CC BY
34
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 37 (175). История. Вып. 36. С. 13-25.
наборы вещей в погребениях кочевников урало-казахстанских степей и-1у веков н. Э.1
В статье рассматриваются компактно расположенные наборы инвентаря в погребальных комплексах кочевников 11-1У вв. н. э. урало-казахстанских степей, анализируется взаимовстречаемость отдельных предметов, статистическими методами выделяются различные виды наборов, уточняется их локализация в погребениях, связь с половозрастными характеристиками погребенных. Классификация погребальных наборов позволяет точнее интерпретировать социальную структуру и религиозные представления номадов.
Ключевые слова: погребальный обряд, вещевой инвентарь, кочевники урало-казахстанских степей, гунно-сарматское время, позднесарматская культура, статистические методы в археологии.
В погребениях кочевников изучаемого пространственно-временного промежутка, как собственно и в иных (не кочевых и не только рассматриваемого времени и места) погребальных комплексах древности, предметы погребального инвентаря в могильных ямах зачастую образуют компактные скопления, локализующиеся в определенных зонах относительно костяка. Внимательное изучение состава и места положения таких наборов может расширить и конкретизировать знания о погребальной обрядности изучаемого социума.
Объектом изучения в статье стали компактные наборы вещей (далее комплекты или наборы), найденные в погребениях кочевников урало-казахстанских степей II—IV вв. н. э. Выбранные хронологические рамки обусловливаются существованием на рассматриваемой территории кочевого образования со схожим погребальным обрядом, антропологическим типом и вещевым инвентарем, что позволило одним исследователям выделить его в позднесарматскую археологическую куль-
2 3
туру2, другим в гунно-сарматскую культуру3, или в памятники гунно-сарматского времени4. Вопросы этнокультурной атрибуции остались вне рамок статьи, т. к. в данном случае важно отнесение рассматриваемых памятников к относительно единому этнокультурному комплексу, будь он позднесарматским или гунно-сарматским. Территориальный охват - степные памятники Зауралья и Приуралья. Базой исследования послужили 420 погребальных комплексов.
При подборке объектов для анализа выбирались неграбленые погребения с ком-
пактным расположением вещей в различных частях могильной ямы. Изначально под набором принималось близкое расположение двух и более разных вещей (т. е. в выборку не входили сочетания двух и более однотипных предметов - керамических сосудов, ножей, пряслиц и т. д.), при этом в категорию предметов входили и кости животных, заупокойная пища и предметы, не имеющие, в силу плохой сохранности, точной типологической идентификации. При наличии двух и более наборов в погребении каждый набор рассматривался в отдельности.
В результате выборку составили 98 наборов у 72 погребенных из 26 могильников и одиночных курганов (Джанатан, Бис-Оба, Агаповский, Липовка (Шиханы), Темясово, Лебедевка 2, Лебедевка 4, Лебедевка 5, Лебедевка 6, Кара-Тал-1, IV Комсомольский, Большекараганский, Красный Яр, Саралжин 3, 1 Хворостянские курганы, Мамай-1, Атпа 1, Восточно-Курайлинский 1, Магнитный, Сарытау-1, Целинный-1, Басшийли, Ульгули, Покровка 10, Соленый Дол, одиночный курган у пос. Солнце)5. Индивидуальных погребений 66, парных и коллективных - 6 (Темясово, курганы 5 и 7 - парные погребения, курганы 3 и 8(2) - коллективные, Восточно-Курайлинский 1, к.3 - парное погребение, Покровка-10, к.85 - парное погребение).
По одному набору в погребении встречено в 50 случаях, более чем один комплект в 22 погребениях, из них по два у 17 погребенных (Покровка 10, курганы 24, 43, 96; Целинный 1, курганы 6, 49, 86; Красный Яр, курган 3; Джанатан, курган 9; Липовка (Шиханы), курган 16; Темясово, курган 3, погребенный № 1;
Лебедевка II, курган 5; Лебедевка IV, курган 17; Лебедевка V, курган 19; Лебедевка VI, курганы 24 и 35; Кара-Тал 1, курган 1, погребенный 1; Большекараганский, курган 8), по три у пяти (Большекараганский, курган 18; Лебедевка VI, курган 3; Лебедевка V, курган 49; Красный Яр курган 7; Восточно-Курайлинский, курган 33).
