Наилучшее государство Аристотеля Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ

НАИЛУЧШЕЕ ГОСУДАРСТВО АРИСТОТЕЛЯ Петрова Н.И.

t-

Петрова Надежда Ильинична - пенсионер, г. Новосибирск

Аннотация: в адрес Гомера Сократ говорит, что, несмотря на его любовь и уважение к нему с детства, «... нельзя ценить человека больше, чем истину, вот и приходится сказать то, что я говорю», а именно, что подражательная поэзия портит нравы людей и подлежит изгнанию из государства. «Мы сознаем, что и сами бываем очарованы ею, но предать то, что признаешь истинным, — нечестиво» [3, 350, 366]. Аристотель в своей деятельности следует принципам Сократа и Платона, для него не существует авторитетов, которые заставили бы изменить его точку зрения.

Ключевые слова: государство, гражданин, нравы, добродетель, справедливость, несправедливость, счастье.

Девизом всей философской деятельности Аристотеля можно поставить его слова «...это наш долг - ради спасения истины отказаться даже от дорогого и близкого, особенно если мы философы. Ведь хотя и то и другое дорого, долг благочестия -истину чтить выше» [1, 59]. Аристотель критикует всех, чье мнение не совпадает с его, не щадит он и Платона, в Академии которого он провел двадцать лет.

Аристотель говорит, что все: искусство, учение, любой поступок и сознательный выбор, стремится к определенному благу. Поэтому благо определяли как то, к чему все стремится. Если у того, что мы делаем, существует некая цель, желанная сама по себе, и остальные цели желанны ради нее, то эта цель и есть благо, высшее благо. Аристотель считает, что высшее благо относится к ведению важнейшей науки - науки о государстве, или политики. Наука о государстве пользуется остальными науками как средствами, значит, «.ее цель включает, видимо, цели других наук, а, следовательно, эта цель и будет высшим благом для людей вообще» [1, 55]. Аристотель говорит, что ставит своей задачей исследование человеческого общения в наиболее совершенной его форме, каким является высшее благо, дающее людям полную возможность жить согласно их стремлениям. Одним из направлений в этом является анализ существующих государственных устройств, признаваемых благоустроенными, а именно лакедемонского, критского и карфагенского, и тех устройств, которые «проектировались некоторыми писателями и кажутся хорошими». Здесь Аристотель выявляет соответствие их законоположений наилучшему государственному строю и наличие в них противоречий основному характеру их строя. Так, считается, что в том государстве, которое стремится иметь прекрасный строй, его граждане должны быть свободны от забот о предметах первой необходимости. Но нелегко понять, как это осуществить, например, в Лакедемоне, говорит Аристотель. Ведь не редки восстания илотов против спартиатов, и самый

