CC BY
22
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Л. И. Журова
Институт истории СО РАН, Новосибирск
«Наказания» в структуре Слов «Соборника» митрополита Даниила
Аннотация. В рукописном наследии митрополита Даниила «Соборник», составленный из 16 авторских Слов, занимает особое место. В нем отразились все специфические черты творчества писателя первой половины XVI в. В трехчаст-ной структуре Слов «Соборника» исследователи выделяют третий раздел, озаглавленный Даниилом «Наказание». В данной статье оспариваются выводы В. Жмакина, Е. Голубинского о положении «Наказаний» (наказов) в структуре Слов Даниила. Обосновывается определение «Наказаний» Даниила как архипастырских наставлений, которые вместе с пастырскими поучениями являются модификациями жанра средневековой проповеди. Выявляются особенности повествования в «Наказаниях»: перлокутивность речи, мозаичность нравственных наставлений, связанность текста с другими разделами Слов Даниила, топика, типы и функции обращений, элементы строения.
Among Metropolitan Daniil's works the collection («Sobornik») which includes the author's 16 chapters («Words») occupies a special place. It shows all specific traits of the work of a writer of the first half of the 16th century. The «Words» of «Sobornik» have three-part structures, but the researchers mark out the third sections in them, which Daniil entitled «Nakazania» («Nakazy»), that means «admonitions». The present paper contests the conclusions of V. Zhmakin, and E. Golubinsky about the role of «Admonitions» in the structure of Daniil's works and substantiates the definition of Daniil's works as the pastor's admonitions which together with the pastor's precepts are modifications of the genre of a medieval sermon. Also, the paper reveals some features of the narration in «Admonitions», such as perlocution of language, mosaicity of moral admonitions, the affixion of the text's tie with the other sections of Daniil's «Words», changeless phrases, types and functions of address, composition elements.
Ключевые слова: митрополит Даниил, «Соборник», проповеднический дискурс, поучение, наставление, наказ, обращение, топика.
Metropolitan Daniil, «Sobornik», preacher's discourse, admonition, precept, address, changeless phrases.
УДК 821.16.1
Контактная информация: ул. Николаева, 8, Новосибирск, 630090; +7 (383) 330 36 71; zhurova@ngs.ru
Самым известным памятником творчества митрополита Даниила признан «Соборник», составленный самим автором из 16 обширных Слов. Все «главизны»
Сибирский филологический журнал. 2014. № 3 © Л. И. Журова, 2014
авторского свода имеют одинаковую трехчастную структуру. В первом разделе, «историческом», изложен предмет сочинения, как правило, в нем излагается тот или иной вопрос богословского характера. Второй раздел, «свидетельства», представляет собой выписки из библейских текстов, сочинений учителей Церкви и разнообразных жанров средневековой письменности, подобранные по заявленной теме. Исследователей XIX в. особо привлекал третий раздел Слов, названный Даниилом «Наказание» [Беляев, 1856, стлб. 207; Макарий, 1872, с. 188; Глебов, 1874, с. 138]. В характеристике «Наказаний» ими были отмечены в основном особенности содержания: «"Наказание"... состоит всегда из нравственных уроков, наставлений, обличений и т. п. Оно весьма редко находится в связи с главным предметом Слова и скорее и даже больше, чем первая может иметь самостоятельное значение. Наказание не отличается единством предмета и в своем собственном составе. Здесь можно встретить самые грозные обличения, рядом с которыми помещается похвала слушателям или читателям, а далее начинаются общие нравственные наставления, а иногда их место занимают целые перифразы текстов евангельских и апостольских» [Жмакин, 1881, с. 289].
Оценка Е. Е. Голубинского еще жестче: «.странны в словах митр. Даниила эти третьи их части, называемые "наказаниями". Представляя собою обличительные пастырские поучения, они приклеены и приткнуты к словам большею частью ни с того, ни с сего, ни к селу, ни к городу и должны были бы составлять нечто совсем особое от них и отдельное» [Голубинский, 1997, с. 222]. В единственной на сегодняшний день публикации репрезентативного ряда трудов писателя [Жма-кин, 1881, Отдел приложений, с. 1-37] именно «Наказаниями» представлено его оригинальное творчество.