По типам могильных ям исследуемая выборка разделилась следующим образом. Большинство составили погребения в простых прямоугольных ямах и в подбоях (28 (38,9 %) и 32 (44,4 %) случая соответственно), погребения в квадратных в плане ямах составили 9,7 % (7 случаев), в ямах с заплечиками 2,7 % (2 случая), в овальных, ямах с нишей и со ступенькой у длинной стенки по 1,4 % (по одному случаю).
Позы погребенных в выборке слабо варьируют по такому крупному показателю, как общее положение костяка. Только одно погребение (1,4 %) отличается положением умершего на правый бок (Сарытау 1, курган 8), остальные захоронены на спине в вытянутом положении. При этом выделяется слабое разнообразие в положении ног костяка (один раз «атакующая» поза и один раз поза всадника -Покровка X, курганы 41 и 43 соответственно) и большой размах в положении рук и головы погребенного и сочетаний между этими вариациями. В частности, наиболее повторяемыми были положение правой, левой или обеих рук костяка над или под тазовыми костями и поворот головы направо или налево.
Определение половозрастных характеристик антропологом отсутствует в некоторых публикациях, поэтому зачастую привлекались идентификации пола на основе сопровождающего инвентаря. Как показывают исследования, для кочевников II-IV вв. «археологические» определения в большинстве случаев оказываются верными.
В рассматриваемых погребальных наборах были выявлены следующие категории предметов: кусок мела (в количестве от одного до четырех, при преобладающем положении одного куска), пряслице (преобладает положение одного, но встречаются и до 4 штук вместе), зеркало (как целые предметы, так и фрагменты), раковина (от одной до двух), железные ножницы, глиняная курильница (от одной до двух), фибула, железные ножи, включая биметаллические и с костяной рукояткой (от одного до двух вместе), каменный
оселок, керамический сосуд и миниатюрный туалетный сосудик, кости животных, удила и сбруя, фрагменты нагаек, железный меч, кинжал, бронзовый котел, деревянный сосуд, колокольчики, кольца, серьги и железные предметы. Учтены единичные случаи положения в наборы пуговиц, горного хрусталя, кусков серы и смолы, каменных плиток, орнаментированных альчиков, жаберных костей рыб и др. Всего по составу инвентаря в наборах выделилось 33 признака.
Статистический анализ проводился при помощи специализированной программы SPSS версия 13.0. Признаки, фиксирующие категории вещей, были представлены как дихотомические: присутствие-отсутствие. Для начала были вычислены связи между предметами (использовался коэффициент корреляции Пирсона). Предметы, единично встреченные в наборах, ожидаемо показали высокий коэффициент корреляции с теми вещами, с которыми были найдены, однако действительный их статистический вес мал. Поэтому в дальнейшем в расчетах они не использовались и рассматривались лишь на итоговом уровне объяснений. Граф связей, выстроенный на основе корреляционной матрицы из пар признаков с высокой двусторонней связью, представлен на рис. 1.
На втором этапе исследования был проведен факторный анализ (методом определения главных компонентов) признаков, описывающих категории предметов в наборах. В результате было выделено 10 факторов, величина которых превышает единицу. После подсчета наибольших факторных нагрузок признаки сгруппировались по факторам следующим образом:
Ф1 - узда-удила.
Ф2 - ножницы-мел-прясло-зеркало Ф3 - меч-нагайка Ф4 - прясло-сосуд Ф5 - ложка-котел Ф6 - кольцо-колокольчик Ф7 - деревянный сосуд-кинжал Ф8 - ракушка-нож-зеркало-прясло Ф9 - туалетный сосудик-зеркало-нож Ф10 - фибула-зеркало Интерпретация факторов представляется следующим образом.
