CC BY
195
□ □
УДК 651.926 : 82.035
Л.А. Бондаренко
НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНАЯ СПЕЦИФИКА И ПЕРЕВОД
В настоящей статье с точки зрения перевода анализируются факты якутской культуры в сравнении с фактами русской и французской культур. Автор пытается объяснить некоторые переводческие решения, демонстрирующие как удачи, так и неудачи при переводе якутского эпоса «Нюргун Боотур Стремительный». Также в статье рассмотривается проблема передачи национального колорита.
Проблема связи языка и культуры всегда представляла и представляет большой интерес для теории и практики художественного перевода, так как передача национально-культурной специфики произведения является всегда для переводчика очень сложной задачей. Это не только перевод реалий, являющихся наиболее «национально» окрашенной лексикой, но и слов, обычных, на первый взгляд, не обладающих ярко выраженным национальным характером.
Очень часто оказывается, что при восприятии перевода читателями «исходная культурная информация, заключенная в тексте оригинала, частично заменяется новой информацией. Объем исходной информации при этом не всегда получается равным объему информации, получившейся в переводе» [1], а иногда и противоположным по смыслу. Их сопоставление предполагает сопоставление культур: культуры исходного языка и культуры языка перевода. В статье будут рассматриваться значения слов якутского языка как исходного, русского и французского
- как языков перевода и одновременно явления якутской, русской и французской культур. Примеры взяты из олон-хо «Нюргун Боотур Стремительный» [2] и его переводов на русский [2] и французский языки [3].
Известно, что строительная традиция различных культур достаточно сильно отличается друг от друга: якутский бала±ан, русская изба, французский та1БОп а pignon, немецкий РасИ^екИаш обладают специфичными чертами. Когда в произведении речь идет о реалиях материального быта, специфичных для определенного народа или страны, их передача составляет особую трудность при переводе. Это связано с тем, что «по частоте употребления, по роли в языке или по своему бытовому характеру слова, служащие названием таких реалий, не имеют терминологической окраски; они не контрастируют даже с самым «обыденным» контекстом в подлиннике, не выделяются в нем стилистически, являясь привычными для языка подлинника» [4].
При планировке якутского жилища достаточно строго соблюдался не только хозяйственно-функциональный принцип, но и социально-бытовой: южная (правая) при-
надлежала мужской половине семьи и почетным гостям, северная часть (левая) отводилась женщинам и была отделена от основного пространства дома дощатой перегородкой. Эта отгороженная часть дома называлась хаппах-чы. Известный этнограф В. Л. Серошевский писал, что “якутские девушки и женщины жили очень замкнутой жизнью по сравнению с мужчинами. Их царство - дом и даже только одна его половина, половина - левая, куда они прятались при появлении чужого мужчины и откуда его высматривали сквозь щели толстой перегородки” [5].
В начале 3 главы, которая называется «Нюргун становится богатырем», вкратце рассказывается о детстве Нюр -гуна и его младшей сестры. В частности, ей посвящено лишь 4 строки, из которых явствует, что девушка вела уединенный образ жизни:
«Ёиип ё^\\уббу ё3порарТу, аиёибоаабба аиаи! й\а, баёёааТ аеуёе баёи'шша ТёТбТб ёиип аоТёёа» (Оросин, 1948).
«Девушка жила себе (в чулане), не показываясь солнечному небу, не выглядывая в облачную погоду, не оборачиваясь лицом на чистое небо» (Эргис, 1948).
«Elle vivait seule dans son mduit, nepmsentaitpas son visage au ciel solaire, elle ne jetait pas un oeil aux nuages, ne tournait pas son visage vers le ciel pur» (Karro, 1994).
В оригинале не упоминается место, где жила девушка и не дается никаких подробных пояснений относительно планировки жилища, т.к. изначально эти сведения якутскому читателю уже известны. В русском варианте переводчик в скобках указывает, что девушка жила в чулане. Для человека, знакомого с русской культурой, чулан представляет собой маленькое подсобное помещение, не предназначенное для жилья. В нем обыкновенно хранят разный ненужный хлам, зимние вещи или съестные припасы.
