CC BY
74Александр Сергеевич СТЫКАЛИН
«Наша критика не должна вылиться в крикливую перепалку». Почему разоблачение югославского «ревизионизма» в советской прессе конца 1950-х годов не достигло остроты сталинских пропагандистских кампаний
Процесс советско-югославского сближения, начавшийся после смерти Сталина1, достиг своей кульминации в июне 1956 г., когда делегация Федеративной Народной Республики Югославии (ФНРЮ) и Союза коммунистов Югославии (СКЮ) во главе с И. Броз Тито совершила более чем 20-дневную поездку по СССР, которая получила подробнейшее освещение в советской прессе2. Многотысячный митинг советско-югославской дружбы на стадионе «Динамо» 19 июня 1956 г. призван был символизировать полное преодоление взаимного недоверия. Важнейшим итогом этой поездки стало подписание межпартийной декларации3. Однако при всей серьезности приготовлений и громкости пропагандистских фанфар сверхзадача переговоров так и не была решена, результатами июньского визита Тито в СССР в Кремле не были довольны.
Осознавая выгоду более тесного экономического сотрудничества с СССР, Югославия в то же время нисколько не хотела поступаться своим суверенитетом и продолжала дистанцироваться от советского лагеря, не проявив, в частности, никакого желания к вступлению в Организацию Варшавского договора (ОВД) и Совет экономической взаимопомощи (СЭВ). Подписанная межпартийная Декларация носила явно компромиссный характер со стороны КПСС, в ней ничего не говорилось ни о единстве двух партий, стоящих на общей идейной платформе, ни о принадлежности Югославии к со-
362 А.С. Стыкалин
циалистическому лагерю. Протоколы заседаний Президиума ЦК КПСС отражают разочарования советской стороны в итогах переговоров с югославами. При утверждении документа на Президиуме ЦК было принято решение «сказать югославским товарищам, что мы не удовлетворены текстом декларации, но спорить не будем»4. При этом Москву весьма заботил вопрос о том, что лидеры братских партий стран «народной демократии» могут воспринять декларацию об отношениях между КПСС и СКЮ как свидетельство начавшегося принципиального пересмотра характера отношений между компартиями. Это заметил проницательный и хорошо информированный посол ФНРЮ в СССР В. Мичунович, сделавший соответствующую запись в дневнике. Чтобы в корне пресечь любую попытку в странах Восточной Европы извлечь нежелательные для Москвы выводы из опубликованного документа, представители КПСС, отметил он, на совещании руководителей стран советского блока (состоявшемся сразу после отъезда Тито из СССР) «ясно дали понять лидерам стран лагеря, что то, что они подписали с Тито, не имеет значения для политики СССР по отношению к государствам и коммунистическим партиям стран лагеря»5. Только польский и венгерский вызовы октября 1956 г. (неповиновение Москве обновленного руководства Польской объединенной рабочей партии во главе с В. Гомулкой, а через считаные дни после этого венгерское восстание) заставили советских лидеров несколько по-иному взглянуть на методы сохранения единства социалистического лагеря, усомниться в эффективности прежней восточноевропейской политики СССР, при всей видимой всеохватности контроля над советской сферой влияния не способной, как это показали особенно венгерские события, обеспечить стабильность в регионе. На заседании Президиума ЦК КПСС от 30 октября 1956 г. при обсуждении текста Декларации об отношениях между социалистическими странами речь шла о том, что ходом событий обнаружился кризис в отношениях СССР со странами «народной демократии», а также был поставлен вопрос о необходимости определенной корректировки концепции внутриб-локовых отношений с учетом требований равноправия6.
«Наша критика не должна вылиться в крикливую перепалку»... 363
Это было в конце октября, но уже за четыре месяца до этого, сразу после отъезда Тито из СССР, положение дел в Польше и Венгрии (волнения в г. Познани 28 июня, размах оппозиционных критических выступлений на дискуссиях Кружка Петёфи в Будапеште) усилило не только озабоченность советских лидеров происходящим, но и раздражение по поводу претензий югославов на поиски своего пути к социализму, тем более что на югославский опыт охотно ссылались активизировавшиеся оппоненты правящих режимов в странах Восточной Европы (отчасти также и сторонники далеко идущих реформ в СССР)7. Эта озабоченность нашла отражение в закрытом письме лидерам компартий стран социалистического лагеря, а также Франции и Италии, от 13 июля, принятом на заседании Президиума ЦК КПСС. В письме было акцентировано внимание на разногласиях с СКЮ, чье руководство отказалось заявить об идеологическом единстве с КПСС на основе марксизма-ленинизма и принадлежности Югославии к социалистическому лагерю. Были подвергнуты критике претензии югославов на слишком большую независимость во взаимоотношениях с другими коммунистическими и рабочими партиями, расцененные руководством КПСС как стремление «обеспечить себе роль посредника, возможность, по сути, самостоятельно вести переговоры со всеми партиями, свободно лавировать и добиваться определенного лидерства»8. «Кажется, они уже раскаялись, что подписали эту декларацию», — записал посол Мичунович 3 июля под впечатлением от только что опубликованного постановления ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий», воспринятого как определенный шаг назад в сравнении с решениями XX съезда КПСС, и от своих непосредственных контактов с кремлевской элитой, с некоторой стыдливостью отзывавшейся о советско-югославской декларации9. За месяц до этого, в дни пребывания Тито в Москве, председатель Совета министров СССР Н. А. Булганин, дав 5 июня завтрак в Кремле в честь югославского лидера, поднял тост «За друга, за ленинца, за нашего боевого товарища!», и эта характеристика, опубликованная на следующий день в «Правде», была растиражирована в прессе
364 А.С. Стыкалин
всего мира. Между тем, всего через месяц, в свете новых событий в Восточной Европе, ее сочли несвоевременной. 29 июня Булганин был подвергнут критике на заседании Президиума ЦК КПСС («Преждевременно заявление т. Булганина. Назвал т. Тито ленинцем. Неосторожен — сказать об этом надо»10). Заявление Булганина было названо преждевременным и в вышеупомянутом письме зарубежным компартиям от 13 июля. Позже, в условиях уже произошедшего заметного охлаждения советско-югославских отношений, Хрущев на встрече с делегацией югославских журналистов в мае 1957 г. так объяснял свою позицию: «Булганин имел неосторожность и назвал Тито ленинцем. Вы судите о нас как хотите, но мы называем ленинцами тех людей, с которыми не имеем расхождений идеологического порядка, когда мы по вопросам политики имеем точку зрения, которая, мы считаем, основывается на ленинских позициях. Мы считали по целому ряду вопросов, по которым имели различные точки зрения, что Югославия еще не встала на ленинские позиции, но мы считали, что вполне возможно развивать дружеские отношения. Потом уже сблизиться и потом найти полное единство взглядов. Это нормально. Булга-нина же мы покритиковали. А вы знаете, как мы критикуем? Если критикуем Тито и других, то Булганину попало больше, потому что он член Президиума. Мы ему сказали - почему ты так сказал? Мы смотрим так - у нас есть расхождения, пойдут ли у нас события так, что будут изживаться эти расхождения, а они могут и увеличиваться, а члены партии читают международную прессу, это понятно, коммунисты других стран также читают. И вот когда мы говорим "ленинец", а Ленин - это значит у нас полное единство взглядов, а вдруг не будет этого? Тогда что же, в дураках окажемся? Чтобы не получилось так, мы осудили Булганина, а когда мы давали информацию, мы написали. Английская контрразведка ознакомилась, или получила этот документ в Венгрии»11.
