CC BY
32
12. Ширина Е.А. Образ природы в романе-эпопее М.А. Шолохова «Тихий Дон». Белгород, 2004. С. 78.
13. Словарь языка Михаила Шолохова. М., 2005. С. 455.
14. Тамарченко Е. // Новый мир. 1990. № 6. С. 247.
15. Сухорукова Н.В. // Войны России XX века.
Шолоховские чтения. Ростов н/Д, 1996.
С. 194-195.
16. Ершова Н.В., Сатарова Л.Г. // Шолоховские чтения. М., 2003. С. 128.
17. Дырдин A.A. // Шолоховские чтения. Творчество писателя в национальной культуре России. Ростов н/Д, 2000. С. 60.
Поступила в редакцию 5.09.2005 г.
«...НА ПРЕДЕЛЕ МЫСЛИТЕЛЬНОЙ ЕМКОСТИ»:
ЗНАЧЕНИЕ ШРИФТОВЫХ ВЫДЕЛЕНИЙ В РОМАНЕ Л.М. ЛЕОНОВА «ВОР»
Н.В. Сорокина
Sorokina, N.V. ‘...On the verge of thinking capacity’: the meaning of typefaces in L.M. Leonov’s novel ‘The Thief.’ The article looks at typefaces in fictional text as a means of the writer’s additional influence on the reader. Italics and spacing, for example, are used by the writer to accentuate the importance of certain features. This technique was first employed by L.M. Leonov in his novel ‘Thief’ to introduce the name of a new character, to express the writer’s irony, to make thieves’ cant isolated, to modify some rules of Russian orthography and introduce new words, symbolise notions. Visual changes in text lead to the expansion of the semantic field of a word or a sentence and helps to find additional connotations of textual units.
Графическое выделение слов и выражений в тексте - один из способов формальновизуального воздействия на читателя. Шрифтовое выделение относится к особым художественным приемам, «разного рода смелым новаторским поискам на пределе мыслительной емкости» [1]. Визуальное изменение текста ведет за собой расширение смысловой наполняемости слова, что повышает «грузоподъемность строки, фразы, емкость каждого слова» [2]. Предлагаемый аспект исследования представляет собой одну из форм проявления авторской активности в произведении, выраженной на речевом уровне.
Л.М. Леонов неоднократно говорил о пользе предварительного чертежа произведения: «Крайне полезно составлять не только по возможности подробный, не в ущерб общему рисунку, логический план, но даже графическую схему сюжетного развития» (10, 364). Стремление писателя максимально продумать «инженерную» схему произведения распространяется и на графическое оформление текста.
Говоря о специфике леоновского письма, стало общепринятым употреблять писательский термин «логарифмирование», подразумевающий, в том числе, заключение в малой
по объеме форме глубокого содержания. Достигается это и на словесном уровне. Прием выделения слов значительно расширяет их семантическое поле, ведет к поиску имманентных смыслов.
В леоновских романах используется разрядка слов, текстовые авторские сноски и другие шрифтовые выделения. В повести «Evgenia Ivanovna» герой размышляет о всё повышающейся сложности философского содержания искусства, которое, в свою очередь, требует обновленных средств выражения: «Цель искусства <...> заключается в осознании логики явления через изучение его мускулатуры, в поисках кратчайшей формулы его зарождения и бытия. <...> Пусть эта формула громоздка сегодня. по мере накопления человеческой зрелости она будет сжиматься до размеров поэтической строки, иероглифа, наконец, магического знака. <...> И дело художника - уложить событие в объем зерна, чтобы, брошенное однажды в живую человеческую душу, оно распустилось в прежнее, пленившее его однажды чудо» (8, 177). Писатель всем своим творчеством стремился придать и каждому произведению, и отдельным его составляющим больше значения, чтобы любой знак текста содержал
больше событийной и философской информации.
