующие 3 или 7 дней родители гонят самогон. А у молодых проходят вечерки. Кроме жениха в доме собираются только одни подружки невесты. Жених приносит на вечерки для девок гостинцы. С друзьями он уже в это время не встречается. Невеста собирает на стол какое-нибудь угощение. Подруги поют песни, вяжут кружева, шьют одежду. Еще до свадьбы, после сватовства, будущие свёкр с тестем и свекровь с тёщей одаривали друг друга подарками. Невеста тоже дарила свёкру и свекрови вышитые рубахи, а жених тёще - платок.

Перед свадьбой родители приглашали к себе дружку. Профессиональных дружек в Борисово было пятеро. В день венчания и свадьбы дружка с утра ехал в дом к невесте и спрашивал ее родителей: «Невеста готова»? Те отвечали, что готова. Тут невеста начинала плакать, а подружки причитать пуще прежнего. Они расплетали невесте косу, а ленточки забирали себе. Распущенные волосы перевязывали одной красной лентой. Тем временем жених из своего дома с крестным отцом и кучером выезжали в церковь. Туда же везли и невесту. В санях с невестой ехали две или три подружки, крестный и кучер.

В церкви батюшка венчал молодых. Они менялись кольцами, затем брали в руки свечи и священник обводил их вокруг аналоя. После молодые снова менялись кольцами и батюшка снова вел их вокруг аналоя. При этом он держал жениха

за правую руку, а жених вел за руку невесту. Потом они целовали одежду у священника, менялись кольцами в третий раз и опять обходили вокруг аналоя. Потом трижды целовались.

После венчания крестная мать невесты заводила ее в сторожку, вынимала из головы невесты гребёнки, развязывала последнюю ленту, укладывала волосы по-женски, покрывала их платком и выводила к мужу.

К свадебному поезду у богатых молодых вели по холстам, так как невеста была в легких ботинках, а жених в штиблетах. К дому жениха тоже по холстам шли. У дома жениха поезд встречали его отец и мать. Отец держал икону, мать - каравай. Молодые вставали на колени, целовали сначала икону, потом свекра, потом мать. Хлеб, что молодым преподнесли, раньше не переламывали и не откусывали, а потом уже разделяли за общим столом. Весь первый день гуляли в доме жениха. За столом молодых сажали под образа. Посреди свадебного пира невеста подносила гостям блины, на которые они должны класть принесённые подарки. Потом приглашённые на свадьбу разбрасывали на полу сено и мешали его с деньгами. Задача молодых все сено собрать в стожок и подмести под него деньги.

Под вечер невесту и жениха уводили к соседям в свободный дом. Обычно это делали крестные. Если невеста девицей была, то утром, подавая выпивку тёще и тестю, жених привязывал к горлышку бутылки красную ленту. Если же она оказывалась не девственницей, случалось, что свекровь запрягали в хомут. Также перед родителями невесты тогда ставили на стол дырявые стаканы. Очень часто в таких случаях свадьба расстраивалась. Если жених сам девку еще до свадьбы «спортил», то чтобы поддержать доброе имя невесты и своих будущих родственников, он резал голубя, капал кровь на простыни, клал их на поднос, выносил родителям невесты, кланялся и говорил: «Спасибо!».

На второй день молодые и гости шли в дом родителей невесты. По дороге каждого встречного-поперечного угощали выпивкой. Всех гостей встречала мать невесты хлебом-солью и словами: «Милости просим!». Пришедшие отвечали: «Мир вашему дому!». Три раза это нужно было повторить, чтобы не навели порчу колдуны. Если молодые в этот день начнут ругаться, значит, на них порчу все же навели. Чтобы порчу отвести, надо под порог положить два полотенца и перевести через них молодых. На второй день тоже гуляли весело, наряжались как шулюканы.

На свадьбах россейские одевались красивее, чем чалдоны. У чалдонских невест платье почти не отличалось от рабочего. На голову одевали по два платка, а россейские один» [1, лл. 60 об - 65].

Хмелёва Марфа Прокопьевна, 1912 г. р., уроженка с. Тараданово: «Невесту сыну выбирали родители. Перебирали всех родственников

невесты и если они нравились, то делали свадьбу. Сначала засылали сватов. В сваты брали близких родственников. Сватам сначала показывали невесту. Потом было рукобитье, после обязательно застолье. После сватовства, до свадьбы, было время на подготовку. Когда приезжали выкупать невесту, то ее брат вместе с подружками «продавал косу». После выкупа подружкам ставили курник - пирог из курицы или рыбы и всякие сладости. Одна из подруг ехала с невестой в церковь, она называлась подвенечница. Со стороны жениха ехал дружка. Бывало, гуляли на свадьбе и по неделе. В первый день, посидев немного за столом, жених и невеста шли в специально приготовленную комнату спать. Если оказывалось, что невеста была «нечестной», то ее матери утром подавали худые горшки и пекли для нее блины с дыркой. Свадьба тогда продолжалась уже не очень весело. Но если невеста оказывалась «честная», то веселья было много. На второй день шли к тёще «на блины». После блинов возвращались в дом к жениху. Молодежь забавлялась - «тушили овин» (лили воду в печную трубу). «На блины» раньше дарили обычно не деньги, а скотину или вещи» [1, лл. 42-43об].

