CC BY
260Дробижева Л.М.
НАЦИОНАЛЬНО-ГРАЖДАНСКАЯ И ЭТНИЧЕСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ: ПРОБЛЕМЫ ПОЗИТИВНОЙ СОВМЕСТИМОСТИ
Дискуссии вокруг идентичности россиян идут на междисциплинарном уровне и сосредотачиваются в основном на двух направлениях: ее содержании — нормах, ценностях, установках, ориентациях граждан страны и соотношении с другими идентичностями, прежде всего, этнической и региональной. Одни авторы стремятся обратить наше внимание на проблемные стороны в идентичности российских граждан [2]. Другие, интерпретируя ее как противоречивую, сосредотачиваются на выявлении ее негативных и положительных проявлений в историко-культурном контексте [4; 6].
В данной статье делается попытка совместить эти направления, сфокусировав внимание на проблемах позитивной совместимости на-ционально-гражданской и этнической идентичности. На этот предмет нам уже приходилось высказываться, используя данные по республикам Российской Федерации [5]. Позднее были опубликованы результаты российско-польского исследования, в котором рассматривались идентичности в страновом измерении [3], и мониторингового исследования ИКСИ РАН в 1998-2004 гг. «Российская идентичность в условиях трансформации» (М., 2005); книги, представившие ряд общероссийских и региональных исследований по идентичностям и ряд трендов на постсоветском пространстве [1; 8]. Есть основания вновь обратиться к рассмотрению ряда проблем, поставленных жизнью и интерпретируемых в исследованиях.
В социально-гуманитарных науках мало кто не согласится с тем, что современное общество — это пространство постоянно изменяющихся идентичностей. И все же в разных концах мира не снижается интерес к обсуждению проблем идентичностей.
В Северной Америке, как пишет Ф. Фукуяма, многие гордятся плюрализмом и мультикультурализмом. При этом «существование национальной (имеется ввиду политическая — государственная, гражданская — Л.Д.) идентичности во всех современных либеральных демократических государствах является неоспоримым фактом, хотя доминантность ее стала обсуждаться после террористических актов 11 сентября» [16]. Создание Европейского Союза стимулировало коне-
труирование европейской идентичности. Но, как пишет Ф. Фукуяма, «европейская идентичность все еще во многом остается порождением разума, а не чувства ... европейские национальные идентичности не исчезли ... По сравнению с Америкой, национальные идентичности в Европе в большей степени основаны на этнической принадлежности». Хотя в европейских странах выражают приверженность идее политического гражданства, как и в США, «этническое происхождение все еще имеет серьезное значение».
Таким образом, проблема совместимости национально-государственной и этнической идентичности, их динамика актуальна не только в России. Особая важность ее для нашей страны связана с переживаемым историческим этапом.
Современная Россия находится в состоянии преодоления последствий перехода от советской эпохи к демократическому транзиту и от переходного времени к определению своего пути и места в мировом сообществе. Выбор идет по политическому, экономическому, с соответствующими последствиями в социальной структуре, и идеологическому вектору, в соответствии с которым выстраивается пространство меняющихся идентичностей и солидарностей, их ценностно-нормативный и коммуникационный потенциал.
Начало XXI века стало временем достаточно активного нациостро-ительства. В дискурсе руководства страны это проявляется достаточно очевидно. Заметным и замечаемым стало употребление в публичном пространстве и прежде всего в выступлениях Президента РФ понятия нации не в этнокультурном значении, а в смысле государственной, гражданской общности — политической нации. В таком значении понятие нации и производное от него определение «национальный» (доход, интересы и т.д.) в Посланиях Президента РФ Федеральному собранию в 2000 г. употреблялось 10 раз, в 2007 г. — 18 раз1, в Послании 2005 г. 5 раз употреблялось само понятие нации в значении государственной общности. Оно находит выражение через такие определения, как «российская нация», «граждане России», «мы как нация», «мы — народ России», «единый народ России» [10; 11].
На встрече по вопросам межнациональных и межконфессиональных отношений 5 февраля 2004 г. Президент РФ сказал: «Сегодня мы имеем все основания говорить о российском народе как о единой нации. Есть, на мой взгляд, нечто такое, что нас объединяет... Представители самых разных этносов и религий в России ощущают себя действительно единым народом»2.
1 Подсчеты с помощью поисковой функции в программе Microsoft Word (Ctrl+F).
