CC BY
109
Раздел IV
СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНОЕ ЗНАНИЕ
Б. С. Сафаралиев
НАРОДНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ КАК ПОКАЗАТЕЛЬ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ СИТУАЦИИ В ИСТОРИИ СРЕДНЕАЗИАТСКОГО ОБЩЕСТВА
Автор анализирует состояние образования в Таджикистане во второй половине XIX - начале XX в. Приведены статистические данные, архивные материалы, описаны типы учебных заведений и содержание учебных программ, характерные для среднеазиатского общества того времени; особое внимание уделено финансированию народного образования.
Ключевые слова: народное образование, новометодные школы, школы-мактабы, ремесленные школы, медресе, Бухарский эмират, мечеть, муддарис
The author analyzes the state of education in Tajikistan in the second half of XIX - early XX century. Are resulted statistical data, archival materials, describes the types of educational institutions and curriculum content specific to that time, with special attention paid to the financing ofpublic education.
Keywords: popular education, new method schools, maktab schools, trade schools, medrese, Emirate of Bukhara, mosque, muddaris
Исторический аспект народного образования в Средней Азии в целом, в том числе и в Таджикистане, как одного из основных факторов и показателей социально-культурной жизни таджикского народа второй половины XIX - начале XX в. пока еще не привлек надлежащего внимания ученых. Он изучен довольно отрывочно. Имеющиеся сведения не систематизированы, разрознены, фрагментарны и нередко описательны. К тому же данные, содержащиеся в некоторых публикациях, порою не согласуются с действительностью.
Так, в ряде работ до последних лет настойчиво проводилась мысль о якобы «полной и поголовной неграмотности», «отсталости в области народного образования», «бескультурности», «необразованности» таджиков дореволюционного периода. В большинстве из них считалось, что «если человек не может читать и писать», значит, его, а заодно и весь народ, можно отнести к категории отсталых, безграмотных, диких. В целях подтверждения этих идей приведем нижеследующие мистические статистики. Согласно реферату В. Ивановича, чиновника российского Министерства народного образования, в котором анализируются результаты обработки данных переписи 1897 г., говорится о том, что «... для ликвидации неграмотности населения дореволюционной России (мужчин и женщин) потребуется соответственно 180 и 280 лет. А народам среднеазиатских республик потребуется 4600 лет» [8].
Между тем такого рода негативные оценки не имеют под собой достаточного основания. Об этом убедительно свидетельствуют многие архивные материалы дореволюционного периода, которые до сего дня не были использованы, хотя предшествующие исследователи имели к ним доступ. А поскольку архивные материалы - наиболее достоверные источники
по исследуемым вопросам, то на этой основе мы попытаемся выявить истину, выработать объективный взгляд на то, что в действительности представляло собой история народного образования в Таджикистане.
После всестороннего изучения и критического анализа выявленных новых архивных материалов, а также опубликованных и неопубликованных трудов, статей, путевых записок и воспоминаний русских дореволюционных авторов, российской периодической печати, материалов официальных сборников и других источников мы получили возможность дать более точную картину действительного состояния народного образования таджикского народа в рамках исследуемого периода.
Так, автор монографии «История развития народного образования в Таджикской ССР» (1917-1967 гг.) И. Обидов с первых страниц отрицает наличие конкретных исторических фактов, характеризующих историю отдельных школ, учителей и деятелей народного образования и вследствие этого прибегает к сбору воспоминаний [15]. Но, как уже было сказано выше, архивные материалы на самом деле имеются. Он же пишет: «В дореволюционном Таджикистане существовали мусульманские религиозные низшие школы-мактабы и повышенные медресе, возглавляемые духовенством и предназначенные для подготовки кадров духовенства и эмирских чиновников... (которые якобы были. - Б. С.) глубоко чужды трудящимся и не представляли собой никакой культурной ценности» [Там же, с. 19]. В некоторых отношениях можно было бы согласиться с автором. Но все ли эти религиозные школы служили классовым целям «религиозных отцов» и верхушки феодально-эмирского строя? Все ли выпускники этих школ впоследствии стали верными адептами этого строя? Ответ на эти вопросы довольно не одно-
97
значен. Вот почему, частично соглашаясь с автором, мы тем не менее не можем полностью разделить высказанную им оценку упомянутых школ.
С целью выработки более точной оценки грамотности и развития народного образования рассмотрим эту проблему с учетом некоторых общепринятых системообразующих элементов, таких как объекты и субъекты образования, и их социальный состав, предметы образования, формы финансирования, политика в области народного образования.
