CC BY
109
УДК 801(043)
Т. Л. Верхотурова
Иркутский государственный лингвистический университет ул. Ленина, 8, Иркутск, 664025, Россия E-mail: [email protected]
НАБЛЮДАТЕЛЬ КАК МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО И ОБЩЕНАУЧНОГО ДИСКУРСА
Наблюдатель очень часто используется как инструмент семантического / концептуального анализа. В данной статье эта когнитивная категория сама становится объектом рассмотрения. Предлагаются аргументы в пользу выдвижения этой категории в научном дискурсе. Обсуждается использование категории наблюдателя как методологического инструмента на нескольких уровнях лингвистического анализа.
The observer is very often used as an instrument in semantic/conceptual analysis. In this paper the cognitive category itself is made an object of consideration. Several reasons for advancement of the category in the scientific discourse are presented. Various levels of linguistic analysis using the observer as a methodological instrument are discussed.
Во всякой научной дисциплине и концепции существуют категории как объекты исследовательского анализа и категории как инструменты анализа категорий-объектов. Так, в современной психологической антропологии объектом изучения является личность в условиях различных культур. Понятийнометодологический аппарат исследования личности включает в себя в частности такую «инструментальную» категорию, как включенное наблюдение, предполагающее «вживание» в изучаемую культуру: «...метод включенного наблюдения, специфический для антропологии вообще (а для психологического направления в особенности), предполагает вживание в изучаемую культуру, сопереживание чувств (радости, печали и т. п.) и ценностей определенной этнокультурной общности. Именно такой способ познания эмпирически наблюдаемой жизнедеятельности человека “других” культур завершил оформление культурной антропологии как самостоятельной дисциплины, имеющей свое качественное своеобразие» [Белик, 2001а. С. 16].
Метод-ситуация наблюдения включает в себя в качестве главного компонента наблюдателя - активного, познающего субъекта. Такой познающий субъект-наблюдатель является категорией, принадлежащей метаязыку и методологии психологической антропо-
логии, с помощью которой осуществляется многоплановое познание человека как носителя и / или представителя культуры. Проще говоря, наблюдателя в такой роли не изучают, с его помощью производятся исследования категорий объектов изучения.
Однако, как подсказывает даже простая, обыденна логика, игнорирование знания об устройстве инструмента приводит как минимум к его малоэффективному использованию. Так же и в отношении методологического, научного «инструментария»: и
философия, и естествознание (физика) уже в начале прошлого века осознали необходимость пристального взгляда на фигуру наблюдателя, которая традиционно рассматривалась и употреблялась в качестве «подручного понятия», относительно которого определялись такие категории, как действительность / реальность / мир (мегамир, макромир, микромир). Современные естественно-научная и гуманитарная картины мира «находят место» для наблюдателя в этой методологической роли, причем обнаруживается сходство взглядов на наблюдателя, несмотря на «разнополюсное» пребывание этих картин. Это сходство основано на том, что существует «аналогия между проблемой наблюдателя при познании особенностей дви-
ББЫ 1818-7935. Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2006. Том 4, выпуск 2 © Т. Л. Верхотурова, 2006
жения тел в физике и при психоаналитическом познании культур» [Белик, 2001б. С. 47]
Суть поведения, перцептивных действий одушевленного субъекта восприятия / наблюдения, т. е. наблюдателя / observer, -внимательно следить глазами за кем-, чем-либо (см., например: [Тихонов, 2001; Хорн-би, 1982]). Эта исходная «деятельностная», поведенческая роль получила в научном контексте расширение до восприятия вообще, внимательной реакции на стимулы, воздействующие и на другие органы чувств. Другими словами, наблюдатель - это не только видящий / смотрящий, но и слышащий / слушающий, ощущающий запах, чувствующий кожей и т. п. субъект восприятия (и общей когнитивной деятельности). Ниже мы приводим предпосылки - языковые, нейрофизиологические (когнитивные), эпистемологические, приведшие, по нашему представлению, к популярности категории «наблюдатель» в общенаучном дискурсе.