2 http://www.kremHn.ru/appears/2004/02/05/2116_type63374type63378_60337.shtmL
В публичном пространстве нашло отзвук выступление одного из идеологов президентского окружения В.Ю. Суркова перед слушателями Центра партийной учебы и подготовке кадров ВПП «Единая Россия» 7 февраля 2006 г., где он говорил: «России не хватает национальной идеологии и элиты, которая бы разделяла эту идеологию... Мы — нация, привыкшая к государственности... Государство — это способ самоорганизации общества» [15]. Конструкт раскрывается образом общества, «при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно российской нацией во всем ее многообразии и целостности ради достижения материального благосостояния, свободы и справедливости всеми гражданами, социальными группами и народами, ее образующими» [14]. В. Сурков не скрывает, что идет «информационная борьба», «борьба за умы». «Вопросы самообразования, вопросы терминов, вопросы производства образов — это признак действующей нации». Нужно самим производить «образы и смыслы» и «... у нас должна быть своя версия политического языка. Иначе мы обречены на то, как говорится, «кто не говорит, тот слушает». А тот, кто слушает, тот слушается» [13].
Практически впервые за постсоветский период власть рационализирует нациостроительство, определяет силы, на которые должно опереться, чтобы «создать образ будущего России и начать осознанно и целенаправленно создавать будущее» — это «национальная буржуазия, военные, средний класс и их духовные и политические представители» [7].
Но, как хорошо известно и социологам, и политологам, для того, чтобы довести идеи, смыслы до массового восприятия, надо распространять их, учитывая «здравый смысл», то есть через такие образы, высказывания, которые могут быть поддержаны теми, на кого они рассчитаны, создавая впечатления, будто они и сами так думают [9, с. 74]. И надо сказать, что и Президент РФ, и его ближайшее окружение не только учитывали это в высказываниях, но и предпринимали очевидные усилия для формирования образа России, идентичности россиян через эффективные каналы (СМИ, образование, подготовка «Наших» и др.). Реализация этих усилий была различной. Сама постановка проблемы российской идентичности, настоящего и будущего нации — актуальна и находила освещение и в прессе, и на научных форумах*. И там, и там высказывались и здравые оценки, и были очевидные переборы.
3 См., например, обсуждение выступления В. Суркова на Крутом столе «Суверенное государство в условиях глобализации: демократия и национальная идентичность» //http://www.edinros.ru/news. РЛтМ=115122; Дубин Б.В. Конструкция власти и репродукция власти: механизмы забывания и повторения, Зудин А. Ю. Традиционализация и укоренение политических инноваций: к постановке проблемы, Зверева Г.И. Повторение пройденного? Специфика дискурса политической власти в современной России // Пути России: преемственность и прерывистость общественного развития. М., 2007.
В этой ситуации, естественно, важно проанализировать массовое общественное сознание. Ведь не только этническая идентичность, но и идентичность политической нации может быть как нормальной, позитивной, так и гиперболизированной, болезненной. Об этом, в связи с рассуждением о национализме, писал М. Линд. О наложении этнической и гражданской модели национализма и даже возможности со временем изменения их значения на примере Франции и Германии писал в 1990-е гг. и Р. Брубейкер [17, р. 9-11]. В связи с этим встает вопрос о смысловой нагрузке каждой из анализируемых идентичностей4. Мы продолжаем его обсуждать на новом материале в меняющемся социально-политическом контексте.
Все граждане Российской Федерации переживали переосмысление, в какой стране они живут с ее новыми территориальными очертаниями, этническим составом населения, политическим устройством, рождающимися и отмирающими ценностями, изменяющейся социальной стратификацей. Скорости и масштабы осознания трансформационных изменений, встраивание в новую систему отношений, освоение новых смыслов и значений были разными. И это определяло то многообразие жизненного мира, в котором происходила, с одной стороны, индивидуализация идентичностей людей, а с другой, —росла потребность в пространстве, где тебя понимают и разделяют какие-то интересы, важность больших, воображаемых (с точки зрения представляемых людьми) сообществ — политической нации, государственного, гражданского сообщества, республиканского, областного, этнического сообщества. Прошедшие с 1991 г. 15 лет — срок исторически небольшой, но не случайно социологи во всем мире выделяют один тренд — время сжимается, а пространство фрагментируется. За истекшее время существования новой России ныне живущее поколение пережило период последствии распада СССР и взрывов этничности, деятельности национальных движений, суверенизации в республиках, сепаратизма регионов, и затем укрепление вертикали власти, переосмысление демократизации первого этапа трансформации. Это было время кардинальных социальных изменений—формирования новых социальных слоев, новых стилей жизни, ценностей, ориентаций в экономической и социально-культурной сферах, смены политического устройства общества.
