Литературоведение
Т.К. Савченко
«Нарушитель границ»: Пушкин в иноязычной аудитории
В статье на широком историко-культурном фоне рассматривается уникальность творческой личности А.С. Пушкина, его роль и значение в русской культуре и литературе, а также особенности культурного полилога с великим русскими поэтом писателей метрополии, русскими эмигрантами, постмодернистами и др. Приводятся примеры активного постижения иностранными студентами русской культуры.
Ключевые слова: А.С. Пушкин, русский менталитет, современная российская литературная ситуация, инонациональная среда.
Предлагаемый материал, постоянно дополняемый новыми наблюдениями, сложился в результате многолетнего преподавания русской литературы в иноязычной аудитории, в том числе на факультете повышения квалификации Государственного института русского языка русского языка им. А.С. Пушкина, куда приезжают на стажировку преподаватели русского языка и литературы (или только русского языка) из стран Ближнего и Дальнего Зарубежья. Поскольку наш институт носит имя Пушкина и вся его атмосфера Пушкиным пронизана (памятник поэту вы видите на институтской территории, бронзовый Пушкин встречает вас в вестибюле, характерный пушкинский профиль выбит на нагрудных значках бакалавра и магистра, «пушкинская» медаль вручается нашим ветеранам, проработавшим в институте двадцать пять лет), - первая лекция традиционно посвящается Пушкину, с тем, чтобы максимально «приблизить» его к слушателям и показать, насколько важное место занимает он в сегодняшней российской литературной ситуации. А Пушкинский конкурс,
ежегодное проведение которого в нашем институте приурочено к Пушкинским дням (первая декада июня), играет важную роль в деле приобщения студентов-иностранцев к российским культурным ценностям, постижении ими особенностей русского менталитета, способствует развитию их творческого потенциала и самовыражению.
Неслучайно обучение иностранных студентов навыкам анализа художественного текста в первую очередь связано с творчеством Пушкина -указанной проблеме посвящено немалое количество диссертаций последнего времени [11]. В вузах, где русскому языку обучается большое число иностранных студентов, как правило, много работают с пушкинскими текстами; это наглядно демонстрируют, в частности, учебные пособия, выпущенные за последние десять-двенадцать лет преподавателями РУДН [1; 9; 10]. Взаимодействие с инонациональной средой позволяет в полной мере осознать необходимость историко-литературоведческих, лингвистических и культурно-страноведческих комментариев произведений поэта в иностранной аудитории.
Пушкин не укладывается в схему, выбивается из всех и всяческих рамок; в его характере, характере уже взрослого, вполне состоявшегося человека, с годами не изменилось многое с лицейских лет, когда он, ребенок, терпеть не мог школьной (лицейской) схоластики:
В те дни, как я поэме редкой Не предпочел бы мячик меткой,
Считал схоластику за вздор И прыгал в сад через забор
(из ранних редакций «Евгения Онегина») [12, т. V, с. 460].
Живой отклик у студентов-иностранцев неизменно находит сообщение о том, что в Лицее Пушкин носил прозвище Француз, первые свои стихи писал по-французски, а, став взрослым, служил в Министерстве иностранных дел России. Неслучайно разработанная в 1990 г. программа издания в России произведений французской литературной классики, трудов французских мыслителей в области гуманитарных наук, современной французской литературы названа «Пушкин» (к настоящему времени издано более семисот пятидесяти произведений). Эта программа помощи издательскому делу, созданная посольством Франции в Москве в тесном взаимодействии с Министерством иностранных дел Франции, сегодня является ярким примером франко-российского сотрудничества в области книгоиздания. Имя Пушкина носят центры русского языка и культуры, открытые в столицах и крупных городах мира, задача которых - всестороннее развитие культурных связей между Россией и другими странами.
Филологические
науки
Литературоведение
Как известно, русская культура литературоцентрична. Погружаясь в мир русской классической литературы, студенты-иностранцы начинают лучше понимать особенности русского менталитета. А знакомство с ней начинается с имени Пушкина - основоположника русского литературного языка и великого русского национального поэта. И здесь обе стороны - как преподавателя, так и студентов - подстерегает первая и главная сложность. Она состоит в том, что имя нашего национального поэта мало известно за рубежом, Пушкин мало популярен в мире. Если такие наши классики, как Толстой, Достоевский, Чехов, давно стали «своими» в мировой культуре, о Пушкине этого сказать нельзя. Мировое литературное признание Россия получила благодаря не Пушкину, а Достоевскому, Толстому, Чехову, а в ХХ в. - Булгакову и Пастернаку.