надзор за подчиненными представляет трудную задачу. Слишком «вольготное» положение женщин не служит благополучию лакедемонского государственного строя. В Лакедемоне законодатель, желая, чтобы все государство в целом стало закаленным, достиг своей цели по отношению к мужскому населению, но не сделал это по отношению к женскому: «...женщины в Лакедемоне в полном смысле слова ведут своевольный образ жизни и предаются роскоши» [2, 429]. Женщины владеют почти двумя пятыми всей земли, так как есть большое число дочерей-наследниц, да и за дочерьми дают большое приданое. Неравномерность распределения собственности привело к малолюдству государства. Вышло так, что, хотя гражданами могли быть тысяча пятьсот всадников и тридцать тысяч тяжеловооруженных воинов, их не набралось и тысячи. Законоположения Лакедемона относительно деторождения имеют целью противодействовать малолюдству. И, все-таки, ясно, что даже при возрастании населения существующий порядок распределения земельной собственности неизбежно будет увеличивать число бедняков. Плохо в Лакедемоне обстоит дело с эфорией. Эта власть пополняется из среды всего гражданского населения, так что в состав правительства зачастую попадают люди совсем бедные, которых вследствие их необеспеченности легко можно подкупить. Неладно обстоит дело и с властью геронтов. Люди, занимающие эти должности, бывают доступны подкупу и часто приносят в жертву государственные дела ради угождения. Не все хорошо с царской властью. Лучше с ней обстояло бы дело, если бы каждый из лакедемонских царей ставился на царство по оценке его образа жизни. Аристотель поддерживает упрек Платона в «Законах» спартанскому законодателю в том, что их законы рассчитаны только на одну добродетель - на воинскую доблесть, так как она полезна для приобретения господства. Поэтому они преуспевали, пока вели войны, и стали «гибнуть», достигнув гегемонии: они не умели пользоваться досугом и не могли заняться другим делом, которое выше военного, говорит Аристотель. Есть у них и другая ошибка: по их мнению блага, за которые бьются люди, достигаются скорее при помощи добродетели, чем порока, и это правильно; но нехорошо то, что эти блага они ставят выше добродетели. Критский государственный строй близок к лакедемонскому. Те же отрицательные стороны присущи институту космов и геронтов критян. Законодатель ввел меры, чтобы критяне для своей же пользы ели мало; «.также в целях отделения женщин от мужчин, чтобы не рожали много детей, он ввел сожительство мужчин с мужчинами.» [2, 435]. У карфагенян государственный строй сходен с лакедемонским. Отклонением их государственного устройства от безукоризненного в сторону олигархии является то, что должностные лица избираются не только по признаку благородного происхождения, но и по признаку богатства, так, высшие должности, именно царское достоинство и стратегия (полководцы), могут покупаться за деньги. Такой закон ведет к тому, что богатство ценится выше добродетели и все государство становится корыстолюбивым. Отрицательной стороной является и то, что в Карфагене один человек может занимать одновременно несколько должностей. Но всякое дело лучше исполняется одним человеком, говорит Аристотель.

При рассмотрении проектов государственных устройств необходимо знать, что лучше для государства, стремящегося к наилучшему устройству: чтобы граждане сообща владели всем, или одно имели сообща, а другое - нет. Так, в «Государстве» Платона Сократ утверждает, что и дети, и жены, и собственность должны быть общими. Аристотель говорит, что теория «общности жен у всех» встречает много затруднений, как и основание, которое Сократ приводит в защиту этого закона, и которое является конечной целью и высшим благом для государства: «.лучше всего для всякого государства, чтобы оно по мере возможности представляло собой единство.» [2, 404]. Аристотель доказывает, что государство при постоянно усиливающемся единстве перестанет быть государством. При стремлении к единству из государства образуется семья, из семьи - отдельный человек; семья, отличается