Белоглазова Евдокия Петровна, 1918 г. р., уроженка д. Инские Вершины: «Свадьбы раньше справлялись так, что молодые друг друга и не видели до свадьбы ни разу. Всё родители решали. После сватовства - запой, там свадьбу намечали, а потом недели через 2-3 играли свадьбу. Часто насильно выдавали. Если убегала к родителям, опять же силой возвращали [1, л. 37].

Кулебакин Василий Иванович, 1906 г. р., уроженец деревни Долгополово: «У меня девка была в Долгополово. Задаток мне хотела дать на вечёрке, я не взял, потом все же решил ее сватать. Поехали с дядей, а она обиделась из-за задатка-то и не согласилась. Мы тогда в Ажендарово, там тоже на примете была одна деваха. А у нее отец только дом строить начал, она и говорит: «Пока отец не достроит, взамуж не пойду». Поехали тогда в Тараданово. Увидали девку одну, она под кроснами лежала. Когда вылезла, дядя и говорит: «Ну что, нравится?». Смотрю, вроде ничего так девица. Я ее первый раз тогда видел. Предложили ей, она и согласилась. Высватали, родные ее собрались, выпили, порешали, какого числа свадьба да венчание. За ней потом на тройках приехал. Свадьбу гуляли неделю. Так и прожили вместе» [1, лл. 31-31об].

Калмыков Тимофей Яковлевич, 1914 г. р., уроженец дер. Тараданово: «Свадьбы в селе справлялись в январе или в феврале. В другое время священник даже не венчал. Замуж брали в основном из других сёл. Сватали обычно родственники жениха. После этого был девичник, который длился от недели до месяца. Всё это

время жених угощал девушек сладостями, а они рукодельничали.

После церкви дружка, подвязавшись рушником, разметал перед молодыми веником дорогу. После венчания все направлялись в дом жениха, родители жениха встречали молодых, иконой и хлебом - солью» [1, лл. 58 об - 59].

Шевченко Евдокия Андреевна, 1920 г. р., уроженка д. Арсеново: «Сватали обычно девку из другой деревни. Едут сваты на кошевках и спрашивают жениха: «Эта девка тебе нравится? - Нет. -А эта? - Да!». Тогда к ней приезжают свататься. Невеста имела право отказаться. Сватов обычно человек 5-6, обязательно кум с кумой. После того как договорятся, вынимают водку и пьют. Дружку брали из родственников в возрасте за 45 лет.

На невесту надевали по два платка. После венчания подружки расплетали невесте косу и заплетали две косы и укладывали по-бабьи. Невесте в это время полагалось плакать.

Когда свадебный поезд из церкви подъезжает к дому жениха, крёстный держит икону, а мать хлеб. «На блины» дарили одеяла, скотину, посуду. В первый же день невеста с женихом заметали деньги под охапку сена. Спать молодых отводил дружка, он же будил их утром и сообщал всем, как прошла у молодых ночь, целомудренна ли невеста. Если невеста была не девицей, то её родителям подавали стаканы или кружки с дырявым дном»[1, лл. 79 об - 80 об].

Про смерть и похороны

Белоглазова Евдокия Петровна, 1918 г. р., уроженка д. Инские Вершины: «Душа умершего через рот выходит, в стакан с водой окунается, на 3-ий день на небо возносится, на 9, 20, 40 день возвращается. 9 дней душу везде водят, показывают Рай и Преисподнюю, где кто мучается. Один дед обмирал (засыпал на 3 дня). Его везде водили. На 20-й день душа домой приходит, надо псалмы читать. В 40-й день душу провожают. Обед поминальный, а затем на крыльце еще молитву спеть. Некрещеные, абортники, удавленники попадают сразу в Ад. Их поминать нельзя, кроме как в день 28 августа. Только в этот день в Ад попадает маленький луч света.