В июле 1956 г. советское руководство было озабочено ситуацией в Венгрии, где активизировавшаяся внутрипартийная оппозиция усилила нажим на партийного лидера М. Ра-коши, в конце концов смещенного. 12 июля при обсуждении
«Наша критика не должна вылиться в крикливую перепалку»... 365
на Президиуме ЦК КПСС положения в Венгрии был сделан акцент на подрывной деятельности империалистов, которые «ослабить хотят интернациональные связи под флагом самостоятельности пути», «хотят разобщить и поодиночке разбить» социалистические страны12. На первый план однозначно выходит лозунг единства социалистического лагеря, тогда как требования расширения самостоятельности в поисках путей к социализму признаются неактуальными. Эта позиция нашла отражение и в центральной партийной прессе тех дней, хотя критики особой линии СКЮ пока еще избегали — слишком свеж у всех был в памяти торжественный прием, оказанный Тито в СССР13. Первое упоминание югославских реалий, подспудно содержавшее критику политики СКЮ, пришлось лишь на конец августа — «Правда» опубликовала (без особых комментариев) заметку о продолжающемся преследовании в Югославии коминформовцев14.
Таким образом, уже в июле 1956 г. руководство КПСС видело опасность формирования в лице титовской Югославии альтернативного идеологического центра в мировом коммунистическом движении, создающего реальную угрозу раскола в нем. Этому способствовала и сохранявшаяся независимая внешняя политика Югославии, последовательная в осуществлении линии на неприсоединение — встречаясь с деятелями стран «третьего мира», Тито неизменно выступал с критикой противостоящих друг другу военных блоков. В Кремле, однако, еще не потеряли терпения — слишком велико было стратегическое значение Югославии. Ради закрепления позиций СССР в Средиземноморье стоило поработать. Еще более важно было продемонстрировать миру единство или близость позиций КПСС и СКЮ, а, значит, отсутствие югославской схизмы в международном коммунистическом движении. Попытки мягко «образумить» Тито были предприняты Хрущевым в ходе их неформальных встреч на Адриатике и в Крыму в сентябре — начале октября 1956 г. ФНРЮ сравнили с солдатом, идущим «не в ногу» со всей ротой (т. е. содружеством стран, строящих социализм), просили воздержаться от проявления симпатий к оппозиционерам в странах Восточной Европы15 и предпринять
366 А.С. Стыкалин
сближение с теми странами, в отношениях с которыми сохранялась напряженность (с Венгрией, Болгарией, Албанией)16. Под давлением Москвы Тито принял у себя в Белграде нового лидера Венгерской партии трудящихся Э. Герё, однако возвращение венгерской делегации в Будапешт 23 октября совпало с началом мощного восстания, для подавления которого были приведены в действие советские войска, что лишь усилило ожесточенность повстанческого сопротивления.
Руководство СКЮ после нескольких дней ожиданий солидаризировалось с курсом нового венгерского правительства Имре Надя на расширение национального суверенитета, возложив главную вину за создавшееся положение на прежнее руководство, своей политикой подорвавшее веру многих трудящихся в перспективы социализма (что нанесло урон интересам сил социализма во всем мире). Поддержав И. Надя в его решимости опереться на возникшие в те дни рабочие советы, Тито в то же время довольно скептически отнесся к идее восстановления многопартийности в Венгрии, поскольку речь могла в перспективе пойти об утрате коммунистами власти. Он выражал также озабоченность в связи с угрозой анархии и возможными выступлениями реакции, причем по мере развития событий его обеспокоенность только усиливалась. К границе с Венгрией были подтянуты югославские войска. В ночь со 2 на 3 ноября на о.Бриони в Адриатике Тито, приняв Н. С. Хрущева и Г. М. Маленкова, дал, как известно, согласие на советскую военную акцию в целях приведения к власти в Венгрии более надежного правительства (предложенная югославами кандидатура Я. Кадара как главы этого правительства не вызвала возражений советской стороны). Тито также выразил готовность, связавшись с Надем, склонить его подать в отставку, что облегчило бы реализацию советских силовых планов, к этому времени уже единственно способных, по его мнению, спасти «завоевания социализма» в Венгрии17.