В современном леоноведении на сегодняшний день имеется только одна небольшая работа, освещающая проблему графического выделения в произведениях Л.М. Леонова. Это статья Г. Косицкой «Графическое выделение слов (На материале романов «Соть», «Скутаревский», «Дорога на Океан»)» [3]. Не возражая против основных положений этой работы, следует, однако, внести коррективы и значительно расширить материал для исследования. Тем более что упомянутая работа не включает анализ в рамках заявленного ракурса романов «Вор», «Русский лес» и значительно позже по времени написания статьи вышедшей «Пирамиды». А учитывать именно эти произведения писателя крайне важно. Ибо они, и в этом единодушны все исследователи, являются этапными для творчества Л.М. Леонова и для всей русской литературы XX века.
Г. Косицкая выделяет всего лишь два типа графически выделенных слов в произведениях Леонова: это «слова с символическим значением» и «слова, сопровождаемые авторским комментарием, поясняющим выделение» [3, с. 475]. Думается, можно значительно расширить предложенную классификацию. Это тем более правомерно, что прием графического выделения слов начинает использоваться писателем именно с романа «Вор». Писатель тщательно готовил каждое издание собрания сочинений. Поэтому разного рода выделения представляют собой авторскую волю, писательское право.
В данной работе опорным является вторая редакция романа «Вор» (1957-59) как выражение авторской воли. Шрифтовые выделения были и в первом варианте романа, напечатанного первоначально в «Красной нови» и затем пять раз выходившего отдельным изданием в старой редакции (с 1928 по 1936 годы). Но использовался этот прием значительно меньше, что вполне объяснимо по причине и меньшего объема произведения, и на тот момент недостаточной разработки самого принципа зрительного изменения текста. Внесенные во второй вариант романа шрифтовые выделения уже подчиняются определенной логике и закономерности употребления.
Первая редакция романа содержит 154 случая графического выделения на 470 страницах [4]. Вторая редакция включает 666 случаев шрифтового выделения на 600 страницах. Частота использования приема увеличивается к финалу произведения. Пролог не содержит графически выделенных слов и выражений. В первой части - 168, во второй -150, в третьей (по объему равной первой) -332 графических выделенных словесных объекта; эпилог содержит 16 примеров. Наблюдается обратно пропорциональная зависимость: чем больше часть романа по количеству страниц, тем меньше на ее площади графически маркированных элементов: на 215 страницах второй части 150, а на 184 второй части - 332 случая, когда автор сознательно подчеркивает слова и выражения. Плотность выделений увеличивается в финальной части, где происходит развязка сюжета и содержатся выводы философского содержания.
Первый раз прием разрядки встречается на 12 странице произведения. Выделены два слова: «В рассветной безнадежной мгле сидела та самая , ему (Николке Заварихи-ну. - Н. С.) казалось - только что бывшая с ним в сновидении, и она плакала посреди опустелого перрона». Таким таинственным романтическим ореолом овеяно первое появление в романе Маньки Вьюги. Выделенные писателем слова характеризуют восторженное отношение героя, выходца «из глубинной губернии» (3, 11), к величию города, вызывающее идеальные, доступные только в сновидениях картины. И всё, в том числе и люди Москвы, несмотря на настороженность, определяется им в рамках высоких романтических представлений. «Жгучая прелесть незнакомки» ошеломила Заварихина, и он не в силах четко обозначить словами свое впечатление от девушки. Шрифтовая разрядка подчеркивает смятение героя и возвышенность его чувств. Однако романтическая дымка вокруг героини очень скоро исчезает вместе с чемоданом Заварихина. Давая комментарии этому событию, писатель выделяет слово она , и лишь после этого вводит в повествование настоящее имя героини: «И хотя она маялась, мстила и падала, а потом сгнивала совсем поблизости, прекрасная Манька Вьюга, он встретил ее в жизни всего один раз.» (3, 14). Не называя сразу имя
героини, писатель держит читателя в напряжении, а само имя становится уже не таким значительным и романтичным, учитывая, что авторское перенесение ударения с первого на второй слог способствует снижению образа незнакомки и вульгаризации понятия.