Очевидно гендерное распределение, лежащее в основе разбивки большинства факторов. Сугубо мужская принадлежность фиксируется у наборов из факторов 1 и 3,
(2-х сторонняя) Рис. 1. Граф связей наиболее массовых категорий инвентаря
в погребальных наборах, условно обозначенных как «всаднический» (11 наборов из 10 погребений) и «воинско-всаднический» (11 наборов из 11 погребений). Эти наборы фактически всегда устойчивы в своих комплектующих. Сильная связь удил и узды логична, обращает на себя внимание положение нагайки не с удилами (комплекс предметов управления лошадью), а с мечом. Сливание функций всадничества и воина (отражаемые в инвентаре погребения) прослеживается как внутри одного выделенного фактора (воинско-всаднического), так и между обоими. В таблице (рис. 2) видно, что
всаднический и воинско-всаднический наборы частично взаимопроникают друг в друга. К воинско-всадническому фактору нами были отнесены и наборы с кинжалами, т. к. объединение их с деревянными сосудами в один фактор (фактор 7) представляется не совсем правомерным, вместе они встречены лишь в одном погребении (Красный Яр, курган 3). Более того, вместе с кинжалами в 2 случаях из четырех встречены мечи (Бис-Оба, курган 3 и Лебедевка V курган 23, погребение 1).
Отдельно стоит оговорить выделенную связь деревянного сосуда и кинжала. Таковая
не прослеживалась на общем фоне корреляций всех предметов из наборов. Это связано с тем, что деревянный сосуд как категория инвентаря не был изначально разделен на типы этих предметов. С кинжалами, и вообще предметами вооружения, в погребальном инвентаре (т. е. не только в отдельных наборах) встречаются деревянные чаши небольших размеров полусферической формы, зачастую с бронзовыми и серебряными накладками по бортику. Этот факт был отмечен и в синхронных комплексах Нижнего Поволжья6. Сосуды только такого типа связаны с мужскими захоронениями и, по-видимому, являются дополнительным гендерным показателем и несут некоторую сакральную окраску. В пользу последнего можно добавить невстречаемость их с керамическими курильницами - предметами женских захоронений, также интерпретируемых как культовые вещи. В этом видится пара вещей антиподов религиозного характера, разделенных в практике по половому принципу.
Деревянные сосуды других типов (миски, блюда) встречаются и в других, не воинских, наборах. Так, например, деревянные сосуды входят в факторообразующие признаки для фактора 5 - «заупокойная пища». Сюда же относятся бронзовый котел, ложка (деревянная или костяная), кости животного (мелкий рогатый скот, передняя или задняя часть туши), а также керамические сосуды и железный нож. Последние три категории составляют ядро группы «заупокойная пища». Наборы этой группы достаточно обособлены в рамках таблицы взаимовстречаемости (рис. 2), а формирующие признаки прочно взаимосвязаны между собой в пределах группы. Из 7 наборов, вошедших в этот фактор, лишь один не соответствует предложенной трактовке -это набор из кургана 7, могильника Красный Яр, статистически включенный на основании присутствия ложки. Остальные предметы из этого комплекта - зеркало и курильница - говорят в пользу иного предназначения вещей (культового? косметического?). Наборы из этого фактора встречены в мужских и женских погребениях.
Женскую принадлежность носят наборы, объединенные в факторы 2, 4, 6, 8-10.
Фактор 2. В основе - признак ножницы, к нему примыкают мел, пряслице и иногда зеркало. Все погребения с наборами этого фактора - женские. По составу предметов к
этому фактору близок фактор 8, где фактороо-бразующими выступили категории ракушка, зеркало, пряслице и нож. Ключевое отличие, выделенное факторным анализом, выражается в объединении их вокруг ножниц, либо ракушки. В остальном, комплекты факторов 2 и 8 близки друг другу по составу предметов. Вероятно, пока не имеет смысла четко разграничивать наборы, входящие в эти факторы, на две разделенные группы. В дальнейшем оба этих фактора рассматривались нами в качестве одного - «хозяйственно-косметического». Группа наборов этого фактора не имеет четких внешних границ в сводной таблице (рис. 2), однако очевидно ядро этой группы (ажурное размытое компактное распределение признаков по Л. С. Клейну7), состоящее из куска мела, пряслица, ножниц, ракушки, зеркала. Размытость группы проявляется в том, что от нее легко, посредством переходных наборов, прийти к некоторым другим группам (группе украшений или к группе культовых предметов). Однако нужно отметить, что переходность в данном случае не означает наличия наборов с неустоявшейся, ненормированной комплектацией. Наоборот, некоторые из таких наборов могут являться проявлением самостоятельного, осмысленного положения конкретных вещей в погребальный комплект. Иными словами, нельзя включить «переходные» наборы в качестве собственно переходных, и в то же время нельзя априорно выделять таковые как отдельные типы наборов. Реализация культовой практики, находимая в археологическом материале, гораздо многообразней, чем выделяемые нами эмпирические типы (группы погребальных наборов), а попытки выделить латентную переменную, формирующую культурный тип, в данной ситуации с помощью статистических методов представляется затруднительной. Однако следует сделать оговорку, что сказанное касается лишь изначально выбранного горизонта исследования - вещей в погребальном наборе. Переход на более высокий горизонт (таксономический уровень) - к примеру, исследование всех предметов в погребении, и еще выше - к погребальному обряду в целом - вероятно, будет способствовать интерпретации отдельных погребальных комплектов вещей.