По Евангелию, гроб - это лестница на небеса. Гроб обивать тканью не надо и цветы класть не надо, чтобы путь не загораживать. Одевать покойника нужно просто. На женщину нижнее белье не надевают. Крещеным на голову венчик, крестик, свечку и ещё 20-30 копейки нужно положить - «место откупить». На дно гроба раньше опилки и листья от веника клали, а сверху холстину. Милостыню за умерших всегда подавать надо. Милостыню здесь подаешь, на том свете сам себе готовишь милость и еду. В одном яйце 40 милостынек сразу»[1, лл. 37 об - 38, 52 об].

Тряпкина Прасковья Егоровна, 1907 г. р., уроженка Борисово: Некрещёных детей, утопленников и повесившихся у нас на кладбище хоронили, но по «удавленникам» поминок не справляют, так как по своей воле на себя руки наложили.

Мертвого обмывают в доме на лавке. Когда покойник в доме, зеркала закрывают. 40 дней душа его ходит по мытарству. Если хорошо делал - Ангел пишет, плохо - Сатана пишет. Что заслужил, туда и пойдешь. До 40-го дня дома воду и хлеб на стол для покойника нужно ставить. От хлеба и воды за эти дни убывает- это душа ест. На 40-й день пообедают на поминках и провожают душу насовсем - дверь раскрывают настежь» [1, л 5-5 об.].

Шамина Ирина Ильинична, 1918 г. р., уроженка Борисово: Самоубийц хоронили отдельно и не отпевали. Хотя про утопленников разбирались: сам или случайно. Душа после смерти вылетает через рот в виде облачка. Поминки дома устраивают на 9, 40 день, полгода и год. На 20-й день поминали на кладбище» [1, л 70 об.].

Про домового

Белоглазова Евдокия Петровна, 1918 г. р., уроженка д. Инские Вершины: «Домовой есть в каждом доме. Если переезжаешь, нужно сказать: «Хозяин, хозяин, пойдём со мной, я перехожу на новое место». В новый дом сначала кошку запускают, потом кусочек хлеба и воды нужно в подпол поставить. Если домового оставить в старом доме, он там покоя не даст, а если, например, в другой дом его принести, где уже свой домовой есть, так между ними драки начнутся, тоже покоя не будет. В таких случаях нужно взять земли на могилках, завернуть в платочек, принести в дом, положить под лавку и сказать: «Старый домовой, пойдем со мной, я тебе хозяина нашла, он один живет». Потом пойти на кладбище и землей той на могилку посыпать.

А вообще, домовой очень любит животных, если ему животные по нраву, он будет их холить, хвосты лошадям расчёсывать. Но может и невзлюбить. У каждого домового своя масть любимая. Узнать об этом можно в чистый четверг. Сесть, борону зубьями от себя повернуть и слышно будет, как домовой лошадей гоняет, свист от кнута стоит, да приговаривает «хоть худеньку, да пегоньку» или «хоть худеньку, да рыженьку». Если лошади по его масти, то уж он их кормит и лелеет.

Иногда домовой давит человека ночью, когда тот спит. Если такое случится, тогда нужно спросить: «К худу или к добру?». Домовой-то и скажет» [1, лл. 34 об - 35].

Тряпкина Прасковья Егоровна, 1907 г. р., уроженка Борисово: «Есть домовой и есть домовая. Если домовой косы коню заплетает, значит, любит хозяина» [1, л. 5 об.].

Про колдунов и знахарей

Шамина Ирина Ильинична, 1918 г. р., уроженка Борисово: «У нас в селе были оборотки Марфа и Варвара. Они могли прикинуться лошадью, свиньей, овцой, собакой, чёрной птицей, снопом сена. Когда мне лет 10 было, шли с подругой по улице, видим у перекрестка за нами бежит собака белого цвета, но с черной бородой. Глаза как два черных уголька. Мы ее пугаем, а она не уходит. Пришлось подружке у нас дома ночевать. Мать ее не отпустила. А еще мама рассказывала, оборотилась одна ведьма колесом, покатилась по селу и визжит. Мужики поймали это колесо, продели через него поясок пеньковый и повесили на осиновый кол. Наутро народ видит: колеса-то нет, а вместо него на колу сама ведьма.

В старые времена очень часто «портили людей». Однажды принесли в нашу церковь порченную, а она там стала бесноваться и обзывать священника «долгогривым». Окурил он ее, помолился за ее душу, бесноватая уснула и на утро опять нормальной стала. Порчу можно пускать и на расстоянии, по ветру на чьё-нибудь имя.

Меня в детстве тоже «урочили» - килы (бельма) на глазах были. В Егорьево жил колдун дед Ефим, у него была книга по «Черной Маге» (произношение информатора - Л. С.). Посмотрел он в нее и сказал матери: «Будет страдать 8 лет, потом ослепнет». Мать ему в ноги упала и говорит: «Помоги, батюшка, вылечи!». Тот сжалился. Рано утром взял воды из трёх колодцев, наговорил на неё и приказал мне каждый день глаза той водой смазывать. Через три дня все прошло. Дед Ефим лечил и изнутри порченных. Положит свою книгу на голову и читает. Одни от этого плакать начинали, как тетя Матрёна, а другие, как я и тетя Поля, смеяться. Порчу наводили и на скот. Это и сейчас есть.