51

большим единством, нежели государство, а один человек - нежели семья и тогда государство уничтожается. В состав государства входят отдельные люди, которые различаются между собой по своим качествам, так как элементы, образующие государство, не могут быть одинаковы. Отсюда ясно, что государство не может быть до такой степени единым, как того требуют «некоторые». Можно и другим способом доказать, говорит Аристотель, что стремление сделать государство чрезмерно единым не является чем-то лучшим: самодовление усиливается, а степень единства уменьшается при переходе по цепочке человек - семья - государство. «И если более самодовлеющее состояние предпочтительнее, то и меньшая степень единства предпочтительнее, чем большая» [2, 405]. Но, если даже представить, что достигнуто единство государства, доведенное до крайних пределов, все равно единства не будет, когда все вместе будут говорить: «Это мое» и «Это не мое». Выражение «все» двусмысленно. Если понимать выражение «все» в смысле «каждый в отдельности», тогда, каждый, имея в виду одного и того же сына или одну и ту же женщину, будет говорить: «Это мой сын», «Это моя жена», как и о любом предмете вообще. Но в действительности, имеющие общих жен и детей, будут говорить «Это наше». Таким образом, говорит Аристотель, выражение «все» заключает в себе ложное заключение: такие слова, как «все», «оба», «чет», «нечет» вследствие их двусмысленности в рассуждениях ведут к спорным умозаключениям. Поэтому если все будут говорить одинаково, то это хотя и хорошо, но неосуществимо, и никак не говорило бы о единомыслии. По словам Аристотеля, единомыслие является государственной дружбой, «.когда граждане согласны между собою относительно того, что им нужно, и отдают предпочтение одним и тем же вещам и делают то, что приняли сообща» [1, 253]. Далее Аристотель говорит, что у каждого гражданина будет тысяча сыновей, и любой в одинаковой степени будет сыном любого, так что все одинаково будут пренебрегать отцами. Тогда трудно будет устранить такие неприятности, как оскорбления действием, умышленные и неумышленные убийства, драки, перебранки. Обязательно будут случаи, когда обнаружится физическое сходство между детьми и родителями, и некоторые граждане станут признавать тех или иных своими кровными родственниками. Нелепым Аристотель называет то, что в задуманной общности сыновей исключается только плотское сожительство между любящими, но самой любви преград не ставится, а, значит, «.допускаются, между отцом и сыном или между братьями такие отношения, которые являются наиболее неподобающими, хотя бы они основывались исключительно на любовном чувстве» [2, 408]. Нелепым он считает исключение плотского общения по той причине, что при нем наслаждение достигает наивысшей степени, а Платон не придает значения тому, что речь идет об отце и сыне или о братьях. Аристотель считает, что перевод новорожденных детей из сословия в сословие содержит много путаницы. Каким образом будет осуществляться этот перевод? Перемещающие лица должны будут знать, кому каких детей они дают. При этом неизбежно будут проявляться бесчинства, ссоры, убийства, так как переданные из одного сословия в другое не станут называть граждан своими братьями, детьми, отцами, матерями и перестанут остерегаться совершать проступки, недопустимые по отношению к родственникам. Аристотель считает, что решение вопросов, связанных с общей собственностью, представляет значительные затруднения. Так как равенства в работе и в получаемых от нее результатах провести нельзя, неизбежно будут нарекания к тем, кто много получает, хотя и мало трудится, у тех, кто меньше получает, а работает больше. Аристотель говорит, что собственность должна быть общей только в относительном смысле, а вообще -частной. Тогда каждый будет с усердием относиться к тому, что ему принадлежит, и все получат большую выгоду, а благодаря добродетели в использовании собственности получится по пословице «У друзей все общее». Потом, как приятно, говорит Аристотель, оказывать услуги и помощь друзьям, знакомым или товарищам! Это возможно лишь при условии существования частной собственности. Наоборот, у тех, кто

52

стремится сделать государство чем-то «слишком единым», этого не бывает, при этом уничтожится возможность проявить на деле двух добродетелей: воздержание от чужой жены из целомудрия (все жены будут общие) и благородной щедрости по отношению к своей собственности. При общности имущества для «благородной щедрости» не будет места, так как щедрость проявляется именно при возможности распоряжаться своим добром. Стремиться к объединению и обобщению массы людей нужно путем ее воспитания, но тот жестоко ошибся бы в своих расчетах, говорит Аристотель, если бы стал исправлять государство средствами, предлагаемыми Сократом. К тому же, «...в течение столь большого времени, столь длинного ряда лет не остался бы неизвестным такой порядок, если бы он был прекрасным» [2, 412]. Далее, говорит Аристотель, Сократ также ничего не сказал, как будет устроен государственный порядок в его целом виде у имеющих общее имущество. «Шатко» обосновано у Сократа устройство должностей. Власть, по его мнению, должна находиться в руках одних и тех же: ведь «божественное злато» не примешано в души то одних, то других людей, оно всегда в душах одних и тех же, но это служит источником возмущения даже у людей, не обладающих повышенным чувством собственного достоинства. Потом, отнимая у стражей блаженство, Сократ утверждает, что хочет сделать все государство в целом счастливым. Но невозможно, говорит Аристотель, сделать все государство счастливым, если большинство его частей или хотя бы некоторые не будут наслаждаться счастьем. «И если стражи не счастливы, то кто же тогда счастлив? Ведь не ремесленники же и вся масса занимающихся физическим трудом» [2, 414]. Принимают ли участие в управлении земледельцы и ремесленники, имеют ли они право владеть оружием и участвовать в походах вместе с воинами или нет -на все эти вопросы Сократ не дал ответа. «Впрочем, его рассуждения наполнены не идущими к делу соображениями как вообще, так и в тех частях, которые касаются вопроса, каким должно быть воспитание стражей» [2, 415].

