CC BY
141
Вадим Петровский
НАЧАЛА МУЛЬТИСУБЪЕКТНОЙ ПЕРСОНОЛОГИИ
Аннотация. В статье представлены основания авторской концепции мультисубъектной персонологии. Персонология представлена как наука о личности как субъекте. Говорится о методе отраженной личности и феномене мультисубъектности.
Ключевые слова: персонология, субъект, мультисубъектность, личность, взрослый, дитя, ребенок, выбор.
Abstract. The article presents the basis of the author's concept of Subject Personology. Personology is presented as a science about a person as a subject. The method of reflected personality and multisubjectivity phenomenon are described.
Keywords: personology, subject, multisubjectivity, personality, adult, baby, child, choice.
Мы будем говорить о началах мультисубъектной персонологии, и нам в этой связи предстоит обсудить три вопроса.
Почему речь идет о началах мультисубъектной персонологии? (Это очень простой вопрос, и я на него сразу отвечу: потому что такой науки, на мой взгляд, пока еще нет, она только рождается - хотя предпосылки многообразны и, я бы сказал, неисчислимы, и все они значимы.) Итак, три вопроса:
1. Почему «персонология», а не просто (хотя какая уж тут простота?) «теория личности»?
2. Почему мы говорим о «субъектности»?
3. И, наконец, почему «мульти»?
1. Почему персонология?
Наука личности Начнем с идеи общей персонологии.
Кратко, «общая персонология» может быть определена как наука личности. Замечу: не «о» личности, а самой личности. Наука, имеющая своим предметом личность, которая, в свою очередь, располагает этой наукой как своим собственным инструментом. Наука о том, как личностью быть, состояться, а не только о том, «что личность есть». Существует множество ответов на последний вопрос - но среди них должен быть найден тот, который позволит знанию о личности быть инструментом ее собственного развития. Общая персонология - теория работающего психологического знания.
Общая персонология По отношению к фундаментальной психологии тестирует себя личности она должна играть ту же роль, что и метаана-лиз Гравве по отношению к психотерапевтическим системам и технологиям (неожиданная, а в чем-то и обескураживающая по своим выводам экспериментально-психологическая экспертиза эффективности их воздействия на пациентов), в отличие «персоноло-гии» Г. А. Мюррея и всех других ныне существующих теорий личности, общая персонология тестирует себя, свою ценность в качестве инструмента практической и духовной жизни людей, источника развития и саморазвития человека; тестирует принципы фундаментальной психологии и, таким образом, «заставляет психологию перестраивать свои принципы так, чтобы они выдержали высшее испытание практикой» (подчеркиваем этим высказыванием Л. С. Выготского преемственность «общей психологии» в его версии и «общей персонологии»). Требования Формулируются следующие требования к фактам
к персонож>гической персонологической теории: нетривиальность (они воз-теории вышаются над точкой зрения «здравого смысла»),
информативность (они снижают неопределенность представлений аудитории о тех или иных психологических явлениях), экзистенциальная значимость (они вызывают живой интерес, ориентируют поведение). Конечно, всего лучше, если факты отвечают всем перечисленным критериям (нетривиальности, информативности, экзистенциальной значимости), но об этом, пожалуй, можно только мечтать как о чуде. Ну, скажем, по аналогии с воскрешением Лазаря (нечто такое, что возвышается над здравым смыслом, разрешает сомнения, глубоко затрагивает лично каждого). Но если факты и построения персонологии и не столь чудесны, как воскрешение Лазаря, то они, как минимум, должны отвечать хотя бы одному из перечисленных выше условий.
«Параметры» субъективной и объективной ценности фактов общей персонологии могут быть определены эмпирически [1].
Нетривиальность Ограничимся примерами измерения нетривиально-
научного факта сти научного факта.
Под нетривиальностью (атривиальностью) научного факта понимается мера несоответствия полученного в исследовании результата предположениям и ожиданиям, исходящим из житейских наблюдений, здравого смысла, традиционных представлений и т.д. Понятие «нетривиальность» операционализируется следующим
Задачи независимых экспертов
Проецируемые выводы: субъективная ценность фактов
образом. Группа экспертов, независимо друг от друга, должна выдвинуть свой прогноз, описывающий исход некоторого эксперимента (условия проведения этого эксперимента известны экспертам в подробностях). Далее должна быть сопоставлена средняя оценка исследуемого параметра, согласно прогнозам экспертов, и средняя его оценка согласно данным проведенного эксперимента. Статистически значимое расхождение между средними М и М свидетельствует об атривиальности факта
эксп эмп г"! .7 г- ГГ
(можно было бы сказать - «феноменальности феномена»), а сближение средних - в пользу его тривиальности.
Совместно с О. В. Митиной [2] мы протестировали «на нетривильность» знаменитый эффект Б. Ф. Зейгар-ник (более высокие показатели запоминания - прерванного задания по сравнению с завершенным) и феномен ролевой жестокости Ст. Милгрема. Напомним, что Ст. Милгрем создал ситуацию, в которой «ассистенты» под давлением экспериментатора должны были наказывать своих «учеников» за ошибки в работе электрическим током непереносимой болезненности; испытуемыми были актеры, а подлинными испытуемыми были ассистенты экспериментатора. Экспериментально был выявлен фантастически высокий процент испытуемых, назначавших «высшую меру» за промахи своих «учеников»: 65%-85%(!).