1. Имеется формально-языковая причина, лежащая на поверхности, наиболее выступающая (салиентная, как теперь принято говорить, производя кальку с английского salient), бросающаяся в глаза: в обоих языках (русском и английском) имеются лекси-кализованные, именные категории, как бы специально созданные для номинации этой роли - наблюдатель / observer, которые в интересующем нас значении демонстрируют полную концептуально-семантическую тождественность.
2. Зрительное восприятие берется за «отправную точку» концептуализации когнитивной фигуры наблюдателя как субъекта восприятия (и когнитивной деятельности вообще) по причинам нейрофизиологического (когнитивного) порядка: как это доказано во множестве работ, именно зрительное восприятие является лидирующим информационным каналом в когнитивном взаимодействии «субъект-объект (мир, действительность)». Поэтому именно визуальное наблюдение в силу естественных и понятных причин становится научным методом - наблюдением.
3. Термин субъект восприятия чаще всего заменяется термином наблюдатель по следующим причинам. Субъект восприятия -это нейтральная в познавательном отношении фигура. Субъект наблюдения - наблюдатель - занял «законное» преферентное положение в научном контексте в силу своей
научно-эпистемической активности, социально закрепленной в семантической системе обоих языков. Таким образом, потребность науки в когнитивной фигуре именно такого рода обусловила вычленение из общего, слишком нейтрального и абстрактного субъекта восприятия роль-фигуру, содержащую главную когнитивную характеристику -«восприятие», но облаченную в «познавательно-гносеологические одежды», так необходимые и для ученого, научного деятеля, и для вечно познающего субъекта обыденного познания.
4. Логически нейтральный субъект (восприятия, познания) «живет в логосе» [Свир-ский, 2004. С. 194], наблюдатель - в становящейся, изменчивой среде (мире), реагируя на нее всеми своими аффектами, физиологическими и психическими отклонениями, неконтролируемостью, непредсказуемостью и т.п. Поэтому концепт «субъект восприятия» встроен только в научную картину мира (психологию, философию и т. д.), а концепт «наблюдатель» принадлежит как научной, так и наивной картине мира (объединяя их) в максимально доступной лекси-кализованной форме.
5. В русском языке использование слова-термина наблюдатель вместо термина субъект восприятия может быть еще продиктовано соображениями языковой экономии («Субъект восприятия будет в данной статье для краткости называться Наблюдателем» [Кустова, 2004. С. 157]). Однако в английском языке даже существование простой (односоставной) языковой формы - производного perceiver 1 - не воспрепятствовало укреплению позиций термина observer, что подтверждает вышеприведенные доводы, объясняющие выдвижение категории «наблюдатель / observer» в ряд научно-эписте-мических доминант современности.
6. Многоликость фигуры наблюдателя позволяет использовать ее в качестве оперативной категории анализа в самых различных контекстах: в контексте собственно восприятия первичного уровня (субъект восприятия per se), когнитивного субъекта во всей совокупности высших уровней обыденного восприятия (субъекта обыденного
1 Любопытно отметить, что в научноконцептуальной карте словаря английской научной лексики [Годман, Пейн, 1987] фиксируется наличие термина observer, однако слово-концепт perceiver в нем не представлено.
познания, оценки и т. п.), субъекта научного познания (исследователя).
7. Субъект сознания (в отличие от наблюдателя) может получать описание в философских, эпистемологических системах как коллективное начало (см., например: [Трубецкой, 1993; Searle, 1999; Jarvilehto, 2000]), субъект восприятия всегда обсуждается в терминах индивидуальной особи, и в этом контексте они могут быть противопоставлены.