К факторам, объединяемых на основе украшений, были отнесены фактор 6 и фактор 10. В первом образующими выступили две категории предметов - кольцо и колоколь-
чик. Фактор включает 5 наборов, в 4 из которых присутствует кольцо, в двух колокольчик, вместе они положены только в одном комплекте (Темясово, курган 3, костяк № 3). Наборы с кольцом в трех случаях встречены среди наборов других факторов. То же можно сказать и о колокольчиках, встреченных с разными предметами.
К фактору украшений, но другого типа был отнесен и фактор 10. Его формируют наборы с фибулами. Как деталь одежды фибула часто встречается в погребениях на том месте, где
она непосредственно функционировала при жизни ее владельца, а ее положение относительно костяка выступает как информация по истории костюма. Поэтому достаточно интересно видеть эту категорию инвентаря в нехарактерном положении или в сочетании с другими вещами. В рассматриваемом факторе выделено 4 набора, содержащих фибулы, два из них идентичны - сочетание фибулы и зеркала (Покровка X, курган 24 и Лебедевка V, курган 19), в двух других - фибула, пряслице, ракушка (Темясово, курган 8(2), костяк 2)
ев Ч
£
ев
ев
И «
ев _
ев
Г
и
И О Ч и о о
с -
о я
с 2
5 Ч
У и
о о
И о
£
и о и
к
а и а
и
ч
<и
я =
ч
и
№ &
>А Я
ев И
И &
и
£
и о и
ев Я
■с
Ч
3 &
^ И
5 ч с И о Ч с И
о я ■с
Ч с И
ев
£
о
ев И
О
Ч
с
И
Д-9/2
ВК-33/3
П10-22-2
П10-43/1
СД-5
П10-104
Ц1-6/1
КЯ-3/1
КЯ-3/2
Л6-24/2
С
Аг-6
БсО-3
Л6-3/2
Л6-22
Ц1-49/2
П10-43/2
Ц1-57
К4-2
Л5-23(1)
Л6-24/1
П10-79
П10-111
ВК1-33/1
Д-9/1
Л6-4
+ + +
+
+ + ++ +
++ ++
+ +
+ +
+ +
+ +
+ +
+ +
+ +
+
+
Л6-7
П10-89
П10-50
Л6-8
КЯ-7/2
П10-72
Л4-17/1
П10-115
Л6-35/2
П10-57
П10-85
ВК1-33/2
Ц1-6/2
Л5-49/3
У-1
Л5-49/2
Мг-3
Л5-19/1
Л2-1
Л4-23
М1-5
Сж3-1
Л5-32(1)
Ц1-49/1
Аг-1
БК-18/1
Ц1-44
Ц1-82
КТ1-1(1)/1
КЯ-16
Л6-35/1
БК-8/2
Л5-49/1
Лп-16/1
БК-18/3
Бш-25
П10-96/1
П10-103
А1-19
БК-8/1
+ + + +
+ +
+ + +
+ + +
+ + +
+ +
+ +
+ +
+ + III
+ + +
+ +
+ +
+ +
+ +
+ +
+ + + +
+ +
+ + ++
+ + + 2
+ IV + + + +
+ +
+ + + +
+ +
+ +
+ +
+ +
+ +
+ +
+ +
+ + +
+ + +
+ +
+ + + + +
+ + + + +
+ + +
V + + +
+ + + + +
+ + + +
+ + +
+ + + + +
+
+
+ +
+ + +
+ + + +
+ +
+ +
+ +
+ ++ + +
+ + + + +
+ +
+ +
+ +
+ +
+ +
+ +
+ VI +
+ + + +
+ + + +
+ + + + +
+ + + +
+ +
+ +
Х1-2
К4-3
Ст1-8
Ц1-32
Т-3-(1)/1
Т-5(2)
Т-8(2)-(4)
ВК1-3
Лп-16/2
Л2-5/1
П10-41 КТ1-1-
(1)/2 БК-18/2
КЯ-7/3 Л2-2 Л6-33 П10-90 Т-7(1) Ц1-81 КЯ-7/1 Л2-5/2 Т-8(2)-(2) Ц1-86/2 Т-3(3) П10-24/1 П10-24/2 Л5-19/2