В нашем исследовании приняло участие 812 человек; из них психологов (дипломированных и студентов старшекурсников) было 231 человек. Задача, поставленная перед испытуемыми («независимыми экспертами»), заключалась в предсказании исходов «некоторых психологических экспериментов». «Экспертам» подробно рассказывали об экспериментальных ситуациях Б. В. Зей-гарник и Ст. Милгрема. Имена создателей экспериментальных ситуаций, «Зейгарник» и «Милгрем», при этом не упоминались. Нас интересовало, насколько точны будут «эксперты» в своих прогнозах: догадаются ли они (или хотя бы вспомнят) о том, какое задание - прерванное или завершенное - сохраняется в памяти испытуемых лучше (в эксперимента Б. В. Зейгарник), а также о том, каков был процент людей, проявивших «ролевую жестокость» и насколько они были жестоки (в экспериментах Милгрема)? Нас интересовало также, будут ли отличаться, экспертные оценки психологов и не-психологов.
Процитирую выводы:
«1. Усредненные ответы-прогнозы исходов экспериментов Зейгарник и Милгрема, полученные в подвы-
борке психологов и не-психологов значимо отличаются от средних показателей, полученных в обоих экспериментальных исследованиях; тем самым не только подтверждается нетривиальность феноменов Зейгарник и эффекта Милгрема, согласно принятому критерию, но и оправданность предложенного подхода к измерению нетривиальности научного факта.
2. Обе категории респондентов: психологи и не-пси-хологи - по обеим задачам в большинстве своем дали неправильные ответы.
3. Статистических различий в ответах психологов и не-психологов не выявлено.
4. В то время как нетривиальность феномена Зей-гарник и эффекта Милгрема - факт, на наш взгляд, вполне тривиальный (этого и следовало ожидать!), феномен отсутствия различий между экспертными прогнозами психологов и не-психологов относительно исходов названных экспериментов - явление, на наш взгляд, нетривиальное. О том, насколько это действительно так, читатель может судить, сопоставляя собственные прогнозы относительно экспертных прогнозов психологов с реальными данными, полученными в нашем эксперименте. Возникает впечатление, что психологи, несмотря на знание работ Б. Ф. Зейгарник и Ст. Милгрема, в своих ответах забывали об этом и вели себя как "наивные" испытуемые (не-психологи), руководствующиеся обыденными житейскими представлениями».
Приведенные примеры иллюстрируют идею оценки субъективной ценноcmu факта (нетривиальность -только один из используемых параметров). Объективная Обратимся к некоторым примерам оценки объек-
щяность факта тивной ценности факта (это - их действенность, влиятельность, то есть эффекты, порождаемые психологическим знанием).
«Дилемма узника» «Дилемма узника»: новые узы? Испытуемые в экс-
периментах Рапоппорта дают показания о мере своей виновности и виновности другого в ситуации условного тюремного заключения. Выясняется, что обычно они готовы «подставить» другого, выгораживая себя, и в итоге получают гораздо больший срок, чем тот, который получили бы, будь они альтруистичнее. Данные этих исследований ошеломили публику: оказывается, наше себялюбие и недоверие к другому таково, что мы без зазрения совести готовы действовать себе во вред, - соображения разума не работают...
№ 1 - 2010
«Ролевая жестокость»
«Сердце подскажет»
Неоднозначность связи между фактами психологии личности и влияниями на личность
После опубликования результатов эксперимента были проведены повторные замеры. Вопрос состоит в том, изменилось ли число таких «индивидуалов», действующих вопреки своим интересам, и если изменилось, то в какую сторону? Впрочем, на этот вопрос я, по сути, ответил вначале. Да, изменилось. Их стало больше! Недоверие друг к другу выросло, люди стали еще менее разумны, чем были...
«Ролевая жестокость». Апелляция к совести. Справедливости ради, должен сказать, что знания, полученные в ходе психологических экспериментов, могут быть и позитивно значимыми. В экспериментах Ст. Милгрема, тем, кто наказывал, раскрывали существо эксперимента, в частности, тот факт, что все было подстроено: актеры показывали, что им больно, а подлинными испытуемыми были ассистенты экспериментатора. Многие из них горячо осуждали себя, утверждая, что никогда больше не поведут себя так; другие, впрочем, ссылались на требования экспериментатора, не испытывая смущения - они были готовы повторить все сначала во имя науки.