Почти закономерным в леоновском романе стало введение имени персонажа путем выделения имени собственного разрядкой. Главный герой появляется в третьей главе. Автор прямо не изображает его появление в трактире, а описывает реакцию присутствующих на нового посетителя: «И вот уже завсегдатаи только и пялили глаза на ново-пришедшего, дивясь чему-то, завидуя и ужасно волнуясь; никто, впрочем, не смел глядеть на него в упор <...> Кто-то шепнул Митька, но ничего не раскрылось для Заварихина в этом звуке» (3, 22). В звуке этого имени присутствующим слышался некий знак, символ. Писатель поэтому так заостряет внимание, показывая необычность персонажа, непонятное пока преклонение других перед ним.
Об ординарце Векшина сказано сначала без курсива, только после краткой характеристики дается вразрядку прозвище Саньки Бабкина - Велосипед . Оно важнее и значительнее, чаще употребляется, нежели настоящая фамилия героя. Этим подчеркивается второстепенность героя и его подчинительное положение по отношению к хозяину, к Митьке Векшину. И действительно, настоящей жизни у него не получится.
Фамилию Чикилева автор не выделяет, подчеркивая лишь его характеристики: Со -лонина в кителе (3, 48), чело -вечек с подлецой (3, 116). В фир-совской записной книжке сказано об этом персонаже: «Все же карандашу моему гадко писать про него» (3, 48). И сам Леонов отказывает герою в праве иметь отличное от других персонажей написание имени и фамилии. Но стоит заметить, что в речи этого персонажа содержится немало выделенных слов, относящихся к нему самому, то есть он, выделяя слова-характеристики, самолично возвышает себя. Данные вразрядку слова в его репликах, естественно, в звучащей речи выделяются логическим ударением, подчеркнуто громкой интонацией. Чикилев считает себя в праве раздавать и оценочные эпитеты другим людям. Речь повествователя о Чики-
леве наполняется нередко выделенными словами, подчеркивающими приспособленческую натуру персонажа, его неискренность: «.Петр Горбидоныч уже воротился крадучись и с тем же неиссякающим юмором, как бы сгибаясь под тяжестью ноши, которую усердно прятал как бы за вздувшейся пазухой» (3, 302). Кроме того, эта авторская фраза ассоциируется с фразеологизмом «держать камень за пазухой», в данном случае очень подходящим для того, чтобы оценить подлую выходку Чикилева по чтению чужого дневника. Авторской иронией проникнуты слова из реплики Чикилева, призванные подчеркнуть напускную значительность и образованность героя: «И что в особенности характерно, еще минуту назад у меня было такое состояние психоло -гии , чтобы весь шар земной обнять от счастья» (3, 200).
Сразу обращает на себя внимание и появление в повествовании Агея Столярова, чье имя автор выделяет: «Близко Векшин не сходился с ними, хотя и не сторонился их, -к одному лишь Агею Столярову питал он непобедимое отвращенье» (3, 55).
Специальная, хулиганская, лексика дается шрифтовым выделением. Практически все слова воровского жаргона даны вразрядку: фармазон , поездуха (3, 56), па -хан (3, 95), завязать (3, 97), шал -ман (3, 163), малина (3, 148), при -шил (3, 142), фомка (3, 149), мокрый гранд (3, 208) и другие. Цирковые термины также даны разрядкой: каучук, на воздух, штрабат (3, 65-66). Автор принципиально отделяет свою речь от бандитской и профессиональной лексики. Однако, с другой стороны, введение специальных слов подтверждает глубокое знание писателем описываемой среды.