Во французской фразе лексема reduit уже не имеет скобок:
«Elle vivait seule dans son reduit...».
В Толковом словаре французского языка reduit определяется как:
1) уединенная маленькая комнатка, каморка;
2) темное, без окон тесное помещение;
3) укромный уголок (ниша) [6].
Именно первое значение (уединенная маленькая комнатка) слова reduit отвечает содержанию этой фразы, так как речь идет о небольшой комнатке, отгороженной от остального пространства балагана легкой дощатой стеной.
Второе значение слова reduit совпадает со значением русского слова чулан, что является неприемлемым по отношению к смыслу фразы.
Автор русского перевода передал эту реалию с помощью аналога, вследствие чего акцент падает только на одну часть культурной информации: обособленное небольшое помещение. Но оно воспринимается уже как нечто, свойственное именно русской культуре. При переводе с якутского на русский язык произошла невольная культурная адаптация, так как описание внутреннего пространства якутского жилища соответствует, скорее, русской культуре, чем якутской.
При передаче внутренней организации балагана авторы русского и французского переводов пользовались, в основном, приемом аналога. Как известно, обязательным условием употребления аналога является совпадение с исходным словом в той части информации, которая несет семантический акцент в тексте оригинала. Наиболее обычным является совпадение какого-либо уровня культурной обусловленности и смещение на других уровнях. Так, например, лексические единицы орон - лавка, нары - lit, couche частично совпадают на уровне функционирования реалий, но расходятся на уровне формы реалий (разный внешний вид). Единицы содержат общую часть понятия
- «то, на чем спят». Но иногда переводчик, применяя прием аналога, допускает смысловые ошибки, так как при «замене» одного предмета другим не происходит даже частичного совпадения. В результате ситуация становится непонятной читателю и интерпретируется по-другому.
В данном отрывке описывается обряд встречи почетного гостя:
"0Т±бп оТёаббаб oyheeT обоаТ, аеубу ёуаёиу\, айеуё аиа\, аапои2 т6тт2т аапбааб-абаббааб 1а±ат пиёаи оебеебеТ. £ёа3б бббаТ аеубаеёуб. Тё рбарауб ааба\ абТб абёабийаб па±а "аббёап" аи\а ТёТбТ орпоу. Оеоебеё ТбТТ пубееоу. Оа^иаибии орпоу — Т\б ПТоТобТ аТ6Т±ТорТуТ ТёрТ ТёТбаТ" (Оросин, 1948).
“Девять парней ... поддержали повод, постлали подстилку, открыли дверь, поднесли сиденье, на первой науе усадили на шкуру белой лошади, снятой стела вместе с головой и ногами. Нюргун сел на эту лавку возвышаясь, словно высокий курган. Лавка из жердей затрещала под ним, он подпер ее икрами своих ног ” (Эргис, 1948).
“Neuf gars ... tenaient les rennes, tendaient sa couche, ouvraient la porte, soutenaient le siuge. Sur la premiere litiure ils lefirent asseoir, lapeau d’un cheval blanc la tendaient. Le corps, la tKte et les jambes y titaient encore visibles. Niourgoun s’assit sur cette litiure oщ ils’tilevait comme un haut kurgan. Les perches de la litiure craquaient sous son
poids, ses mollets les maintenaient en equilibre” (Karro, 1994).
Слово орон в Словаре якутского языка Э.К. Пекарского определяется следующим образом:
1) лавки вдоль стены юрты, заменяющие скамьи и кровати;
2) постель или отделение на лавках; спальная лавка (причем в начале словарной статьи дается пометка о том, что орон ошибочно переводят словом нары) [7].
Теперь рассмотрим, какое значение слову лавка дает Словарь русского языка: в старом русском жилище и крестьянской избе широкая доска для сиденья и лежания, укрепленная неподвижно вдоль стены [8]. Денотаты слов лавка и орон полностью совпадают: в обоих случаях это широкая доска, имеющая многофункциональное использование (спать, сидеть, ставить посуду).