У каждой культуры свой генетический код, и далеко не все безусловные ценности одной культуры хорошо - то есть адекватно - «прививаются» на чужую культурную «ветку», равнозначно генерируются в другую культуру. Конечно, Пушкина в мире переводят, издают; проблемы его творчества изучают зарубежные слависты, более того - существует и зарубежная пушкинистика. Но вот у мирового массового читателя Пушкин никогда не пользовался и, видимо, никогда не будет пользоваться популярностью Достоевского и Чехова, - возможно, этот феномен связан с проблемой психологии литературного творчества.
Погруженность Пушкина в мировую культуру отмечали почти все писавшие и говорившие о нем русские писатели, прежде всего -В.Г. Белинский (высказавший мысль о Пушкине как гении-протее) и Ф.М. Достоевский, речь которого, где говорится о «всемирной отзывчивости» как отличительном свойстве самого Пушкина и «русского духа» вообще, является классическим примером углубленной интерпретации Пушкина и уже современниками признана «блестящей». Эта речь стала настолько выдающимся событием в русском национальном сознании, что аналогов ему нет до настоящего времени.
Любопытно сопоставить мнения о Пушкине Достоевского и Тургенева, прозвучавшие в дни пушкинских торжеств в июне 1880 г. в зале Благородного собрания на заседании Общества любителей российской словесности в связи с открытием в Москве памятника поэту работы А.М. Опекушина и еще раз продемонстрировавшие противостояние славянофильской (И.С. Аксаков, Ф.М. Достоевский, С.А. Юрьев и др.) и западнической (И.С. Тургенев, К. Д. Кавелин, М.М. Ковалевский и др.) традиции. Достоевский однозначно утверждал, что Пушкин как носитель национальной идеи есть неотъемлемая часть мирового развития. После речи Достоевского И.С. Аксаков заключил, что отныне вопрос о том, «всемирный» поэт
Пушкин или нет, упразднен: истинное значение Пушкина показано - «и нечего больше толковать!». Тургенев, более других русских писателей «интегрированный» в европейскую культуру, выступая более осторожно и называя Пушкина «народно-национальным, но не всемирно-национальным» поэтом, предложил вопрос этот считать «пока открытым» [17, с. 344].
Каких-нибудь пятьдесят-шестьдесят лет назад о Пушкине как о вписанном в мировую литературу говорить было вовсе небезопасно. Изданная в 1941 г. книга И.М. Нусинова «Пушкин и мировая литература» подверглась разгромной критике А.А. Фадеева, выступившего в июне 1947 г. на пленуме Союза советских писателей с анализом «положения в литературе». Автору вменялось в вину, что Пушкин в его книге предстает «западным европейцем», «всечеловеческим» мыслителем, и Нуси-нов был обвинен в «низкопоклонстве перед Западом». Книгу громили со страниц наших главных «литературно-культурных» газет - «Литературной» и «Культура и жизнь». Последняя, подводя итоги многомесячной дискуссии, причислила автора упомянутой книги (подчеркнем - наряду с членом-корреспондентом Академии наук СССР В.М. Жирмунским и академиком А.И. Белецким) к «антипатриотичным» и «отсталым кругам нашей интеллигенции», носителям «отвратительных пережитков низкопоклонства перед иностранщиной» и «безродного космополитизма». Между тем, рассматривая мировую культуру как вечное взаимодействие, притяжение и отталкивание различных школ и течений, И.М. Нусинов первым в советском литературоведении стал разрабатывать проблему «Пушкин и мировая литература», более семи десятков лет назад осознав, что только такой подход, вписывающий Пушкина в мировой литературный контекст, позволяет оценить его подлинный масштаб художника.
