YAK 66.1 (2)5
ББК 329.11 (47+57)(092)
A.M. ИСКРА
Н.Я. ДАНИАЕВСКИЙ И ЕГО ПРОЕКТ ВСЕСААВЯНСКОГО СОЮЗА
L.M. ISKRA
N.Y. DANILEVSKY AND HIS ALL-SLAVONIC UNION PROJECT
В статье анализируется проект Всеславянского союза выдающегося политического мыслителя Н.Я. Данилевского. Отрицая единство мирового исторического процесса, он создал теорию культурно-исторических типов, отнеся при этом Россию и Европу к разным цивилизациям. В статье освещены попытки Данилевского доказать необходимость создания Всеславянского союза как противовеса враждебной Европе; определить его состав и политическое устройство.
The author analyses the All-Slavonic union project created by N.Y. Danilevsky, an outstanding political theorist. N.Y. Danilevsky, negating the unity of world historical process, represented a theory of culture-historical types and referred Russia and Europe to opposite civilizations. The author covers theorist's attempts to prove the necessity of All-Slavonic union creation as a counterbalance to hostile Europe; to define the union's structure and organization.
Ключевые слова: Н.Я. Данилевский, славянство, общечеловеческая цивилизация, политическое равновесие Европы, Всеславянский союз. Либеральная и национальная политика, антинациональная политика.
Key words: N.Y. Danilevsky, Slavdom, panhuman civilization, political balance of Europe, All-Slavonic union, liberal and national policy, antinational policy.
Николай Яковлевич Данилевский - корифей русской и мировой политической мысли. Парадоксально то, что его, талантливого и последовательного противника европоцентризма, на Западе признали намного раньше, чем в России. Более того, западный научный мир не только считает Данилевского выдающимся ученым, но и признает его влияние на западную политологию, социологию, философию и историографию. В последние десятилетия немало ученых руководствуется в своих исследованиях цивилизационной теорией. Популярной и влиятельной она стала во многом благодаря работам выдающегося ученого ХХ века А. Тойнби. Но ведь обоснованна она была ещё в XIX веке Данилевским.
К сожалению, в России лишь немногие современники, такие как Н.Н. Страхов, К.Н. Бестужев-Рюмин, И.С. Аксаков, В.И. Ламанский и др., сумели по достоинству оценить сочинение Данилевского. Либерально-демократическая общественность и либерально-демократическая литература встретила его с негодованием, увидев в теории культурно-исторических типов мыслителя пропаганду великодержавного шовинизма и панславизма. По В.С. Соловьёву, эта теория несовместима с христианством. Она является отрицанием всяких нравственных отношений к другим народам и человечеству в целом. Книга Данилевского, утверждал Соловьёв, «могла представлять собою лишь литературный курьёз, за каковый она и была при своём появле-
нии признана всеми компетентными людьми. Но в последнее время господствующее в обществе и литературе течение подхватило и вынесло кверху забытую теорию, и книга Данилевского получила значительную известность. Она её, пожалуй, и заслуживает, ибо при всей своей внутренней несостоятельности, это была всё-таки единственная попытка систематического и наукообразного изложения нашего национализма...» [16, с. 534].
Попытку научного обоснования необходимости обособления России от Запада усмотрели в теории Данилевского Н.И. Кареев и П.Н. Милюков, для которых Запад был средоточением общечеловеческой культуры, свободы и прогресса. Данилевский же, по мнению Милюкова, был представителем разложившегося и практически умершего славянофильства [9, 11].
Советская историческая наука во многом была наследницей дооктябрьской либерально-демократической историографии. Восприняв негативизм и тенденциозность последней по отношению к Данилевскому, советские ученые 1920-х годов, прежде всего, стремились вскрыть классовое содержание теории мыслителя, которая, по их мнению, была идеологическим выражением интересов реакционного дворянства, оправданием классового угнетения, идейным обоснованием экспансионизма и панславизма самодержавия [12, 5]. Заметим, что аргументацией советские ученые себя не утруждали. Их утверждения носили голословный характер и отражали политические пристрастия авторов. Тем не менее немногочисленные работы 1920-х годов стали ориентиром для ученых 1930-1950-х годов, которые ничего нового в изучение данной проблемы не внесли, ограничившись клеймящими характеристиками.