В качестве эквивалента для лексем орон - лавка в этом отрывке взята лексема litiure, которая в Толковом словаре французского языка имеет следующие значения:
1) крытые носилки;
2) солома, сухие листья в конюшне или хлеву, служащие подстилкой для животного [6] .
Как мы видим, значения лексем орон и лавка не совпадают ни с одним из значений слова litiure. Вероятно, французский переводчик имел в виду носилки, так как в русском тексте можно было бы интерпретировать ситуацию следующим образом: молодые люди встречают с почетом богатыря, подносят сиденье, сажают на него, вносят в дом и кладут на лавку.
Если попытаться сделать обратный перевод французской фразы, то получится следующее:
“Девять парней ... поддерживали повод, стлали подстилку, открывали дверь, подносили носилки. Они посадили его на первые носилки, шкура белой лошади их покрывала. Можно еще былоувидеть голову, тело и ноги лошади. Нюргун сел на эти носилки, возвышаясь, словно высокий курган. Доски носилок затрещали под его весом, икрами он поддерживал их в равновесии ”.
Перевод слова орон как litiure является неприемлемым, так как речь уже идет о другом предмете, и описанная ситуация становится непонятной читателю и одновременно не свойственной якутской культуре.
Достаточно часто в переводах примечания переводчика не дают всей культурной информации, семантический акцент падает только на какую-то ее определенную часть. Так, в сноске к переводу олонхо «Нюргун Боотур Стремительный» вводится следующее пояснение слову ааёа±аТ: balagan - demeure en bois, de forme piramidale. Комментарий поясняет слово, но тем не менее не раскрывает важную часть данной культурной информации: жилище построено из вертикально поставленных бревен и предназначено для постоянного проживания. Мы обращаем внимание на эту информацию, так как в том же самом произведении применительно к этой лексеме можно найти уже внутритекстовое пояснение культурной информации.
U 27
«Тё ор'у\ ааба\, рп озарё ёрТ аёуёё зоорТуТ бТёТ-ббё6аа6а±Ulа ыааб абёабийаб па±а аёааиаб ааёа±а\ абТёа орпоу...» (Оросин, 1948).
«И вот, спустившись (Мелеют Беге), едва трижды повертелся по ходу солнца, как появился широкий дом - балаган величиной с круглый большой холм» (Эргис, 1948).
«A peine descendu, MMlsjut Bлgл tourna trois fois selon la marche du soleil et une maison d’utti (balagan) apparut telle une colline ronde» (Karro, 1994).
Переведем французскую фразу:
Едва спустившись, Мелъсют Беге повернулся трижды по ходу солнца, и появился летний дом величиной с круглый большой холм.
Что же обусловило в данном случае выбор переводчика?
В Словаре русского языка [8] балаган определяется как временная легкая, обычно дощатая постройка для различных надобностей (для торговли, жилья, склада и т.д.). В значении этого слова присутствует сема «непрочности», «ветхости» и «недолговечности».
Если говорить об этимологии этого слова, оно произошло от персидского balahand и означало балкон. По всей вероятности, как утверждал В.Л. Серошевский, в Якутию слово балаган было занесено в XVII веке русскими. Постепенно утратив первоначальное значение, оно стало обозначать тип постройки, предназначенной для постоянного проживания. Французский переводчик, воспользовавшись значением именно русского слова «балаган» и не усмотрев национальной специфики якутского слова бала±ан, предположил, что это временная постройка, в результате чего и появился перевод la vaste maison d^W (летний дом).
Рассматривая национально-культурную специфику оригинала как особый характер национальной культурной информации, хотелось бы еще остановиться на таком сложном случае приравнивания культурной информации, как передача культурно-коннотативной лексики.
В якутской культуре сэргэ является одним из основополагающих элементов. Алтан сэргэ - коновязный столб (или коновязь) - имел не столько хозяйственное, сколько ритуальное значение, так как символизировал собой образ мирового дерева Аал - Луук - Мае, связывающего Верхний, Средний и Нижний миры. Сэргэ составляли необходимую принадлежность каждого дома (двора). Обычно их устанавливали перед входом в дом с восточной стороны навстречу солнцу.