Филологический анализ «Наказаний» позволяет внести коррективы в заключения исследователей. Нетрудно увидеть, что третья часть Слов Даниила соотнесена по смыслу и формальным элементам с предшествующими разделами сочинений. Связь первой, «исторической», части Слова и «Наказания» проходит на уровне логического содержания и внутреннего значения. Как правило, предметом изложения в первом разделе была богословская тема, и ею представлена официальная и церемониальная речь просветителя, на роль которого претендовал Даниил (замечу, что исследователи XIX в. и историки Церкви упрекали Даниила в невежественных представлениях о некоторых понятиях богословия). Рассуждения церковного писателя по догматическим вопросам (о ложных пророках, истинных учителях, крестном знамении, Крестной смерти, Боговоплощении и др.) большей частью традиционны. Даниил здесь не сказал ничего нового. Но, изложенные в первой части Слов Даниила, они служили мотивирующей основой для пастырского наставления митрополита. Иначе говоря, «Наказания» были порождены богословской темой и стали в проповеднической практике митрополита производным текстом. Замысел трудов Даниила также обусловлен рецепцией евангелического текста и святоотеческой литературы, выписки из которых собраны им в «свидетельствах».
Свои «Наказания» Даниил подстраивает под наставления учеников Христа и учителей Церкви: «Повинемся убо божественому гласу и святых апостолъ, и богоносных отець наказанию, да отбЪгнемъ лъжеименнаго и вреднаго разума же и мудрованиа, и присвоимся истиннЬ почерпающе, насыщающе и напаяюще себе и другъ друга» - пишет он в «Слове о лжепророках» (Слово 1) 1.
В. Жмакин настаивал на том, чтобы считать «Наказания» самостоятельными произведениями. Даже признавая в ряде глав «Соборника» (Слова 6, 8, 10, 12) зависимость третьей части от предшествующих разделов Слов («исторического»
1 Текст цитируется по рукописи РГБ. Ф. 173. Собр. МДА/1, № 197. Л. 39 об. - 40. Далее листы указаны в круглых скобках.
и «свидетельств»), исследователь все-таки предлагал считать «Наказания» отдельными сочинениями. Нельзя согласиться с таким выводом уже потому, что Даниил в начале текста «Наказаний» часто указывал на их связанность со второй частью Слов, «свидетельствами». Так, в десяти Словах «Соборника» из шестнадцати «Наказания» начинаются с ремарки: «Сиа вмалЬ к любви вашеи потру-дивъшеся, събрахом от Божественых Писании, принесем же вмалЬ нЬчто глаголъ и о пастырЬхъ...» (Слово 2, л. 53); «До здЬ яже събрах свидетельства Божественых Писании в симъ СловЬ въ ползу себЬ же и искреним, да не яко же нЬции, прелщающеся и прелщаеми от своеа похоти, приносят свЬдЬтелство вину безсло-весну и, не вЬдомЬ Божественая, развращают Писаниа» (Слово 3, л. 92); «Сиа вся, яже до здЬ, събрахъ от Божественых Писании любви вашеи, о богомудрии» (Слово 5, л. 201 об.); «Сиа събрахом от Божественых Писании къ утвержению любви вашеи и моему окаянству, възлюблении» (Слово 9, л. 330 об.) и др.
Такие устойчивые повторяющиеся фразы заняли сильную позицию начала текста. Сохранив единый план выражения, они приобрели вид литературной формулы и стали топикой «Наказаний» [Руди, 2006, с. 432] 2 Элементами содержания следует признать указания на собирательский труд автора («събрахом от Божест-веных Писании») и на цель высказывания - для пользы и любви («въ ползу себЬ же и искреним», «къ утвержению любви вашеи»).