Аристотель говорит, что если для всего, что делается, существует цель, она и будет благом, осуществляемым в поступке, а если таких целей несколько, то, соответственно, и благ несколько. Цель называется совершенной, когда избирается сама по себе и никогда как средство. И такой целью будет счастье. «Впрочем, называть счастье высшим благом кажется чем-то общепризнанным.» [1, 63]. Для одних счастье - нечто наглядное и очевидное, например, удовольствие, богатство или почет - у разных людей разное; часто и для одного человека счастье - то одно, то другое: например, заболев, люди видят счастье в здоровье, впав в нужду - в богатстве. Некоторые думали, говорит Аристотель, «.что помимо этих многочисленных благ есть и некое другое - благо само по себе, служащее для всех этих благ причиной, благодаря которой они суть блага» [1, 57]. Аристотель предлагает рассмотреть «благо» как общее понятие, «.хотя именно такое изыскание вызывает неловкость, потому что идеи ввели близкие нам люди» [1, 59]. Основатели этого учения, говорит Аристотель, не создали идей, внутри которых определялось бы первичное и вторичное. Между тем, благо определяется в категориях сути, качества, отношения, и, «существующее само по себе», т. е. сущность, по природе «первичнее» отношения -последнее походит на «вторичное» свойство сущего, значит, общая идея для них невозможна. «Благо» имеет столько же значений, сколько «бытие»: в категории сути благо определяется, например, как бог и ум, в категории качества - как добродетель, в категории отношения - как полезное, и так далее. Поэтому «благо» не может быть чем-то всеобъемлюще общим и единым, тогда оно определялось бы не во всех категориях, а только в одной. Поскольку для всего, что объединяется одной идеей, существует одна наука, то и для всех благ существовала бы тогда одна наука. В действительности же наук много, даже для благ, подпадающих под одну категорию. Следовательно, «благо» как нечто общее, объединенное одной идеей, не существует. Даже если бы существовало единое благо, которое было бы общим понятием для разных вещей, или какое-то отдельное «само по себе благо», то человек не смог бы ни осуществить его в поступке, ни приобрести, а сейчас ищется именно такое, говорит Аристотель.

53

У человека существует определенное жизненное назначение, и это - деятельность души, согласованная с суждением. Природа дала человеку в руки оружие -умственную и нравственную силу, и нравственные добродетели необходимо предполагать во всех «существах». Если все это так, говорит Аристотель, то благо представляет собою деятельность души сообразно добродетели за полную человеческую жизнь. Прекрасного и благого в жизни достигают те, кто совершает правильные поступки. И сама по себе жизнь доставляет им удовольствие. Ну а поступки, сообразные добродетели, будут доставлять удовольствие сами по себе. И счастье есть наилучшая деятельность души, высшее и самое прекрасное благо, доставляющее величайшее удовольствие. Для счастья нужны и внешние блага, так как невозможно или трудно совершать прекрасные поступки, не имея никаких средств, таких, как друзья, богатство, влияние в государстве, которые будут служить, словно орудия, а отсутствие, например, благородного происхождения, красоты исключит блаженство. Счастье может быть результатом обучения. Но, если существует какой-нибудь дар богов людям, можно допустить, что счастье дарится богами. И счастьем могут обладать многие, так как, благодаря определенному обучению и усердию, оно может принадлежать всем, кто «не увечен для добродетели». Деятельности - главное в жизни, поэтому никто из счастливых не может стать несчастным, потому что никогда не совершит дурных поступков, говорит Аристотель.