8. Субъект познания, обычно называемый в дискурсе английского языка the knowing subject, the knower (ср., например: [Поппер, 2002; Vehkavaara, 1998]), равно как и субъект восприятия, может рассматриваться как субъект знания, не обладающий сознанием, т. е. на уровне простейших микроорганизмов [Varela, 1992; Vehkavaara, 1998]. Наблюдатель же, в отличие от субъектов знания / познания и восприятия, в научном дискурсе любой дисциплинарной направленности является одушевленной категорией -homo sapiens. Именно этот неустранимый, вечно присутствующий (имманентный) признак, как нам представляется, выступает одним из тех факторов, которые делают категорию-термин «наблюдатель» столь привлекательной для общенаучного употребления в контексте одушевленности.
Таким образом, в общенаучном контексте роль наблюдателя, как было определено, обладает широким размахом вариативности - начиная с субъекта восприятия per se (обычно в психологии), проходя этап субъекта общей познавательной деятельности (обычно в современных теориях познания, в частности в теории автопоэза [Maturana, 1970; 1978]) и заканчивая универсальной научной фигурой наблюдателя-ученого.
В контексте лингвистических исследований наблюдатель также оказывается весьма востребованной методологической категорией. Являясь частью общенаучных исследований, языкознание также нуждается в наблюдателе-исследователе, который подвергается дифференциации с выделением как минимум четырех эпистемических типов наблюдателей-исследователей: наблюдателя существующих языковых материалов («данностей»), наблюдателя опосредованных экспериментальных данных (в психолингвистике, в когнитивной психологии), (само)наблюдателя лингвистической интуиции и (само)наблюдателя за собственной
психической сознательной деятельностью, т. е. занимающегося интроспекцией (подробнее см.: [Фрумкина, 1999]).
Но нас интересует «лингвистический наблюдатель» совсем в другой роли - как категориальный инструмент концептуальносемантического анализа лексического значения, грамматического значения, семантики нарратива и дискурса (речевого акта). В этой роли наблюдатель (в дальнейшем Наблюдатель) появляется, по нашим данным, впервые в работе [Fillmore, 1968] при анализе лексической (глагольной) семантики. В собственно лингвистических исследованиях (в отличие от философии языка) Наблюдатель как метакатегория более востребован в отечественном языкознании, нежели в англоязычном лингвистическом дискурсе. Думается, можно говорить о целых школах, демонстрирующих наряду со сходством различие взглядов на эту категорию и различие объектов анализа. Вообще говоря, авторов, обращающихся к этой категории и хотя бы вкратце упоминающих ее в своих исследованиях, такое множество, что перечислить всех невозможно, как бы нам того ни хотелось, но для примера можно обратиться практически к любой статье сборника «Логический анализ языка...» 2000 г., посвященного семантике / концептуализации пространственных отношений.
Чтобы проанализировать способы употребления методологической метакатегории «Наблюдатель» в более систематизированном виде, уместнее всего прибегнуть к краткому (для подробного анализа потребовалось бы более объемное произведение) поуровневому рассмотрению объектов лингвистических исследований: лексический
уровень (значения слов и лексем, семантика лексических парадигм / полей), грамматический уровень (морфологическая семантика, синтаксическая семантика), семантика текста в нарративном и речевом режиме.
Уровень лексической семантики является весьма разработанным в смысле использования категории Наблюдателя. Традиция отношения к этой фигуре основывалась на ее скрытом, имплицитном присутствии в семантике слов / групп слов, которое можно объяснить в терминах скрытых категорий [Булыгина, Крылова, 1990. С. 457]. В работах Ю. Д. Апресяна Наблюдатель фиксируется в некоторой части значения языковой единицы в определенном положении «относительно
реальных актантов описываемой ситуации» [Апресян и др., 1999. С. ХХ1Х], т. е. является «фиктивным актантом», не имеющим синтаксического выражения. Такое же, «закадровое», отношение к этой категории демонстрируют работы Е. В. Падучевой и Г. И. Кустовой (см., например: [Падучева, 2000; Кустова, 2001]). В таком варианте лингвистического осмысления категория «Наблюдатель» оказывает существенное влияние на интерпретацию предложения / высказывания и на его построение, «запрещая или разрешая» определенный лексический и синтаксический контекст. Естественно, что концептуализация и / или онтологическое осмысление Наблюдателя в таком скрытом контексте весьма затруднены.