В другой группе Слов «Соборника» (в нее вошли шесть сочинений) эти ситуативные клише опущены, но «Наказания» при этом скоррелированы как с «исторической» частью, так и со «свидетельствами». Например, «Наказание» Слова 6 «О Крестной смерти» содержательно и текстуально связано с первой и второй частями текста. Ключевая цитата «Не познавшаго грЬха грЬх за ны сътвори» (2 Кор 5:21), вынесенная в заглавие сочинения и ставшая семантической доминантой текста, прошла через все произведение Даниила, определила внутреннюю его форму и послужила «внутренней рифмой» инкорпорированного повествования [Журова, 2014, с. 142]. «Наказание» Слова 6 связано с двумя другими составными частями Слова 6 мотивом «поносной смерти», прозвучавшим в многократных повторах в разных частях главы словосочетаний: «проклятою и поносною смертию умертвися» (л. 213 об.) «безчестную, и поносную, и проклятую претерпЬ смерть» (л. 215) и др. Подобные примеры смысловой и текстуальной связи «Наказаний» с «исторической» частью и «свидетельствами» можно привести из других «главизн» «Соборника». Совершенно очевидно, что интенция автора направлена на системное изложение.
«Наказание» Слова «О премудрости Вочеловечения» (Слово 7) также не содержит связки со «свидетельствами», т. е. здесь нет слов о собирании слов от Божественных Писаний. Слово 7 посвящено теме мудрости Боговоплощения и «преухитрения» дьявола, искушавшего Христа. Жмакин упрекал Даниила в односторонности, неточности изложения учения о Премудрости Божией, и главное его «человекообразности» [1881, с. 352]. Надо сказать, что «человекообразность» в наставлениях Даниила является чуть ли не самой отличительной чертой его стиля. Она обусловлена стремлением автора быть ближе к читателю и слушателю. Исследователь XIX в. в целом невысоко оценил и «Наказание» Слова 7: «Третья часть седьмого слова, написанная вполне в духе церковного поучения и не связанная нисколько с общим предметом слова, состоит из разных отдельных нравственных наставлений, в свою очередь мало связанных друг с другом» [Там же, с. 351]. Нельзя принять этот вывод В. Жмакина. Так, в «Наказании» есть прямая отсылка к теме проповеди («ВЬруим смотрению Господня ВъчеловЬчениа...»),
2 В установлении топоса опираюсь на определение Т. Р. Руди: «топосом может быть любой повторяющийся элемент текста (художественная константа) - от литературной формулы до мотива или сюжета».
заявленной в названии («О премудрости смотрениа Господня ВъчеловЪчениа...») и развернутой в первой части сочинения.
«Общий предмет» служил Даниилу продуцирующей основой для его пастырского наставления. Примеры тому можно привести из многих Слов «Соборника». Замысел «Наказаний» порожден авторской рецепцией Священного Писания, которое было предметом повествования в первых двух частях Слов Даниила, и текст их третьей части, безусловно, с ними сопряжен.
Даниил назвал третью часть своего сочинения «Наказанием», обозначив тем самым ее жанровую природу. Научная задача состоит в том, чтобы установить и описать признаки этого жанра. Подзаголовок - «Наказание» - во всех рукописях выведен киноварью, что говорит об особом статусе третьей части Слова проповедника. «Наказания» представлены разными по объему текстами. Так, в Слове 3 «О соблюдении церковных преданий» собственно «Наказание» состоит из четырех фраз, а в Слове 8 «О послушании властям» оно довольно пространное (пять листов с оборотом). Этот факт указывает на отсутствие каких-либо норм в изложении наказов митрополита. Трудно вывести некую единую модель повествования в «Наказаниях», хотя отдельные элементы (зачин, концовка, повторы) довольно устойчивы. В «Наказаниях» Даниил ведет свободную личную беседу со своими читателями, пасомыми. Присутствие автора ощущается во всем пространстве текста, на всех его уровнях (смысловом, стилистическом, риторическом), и эта особенность отличает «Наказание», например, от церковной проповеди, где оратор стремился минимизировать свое участие [Шмеман, 2006, с. 267]. В целом «Наказания» необходимо рассматривать в системе проповеднического дискурса митрополита, что составляет перспективную задачу исследования.
«Наказание», «поучение», «беседа», «слово» относят к разновидностям проповеди, которую Л. В. Левшун предлагает рассматривать не как «жанр, а жанровую ассоциацию, объединяющую многие жанровые модификации "речи иерея к пастве"» [2009, с. 194]. Поучение и наказание, являющиеся такими модификациями, необходимо, как показывает анализ текстов Даниила, дифференцировать. Точнее представить многообразие системы проповеднической литературы - одна из исследовательских задач.
