CC BY
89
Вестник ПСТГУ
IV: Педагогика. Психология
2011. Вып. 3 (22). С. 118—124
Национальные лики педагогических универсалий. Церковное просвещение в Древней Руси
Н. Ю. Налётова
В статье представлен анализ древнерусского просвещения в контексте отечественной культурной традиции, основанной на православном мировосприятии. Автором статьи выявлены педагогические ориентиры, определившие вектор развития русского просвещения, русской школы и русской педагогической науки в последующие века.
Заметим, что первоначальная история нашего просвещения подчас становилась предметом грубых фальсификаций со стороны западных историков и идеологических диверсий советологов, которые изображали Древнюю Русь как страну извечно отсталую, забитую, доказывая, что школа появилась лишь в XVII в. благодаря иезуитам, и утверждая, что Россия до Петра I не могла создать своего просвещения.
Нет однозначного мнения по этому вопросу и у церковных историков. Например, труды митр. Филарета (Гумилевского) и митр. Макария (Булгакова) со сходным названием «История Русской Церкви»1, работа Н. А. Лавровского «О древнерусских училищах»2, исследование С. И. Миропольского «Очерк истории церковно-приходской школы»3 обладают обильным фактическим материалом по вопросу древнерусского просвещения, подробно освещают церковноучительскую деятельность Русской Православной Церкви и подчеркивают высокий уровень образования этого периода.
Особняком стоит труд профессора Московской духовной академии Е. Е. Го-лубинского «История Русской Церкви»4, написанный им методом критической ретроспективы, работа обнаруживает множество предположений, служащих к объяснению тех или иных явлений церковной жизни домонгольского периода. Интересна глава IV 1-го тома под названием «Неудавшаяся попытка Владимира ввести у нас настоящее просвещение и наше действительное просвещение —
1 Филарет (Гумилевский), митр. История Русской Церкви // Собрание сочинений: В 5 т. Рига, 1998; Макарий (Булгаков), митр. Собрание сочинений: В 7 т. Т. 2. История Русской Церкви. М., 1995.
2 Лавровский Н. А. О древнерусских училищах. Харьков, 1854.
3 Миропольский С. И. Очерк истории церковно-приходской школы: от ее возникновения на Руси до настоящего времени. М., 2006.
4 Голубинский Е. Е. Собрание сочинений: В 3 т. История Русской Церкви. М., 1997.
грамотность», в которой церковный историк доказывает, что в монастырях, в церквах, как, впрочем, и в великокняжеских и архиерейских домах, просвещение наше состояло «в одной элементарной грамотности или одном умении читать, за которым — самопросвещение посредством чтения книг»5. Конечно, Е. Е. Голубинскому отчасти мы обязаны уточнением исторической достоверности, хотя сегодня согласиться с такой критической оценкой, игнорирующей все литературное, философское, учительное наследие Древней Руси, невозможно, особенно в свете результатов многолетних исследований А. П. Доброклонского, Д. С. Лихачева, Г. П. Федотова, А. В. Карташева и др.
Летопись повествует, что одновременно с устроением на Руси официальной Церкви, возведением церквей и определением в них священников в городах Древней Руси стали собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное. В древнерусской педагогической терминологии фразеологическая единица «обучение книжное» обозначало обучение по книгам, книжное знание, использование для обучения имеющихся к тому времени на Руси богослужебных церковнославянских книг6.
По благословению Патриарха Михаила князем Владимиром были предприняты попытки устроить в городах первые училища при церквах, «дабы разуметь книжные словесы... учить благонравию, правде и любви, началу премудрости — страху Божию, и чистоте, и смиренномудрию»7. В учителя предлагалось взять ученых византийцев.
Однако на Руси к этому времени еще не сложились необходимые образовательные традиции, ведь общая культура и любовь к просвещению даются не сразу, а копятся в народах веками и тысячелетиями. Поэтому «чадь» на «учение книжное» смотрела, как на «злые мытарства»8.
Церковный историк А. В. Карташев пишет, что набирать в науку надо было насильно, а греческая постановка школьного дела не была рассчитана на принудительность, поэтому частные греческие учителя, вызванные князем Владимиром из Византии, не имели средств, методов и охоты придерживаться в своем преподавании нормальной программы общего образования.
Альтернативы в виде государственной школы с официальными правами и единообразной обязательной программой, которая бы могла обеспечить сохранность известного уровня просвещения, не существовало.