Еще случалось так, что колдуны пытались расстроить свадьбу. Отец рассказывал, ехал у нас в селе через мост свадебный поезд. Вдруг все, кто в нем был, начали оправляться прямо у всех на глазах. Смотрят друг на друга, а сказать ничего не могут. Или вот ещё. Ехали как-то молодые к венцу. Вдруг все кони встали и ни с места. Даже плётка не помогает. Это колдун стену сделал. Дружка вышел. Потряс за хомут, пошептал коням в уши и сказал: «Езжайте с Богом!». Кони и пошли.

Я маленькой была, пошла смотреть к подружке на чалдонскую свадьбу. Легли мы на полати и смотрим, как гуляют. Вдруг заходит на свадьбу колдун. Посмотрел на молодых, не отходя от косяка, те и давай драться. Жених на невесте кофточку порвал, под стол увалил, еле жива она осталась. Дружка тогда подбежал к кадке, зачерпнул рукой воды, брызнул на молодых, перекрестил, сказал что-то и молодые опять в уме очутились. А дружка тогда подошел к колдуну и говорит «А ты,

мил человек, иди кувырком да подерись сначала со столбом!». Выбежал колдун, давай о столб воротный колотиться. Лоб да руки в кровь. Гости давай смеяться. Потом колдун встал на четвереньки и покатился от дому кубарем. А веселье вновь продолжилось.

Колдуны и ведьмы всегда умирают очень тяжело. Анна у нас в селе умирала и своему сыну наказывала принести ей в избу мака охапку, да заколотить все окна и двери в доме. Все три дня, пока она там лежала, из дома доносились голоса, вой, стук, смех, конский топот, крики. Это ей черти спокойно умереть не давали. На четвертый день позвали из волости человека. Хоть и успокоилось в доме все, но заходить ему одному страшно было. Пошёл он вместе с мужиками, а в доме полный разгром: печь раскидана, половицы все вырваны. Сама Анна лежала в порванной одежде, полуголая и рот у нее был порван от уха до уха.

Считается, что умирая, колдунья должна свое колдовство передать. Вот умирала у нас колдунья и просила сына открыть ей окно. Открыли, а она протянула к своим детям руки и давай кричать: «Нате, нате!» Видит, что дети ее боятся, и давай просить у них веник. Она его подержала в руках и потом отдает опять, и говорит: «Нате, нате!» Но дети так веник и не взяли. Когда померла похоронили на кладбище, но вместо креста осиновый кол вбили». [1, лл. 65 об - 70].

Тряпкина Прасковья Егоровна, 1907 г. р., уроженка с. Борисово: «В деревне была колдунья Авдотья. Наводила порчу на скот и на людей. Брата моего к Дуне приладила, он сохнуть стал, мать потом ходила, просила, ну та отладила. На кладбище Авдотью не похоронили, а закопали на огороде» [1, л. 4 об.].

Ардашкина Екатерина Захаровна (в дев. Харитонова), 1925 г.р, уроженка Борисово: «В Борисово были колдуны и сейчас есть. Когда я еще девчонкой была, ехал как-то свадебный поезд, а на берегу жил колдун, которого на свадьбу не позвали. Поезд вдруг остановился, бабы подняли «низики» и бредут как по воде. Это колдун воду-то напустил. Всё село на это глазело. Ребятишки смеялись. Потом дружка встал на дрожки, что-то нашептал, поезд дальше двинулся. В дружки выбирали тоже знающего черномажника.

Когда мне уже лет 14 было, случилась другая история. Шли вечером из кино, а за нами свинья. Мы бежим, кричим, время час ночи. Фросенька, подружка, открыла, забежали в дом. А свинья к окну. Это была Груня Кечкина - оборотка» [1, л. 10 об - 11 об.].

Лосева Надежда Михайловна, 1921 г. р., уроженка с. Борисово: «Жила у нас в селе колдунья Лида. Очень часто прикидывалась свиньей, но как-то раз парни ее изловили и отрубили свинье ухо. После того дня она долго не выходила из дома на улицу, но люди видели ее с повязкой на голове

во дворе. Дочь же её, которая экономистом в селе работала, говорила, что у матери ухо болит» [1, л.12 об.].