В. Жмакин называл «Наказание» пастырским поучением. Но в рукописном наследии Даниила есть тексты, определенные как поучения 3. Описание их основных признаков - тема другой статьи. Для «Наказания» изберем дефиницию «архипастырское наставление», которая точнее отражает природу жанра третьей части «Соборника» русского митрополита. Цель такого наставления - дать практические советы человеку, как следует жить в быту согласно вере, каковы нормы его христианского поведения.
Исследователи XIX в. писали о том, что основное содержание «Наказаний» составили нравственные наставления пастве, человеку православному. Они же отмечали несистемный, бессвязный характер изложения. На самом же деле авторские наказы можно представить как мозаику, а разнообразие советов и пожеланий архипастыря расценить как имманентную черту «Наказаний». Само понятие «наказы» располагает к их множественности. «Несвязанность» рассуждений Даниила, в чем упрекали писателя исследователи, можно расценить как свободу повествования, обусловленную позицией писателя, который находился на пути становления авторского самосознания. Так, в одном тексте Даниил может касаться разных вопросов: соблюдение церковных преданий, любовь к Богу, посещение храмов, скоротечность жизни, хищничество, насилие (Слово 11 «Об умирающих младенцах»), призыв к исполнению заповедей, терпение, пьянство, увлечение
3 Поучение Даниила, митрополита всея Руси // БЛДР. Т. 9. Конец XV - первая половина XVI века. СПб., 2000. С. 360-372.
игрищами, страсть к пересудам (Слово 12 «О соблюдении обещаний во святом крещении»); снисходительность к нищим, мздоимство, критика роскоши и праздности, брадобритие, богатство сапог, чрезмерная забота о псах, наставления мужьям, отцам и детям (Слово 13 «Что есть мир») и др. Такие наборы советов укладываются в логику пастырских нравоучений. Как видим, начинает Даниил свой текст обычно с «высокой» темы богословского содержания, а затем переходит к бытовым вопросам жизни человека. Такая же последовательность выдержана в композиции всего «Соборника»: первые 8 глав посвящены изложению догматических вопросов: о ложных и истинных учителях, крестном знамении, Крестной смерти, Боговоплощении (Слова 1-8), другая половина авторского свода наполнена темами о грехе осуждения, клевете, умирающих младенцах, соблюдении обещаний во святом крещении, о неразлучении мужа и жены, о втором браке (Слова 9-16). В «Наказаниях» же Даниил рассуждал о жизни, быте и нравах русского общества XVI в. и давал наставления всякому человеку, живущему в миру. «Что есть миръ? Плищь, молва, лукавства, зависть, вражда, горесть, сокровенна въ сладости, якоже удица сокровенна въ черьви, прелесть потаенна в веселии житиа сего, страсть къ мимотекущим, лицемерие, неправда, грЪх», -писал он в Слове 13. Свою задачу проповедник видел в том, чтобы оберечь человека от порока. Его наставления по содержанию однообразны (о покаянии, умеренности в пище и одежде, ограничении развлечений, праздности, зависти, лукавстве и др.), но по выражению они чрезвычайно разнообразны и неповторимы. Даниил - мастер вариаций, и тексты «Наказаний» - тому доказательства. При единой интенции (пастырское наставление), при сходстве тем (соблюдение заповедей, исправление грешников), повторяемости мотивов «Наказания» отличаются множеством высказываний: об одном и том же Даниил может повествовать искренне, увлекательно и разными словами. Даниил отступал от нормативности стиля и жанрового образа автора, тем самым приближая переход русской словесности от средневековой традиции к литературе Нового времени.
Базовым мотивом в «Соборнике» следует признать наставление о пастырском долге, которое Даниил преподносит с позиции митрополита. Повторяющаяся в нескольких главах авторского сборника фраза о сохранении «словесныхъ овецъ отъ псовъ и свинеи, от ложныхъ пророк и ложныхъ учителей», порожденная евангелическим текстом, служит концептом этого мотива. Устойчивая семантика и риторика выражения позволяет отнести его к топосу авторского повествования. Смысл словесной формулы пронизывает обсуждения самых разных предметов в учительной речи митрополита. Неслучайно Даниил открывает свой сборник сочинений темой лжеучителей (Слово 1) и истинных учителей (Слово 2). Она служит завязкой всего драматургического действия, которое разворачивается в текстовом многофигурном пространстве авторского свода.