Как известно, в результате венгерских октябрьских-ноябрьских событий произошло заметное ухудшение советско-югославских отношений. Все началось с того, что на рассвете 4 ноября, с началом решающей советской военной акции,
«Наша критика не должна вылиться в крикливую перепалку»... 367
действующий премьер-министр Имре Надь, осудив перед всем миром эту акцию в своем выступлении по радио, укрылся затем в югославском посольстве. В Москве это восприняли как явное нарушение брионской договоренности. Ведь на Бриони, где Н. С. Хрущев и Г. М. Маленков всю ночь напролет обсуждали с И. Броз Тито, Э. Карделем и А. Ранковичем пути решения венгерского вопроса, речь шла о возможном содействии Белграда в нейтрализации неугодного руководству СССР правительства. Лидеры Югославии, имевшие влияние на венгерских коммунистов-реформаторов из команды И. Надя, фактически, по согласованию с Москвой, взялись за то, чтобы уговорить их добровольно самоустраниться, уступив место у руля другому правительству, способному железной рукой пресечь анархию и навести порядок. Об укрытии же в югославском посольстве политиков, перед этим выступивших с антисоветскими заявлениями, отнюдь не договаривались.
Проходит неделя, и 11 ноября Тито на партактиве в хорватском городе Пуле решил сыграть на опережение, информировав публику о секретной брионской встрече, не дожидаясь, когда весь мир узнает о советско-югославской договоренности по свержению венгерского правительства из уст лидеров КПСС (это нанесло бы слишком сильный удар по репутации Югославии как нейтрального, внеблокового государства). Между тем, несогласованная утечка информации была воспринята в Москве как грубое нарушение устоявшейся в мировом коммунистическом движении этики межпартийных взаимоотношений. Но мало того, выступая в Пуле, Тито, к острому раздражению Москвы, назвал венгерский кризис в определенной мере следствием советской политики (неравноправные отношения в социалистическом лагере не могли не вызвать антисоветских настроений). Использование советских войск для подавления демонстрации 23 октября он счел грубой ошибкой. С другой стороны, Тито осудил И. Надя за уступки реакции и выразил готовность поддержать новое правительство Я. Кадара, сформированное в СССР, — ведь надо было не только отмежеваться от СССР в целях сохранения своего лица в глазах международного общественного мнения, но и каким-
368 А.С. Стыкалин
то образом оправдать свое согласие с интервенцией. Речь Тито уже не могла не остаться без отклика официальной Москвы. «Правда» 19 ноября опубликовала обзор ее основных положений, а 23 ноября выступила с острой критической статьей18. В связи с венгерскими событиями Москва обвиняла Белград в нарушении договоренностей, в умышленном создании затруднений правительству Кадара, в неспособности отмежеваться от попыток реакции использовать югославский пример и опыт в интересах борьбы против социализма. При этом советская публика долгое время так и не была информирована о пребывании Имре Надя и его соратников в югославском посольстве в Будапеште, «Правда» об этом вскользь сообщила только в 20-х числах ноября, когда после выхода из посольства они были задержаны советскими спецслужбами и депортированы в Румынию вопреки их воле и возражениям югославской стороны, отмежевавшейся от незаконной акции.
Прошел почти месяц после известной речи Тито в Пуле, и 7 ноября второе лицо в СКЮ и его главный идеолог Э. Кар-дель, выступая в Союзной скупщине ФНРЮ, раскритиковал бюрократический социализм советского образца, противопоставив ему венгерские рабочие советы19. Тогдашний посол Югославии в СССР В. Мичунович позже вспоминал, что никогда не видел Хрущева столь же взбешенным, как в ходе встречи, состоявшейся в тот декабрьский день 1956 г., когда ему принесли информацию о программной речи Карделя, к тому же распространенной югославской делегацией в ООН20. Через считаные дни, на декабрьском пленуме ЦК КПСС, советский лидер дал волю эмоциям: «Тито болтает всякие глупости о новых путях какого-то югославского строительства социализма, а этот путь мы знаем что такое: получать подачки за то, что прислуживаться перед американскими империалистами. Конечно, тут большого ума не требуется для строительства такого югославского социализма, а нам, рабочему классу Советского Союза под руководством Ленина, пришлось самим первым пробивать дорогу и строить свое государство, накапливать средства, строить свои заводы, свою индустрию, и это действительно достойно подражания для других стран рабоче-
«Наша критика не должна вылиться в крикливую перепалку»... 369
го класса, что Советский Союз, более отсталая по сравнению с другими, западными государствами страна, первый завоевал власть рабочего класса и первый создал самую могущественную индустриальную страну из отсталой и настолько поднял промышленность, культуру своего народа, что разбил самого мощного врага во вторую мировую войну, и в результате нашей победы живет сейчас и учит югославскому социализму сам Тито, потому что если бы не было нашей победы, то его бы [войск] не хватило позавтракать гитлеровской армии»21.
Между КПСС и СКЮ развернулась острая полемика в закрытой переписке22, дискуссия перекинулась и в прессу. В отличие от привычной пропагандистской практики, в соответствии с которой позиции оппонентов КПСС в лучшем случае излагались в пересказе, текст выступления Карделя был опубликован в журнале «Коммунист»23 в сопровождении статьи одного из наиболее либеральных идеологов КПСС, главного редактора этого журнала, специалиста по политэкономии, а в будущем академика А.М. Румянцева. Статья имела характерное название: «Социалистическая действительность и "теории" тов. Карделя»24.