Между тем летописи фиксируют всеобщность (всесословность) школьного обучения на Руси: «училища на утверждения веры и научение знатных, сирых и убогих»9, из чего мы можем заключить, что образование в Древней Руси давалось в совершенно иных условиях, на иных началах и иными средствами.
Центрами образования и культуры являлись в первую очередь монастыри благодаря употреблению богослужебных книг, церковному чтению и пению
5 Голубинский Е. Е. Указ. соч. С. 739.
6 Миропольский С. И. Указ. соч. С. 20.
7 Карташев А. В. Собрание сочинений: В 2 т. М., 1993. Т. 1. Очерки по истории Русской Церкви. С. 254.
8 Там же. С. 255.
9 Миропольский С. И. Указ. соч. С. 24.
(не только крупные обители, такие как Киево-Печерский монастырь, но и все провинциальные монастыри). При монастырях, согласно Студийскому уставу, принятому на Руси со второй половины XI в., функционировали «внутренние» школы для насельников, посвятивших или желающих посвятить себя «чернече-ству», где насаждалась элементарная грамотность. В школах обучали славянской грамоте, письму. Это элементарное знание составляло для духовенства профессиональную необходимость — навык церковно-богослужебной практики. Наряду с простым обучением грамоте в монастырях существовала и более высокая ступень обучения — «книжное учение». Игумены монастырей тщательно подбирали из числа молодежи наиболее способных к книжному учению монахов, которые после овладения элементарной грамотой самопросвещались посредством чтения книг.
Требования «книжного обучения», закрепленные в монастырском уставе, во многом способствовали и тому, что при обителях (самых значительных) функционировали библиотеки. Их книжный ассортимент определялся главным образом потребностями богослужения. Псалтири, служебники, часословы составляли фундамент монастырской библиотеки10.
Соглашаясь с мнением Е. Е. Голубинского, впервые применившего к первоначальной истории Русской Церкви приемы строгого историка и доказательно опровергшего точку зрения о «настоящем просвещении» на Руси, все же добавим, что наше церковное «просвещение», «самопросвещение» стояло на достаточно высоком уровне. Иллюстрацией к данному утверждению является следующий исторический факт. В 1054 г. в христианском мире произошел церковный раскол, поставивший перед пастырями задачу сохранения чистоты Православной веры на Руси. Полемика была единственным и необходимым средством диалога с католическим духовенством. Искусство полемики было трудным, для участия в спорах необходимо было глубокое знание святоотеческой литературы, основ богословия, логики, риторики, истории. Православное богословие требовало книжных знаний, овладения широким кругом церковной литературы различного характера.
Факт широкой начитанности отдельных представителей духовенства этого периода подтверждает уроженец смоленской земли монах-затворник Климент Смолятич, избранный в 1147 г. киевским митрополитом, который, по свидетельству летописи, был «таков книжник и философ, какого в русской земле не обреталось»11. Клименту Смолятичу принадлежит дошедший до нас литературный труд «Послание, написано Климентом, митрополитом рускым, Фоме про-звитеру, истолковано Афонасием мнихом», в котором он обнаруживает свой обширный культурный горизонт и специфику своих экзегетических установок в отношении библейских текстов.
Между тем, говоря о просветительском значении монастырей, ограничивать их деятельность лишь функцией «ограмотителя» и видеть в них какую-то низшую или высшую «внутреннюю школу» не следует. В условиях формирования
10 Лихачев Д. С. Избранные работы: В 3 т. Л., 1987. Т. 1. Великое наследие. С. 111.
11 Татищев В. Н. История Российская // Собрание сочинений: В 7 т. М.; Л., 1964. Т. 3. С. 171.
нового религиозного сознания, оказавшего влияние на весь уклад жизни русского общества, монастыри, образно называемые «духовное сердце Руси», становятся полюсом и совестью молодого христианского общества. Под их влиянием формируется христианский уклад и аскетический идеал русской жизни.
В монастырях, древнейших центрах духовного учительства, развивалась опытная наука, основанная на древних традициях православного Востока, замечательная своей неразрывной связью теории и практики. Вся святоотеческая премудрость изучалась здесь не столько ради теоретических богословских познаний или получения степеней и почетных должностей, но в первую очередь из стремления найти верный путь образования в себе истинного христианина. В своих стенах монастыри создавали совершенно уникальный климат воспитания и образования человека. Исследования историков показали, что наставничество опытного духовника, насельника монастыря являлось основной формой монастырского воспитания и образования. Изучая по старинным рукописным книгам вселенский опыт святых, знакомясь с примерами их многоразличных подвигов в пустынях и в мирской жизни, воспитанники получали одновременно совет и навык правильной христианской жизни от стоящего рядом духовного наставника. Ученики-послушники постепенно нравственно возрастали.