Негативистский подход к Данилевскому сохранился и в 1960-х - конце 1980-х годов. Однако в это время в советской историографии начался переход от разоблачения неприемлемых для советской власти деятелей и движений к их изучению. Конечно, цивилизационная теория Данилевского, в корне противоречащая марксистко-ленинской идеологии, оценивалась только отрицательно. Но само изучение наследия мыслителя вело к коренным изменениям. Во-первых, выявленный фактический материал противоречил сложившимся представлениям о мыслителе. Во-вторых, изложения тех или иных положений Данилевского, пусть и в ограниченном виде, давало представление о подлинном, а не о мифологизированном мыслителе. Сопутствующие комментарии советских ученых, призванные истолковать концепцию Данилевского в нужном ключе, далеко не всегда достигали цели. Тем более что наиболее вдумчивые авторы не верили в навязанные схемы. В это время было прослежено влияние Данилевского на западную науку, которое оказалось значительным. Одно это вынуждало признать Данилевского крупной величиной. В результате рядом ученых был подготовлен коренной перелом во взглядах на Данилевского [17, 21, 22]. Необходимо было снять идеологические запреты, чтобы этот перелом осуществился. Это произошло в начале 1990-х гг. За последовавшие два десятилетия количество работ, посвящённых Данилевскому, нарастало подобно снежной лавине. В настоящее время практически все стороны научного наследия мыслителя изучены. Практически все исследователи признали Данилевского выдающимся русским мыслителем, фигурой мирового масштаба [1, 2, 3, 6, 14, 15, 18].
Однако имеются и недостаточно изученные проблемы, к числу которых относится проект Всеславянского союза. Заметим, что именно этот проект произвёл в начале 90-х гг. ХХ вв. ошеломляющее впечатление на общественность страны. Это неудивительно, поскольку он имел поразительное сходство с Варшавским договором. В силу этого Данилевский воспринимался едва ли не как провидец. Но, как уже указывалось выше, именно этот вопрос требует дополнительного изучения. В данной статье мы хотя бы в общих чертах попытаемся восполнить существующий пробел.
Одной из главнейших идей Данилевского является положение об извечной враждебности Европы к России. Правящие круги Европы, ее обще-
ственность, пресса неизменно говорили об опасности, исходящей от России, о её агрессивности, стремлении к завоеваниям. Категорически не согласный с такими суждениями Данилевский, аргументировано опровергал их. Он не отрицал, например, факта завоевания Финляндии, но подчёркивал, что у неё никогда не было своей государственности. Нахождение же её в составе Швеции не было добровольным. Присоединение к России обернулось для финнов крупным выигрышем. Именно с этого началось пробуждение финской народности, получившей полную автономию.
По Данилевскому нельзя считать насильственным захватом и присоединение Остзейских провинций. Этот край принадлежал русским князьям. Взаимоотношения же славян и прибалтов были мирные. Более того, последние принимали участие в строительстве русского государства. Немецкое же вторжение принесло порабощение и ограбление населения. Позднее появились другие завоеватели - шведы. Естественно, что коренное население -латыши и эстонцы - не любили ни тех, ни других. Переход в русское подданство, писал Данилевский, улучшил их положение, хотя Россия, считал мыслитель, могла бы сделать для них и больше. Даже немецкое дворянство, продолжал он, не только не противилось присоединению провинций к России, но активно содействовало в этом Петру I.
Обратившись к разделам Польши, Данилевский писал, что Европа считает их величайшим преступлением, в котором повинна только Россия. То, что их инициатором были Австрия и Пруссия в расчёт не принимается. А ведь они захватили подлинную Польшу, а мы вернули собственные земли: Малую и Белую Русь, которые были отторгнуты у нас Польшей. Присоединённые же части настоящей Польши, осуществлённые Александром I, мыслитель характеризует как несчастье для нас. Царь, руководствуясь сентиментальным великодушием, хотел «восстановить польскую народность и тем загладить то, что ему казалось проступком его великой бабки» [4, с. 36]. Однако, получив массу привилегий, каких не имела Россия, поляки не стерпели неосуществления своих территориальных притязаний и подняли восстание. Мы же упустили случай присоединить к себе не враждебную Польшу, а восточную Галицию, меньшую по территории, но зато имеющую русское население.