«Сердце подскажет». Бывают случаи, когда знание об условиях испытания парадоксальным образом не воздействует на человека вообще - хотя, как представляется, могли бы привести к пересмотру позиции. Примером может служить некоррегируемость установок людей под влиянием информации, разоблачающей происхождение этих установок. Назовем этот феномен: «Сердце подскажет». В экспериментах Валенса мужчины должны были оценить привлекательность молодых женщин на фотографиях; в то время как они разглядывают фотографии, в наушнике они слышат биение своего сердца; при предъявлении некоторых фотографий оно учащается или замедляется. Выяснилось: мужчины считают более привлекательными те изображения, при предъявлении которых слышно, как ускоряется или замедляется сердцебиение (все, разумеется, подстроено). Самое поразительное: эффект сохранялся, даже если перед окончательной оценкой испытуемым сообщалось об имитации.
Я привожу здесь все эти примеры (и мог бы привести еще многие) для того, чтобы подчеркнуть неоднозначность связи между фактами психологии личности и эффектами влияния этих фактов на личность: усугубление негативных закономерностей («Дилемма узника»), частичная «реабилитация» себя (феномен Милгрема), упорствование в своих предпочтениях (эксперименты Валенса); факты могут стимулировать защитные тен-
Персонологические перспективы развивающейся теории
денции («парадокс Эдипа», о котором пойдет речь дальше). Но, по-видимому, и это еще не все. От большинства фактов, пылящихся, по выражению П. Фресса и Ж. Пиаже, в шкафах лабораторий, людям, по-видимому, «ни жарко ни холодно».
Вот почему мы подчеркиваем: факты и построения персонологии развития должны быть не просто значимы статистически. Они должны быть личностно-значимы: должны обладать субъективной и объективной ценностью для человека.
Общая персонология намеренно ограничивает источники своего воздействия на людей фактами и построениями, существующими в психологии как в науке, отделяя их в той мере, в какой это возможно, от психотехнических мифов, интуитивных догадок, убеждений обыденного сознания, личного опыта, паранауч-ных воззрений, научных, однако «не-психологиче-ских», то есть не ассимилированных психологией как наукой данных (что отличает ее, как часть более общей системы - педагогической антропологии «работающего инструментария» современной практической психологии и психотерапии).
Различные психологические теории и стоящие за ними факты могут быть «протестированы» на предмет адекватности их требованиям общей персонологии. Среди этих теорий - разрабатываемая нами мульти-субъектная теория личности.
Итак, мы будем иметь дело с персонологическими перспективами этой развивающейся теории.
Почему и в каком смысле говорится о субъектности в этом контексте?
2. Почему «субъектность»?
Быть субъектом Я согласен с теми, кто говорит, что «быть субъек-
том» - это быть носителем определенной функции. Здесь я поддерживаю В. П. Зинченко. Но только В. П. Зин-ченко говорит о субъекте как о познавательной функции, вписывая ее в контекст субъект-объектных отношений. Я не ограничиваюсь этой функцией, хотя она важна. Мне импонирует взгляд М. Фуко, который говорит: «Функция-автор». Здесь важно, по-моему, то, что нельзя натурализировать «субъекта», помещая его на ту или иную ступеньку иерархии; например, особь, индивид, личность... и в этом ряду «субъект». Многие, в том числе и я, иногда так поступают. И тогда возникает ситуация, подчеркнутая риторическим вопросом
Возможна цепочка: «индивид» - «я» -«личность» -«индивидуальность»
«Самопричинность»
Признаки субъекта
В. П. Зинченко: «Субъект». «Индивид». «Личность»: нужна ли нам психология «на троих»?
На «троих» - не нужна. Но «на четверых» - пожалуй!
В самом деле, возможна цепочка: «индивид» как психофизическая целостность; «я» как индивид в саморефлексии (при взгляде со стороны - «Индивидуум»: повезло носителям русского языка; они могут польстить себя концовкой этого слова); «личность» (отраженность индивидуума в себе и в других); «индивидуальность» (личность в поисках самости).
Так вот, «субъект» - не пятый элемент в этом ряду; «быть субъектом» - это значит обладать особым свойством. Я говорю об этом свойстве, используя философский термин: "causa sui" («причина себя», «самопричинность»). Субъектность - это самопричинность сущего, способность к самосозиданию, самоподдержанию, саморазвитию. «Я и садовник, я же и цветок». Обобщенно мы говорим о самовоспроизводстве, а поскольку субъект неотделим от условий своего существования, то речь идет о воспроизводстве этих условий; применительно к живым существам - о среде обитания, жизненно значимые элементы которой воспроизводятся.
Я выделяю четыре признака, позволяющих говорить о субъекте, субъектности, как о психологической реальности.
1 - Целеустремленность. Субъект - целеустремленное (то есть целеполагающее и целедостигающее существо): иначе ни о каком «воспроизводстве себя и своего окружения» нет и не может быть речи;
2 - Рефлексия. Субъект - рефлексирующее существо. Иное немыслимо, так как воспроизводство себя и релевантного окружения подразумевает наличие образа того, что должно быть воспроизведено. С. Л. Рубинштейн связывал с появлением рефлексии становление человека подлинным субъектом своей жизнедеятельности.