Образовательный процесс в дореволюционном Таджикистане проходил обычно в так называемых конфессиональных учебных заведениях медресе (высшее религиозное учебное заведение), мактабах (начальная светская школа), приходских школах -низших начальных школах при мечетях поселка (гу-зари) или при синагогах для евреев (хедеры) и при церквях для христиан, домашних школах, корихона -специальных учебных заведениях для слепых, ремесленных школах - хунари.
«Все мечети, медресе (высшие училища) и низшие училища, - отмечает в своих записках ученый-путешественник Л. Костенко в 1871 г., - строятся на частные пожертвование. Казна в это дело не вмешивается. Строители всех этих учреждений обеспечивают их существование пожертвованием разного рода недвижимого имущества: земель, садов и лавок. Пожертвования эти называются вакуфом. Преподавание в медресе производится мударисами, которые должны сами окончить курс в каком-нибудь медресе. Самые знаменательные мусульманские ученые получают образование в Бухаре. Каждый ученик имеет право слушать того мудариса, который ему нравится, хотя он преподавал в другой медресе. Для каждого студента имеется при медресе келья (отдельная комната. - Б. С.), в которой он и живет. Кроме того, на содержание его отпускается известное пособие, размеры, которые зависят от величины и богатства вакуфа. Курс преподавания крайне обширный и количество наук громадное, но, увы! Все преподавание имеет исключительно духовное направление. Ни истории, ни географии не полагается. Коран -основа всех знаний. Студенты десять лет изучают разные толкования на Коран, а в результате выходит, что самые лучшие ученики по окончании курса оказываются не твердыми даже в зубрении четырех правил арифметики. Из наук не теологических преподается арабская и персидская грамматика, арифметика и домашняя медицина на основе теории и практики Ибн Сина Абу Али Хусейн ибн Абдаллах - Авиценны» [18, с. 29].
Низшие школы - мактабы открываются также людьми благочестивыми, чающими спасения души, притом имеющими свободное помещение и время для обучения. К человеку, открывающему мактаб, соседи посылают своих детей, за воспитание которых не полагается никакого определенного вознаграждения. Обыкновенно ученики, являясь в школу в первый раз, приносят какой нибудь подарок и повторяют доброхотные
пожертвования в неопределенное время. Иногда, по договору с родителями, подарки производятся другим порядком: например, во время поступления ребенка в мактаб дается один подарок; когда он кончит азбуку -другой; когда осилит склады - третий, когда выучится читать - четвертый и т. д.
По шариату, все мальчики обязаны посещать школу и учиться читать Слово Божие. В школах учат также и письму. Манера обучения совершенно такая же, как и у евреев: дети вместе с учителем выкрикивают буквы, склады, слова и фразы, почему о присутствии школы (во время обучения) можно узнавать еще издалека по неистовому гаму, раздающемуся в мактабе. В этих низших школах преподавание мальчиков идет только до 16-летнего возраста; впрочем, родители могут и раньше взять их из школы. Телесные наказания существуют в полном ходу. На лето учение прекращается, и дети помогают родителям в полевых работах. Девочки также посылаются в науку к женам имамов, которые обучают их, кроме грамоты и Слова Божия, еще и сказаниям о жизни мусульманских святых [18, с. 70].
Девочки учатся и летом, потому что период обучения их без того кратковременный: в 10-11 лет они уже выходят замуж.
С присоединением Средней Азии к России в крае появляются новые учебные заведения - школа для русскоязычного населения, русско-туземная школа, мужская и женская гимназия, реальное училище, семинария, приходское начальное училище, мариинские (4-классные) училище, городское (по положению от 31.05.1870 г.) училище, приходское мужское и женское училище, а также для обоих полов, частное училище III разряда, новометодные школы для местного населения [3].
При некоторых училищах существовали также вечерние курсы для взрослых туземцев, ремесленные классы, практические курсы садоводства, сельского хозяйства и шелководства.
Хотя народные массы дореволюционного Таджикистана, применяя образные выражения В. И. Ленина, «... были ограблены в смысле образования, света и знания» [10, с. 127] и «старая школа была школой муштры, школой зубрежки» [24]. Вышедшие из разных сословий и получившие образование, наравне с «высокими сынами благородной Бухары», выпускники этих учебных заведений в дальнейшем сформировали основной состав кадров национально-демократической интеллигенции, а также пропагандистов просветительских идей среди местного населения. Все это имело огромное прогрессивное значение.