Критика в прессе была значительно сдержаннее некоторых закрытых, главным образом рассчитанных на внутрипартийную аудиторию заявлений. Ясно одно: в Москве ни в коей мере не хотели создавать видимости возвращения к ситуации 1948—1949 гг., когда динамика советско-югославского конфликта набрала такие обороты, когда Тито и окружение, обвинявшиеся поначалу в ревизионизме и национализме, после процесса по делу Ласло Райка (Венгрия, сентябрь 1949 г.) были публично объявлены шпионами и убийцами, и в соответствии с этой установкой работал вплоть до самой смерти Сталина весь пропагандистский механизм стран советского лагеря. В закрытой межпартийной переписке и беседах с советским послом в Белграде Н. П. Фирюбиным югославские лидеры, рассчитывавшие на продолжение выгодного для них экономического сотрудничества и, конечно, не желавшие вновь оказаться в положении изгоев в мировом коммунистическом движении, получали заверения в том, что возврат к
370 А.С. Стыкалин
прошлому невозможен, — с советской стороны будут приложены усилия для устранения возникших наслоений, но только не за счет «принципиальных идеологических уступок». Та же установка была изложена в ряде писем руководителям «братских партий»: давая отпор «неверным утверждениям» югославов, КПСС считает, однако, необходимым держаться в полемике спокойного тона, не обостряя отношений по государственной линии и продолжая поддерживать контакт по партийной линии25.
С югославской стороны, однако, существовали реальные опасения возвращения к ситуации 1948 г. Пригласив 27 января
1957 г. Н. П. Фирюбина на охоту, Тито много говорил о том, что он «очень обеспокоен нашими теперешними отношениями» и много думает над тем, «каким образом поправить и развивать дальше добрые отношения между обеими партиями и нашими государствами»26. Обеспокоенность возросла после того, как в конце марта советский премьер Н.А. Булганин на митинге советско-венгерской дружбы публично заговорил о причастности югославов к идейной подготовке венгерской «контрреволюции», и это нашло отражение на страницах «Правды»27 и могло быть истолковано во всем мире как начало новой массированной пропагандистской кампании антиюгославской направленности. Эти ожидания не оправдались, напротив, в апрельских публикациях «Правды», освещавших приезд в СССР партийно-правительственной делегации Албании, и в том числе в двустороннем коммюнике по итогам перегово-ров28, подчеркивалась необходимость нормальных межгосударственных отношений и сотрудничества СССР и стран народной демократии с Югославией.
Вместе с тем в Венгрии в это время уже начали готовить судебный процесс по делу Имре Надя, который позже, в июне
1958 г., был обвинен в пособничестве контрреволюции, причастности к антигосударственному заговору и казнен. В Белграде очень боялись, что суд над И. Надем сыграет такую же роль, какую сыграл в 1949 г. судебный процесс по делу другого венгерского коммунистического политика, Ласло Райка, — антиюгославская кампания, инициированная Сталиным
«Наша критика не должна вылиться в крикливую перепалку»... 371
в 1948 г., после сфабрикованного дела Райка взошла, как уже отмечалось, на новый виток. «Представители югославского посольства в Будапеште при каждой беседе с венгерскими товарищами пытаются подчеркнуть ненужность организации процесса над Имре Надем», — доносил 21 июня в Москву из Будапешта дипломат В. А. Крючков, будущий председатель КГБ29. Обозначившаяся в этих условиях склонность Белграда к далеко идущим уступкам не укрылась от венгерского лидера Я. Кадара, говорившего 6 июня новому советскому послу в Венгрии Е. И. Громову (сменившему незадолго до этого Ю. В. Андропова) о том, что югославы в последнее время предпринимают очевидные попытки улучшить отношения с СССР и его союзниками. Посол, следуя сохранявшейся линии центра на укрепление единства мирового коммунистического движения (а в это время уже была начата работа по подготовке широкого совещания компартий, первого после XX съезда КПСС), в ответ заметил, что если эти попытки являются искренними, надо предпринять встречные шаги, не идя вместе с тем на идеологические компромиссы30. Зная о большом международном авторитете маршала Тито (в том числе и в формирующемся движении неприсоединения) и о популярности югославской модели социализма среди коммунистов-реформаторов всего мира, отлучать СКЮ от мирового коммунистического движения в Москве сочли нецелесообразным, ибо югославская схизма угрожала более широким расколом в лагере борцов за коммунизм.
Кампания в советской прессе с критикой югославского ревизионизма так и не была в это время, вопреки некоторым ожиданиям, инициирована. Более того, в Москве возобладала точка зрения о необходимости дополнительных усилий в целях улучшения советско-югославских отношений. В повестку дня заседания Президиума ЦК КПСС от 31 мая был внесен пункт «О Югославии». Решено было «проявить инициативу по вопросу созыва совещания руководителей партий социалистических стран» с участием Югославии31. Был утвержден текст соответствующего письма для ЦК СКЮ32. 3 июня посол СССР Н. П. Фирюбин был принят Тито, который заверил его,
372 А.С. Стыкалин
что ЦК СКЮ будет со своей стороны укреплять и развивать советско-югославские отношения, заметив одновременно, что перед совещанием братских партий было бы целесообразно провести двустороннюю встречу делегаций КПСС и СКЮ для взаимного прояснения позиций33. Провал антихрущевского путча в июне 1957 г. привел к удалению из партийного руководства В.М. Молотова (всегда скептически относившегося к перспективам советско-югославского сближения), что, вне всякого сомнения, благоприятно повлияло на готовность лидеров СКЮ активизировать контакты с КПСС. В июле 1957 г. в СССР по приглашению Хрущева отдыхали наиболее влиятельные соратники Тито — Э. Кардель и А. Ранкович. 18 июля они были приняты Н. С. Хрущевым34. Первая же после брион-ских переговоров начала ноября 1956 г. встреча Хрущева и Тито состоялась 1—2 августа 1957 г. на нейтральной территории — в Румынии. Был обсужден широкий круг проблем, были предприняты небезуспешные попытки сблизить позиции по спорным вопросам (суть событий в Венгрии, проблема рабочих советов и т.д.), а также выражена решимость и дальше работать над устранением препятствий, затрудняющих развитие двусторонних отношений. Москва заверила Белград в отсутствии намерений использовать дело И. Надя для раздувания антиюгославской пропагандистской кампании (а несколько позже настояла на том, чтобы венгерское руководство не проводило судебный процесс до предполагаемого совещания компартий с участием югославов и вообще не выпячивало антиюгославских обвинений)35.