Существенный вклад в развитие этой идеи внесли К. А. Абульханова-Славская и А. В. Брушлинский. Развитие той же идеи мы встречаем в работах нашей коллеги Е. Б. Старовойтенко. Мне думается, что для Семенова как и для многих из нас эта идея С. Л. Рубинштейна также близка как опорная в понимании субъекта. Субъект - рефлексирующее существо, обладатель образа себя и среды. Воспроизводство осуществляется именно на этой основе.
3 - Свобода. Субъект есть свободное существо (никто, кроме него самого, не отвечает за процесс, не
направляет его и не заключает о том, что все завершилось или должно быть продолжено).
4 - Субъект - развивающееся существо (ибо приходится действовать в изменчивой, непредсказуемой, среде; поскольку воспроизводству подлежат новые, обозначившиеся на предшествующем шаге активности условия и способы самовоспроизводства, речь и идет о развитии данного существа)*.
Кто - субъект? Все это, быть может, звучит хорошо, но ведь вопрос
не только в том, кто есть субъект. Вопрос в том, кто -субъект. Помните, у Г. В. Ф. Гегеля: не что есть мыслить абстрактно, а кто мыслит абстрактно?
Мы не станем говорить о том, что такое субъект, а спросим себя о том, кто есть субъект? Является ли, например, «индивид» субъектом, или мое «я» - субъектом, или «личность» - субъектом, или «индивидуальность» - субъектом? Сомнение - в каждом пункте.
«Индивид» Положим, «индивид». Психофизическая целост-
ность. Чувствующее тело и чувствования этого тела. Существует ли такой образ себя у нашего индивида и такой имеющийся у него образ окружения, которые достаточны для воспроизводства? Существует ли некая цель, способная быть универсальным объяснительным принципом его поведения? - Сомнительно! Целевой хаос заинтересованных подсистем создает риск дисгармоний и самое главное невозможности сменить принципы локального управления (в терминах Гельфанда и Цейтлина) на принципы централизованного управления в духе академика И. А. Каи-рова (в голове может быть только один центр).
«Я» Далее, «я». Индивид в саморефлексии. Если взгля-
нуть со стороны, то можно говорить об «индивидууме»: рефлексирующий себя индивид. Когда я говорю «я», означает ли это, что я, как свободное существо, контролирую эффекты и последствия своих действий? Сомнительно! Ведь есть различия между поступками и деяниями.
«Личность» Или, положим, «личность», то есть «я», отражаю-
щееся в самом себе и других «я» (быть личностью - значит иметь свое лицо для других и, будучи наедине с собой, «не отступаться от лица», это еще обладать личным пространством, включающим в себя свое инобытие в других). Аутентичны ли мы в своих отражениях? Субъектны ли? Сомнительно! «Нам не дано предугадать, чем слово наше отзовется».
* Впервые данное понимание «субъекта» было опубликовано мною в главе 10 «Активность» учебника «Введение в психологию» [3].
№ 1 - 2010
«Индивидуальность»
Человек стремится открыть свою причинность по отношению к себе и миру
Рожденное в общении иное, чем намерение и побуждение общающихся
И, наконец, «индивидуальность» - целостная само-отраженность личности. Имеем ли мы внутренне достоверный, истинный образ себя как личности? Сомнительно! Ведь самость - недостижимый предел индивидуации. (Красота индивидуальности, по-видимому, не в том, что личность отразила себя в себе, а в том, что подлинная индивидуальность - это неотразимость личности, - или личность в своей неотразимости (в том таинстве, которая присуще личности, и которая не может быть поймана в силки рефлексии).) Все это, по-видимому, так.
Но все-таки, несмотря ни на что, люди стремятся открыть в себе автора, ощутить свою причастность и причинность по отношению к себе и миру, стремятся обрести и осмыслить свой собственный центр, добиться, как говорят экзистенциалисты, интеллегибельности, внутренней прозрачности, данности себе в рефлексии... Это, своего рода, драйв, и его не победишь ощущением невозможности, может быть, только спровоцируешь этим ощущением...
Ну вот, например, как на уровне «я» мы справляемся с этой задачей - обнаружить перед собой свою собственную субъектность?
...Загадка: «Болезнь, от которой умирают все». Разгадка: «Жизнь» (И. М. Фейгенберг). Это саркастическое свидетельство по своей лаконичности уступает знаменитой сентенции: «Жить значит умирать», но последняя все-таки начисто лишена психотерапевтического подтекста, свойственного первой. Приговор, который светская мысль подписывает нам как физическим существам (реализующим свои витальные отношения с миром), отдается эхом и в других сферах бытия человека. Ну, в самом деле: что есть, в сущности, познание мира, как не процесс продвижения человека к «ученому знанию о собственном незнании» (Н. Кузанский)? А какова на поверку созидательная активность людей (три гордых слова!), которой плоды-перевертыши неисчислимы? А мнимая по своим последствиям альтернатива доктрине созидания в виде принципа «недеяния»? То же - и о процессах общения между людьми.