Вершинин Дмитрий Николаевич, 1916 г. р., уроженец д. Долгополово: «В Долгополово был колдун по фамилии Устюжанин. Дом его стоял на полях, недалеко от дороги, так что миновать было нельзя. Однажды ехал свадебный поезд, вдруг стали дуги лопаться, а жених с невестой говорят, что на них собаки и волки рычат. Тогда послали за Устюжаниным, тот приехал, что-то сделал и все прошло. Правда, люди сказывали, может сам порчу напустил, а за снятие ее ему же заплатили. Обязательно надо было платить, иначе все могло вернуться» [1, л 47 об. - 48].

Кулебакин Василий Иванович, 1906 г. р., уроженец деревни Долгополово: «У нас в деревне были такие, кто порочу да сглаз наводил. Порчу на мужскую силу называли «хомут на конец», а на геморрой - «редьку сеять» [1, л.32].

Белоглазова Евдокия Петровна, 1918 г. р., уроженка д. Инские Вершины: «Колдуны, они только портят людей да скотину. А еще превращаться могут в свиней, кошек и собак. Бывало, ребятам после вечерки надо расходиться, а они не могут, потому что у дверей собака большая да черная, ни тявкнет, ни обернётся. Тогда к деду обращаются (вечёрки-то обычно у стариков устраивали). Дед махнёт на эту собаку рукой, шепнет что-то и нет её.

Некоторые колдуны у лошадей хвосты обрезают и сплетают конский волос так, что конца не найти, куда-нибудь его положат, а как человек наступит на этот волос, тут ему и порча. Если такой волос спутанный обнаружишь, то сразу на палочку и в печь его.

Печники тоже могут навредить. Здесь один обозлился на хозяйку за скупость и куриное перо в трубу-то влепил. Как топить, так печь разными голосами воет да плачет. Пастух колдовской силой не обладает, но он молитву нужную знает. С такой молитвой ни одна корова не потеряется и не пропадет.

Колдуны, они с нечестью всякой знаются, а знахари молитвами да травами людей лечат. Мне знахарский этот дар от бабушки перешел. Когда лечу от порчи, сама в десять раз сильнее болею. Вам могу рассказать заговоры, потому, как вы молодые. Вот если зуб болит, нужно сначала «Отче наш» читать, а потом сказать так:«Соль -хлеб на столе, щука-рыба в море, карась на берегу. Месяц ходит по небу видит живых и мёртвых. У мёртвых зубы - клы, у раба Божьего (имя) зуб заживи! Аминь!».

От испуга сначала «Отче наш» и «Живые помощи», а дальше такие слова:«Мать Пресвятая Богородица, иду смывать, стирать уроки, пороки мужские, женские, ребячьи, девичьи. От раба Божьего (имя) Бог с духом, а я с помощью. Аминь!».

От грыжи: «Грыз - грызище, не грызи мое тело белое. Грызи в поле камень, коренья, дуб, клён. От раба Божьего (имя) отгрызи дух - вон. Бог с духом, а я с помощью. Аминь!». Но «Отче наш» всегда нужно перед всеми заговорами читать.

Золотуху нужно в бане заговаривать:«Золо-туха - золотая, не тешься, не нежься над Рабом Божьим (имя), а тешься, нежься в парной бане над горячими углями, над палёными камнями, над мыльным паром. Чтобы тебя не было во веки веков. Аминь!». Березовым веничком по голове ударять и читать.

Чтобы кровь остановить, такой заговор: «На той стороне речки - раз, на той стороне речки - два, на той стороне речки - три. Растет мак, мак вырастает, кровь перестаёт! Аминь».

К колдунам часто обращаются, когда хотят кого-то к себе приворожить, но и от этого со святой молитвой и Божьей помощью можно избавить. Есть такая вот отворожка: «Река, речка, реченька, как ты обмываешь берега, так смой, оборви с меня, раба Божьего (имя), сухоту - сухотущую, тоску - тоскующую. Не думать, не гадать, чтобы тебя больше в глаза не видать. Аминь! Три раза эти слова нужно произнести и три раза «Отче наш» прочесть.

Еще вот расскажу вам как народными проверенными средствами лечиться. Знаю одно снадобье, которое от всех болезней помогает: половина трех литровой банки меда, половина банки сока лопуха крученого и выжатого через марлю. Пить по полстакана в день.

Когда почки больные, нужно по одной ложке зверобоя, чистотела и брусничного листа заварить кипятком, настоять минут 40, принимать до еды 3 раза в день.

При больных суставах на ногах нужно куриный помёт в тазик развести и ноги там держать.

Когда поясницу прихватит - марлю в моче смочить и подержать 2-3 часа, потом смазать постным маслом и укутаться потеплее.

Если голова болит, нужно на переносицу положить пёрышко лука и постоять, подняв руки в стороны и соединив мизинец с большим пальцем. Должно помочь.