Когда-то давно Аполлон Григорьев вывел замечательную формулу: «Пушкин - наше все». С тех пор прошло много времени, ее бесчисленно цитировали, интерпретировали по-своему, зачастую иронизировали над ней. Но время подтвердило ее универсальность. «Пушкин - наше все»: лучше не скажешь. С именем Пушкина связана и наиболее устойчивая риторическая формула «солнце русской поэзии», вот уже третье столетие служащая формой репрезентации писателя. Именно похороны Пушкина в 1837 г. впервые продемонстрировали единение современников, принадлежащих к различным социальным слоям. Память о Пушкине продолжала объединять русских и в последующие времена, в том числе в драматическое постреволюционное время: вспомним в этой связи столь широко отмечавшуюся в 1924 г. как в метрополии, так и в эмиграции (в том числе не только западной, но и восточной) 125-ю годовщину со дня рождения Пушкина.
Филологические
науки
Литературоведение
Пушкинские дни играли особую роль в Русском зарубежье. Идея их празднования имела свою историю и зародилась среди членов петроградского «Дома литераторов» еще в конце 1920 г. В организационный комитет тогда вошли А. А. Блок, А. А. Ахматова, Н.С. Гумилёв, М. А. Куз-мин, В.Ф. Ходасевич. Вначале чествование было приурочено ко дню смерти Пушкина, и первое торжественное заседание состоялось в феврале 1921 г. (с речами на нем выступили А. Блок, В. Ходасевич, А. Кони, Б. Эйхенбаум; в адрес оргкомитета поступили приветствия от 16 научных и литературных организаций). В Русском зарубежье Пушкинские дни продолжали широко отмечаться, независимо от политических воззрений и разногласий («Пушкин объединяет в этот день всех русских - по обе стороны черты»). В 1926 г. они праздновались уже в 13 странах русского рассеяния, а с 1930 г. - и в русском Китае: в Шанхае и Харбине [13, с. 11]. В программу праздника в Харбине входил торжественный молебен в Свято-Николаевском соборе, выпуск однодневного журнала «День Русской культуры», праздничные заседания, доклады, лекции, творческие вечера, концерты, библиотечные выставки. Таким образом, русская литературная эмиграция, в том числе ее восточная ветвь, уже с самого начала своего исторического существования отстаивала право на верность подлинным национальным ценностям, традициям русской классической литературы, ее высокому духовному опыту.
В вышедшей по-немецки в 2004 г. книге В. Кисселя «Культ ушедшего из жизни поэта и русский модерн» похороны поэта в русской литературной традиции справедливо рассматриваются как один из центральных ритуалов Нового времени, создающего ощущения присутствия ушедшего поэта в современной жизни. И неслучайно отсчет у Киселя ведется от Пушкина, что подчеркнуто и в заглавии книги [19]. Именно в своих речах о Пушкине русские писатели всегда высказывали главное, заветное. В ХХ в. в своей речи о Пушкине, начатой словами «Наша память хранит с малолетства веселое имя: Пушкин» [2, с. 160], высказал в феврале 1921 г. в Петрограде свое заветное - о свободе художника - Блок. Прочитанный в Доме литераторов на торжественном собрании в 84-ю годовщину смерти Пушкина доклад «О назначении поэта» явился духовным завещанием Блока, и когда он говорил, что «... Пушкина <.. .> убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха» [2, с. 167], он предчувствовал и свою собственную гибель («задуха» - определит потом Белый причину смерти Блока).
О влиянии Пушкина на послепушкинскую литературную эпоху писали и пишут регулярно. Эти непрерывно появляющиеся работы свидетельствуют о том, что интерес к Пушкину у нас не ослабевал никогда.
Пушкинским сюжетам, темам и мотивам в русской литературе, в том числе современной, посвящено огромное количество исследований. Характерно, что работы о Пушкине регулярно появляются не только в центральных, но и в местных издательствах, и не только в отечественных, но и за рубежом [20]. В литературоведении и по сей день вводятся в научный оборот не известные ранее документы и материалы, высвечивающие ту или иную грань пушкинского творчества. Издаются сборники, содержащие незаконченные произведения Пушкина («Русалка», «Египетские ночи», черновой отрывок «В голубом небесном поле...») и «дописанные» за него; а также многочисленные «продолжения» Пушкина, принадлежащие так называемым «творческим читателям» классика - Вельтману, Брюсову, Ходасевичу, Набокову и многим другим, в том числе мало известным или даже вовсе не известным [14].