Добродетели подразделяют на мыслительные (мудрость, сообразительность, рассудительность) и нравственные (щедрость, благоразумие). Нравственные добродетели избираются сознательно и называются еще складами души или устоями. Добродетели связаны с поступками и страстями, а всякие страсть и поступок сопровождаются удовольствием или страданием, и «.кто хорошо справляется с удовольствием и страданием, будет добродетельным, а кто плохо - порочным» [1, 82]. Большинство, т.е. люди весьма «грубые», предпочитают жизнь, полную удовольствий. Считается, говорит Аристотель, что благоразумие и распущенность связаны с такими удовольствиями, которые общи людям и остальным животным, поэтому представляются «низменными и скотскими». Удовольствия от таких чувств, как осязание и вкус, присутствует в нас не столько потому, что мы люди, а потому, что мы животные. Наслаждаться такими чувствами, т. е. иметь к ним исключительное пристрастие, - значит жить «по-скотски». Излишество в удовольствиях - это распущенность, и она заслуживает осуждения, говорит Аристотель. Невоздержность и воздержность касаются того же, чего касаются распущенность и благоразумие. Государство заключает в себе неодинаковые элементы, поэтому неизбежно добродетель всех граждан не может быть одной. Каждая из них - добродетель соответствующей части души, «.при всем этом они нечто производят, однако не так, как искусство врачевания - здоровье, а как здоровье - здоровую жизнь.» [1, 187]. Назначение человека выполняется благодаря рассудительности и нравственной добродетели, так как добродетель делает правильной цель, а рассудительность выбирает правильные средства для ее достижения.

Высшее благо есть преимущественная цель политики. «Государственным благом является справедливость, т. е. то, что служит общей пользе» [2, 467]. Считается, что справедливость имеет отношение к личности, есть некое равенство, и что равные должны иметь равное. Избыток не любого блага у одних должен служить основанием для неравного распределения государственных должностей. В политике только элементы, составляющие государство, должны быть мерилом при соперничестве. Поэтому, вполне основательно притязают на власть лица благородного происхождения, богатые, свободнорожденные. Но ни один из этих признаков не является правильным. Для государства необходимы и справедливость, и воинская доблесть, без них невозможно жить в государстве прекрасной жизнью. Все эти условия определяют простое существование государства, но на осуществление счастливой жизни могут притязать лишь воспитание и добродетель, говорит

54

Аристотель. «Так как ни равные в чем-то одном не должны быть равными во всем, ни неравные в чем-то одном - неравными во всем, то все виды государственного устройства, в которых это происходит, являются отклонениями». [2, 469]. Правильными являются государственные устройства, имеющие в виду общую пользу, имеющие в виду только благо правящих - являются отклонениями от правильных: они основаны на началах господства, а государство есть общение свободных людей, и люди, участвующие в государственном общении, должны быть все причастны общей пользе, говорит Аристотель. Существуют три вида правильного государственного устройства - царская власть, аристократия и тимократия, и три отклоняющиеся от них: от царской власти - тирания, от аристократии - олигархия, от политии -демократия. Царская власть основывается на высоком превосходстве царствующего. Тирания, как наихудший вид государственного устройства, далее всего отстоит от самой его сущности. Царская власть и тирания, будучи обе «единоначалиями», весьма различны, так как тиран имеет в виду свою собственную пользу, а царь - пользу подданных. Царь самодостаточен и обладает превосходством с точки зрения всех благ, он ни в чем не нуждается и, значит, «.будет ставить себе целью поддержку и помощь не для себя самого, а для подданных.» [1, 234]. Конечной целью тирании является богатство, так как только при этом условии можно держать при себе охрану и вести роскошный образ жизни. Тирании свойственна борьба со знатными, стремление тайно и явно губить их, как противников, стоящих на пути к власти. Тиран проявляет недоверие к народной массе, притесняет чернь, удаляя ее из города и расселяя по разным местам. Царская власть поддерживается друзьями, тиран не доверяет друзьям, так как именно они, скорее всего, могут осуществить то, чего желают все, говорит Аристотель.