О том, насколько развита была сеть учебных заведений, свидетельствует рапорт начальнику Ход-жентского уезда, направленный его старшим помощником по г. Ура-Тюбе от 17 ноября 1870 г. Из документа мы узнаем, что в данном городе на тот момент существовало 4 высших учебных заведения -
98
медресе, в которых обучалось 152 студента и преподавали 12 мударисов, а также 19 низших школ (325 учащихся и 20 преподавателей в возрасте от 15 до 30 лет). Кроме того отмечается, что гузарские приходские школы (при мечетях) посещает 345 детей, с которыми работают 20 наставников [24]. Подобные школы были в каждой мечети по всей территории Таджикистана, независимо от того, какое направление исламской религии исповедовалось: суннитское или шиитское.
Начнем с низших учебных заведений. В основном они находились при мечетях или же организовывались в домашних условиях. Школы, существовавшие при мечетях, Садриддин Айни охарактеризовал в своих воспоминаниях так: «... и вот я пришел в школу. Комната, в которой дети учились, была совсем не похожа на нашу, просторную, светлую и тихую. Это была тесная комнатушка с двумя дверями. Входная дверь - узкая, всего из одной доски; зимой во время холодов ее наглухо завешивали. Вторая, в углу, совсем маленькая - пол-аршина в ширину и три четверти в вышину. Учитель сделал в ней окошечко и заклеил бумагой, а чтобы не порвалась от дождя и снега, он густо промаслил ее» [1, с. 439].
Первоначальные занятия в этих школах проводились в индивидуальном порядке, и обучение разделялось на три этапа (заучивание алфавита на арабской основе, образование слогов и сложение названий букв в слова), сводясь в основном к освоению последней части Корана - Хафтияка, Чоркитоба (четверокнижия) и ряда других материалов. Тем не менее ученики знакомились далее с творчеством Хафиза, Навои, Физули, Бедиля, а в начале XX в. - с астрономией, физикой, геометрией, алгеброй, музыкой, литературой, географией и историей, которые способствовали развитию правильного мировоззрения у детей.
Как известно, в дореволюционной Средней Азии не только совместное обучение, но даже встречи за общим столом мужчин и женщин, не состоящих в близком родстве или супружестве, считались предосудительными. И хотя ходить в гости и веселиться было привилегией мужчин, но, как правильно отмечает А. Гафуров, «... и женщины изредка собирались вместе за праздничным дастарханом - столом, но только без музыки и смеха» [5, с. 96].
На женскую вечеринку обычно приглашали образованную женщину - отун, мастерицу художественного чтения, с диваном (сборником) стихов любимого поэта.
Отун обычно учила грамоте детей из своего квартала или кишлака. Учительницу эту никто из односельчан или соседей по кварталу не называл по имени, ее полагалось величать уважительно - би-биотун. Для большей вежливости к этому слову еще прибавляли почтительное: «госпожа», «государыня» [7].
В далеком прошлом грамотные, образованные женщины в мусульманском обществе - отун, бибио-тун, бибихалифа - встречались не так уж часто, в силу этого они занимали в нем довольно высокое положение и, как правило, принадлежали к привилегированному сословию.
Пророк Мухаммед говорил: «Аль ильми фариза-тун - ала кюлли муслимун ва муслимати» («Ищите науку/образование от колыбели до гроба»). И поэтому повсеместно в течение многих веков как для детей власть имущих, так и для простолюдинов действовали религиозные и ремесленные школы разных ступеней.
Только в Ходжентском уезде в 1870 г. существовало 23 медресе (1113 учащихся) [20], 46 низших школ (1043 учащихся) [17], а в г. Ура-Тюбе в 1885 г. - 4 медресе (105 учащихся), 20 школ-мактабов (250 учащихся, из них 70 девочек). Всего действовала 81 школа (900 учащихся, из них - 180 девочек) [21].
В отдаленном Гулякандозском аксакальстве (805 дворов, 3300 жителей) было 2 медресе (30 учащихся) и 12 мактабов (150 учащихся) [Там же].
В 1887 г. в Ходжентском уезде в целом действовало 43 медресе и 185 низших школ [17]. В Самаркандской области в начале 1895 г. было 2409 макта-бов, в которых обучались 28 297 учащихся. В медресе насчитывалось 1017 учащихся [21].