Монастырь был в первую очередь школой духовного возрастания, причем не только самих монахов-насельников или желающих ими стать, но и всего православного народа в целом. Он был школой-храмом, где просвещалась вся не читавшая, «бескнижная» народная масса. Единственным училищем безграмотной массы был храм с совершавшимися в нем церковными службами, а в более широком смысле — с совершавшейся в нем церковной жизнью.
Монастырь имел огромное нравственное влияние на русское общество. Помимо храма люди искали себе научения в вере и преимущественно нравственности христианской у тех книжных людей, монахов, которые обладали даром учительства, посвящали себя учительным беседам с народом. Такого учительства, конечно, было недостаточно, но более достаточного не было.
Для всего православного мира большое значение имеет духовное наследие выдающегося учителя Русской Православной Церкви прп. Авраамия Смоленского. Духовное учение, учительство, наставничество, проходящие через все его полувековое подвижническое служение, являются главным смыслом его деятельности, результатом которой становится духовно-нравственное воспитание народа. Житие отмечает, что прп. Авраамий провел в Селищенской обители около 30 лет. Известно также, что в период с 1197 по 1214 г. Авраамий был рукоположен в иеродиаконы, а после 1214 г. — в иеромонахи. Вскоре после рукоположения прп. Авраамий был назначен духовником обители.
В работе с братией монастыря раскрывается его главный дар — власть слова, а именно способность к просветительству12. Его педагогическая деятельность выражалась в желании передать своим ученикам то, что он сам узнал из книжного слова.
В летописях и житиях запечатлено множество подобных примеров. Около Феодосия, Никона, Нестора, иноков Печерских, Авраамия Смоленского, других
12 Филарет (Гумилевский), митр. Указ. соч. С. 169.
русских мыслителей, интеллектуалов своего времени собираются собеседники и «совопросники», совместно дискутирующие по вопросам познания «пользы душевной», ищущие пути человека в этом мире13.
С темой монастырского просвещения теснейшим образом связана и тема науки. Довольно трудно говорить о каком бы то ни было вкладе монастырей в развитие естественных знаний в связи с отсутствием достоверной информации, но их вклад в гуманитарную, в частности в историческую (летописание), философскую, педагогическую (поучение, житие, слово), географическую (хождения), науку вполне очевиден.
Вся русская книжная мудрость шла из монастырей. Знаменитая КиевоПечерская обитель уже в XI в. являлась крупным центром книжности и просвещения. Причем, исходя из имеющихся письменных источников, заметим, что Русь, безусловно испытывавшая византийское влияние, уже на начальном этапе, не отрываясь от общего духовного наследия христианского мира, шла своей собственной дорогой, о чем красноречиво свидетельствуют труды мыслителей митр. Иллариона, Климента Смолятича, прп. Авраамия Смоленского, Кирилла Туровского, Иакова Мниха и др.
Русь всегда отличала способность принять и творчески переработать, внести свой смысл в ценности, усвоенные у других народов. Вся мысль Древней Руси антропологична, для нее всегда был характерен акцент не столько на познание мира, как у византийцев, сколько на постижение законов нравственной жизни. Примером может служить произведение митр. Иллариона (годы митро-политства — 1051-1054) «Молитва», освещающее понимание судьбы человека в сложный период построения новой государственности, развития новой религии, в период изменения уклада жизни и быта Руси. Митр. Илларион пишет о бренности и несовершенстве человеческого существования. Текст показывает восприятие человека как существа «реального», «земного», с обычными делами и проблемами, недавно принявшего крещение, которому трудно подниматься до духовных высот. Вся надежда у митр. Иллариона на милость и человеколюбие Всевышнего: «Ведь Ты Бог, и мы люди Твои, Твоя часть»14.
Следует заметить, что в условиях недавней христианизации, когда новая вера еще только воспринимается, ее заповеди кажутся трудновыполнимыми, и для этого требуются время и усилия. Подобные произведения могут рассматриваться в прямом смысле как первичная учительная литература.