Рис. 2. Таблица взаимовстречаемости вещей в комплексах. Расшифровка обозначений: Первые буквы и цифры означают название могильника, после тире следует номер кургана (в случае скобок приводится двойная нумерация кургана, данная по соответствующей публикации), затем в скобках номер костяка (если погребение коллективное), затем после косой черты номер набора, если таковых более одного. Расшифровка обозначений могильников:
Аг - Агаповский, А1 - Атпа 1, БК - Большекараганский, Бш - Басшийли, БсО - Бис-Оба, ВК1 - Восточно-Курайлинский 1, Д - Джанатан, КТ1 - Кара-Тал-1, К4 - IV Комсомольский, КЯ - Красный Яр, Л2 -Лебедевка 2, Л4 - Лебедевка 4, Л5 - Лебедевка 5, Л6 - Лебедевка 6, Лп - Липовка («Шиханы»), Мг - Магнитный, М1 - Мамай-1, П10 - Покровка 10, Сж3 - Саралжин 3, Ст1 - Сарытау-1, СД - Соленый Дол, С - одиночный курган у пос. Солнце, Т - Темясово, У - Ульгули, Х1 - 1 Хворостянские курганы, Ц1 - Целинный-1.
Римскими цифрами в рамках обозначены группы сильно скоррелированных признаков: I - всадническая группа, II - воинско-всадническая группа, III - группа «заупокойная пища», IV - хозяйственная группа, V - хозяйственно-косметическая группа, VI - ритуальная группа, VII - группа украшений. Арабские цифры обозначают группы устойчивых сочетаний вещей (как и самостоятельные наборы): нож-оселок и пряслице-мел.
и фибула, пряслице, кольцо и предмет, интерпретируемый исследователями как рукоять нагайки (Целинный I, курган 86). Трактовка трубочки из свернутой бронзовой пластины как нагайки представляется ошибочной. Подобные изделия найдены еще в нескольких погребениях изучаемой группы памятников. В погребении кургана 44 могильника Целинный I такое изделие с остатками дерева внутри зафиксировано вместе с фибулой8, такое же сочетание присутствует у костяка № 1 из кургана 3 могильника Темясово. Все изделия однотипны, за исключением присутствия бронзовой проволочной обмотки, отмеченной лишь в кургане 86 могильника Целинный I. Предметы, подобные им, рассматриваются как детали украшения одежды - пронизи (тип II, по А. С. Скрипкину) и широко распространены на территории Азиатской Сарматии9. Отметим, что типологически нагайками в погребениях этого времени исследователями считаются иные предметы - в виде деревянного стержня с бронзовыми (или серебряными) обоймами, закрепленными гвоздями или заклепками10. Кроме того, забегая вперед, можно указать и на еще одну особенность, заключающуюся в расположении наборов с бронзовыми трубками-пронизками относительно костяка. Они зачастую расположены на груди или у плеча с типично женским инвентарем и в женских погребениях.