Руководство СКЮ в принципе выразило готовность принять участие в планируемом совещании компартий социалистических стран — приглашение придавало уверенности в том, что повторения ситуации 1948—1949 гг., т. е. разрыва с советским лагерем и шумной антиюгославской кампании в прессе, не будет. Тем не менее, ознакомившись с проектом декларации предстоящего совещания, югославы дали знать приехавшим в Белград советским эмиссарам Ю. В. Андропову и Б. Н. Пономареву, что его не подпишут36. Деятелям СКЮ особенно не понравился в представленном Москвой проекте декларации
«Наша критика не должна вылиться в крикливую перепалку»... 373
тезис о борьбе с ревизионизмом. Небезосновательно спроецировав его на свою партию, Кардель заметил, что подписание СКЮ документа подобного содержания может создать впечатление, что югославские коммунисты, неоднократно обвинявшиеся в ревизионизме (не только при Сталине, но и позже, в том числе в связи с позицией, занятой в отношении венгерских событий), признают свои мнимые ошибки, выступают с самокритикой. В действительности же они отнюдь не считают звучавшую критику справедливой и не собираются сдавать своих позиций. Вообще публикация декларации, указывающей на существование социалистического лагеря, по мнению лидеров СКЮ, заставит многих подумать о возрождении распущенного в апреле 1956 г. Коминформа (теперь уже с участием югославов), что неизбежно обострит разногласия в рядах коммунистов разных стран и вызовет негативную реакцию в мире. С другой стороны, жесткость некоторых положений декларации (там, где дело касалось, в частности, критики американского империализма), по мнению югославских деятелей, может только сыграть на руку реакционным кругам на Западе, которые, ссылаясь на коммунистическую угрозу, развяжут массированную пропагандистскую атаку на социалистические страны. Не желая связывать себя подписанием жестких заявлений от имени социалистического блока, югославы вместе с тем совсем не хотели снова оказаться в положении изгоев в коммунистическом движении. Они высказались за многообразие форм контактов между компартиями, проведение совещаний и дали принципиальное согласие приехать в Москву в дни празднования 40-летнего юбилея Октябрьской революции для участия не только в юбилейных торжествах, но и во встречах с представителями братских партий всего мира. В Москве Хрущев пытался оказать давление на югославскую делегацию во главе Карделем, заставив-таки ее подписать Декларацию совещания компартий социалистических стран, но безуспешно. Не подписав Декларации, довольно жесткой по своим формулировкам, принятой под давлением китайской компартии, югославы в то же время подписали другой программный документ мирового комму-
374 А.С. Стыкалин
нистического движения — Манифест мира, опубликованный от имени представителей всех 68 приехавших на торжества в Москву компартий.
Хотя попытка Москвы заставить Белград играть по своим правилам снова закончилась полным фиаско, руководство КПСС и на этот раз воздержалось от того, чтобы встать на путь конфронтации с СКЮ и инициировать массированную проработку югославов в прессе. Вплоть до мая 1958 г. «Правда» фактически воздерживалась от публикации статей с критикой югославского «ревизионизма». В условиях постепенно назревавших советско-китайских разногласий, борьбы двух коммунистических держав за влияние важно было блюсти хотя бы видимость сохранения единства коммунистического движения. Публичная критика ревизионизма СКЮ развернулась лишь через несколько месяцев после московских совещаний, после принятия на VII съезде СКЮ в апреле 1958 г. новой Программы партии, признанной в Москве как ревизионистская (заявленный тезис о неприятии блоковой политики давал повод для обвинений югославов в постановке на одну доску НАТО и ОВД, фактическом проведении знака равенства между политикой СССР и США). Теперь установки меняются. Зная о крайне негативном отношении лидеров китайской компартии к новой программе СКЮ, руководители СССР решили принести югославов в жертву сохранению советско-китайской дружбы. С публикации «Правдой» 9 мая большой редакционной статьи с критикой программы СКЮ37 набирает силу антиревизионистская кампания ярко выраженной антиюгославской направленности. Она не ограничивалась советской прессой, велась в масштабах всего социалистического лагеря38. Однако и в это время сохранилась установка «и в дальнейшем поддерживать нормальные отношения с Югославией, прежде всего по государственной линии, а не вести дело на разрыв с ней», что нашло отражение в материалах майского пленума 1958 г. и решениях Президиума ЦК КПСС, принятых в те же недели. Наша критика, отмечалось в вышепроцитиро-ванном установочном документе, «не должна вылиться в крикливую перепалку; не следует размениваться на мелочи, заде-
«Наша критика не должна вылиться в крикливую перепалку»... 375
вать национальные чувства югославов. Критика должна быть принципиальной, аргументированной и вестись в спокойном тоне, не впадая в крайности 1949—1953 гг.»39. В Кремле и на Старой площади извлекли уроки из прошлого, по пути сталинских агиткампаний принципиально решено было не идти, это было бы в ущерб влиянию КПСС, учитывая, что несправедливая и грубая критика не казалась многим в мире убедительной, а скорее приносила обратный эффект — лишь способствовала повышению авторитета югославских коммунистов как носителей антисталинской альтернативы в мировом коммунистическом движении40. С другой стороны, Югославию решили проучить, прибегнув к методам экономического давления. Речь идет об одностороннем пересмотре планов экономического сотрудничества и отсрочке в предоставлении обещанных Советским Союзом Югославии кредитов.