То, что рождается в общении, неизбежно иное, чем намерения и побуждения общающихся. Позиция потакания в воспитании, самоотрешенности в любви, низведения себя до роли орудия в партнерском общении и т.п.). А идеальная позиция понимания и приятия? «Любить всех -значит не любить никого», - писал Л. Н. Толстой. Если же от такой вселичной любви обратиться к обычной челове-
Феномен неуловимости
«Я»
Действовать
активно-
неадаптивно
Проверка испытуемых на готовность к риску
ческой любви, например, в супружестве, то окажется, что и в ней моменты неадаптивности (в виде тех или иных форм эмоциональных проблем) заявят о себе со всей определенностью... Сфера самосознания людей не составляет исключения из правила.
Интересная возможность для психологического исследования феномена неуловимости «Я» в рефлексии: любая попытка осознать свое «Я» приводит к трансцен-денции за пределы исходных переживаний, что, в свою очередь, порождает переживание неполноты самопроявления в рефлексии, чувство того, что «главное» остается за чертой осознания.
Феномены контрпродуктивности относятся к сущностным, а не к случайным проявлениям жизнедеятельности человека. И мы не можем абстрагироваться от них, обсуждая проблему субъектности.
Каков же выход? В том, чтобы действовать активно-неадаптивно. Здесь есть своя поэзия действия. По Б. Л. Пастернаку - это действование «поверх барьеров». А у В. В. Маяковского есть такое определение: «поэзия вся - езда в незнаемое». У меня, с 1975 года, много строгих определений, и про надситуативность, и про избыточные возможности как побудитель действия, и про неадаптивность, но я сейчас ограничиваюсь только одним. Иногда мы выбираем цели с непредрешенным результатом достижения; причем сама эта непредре-шенность побуждает нас к выбору цели. Так бывает, когда мы выбираем риск бескорыстно. В надежде испытать себя на краю, ощутить грань своих возможностей.
В специально созданной ситуации испытуемые могли выбирать действия, выполнение которых было сопряжено с опасностью физического наказания (звук в наушниках стрессовой силы). Экспериментальная «легенда» состояла в том, что изучается точность экстраполяции движения объекта в тоннеле. Действия в зоне опасности не вознаграждались и не оценивались. Факт существования тенденции к риску. Как и предполагалось, некоторые испытуемые без всякого принуждения или побуждения извне выбирали рискованные действия, причем процент рискующих по группам испытуемых рос на фоне усиления силы наказания за ошибку. «Напрашивающейся» связи между склонностью к подобному «немотивированному» риску и мотивацией достижения не было выявлено. Присутствие окружающих, которые могли, казалось бы, стимулировать повышение смелости испытуемых,
Испытание своего «я»
Несчастье - когда тебя раскусили
приводило лишь к снижению процента рискующих. Полученные факты мы описывали в терминах «риск ради риска» в противовес риску как инструменту решения внешней задачи.
Рискуя, человек испытывает свое «я». Он ощущает свое собственное «я» причиной действия: он сам выбирает, рефлектирует, расширяет поле возможностей, наконец, парадоксальным образом, контролирует последствия своих действий (он знает, на что он идет, и срыв относится к числу осознаваемых, то есть заранее предрешенных последствий действия; он символически предрешает то, что не может быть фактически предрешено заранее). Он отстаивает себя как субъект.
Еще один факт - мы называем его «эффектом Эдипа» (В. А. Петровский, Т. А. Тунгусова).
Человеку говорят: мы расскажем тебе, что думает о тебе психолог, он знает тебя, он догадывается о том, как ты ответишь на эти вопросы - и предъявляют испытуемому заранее заполненную форму опросника. «Сверхчеловеческая проницательность» психолога имеет под собой вполне прозаическую причину. После заполнения испытуемыми первой формы опросника, им предъявляется параллельная форма опросника. Она-то и заполнена психологом в соответствии с ответами, которые испытуемый дает на вопросы первой формы опросника. Иными словами, испытуемым показывают их собственные суждения о себе - под видом прогнозов, которые осуществляет в отношении их оценок компетентный психолог.
Выяснилось, что в этих условиях испытуемые обнаруживают тенденцию отмежевываться от своих старых решений; в частности, на статистически достоверном уровне значимости, у них повышаются показатели интраверсии (словом, «счастье - когда тебя понимают», но «несчастье - когда тебя раскусили...»). Перед нами аналог известного в философии «парадокса Эдипа», заключающегося в том, что прогноз оказывает влияние на прогнозируемые события. В данном случае человек не хочет подчиняться прогнозу, он отстаивает свою самость: он сам себе мера, он никому не позволит думать иначе... Таким образом, проявляя защитные тенденции, испытуемые обнаруживают тенденцию опровергать чужие прогнозы, затрагивающие их лично, даже если они соответствуют истине.
В фактах активно-неадаптивного выхода человека за пределы изведанного и заданного проявляется, как мы полагаем, собственно субъектность, тенденция человека действовать в направлении самоиспыта-
ния, оценки себя как носителя свободной причинности» («причины себя»)*. Отраженность «я» Ну а личность? Отраженность «я» в себе и в других
«я»? Здесь возможны удивительные совпадения и несовпадения отражаемого и отраженного. Именно в этом пункте мы переходим к вопросу о том, почему и в каком смысле используется слово «мульти».