Бабушка моя повитухой была, много чего знала, меня тоже кое-чему научила. Существует растение, название не помню, корень у него похож на две соединенные ладони. Этот корень надо мелко нарубить и бросить на сковороду. Те кусочки, которые будут подпрыгивать, способствуют зачатию плода, те, что лежат, употребляются в пищу для избавления от беременности.

Для беременных много запретов существует. Например, нельзя пинать свиней, кошек или собак, потому что ребёнок может родиться со щетиной на теле. В случае, если это все же произошло, нужно смешать хлебный мякиш и женское молоко и эти составом снять щетину.

После рождения ребёнка нужно обязательно обмыть в бане. Через три дня роженица и повитуха «размывают руки». Это обряд такой - мать новорожденного и бабка мыли друг дружке руки, целовались и повитухе обязательно дарили что-то в подарок. Раньше бабушка, принимавшая младенцев, постоянно проведала своих «внучат». Она же их лечила, если заболеют, так как другие не могли бы помочь. На 3-й день Пасхи все роженицы, что в прежнем году разродились, и их дети собирались у повитухи. Она водку ставила, а они подарки различные приносили да снедь. Обедали вместе, а потом бабушка всех своих «внучат» святой водой кропила и благословляла. Поверье есть, что роженицы и детишки, которых повитуха приняла, будут на том свете ее от чертей защищать.

Ребенок рождается уже с душой и ангелом хранителем. Судьба его уже на небесах известна. Одна повитуха принимала мальчика. Ребеночек тяжело шел ягодицами, когда уже голова пошла, она вдруг слышит голос: «Жить ему 18 лет, а потом утонуть». Повитуха рассказала про это одному мужику, тот вызвался быть новорожденному крёстным отцом. Навещал мальчика каждый год. Пришёл и на 18 лет, принес подарки. Сидят за столом, а крестник вдруг встал и вышел. Мать с крестным за ним через 5 минут пошли и видят: он лежит лицом вниз на крышке колодца, а под лицом лужица, дождем накапало. Знать запнулся да упал туда лицом. Так и умер. Выходит, тот голос-то неспроста был.

А бывает так, что в человеческом обличии рождается чёрт. Такого сразу разглядеть можно - волосатый, а то и с уродством каким. У нас в деревне жил дядька Василий, так вот он брал таких детей, клал их под осиновое корыто и рубил корыто крест на крест. Оттуда вой идет, а откроешь, одна головешка черная лежит.

Если же вдруг ребёнок родится мертвым, ему дают имя отца или матери и вкапывают его в могилку к самому близкому умершему родственнику» [1, лл. 33 об - 34, 38 об - 41 об].

Алексеев Иван Васильевич, 1917 г. р., уроженец дер. Тараданово: «Колдовство - это грех большой. Я когда-то тоже порчу наводил и другими делами занимался, а сейчас вот грехи эти замаливаю. Моя тётка Прасковья со своим мужем Фёдором вдруг, вроде ни с чего, стали ругаться да драться. Прям беда. А у них семеро детей было. Тогда Фёдор ко мне обратился: «Иван, пособи нам, пожалуйста». Я в полночь встал, взял топор и давай кол осиновый рубить на щепки. Потом те щепки в печь и заклятье нашептал: «Фёдор печку растопляет, да Прасковью зазывает..» (записывать дальше запретил - Л. С). После этого они жили дружно до конца дней. Думали, что я их помирил, а я просто порчу другого колдуна снял.

Все колдуны по ранжиру делятся, как офицеры. Говорю одному: «Чего из Тараданово уезжаешь?»,

а он: «Здесь, Ваня, не мой хлеб, здесь есть колдун и посильнее, он меня отсюда выгонит!» [1, лл. 50 об. - 51].

***

Помимо устной информации, во время экспедиции в качестве подарков и как случайные находки для передачи в фонды музея-заповедника «Томская Писаница» были получены предметы, использовавшиеся в хозяйстве: кухонная утварь, части ткацкого станка, орудия, использовавшиеся в производстве ниток и тканей. Предметы датируются первой половиной XX в. и бытовали в русских и мордовских семьях.

Список информаторов

1. Тряпкина Просковья Егоровна, 1907 г. р., уроженка с. Борисово.

2. Терещенко Клавдия Тихоновна, 1916 г. р., уроженка с. Борисово.

3. Дружина Татьяна Васильевна, 1918 г. р., уроженка с. Борисово.

4. Шерина Анна Николаевна, 1907 г. р., уроженка с. Борисово.

5. Кабанова Екатерина Алексеевна, 1914 г. р., уроженка с. Борисово.

6. Горёва Федора Григорьевна (в дев. Кориков-цева), 1918 г. р., уроженка д. Лачиново.