Фактор 4. В его основе керамический сосуд, встреченный зачастую с пряслицами и/ или с курильницами. Действительно, прослеживается, с одной стороны, взаимовстречаемость сосуда с пряслицами, с другой - с курильницами. Вероятно, стоит разграничить этот фактор на два, соответствующих основным сочетаниям (группы IV и VI на рис. 2). Количество наборов, входящих в эти группы, невелико, они различаются компоновкой вещей. Признаки в них не образуют сплошного, слитного распределения, а разграничение между этими группами (если представить их рядом) затруднительно. Фактически эти группы не имеют границ и выделяются по большому счету интуитивно. Поэтому данные выводы далеко не бесспорны и нуждаются в дополнительных исследованиях (в первую очередь, за счет пополнения базы данных), хотя тенденция к выделению таких (сосуд-курильница и сосуд-пряслице) факторообразующих сочетаний, на наш взгляд, правомерна.
Иная ситуация с фактором 9. Объединяю-
щая категория - туалетный сосудик. При начальном этапе исследования фактор рассматривался самостоятельно. Однако малое количество наборов, включенных в него, многообразие вариаций и проявление таких же наборов в других факторах заставили усомниться в возможности выделить фактор из рассматриваемого археологического материала. К тому же, вероятно, типологическое разнообразие миниатюрных сосудиков не соответствует определению всех в разряд туалетных. В итоге, фактор был расформирован, а наборы, содержащие туалетный сосудик, частично были распределены среди других факторов, частично размыты по полю таблицы взаимовстречаемости вещей в комплексах.
Отдельно нужно упомянуть о наиболее многочисленных предметах в наборах - пряслице и железном ноже. Они встречаются в комбинациях с различными предметами, при этом нож как универсальное бытовое орудие одинаково присутствует и в мужских, и в женских погребениях. Оба предмета имеют свою «пару» - кусок мела и оселок соответственно, при этом мел-прясло более устойчивая комбинация. В паре с ножом оселок проявляется только в мужских погребениях с предметами вооружения и конской упряжи. И пряслице, и нож часто фигурируют в паре с керамическим сосудом.
Еще одной задачей исследования было установление закономерностей положения разных видов наборов относительно погребенного. Несколько слов о том, как вещи в наборе расположены друг относительно друга. Выделяется несколько разновидностей расположения:
- кучно, компактным скоплением на одном уровне (дно могильной ямы, ступеньки подбоя, крышка гроба). Большинство наборов с небольшими предметами расположены таким образом. Как разновидность этого варианта можно выделить расположение вытянутых предметов длинными сторонами впритык друг другу. Это касается прежде всего ножей и оселков, а также мечей и нагаек.
- вдоль одной из конечностей в линию. Например: могильник Покровка 10, к. 103: обломки зеркал, куски мела, раковина, железный нож, фрагменты бронзовых пронизей - от стопы до колена у правой ноги11, или курган 33 могильника Восточно-Курайлинский I - вдоль левой ноги - керамический сосуд и кости ног овцы12.
Рис. 3. Расположение наборов в мужских погребениях.
- один предмет внутри другого. Наиболее часто встречаемый вариант - ложка внутри бронзового котла (Магнитный, к. 3, Лебедевка V, к. 49), и кости животного на дне деревянного сосуда (Лебедевка V, к. 49, Ульгули, к. 1)13. В кургане 8 могильника Большекараганский один из наборов, состоящий из бронзовой пуговицы, перстня, двух бусин, хрусталя, находился внутри деревянной чашечки, а рядом с ней - мел, два пряслица, раковина, ножницы и железный предмет14. В кургане 33 могильника Восточно-Курайлинский I внутри одного из керамических сосудов были найдены железные удила15.
- предметы лежат компактно - один над другим, перекрывая друг друга. Так, в кургане 57 могильника Целинный 1 у левого колена погребенного лежал кинжал, под ним железный нож с костяной ручкой16, а в кургане 32 того же могильника справа в изголовье разбитое зеркало в деревянном футляре перекрывало железный нож17. Еще один пример - набор из погребения кургана 7 могильника Лебедевка VI. Под одним из керамических сосудов, стоящих в ногах, лежали железный нож и каменный оселок18. Оригинальный случай зафиксирован в кургане 16 могильника Липовка. Под перевернутой глиняной миской,
служившей шкатулкой, находились пряслице, «ножик» с костяным лезвием и деревянной ручкой, железный предмет19.