В последнее время появляются работы, рассматривающие эту категорию в терминах реальных актантов, позволяющие дать подробное толкование Наблюдателя и рассмотреть его место в ряду других семантических актантов (Агенс, Каузатор, Адресат, Экспе-риенцер и т. п.) и шире - в ряду когнитивных (перцептивных) субъектов (Субъект восприятия, Субъект сознания, Субъект знания / познания, Субъект оценки), к которым он, несомненно, имеет непосредственное отношение (см., например: [Верхотурова, 2004; 2006; Ковалева, 2004; Семенова, 2005].
Уровень грамматической семантики. Наблюдатель как обязательный структурный компонент грамматического значения может рассматриваться в терминах грамматической (морфологической) категории -парадигматической системы форм, выражающей концептуально-семантическое противопоставление +Наблюдатель / -^Наблюдатель. Маркированный член оппозиции указывает на наличие Наблюдателя и формирование чувственного, феноменологического типа знания, основанного на непосредственном наблюдении (восприятии) события, немаркированный в этом отношении член парадигматической (системной) оппозиции «безразличен» к (абстрактному) источнику формирования знания, которое в этом случае носит структуральный характер (см., например: [Кравченко, 1992; 1996] и другие работы этого автора) 2 .
2 Е. В. Падучева в результате тщательного, детального исследования семантики вида русского глагола выделяет три группы частных видовых значений, определяя первую группу как актуально-длительное значение, связанное с моментом наблюдения, и как первич-
В работах А. В. Бондарко понятия наблюдателя и наблюдаемости рассматриваются в терминах перцептора и перцептивно-сти, которые призваны подчеркнуть учет автором всех типов восприятия (не только зрительного, которое, как очевидно, является первичным для осмысления Наблюдателя). А. В. Бондарко объединяет значения любого уровня, указывающие на присутствие Наблюдателя, в категорию перцептив-ности. Перцептивность - это особая «скрытая категория», имеющая многообразное языковое выражение, связана с категориями темпоральности, аспектуальности и лока-тивности. Существенным для работ А. В. Бондарко является то, что он рассматривает наблюдаемость и / или перцептив-ность на уровне высказывания: «Наблюдаемость и другие разновидности восприятия мира человеком - один из основных элементов отношения содержания высказывания к действительности с точки зрения говорящего или другого высказывающего субъекта (перцептора)» [Бондарко, 2002. С. 276]. Рассмотрение уровня предложения / высказывания / конструкции часто приводит к необходимости учета Наблюдателя для адекватной интерпретации его содержания / семантики. К примеру, В. И. Подлесская и Е. В. Рахилина, изучая русскую конструкцию «с редким творительным падежом (вида лицом к стене)» отмечают, что «семантическая роль наблюдателя обязательна в конструкции ориентирования. без наблюдателя конструкция ориентирования интерпретирована быть не может.» [Подлесская, Рахилина, 2000. С. 99-100].
Е. В. Болдырев на материале английского языка показывает, какую роль играет Наблюдатель при пространственном моделировании высказывания. Например, синтаксические конструкции с вводным there и с препозицией локативных обстоятельств типа Onto the table jumped a cat «обозначают не столько элементы собственно событийного пространства, сколько пространственные ориентиры наблюдателя» [Болдырев, 2000. С. 216]. Заметим еще раз, анализы уровня содержания высказывания (предложения, конструкции), демонстрирующие учет Наблюдателя, весьма многочисленны,
ное значение, не зависящее от контекста [Падучева, 1996. С. 10-11].
и привести их здесь в полном объеме не представляется возможным.