Наставления Даниила пастырю мотивированы непростой ситуацией, сложившейся на Руси XVI в., отношений священника и общества. В. Жмакин писал: «Положение пастырства находилось в невыгодных условиях вследствие уклонения самих пастырей от исполнения своего прямого долга, когда они более внимания сосредоточивали на материальных выгодах, какие давало им служение, чем на своих духовно-нравственных обязанностях. С другой стороны, само общество не было приучено ценить заслуги и деятельность своих пастырей. Ревностные пастыри... наживали себе много врагов и неприятностей в жизни. На их обличения смотрели как на личные оскорбления и соответственно этому и относились к ним» [1881, с. 613]. В Слове 1 «О лживых пророках» Даниил, дав традиционную характеристику лжеучений и лжеучителей, определяет правила поведения пастыря: «Аще же и нетленную ризу съвлечет, юже святымъ крещениемъ приалъ есть, и ты облЪци его, и се уже алчьнаго накормилъ еси, и жаднаго напоилъ еси, и нага-го одЬлъ еси. Посети же и болнаго, изнемогающаго... Прииди же и къ затво-
рЬному в темници и просвЬти его светом, поучениемъ божественых словесъ» (л. 40). В пример митрополит ставит апостолов и святых отцов, которые проповедовали слово Божие, и многие за это приняли мученическую смерть, «но слово Божие паче растяше и распространяшеся по вселЬннеи» (л. 41). Продолжая рассуждения о пастырстве в «Слове об истинных учителях» (Слово 2), Даниил сформулировал кодекс пастыря: «пастырь поставляется иных невЬдЬниа и не-чювьствиа исправляти, и заступати, и стрещи, и бесовскыа рати грядущиа провъзвЬщати» (Слово 2, л. 53 об.). В «Наказании» Слова 5 «О Боговоплощении» снова звучит тема пастырского долга: «Сиа бо дЬла паче всЬхъ дЬлъ пастырю имЬти лЬпо есть еже учити, и наказати, и съвЬтовати и обращати на благаа, и запрЬщати, и възбраняти от злаго, и никакоже о сихъ ленитися, или стыдЬтися, но всяко о семъ тщание и подвигъ показати еже промышляти и пещися о всЬх» (Слово 5, л. 202 - 202 об.).
Решение задачи пастырского служения традиционно, и Даниил видит его в пропаганде бесед от святых Писаний («Благыа убо бесЬды от святых Писании... възбуждают душу къ животу и искорЬневают страсти и успивают скверныа помыслы паче всякыа добродетели») и предупреждении о вреде злых слов («Злыя же бесЬды теменъ сътворяют умъ и растлЬвают обычаа благыа») (Слово 1, л. 38 об. - 39). Суть наставлений Даниила состоит в желании убедить паству в том, что нужно не просто прочитать Божественное Писание, а очень потрудиться в правильном его понимании и жить согласно ему. Но и «пасомых же дЬло есть еже повиноватися въ всЬмъ пастырю о ГосподЬ» (Слово 5, л. 202 об.). Таким образом, мотив пастырского долга становится «общим знаменателем» к многочисленным разным темам («числительным») Слов «Соборника».
Свою роль Даниил видел в церковном просвещении и воспитании. Ее исполнение митрополит начинает с самоуничижительной формулы, такой этикет поведения и этикет словесный хорошо известен в нормативной поэтике древнерусской литературы [Лихачев, 1979, с. 90]. «Наказание» Слова «О лжепророках» (Слово 1) практически открывается словами: «Яко же увЬща мя любовь ваша, и яко не имЬа никое же мудрование, яко же и есмь и невЬжда, и поселянинъ, но, яже от Божественых Писании събравъ, написах любви вашеи» (л. 38). Более развернутые формулы помещены в Слове 4 «О крестном знамении и поклонении на восток»: «Азъ бо от многых плищеи и попечении украдаем, жизнь свою в лености изгубих и ни едино дЬло благо сътворих, точию мало нЬчто прочтох Божественаа Писаниа, и от сих себЬ и другым въспоминах, и глаголахъ, и писах» (л. 115 об.) и в Слове 8 «О послушании властям»: «и паки бесЬдую любви вашеи, елико възмогаю по худости своеи. ВЬмъ бо, яко от великиа вашея духовныа любви яже къ моеи худости, яко и худая, и неразумная моя немованиа приемлете и не зазираете, аще и скудно, и ненарочито, и нехитрословно есть, но духовно и полезно есть хотящим спастися» (л. 271 об.). Для публицистики умаление достоинств автора малохарактерно. Здесь же Даниил прибегает к ней для того, чтобы показать, каким должно быть отношение к Божественному Писанию, и оправдать свои наставления. Функция этих устойчивых выражений состоит также в том, чтобы организовать общение автора и читателя, создать ситуацию доверительного разговора наставника и паствы. Даниил избирает наставление в форме беседы («беседы беседуем» пишет он в Слове 16), при этом общение не исключает иронической интонации или сатирического обличения.