Попутно заметим, что и отношение ко многим пушкинским современникам сегодня меняется, и воспринимавшаяся еще совсем недавно столь одиозной такая, например, фигура, как извечный соперник и оппонент Пушкина «беспринципный» и «продажный» Фаддей Булгарин, в восприятии наших современников сегодня таковой уже не является. Более того, и сотрудничество Булгарина с III отделением - факт, столь сильно скомпрометировавший его в глазах его современников, сегодня расценивается неоднозначно, и многие исследователи видят в Булгарине борца «за идею»: он «... ненавидел врагов отечества и доносил для блага отечества»1 [28, с. 101].
Рецепция пушкинского творчества - одна из актуальных и ныне тем литературоведения, на которую в последнее время написано и защищено множество диссертаций. И если сегодня учреждается новая премия за лучшую повесть, то, несомненно, «имени Ивана Петровича Белкина», потому что не только сам Пушкин, но и его любимые персонажи воспринимаются нами как живые люди. Произведения Пушкина так давно вошли в культурный обиход русской жизни, что прочно «вросли» в нее. Наша речь пересыпана пушкинскими цитатами. Мы постоянно обращаемся к пушкинским афоризмам: «Зависть - сестра соревнования, следственно, из хорошего роду» [12, т. VII, с. 354]; «Шпионы подобны букве 4. Они нужны в некоторых только случаях, но и тут можно без них обой-титься...» [Там же, с. 122] и т.д.
1 Булгариноведение ныне - самостоятельная отрасль современного литературоведения, и публикации о нем выходят под рубрикой «Булгарин как вызов», «Феномен Булгарина», «Загадка Булгарина» и т.д. [8].
Филологические
науки
Литературоведение
Пушкин более, чем современен, - он актуален. В связи с недавней громко прошумевшей «реформой» русского языка вспоминается небольшой пушкинский отчет о деятельности современной ему Российской Академии (опубликован в 1836 г. в «Современнике»). Перечислив изданное Академией (первой Пушкин указывает «Грамматику Российскую», а третьим -«Словарь, расположенный по азбучному порядку»), он продолжает: «Ныне Академия приготовляет третье издание своего Словаря, коего распространение час от часу становится необходимее. Прекрасный наш язык, под пером писателей неученых и неискусных, быстро клонится к падению. Слова искажаются. Грамматика колеблется. Орфография, сия геральдика языка, изменяется по произволу всех и каждого. В журналах наших еще менее правописания, нежели здравого смысла...» [12, т. VII, с. 252].
Пушкин - чрезвычайно востребованный писатель в современной российской литературной ситуации. Востребовано не только его творчество, но в первую очередь его мироощущение - приятие жизни во всех ее проявлениях. Примечательным при этом и до известной степени парадоксальным является тот факт, что сам Пушкин не только никогда не писал о своем мировоззрении или мироощущении, но и счел необходимым однажды специально оговорить, что образ своих мыслей не только «... нигде <... > не обнаруживал», но что «никому до него дела нет» [16, с. 64]. Пушкин интересен и тем, что, не являясь историком в строгом смысле слова, он осмысливал Время как историк, объединяющий в единое целое прошлое и настоящее, и тем, что он едва ли не впервые в русской литературе поставил проблему взаимоотношений художника и «толпы» (автора и читателя, автора и критика), - проблему, столь актуальную в современной литературе, прежде всего, постмодернизма, где этим отношениям отводится первостепенная роль:
И толковала чернь тупая:
«Зачем так звучно он поет?
Напрасно ухо поражая,
К какой он цели нас ведет?
О чем бренчит? чему нас учит?
Зачем сердца волнует, мучит,
Как своенравный чародей?
Как ветер, песнь его свободна,
Зато, как ветер, и бесплодна:
Какая польза нам от ней?»
(«Поэт и толпа», 1828) [12, т. V, с. 85].
Современные русские писатели ведут постоянный диалог с Пушкиным - не просто диалог, но культурный полилог с самим Пушкиным и
писателями его эпохи. Он востребован не только писателями метрополии, но и русскими эмигрантами. Что Пушкин - самый любимый писатель русской эмиграции первой волны (как представителей западного «русского рассеяния», так и восточного, серьезное научное изучение которого сейчас только-только начинается), в общем, неудивительно. Но он - центральная фигура русской литературы и для писателей второй и третьей волн русской эмиграции (для Александра Галича стихотворение Пушкина как таковое являлось «претекстом»).