Есть работы, иллюстрирующие зависимость синтаксической формы высказывания как таковой (без учета семантики наполняющих ее лексических единиц) от фигуры наблюдателя. Так, в работе «Синтаксическая семантика.» [Верхотурова, 1999.
С. 46-48] по поводу наблюдаемости как признака, сопровождающего фигуру наблюдателя, сказано: «.в русском языке совпадение фигуры говорящего и наблюдателя демонстрирует одночленная (односоставная) синтагма (синтаксическая форма, модель), функционирующая как законченное (возможно, распространенное), не обусловленное контекстом предложение-высказывание. <...> .такое высказывание, предназначенное для выражения физического процесса (явления, ситуации, объекта) несет в себе значение наблюдаемости (маркировано признаком наблюдаемости). Это, прежде всего, назывные или номинативные предложения типа: Весна; Дождь; Утро; (Дремучий) Лес; (Заброшенный) Дом; Пожар и т. п. <. > К простейшим одночленным синтагмам относятся также безличные предложения, имеющие два варианта реализации - за счет безличного глагола и за счет слова категории состояния: Светает; Красиво; Тепло. Любой носитель русского языка, не задумываясь, припишет признак наблюдаемости ситуациям, описываемым этими и им подобными многочисленными предложениями. Такое сообщение может сделать человек, в момент произведения высказывания наблюдающий (чувствующий) вышеуказанные явления». Наблюдатель, таким образом, может появляться не только в процессе соотнесения содержания высказывания с действительностью, и не только при интерпретации семантического аспекта высказывания, но и при анализе когнитивного содержания синтаксической формы per se.
Уровень семантики нарратива и речевого акта. Занимаясь интерпретацией повествовательных текстов, Е. В. Падучева интересовалась, в частности, эгоцентрическими категориями, имеющими свои условия и особенности реализации в языке художественной литературы. Оказывается, что Субъект восприятия, или Наблюдатель, имеет в тексте различную степень «анонимности», проявления и различное личностное воплощение -
повествователь / автор, персонаж, повествователь и персонаж одновременно, хотя при явном наличии Наблюдателя часто бывает «неясно, кто является субъектом восприятия» [Падучева, 1996. С. 279].
А. В. Бондарко пишет о существовании особой «литературной перцептивности», которая также обсуждается в терминах наблюдаемости с точки зрения автора и пер-сонажей-участников описываемых событий. «Литературная перцептивность» реализуется в различных функциональных вариантах наблюдаемости, в частности в виде образнопоэтической перцептивности (наблюдаемости): наблюдатель / перцептор - автор поэтического произведения, конкретизация наблюдаемости элементами пространственного дейксиса (подо мною, отселе я вижу, справа, слева, средь волнистой мглы и т. п.), наблюдаемые процессы и состояния, перцептивная позиция автора, представленные соответствующими глаголами-предикатами (парит, пенятся блещут, стою, вижу и т. п.) [Бондарко, 2002. С. 277-279].
Интерпретация речевых актов (в общем режиме повествования) может включать в себя учет фигуры Наблюдателя. В коммуникации Наблюдатель является субъектом восприятия Наблюдаемого на двух уровнях - паралингвистическом и прагматическом. Множество глаголов в системе русского и английского языков, употребляемых для описания речевых актов / дискурса, соотносятся с фонационной (звуковой, акустической, просодической) стороной пара-лингвистического компонента речевых действий. Эти (иллокутивные) глаголы включают в себя семантический (концептуальный) компонент «звуковое восприятие», соотносимый с Наблюдателем. Так, иллокутивные намерения в значении кричать (крикнуть, закричать) / shout, yell указывают на Наблюдателя - субъекта «кричания»: создатель речевого произведения будет кричать (говорить громко), когда воспринимает расстояние между собой и адресатом слишком большим, чтобы привлечь внимание и быть услышанным: Я (она) крикнула, кричала, закричала из окна, через двор, из другой комнаты (здесь еще наблюдается преграда): «Купи хлеба» (чтобы купил хлеба, что нужно купить хлеба). Ср., в английском: ...you shout to them not to stop (в эпизоде речь идет о девушках, тянущих лодку с мужчинами бечевой, находящихся, следова-
тельно, на достаточно большом расстоянии от своих партнеров по общению). ‘Yes. What’s the matter?’ they shout back [Jerome, 1994. Р. 85]. Адресант видит, что нужно кричать, чтобы привлечь внимание адресата / адресатов. В любом случае, необходимость кричать / shout, yell связана с изменением прагматического контекста общения, отклонением его от канонического, нейтрального, замеченное, воспринятое Говорящим - Наблюдателем, что и заставляет его /ее / их повышать голос. См., также: ‘Watch out!’ she shouted as the child ran across the road [Activator, 1996].