3. Почему «мульти»?
Я расскажу о некоторых наших исследованиях методом, который я назвал «методом отраженной субъектно-сти». Это метод бесконтактного исследования личности. Инобытие человека в Я, по сути, расширяю класс традиционных пред-человеке ставлений о личности, сосредоточенных на индивиду-
уме; я существую в другом и другие существуют во мне; мы действуем друг через друга. В этом феномен личност-ности - инобытия человека в человеке. Но здесь и момент мультисубъектности. И. Г. Фихте говорил «яйность», а здесь перед нами множественность «я». Не слишком благозвучное слово «яйность». Единомножие «я» Надеюсь, мы умеем мыслить контекстуально кон-
кретно, и не станем окрашивать идею личности ассоциациями на это слово. Зато есть замечательное русское слово «единомножие». Речь могла бы идти о единомно-жии «я». Если вернуться к слову «субъект», то речь идет о мультисубъектности.
Мы представляем собой единомножие «я». Если на время отвлечься от живущих в нас других, то даже в этом случае, каждый - носитель множества «я-позиций». И они вряд ли могут быть выстроены по типу «выше-ниже». Еще раз вспомним афоризм В. П. Зинченко: «Психика -не административное заведение». Вот лозунг, который я сконструировал для иллюстрации своей мысли: «Берегите птиц! Источник вкусной и здоровой пищи!»
Если личность - это все то, что лично, все то, что человек считает своим, а У. Джеймс в территорию «я» включал не только тело, но и счет в банке, не только счет в банке, но и социальное «я» (каков я в глазах другого), то понятно, насколько богато «единомножие «Я».
Сам У. Джеймс говорил о множественном «я» и не считал это патологией.
* Согласимся: разница между приписыванием себе причинности (атрибуция субъектности) и проявлением себя как причины, что непосредственно переживается субъектом в момент действования. Было бы интересно различить и сопоставить экспериментально два класса этих явлений.
№ 1 - 2010
Идея
мультисубъектности личности
Личность представлена множеством «я»
Суть несовпадений разных «я»
«Мое Я» и «Мое Ты»
Но вернемся к живущим во мне субъектам.
Я думаю, А. Н. Леонтьев, говоря о полимотивированности деятельности, забрасывал вперед, в будущее, идею мультисубъектности личности. И этот «заброс» в будущее имел «замах» в прошлом - в работах Л. С. Выготского, с его идеей интериоризации «субъект-субъектных» отношений. С. Л. Рубинштейн, мне кажется, был близок к этому взгляду, когда говорил, что «каждое «я», поскольку оно есть и всеобщность «я», есть «республика субъектов».
Личность представлена множеством субъектов (множеством «я»), в которых обнаруживает свое бытие индивид. И они, эти субъекты, вряд ли могут быть поняты как покорные исполнители воли некой высшей инстанции, «верховного субъекта» или «монарха». Ведь республика есть республика, и если какой-нибудь республиканец попытается узурпировать власть, ему будет сделать это непросто.
Я мог бы назвать ряд направлений в психологии и психологических системах, в которых личность рассматривается как содержащая в себе множество субъектов и через них понимаемая. Фрейдовские интроекты, архетипы К. Г. Юнга, фигурки сна Минделла, различные «я» Ассаджиоли, наконец, федерновские, а далее берновские эго-состояния, такие как «Родитель, Взрослый, Дитя», множественные идентификации-«идентичности».
Среди всех авторов-психотерапевтов, понимавших суть несовпадения разных «я» и непредставимости индивидуальности как формы существования «Верховного "я"» мне ближе всего Э. Берн. Я уже писал о том, что Э. Берн - это Л. С. Выготский современной психотерапии, создатель - как он сам называл, социальной психиатрии, рассматривающей психику как поле брани интериоризированных значимых других (сам он, впрочем, не использовал таких слов).
Берновская модель позволяет по-новому взглянуть на классические сюжеты диалогичности сознания, оставленные нам в наследство М. М. Бахтиным, раскрыть психологическое своеобразие взаимоотношений между такими полюсами сознания, которые я называю «Мое Я» и «Мое Ты» (у Ф. Д. Горбова: Я -ВТОРОЕ Я). Фактически, мы признаем и можем прочувствовать существование «Моего Ты», когда спорим с собой, приказываем себе, убеждаем себя, «отпускаем» себя, хвалим себя, успокаиваем себя. «Возьмите себя в руки» - сказали ему; и он взял себя в руки, при-
«Взрослый», «Родитель», «Дитя»
Человек перед лицом выбора
Мультисубъектные выборы
жал к груди и отнес в тихое место. Нечто подобное я прочитал некогда у одного писателя. Оставим это в качестве метафоры для «Моего Ты».
Различение и соотнесение конструктов «Мое Я» -«Мое Ты» послужило основой для проведения ряда экспериментов, проясняющих трактовку личности как «единомножия» взаимодействующих субъектов.