В жизни разных людей, субъектов Российской Федерации одни изменения воспринимались как позитивные, иные как деструктивные, и при этом они накладывались друг на друга, образуя сложные конфигурации, неоднозначно воспринимаемые в Центре, и отличающиеся регионах,
4 06 этом нам уже приходилось высказываться. См. Дробижева Л.М. Государственная и этни-
ческая идентичность: выбор и подвижность// Гражданские,этнические и религиозные идентичности в современной России. Отв. ред. B.C. Магун. М., 2006.
в городской и сельской среде, в разных поколениях. Мы постараемся показать, как эти изменения, отразились на самосознании людей, их идентичности.
Понятие государственно-гражданской или национально-граждан-ской идентичности, достаточно новое для нашей публичной сферы, да и российской научной литературы. Новое, потому что исторически сложилось в России понимание нации как этнокультурной общности. И только в постсоветское время стали употребляться такие понятия, как государственная идентичность, россияне, российская идентичность. Был поставлен вопрос5, а затем в политический и научный лексикон вошло понимание нации как граждан государства, как это происходит во Франции, Великобритании, США. За этими инициативами был политический смысл.
Если под нацией понимается государственная общность, то снимется или во всяком случае подрывается в законодательном пространстве право наций как этнокультурных, этнических образований на самоопределение вплоть до образования самостоятельного суверенного государства. Право на суверенитет в таком случае закрепляется за государственной (российской) общностью. Отсюда акцент в дискурсе власти на политическую нацию.
Мы не случайно обращаемся именно к этому понятию — нацио-нально-гражданская идентичность, которое включает не только лояльность государству, но и отождествление себя с гражданами страны, представления об этом сообществе, ответственность за судьбу страны и переживаемые людьми в связи с этим чувства (гордость, обида, разочарование, пессимизм или энтузиазм). Также, как и в республиканской, локальной, этнической идентичности здесь присутствуют когнитивные, эмоциональные и регулятивные элементы (готовность к действию во имя этих представлений и переживаний).
Политические, социально-культурные, экономические изменения в обществе находят отражение в государственно-гражданской идентичности, поэтому по изменениям в ней судят о направлениях развития общества, но и сама идентичность, ее характер, масштабность, интенсивность, способствует ориентации и мобилизации людей, становится социальным ресурсом в общественном развитии. Именно с этих точек зрения мы рассматриваем идентичность россиян как ресурс государства и общества и в то же время как некий барометр их изменений.
Государственно-гражданская идентичность редко рассматривается в соотношении с такими групповыми идентичностями, как социальные и
5 Инициатива принадлежала В.А. Тишкову, но споры с ним вели и Р.Г. Абдулатипов, и Э.А. Баграмов, и В.И. Козлов, и Ж.Т. Тощенко, и др.
даже поколенческие, и намного чаще сравнивается с региональными и этническими, так как эмплицитно предполагается, что именно они способны «противостоять», подпитывать сепаратизм территорий. Поэтому именно на соотношение государственно-гражданской идентичности с последними обращается особое внимание.
Этническая идентичность, также как государственная, нами понимается широко, не только как самоотождествление, но и представление о своем народе, его языке, культуре, территории, интересах, а также эмоциональное отношение к ним и при определенных условиях готовность действовать во имя этих представлений. В условиях глобализации этническую идентичность чаще интерпретируют как проявление традиционализма, а гражданскую — современности.
Понимая, что идентичность россиян — сложный конгломерат новой российской идентичности: ностальгической советской, социальной, региональной, локальной, этнокультурной, религиозной, фокус внимания мы сосредоточиваем на рассмотрении позитивной совместимости националь-но-гражданской и этнической идентичности, пытаясь оценить масштабы распространения позитивных смыслов при гражданской идентификации и при идентификациях с людьми своей национальности; понять, всегда ли более позитивна национально-государственная идентичность в сравнении с этнической и, если это так, то насколько они отличаются в данной характеристике; выяснить, какие варианты их совместимости могут стать социальным ресурсом общества; какие наиболее важные социальные и политические контексты могут способствовать позитивным трендам в национально-гражданской и этнической идентичности.
Источником для рассмотрения проблем явились результаты общероссийского исследования Института сравнительных социальных исследований (CESSI), скоординированные с данными Европейского социального исследования (ЕСИ (ESS))6: объем выборочной совокупности по России 2437 чел.; результаты межрегионального исследования «Будущее России: социальная сфера» в Калининградской, Новгородской, Воронежской, Саратовской, Свердловской, Томской областях, Приморском крае, Бурятии, из которого используется в основном массив опрошенных в областях с доминирующим русским населением (условно ДРН), этот массив составляет 4380 опрошенных7. Использовались также данные
6 Руководитель исследования по России В.А. Андреенков, руководитель научного совета проекта Н.И. Лапин. Автор статьи — ответственный за разработку инструментария по идентичностям и межэтническим отношениям.