7. Ардашкина Екатерина Захаровна (в дев. Харитонова), 1925 г. р., уроженка с. Борисово.

8. Лосева Надежда Михайловна, 1921 г. р., уроженка с. Борисово.

9. Кротов Иван Иванович, 1910 г. р., родился в Западной Белоруссии, в с. Борисово с 1918 г.

10. Анохина Евдокия Фёдоровна, 1911 г. р., уроженка д. Бердюгино.

11. Жеребцова Екатерина Степанова, 1913 г. р., уроженка с. Борисово.

12. Кадошников Леонид Дмитриевич, 1909 г. р., уроженец д. Максимово.

13. Худяшов Николай Андреевич, 1928 г. р., уроженец с. Борисово.

14. Асякин Иван Филатович, 1900 г. р., уроженец д. Слободка Крамского уезда, Орловской губ.

15. Прокудина Татьяна Пимоновна (в дев. Лизу-нова), 1918 г. р., уроженка д. Арсёново.

16. Черных Екатерина Максимовна (в дев. Алёшки-на), 1917 г. р., родилась в Саратовской губернии, в с. Тараданово живет с 1925 г.

17. Кулебакин Василий Иванович, 1906 г. р., уроженец д. Долгополово.

18. ШеринаФеклинья Алексеевна (в дев. Потапенко), 1917 г. р., уроженка д. Арсёново.

19. Горшкова Ирина Егоровна, 1916 г. р., уроженка Тамбовской губ.

20. Милютина Анна Ильинична, 1917 г. р.,уроженка д. Лачиново.

21. Белоглазова Евдокия Петровна, 1918 г. р., уроженка д. Инские Вершины.

22. Прокудина Мария Панкратовна, 1911 г. р., уроженка д.Чумашкино.

23. Хмелёва Марфа Прокопьевна, 1912 г. р., уроженка д. Тараданово.

24. Шерина Александра Степановна, 1911 г. р., уроженка д. Тараданово.

25. Горчакова Анастасия Семёновна, 1911 г. р., уроженка д. Чумашкино.

26. Вершинины Дмитрий Николаевич, 1916 г. р., уроженец д. Долгополово.

27. Вершинина Мария Васильевна (в дев. Трофимова), 1916 г. р., уроженка д. Чумашкино.

28. Алексеев Иван Васильевич, 1917 г. р., уроженец д. Тараданово.

29. Шамина Ирина Ильинична, 1918 г. р., уроженка с. Борисово.

30. Кочеткова Мария Ивановна (в дев. Печёркина), 1919 г. р., уроженка д. Ключи.

31. Петров Владимир Семенович, 1932 г. р., уроженец с. Салтымаково.

32. Лапаева Анна Васильевна (в дев. Иванова), 1908 г. р., родилась в Казанской губ., в с. Сал-тымаково проживает с 1938 г.

33. Алексеев Николай Петрович, 1921 г. р., уроженец д. Ажендарово.

34. Пугина Анна Игнатьевна (в дев. Печёркина), 1925 г. р., уроженка д. Ключевой.

35. Филимонова Таисия Прохоровна, 1919 г. р., родилась в Башкирии, в Крапивинский район прибыла в 1931 г., как спецпереселенка, жительница с. Салтымаково.

36. Баранов Кирилл Николаевич, 1929 г. р., уроженец д. Арсёново.

37. Шевченко Евдокия Андреевна (в дев. Баранова), 1920 г. р., уроженка д. Арсёново.

38. Басманова Мария Маркеловна (в дев. Климова), 1918 г. р., родилась в Башкирии, в Крапивинский район прибыла в 1933 г., как спецпереселенка, жительница с. Салтымаково.

39. Саренкова Евгения Тимофеевна (в дев. Плак-сина), 1912 г. р., уроженка д. Тараданово.

40. Калмыков Тимофей Яковлевич, 1914 г. р., уроженец д.Тараданово.

Источники и литература

1. АМЗТП, ф. 3, оп. 1, д. 82.

2. ГААК, Ф д-1, оп. 1, д. 74.

3. ГААК, Ф д-1, оп. 2, д. 1341.

4. ГААК, Ф д-169, оп. 1, д. 155

5. ГААК, Ф д-169, оп. 1, д. 812.

6. ГАКО, ф. р-18, оп. 1, д. 124.

7. ГАТО, ф. 3, оп. 44, д. 1194.

8. ГАТО, ф. 239, оп. 13, д. 6.

9. РГАДА, ф. 214, кн. 1626.

10. ЦХАФ АК, Ф. д-2, оп. 1, д. 8286.

11. ЦХАФ АК, ф. 169, оп. 1, д. 698.