«Наказания» Даниила носили перлокутивный характер: задача пастырской речи в первую очередь состояла в том, чтобы подчинить собеседника своей воле, убедить его в своем мнении. Прагматичного и художественного эффекта Даниил достигал с помощью системы приемов. Одним из них было обращение. Будучи сильной фигурой в искусстве красноречия, оно создавало иллюзию беседы. Ведущие функции обращений в средневековой публицистике - фатическая (контак-
тоустанавливающая) и апеллятивная (воздействующая на адресата). В Словах Даниила преобладают апеллятивы. Обозначая разных лиц, они приобретают статус именования, и поле именований у писателя довольно широкое. Выбор обращения у Даниила зависел не столько от ситуации общения (она была единообразна), сколько от типов участников общения, имеющих разный пол, возраст, социальный статус, род деятельности. Чтобы быть услышанным каждым, Даниил использует прием социальной персонализации адресата-читателя. Например, в Слове 5: «Юнъ ли еси, паче прилежно внимаи... Старъ ли еси, - много паче внимаи... Вдовець ли еси или паче же вдовица, не люби утЬшатися и дрочитися. Инокъ ли еси, внимаи. Вси убо купно внимаемъ, и старии, и юнии, и раби, и свободнии, възримъ на будущаа, приготовим путешественаа...» (л. 203 об.). Характер отношений между автором и читателем в «Наказаниях» Даниила односложен: это отношения учителя и ученика, пастыря и пасомых. Ораторское искусство Даниила проявилось в разнообразии апеллятивов. Наряду с именными формами: «братие», «братие и чада», «възлюбленнии», «богомудрии», «любимицы» - автор использует обращения с местоименным апеллятивом «мы», который способствовал сближению, если не отождествлению, автора и адресата. За обращением к персонажу на «ты», как правило, стоит упрек митрополита всякому маловерующему и сомневающемуся: «Ты же пастыря презираеши и ни въ что же пола-гаеши» (л. 203) - или еретику: «Ты же реченная басни мниши, ибо нечувственъ еси, похабенъ еси.» (Слово 8, л. 203 об.). Исключительный пример задушевности разговора находим в Слове 15 «О неразлучении мужа и жены»: «вамъ молюся, вы моя радость, вы моя сладость, вы моя слава, вы моя честь, вы мое богатьство» (л. 485).
Таким образом, ситуативное функционирование обращений составляет одну из примечательных особенностей архипастырской речи Даниила. Оно поддерживает драматургию общения автора и читателя.
Заключительным аккордом в наказательной речи Даниила звучал призыв к покаянию. Так, Слово 5 заканчивается словами: «Сиа слышаще, потщимся на благаа, да не на осужение будут намъ реченнаа. Почто не плачемъ, яко много съгрЬшихом? Что яко несмыслении младенци утЬшаемся, и дрочимся, и смеемся? Почто небрежемъ о целомудрии и чистотЬ и о прочемъ благоразумии дЬтеи на-шихъ?..» (л. 202 об. - 203). Экспрессивно-эмоциональный пафос концовки Слова - нормативный элемент строения речи Даниила. Пример тому видим в «Наказании» Слова 6 «О Крестной смерти»:
1. «Благодарим Владыку Христа, възлюблении!..
2. Възлюбимъ Възлюбльшаго нас!
3. Умремъ о Умершем нас!
4. Възлюбим другъ друга!
5. Очистим себе от всякыя скверны плоти и духа!