7 Ресурсным центром исследования была группа исследователей из ИС РАН (Л. Дробижева — рук., А. Чирикова, М. Черныш). Опросы проводились в областях МИОНами при спонсорской поддержке И НО-Центра.
Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения Института социологии РАН (РМЭЗ)8.
Все исследовательские центры, отслеживающие динамику российской идентичности, фиксировали ее устойчивость и приближение к условно называемым базовым идентификациям («товарищи по работе», «люди той же профессии» и др.) - Еще в 1992 г. по опросам Института этнологии РАН в Москве — столице государства—лишь четверть населения идентифицировала себя как россиян. Согласно исследованию Центра трансформационных процессов Института социологии, в 2002 г. солидаризовались с образом «мы — россияне» 63% населения [3, с. 226].
Институт Комплексных социальных исследований, проводивший исследования по всероссийской выборке в 2004 г. фиксировал российскую идентичность у 78,5 % опрошенных [12, с. 27], а в 2007 г. этот исследовательский коллектив (теперь он — Центр в рамках Института социологии) выявил ее у 85% населения.
Согласно последнему исследованию по проекту РМЭЗ, где по нашей просьбе была дана формула «мы — идентификаций», использованная Е.Н. Даниловой и В.А. Ядовым, «мы — граждане России» ощущали себя «часто» и «иногда» 65% (68% горожан и 59% — жителей села). Такие же данные за 2006 г. с точностью до одного процента были получены по результатам Европейского социального исследования Института сравнительных социальных исследований9. При рассмотрении идентичности в регионах мы будем использовать данные, которые были получены в 2006 г. в результате совместной работы ресурсной группы Института социологии РАН с Межрегиональными исследовательскими научными центрами (МИОНами). По данным опросов в регионах с доминирующим русским населением гражданами России ощущали себя 90-95% жителей в Свердловской, Томской, Воронежской областях и 77-82% в Саратовской, Калининградской областях, Приморье (всего по массиву опрошенных более 76%). Поскольку мы упомянули, что данные РМЭЗ и ЕСИ, возможно, отличаются от исследования М.К. Горшкова — Н.Е. Тихоновой из-за районов выборки10, в которую входила только одна из российских республик — Татарстан, приведем данные, которые позволят читателю составить некоторое представление о размахе возможных отличий. За 2007 г. по двум республикам мы располагаем представительными данными. В
Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения проводится Институтом Социологии совместно сУниверситетом Северной Каролины (США) и Институтом Питания РАМН. Руководители с российской стороны П.М. Козырева, М.С. Косолапов.
9 Расхождения, возможно, связаны с тем, что в Северо-Кавказском регионе в выборку исследования под руководством М.К. Гошкова и Н.Е. Тихоновой попали два региона — Ростовская обл. и Ставропольский край,то есть не попадала ни одна республика.
10 0 выборке этого исследования см.: [12, с. 14].
Сахе (Якутии) исследование проведено сотрудниками ИС РАН совместно с учеными республики,11 по Татарстану — исследовательской группой под руководством Г.А. Исаева, которые применили те же индикаторы идентичностей. В Сахе (Якутии) идентифицировали себя с гражданами России чуть больше 90 % и якутов, и русских. В Татарстане и татары, и русские чаще всего себя чувствуют и россиянами, и татарстанцами (63% и 71% соответственно). По северо-кавказским республикам республиканская идентификация чаще ниже общероссийских показателей.