К началу XX в. количество религиозных школ колеблется, что хорошо видно из сравнительного анализа двух областей Бухарского эмирата. Так, если в 1908 г. в Сырдарьинской области действовало 2 216 мусульманских школ, в которых обучались 28 875 мальчиков и 5 472 девочек, а в Самаркандской области - 90 медресе (4 873 студентов) и 1 872 мактаба, в которых обучались 18 277 мальчиков и 870 девочек [12], то в 1910 г. в Сырдарьинской области уже действовало 35 медресе (1 566 учащихся), 742 мактаба (22 800 учащихся), 748 аульных приходских школ (11 840 учащихся) и 130 мактабов (2 300 учащихся-сартов) [12]. В Ходжентском уезде Самаркандской области в 1912 г. действовало 61 медресе (995 студентов), 229 мужских и 24 женских мактаба (соответственно 3 810 и 294 учащихся), а также 9 школ для слепых (корихона) (99 учащихся) [28].
Колебание числа религиозных школ в конце XIX - начале XX в. объясняется, во-первых, тем, что в тот период вспыхивают волнения, беспорядки, крестьянские восстания против эмирского гнета. В них зачастую принимали участие как студенты медресе, так и преподаватели (мудариси). Это, в частности, подтверждает исследование Б. Гафурова, который пишет: «Беспорядки вспыхнули в ряде кишлаков Гиссарского и Кулябского бекства, а также по инициативе учащихся медресе в городах Кулябе, Карши, Шахрисабзе, во время празднования Нового года. Вооруженные палками студенты медресе вышли на улицы, где к ним присоединилось много населения...» [6, с. 149].
99
Во-вторых, с 60-х гг. XX в. на территории края вместе с русским населением появились русские начальные и русско-туземные школы, ряд училищ. В начале XX в. для детей коренного населения открываются новометодные школы, отличавшиеся прогрессивной направленностью. Появившиеся новые типы образовательных школ, естественно, по своим основным качественным признакам превосходили традиционные религиозные школы. Тем более, что в новых школах могли обучаться дети независимо от сословных и половых признаков и вероисповедания. Это сказывалось на количестве традиционных религиозных школ.
Так, первая русская школа в Ходжентском уезде (здесь училось 25 мальчиков и 4 девочки) была открыта в 1867 г. на средства, пожертвованные генералом Романовским (100 руб.) [29]. В 1870 г. в самом Самарканде была открыта русская школа для детей коренных национальностей «...с целью удовлетворения желания туземцев округа и г. Самарканда обучить своих детей русскому языку». В 1871 г. открывается русская школа для русского населения города. Еще две школы создаются в городе в 1876 г. [19].
Потребность в знании русского языка приводила к тому, что в русских школах, где преподавали русские учителя, несмотря на сопротивление мусульманского духовенства, стали учиться дети таджикских и узбекских купцов, дехкан (крестьян), ремесленников. При русско-туземных школах появляются вечерние курсы для взрослых, на которых местное население изучало русский язык. Инициаторами открытия таких школ выступали прежде всего офицерский со-
став Туркестанского военного округа, а также некоторые царские чиновники - русскоязычные жители края. Подтверждает это обнаруженное в архивах письмо «Об открытии в Ура-Тюбе ежедневной бесплатной школы грамотности», адресованное начальнику Ходжентского уезда 24 марта 1875 г. В письме сообщается, что «...Его Превосходительство Военный Губернатор, Командующий войсками области разрешил смотрителю продовольственного магазина, титулярному советнику Лукинскому открыть в укрепленном Ура-Тюбе ежедневную бесплатную школу грамотности, со свободным доступом для желающих учиться...» [30].
Согласно докладу Министерства народного просвещения Царской России от 26 марта 1870 г. «О постановке инородческого образования в Туркестанском крае», были приняты правила «...об образовании инородцев (народов края) основанные на том принципиальном положении, что для выполнения указанной основной задачи надлежит приготовить их (жителей) к восприятию русского языка и культуры путем предварительного общего поднятия их умственного и нравственного развития при первоначальном обучении их на их родных наречиях. ... Развитие детей инородцев при помощи обучения их на родном языке возможно в том случае, когда этот язык литературно обработан и идеи современной культуры и научной жизни ему не чужды ...и литературным языком здесь является язык персидский (таджикский), а языком научным (т. е. письменность. - Б. С.), арабский. Даже учебные книги, которыми пользуются в местных туземных школах... написаны на этих языках...» [31].
Таким образом, открывшиеся русско-туземные школы готовили кадры из числа местного коренного населения. В этих школах иногда получали образование и дети, вышедшие из низших сословий. Кроме привития образования и специальных ремесленных навыков, передовые русские учителя приобщали учащихся к культуре и просвещению русского народа.
Приводимые ниже сведения о числе выпускников этих школ за 1877 и 1896 гг. подтверждают положение о росте образованности жителей края.