От Пушкина в современной русской литературе ведут свою генеалогию многие темы и мотивы, своеобразно преломленные в нашей поэзии. Он всю свою жизнь был благодарен Г.Р. Державину, с которым, как известно, был связан не только творчески, но и биографически: именно в связи с личностью Державина Пушкин характеризует первые шаги своей музы. И хотя Державин не являлся для него учителем в точном, буквальном, значении этого слова, но Пушкин был всю жизнь благодарен за один факт присутствия Державина в современной ему, Пушкину, литературе. Стихотворение Владимира Корнилова «Сорок лет спустя» посвящено памяти человека, который мог бы быть его Учителем, но в силу трагических обстоятельств не стал им. Стихотворение автобиографическое: в бытность Владимира Корнилова студентом Литинстута в штате этого учреждения значился Андрей Платонов, но не руководителем семинара прозы, а. дворником. В основе корниловского текста - та же пушкинская традиция, хотя и переистолкованная в соответствии с сегодняшним днем.
Пушкинский мотив памяти/памятника, воспринятый сквозь призму есенинского творчества, - в произведениях смогиста Леонида Губанова. Однако в отличие от серьезной мечты о славе есенинского лирического героя, стоящего перед памятником Пушкину на Тверском бульваре, «как пред причастьем»:
...Яумер бы сейчас от счастья,
Сподобленный такой судьбе [6, с. 203], мечты о славе лирического героя Губанова заключены совсем в иной контекст:
Мне бы любоваться на свою тень И носить цветы к своему памятнику,
А я живу на рельсах четвертый день, -Правильно? [3, с. 289].
В последний, православный, период творчества Губанова в его текст «Разговор с Пушкиным» (перекликающийся своим названием с есенинским «Пушкину») будут вписаны уже другие желания его лирического героя:
Филологические
науки
Литературоведение
И не нужен мне твой мрамор и не нужен твой чугун, а нужны ступени храма, где цитируют Луку [3, с. 434].
Особый разговор - пушкинская тема у постмодернистов, конструирующих в своих произведениях новое эстетическое пространство, некую новую действительность, в которой все перевернуто - и тем не менее реально. Отсюда - обращение к нарочито невыразительной, «стертой» нелитературной речи, поэтическим шаблонам, идеологическим догмам и стереотипам, подчеркнутая бесстрастность изложения и запрет на то, что веками составляло гордость русской литературы и было основным в творчестве Пушкина: психологизм, исповедальную интонацию, откровенный доверительный разговор с другом-читателем «по душам», сочувствие, сопереживание («А ты, любезный мой читатель.» - обращение, постоянное у Пушкина).
Иронический эффект в стихотворении «Памятники» Владимира Друка достигается за счет введения в известные всем со школьной скамьи хрестоматийные цитаты из пушкинского «Евгения Онегина» актуальных для читателя реалий общественно-политической жизни страны 1950-90 гг. и использования приема инверсии:
здесь сталин очень честно правил пока не в шутку занемог он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог
и брежнев очень честно правил пока не в шутку занемог он уважать себя не мог и лучше выдумать заставил [4, с. 127].
Весьма часто к образу Пушкина и его текстам обращались в своем творчестве лианозовские поэты. Ими сделано многое из того, что затем будет активно разрабатываться в поэзии постмодернизма. Они первыми стали широко вводить в свои произведения разноплановые элементы чужих стилей, а литературные центоны (весьма часто из Пушкина) сталкивали с речевыми штампами, как это делает Ян Сатуновский:
Хочу ли я посмертной славы?
Ха,
а какой же мне еще хотеть?
Люблю ли я доступные забавы?
Скорее, нет, но, может быть, навряд.
Брожу ли я вдоль улиц шумных?
Брожу,
Почему не побродить?
Сижу ль меж юношей безумных?
Сижу.
Но предпочитаю не сидеть [15, с. 131].
В абсурдном мире постмодернизма все перевернуто и гротескно искажено, представительницы слабого пола наделены мужскими качествами, а сильного - пародийно немужественны и негероичны, как, например, в стихотворении Д. А. Пригова «Когда я в Калуге по случаю был.», проложенном по канве пушкинского «Гляжу, как безумный, на чёрную шаль.». Другие постмодернисты именно в Пушкине видят образец мужественности (стихотворение Т. Кибирова «Пастернак наделен вечным детством.»). В этой связи позволим себе не согласиться с недавним высказыванием Ю. Дубровина, автора статьи «Мудрость Пушкина», о том, что «Постмодернисты нашего времени, крикливо утверждающие, что “Пушкин устарел”, не сказали ни в литературе, ни в искусстве ничего.» [5, с. 1].