«0Т±бп омоТб±ТёТТб оТёТТ аап пубау б2бТ зоорауб ао пиёаи оТ2 оТ'Т±ТТб обббТбб аибабТио ёббабё «ёаТ» аи\а орпоу» (Оросин, 1948).
«Конь - лошадь остановился, словно вбитый кол, на правой стороне девяти узорных коновязей» (Эргис, 1948).
«Son noble coursier nefit plus unpas. Il utait comme un pieu plantti au sol, du cotti droit des neuf piquets ornus» (Karro, 1994).
Якутское слово сэргэ не имеет эквивалента в русской и, конечно, во французской культурах, и переводчики заменяют его другим, которое значительно отличается от якутского - коновязь и piquet (кол, колышек). В русском переводе еще как-то определена его функциональная роль (коновязный столб), во французском - это просто кол или столб, украшенный орнаментом.
Если учесть, что коновязный столб - сэргэ, отличавшийся своей массивностью, достигал в высоту 3 метров, а в диаметре доходил до полуметра, то подобный перевод лишается не только стилистической окраски. Происходит нарушение исходной культурной информации, поэтому образная информация подлинника не передается, поскольку в переводе речь идет о другом «архитектурном» облике объекта.
Про калькировании исходная культурная информация может стать непонятной читателю, либо могут появиться существенные искажения или паразитарная информация, отличная от сходной. Рассмотрим одну из калек, получившихся в результате перевода на французский язык выражения чыстай толон (пречистая долина) в следующей фразе:
«Аиабоаб аапоаа\ рбр2 ё3]рп ёёбёёёуп бпобТ збр пррбуТ 6а±uп6а аа, ^ишРаё оТёТТТбТ бааа ТооТобааб ёёёбуТ обёаТ оббаа...» (Оросин, 1948).
«...Женщина поднялась по серебряной лестнице, вышла из дома и пошла в чистую долину, встала посреди пречистой долины...» (Эргис, 1948).
«Elle dit cela, gravit l’escalier d’argent, sortit de la demeure, se dressa au milieu de la vallue trus pure...» (Karro, 1994).
Сама лексема толон уже переводится как широкое, круглое открытое поле, обширное место, т.е. имеет сему «большого открытого места в пространстве». Прилагательное чыстай (чистый в значении большой, протяженный) в принципе является излишним, так как это значение присутствует в существительном. Вероятно, оно образовано по принципу русского словосочетания чистое поле, широко употребляемого в эпических произведениях.
В русском переводе это словосочетание несколько видоизменено -пречистая долина, но суть остается той же. Россия, как и Якутия, всегда славилась своими бескрайними просторами, огромными, до сих пор не освоенными территориями. Отсюда и множество выражений и слов - полюшко, раздолье, просторы, степь да степь кругом и т.д.
Для французского читателя выражение «la valltie trus pure» покажется, вероятно, странным, так как сложно понять, что означает «чистая долина (поле)». Такого выражения во французском языке нет вследствие достаточно малой и густо заселенной территории, где равнинные местности уже давно окультурены. Переводчик использовал способ калькирования, попытавшись передать даже значение приставки пре- в слове пречистая. В итоге получилось не совсем понятное выражение la valltie trus pure, которое можно перевести как очень чистая долина.
Автор французского перевода использовал способ калькирования, что привело к искажению информации и потере стилистической нагрузки текста.
Для решения проблемы сохранения национального своеобразия оригинала в языке перевода переводчики использовали весь комплекс приемов передачи реалий, среди которых чаще всего применялись приблизительный перевод и генерализация. Поэтому проблема передачи национально-культурного колорита решена только отчасти.
Известно, что французский язык в отличие от русского и тем более от якутского, являющегося более экспрессивным языком, предпочитает использовать общие, абстрактные слова, в результате переводной текст оказывается менее экспрессивным.
Данный вывод получает свое подтверждение в описании жилищ абаасы - чудовищ Нижнего мира.