Число мальчиков в средних учебных заведениях увеличилось на 28 %, девочек на 11,5 %, а в низших учебных заведениях соответственно на 294 % и 229 %. За все 20 лет в русско-туземных школах училось 180 местных девочек, в том числе 117 в гимназии и 63 в приходских школах. В русско-туземных школах работали 192 учителя. Среди них: 26 имели высшее образование; 19 окончили курс в учительских институтах, получив звание учителей городских училищ; 10 имели звание уездных учителей; 4 окончили курсы в специальных училищах рисования; 91 окончили училища начального образования и 2 - домашнего воспитания.
Таблица 1
Сведения о числе выпускников русско-туземных школ
Дата анализа Кол-во учебн. заведений Количество учащихся Всего Количество учащихся в низш. учебн. заведениях Всего
русские туземцы русские туземцы
мальчи- ки девочки мальчи- ки девочки мальчи- ки девочки мальчи- ки девочки
01.01.1877 11 377 139 154 5 675 324 74 154 2 554
01.01.1896 108 2 630 515 824 14 3 983 2 196 1 146 803 6 4 151
100
Кроме того, в штате числились 40 домашних наставниц и учительниц.
Учебные заведения были хорошо обеспечены библиотечными и учебными пособиями. Только в четырех учебных заведениях имелось в общей сложности более 30 тыс. томов. Кроме того, были физические кабинеты и пособия по естественной истории. В других 105 учебных заведениях функционировали 102 библиотеки с общим фондом 74 129 томов [24].
В результате развития социально-экономических и политических отношений, начиная с конца XIX в., на территории края (прежде всего в западной части Бухарского ханства) стали появляться новометодные школы, имевшие целью подготовку на новой основе широко образованных кадров из числа местных жителей.
В новометодных школах, в отличие от староме-тодных конфессиональных школ, было введено преподавание родного (а не арабского) языка, географии, естествознания, арифметики и некоторых других общеобразовательных предметов, способствовавших расширению культуры учащихся.
Состояние учебного дела в крае, согласно обнаруженным нами материалам (1.01.1906 г.), отражено в таблице 2.
Таблица 2
Состояние учебного дела среднеазиатского общества на 1 января 1906 г.
Типы учебных заведений Кол-во учеб. заведе- ний Кол- во педа- гогов Кол-во учащихся
мальчики девочки
Мужские гимназии 5 112 1 805 -
Женские гимназии 6 163 - 1 078
Реальные училища 1 21 367 -
Учительские семинарии 1 14 81 -
Мариинские училища 1 13 - 221
Городские училища 19 118 3 084 -
Ремеслен. училища 1 20 83 -
Приходск. училища 159 337 6 042 3012
Русско-тузем. училища 83 181 2 854 11
Ж.-д.. училища 22 61 1 168 809
Частн. уч. заведения 11 35 - 469
Всего: 309 1 075 15 484 5 600
Таким образом, в крае к 1906 г. действовало 318 учебных заведений различного типа. В них работали 1075 преподавателей и обучалось свыше 21 тыс. учащихся [24].
Некоторые просвещенные прослойки населения проявили большое желание содействовать прогрессу в области народного образования. Так, житель квартала Гузари Мадохон г. Ходжента Хасанджон Мирза Мир-зоишанов в своем прошении инспектору народных училищ Самаркандской области пишет: «Желая открыть и содержать новометодный мактаб (школу) в
г. Ходженте ... прошу разрешения Вашего Высокоблагородия...» К прошению прилагался учебный план, который включал следующие дисциплины.
1. Коран с тадвиджом и тарзи айн (основы Корана).
2. Азбука (муаллими аввал), первый учитель, или Адаби аввал (первые уроки письма). (Алфавит)
3. Священная история (таърихи мукаддас).
4. Арифметика.
5. География.
Как видно из прошения, энтузиасты просвещения народа наравне со светскими предметами должны были вводить в программы обучения дисциплины конфессиональных школ. Иначе они не были бы положительно восприняты со стороны религиозных чиновников Бухарского эмирата.
Новометодная школа привлекала простонародье тем, что она за сравнительно быстрое время давала ученикам навыки чтения и письма, сокращая сроки самой учебы. Учебно-воспитательная работа в этих школах была поставлена значительно лучше, чем в традиционных школах. В них была принята классноурочная система обучения. Грамоте обучали по звуковому методу. Поэтому эти школы и называли «мактаби усули чадид» (мактаб - ‘школа’, усул -‘метод’, чадид - ‘новый’), т. е. новометодные школы.