Особое место в ряду посвященных писателю произведений занимают «Прогулки с Пушкиным» Андрея Синявского (Абрама Терца), вызвавшие в свое время немало споров и яростного неприятия. Напомним обстоятельства их публикации. Впервые они появились на страницах журнала «Октябрь» (гл. ред. Анатолий Ананьев) в 1989 г. После «шокирующей» «октябрьской» публикации Союз писателей (СП) предпринял попытку смены главного редактора, и только благодаря вмешательству инициативной группы (поэты Юнна Мориц и Юрий Голицын, журналист Владимир Чернов и др.), организовавшей «протестное письмо» за пятью десятками подписей (в том числе - Д.С. Лихачёва), «карательные» меры СП были отложены, а этим временем, воспользовавшись ситуацией, редколлегия приватизировала журнал.
Полное отсутствие литературного «чинопочитания», литературной «субординации» и единственно исповедуемый им приоритет эстетического критерия над какими-либо другими позволили автору «Прогулок.» переступить через канонизированные авторитеты. Характерно, что резко негативную реакцию книга Синявского вызвала не только в метрополии, но и за рубежом в среде русской эмиграции. Так, известный критик Роман Гуль назвал свою статью о ней «Прогулки Хама с Пушкиным», правда, оговорившись, что он имеет в виду не «бытового», но библейского Хама. Примечательно, что совпадая в общей негативной оценке произведения Синявского, «посягнувшего на святая святых -
Филологические
науки
Литературоведение
Пушкина», критики метрополии называли автора «пособником Запада», а эмигрантские критики - «предателем и пособником советской власти». В то же время в современной литературной ситуации, главным отличительным признаком которой стала деструкция, книга Синявского обрела статус «знаковой», поскольку разрушила еще одну «харизму» - харизму русского писателя.
«Прогулки с Пушкиным» отзываются в названии Историко-литературных чтений («Прогулки с Андреем Синявским»), прошедших в Библиотеке иностранной литературы в апреле 2008 г. Не случайно для Чтений выбран жанр «прогулок», предложенный в свое время самим Синявским и предполагающий свободное путешествие-странствие по художественному пространству текста1.
Мы живем в непростое время - сегодняшняя литературная ситуация в России характеризуется интеллектуальным противостоянием не только литературно-художественных, но и литературоведческих журналов. Это противостояние можно наглядно проследить на примере двух популярных журналов - «Вопросы литературы» и «Новое литературное обозрение».
«Вопросы литературы» выдержали испытание временем. Основанный в 1957-м, либерализованный в 1980-х, освобожденный от цензуры в 91-м - журнал гордится своим постоянством в приверженности к извечным традиционным ценностям. Скромный компактный его формат не менялся в угоду времени. В статьях как постоянных, «старых», так и «молодых» его авторов - новое прочтение Баратынского, Гоголя, Достоевского, Довлатова, Высоцкого. В центре внимания журнала - напечатанное на бумаге Слово, а не модное ныне понятие «художественный текст».
Во многом противостоит «Вопросам литературы» «Новое литературное обозрение» - литературоведческий журнал с ярко выраженной «новой миссией». Основанный в 1992 г. как специфически постсоветский журнал, к концу 1990-х гг. он превратился в глянцевое, коммерчески привлекательное издание. Провозглашенная «НЛО» задача - внедрение в России запрещенных здесь ранее западных теорий, которые могут пролить свет на отечественную словесность. Между двумя журналами, безусловно, существует «полемическое напряжение» - это интересно проследить на примере творчества М.М. Бахтина, к которому регулярно
1 Вопросу о том, насколько сходно интерпретировались «Прогулки.» в советской и эмигрантской прессе, посвящен доклад Татьяны Ратькиной, прочитанный на Чтениях-2008: «Из Дубровлага на Елисейские поля: Фантастическое литературоведение в оценках западной и эмигрантской критики».