В дальнейшем критика югославского ревизионизма в советской печати явно идет на спад. Как отмечалось в документе ЦК КПСС, относящемся к апрелю 1959 г., «нет необходимости уделять в нашей печати много внимания политике руководства Югославии. Больше того, повышенное внимание к Югославии отвечало бы интересам югославских руководителей, желающих, чтобы о их политике и идеологии много писали, чтобы их политика занимала все более видное место, что не отвечает ни удельному весу Югославии на международной арене, ни влиянию югославских руководителей в международном рабочем и коммунистическом движении»41.
Тем не менее дежурная критика югославского «ревизионизма», иногда довольно резкая, звучала в выступлениях Хрущева и других советских лидеров, в том числе на съездах зарубежных компартий. Эта критика в значительной мере была данью компромиссу между КПСС и КПК. В ноябре 1960 г. КПСС согласилась на включение довольно резкого выпада в адрес СКЮ в итоговый документ следующего большого совещания компартий42. Эту цену опять-таки решено было заплатить ради сохранения хоть на короткое время дававшего трещину союза КПСС с китайской компартией. Однако принесение югославов «в жертву» единству с КПК оказалось на
376 А.С. Стыкалин
этот раз совсем не эффективным, достигнутая на совещании 1960 г. компромиссная платформа между двумя великими коммунистическими державами смогла лишь на считаные месяцы отсрочить открытый конфликт между КПСС и КПК. На конъюнктурный характер критики указывает продолжавшееся сотрудничество между КПСС и СКЮ на международной арене. 17 февраля 1961 г. на Президиуме ЦК КПСС были утверждены указания послу СССР в ФНРЮ для беседы с Тито в связи с предстоящим возобновлением работы XV сессии Генассам-блеи ООН. Послу было поручено изложить югославскому лидеру суть линии СССР по некоторым важным проблемам международных отношений. При этом посол должен был исходить из того, что «позиции Югославии и Советского Союза по многим международным вопросам в основном совпадают и что полезно было бы и впредь по вопросам, представляющим взаимный интерес, консультироваться»43.
Решительный сдвиг в советско-югославских отношениях относится к маю 1962 г. Зная, что подходит срок, когда Москва в соответствии со своими прежними декларациями должна вернуться к вопросу о предоставлении Югославии обещанного еще в 1956 г. кредита, Тито 6 мая, выступая на партактиве в Сплите, однозначно заявил о готовности СКЮ встать на сторону КПСС в углубляющемся конфликте между КПСС и КПК. Всего через 10 дней, 16 мая, Хрущев, находившийся с визитом в Болгарии, в своей речи отметил, что сейчас у СССР сложились с Югославией «нормальные, более того, хорошие отношения»44. В итоговой советско-болгарской декларации от 21 мая критика ревизионизма вопреки уже сложившейся в последние годы практике обошлась без упоминания югославов. Впрочем, в установочных статьях идеологов КПСС, опубликованных в «Правде», критика Программы СКЮ как образца современного ревизионизма и после этого продолжала звучать45.
Как бы то ни было, новая ситуация, сложившаяся в мировом коммунистическом движении, теперь работала на советско-югославское сближение. Публично заявленная Тито в мае 1962 г. готовность (при всех разногласиях с КПСС) однозначно
«Наша критика не должна вылиться в крикливую перепалку»... 377
поддержать ее в идеологических спорах с китайской компартией дала довольно мощный толчок новому подъему в советско-югославских отношениях. Причем, в условиях глубокого раскола между СССР и КНР в Москве смирились наконец (зная о крайне негативном в то время отношении Пекина к белградским «ревизионистам») с особым статусом Югославии среди социалистических стран и приостановили все заведомо бесплодные попытки вовлечь нейтральное социалистическое государство, заинтересованное прежде всего в тесном экономическом сотрудничестве с СССР, в советский блок. Записи заседаний Президиума ЦК КПСС отражают стремление лидеров КПСС, не отрицая существующих разногласий с руководством СКЮ, вместе с тем защитить югославскую сторону от китайских нападок46. 10 февраля 1963 г. в открытой дискуссии с идеологами КПК «Правда» отмечала, что в СКЮ и ФНРЮ «происходят положительные процессы в сторону сближения с социалистическим содружеством, с мировым коммунистическим движением». Новая советская концепция, сформулированная в ходе обсуждения на Президиуме ЦК КПСС содержания полемической статьи «Правды», заключалась в следующем: спорные вопросы между КПСС и СКЮ остаются, но своей товарищеской критикой «мы должны содействовать процессу освобождения [югославов] от ошибочных позиций, помогать изживать недостатки»47.
Начало возымело продолжение. Посетив 20 августа — 3 сентября 1963 г. Югославию, Хрущев, хотя и не скрывал своей неудовлетворенности в связи с упорным нежеланием правительства этой страны синхронизировать свою внешнюю политику с линией советского блока48, вместе с тем, по некоторым сведениям, настолько увлекся моделью «самоуправления», что после возвращения домой распорядился всерьез заняться изучением югославского опыта в целях внедрения элементов самоуправления на советских предприятиях. Правда, отвечавший за связи с соцстранами секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов, всегда скептически относившийся к югославской модели, не торопился выполнять это поручение. С отставкой Хрущева в октябре 1964 г. оно отпало само собой49.
378 А.С. Стыкалин
В дальнейшем советско-югославские отношения в целом отличались относительной стабильностью и устойчивостью при сохранении некоторой дистанции Социалистической Федеративной Республики Югославии (СФРЮ) от социалистического лагеря и признании со стороны КПСС права Югославии на свой путь к социализму как порождение конкретных и неповторимых специфических условий (серьезный кризис двусторонних отношений в августе 1968 г., когда Югославия не поддержала силовую акцию в отношении Чехословакии, был преодолен совместными усилиями).
Примечания
1 См.: Едемский А. Б. От конфликта к нормализации. Советско-югославские отношения в 1953-1956 годах. М., 2008.