К разряду педагогических произведений можно отнести и «Слово» игумена Киево-Печерской обители прп. Феодосия Печерского. «Если скажет тебе спорящий: “И ту, и эту веру Бог дал”, то отвечай ему так: “Ты кривоверный... не слышал ли, окаянный, развращенный злой верой, что говорится в Писании: един Бог, едина вера, едина крещение!”» И здесь же: «Подавай милостыню не только единоверцам, но и чужим. Если увидишь раздетого или голодного. или одержимого какой-либо другой бедой. всякого помилуй и от
13 Налётова Н. Ю. Духовное образование на территории Смоленской епархии в дореволюционный период: Монография. Смоленск, 2008. С. 44.
14 Илларион, митр. Слово о Законе и Благодати. Молитва. М., 1994. С. 36.
беды избавь»15. «Слово» подтверждает по-христиански «человеколюбивое» содержание древнерусского просвещения.
Аналогичным было и содержание русского летописания. «Повесть временных лет» монаха Киево-Печерской обители Нестора, Псковская, Новгородская, Лаврентьевская, Никоновская, Ипатьевская летописи, объективно отражая широкий круг философских, политических и социальных проблем, носят учительный характер. Ретроспективно описывая события, они показывали следствия междоусобных конфликтов, говорили о добре и зле, вере и неверии, анализировали события в контексте христианских ценностей.
И наконец, агиографическая (житийная) литература позволяла в чертах русской святости синтезировать и показать христианский воспитательный идеал. Цель житийной литературы, по мнению В. О. Ключевского, в том, чтобы «наглядно на отдельном существовании показать, что все, чего требует от нас заповедь, не только исполнимо, но не раз и исполнялось, стало быть, обязательно для совести, ибо из всех требований добра для совести необязательно только невозможное»16.
Из житийной литературы того времени можно назвать «Житие Феодосия Печерского», «Житие Авраамия Смоленского», «Житие Бориса и Глеба», «Патерики» (сборники житий, подвижников того или иного монастыря, появление которых относят к началу XIII в.), которые не только знакомили с жизнью святых, но и на их примере воспитывали нравственные качества: целомудрие, смирение, терпение, милосердие, нестяжательность, трудолюбие и т. д. Заметим, что для простых русских людей, не привыкших к отвлеченному мышлению (такое мышление остается уделом элиты — тонкого слоя нарождающейся церковной и государственной интеллигенции, как то: митр. Илларион, Климент Смолятич, прп. Авраамий Смоленский, Кирилл Туровский и др.), близкие национальные образцы добродетелей служили нравственно-воспитательными уроками. Образы неповинных страстотерпцев Бориса и Глеба, «положивших свою душу ради мира общественного», не раз удерживали княжескую власть от междоусобной вражды и кровопролитий. В образце монастырской добродетельной жизни игумена Феодосия Киево-Печерского народом была усмотрена вся полнота христианской святости, тем более что другого готового идеала, который бы служил дополнением к идеалу монастырскому, в русском обществе не существовало.
Итак, подводя итоги нашему исследованию, сделаем следующие выводы:
• церковное просвещение в Древней Руси было не только повсеместным, но и всеобщим;
• учительство являлось прерогативой духовенства;
• отстаивая приоритет духовного над биосоциальным, Церковь видит свою педагогическую задачу в спасении личности через освящение и преображение ее эмпирического естества. Данная концепция духовного воспитания личности в условиях Древней Руси имела достаточно целостный и непротиворечивый характер, позволявший Церкви реализовывать наряду
15 Цит. по: Скурат К. Е. Православные основы культуры в памятниках литературы Древней Руси. М., 2003. С. 112.
16 Ключевский В. О. Сочинения: В 9 т. М., 1989. Т. 7. Курс русской истории. С. 171.
с собственно воспитательными также цели и задачи образовательной деятельности;
• как субъект педагогической деятельности Церковь для достижения поставленной цели христианского просвещения использовала всю совокупность воспитательных средств (молитва, богослужение, таинства);
• христианские идеи действенной любви, служения и милосердия являлись определяющими ориентирами национального образования и воспитания.
Ключевые слова: история образования, православные культурные и образовательные традиции, церковное просвещение в Древней Руси.
National Representations of Pedagogical Ideas: Church Education in Early Russia
Natalia Y. Nalyotova
The article analyses early Russian education as part of domestic cultural tradition based on Orthodox world outlook. The author indicates pedagogical landmarks which defined the direction of development of Russian education, Russian school and Russian pedagogical scholarship in later centuries.
Keywords: history of education, Orthodox cultural and educational traditions, Church education in Early Russia.