В течение 10-15 лет, начиная с 1900 г., новоме-тодные школы возникли почти во всех городах и кишлаках края. К 1911 г. в крае их было 63. Контингент учащихся составил 4106 детей [32].
В дореволюционном Бухарском эмирате наряду с этими учебными заведениями существовали также школы мастеровых. Система наставничества, принятая в них, пользовалась большим почетом среди самых различных сословных групп.
В процессе наших исследований обнаружен архивный материал, отражающий состав и численность контингента учащихся ремесленных школ г. Ура-Тюбе по состоянию на 1870 г. В нем упомянута 21 группа различных специалистов: столяры, резчики, плотники - 100; ткачи алачи - 60; ткачи-маты (хлопка) - 20; прядильщики тонкой пряжи - 4 мастера и 2 ученика; белильщики маты - 8; шубники - 8 мастеров и 12 учеников; набойщики - 12; кузнецы - 32 мастера и 26 учеников; сапожники - 51 мастер и 47 учеников; красильщики кожи - 6 мастеров и 6 учеников; чугуноплавильщики - 5 мастеров и 8 учеников; медекатальщики - 3 мастера и 3 ученика; серебренники - 3 мастера и 3 ученика; слесари - 15 мастеров и 15 учеников; мастера по ганчу - 10 мастеров и 14 учеников; пекари - 5 мастеров и 15 учеников; кондитеры -13 мастеров и 22 ученика; гребенщики - 8 мастеров и 13 учеников; мельники - 3 мастера; цирюльники -2 мастера и 12 учеников; седельники - 2 мастера и 12 учеников [32].
В г. Ходженте существовали также ювелирные, золотошвейные, переплетные и другие ремесленные школы, основное содержание учебной деятельности
101
которых было направлено на приобретение навыков ремесла и обеспечение этим ремеслом дальнейшей жизни учащихся. В 1870 г. в Ходжентском уезде существовало 1 369 подобных школ с 403 преподавателями и 1 631 учащимся. В 1889 г. их число сократилось до 1 257 [6].
В этих школах ученики осваивали ремесло за определенную мзду в форме разовых угощений или подарков. В большинстве случаев учениками были дети самих мастеровых, их родственники и лишь некоторое количество лиц со стороны.
Рассмотрим вопрос финансирования народного образования края.
«Царское правительство России, - справедливо отмечает Т. Г. Киселева, - неоднократно обвиняли в мизерных ассигнованиях на народное образование» [9, с. 38]. Подобной точки зрения придерживается большинство исследователей истории народного просвещения Бухарского эмирата. Традиционная позиция большинства авторов послереволюционных десятилетий состоит в том, что якобы Бухарский эмират не только не заботился о народном образовании, но и сознательно поощрял безграмотность основной массы населения. По их мнению, политика такого рода была характерна в целом для всей России, в том числе и в отношении ее коренных народов.
Проведенный нами сравнительный анализ финансирования народного образования в Бухарском ханстве и царской России дает основание для более точных и объективных оценок.
Так, «.. .в царствование императора Николая II, -как отмечает американский исследователь Б. Л. Бра-золь, - народное образование достигло необыкновенного развития, менее чем за 20 лет кредиты, ассигнованные Министерству народного просвещения, с 25,2 млн руб. возросли до 161,2 млн (кроме бюджета школ)» [2, с. 9], т. е. в 6,3 раза. Бюджет народного просвещения России составлял в 1913 г. 500 млн руб. золотом.
Число учащихся средних учебных заведений в 1894 г. составляло 22 179 человек, в 1914 г. -733 367, а в высших учебных заведениях соответственно 13 944 и 39 027.
Только в 1920 г., по данным анкетирования, было установлено, что 86 % молодежи от 12 до 16 лет умели писать и читать еще при дореволюционном режиме.
По количеству женщин, обучавшихся в высших учебных заведениях, Россия занимала в XX в. первое место в Европе, если не во всем мире. Плата за обучение в вузах США и Канады в то время колебалась в пределах 750-1250 долларов в год. В царской России студенты платили от 50 до 150 руб. в год, т. е. от 25 долларов. При этом неимущие студенты очень часто освобождались от какой-либо платы за обучение [2].
Какова же была действительная политика финансирования народного образования в Бухарском
эмирате? Ответ на этот вопрос дает анализ архивных и неопубликованных материалов, позволяющий внести некоторые коррективы в трафаретные представления исследователей истории Бухарского оазиса.