2 См. постановления Президиума ЦК КПСС: от 22 мая 1956 г. «Об освещении в советской печати вопросов советско-югославских отношений в связи с приездом в СССР т. Тито» и от 25 мая «О подготовке материалов с нашей стороны для югославской печати и радио» Российский государственный архив новейшей истории (далее - РГАНИ). Ф. 3. Оп. 14. Д. 24. Л. 22; Д. 26. Л. 36-37. В соответствии с первым из этих постановлений во всех центральных органах советской прессы были опубликованы статьи, посвященные успехам, достигнутым в деле нормализации советско-югославских отношений со времени поездки в Белград в мае-июне 1955 г. партийно-правительственной делегации СССР. В «Правде» была перепечатана программная статья главного идеолога Союза коммунистов Югославии Э. Карделя «О руководящей роли СКЮ в социалистическом строительстве» (Правда. 1956. 2, 3 июня).
3 Совместное заявление Правительств СССР и ФНРЮ в связи с государственным посещением Советского Союза президентом ФНРЮ И. Броз Тито и Декларация об отношениях между СКЮ и КПСС были подписаны утром 20 июня. См.: Правда. 1956. 21 июня.
4 РГАНИ. Ф. 3. Оп. 14. Д. 35. Л. 2. Подробнее об обсуждении проблем советско-югославских отношений на заседаниях руководства КПСС см.: Стыкалин А. С. Записи заседаний Президиума ЦК КПСС 1950-х - первой половины 1960-х годов как источник по изучению советско-югославских отношений // Россия и Сербия глазами историков двух стран. Спб, 2010. С. 244-271. Идя на компромисс с лидерами СКЮ, руководство КПСС, конечно, не могло не осознавать, что своим смелым сопротивлением сталинскому диктату югославские коммунисты завоевали немалый авторитет и уважение как в рамках мирового коммунистического движения, так и далеко за его пределами.
5 Micunovic V. Moskovske god^ 1956/1958. Zagreb, 1977. S. 93.
6 Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Гл. редактор академик А. А. Фурсенко. Т. 1. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. М., 2003. С. 187-191.
7 Донесения советских посольств из ряда восточноевропейских столиц свидетельствовали о немалом влиянии югославского примера на те силы в странах «народной демократии», которые были явно не удовлетворены избранным темпом и характером десталинизации в СССР (См., например, донесения из Венгрии: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Редакторы-составители
«Наша критика не должна вылиться в крикливую перепалку»... 379
Е. Д. Орехова, В. Т. Середа, А. С. Стыкалин. Документы. М., 1998. См. также донесение из Польши от 29 сентября, в котором говорилось о том, что редколлегия газеты «Попросту» находится под большим влиянием югославского посольства в Варшаве: Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 2. Постановления. 1954 - 1958. М., 2006. С. 453). Реальный опыт строительства социализма в Югославии при этом часто идеализировался.
8 РГАНИ. Ф. 3. Оп. 14. Д. 37. Л. 23. В информации ЦК КПСС, разосланной низовым парторганизациям кПСс для ознакомления, также отмечалось, что «у югославских товарищей есть еще иное, чем у нашей марксистско-ленинской партии, понимание некоторых важных принципиальных вопросов».
9 Micunovic V. Moskovskе §оСте 1956/1958. S. 97. О письме ЦК КПСС компартиям от 13 июля 1956 г. «Об итогах советско-югославских переговоров в июне 1956 г.» в Белграде узнали из конфиденциальных источников (от венгерских коммунистов-реформаторов, передавших в посольство ФНРЮ копию письма). Как сам факт посылки закрытого письма, так и его содержание вызвали неудовольствие лидеров СКЮ. Уже позже, после венгерской революции, в ходе межпартийной переписки руководство сКю упрекало лидеров КПСС в двойной игре - речь идет о противоречии между публичными декларациями и закрытыми документами, в которых без ведома югославских коммунистов им даются оценки, расходящиеся с открытыми заявлениями (Письмо от 7 февраля 1957 г. // РгАНи. Ф.89. Пер. 45. Док. 83, 84).
10 Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 1. С. 145. Упреки, адресованные Булга-нину, фактически означали признание правоты В.М. Молотова, который в мае
1955 г. критиковался некоторыми соратниками среди прочего за нежелание признать в Тито «ленинца». Ср.: «нельзя бросаться обвинениями - «антиленинец»» (А. И. Микоян. Запись заседания Президиума ЦК КПСС от 19 мая 1955 г. Там же. С. 141).
11 См. запись беседы: РГАНИ. Ф. 52. Оп. 1. Д. 618. Л. 11-55.
12 Президиум ЦК КПСС. 1954 - 1964. Т. 1. С. 149.
13 См. редакционную статью «Правды» от 16 июля 1956 г.
14 В белградском окружном суде. Правда. 1956. 31 августа.
15 В Венгрии в канун революции в условиях обострившегося до предела кризиса сталинской системы югославская модель все сильнее продолжала притягивать к себе партийных реформаторов. Югославский фактор, выступая в разных ипостасях, оказывал заметное влияние на внутриполитическую ситуацию в стране. Подробнее см.: Стыкалин А. С. Прерванная революция. Венгерский кризис 1956 года и политика Москвы. М., 2003.
16 См.: «Есть один путь к социализму, но могут быть разные методы, разные формы». Записки Н. С. Хрущева в Президиум ЦК КПСС по итогам встреч с И. Броз Тито // Источник. М., 2003. № 6. См. также: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 28. Д. 403. Л. 2-18. О трудностях в нормализации венгеро-югославских отношений см.: Стыкалин А. С. Советско-югославское сближение (1954 - лето 1956 гг.) и внутриполитическая ситуация в Венгрии // Человек на Балканах в эпоху кризисов и этнополитических столкновений XX века. Спб, 2002. С. 323-345.
17 Едемский А. Б. По следам конкретных консультаций на Брионах 2-3 ноября
1956 г. // Славянский альманах. 2010. М., 2011. С. 462-488.