Графическое представление о распределении наборов относительно костяка с половым разграничением показано на рис. 3 и 4, а также на рис. 5, где отдельно вынесены наборы с заупокойной пищей. Положение в мужские погребения мечей и кинжалов иллюстрирует способы ношения этих видов оружия при жизни владельцев и характер их использования. Они всегда лежат вдоль тела погребенного справа или слева от него, за пределами костных останков или частично перекрывая конечности. Элементы управления лошадью (удила и узда) в абсолютном большинстве случаев локализуются в нижней части костяка, в районе голени и стоп. Такая же локализация характерна и для наборов с напутственной пищей. Достаточно размытое распределение положений наборов в женских погребениях. На уровне гипотезы можно предполагать, что преимущественное значение предавалось положению в двух позициях: в ногах на уровне стоп и коленей, а также на уровне изголовья, головы и плеча. Во втором случае предпочиталась левая сторона. В зоне ног в большинстве случаев укладывались богатые хозяйственно-косметические наборы, в то время как слева от головы и плеча располагались сочетания вещей преимущественно хозяйственной направленности (сосуды, ножи, прясла). Наборы с украшениями в составе фибул, бронзовых пронизей и зеркал часто укладывались непосредственно на костяке - в районе груди и плеча. Если говорить об украшениях в целом, то обычай располагать украшения отдельно, в особой компактной группе, отсутствует в погребальном обряде изучаемого социума. Наиболее часто украшения (кольца, серьги, бусы, фибулы) находятся там, где их носили при жизни.
Делать выводы о социальной стратификации на основе изучения только погребальных наборов, на наш взгляд неправомерно. Однако непосредственно комплекты вещей дают представление о хозяйственной деятельности их носителя, показывают многоплановость и синкретизм отдельной вещи в комплекте с другими предметами, функционально отличными.
Примечания
1 Работа выполнена при поддержке РГНФ по гранту № 09-01-85113а/у.
2 См.: Мошкова, М. Г. : 1) К вопросу о двух локальных вариантах или культурах на территории Азиатской Сарматии во II-IV вв. н. э. // Проблемы истории и культуры сарматов. М, 1994; 2) Проблемы культурной атрибуции памятников евразийских кочевников последних веков до н. э. - IV в. н. э. / М. Г. Мошкова,
B. Ю. Малашев, С. Б. Болелов // Рос. археология. 2007. № 3.
3 См.: Боталов, С. Г. Гунно-сарматы урало-казахстанских степей / С. Г. Боталов,
C. Ю. Гуцалов. Челябинск, 2000.
4 См.: Иванов, В. А. Этнокультурная ситуация на Южном Урале в первой половине I тысячелетия н. э. / В. А. Иванов, И. Э. Любчанский // Уфим. археол. вестн. 2001. Вып. 3. С. 81, 83.
5 См.: Боталов, С. Г. Гунны и тюрки. Челябинск, 2009; Боталов, С. Г. Новые материалы по культуре гуннов Западного Казахстана / С. Г. Боталов, А. А. Бисембаев // Вопр. истории и археологии Запад. Казахстана. Вып. 1. Уральск, 2002; Боталов, С. Г. Гунно-сарматы урало-казахстанских степей; Железчиков, Б. Ф. Отчет. Археологические работы в Уральской области в 1979 г. / Б. Ф. Железчиков, В. А. Кригер; Иванов, В. А. Новые памятники ранних кочевников в Южном Приуралье / В. А. Иванов,
A. Ф. Фалалеев, И. М. Ягафарова // Материалы по эпохе бронзы и раннего железа Южного Приуралья и Нижнего Поволжья. Уфа, 1989; Кушаев, Г. А. Этюды древней истории степного Приуралья. Уральск, 1993; Любчанский, И. Э. Исследование могильника Соленый Дол в Брединском районе Челябинской области в 2007 г. Челябинск, 2008; Малашев, В. Ю. Степное население Южного Приуралья в позднесарматское время / В. Ю. Малашев, Л. Т. Яблонский. М., 2008; Мошкова, М. Г. Отчет об археологических работах в Уральской области в 1978 году / М. Г. Мошкова, Б. Ф. Железчиков,
B. А. Кригер; Пшеничнюк, А. Х. : 1) Культура ранних кочевников Южного Урала. М., 1983; 2) Сарматский могильник Красный Яр в Оренбургской области // Материалы по эпохе бронзы и раннего железа Южного Приуралья и Нижнего Поволжья. Уфа, 1989; 3) Темясовские курганы позднесармат-ского времени на юго-востоке Башкирии /