Своеобразно входит в повествование заглавное слово вор , применительно к главному герою. Первоначально оно употребляется как обыденное обозначение людей незаконных занятий и не несет в себе никакой символической нагрузки и подтекста. Но вот Векшин в горячечном бреду произносит, обращаясь к мерещащейся ему Маньке Вьюге: «А про это даже Чикилев знает, что вор .бывает, собьешься с ноги и никак в нужный след не вступишь!» (3, 154). Это важное признание самого героя. Он ощущает неоп-
ределенность и свои заблуждения. Он, впрочем, как и многие, сбился с дороги и ощущает себя лишним человеком в новых условиях. О таких характерах А.К. Воронский сказал: «Они выбиты из колеи и часто при всей своей одаренности пополняют задворки революции» [5]. Прав сегодня Е.С. Неживой, считая, что высказанные критиком мысли о неопределенном положении «лишних людей» предвосхитили споры о трагедии шолоховского Григория Мелехова [6]. Понятие вор становится для героя чем-то более значимым. Он начинает осознавать свою внутреннюю суть. И первой ступенью к этому автор делает акцентирование на самом понятии.
Слова обвинения слышит Векшин от лучшего друга Саньки Бабкина. Именно он обнажает суть воровской натуры Векшина, который действует не только как хулиган, но и как нравственный вор, грабящий близких ему людей. Он делает это не только в прямом смысле (берет и не возвращает денег Саньке и его жене Ксении), но обкрадывает их духовно своим безразличным отношением и презрением. «Все ты взял у меня, хозяин, душу вынул... и не ангел смертный, а вынул!.. ровно огурец вычистил, собою начинил, обокрал... ты истинный вор, хозяин!» (3, 584) - с гневом и раздражением бросает в лицо бывшему своему командиру и другу Санька Велосипед. Выделенное автором слово, произнесенное устами ближайшего друга, подчеркивает истинно грабительский, опустошающий нрав Векшина.
Очень часто в романе писатель выделяет указательные местоимения, желая тем самым подчеркнуть значительность описанного, хотя и не названного события: такая беседа (3, 181) в значении важная; ночь та -кая (3, 187) - располагающая к романтике любви; такая работа (3, 67) - трудная; такая тайна (3, 70) - детская, несерьезная. Полупренебрежительное и не очень приятное воспоминание о том, как Векшин убил молодого офицера, погубившего в бою его любимого коня, выражается в речи Арташеза лишь указанием, под которым все понимают определенное событие: «некрасивый поступок. ну, с этим !» (3, 51).
Подобный прием раздвигает лексические возможности каждого конкретного слова. Читателю предоставляется возможность поиска наиболее подходящего для описывае-
мой ситуации слова-синонима указательному местоимению. Углубление и расширение таким образом семантического поля языковой единицы выступает новым оригинальным способом повышения «емкости» отдельного элемента текста. В связи с этим не могу согласиться с утверждением А.Э. Еремеева о большой роли «дидактико-проповеднического начала» в философской прозе Л.М. Леонова, согласно которому «задача автора - внедрить в сознание читателя принципы правильного мышления, истинного познания» [7]. Писатель никогда не стремился дать «разжеванную пищу» или стать морализатором. Шрифтовыми выделениями он лишь наталкивает читателя на возможные пути интерпретации отдельного предложения, мысли, всего произведения. Замечу, что писатель не акцентирует зрительное внимание читателя на целых предложениях, пусть и содержащих важные рассуждения.
Одно и то же понятие может быть маркированным или нейтральным в зависимости оттого, кому принадлежит высказывание. Случайно похищенная Векшиным и оказавшаяся фотографией сестры карточка вполне закономерно приводит к размышлениям о родных и об отчем доме. Дмитрий еще не до конца закостенел в своих чувствах, не называя прямо словом дом , авторский комментарий к воспоминаниям героя отражает трепет души героя, не позволяющий в открытую произнести дорогое слово: «Митька понимал, что письмо получится длинным и мучительным от горечи и запоздалых упреков, а потому не писал туда ни слова» (3, 60). В речи же Татьяны это слово (дом, туда) вообще не выделено. Всю сознательную жизнь она практически не имела постоянного места жительства, родного пространства. Поэтому она с легкостью может говорить об этом, не заостряя внимания и никак не подчеркивая важность понятия: «-Нет, я не писала туда ни разу, - резко созналась она и выпустила разжавшуюся Митькину руку. - Не писала, да и незачем! Все отболело, прошло, мне больше не нужно» (3, 62).