С одной стороны, мы не можем отрицать того, что в Бухарском эмирате религия и ее служители -мусульманское духовенство - представляли серьезную силу в общественной и государственной жизни ханства. Они были надежной опорой в проведении правительством самых реакционных мероприятий. «Бухарское ханство, - читаем в одном из документов царской администрации, - с его многочисленным, богатым и сплоченным духовенством, огромным количеством медресе и монастырей (мечетей. - Б. С.) представляет собой очаг религиозного фанатизма... охотно поддерживаемый правительством Сеид-Абдул-Ахада...» [23, с. 45].
С другой стороны, имеющиеся архивные материалы показывают, что позиции отцов «священной Бухары» в отношении народного просвещения не стоило бы трактовать исключительно негативно. В ряде случаев они проявляли о нем заботу, иногда значительную. Так, на приобретение литературы приходскому училищу г. Ходжента в 1879 г. из государственного казначейства было выделено 250 руб., из городского - 120. На эти же цели были направлены сбор с местного населения и разные пожертвования в сумме 1050 руб. [6]. В 1889 г. на содержание училищ было выделено 1050 руб., а к 1892 г. на содержание медресе и пяти мактабов израсходовано 3435 руб. [32]. Кроме этих сумм, на приобретение литературы было выделено 995 руб. из государственного и 300 руб. - из городского бюджета.
На постройку здания реального училища в г. Ташкенте, на обеспечение бесплатного обучения детей бухарцев в семи других училищах, на стипендии для одной трети общего числа воспитанников Туркменской учительской семинарии Бухарским эмиром было выделено 47 тыс. руб. [4]. На содержание ремесленных классов при Туркестанском городском училище в 1894 г. было выделено 400 руб., женского училища - 379 руб. и 300 руб. на зарплату учительницы этого училища [11].
Выделенные суммы в основном направлялись на содержание школ и учеников края, а религиозные учебные заведения (как самостоятельные) существовали за счет пожертвований со стороны эмира, а также доходов от подсобных хозяйств и вакуфного имущества.
В источнике, относящемся к этому периоду, читаем: «... Его высочество (Сеид-Абдул Ахад Бахадур-хан - с 1885 г. на престоле. - Б. С.) в настоящее время славен большим благотворительством и просветительством из всех правителей азиатского востока, обращающим особенное внимание на воспитание юношества» [14]. Как бы там ни было, однако нельзя утверждать, что правящие верхи Бухарского эмирата полностью игнорировали народное образование.
102
На основании постановления «О постановке инородческого образования в Туркестанском крае» от 26 марта 1870 г. все действующие учебные заведения должны были «... основываться на счет казны».
В 1905 г. сумма расходов на 308 учебных заведения края, в которых работало 1075 преподавателей и училось более 20 тыс. учащихся, составляла более
1 млн 336 тыс. руб. [19]. Только в Ходжентском уезде находилось 11 училищ разного типа [33].
Не остались без внимания со стороны эмирата и некоторые другие социальные институты. Уже в начале 1911 г. по велению эмира Бухарского Сеида Алимхана в Бухаре была открыта вторая по счету амбулатория в составе женщины-врача и двух фельдшериц. Ее ежегодное финансирование из казны составляло 7500 руб. [11]. В том же году эмиром утверждается реформа школьного дела, предусматривающая, в частности, регистрацию школ и казенное содержание учителей [13].
Статистика школьного дела показывает небывалый рост культуры окраины. На 100 тыс. населения Бухары приходилось по 10 тыс. учащихся. На каждой из 360 улиц старой Бухары была своя школа.
Начинается новый этап планирования культурного роста по всему Бухарскому эмирату. Увеличение сметных ассигнований падает главным образом на культурные потребности края, народное образование и здравоохранение.
По Сырдарьинской, Ферганской и Самаркандской областям расходы на народное образование в 1910— 1912 гг. составили 200 037 руб., в 1913-1915 гг. -260 520 руб.; на врачебную и ветеринарную помощь
соответственно 396 490 и 423 515 руб. Общее увеличение бюджета края на культурные потребности составило 1 млн руб. [16].
Если в 1913 г. в России на нужды просвещения в год на душу населения расходовалось 80 коп., то в Ходженте - 6 коп., в Ура-Тюбе - 10 коп. и в Пенджи-кенте - 22 коп. Как видно, разница все же довольно ощутима. Величайшее повеление эмира Бухарского «Об учреждений в г. Ташкенте 6-классного реального училища и преобразовании Туркестанской учительской семинарии» (1894 г.), предоставляло детям бухарцев право бесплатного обучения в выше названном училище [4]. Однако зачислялось на казенные стипендии не более 1/3 учащихся от общего числа воспитанников семинарии.