A. Х. Пшеничнюк, М. Ш. Рязапов // Древности Южного Урала. Уфа, 1976; Сальников, К.
B. : 1) Сарматские курганы близ г. Орска //
Материалы и исслед. по археологии СССР. 1940. N° 1; 2) Сарматские погребения в районе Магнитогорска // Крат. сообщ. Ин-та истории матер. культуры. 1950. Вып. XXXIV; Смирнов, К. Ф. : 1) Сарматские погребения Южного Приуралья // Крат. сообщ. Ин-та истории матер. культуры. 1948. № 22; 2) Смирнов К. Ф. Савромато-сарматские курганы у с. Липовка Оренбургской области / К. Ф. Смирнов, С. А. Попов // Памятники Южного Приуралья и Западной Сибири сарматского времени. М, 1972; Таиров, А. Д. Исследования Большекараганского могильника в Брединском районе Челябинской области // Отчет урало-казахстанской археологической экспедиции за 1987 г. Челябинск, 1988; Тулегенова, Н. И. Погребения II-IV вв. н. э. на территории Уральского левобережья (по материалам раскопок 2002-2003 гг.) / Н. И. Тулегенова, С. М. Виноградов // Вопр. истории и археологии Запад. Казахстана. Вып. 2. Уральск, 2003.
6 См.: Скрипкин, А. С. Нижнее Поволжье в первые века нашей эры. Саратов, 1984. С. 79.
7 См.: Клейн, Л. С. Археологическая типология. Л, 1991. С. 59.
8 См.: Боталов, С. Г. Гунно-сарматы урало-казахстанских степей. С. 110. Рис. 34-111-13; Пшеничнюк, А. Х. Темясовские курганы позднесарматского времени на юго-востоке Башкирии. С. 135. Рис. 3.8.
9 См.: Скрипкин, А. С. Нижнее Поволжье... С. 40. Рис. 14.73,74.
10 См.: Ахмедов, И. Р. Плети из могильника у с. Кораблино // Древности Северного Кавказа и Причерноморья. М, 1991. С. 147; Боталов, С. Г. Новые материалы по культуре
гуннов Западного Казахстана / С. Г. Боталов, А. А. Бисембаев // Вопр. истории и археологии Запад. Казахстана. Вып. 1. Уральск, 2002. С. 111.
11 См.: Малашев, В. Ю. Степное население Южного Приуралья в позднесарматское время. С. 38. Рис. 126.
12 См.: Боталов, С. Г. Гунно-сарматы урало-казахстанских степей. С. 94. Рис. 31. VII.
13 См.: Боталов, С. Г. Гунно-сарматы урало-казахстанских степей. С. 53; Мошкова, М. Г. Отчет об археологических работахвУральской области в 1978 году; Тулегенова, Н. И. Погребения II-IV вв. н. э. на территории Уральского левобережья (по материалам раскопок 2002-2003 гг.) // Вопр. истории и археологии Западного Казахстана. Вып. 2. Уральск, 2003. С. 256.
14 См.: Таиров, А. Д. Исследования Большекараганского могильника в Брединском районе Челябинской области // Отчет урало-казахстанской археологической экспедиции за 1987 г. Челябинск, 1988. С. 15.
15 См.: Боталов, С. Г. Гунно-сарматы урало-казахстанских степей. С. 94.
16 Там же. С. 114.
17 Там же. С. 106.
18 См.: Мошкова, М. Г. Отчет об археологических работах в Уральской области в 1978 году.
19 См.: Смирнов, К. Ф. Савромато-сарматские курганы у с. Липовка Оренбургской области // Памятники Южного Приуралья и Западной Сибири сарматского времени. М., 1972. С. 16.