обращаются обе стороны - и «традиционалисты», и «радикалы», при этом «НЛО» предпочитает бахтинскому «личностному диалогизму» более обезличенный структуралистский подход. Но весьма примечательно, что к Пушкину оба журнала относятся одинаково почтительно. Один из недавних номеров «НЛО» (№ 95, 1’2009) содержит раздел «Пушкинистика 2000-х: археология одного стихотворения».
О том, что Пушкина ныне воспринимают «без хрестоматийного глянца», свидетельствуют два события не очень далекого времени, на первый взгляд, не связанные друг с другом, но оба свидетельствующие о том отношении к поэту, которое прочно вошло в наше сознание сегодня.
Первое. На ежегодных проводящихся в нашем институте Пушкинских чтениях с весьма интересным - и необычным - коллективным докладом не так давно выступили китайские студенты. Доклад назывался «Если бы Пушкин был депутатом Государственной думы.». Китайские студенты аргументировано, с привлечением пушкинских цитат, доказывали, что, очевидно, в жизни современного российского общества многое бы изменилось к лучшему, будь Пушкин депутатом Государственной думы.
Второе - это проведение в октябре 2005 г. в московской Библиотеке иностранной литературы им. Рудомино Международной научно-практической конференции «Андрей Синявский - Абрам Терц: облик, образ, маска». На конференции, в частности, обсуждались вопросы, связанные с проблемой «писатель как нарушитель границ», и эти «нарушения» прочитываются и в информации о конференции, опубликованной в «НЛО», носящей примечательное и абсолютно невозможное у нас еще какие-нибудь два десятка лет назад «параллельное» название «Именинки Абрашки Терца» [7, с. 420-423].
Постоянно помня пушкинское «не продается вдохновенье, но можно рукопись продать», мы нередко забываем, что именно Пушкин заповедал нам всем читать и понимать писателя по законам, только им самим над собой признанным.
Библиографический список
1. А.С. Пушкин. Кн. для чтения: Учебное пособие / Маерова К.В., Шаклеин В.М. и др. М., 1999.
2. Блок А. О назначении поэта // Собр. соч.: В 8 т. Т. 6. М.-Л., 1962.
3. Губанов Л. «Я сослан к Музе на галеры.». М., 2003.
4. Друк В. Коммутатор: Стихи. Поэмы. Тексты. М., 1991.
5. Дубровин Ю. Мудрость Пушкина // Общеписательская литературная газета. 2010. № 10 (11).
6. Есенин С. Полн. собр. соч.: В 7 т. Т. 1. М., 1995.
Филологические
науки
Литературоведение
7. Калмыкова В., Делекторская И. Именинки Абрашки Терца, или Международная конференция «Андрей Синявский - Абрам Терц: Облик, образ, маска // НЛО. 2006. № 3 (79).
8. Кузовкина Т. Феномен Булгарина: Проблема литературной тактики. Тарту. 2007.
9. Меньшутина О.И., Шаклеин В.М. Наш Пушкин: Учебное пособие. М.,1998.
10. Меньшутина О.И., Шаклеин В.М. Пушкинские пейзажи: Учебное пособие. М., 1999.
11. Писаревская Н.С. Обучение иностранных студентов анализу художественного текста на основе его лексического наполнения (на материале повести А.С. Пушкина «Гробовщик»): Дис. ... канд. пед. наук. СПб., 2004.
12. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Изд. 4-е. Т. III, V, VII. Л., 1977-1978.
13. Пушкинские дни в Шанхае // Австралиада. Русская летопись. 1999. № 20.
14. Пушкин плюс.: Незаконченные произведения А.С. Пушкина в продолжениях творческих читателей XX-XXI вв. / Сост., публ., коммент., послесл. Е.В. Абрамовских. М., 2008.
15. Сатуновский Я. «Среди бела дня». М., 2001.
16. Томашевский Б.В. Пушкин: Работы разных лет. М., 1990.
17. Тургенев И.С. Собр. соч.: В 12 т. 2-е изд., испр. и доп. Т. 12. М., 1986.
18. Янов А. Загадка Фаддея Булгарина: Социально-исторический очерк // Вопросы литературы. 1991. № 9.
19. Kissel W.S. Der Kult des toten Dichters und die russische Modeme: Puskin -Blok - Majakovskij. Koln, 2004.
20. The Pushkin handbook / Ed. by David M. Bethea // The University of Wisconsin Press. 2005.