В исследовании М. В. Анисимовой фиксировались внутренние диалоги испытуемого в момент решения интеллектуальных задач: «Мое Я» - «Мое Ты». При различении во внутреннем диалоге, во всех этих самообращениях и ответах самому себе, определении эго-состояний «Взрослый», «Родитель», «Дитя» выяснилось, что нахождение ответа на вопрос задачи подразумевает Взросло-Взрослую внутреннюю коммуникацию. При этом Родительски-Детские внутренние транзакции не содействуют решению.
В недавних исследованиях удалось показать, что понятие самооценки личности расщепляется минимум на три: «самооценка Взрослого», «самооценка Родителя» и «самооценка Дитяти», причем эти самооценки статистически независимы друг от друга.
Эти и многие другие данные, полученные в русле мультисубъектного подхода, содействуют преодолению мифа (или, точнее, некоего скрытого постулата) изначальной «моносубъектности» личности. Между тем, именно он лежит в основе большего числа исследований, в которых мы застаем человека перед лицом выбора (я имею в виду как психологические, так и социологические исследования).
Выбор, как правило, имеет под собой мультисубъ-ектную основу, особенно если речь идет о выборах важных, судьбоносных, я называю их экзистенциальными выборами. Наш тезис состоит в том, что экзистенциальные выборы - мультисубъектны.
Отталкиваясь от транзактной модели личности, мы с коллегами (Ж. В. Пыжиковой и М. К. Худышевой) предлагали испытуемым проранжировать 16 жизненных ценностей - оппозиций в одном случае Дитяти (мечты, сокровенные желания), во втором - Родителя (голос долга), в третьем - Взрослого (разумный взгляд, то, что человек сам считает для себя необходимым делать). Выяснилось, что процент значимых корреляций между выборами с позиций трех инстанций эго-состояний «Дитя», «Родитель», «Взрослый», - минимален. Чаще встречаются значимые корреляции между
двумя инстанциями (Родитель - Дитя; Родитель -Взрослый, Взрослый - Дитя), но еще чаще отсутствие корреляций между инстанциями: ортогональность предпочтений. Подобная ситуация напоминает хрестоматийный триумвират таких «субъектов», как Лебедь, Рак да Щука. Следовательно, правомерен вопрос: «Если я выбираю, то кто во мне выбирает?»
Я оставляю в стороне свои работы последних лет, посвященные разработке мультисубъектной математической модели состоятельности человека перед лицом выбора. В этой модели, инспирированной разработками В. А. Лефевра и Т. А. Таран, инстанции «Взрослый», «Родитель», «Дитя», соотносятся посредством особого математического оператора - я назвал его «метаимпликацией». Он позволяет соотносить запросы и ресурсы личности и предсказывать меру благополучия при известном соотношении между ними. Так, выясняется, например, для того, чтобы достигать желаемого, соотношение между запросами и ресурсами должно подчиняться «золотой пропорции»: 62% -запрос, 38% - ресурс. Получены интересные результаты, позволяющие предсказывать уровень избираемой трудности задачи в условиях свободного выбора, прогнозировать интенции, предчувствия при решении задачи по вкусу, определять, какие из ценностей человек хотел бы реализовывать в первую очередь, во вторую и т.д., хотя, может быть, и не вполне осознает это.
Триумвират Итак, триумвират субъектов.
субъектов Э. Берн: «Деление натрое должно быть букваль-
ным, как если бы в каждом пациенте присутствовали три разных личности». «Вмешательство терапевта будет идеальным тогда, когда оно попадет в цель, то есть имеет смысл и приемлемо для всех трех аспектов личности пациента, поскольку все они слышат то, что говорится». Или: «Не Взрослый говорит о Ребенке, а сам Ребенок», «ситуация в точности такая же, как если бы в комнате с терапевтом находились еще два человека: взрослый, который наблюдает, и патологический ребенок; правда, физически они неразделимы. Задача состоит в том, чтобы разделить их в психологическом плане, чтобы Ребенок мог говорить сам за себя (для простоты изложения мы не говорим пока о третьем партнере - Родителе)». Или: «...Терапевту следует задаться вопросом: почему пациент позволяет себя разоблачать? Может быть, это его Родитель предает Ребенка? Или Взрослый уговаривает Ребенка рассе-
№ 1 - 2010
Мультисубъектность в трактовке личности -неизбежность
Функция автора (писателя) в расщеплении «я»
кретиться? Или это Ребенок продолжает свою игру с целью «спасти лицо», хотя и упрощает ее для терапевта, надеясь, что его спасут, подобно тому, как мальчуган попискивает из своего укрытия во время игры в прятки, помогая себя обнаружить?»
Мультисубъектность в трактовке личности как субъекта - не прихоть, а неизбежность. Любая попытка «поймать» причину себя, позицию автора производимого в процессах расширенного воспроизводства, приводит нас к единомножию «я», системе взаимосвязанных субъектов активности, каждый из которых сам в свою очередь представляет собой такую систему и т.д.