Для того чтобы рассмотреть вопрос о содержании самой гражданской идентичности и ее совместимости с этнической, важно учесть постановку вопросов. В социологии, как известно, часто фиксируются расхождения результатов опросов именно из-за этого. Индивид определяет свою позицию в системе координат (Г. Зиммель, Г. Стоун), отождествляет себя стой или другой общностью, определяет, кем он является. В основе измерения лежит конструктивистский подход (П. Бергер, Т. Лукман). При выборе «мы-идентичности» человек свободен в выборе и делает его на основе осознания. Но вместе тем, по условиям опроса (и этот вариант использовался и в исследованиях В.А. Ядова — Е.Н. Даниловой и М.К Горшкова — Н.Е. Тихоновой, и нами при формулировании вопроса для опросов РМЭЗ и ЕСИ респондент находился в положении, приближенном к реальному жизненному пространству, он отождествлял себя с разными социальными общностями и пространствами — людьми своего поколения, той же профессии, достатка, национальности, религии, живущим в городе, поселке, области, республике, со всеми гражданами России, общностью «советский народ», близкими по политическим взглядам, товарищами по работе, учебе, европейцами. И мы предлагали задуматься, как часто респондент ассоциирует себя с этими общностями (часто, иногда, никогда). Но современное общество — это пространство постоянно меняющихся идентичностей. Актуальность каждой из них для личности или группы зависит от обстоятельств. Русский человек, живущий в селе или небольшом городе в Центральной России редко сталкивается с потребностью осознавать себя и россиянином, и русским, хотя он и будет себя считать россиянином, а российский украинец, живущий на границе с Казахстаном или в районе Екатеринбурга с высоким притоком новых мигрантов, будет чаще себя ощущать россиянином и даже может ассоциироваться с русскими, например, мне приходилось наблюдать это при опросах в Магаданской области. Если респондент фиксирует, что он часто испытывает чувство общности с людьми своей страны, людьми той национальности, с которой он себя
11 Со стороны ИС РАН руководители исследования Дробижева Л.М., Черныш М.Ф., со стороны Саха (Якутии) — Бравин А.Д.,ЯковлеваЭ.Я. Участники — Кузнецов И.М., Рыжова С.В. Руководители группы опроса — З.В. Батаева, Ю.Б. Епихина.
отождествляет, это заставляет исследователя искать факторы, которые приводят к такой актуализации данных идентичностей.
В исследовании по проекту «Будущее России: социальная сфера» шкала была изменена — «часто и иногда» мы заменили на вопрос: «Ощущает ли респондент близость с перечисленными общностями: в значительной степени — в небольшой степени — не ощущаю близости?»12. Это смещает идентификацию в эмоциональную сферу, но одновременно позволяет в какой-то мере нивелировать ситуационный фактор, в большей мере выявить глубинную связь.
По данным опросов Института сравнительных социальных исследований, часто ощущают близость с гражданами России 22%, а с людьми своей национальности — 49%. По данным исследования команды Горшкова — Тихоновой, часто испытывают чувство общности с россиянами 35%, с людьми той же национальности — 54%. А вот когда мы снимаем «количественную» оценку (часто — иногда), то «ощущение близости в значительной степени» заметно возрастает — с россиянами до 60-70% в Саратовской, Свердловской, Томской областях, до 54-57% в Воронежской, Калининградской областях, Приморье.
С людьми той же национальности ощущение близости «в значительной степени», во-первых, оказывается менее сильным в сравнении с гражданами России, а во-вторых, не так сильно отличается от данных при постановке вопроса «часто — иногда». 30-39% ощущают в значительной степени близость по национальности в Приморье, Калининградской, Саратовской, Томской, Новгородской областях, 40-52%—в Воронежской, Свердловской областях. Таким образом, в целом по массиву областей с доминирующим русским населением — 36, 5%, т.е. меньше, чем по данным общероссийских выборок с постановкой вопроса «часто — иногда».
Все это говорит о том, что национально-гражданская российская идентичность имеет тренд не только к возрастанию, но и к углублению — в немалой степени за счет эмоциональной сферы. Неслучайно, отвечая на вопрос, что значит быть гражданином страны, почти 70 % отвечают — «быть российским патриотом, любить Россию» (68 % в областях с ДРН считают это очень важным). Есть тенденция и к формированию осознанных представлений гражданства — почти 70 % считают важным «соблюдать законы, уважать конституцию», «чувствовать ответственность за страну», что соответствует модернизационным трендам в идентичности.
Развитие именно гражданского сознания, а не просто отождествления себя с людьми, живущими в стране (что, конечно, мы встречаем
12 Корректировка шкалы была внесена по предложению Е.Н. Даниловой и B.C. Магуна.
при количественной фиксации российской идентичности) возможно при доверии к властным институтам. Только тогда происходит эффективный контакт с властью самоорганизующегося общества, которое только и можно будет называть гражданским обществом. Однако по данным РМЭЗ, возможность взаимопонимания и сотрудничества «между простыми людьми и теми, у кого много власти», признают в России около половины населения (48,6%). Это немного, но и не так мало. Если граждане будут привыкать к диалоговому режиму взаимоотношений с властью, это будет уже важным заделом.
Формирование представлений о национально-гражданской идентичности уже стало значимым социальным фактом. Снижается доминантность этнического самосознания, являвшаяся следствием распада Союза, взрывов этничности, утери или изменения других идентичностей (изменения социального статуса, привычного представления «советские люди» и т.п.). По данным всех последних проведенных исследований этническая идентичность, оставаясь значимой, не намного опережает национально-гражданскую в представлениях людей (см. табл. I13). А в субъектах федерации с доминирующим русским населением она даже ниже (66,5% против 85%), что может быть связано именно с этническим составом населения, поскольку для большинства в этих районах отсутствует непосредственно присутствующий другой.