18 См. редакционную статью «Правды» от 23 ноября 1956 г.: «За дальнейшее сплочение сил социализма на основе марксистско-ленинских принципов».
19 «Революционную борьбу» в Венгрии он назвал «первым крупным примером насильственного сведения счетов с теми преградами для дальнейшего развития социализма, которые являются продуктом окрепшей бюрократической политической системы», вызывающей в обществе «бессознательное стихийное
380 А.С. Стыкалин
возмущение». Альтернативой этой системе Кардель считал противостоявшие кадаровской власти (находившейся под полным советским контролем) рабочие советы - выросшую на венгерской почве «единственную реальную социалистическую силу, которая, вероятно, очень скоро избавилась бы от чуждых антисоциалистических влияний, если бы взяла на себя главную ответственность за власть на предприятиях». Силовые действия СССР по свержению правительства И. Надя, на его взгляд, могли бы быть оправданы лишь в том случае, если бы привели к изменению политической системы, тормозящей социалистическое развитие, в противном случае история осудит акт военного вмешательства. Дальнейшее же присутствие советских войск в Венгрии югославские лидеры в любом случае считали фактором, не благоприятствующим урегулированию конфликта. Как бы то ни было, Кардель в скупщине в декабре, как и Тито за месяц до этого в Пуле, критикуя советскую политику, вместе с тем заявил о признании Югославией приведенного к власти в Венгрии по инициативе Москвы правительства Я. Кадара и о готовности сотрудничать с ним.
20 О частых встречах Мичуновича с Хрущевым в этот период дает представление его более поздняя книга, в основе которой лежат записи 1950-х годов: Micunovic V. Moskovske godine 1956/1958. Запись их беседы от 11 декабря см.: Ibid. S. 204-208.
21 РГАНИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 198. Л. 103-104.
22 Письмо ЦК СКЮ в адрес ЦК КПСС от 3 декабря 1956 г. см.: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы. С. 730-737. Последующую переписку см.: РГАНИ. Ф. 89. Пер. 45. Док. 83, 84.
23 Коммунист. 1956. № 18. С. 35-51.
24 Там же. С. 11-34.
25 РГАНИ. Ф. 3. Оп. 14.
26 Там же. Оп. 12. Д. 173. Л. 35-36; Оп. 14. Д. 96. Л. 25-28.
27 Правда. 1957. 28 марта.
28 Правда. 1957. 19 апреля.
29 Архив внешней политики РФ (АВП РФ). Ф. 077. Оп. 38. Папка 192. Д. 036. Т. 2. Л. 193.
30 Там же. Д. 035. Л. 54.
31 Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 1. С. 256.
32 Там же. Т. 2. С. 673.
33 РГАНИ. Ф. 3. Оп. 14. Д. 131. Л. 2-3, 37-41.
34 Известия. 1957. 19 июля.
35 См. соответствующую записку зав. новым, созданным в 1957 г., отделом ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран Ю. В. Андропова от 29 августа (РГАНИ. Ф. 89. Пер. 45. Док. 75. Л. 1-2).
36 О содержании бесед можно судить по запискам Андропова и Пономарева в ЦК КПСС от 15 и 18 октября 1957 г. Были посланы из Москвы для информации лидерам социалистических стран и известны по венгерской публикации: Top secret. Magyar-jugoszlav kapcsolatok, 1956-1959. Dokumentumok, 1997. 216-219 o.
37 В единстве и сплоченности марксистско-ленинских партий - залог дальнейших побед мировой социалистической системы // Правда. 1958. 9 мая.
38 Причем, статьи из органов прессы социалистических стран перепечатывались и в «Правде». Так, 6 мая была опубликована статья из «Женьминь жибао» «Современный ревизионизм должен быть осужден!», с которой, собственно говоря, и началась в международном масштабе антиревизионистская кампания. 8 мая «Правда» перепечатывает статью из органа кПч «Руде право»: «Взгляды, несовместимые с марксизмом-ленинизмом».
«Наша критика не должна вылиться в крикливую перепалку»... 381
39 Закрытое письмо ЦК КПСС партийным организациям о советско-югославских отношениях (май 1958 г.) // РГАНИ. Ф. 3. Оп. 14. Д. 207. Л. 75.
40 Хрущев на майском пленуме ЦК КПСС 1958 г. сам много говорил о нелепости и неубедительности обвинений в адрес югославов, звучавших при Сталине. Как можно было Тито и его окружение обвинять в сотрудничестве с нацистской Германией, когда весь мир знал, что уж они-то сражались с нацистами «как дай Бог каждому», вопрошал советский лидер (См.: РГАНИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 318. Л. 31-36).
41 РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 99. Л. 90. Обзор «Ревизионистское извращение теории и практики марксизма-ленинизма».
42 Правда. 1960. 6 декабря.
43 РГАНИ. Ф. 3. Оп. 12. Д. 867. Л. 75.
44 Правда. 1962. 17 мая.
45 См.: Пономарев Б. Н. Победоносное знамя коммунистов мира // Правда. 1962. 18 ноября.
46 См. краткие записи заседаний от 30 декабря 1962 г. (по итогам состоявшихся перед этим встреч Хрущева и Тито в СССР, первых после длительного перерыва), 29 января и 12 марта 1963 г. // Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 1. С. 664, 695-696, 700.
47 Там же. С. 696. Поводом для полемики стали нападки идеологов КПК на отдельные положения, прозвучавшие в докладе Н.С. Хрущева на сессии Верховного Совета СССР 12 декабря 1962 г. «Современное международное положение и внешняя политика Советского Союза» и его речи на VI съезде Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) 16 января 1963 г. в Восточном Берлине.
48 «Не следует обольщаться, что у нас 100%-ное единство, этого нет», - говорил Хрущев на заседании Президиума ЦК КПСС 4 сентября (Там же. С. 736).
49 См.: Бернов Ю. В. Записки дипломата. М., 1995. С. 81-82.