М. Фуко приписывали роль могильщика субъекта, а он активно возражал против этого: «Было бы равным образом неверно искать автора как в направлении реального писателя, так и в направлении этого фиктивного говорящего; функция-автор осуществляется в самом расщеплении, - в этом разделении и в этой дистанции».
«Скажут, быть может, что это - особенность исключительно художественного, прозаического или поэтического дискурса: игра, в которую вовлечены лишь эти "квазидискурсы". На самом деле все дискурсы, наделенные функцией-автор, содержат эту множественность Эго. Эго, которое говорит в предисловии математического трактата и которое указывает на обстоятельства его написания, не тождественно - ни по своей позиции, ни по своему функционированию - тому Эго, которое говорит в ходе доказательства и которое появляется в форме некоего "я заключаю" или "я предполагаю"; в одном случае "я" отсылает к некоторому незаместимому индивиду - такому, который в определенном месте и в определенное время выполнил некоторую работу; во втором - "я" обозначает план и момент доказательства, занять которые может любой индивид, лишь бы только он принял ту же систему символов, ту же игру аксиом, ту же совокупность предварительных доказательств. Но в том же самом трактате можно было бы также засечь и третье Эго - то, которое говорит, чтобы сказать о смысле работы, о встреченных препятствиях, о полученных результатах и о стоящих еще проблемах; это Эго располагается в поле математических дискурсов - уже существующих или тех, что только должны еще появиться. Функция-автор обеспечивается не одним Эго (первым) в ущерб двум другим, которые при этом выступали бы лишь в качестве его фиктивных удвоений. Напротив, следует сказать, что в подобных дискурсах функция-автор
Сдвиги в
самоощущениях -феномен
мультисубъектности
Мультисубъектная персонология на острие научной мысли
Проблемное поле персонологии
действует таким образом, что она дает место распределению всех этих трех симультанных Эго».
В контексте будущей мультисубъектной персоноло-гии отметим в качестве существенного совершенно неожиданный для людей масштаб личностного влияния на них значимых других, глубины изменений, привносимых «отраженным субъектом». Испытуемые (консультируемые) открывают для себя существование ранее неосознаваемых и как бы неощущаемых ими влияний со стороны далеких и близких людей и таким образом приобретают ориентиры необходимых изменений во взаимоотношениях с ними.
В частности, наблюдаются поразительные и поражающие самих испытуемых сдвиги в их самоощущениях и особенностях поведения под влиянием значимого другого в условиях использования транзактных техник оценки динамики эго-структуры личности (в условиях воображаемого взаимодействия личности с представителями социального окружения нередко инвертируется картина выраженности эго-состояний «Родитель», «Взрослый», «Дитя» в эго-структуре). Эти изменения позволяют участникам испытания увидеть близких своих и свои взаимоотношения с ними под новым углом зрения. Порою и сам экспериментатор бывает застигнут врасплох озарениями своих испытуемых («Я только сейчас поняла, насколько закрыт этот человек, насколько он отчужден и холоден... Он бесчувствен со мной... Я только сейчас поняла, насколько он для меня дорог и значим...»).
Возвращаясь к мультисубъектной персонологии в целом, я хотел бы подчеркнуть, что она сама - субъект-на; она - на острие движения научной мысли и мысли тех, кого консультирует персонолог; а сам персонолог (со своими идеями, технологиями, знаниями, моделями, опытом жизни и опытом консультирования) - один из тех, чья отраженная субъектность вовлекается в круг «единомножия» «Я» консультируемого.
В заключение, я очерчу проблемное поле персоно-логии и некоторые принципы его «пропашки»:
• пространство человеческой жизни - «целевой хаос»; предустановленной гармонии не существует; гармония - результат развития;
• неадаптивность (выбор непредрешенного, готовность принять «вызов») - естественное состояние человека; «бытие на границе» - условие отчетливости и ясности переживания своего «Я» как средоточия активности и самопричинности;
• реализация техник персонологического анализа позволяет личности осознать меру представленности (присутствия) в ней самой бытия других субъектов, вступить в диалог с ними, расщепляя «мое Я», «мое Ты», «Я другого во мне», «Я в другом и для другого»; персонолог - один из воплощенных и воплощающих в себе субъектов, часть «единомножия Я» консультируемого;
• привносимые персонологом психологические знания индирективны; будучи «психологическим орудием» динамизации жизни и роста, они расширяют круг степеней свободы личности, содействуют прояснению взаимоотношений между образующими ее субъектами; удовлетворяя потребность личности в социальном сравнении, они задают «точку отсчета», позволяющую человеку осознать собственную уникальность, неповторимость;
• «законы» человеческого поведения распространяются на тех, кто о них не догадывается.
1. Петровский В. А. Научное знание сквозь призму обыденного (три ответа на вопрос «ну и что?») // Модели мира. - М., 1966.
2. Митина О. В., Петровский В. А. Нетривиальность научного факта и психологическая экспертиза психологов как экспертов // Мир психологии. - 2001. - № 3.
3. Петровский В. А. Введение в психологию / Под общей редакцией проф. А. В. Петровского. - М., 1996.