6. Принесем Христу Богу нашему дЬла благаа съ страхом и благоговЬниемъ: вЬру, любовь, братолюбие, упование, терпЬние, смирение, кротость, съкрушение сердца, умиление, слезы, съвесть очищену!
7. Поработаимъ Господеви, дондеже время имамы!» (л. 214 об. - 215).
Благодарственно-клятвенная тональность построена на акцентировании предиката, поставленного в сильную позицию начала фразы. Синтаксический параллелизм управляет всем сегментом финала речи, придавая ей ритмизированную форму и выразительность метрической структуры. Жесткая парадигма первых четырех фраз, выдержанная в трехударном ритме, сменяется плавностью пятой и шестой фраз, в которых сформулирована программа поведения православного, собственно нравственный кодекс. Интонационное варьирование придает всему авторскому высказыванию разнообразие эмоциональной окрашенности, что чрезвычайно важно для восприятия пастырского наставления.
О сильной потенции «Наказаний» в составе Слов говорит тот факт, что в главах, помещенных во второй половине «Соборника» Даниила, происходило вытеснение или замещение «исторического» аспекта повествования наказательной речью, а «Наказания» в свою очередь могли вбирать в себя приемы «исторического» повествования. Так, тональность беседы, моральные сентенции, обращения - имманентные черты текста «Наказания» - встречаем в первой, «исторической», части Слова 9 «Не судите, да не судимы будете». Слово 10 «О несотворении зла и духовной любви» начинается с бытовой зарисовки: «Вчера и днесь повари въ поварню стекаются и сию украшают, и свиты измЬняют, и руцЬ простирают, и лысты укрЬпляют, и ножи острят, и дрова накладают, и огнь въжигают, и котлы наставляют, сковрады и горньци поставляют - к насыщению чрева пищу готовят. И сими наслажается и укрЬпляется тЬло и потом къ истлЬнию сводится, точию нынЬшнюю нашу жизнь съдержать брашна и питиа...» (л. 333 об.). Такая картинка больше характерна для наказательной речи, чем для изложения богословского догмата. Рассуждения о бренной и духовной пище составляют содержание первой части, и заканчиваются они в «Наказании» темой духовной любви, ярким проповедником которой Жмакин считал митрополита Даниила [Жмакин, 1881, с. 605]. В Слове 10 наиболее ощутимо единство первой и третьей его частей. Обычно именно в «историческом» разделе, где излагается та или иная богословская тема, Даниил приводит множество библейских цитат. Но в Слове 10 большое их количество (1 Кор 2:9, 1 Ин 4:19-21, 1 Ин 4:12, 1 Ин 3:15, 1 Кор 12:31, 1 Кор. 13:1-13, 1 Кор. 14:1, 1 Ин 4:16, Ин 13:35, Ин 15:17, Ин 14:21) приходится именно на «Наказание», что не привычно для сложившейся в «Соборнике» практики повествования в третьей части Слова. Это и другие наблюдения указывают на динамичность структурных отношений между частями сочинения в своде трудов Даниила и на продуцирующую роль в них «Наказаний».
Список литературы
Беляев И. Д. Даниил митрополит Московский // Известия Императорской Академии наук по Отделению русского языка и словесности. 1856. Т. 5, вып. 4.
Голубинский Е. Е. История Русской Церкви. М., 1997. Т. 2. Период 2. Вторая половина тома.
[Глебов В.] «Даниил, московский митрополит, как проповедник» // Рязанские епархиальные ведомости. 1874. № 6. Прибавления.
Жмакин В. Митрополит Даниил и его сочинения. М., 1881.
Журова Л. И. «Слово о Крестной смерти» митрополита Даниила и традиция учительной литературы // Тексты источников по истории России и национальная культурная традиция. Новосибирск, 2014.
Левшун Л. В. О слове преображенном и слове преображающем. Теоретико-аналитический очерк истории восточнославянского книжного слова Х1-ХУ11 веков. Минск, 2009.
Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979.
Макарий (Булгаков). Сочинения московского митрополита Даниила // Христианские чтения. 1872. № 10.
Руди Т. Р. О композиции и топике житий преподобных // ТОДРЛ. СПб., 2006. Т. 57.
Шмеман А., прот. Литургическое богословие. СПб., 2006.