Законы, «.соответствующие правильным видам государственного устройства, будут справедливыми, законы же, соответствующие отклонениям от правильных видов, будут несправедливыми» [2, 467]. Справедливые законы имеют в виду выгоду для всего государства и общее благо граждан. Гражданином в общем смысле является тот, кто причастен и к властвованию, и к подчинению; при каждом виде государственного устройства сущность гражданина меняется. В наилучшем государстве гражданином является тот, кто способен и желает подчиняться и властвовать, имея в виду жизнь, согласную с требованиями добродетели, говорит Аристотель. «Отсюда ясно, что и в законодательстве следует иметь в виду равных и по их происхождению, и по способностям.» [2, 472]. На этом основании государства с различными государственными устройствами, в том числе и правильными, устанавливают у себя остракизм. В наилучшем государстве, если кто-нибудь будет превосходить других не избытком каких-либо благ, вроде могущества, богатства, или обилием друзей, но будет отличаться избытком добродетели, такого человека нельзя устранять или удалять в изгнание. Остается всем охотно повиноваться ему, так что такого рода люди оказались бы в государстве пожизненными царями. Справедливость требует, чтобы все равные властвовали в той же мере, в какой они подчиняются, и чтобы каждый поочередно то повелевал, то подчинялся. Здесь должен действовать закон, так как порядок и есть закон. Но, «.если будет признано лучшим, чтобы власть имели несколько человек, следует назначать этих последних стражами закона и его слугами» [2, 481]. Аристотель определяет, какой вид государственного устройства будет наилучшим. В каждом государстве есть три части: очень состоятельные, крайне неимущие и третьи, стоящие между ними. Общепризнанно, говорит Аристотель, что умеренность и середина - наилучшее, поэтому и средний достаток из всех благ всего лучше. Государство больше всего стремится к тому, чтобы все в нем были равны и одинаковы, а это свойственно «людям средним». Таким образом, «.государство, состоящее из средних людей, будет иметь и наилучший государственный строй» [2, 508]. Чтобы обеспечивалось устойчивое состояние государственного строя, его сторонники должны быть сильнее противников. Те, кто

55

намерены занимать высшие должности, говорит Аристотель, должны сочувствовать государственному строю, иметь большие способности к выполнению обязанностей, отличаться добродетелью и справедливостью. И самое важное - в государстве должно быть воспитание граждан в духе государственного строя. Государство имеет много составных частей. Если считать душу одушевленного существа частью более важной, чем тело, то и в государстве душу надо признать более важной, чем все, относящееся лишь к удовлетворению его насущных потребностей. Душой государства являются военные, также те, на кого возложено отправление правосудия при судебном разбирательстве и «.совещающиеся о государственных делах, в чем и находит свое выражение политическая мудрость» [2, 494]. Частями государства являются и те, кто занимают государственные должности, а также богатые и неимущие. Главными частями государства являются «тяжеловооруженные и совещающиеся», поэтому этим людям необходимо передать исполнение государственных обязанностей, но не в одно и то же время. Сама природа сделала одни и те же «существа» более молодыми и более зрелыми. Одни из них должны быть в подчинении, другие - властвовать. Жреческие обязанности исполняются теми же лицами. Государство должно иметь собственность, но сама собственность не является частью государства, хотя и включает много «одушевленных существ». Государство есть общение подобных друг другу людей ради достижения возможно лучшей жизни, говорит Аристотель. Владение собственностью должно быть в их руках, так как необходимо, чтобы граждане были состоятельными. Ремесленники не принадлежат к гражданам, говорит Аристотель, как и всякий другой слой населения, деятельность которого направлена не на служение добродетели. Это ясно из условия, что счастливым можно быть только в единении с добродетелью, «.а государство не может считаться счастливым, если принимается во внимание лишь какая-либо часть, а не вся совокупность граждан» [2, 605]. Количество населения должно быть большое, но легко обозримое. Гражданское население по своим свойствам должно быть разумным, мужественным и восприимчивым к добродетели. «Размеры территории должны быть такими, чтобы население ее имело возможность проводить жизнь, пользуясь досугом, наслаждаясь свободой и вместе с тем воздержно» [2, 599]. Земельная собственность не должна быть общей, но должна быть предоставлена на дружественных началах в общее пользование. Аристотель говорит, что живущие в наилучшем государстве должны под влиянием окружающей обстановки и жить наиболее счастливо. Существует три вида благ: внешние, физические и духовные; все эти блага должны быть «налицо» у счастливых людей. Каждый будет настолько счастлив, насколько будет обладать добродетелями, разумом и согласованной с ними деятельностью. При этом наилучшее существование как для человека, так и для государства есть то, «.при котором добродетель настолько обеспечена внешними благами, что вследствие этого оказывается возможным поступать в своей деятельности согласно требованиям добродетели» [2, 590]. Наилучшим для каждого гражданина будет государственный или созерцательный образ жизни. Верно мыслящий человек и государство в целом должны сообразоваться с наилучше поставленной целью жизни. Большинство людей, говорит Аристотель, считают задачей политики деспотическое властвование. Но, если одним людям свойственно быть под деспотической властью, а другим не свойственно, то нелепо стремиться к деспотической власти над всеми, но можно только над теми, кому свойственно подлежать ей. Поэтому заботу о военных делах надо считать прекрасной, но не главной целью, а лишь средством к ее достижению. Вся человеческая жизнь распадается на занятия и досуг, на войну и мир, а вся деятельность человека направлена на необходимое, полезное и прекрасное, говорит Аристотель. Война существует ради мира, занятия - ради досуга, необходимое и полезное - ради прекрасного. Необходимо, «.чтобы граждане имели возможность заниматься делами и вести войну, но, что еще предпочтительнее, наслаждаться миром и пользоваться досугом, совершать все необходимое и полезное, а еще более того -