С темой путешествия героя на родину, исцеления воздухом детства связан мотив чистых и грязных денег, важность которого подчеркивается графическим выделением: легкие (3, 54), грязные (3, 542) в значении украденные и противоположные им
чистые (3, 113, 338) деньги. В первой редакции писателем использовались иные определения: честные, потные, черные деньги как обозначение заработанных честным трудом, а не воровством, средств. Для посещения отчего дома Векшин позаимствовал у Саньки Велосипеда именно чистые деньги, понимая, что возвращаться в отчий дом нельзя с грязными мыслями и бумагами. Эта метафора в дальнейшем перейдет и в роман «Русский лес». Поля, отвечая на гнусные выпады Грацианского против Вихрова, якобы принимавшего от бывшего хозяина лесов регулярные денежные пособия, замечает: «Значит, он знал, что это чистые деньги, если не отказывался от них!» (9, 116).
Используя выделения в тексте, Леонов зачастую таким образом видоизменяет правила русской орфографии. Например, писатель почти всегда имена собственные, по правилу пишущиеся в кавычках, дает вразрядку: «<...> запевай наше Яблочко , ну!» (3, с. 161); «Дать Чикилеву суждение о Башмачкине по прочтении Шинели» (3, 496). Зрительно выделяются и фразеологические выражения: «<...> она избегала глядеть на него из боязни выдать едва приметные пока птичьи лапки под глазами» (3, 227). Но в эпилоге романа «Вор» появляется название повести Фирсова «Зло -ключения Мити Смурова». Леонов использует и традиционный знак препинания - кавычки, и разрядку. Взятые вместе эти два компонента ориентируют, с одной стороны, на принадлежность текста автору (разрядка), а с другой - показывают
дистанцию между реальным, настоящим автором и критиком, написавшим рецензию на повесть Фирсова (заключение имени собственного в кавычки, чего в авторском тексте не встречается).
Писатель использует дополнительные средства воздействия на читателя. Его графические выделения слов не всегда логичны и выражают какие-либо главные моменты идейной полемики. Слова побуждают к дополнительному поиску мотивировки их выделения. Даже на таком (графическом) уровне писатель не дает готовых выводов, но изначально заостряет внимание на важных моментах, выделяя слова курсивом, разрядкой и т.п. Таким приемом автор создает особую «архитектуру главы, страницы, абзаца» (10, 366).
1. Леонов Л.М. Собр. соч.: в 10 т. М., 1984. Т. 10. С. 540. В дальнейшем ссылки на это издание приводятся в тексте статьи с указанием номера тома и страницы.
2. Леонов Л.М. // Вопр. литературы. 1966. № 6. С. 102.
3. Большой мир. Статьи о творчестве Леонида Леонова. М., 1982. С. 473-486.
4. Леонов Л.М. Вор. 3-е изд. М., 1932.
5. Воронский А.К. Литературные портреты: в 2 т. М., 1928. Т. 1. С. 349.
6. Неживой Е.С. Александр Воронский - литературный критик. Уфа, 1983. С. 71.
7. Еремеев А.Э. // Литературоведение на пороге XXI века. М., 1998. С. 166.
Поступила в редакцию 14.09.2005 г.
Б.Н. ЧИЧЕРИН КАК ХУДОЖНИК СЛОВА В.Е. Андреев
Andreyev, V.E. B.N. Chicherin as a master of word. The article deals with the literary heritage of the outstanding Russian scholar and historian B.N. Chicherin (1828-1904), who is also known for his poems, letters, articles, and memoirs. His memoirs are discussed from aesthetic angle. The article represents the notion of the memoirist’s literary palette underlines the role of detail and symbol in the composition of the memoirs.
Тамбовская земля - один из провинци- эпистолярного жанра, духовной литературы.
альных литературных центров России. Здесь Тамбовским наместником служил великий
создавались памятники литературы, поэзии, русский поэт Г.Р. Державин, на нашей земле