Таблица 1. Соотношение национально-гражданской и этнической идентичности
(В%)
Ощущают близость с гражданами России
В целом Часто Иногда Никогда
ЕСИ 64,1 21,6 42,5 10,7
РМЭЗ 65,1 19,8 45,2 19,2
В целом В значительной степени В небольшой степени Не ощущают близости
«Будущее России», области сДНР 85 61,5 23,5 6,8
Ощущают близость с людьми той же национальности
В целом Часто Иногда Никогда
ЕСИ 83 49 34 5
РМЭЗ 85,6 42,3 43,3 6
В целом В значительной степени В небольшой степени Не ощущают близости
«Будущее России», области сДНР 66,5 36,5 30 19,6
13 Те же тенденции зафиксированы и в исследовании М.К. Горшкова — Н.Е. Тихоновой.
Обратим внимание и еще на одну выявленную тенденцию: «часто» испытывают чувство общности респонденты чаще по этническому признаку, а ощущают близость «в значительной степени» в «русском» массиве данных чаще с гражданами России, что соответствует ранее уже выявленной закономерности о значимости среди русских именно государственнических представлений.
Также очевидно, что доминантность этнической идентичности сопровождается ее большей актуализацией для значительной части населения (часто ощущают близость по этническому признаку 49 % респондентов в целом по стране и 36,5 в «русском» массиве). Как нам уже приходилось писать ранее, связана была эта актуализация этничности в начале 90-х гг. с распадом Союза и общей высокой тревожностью, а в самом конце XX в. и в начале XXI — с быстрым и высоким притоком иноэтничных мигрантов. Такая актуализация этничности имела место и в других европейских странах.
Естественно, в этих условиях можно было ожидать позитивных изменений за счет тенденции роста гражданской идентичности. И вот теперь, когда она проявилась, важно задуматься, какой формируется у нас сама гражданская идентичность. Ощущающие общность с гражданами России, по данными опросов ЕСИ, ненамного выделяются оптимизмом в жизни. Среди тех, кто часто чувствует эту общность, с оптимизмом смотрят в будущее 58%, среди иногда чувствующих ее — 54%, а «никогда» — 52%. Не отличаются в этом отношении и те, кто ощущают связь с людьми той же национальности. Соответствующие показатели — 55 — 52 — 50%. Более оптимистичные бывают чаще открытыми для общения. Но в этом отношении все идентифицирующие себя как российские граждане не выделяются в сравнении со всем населением страны. Актуализированные россияне (часто идентифицирующие себя так) не отличаются от граждан России в целом ни по своему социальному представительству и достатку (различия по слоям и уровням дохода варьируют в 3-5%), ни по основным жизненным ощущениям.
В прогнозе мы предполагали, что люди с гражданской идентичностью, должны быть меньше подвержены предрассудкам, и реже проявляют этническую замкнутость. Измерителем этих установок, является вопрос, который ставился в исследованиях Левада-Центра: респондентов просят выразить согласие или не согласие с лозунгом Конгресса русских общин (КРО) «Россия для русских». В 2005 г. в целом по стране согласие с этим лозунгом выразило до 50% респондентов, в 2006 г., по результатам опроса в российских регионах с доминирующим русским населением, с ним согласилось 43%. Известно, что после провозглашения этого лозунга содержание его приобрело изоляционистское значение, но для кого-то из
простых людей он звучит просто констатирующе. Поэтому мы проверили его значение, поставив вопрос, согласны ли респонденты с мнением «национальность всегда будет разъединять людей» и совместили ответы на этот вопрос с согласием с мнением «Россия для русских». Оказалось, что совпадение очень велико. Более 60% среди русских с гражданской идентичностью, поддерживающих лозунг «Россия для русских», одновременно имели этноизоляционистские установки (см. табл. 2). Обратим внимание при этом, что изоляционистские установки почти не отличаются и среди тех, кто идентифицирует себя по национальности (см. табл. 3.).
Таблица 2. Установки респондентов, идентифицирующих себя с гражданами России (Ощущают близость с гражданами России в небольшой и значительной
степени).
Изоляционистская установка «Национальность всегда будет разъединять людей»
Согласны с мнением «Россия для русских»
частота %
Согласен 854 65,0
Скорее не согласен 275 20,9
Не согласен 98 7,5
Затрудняюсь отв. 86 6,5
Итого 1313 100,0
Таблица 3. Установки респондентов, идентифицирующих себя с людьми своей национальности (Ощущают близость с людьми своей национальности в небольшой и
значительной степени).