56

прекрасное» [2, 617]. О военных делах граждан нужно заботиться не ради того, чтобы они поработили тех, кто этого не заслуживает, но для того, чтобы сами не попали в рабство к другим, стремиться к деспотической власти надо только над теми, кто заслуживает быть рабом, говорит Аристотель. И законодательство, касающееся военного дела и всего прочего, должно иметь в виду досуг и мир. Чтобы можно было наслаждаться досугом, надо обладать многими предметами первой необходимости. «Поэтому государству надлежит быть и воздержным, и мужественным, и закаленным» [2, 619]. Мужество и выносливость нужны для трудовой жизни, философия - для досуга; воздержность и справедливость - и в то и в другое время. Война вынуждает быть справедливым и воздержным, наслаждение же благосостоянием и досуг, сопровождаемый миром, способны избаловать людей. Поэтому, те, кто считаются счастливыми, должны заниматься философией, обладать справедливостью и воздержностью, и тем больше, «.чем более спокойную жизнь они проводят и чем более они пользуются досугом среди изобилия» [2, 620]. Государство и граждане, которым предстоит стать счастливыми и добродетельными, должны обладать указанными добродетелями. Для этого, говорит Аристотель, важно, чтобы для всех в государстве было единое и одинаковое воспитание, хотя в настоящее время не все согласны в том, чему должны учиться молодые люди для развития добродетели и для достижения лучшей жизни, не ясна также и цель воспитания -развитие ли умственных способностей или нравственных качеств. Аристотель считает, что хорошими и добродетельными людей делают три фактора: природа, привычка и разум. Начало дает рождение: разум и ум - цель, к которой стремится природа, поэтому заботу навыках человека необходимо сообразовать с этой целью. Возникновение тела предшествует возникновению души, и не имеющее разума образуется раньше одаренного разумом. Поэтому развитие навыков должно предшествовать развитию ума и «.физическое воспитание должно предшествовать воспитанию умственному» [2, 632]. Для правильного развития физических сил детей законодателю следует позаботиться о брачном соединении родителей - именно, когда и, обладая какими свойствами, люди должны вступать в брачное сожительство. Посторонние связи мужа или жены «.нигде и никоим образом вообще не должны считаться благопристойными, пока люди являются и называются законными супругами» [2, 624]. Для детей в возрасте до пяти лет игры должны соответствовать достоинству свободнорожденного человека. О рассказах и мифах, какие уместно слушать в таком возрасте, должны заботиться специальные должностные лица. Законодательно из государства удаляется сквернословие, потому что из привычки сквернословить развивается и склонность к совершению дурных поступков. Молодежь следует оберегать от всего дурного, в чем есть что-либо низменное или разжигающее ненависть, говорит Аристотель. По достижении возмужалости молодые люди будут обучаться прочим предметам. Но не следует одновременно заставлять слишком напряженно работать и умственно, и физически: «.напряжение в том и другом отношении производит, естественно, диаметрально противоположное действие: физическое напряжение препятствует развитию ума, напряжение умственное - развитию тела» [2, 633]. Обычными предметами обучения являются четыре: грамматика, рисование, гимнастика и музыка. Грамматика и рисование имеют практическое применение; гимнастика способствует развитию мужества. Аристотель говорит, что человек должен правильно направлять свою деятельность и уметь пользоваться досугом, так как досуг уже заключает в самом себе удовольствие, счастье и блаженство. Для заполнения нашего досуга служит музыка, говорит Аристотель, к тому же она воздействует на нравственную сторону души, поэтому она должна быть среди предметов воспитания молодежи.