Глаголы заорать, крикнуть, вопиять, завопить, хотя и содержат речевой компонент, явно употребляются автором (сторонним Наблюдателем, иногда совпадающим с адресатом или слушающим, которые должны быть дифференцированы) для характеристики наблюдаемого им речевого действия, включающего в себя непроизвольное выражение чувств субъекта этого действия (озлобление, отчаяние, восторг). «Носителями» этих эмоциональных состояний являются акустические характеристики голоса, и поэтому эти глагольные предикаты содержат значение оценки параметра, воспринимаемого Наблюдателем, прежде всего, на слух. См, например: «А, поджигатель! -заорал Григорий. - Вот он твой благодетель-то, гляди! - крикнул он матери, с испугом смотревшей на эту сцену...» (Л. Андреев); «А с кем я у поле поеду! - вопияла она, энергично вцепившись в Парме-нов полушубок» (Л. Андреев); «Улетает! Глядите, улетает! - восторженно завопил цирк» (Б. Акунин).
Интересующий нас феномен - значимость восприятия параметрической и прагматической составляющей речевого действия - является универсальным, по крайней мере, для коммуникативных предикатов русского и английского языков. В последнем лексическая группа, приблизительно соответствующая русским кричать, орать, вопить, концептуализирующим прототипическую коммуникативную ситуацию с включенным Наблюдателем - перцептором в режиме слухового восприятия, заметно больше: cry, shout, yell, bawl, bellow, holler, roar, scream. Все эти глаголы, с одной стороны, являются речевыми, так как содержат в своем значении указание на иллокутивный компонент: 1) to get someone’s attention
(shout yell, holler); 2) you want to frighten someone (roar); 3) in order to make sure that people hear you (bawl); if you want a lot of people to hear you (bellow); 4) to call loudly, shout (cry); 5) to cry out loudly on a high note (scream) [Activator, 1996; Longman, 1990]. С другой стороны, они означают присутствие Наблюдателя (слышащего), воспринимающего и оценивающего непроизвольное выражение эмоционального состояния. См., например: «Didn’t you hear me?» he roared at her. «I told you to leave me alone»; That couple next door are always shouting and bawling at each other (Наблюдатель-слышащий, т. е. стороннее лицо); One of the guards bellowed something obscene in our direction (Наблюдатель-Адресат) [Activator, 1996. Р. 1221]. Ср., также из литературных контекстов: ‘You’re a liar and a whore,’ he screamed and hit her with his fist this time [Steel, 1998. Р. 194]; I never saw a man’s face change from lively to severe so suddenly in all my life before. ‘What! ’ he yelled, springing up. 'You silly cuckoos. ’ [Jerome, 1994. Р. 103]; 'Get up, you fat-headed chunk!’ roared Harris [Ibid. P. 41].