В семинариях края преподавались Закон Божий, педагогика, русский и церковно-славянский, а также сартовский и персидский языки, математика, история, география, естественноведение и физика, чистописание, черчение, рисование и пение, по выбору различные ремесла [4].
Итак, хотя количество и материальная база учебных заведений Бухарского эмирата, а также качество обучения во многом оставляли желать лучшего, тем не менее в рассматриваемый период были заложены основы светского образования, что способствовало распространению передовой русской культуры среди таджикского народа. Из стен этих учебных заведений вышли многие представители таджикской интеллигенции, которые принимали впоследствии самое активное участие в создании послереволюционной культуры.
1. Айни, С. Воспоминание: организация ремесленников в эмирской Бухаре / С. Айни. - М.: АН СССР, 1960. - 1088 с.
2. Бразоль, Б. Л. Царствование императора Николая II в 1864-1917 гг. в цифрах и фактах / Б. Л. Бразоль. - переизд., -Минск, 1991. - 15 с.
3. Вирский, М. М. Сборник материалов для статистики Самаркандской области за 1887-1888 гг. / М. М. Вирский. - Самарканд, 1890. - Вып. ЫУ, XXI. - 444 с.
4. Высочайшее повеление // Туркестан. ведомости. - 1894. - 20 февр.
5. Гафуров, А. Имя и история: об именах арабов, персов, таджиков и тюрков: слов. / А. Гафуров. - М., 1987. - 220 с.
6. Гафуров, Б. Таджикский народ в борьбе за свободу и независимость своей родины / Б. Гафуров, Н. Прохоров. - Стали-набад, 1944. - 212 с.
7. Гафуров, Б. Г. История таджикского народа: в крат. излож. / Б. Г. Гафуров. - М., 1949. - Т. 1. - 476 с.
8. Иванович, И. Из итогов первой русской всеобщей переписи / И. Иванович // Вестн. воспитания. - 1906. - № 1.
9. Киселева, Т. Г. Народное образование и просвещение в России: реальность и мифы / Т. Г. Киселева. - М.: МГУКИ, 2002. - 145 с.
10. Ленин, В. И. Пробуждение Азии / В. И. Ленин // Полн. собр. соч. - 5-е изд. - Т. 23. - С. 127.
11. Маскарад // Туркестан. ведомости. - 1894. - 9 янв.
12. Местные новости // Туркестан. ведомости. - 1912. - 16 мая.
13. Местные известия // Туркестан. ведомости. - 1912. - 14 авг.
14. Народное образование в Закаспийской области в 1901 г. // Закаспийс. обозрение. - 1902. - 13 янв.
15. Обидов, И. О. История развития народного образования в Таджикской ССР (1917-1967) / И. О. Обидов. - Душанбе:
Ирфон, 1968. - 296 с.
16. Реформы в Бухаре // Туркестан. ведомости. - 1911. - 14 апр.
17. Русско-туземные и мусульманские школы // Туркестан. ведомости. - 1899. - 3 янв.
18. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности / сост. Л. Костенко. - СПб, 1871. - 358 с.
19. Учебное дело в Туркестанском крае // Туркестан. ведомости. - 1906. - 30 апр.
103
20. Хади-заде, Расул. Звезда во мгле / Расул Хади-заде. - М.: Совет. писатель, 1986. - 368 с.
21. Школьное образование туркестанских мусульман // Туркестан. ведомости. - 1911. - 8 февр.
22. Шукуров, М. Р. Культурная революция в Таджикистане / М. Р. Шукуров. - Душанбе: Таджгосиздат, 1957. - 346 с.
23. Яворский, И. А. Путешествие русского посольства по Афганистану и Бухарскому ханству в 1878-1879 гг. / И. А. Явор-
ский. - СПб., 1882. - 199 с.
24. Фонд 1, оп. 1, ед. хр. 2275, л. 3.
25. Фонд 1, оп. 1, ед. хр. 2275, л. 16.
26. Фонд 1, оп. 1, ед. хр. 3-А, л. 20.
27. Фонд 1, оп. 1, ед. хр. 93, л. 26.
28. Фонд 1, оп. 1, ед. хр. 907 , л. 40-41.
29. Фонд 17, оп. 1, ед. хр. 3005, л. 137.
30. Фонд 1, оп. 1, ед. хр. 2095 , л. 4.
31. Фонд 1, оп. 1, ед. хр. 2275 , л. 4, 12, 16, 43.
32. Фонд 2, 1909, Дипломатический чиновник, д. 251, оп. I, лл. 2-9.
33. Фонд 1-4, оп. 3, ед. хр. 5, л. 2.
104