Нравственная добродетель связана с удовольствием и страданием, а счастье сопряжено с удовольствием. Удовольствие придает совершенство и полноту деятельностям, а значит, и самой жизни. Поэтому понятно, что все тянутся к

57

удовольствию, «.для каждого оно делает жизнь полной, а это и достойно избрания» [1, 275]. Существуют различные виды удовольствия. Из деятельностей, сообразных добродетели, та, что сообразна мудрости, доставляет наибольшее удовольствие. Деятельность ума как созерцательная, а также поступки, сообразно добродетели, государственные и военные, выдаются красотой и величием и будут полным и совершенным счастьем человека, если охватывают полную продолжительность жизни, говорит Аристотель. Кто проявляет себя в деятельности ума и почитает ум, более всех любезен богам. Жизнь мудреца самая счастливая, «.так что и в этом смысле мудрец выходит счастливцем по преимуществу» [1, 287]. На втором месте -жизнь по любой другой добродетели. Не надо думать, говорит Аристотель, что счастливый будет нуждаться во многом и большом, хотя и невозможно быть блаженным без внешних благ. Даже люди среднего достатка будут способны поступать сообразно добродетели и быть счастливыми.

Аристотель говорит, что недостаточно знать, что такое добродетели, но нужно стараться обладать ими и их применять. Рассуждения могут увлечь добродетелью только нрав, «подходящий для добродетели, любящий прекрасное и отвергающий постыдное», но они не могут привести большинство к нравственному совершенству, потому что большинству людей свойственно подчиняться не чувству стыда, а страху, и воздерживаться от дурного не потому, что это позорно, но опасаясь мести. Живя страстью, люди ищут присущих им удовольствий и избегают страданий, противоположных удовольствиям; «.но о прекрасном и поистине доставляющем удовольствие они не имеют понятия, поскольку не знают его вкуса» [1, 288]. Поэтому воспитание и занятия должны быть установлены по закону, и законы, касающиеся этих вещей, должны охватывать всю жизнь, а для этого необходимо, «.чтобы появилось общественное внимание к таким вещам, причем правильное» [1, 289].

Таким образом, Аристотель, очевидно, анализирует те же вопросы и темы, какие поднимал Платон, он подражает Платону, во многом отрицая и опровергая его, и как бы «отталкиваясь» от него, развивает свои философские системы, в том числе и «политику».

Список литературы

1. Аристотель. Никомахова этика. Сочинения: В 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1984.

2. Аристотель. Политика. Сочинения: В 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1984.

3. Платон. Диалоги. Государство. М: ООО «Издательство АСТ». Харьков: «Фолио»,

2001.