«ЁуТ пбТббТа ёуоёо Тбаббоа аТёабёа\ тзбпзг баТпаа-оа±ша...» (Оросин,1948).
«Его [абаасы] обиталище, широкое жилище, волнуясь, сотрясалось...» (Эргис, 1948).
«Son immense demeure, cette large maison fut agitUe secouUe» (Karro, 1994).
При описании жилищ чудовищ в оригинале используются такие слова, как ордуу или уора±ай. Эти слова в героическом эпосе имеют негативную окраску и всегда употребляюся в значении - логово чудовища.
Поскольку жители Нижнего мира традиционно считались врагами айыы аймага - обитателей Среднего мира, обязательно подчеркивались детали, соответствующие отрицательной характеристике героев: жители Нижнего мира - уродливые (многорукие, одноглазые), одежда и обувь сшита из шкуры пестрой собаки и т.д. Их жилище, обязательно ледяное или каменное, по форме напоминает курган и имеет вместо двери отверстие на вершине, похожее на нору. Дом чудовища в якутском эпосе является живым существом и выглядит так же уродливо, как и его хозяин. Поэтому его называют логовом, а не домом. Лексема «логово» сразу вызывает определенную картину и создает соответствующий настрой в произведении, а также коррелирует со словом «чудовище». Таким образом, все, что каким-либо образом связано с обитателями Подземного мира, получает негативную характеристику.
Русский и французский переводчики прибегают к использованию нейтральных слов (жилище и обиталище, demeure и maison), которые не несут столь явно выражен-
ного национального колорита. Перед читателями в обоих вариантах предстает обычная картина дома (жилища), образ которого лишается отрицательной коннотации и экспрессивности.
Из вышесказанного можно сделать следующие выводы:
1. Обусловленность лексики национальной культурой проявляется на различных уровнях, вызывая большие расхождения сопоставляемых слов трех языков.
2. Попытки сохранить национальное своеобразие оригинала во многих случаях приводят к образованию смысловых нарушений различной глубины, которые вызваны влиянием переводящей культуры и стремлением адаптировать в ней элементы другой культуры.
3. Национально-культурный колорит фольклорного произведения стирается вследствие наиболее частого использования таких способов передачи реалий, как приблизительный перевод и генерализация
Приводимые в статье примеры ни в коем случае не свидетельствуют о том, что передача национально-культурной специфики на другой язык в художественном переводе невозможна. Наоборот, эта проблема в последнее время привлекает большое внимание лингвистов. Многочисленные переводческие исследования способствуют как описанию уникальности и многообразия языков и культур, так и дальнейшему развитию межъязыковой и межкультурной коммуникации.
Литература
1. Микулина Л.Т. Национальное своеобразие русской «кон-нотативной « лексики // Из опыта созданий лингвострановедческих пособий. М.: Изд-во Московского университета, 1977. С. 74-82.
2. Нюргун Боотур Стремительный // Текст К.Г. Оросина / Ред. текста, перевод, вст. ст., комментарии Г.К. Эргиса. Якутск, 1947. 407 с.
3. Karro Y. Niourgoun le Yakoute, guerrier cffleste. Les guerriers cfflestes du pays yakoute-saxa. Paris, Gallimard, 1994. 111 p.
4. Федоров A.B. Основы общей теории перевода. М.: Фило-логия-три, 2002. 415 с.
5. Серошевский В.Л. Якуты. Опыт этнографического исследования. М., 1993. С. 556.
6. Petit Robert. Paris, 1997. 2553 с.
7. Толковый словарь якутского языка: В 3 томах / Сост. Пекарский Э.К. М., 1958
8. Толковый словарь русского языка / Сост. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. М., 1997. 944 с.
L.A. Bondarenko
National and cultural specifics and translation
The paper «National and cultural specifics and translation» presents a contrastive investigation of facts of Yakutian, Russian and French cultures from the point of view of translation. The author tries to explain several decisions of interpreters of the Yakutian epos «Nyurgun Bootur Stremitelnyi». The problem of interpretation of national and cultural colour of the folklore work is also considered.
J J J
U 29