Таким образом, семантические (концептуальные) характеристики коммуникативных предикатов предоставляют информацию о фигуре Наблюдателя (субъекта восприятия) как на паралингвистическом (просодическом, кинетическом и т. д.) уровне дискурсивного анализа, так и на уровне прагматического контекста. Эта информация, это знание, обнаруживаемое нами в самом языке, обеспечивается консенсуальной областью Наблюдателей-участников коммуникации (общностью перцептивно-когнитивных взаимодействий). Наблюдатель
столь важен в коммуникативно-прагматической ситуации речевого акта, что обусловливает такое универсальное для обоих языков явление, как возможность и необходимость коммуникативной роли для множества неиллокутивных глаголов. Ср., например: «Riply’s such a nice boy», beamed Mrs. Van Schellinger [Fitzgerald, 1979. Р. 148]; -Ну, чего ждешь? Веди, - махнул слуге Василий Иванович (Б. Акунин). В обоих языках глаголы, употребляемые в качестве коммуникативных - beam, махнуть (рукой), не являются в системе речевыми глаголами. Предикат beam «взывает» к визуальному режиму восприятия поведения субъекта речевого акта, «сигнальный» предикат махнуть (рукой) содержит иллокутивную силу
в контексте своей конкретной прагматической ситуации - совершающий это коммуникативное действие имеет дело с конкретным Адресатом-Наблюдателем и рассчитывает, что последний увидит и поймет его правильно. А это значит, что акцентируются перцептивные (визуальные) компоненты прагматической ситуации и вытесняют из поверхностного употребления собственно речевые глаголы (принцип языковой метонимической экономии).
Список литературы
Апресян Ю. Д., Богуславская О. Ю., Ле-вонтина И. Б. и др. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. 2-е изд., испр. М.: Языки русской культуры, 1999. Вып. 1.
Белик А. А. Психологическая антропология (культура-и-личность). Историко-теоретический очерк // Личность, культура, этнос: современная психологическая антропология / Под ред. А. А. Белика, М.: Смысл, 2001а. С. 7-30.
Белик А. А. Специфика исследований психологической антропологии. Психоанализ и психологическая антропология // Личность, культура, этнос: современная психологическая антропология / Под ред. А. А. Белика, М.: Смысл, 2001б. С. 31-50.
Болдырев Н. Н. Отражение пространства деятеля и пространства наблюдателя в высказывании // Логический анализ языка. Языки пространств / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 212-216.
Бондарко А. В. Теория значения в системе функциональной грамматики: на материале русского языка. М.: Языки славянской культуры, 2002. 736 с.
Булыгина Т. В., Крылова С. А. Скрытые категории // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1990. С.457-458.
Верхотурова Т. Л. Синтаксическая семантика и фактор наблюдаемости // Когнитивные аспекты языкового значения: Меж-вуз. сб. науч. тр. Иркутск, 1999. Вып. 2: Говорящий и наблюдатель. С. 43-53.
Верхотурова Т. Л. Наблюдаемость в языке (на материале русских и английских перцептивных глаголов // Вопр. когнитивной лингвистики. Тамбов: Изд-во Тамбов. гос. ун-та, 2004. № 2-3. С. 14-26.
Верхотурова Т. Л. Метакатегория «наблюдатель» в научной картине мира // Studia Linguistica Cognitiva. М.: Гнозис, 2006. Вып. 1: Язык и познание: методологические проблемы и перспективы. 364 с.
Годман А., Пейн Е. М. Ф. Толковый словарь английской научной лексики (Longman Dictionary of Scientific Usage). М.: Рус. яз., 1987.
Ковалева Л. М. Модус восприятия и употребление видо-временных форм глагола и вербоидов в зависимых и независимых синтаксических единицах (категоризация воспринимаемого события) // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Серия: Лингвистика и межкультур-ная коммуникация. 2004. Т. 2, вып. 1.
С. 78-83.
Кравченко А. В. Вопросы теории указа-тельности: Эгоцентричность. Дейктичность. Индексальность. Иркутск, 1992.
Кравченко А. В. Язык и восприятие: когнитивные аспекты языковой категоризации. Иркутск: Изд-во Иркут. гос. ун-та, 1996. 160 с.