Изоляционистская установка «Национальность всегда будет разъединять людей»
Согласны с мнением «Россия для русских»
частота %
Согласен 696 66,0
Скорее не согласен 234 22,2
Не согласен 61 5,8
Затрудняюсь отв. 63 6,0
Итого 1054 100,0
Это значит, что проблема позитивного совмещения гражданской и этнической идентичности упирается в снятие этноизоляционистских предубеждений.
Их можно объяснить пережитыми этническими вызовами, массовыми национальными движениями в СССР и в начале 1990-х гг. в РФ, военными действиями и постконфликтной ситуацией в Чечне, уязвленными чувствами от отношения к русским в соседних странах. Ясно, что межэтнические напряжения в ближайшей перспективе не исчезнут. Около 90% во всех регионах не выразили желания принимать людей другой этнической принадлежности в стране, и тем более как
граждан страны. Причем такие настроения имеют место как в центральных районах, так и в пограничных (Калининград, Приморье — 90%, Саратов, Свердловская обл. — 85%). Конечно, это больше антииммиг-рантские настроения, чем этнические. Об этом говорит то, что готовы работать с коллегами иной национальности от 73% в Томской обл. до 53-65% в других областях. И лишь в Приморье — 44%, хотя в каких-то случаях готовы контактировать здесь еще 37,5%, и в других районах тоже. Примерно такие же настроения в отношении соседства, здесь еще больше готовность иметь близкого друга иной национальности. И даже в отношении супружеских союзов, близких родственников готовность к межнациональному общению остается (согласны всегда — 56%, в ка-ких-то случаях —18%). Эти данные в целом согласуются с последними опросами Левада-Центра.
Главные проблемы с иностранными мигрантами те же, что в других странах — конкуренция за рабочие места (свыше 80% по регионам) и жилье (50-60% и выше), отношение прибывающих к местным традициям; трудности их адаптации отметили 50-70%, в наибольшей мере их ощущают в Воронежской, Свердловской областях, Приморье, т. е. там, где новых мигрантов больше.
Известно, что Администрация Президента и Правительство РФ уже принимают меры по урегулированию миграции, но общественные настроения быстро изменить не удается. И это ощущение вражды будет подпитывать общественные фрустрации, недружелюбие, которые столкнутся с реальными потребностями развития сферы обслуживания и экономики, и, естественно, не перестанут отражаться в травматической идентичности.
ВЫВОДЫ СВОДЯТСЯ К СЛЕДУЮЩЕМУ
Полагать, что утверждающаяся гражданская идентичность решит все проблемы интеграции российского общества, было бы большим упрощением. Национально-гражданская идентичность сейчас — это отражение привыкания населения к новому государству, его очертаниям и месту в мире. Идентичность эта еще очень противоречива. И опросы в России в рамках европейского социального исследования, и по проекту «Будущее России ...», и последнее исследование команды Горшкова — Тихоновой — все они свидетельствуют о противоречивости российской гражданской идентичности, которая совмещает модернистские и традиционалистские установки. И мы обращаем внимание на болезненный этноизоляционизм в новой гражданской идентичности россиян.
Национально-гражданская идентичность по своему содержанию очень сходна с этнической идентичностью большинства российского населения. Сейчас эти идентичности в очень малой степени и для немногочисленных слоев являются конкурирующими, а для доминирующей части населения они совмещаются, причем совмещаются и в позитивной части, когда становятся ресурсом активной позиции в жизни и деятельностных установках, и в негативной, когда подпитывают враждебность к окружающему миру и поиски врага.
Идеологическая ориентация политического руководства на интеграцию общества сейчас отвечает состоянию массового общественного мнения. Потребность в стабильности, пусть даже в имитационном величии страны, настолько сильна, что идеи, задаваемые президентской администрацией, легко воспринимаются населением и формируют как национально-гражданскую, так и этническую идентичность.
Гражданский национализм, по Э. Геллнеру, вполне совмещается с имеющимся качеством этнической самоидентификации, как в деятельност-но-мобилизующей ее части, так и в ксенофобной. Антииммигрантскими фобиями болеют как «государственники», так и «националы».
Как и всегда, перспектива во многом будет зависеть от власти в Центре и регионах. Ведь смогла же она снять с выборов «Родину» после демонстрации ею расистских роликов, смогла и минимизировать этно-изоляционистскую риторику в выборном процессе в Государственную Думу в 2007 г. Еще несильное гражданское общество реагирует на взлеты дирижерской палочки во властном оркестре.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гражданские, этнические и религиозные идентичности в современной России. Отв. ред. B.C. Магун. М., 2006.