12. Коллекция метрических книг Кемеровской области. - Кемерово, 2008.

13. Миллер, Г. Ф. Описание Кузнецкого уезда Тобольской провинции в Сибири в нынешнем его состоянии в сентябре 1734 года / Г. Ф. Миллер // Кузнецкая старина. - Новокузнецк 2003. - Вып. 5. - С 63-85.

14. Прокудин, С. Н. Как ручейки сливались в реку. (Моя семья в истории Кемеровской области) / С. Н. Прокудин // Сайт Департамента культуры Администрации Кемеровской области (http.//www.depcult.ru/documents/ kuzbass/nash_kuzbass_1.doc).

15. Список населенных мест Томской губернии по сведениям 1859 г. - СПб, 1868.

16. Список населенных мест Томской губернии на 1899 г. - Томск, 1899.

17. Список населенных мест Томской губернии на 1911 г. - Томск, 1911.

18. Список населенных мест Томской губернии: по данным позднейших переписей (1910, 1917 и 1920 гг.) - Томск, 1923.

19. Список населенных мест Сибирского края. - Новосибирск. 1929. - Т. 2.

20. Справочная книга Томской епархии за 1909-1910 гг. - Томск, 1911.

21. Справочная книга Томской епархии за 1914 г. - Томск, 1914.

22. Усков, И. Ю. Административное деление Кузбасса. 1920-2000 гг. / И. Ю. Усков. - Кемерово: ИД «Азия», 2000.

References

1. AMZTP, f. 3, op. 1, d. 82.

2. GAAK, Fd.-1, op. 1, d. 74.

3. GAAK, Fd.-1, op. 2, d. 1341.

4. GAAK, Fd.-169, op. 1, d. 155.

5. GAAK, Fd.-169, op. 1, d. 812.

6. GAKO, f.p-18, op. 1, d. 124.

7. GATO, f. 3, op. 44, d. 1194.

8. GATO, f. 3, op. 44, d. 1194.

9. PGADA, f. 214, b. 1626.

10. ZHAF AK, Fd-2, op. 1, d. 8286.

11. ZHAF AK, f. 169, op. 1, d. 698.

12. Kollektsiya metricheskikh knig Kemerovskoy oblasti. [Collection of metrical books of the Kemerovo region.]. - Kemerovo, 2008. (In Russ.).

13. Miller,G. F. Opisanie Kuznetskogo uezda Tobol'skoy provintsii v Sibiri v nyneshnem ego sostoyanii v sentyabre 1734 goda [Description of the Blacksmith district of the Tobolsk province in Siberia in his present state in September, 1734]. - Kuznetskaya starina. - Novokuznetsk 2003. - Vyp. 5. - P. 63-85. (In Russ.).

14. Prokudin, S. N. Kak rucheyki slivalis' v reku. (Moya sem'ya v istorii Kemerovskoy oblasti [As brooks met in the river. (My family is in history of the Kemerovo region)] / Web-site of Department of culture of Administration of the Kemerovo region (http.//www.depcult.ru/documents/kuzbass/nash kuzbass 1.doc). (In Russ.).

15. Spisok naselennykh mest Tomskoy gubernii po svedeniyam 1859 g. [The list of the inhabited places of the Tomsk province on information 1859]. - Cn6, 1868. (In Russ.).

16. Spisok naselennykh mest Tomskoy gubernii na 1899 g. [The list of the occupied places of the Tomsk province for 1899]. - Tomsk, 1899. (In Russ.).

17. Spisok naselennykh mest Tomskoy gubernii na 1911 g. [The list of the occupied places of the Tomsk province for 1911]. - Tomsk, 1911. (In Russ.).

18. Spisok naselennykh mest Tomskoy gubernii: po dannym pozdneyshikh perepisey (1910, 1917, 1920 gg). [The list of the occupied places of the Tomsk province according to the latest censuses (1910, 1917, 1920)]. - Tomsk, 1923. (In Russ.).

19. Spisok naselennykh mest Sibirskogo kraya [The list of the occupied places of Siberia.]. - Novosibirsk, 1929. - T. 2. (In Russ.).

20. Spravochnaya kniga Tomskoy eparkhii za 1909-1910 gg. [To the reference book of the Tomsk diocese for 1909-1910]. -Tomsk, 1911. (In Russ.).

21. Spravochnaya kniga Tomskoy eparkhii za 1914 g. [To the reference book of the Tomsk diocese for 1914]. - Tomsk, 1914. (In Russ.).

22. Uskov, I. Yu. Administrativnoe delenie Kuzbassa. 1920-2000 gg. [The Administrative division of Kuzbass. 1920-2000]. -Kemerovo, ID «Aziya», 2000. (In Russ.).