Кустова Г. И. Типы производных значений и механизмы семантической деривации: Авто-реф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 2001. 62 с.
Кустова Г. И. Вид, видимость, сущность (о семантическом потенциале слов со значением зрительного восприятия) // Сокровенные смыслы. М., 2004. С. 155-175.
Падучева Е. В. Семантические исследования (семантика времени и вида в русском языке; семантика нарратива). М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 464 с.
Падучева Е. В. Наблюдатель как Экспе-риент «За кадром» // Слово в тексе и словаре. М.: Школа «Языки русской культуры», 2000. С. 185-201.
Подлесская В. И., Рахилина Е. В. «Лицом к лицу» // Логический анализ языка. Языки пространств / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М.: Школа «Языки русской культуры», 2000. С. 98-107.
Поппер К. П. Объективное знание. Эволюционный подход. Пер. с англ. Д. Г. Лахути / Отв. ред. В. Н. Садовский. М.: Эдиториал УРСС, 2002. 384 с.
Свирский Я. И. Нелинейный мир постне-классической науки и творческое наследие Жиля Делеза: Дис. ... д-ра филос. наук. М., 2004. 320 с.
Семенова Т. И. Субъектный синкретизм в высказываниях с модусом кажимости // Вестн. Иркут. гос. лингвист. ун-та. Серия: Лингвистика. 2005. № 3. С. 136-150.
Тихонов А. Н. Комплексный словарь русского языка / Под ред. А. Н. Тихонова: М.: Рус. яз., 2001. 1229 с.
Трубецкой С. Н. О природе человеческого сознания // Феномен человека: Антология / Сост., вступ.ст. П. С. Гуревича. М.: Высш. шк., 1993. С. 72-77.
Фрумкина Р. М. Самосознание лингвистики - вчера и сегодня // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1999. Т. 58, № 4. С. 28-38.
Хорнби А. С. Толковый словарь современного английского языка для продвинутого этапа: Спец. изд. для СССР. М.: Рус. яз., 1982.
Activator. Language Activator Dictionary. Harlow: Longman, 1996.
Fillmore Ch. Lexical entries for verbs // Foundations of language. 1968. Vol. 4, № 4. P. 373-393.
Fitzgerald F. S. Selected Short Stories. M.: Progress Publishers, 1979.
Jarvilehto T. Theory of the Organism-Environment System: IV. The Problem of Mental Activity and Consciousness // Integrative Physiological and Behavioral Science, January-March 2000. Vol. 35, № 2. Р. 35-57.
Jerome K. Jerome. Three Men in a Boat. L.; Harlow: Penguin Books, 1994.
Longman. Longman dictionary of contemporary English. L.: Longman, 1990.
Maturana H. R. Biology of Cognition, Biological Computer Laboratory Research Report BCL 9.0., Urbana IL: Univ. of Illinois, 1970.
Maturana H. R. Biology of Language: The Epistemology of Reality // Psychology and Biology of Language and Thought / Eds. G. Miller, E. Lenneberg. N. Y.: Academic
Press, 1978. P. 27-63.
Searle J. R. Mind, Language and Society. Philosophy in the Real World. N. Y.: Basic Books, 1999. 175 p.
Steel D. The Ghost. L.: Corgi Books, 1998.
Varela F. J. Autopoiesis and a Biology of Inten-tionality // Autopoiesis and Perception: A Workshop with ESPRIT BRA 3352 / Eds. B. McMullin, N. Murphy. Dublin, 1992. P. 4-14
Vehkavaara T. Extended Concept of Knowledge for Evolutionary Epistemology and for Biosemiotics // Emergence, Complexity, Hierarchy, Organization: Selected and Edited Papers from ECHO III. [Acta Polytechnica Scandinavica: Mathematics, Computing and Management in Engineering Series 91.] / Eds. G. L. Farre, T. Oksala. Espoo, 1998. P. 207-216.
Материал поступил в редколлегию 25.09.2006