2. ГудковЛ Д. Негативная идентичность. М., 2004.
3. Данилова Е.Н. Через призму социальных идентификаций (сравнительное исследование жителей России и Польши) // Россия реформирующаяся. Ежегодник 2004. Отв. ред. Л.М. Дробижева. М., 2004.
4. Дробижева Л.М. Возможность совместимости гражданской и этнической идентичности // Национально-гражданские идентичности и толерантность. Опыт России и Украины в период трансформаций. Киев, 2007.
5. Дробиясева Л.М. Российская и этническая идентичность: противостояние или совместимость // Россия реформирующаяся. Под ред. Л.М. Дробижевой. М., 2002.
6. Зудин А.Ю. Традиционализация и укоренение политических инноваций: к постановке проблемы // Пути России: преемственность и прерывистость общественного развития. М., 2007.
7. Либерально-консервативное видение будущего России// Независимая газета. 2005.18 ноября.
8. Национально-гражданские идентичности и толерантность. Опыт России и Украины в период трансформаций. Киев, 2007.
9. ПавловскийГ.О. Обсуждение выступления В. Суркова перед слушателями Центра партийной учебы и подготовки кадров «Единой России»// Эксперт. 2006. № 9. С. 74.
10. Путин В.В. Выступления на встрече с представителями общественности по проблематике Северо-Кавказского региона. 8 ноября 2000 г. Ростов на Дону // http:// www.kremlin.ru/appears/2000/ll/08/0000type63378_284244.shtml
11. Путин В.В. Послание Федеральному Собранию Российской Федерации. 8 июля 2000 г.
12. Российская идентичность в условиях трансформаций / Отв. ред. М.К. Горшков, Н.Е. Тихонова. М., 2005.
13. Сурков В.Ю. Концепция суверенной демократии апеллирует к достоинству российской нации. Выступление на круглом столе «Суверенное государство в условиях глобализации: демократия и национальная идентичность» // http://www.edinros.ru/ news.html?id=115114
14. Сурков В.Ю. Национализация будущего. (Параграфы pro суверенную демократию) // http://www.edinros.ru/news.html?id=116746
15. Сурков В.Ю. Суверенитет — это политический синоним конкурентоспособности // http://www.edinros.ru/news.html?id=111148
16. Фукуяма Ф. Идентичность и иммиграция // http://n-europe.eu/content/index. php?p=1290
17. Lind М. In Defense of Liberal Nationalism//Foreign Affairs. 1994. Vol. 73. N 3. P. 87; Brubaker R. Citizenship and Nationhood in France and Germany. Cambridge, Mass. 1992. P. 9-11.
Маркин В.В.
РЕГИОНАЛЬНАЯ СОЦИОЛОГИЯ: ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНОЙ ИДЕНТИФИКАЦИИ И МОДЕЛИРОВАНИЯ РОССИЙСКИХ РЕГИОНОВ
РЕГИОН В СОЦИОЛОГИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
В современном обществознании как отражение общемировых тенденций на рубеже тысячелетий значительно усилился интерес к региональной проблематике.
В известных тезисах о будущем социологии Э. Гидденс, еще в конце 80-х годов XX века указывал, что «надо будет обратить более пристальное внимание на процесс внутренней регионализации даже самых непротиворечивых из современных государств, а также взаимосвязи этого процесса с теми формами социальной организации и социальных связей, которые выходят за национально-государственные рамки» [8; 67].
Это положение тем более актуально для современного российского общества, которое очевидно является одним из самых противоречивых в своей социальной организации и взаимосвязях регионального порядка. Региональная дифференциация России имеет глубокие объективные основания. Расположенная в девяти часовых поясах (когда астрономическое время прямо социализируется более чем на треть суток), практически во всех известных природно-климатических зонах (от вечной мерзлоты до субтропиков), с огромным различием наборов природно-сырьевых ресурсов и их освоенности (от уникальных и богатейших до бедных или исчерпанных), населенная множеством этносов (от крупнейшего— в более 115 млн.русских до сверхмалых в сотни человек), достаточно типичных и уникальных конфигураций поселенческо-расселенческих структур, различающихся даже не по уровню социальной освоенности (здесь могут быть разные методики), а по элементарным показателям людности и плотности на 1 км2 на порядки, Россия объединяет множество региональных сообществ в особых условиях жизнедеятельности каждого из них.
Региональная дифференциация России значительно усилилась в процессе социетальной трансформации. Распад СССР, «суверенизация» отдельных субъектов Российской Федерации, разрушение межрегиональных социально-экономических связей, усиление националистических тенденций явились существенными факторами углубления диспро-