В состав России вошла и Бессарабия. Для её народа это было долгожданное освобождение от турецкого ига. Из турецких рук были вырваны и южные степи, на которые мы имели полное право, ибо они - естественное продолжение русской равнины. Турки же здесь были пришельцами, покровительствовавшими степным хищникам. Что же касается Крыма, то «можно, пожалуй, согласиться, что здесь было завоёвано государство, лишена своей самостоятельности народность, но какое государство и какая народность? если я назвал всякое вообще завоевание национальным убийством, то в этом случае это было такое убийство, которое допускается и Божескими и человеческими законами, - убийство, совершенное в состоянии необходимой обороны и вместе в виде справедливой казни» [4, с. 37-38].
Перейдя к Кавказу, мыслитель, справедливо указав на его многообразие, выделил христианские и мусульманские области Закавказья, а также земли горцев. Христиане, естественно, стремились присоединиться к России, ибо самостоятельно устоять против многочисленных и сильных врагов не могли. Грузия просилась в русское подданство ещё с XVI - начала XVII в. Но Россия долго колебалась, ибо понимала, правда, далеко не до конца, какой тяжёлой обузой на неё ляжет это присоединение. Но, увидев, что грузинам грозит физическое истребление, Александр I дал на него своё согласие. Мусульманские области были завоёваны, но завоёванные от этого выиграли. Конечно, Данилевский идеализирует положение закавказских мусульман, но их положение действительно улучшилось. Об этом свидетельствует, например, отсутствие серьёзного сопротивления утверждению русской власти в крае.
В историю покорения Северного Кавказа Данилевский не хотел углубляться, признав лишь факт гибели многих горцев. Однако стремление уйти от неприятного вопроса вряд ли оправданно. Сибирь и Амурский край, по его мнению, присоединены мирным переселением русских людей на пустопорожние земли. Лишь Туркестан, Крым, 5-6 закавказских уездов и северный Кавказ с натяжкой можно считать завоеваниями. Но нигде эти завоевания, утверждал Данилевский, не были антинациональными. Англия, завоевав Ирландию, «отняла у народа право собственности на его родную землю, голодом заставила его выселяться в Америку, а на расстоянии чуть не полуокружности земли покорила царства и народы Индии... отняла Гибралтар у Испании, Канаду у Франции. мыс Доброй Надежды у Голландии и т.д.». Захватывали чужие земли и Франция, и Пруссия, и Испания. «Австрия мало или даже почти ничего не отняла мечом, но само её существование есть уже преступление против права народностей» [4, с. 39].
Очень важен, по Данилевскому, характер войн. До Петра I Россия вела войны за своё собственное существование или за возвращение отторгнутого соседями. В европейские дела Россия впервые вмешалась во время Семилетней войны, но это было случайным отклонением от общего направления русской политики. К ней вернулась мудрая Екатерина II. Европейские войны России начались с Павла I. В них Россия поражала всех своим великодушием, ревностно отстаивала чужие интересы, забывая о своих, что свидетельствовало об отсутствии у неё политического благоразумия. Так, интересы России требовали не противоборства, а сближения с Наполеоном, к которому последний стремился. Сближение с ним способствовало бы реализации наших планов на Балканах. Вместо этого Россия, воюя за Германию, навлекла на себя нашествие Наполеона. «Двенадцатый год был, собственно, великой политической ошибкой, обращённой духом русского народа в великое народное торжество» [4, с. 43].
Гибельным курсом мы двигались и в дальнейшем. Победив турок в войне 1828-1829 и дойдя до Константинополя, Россия могла бы присоединить к себе Молдавию и Валахию. Но Николай I не пошёл на это, не желая огорчить Европу. Неограниченные возможности во внешнеполитической сфере нам предоставила революция 1848 г. Однако мы не только не воспользовались благоприятными обстоятельствами, но, напротив, спасли от гибели австрийскую империю, ставшую нашим главным противником на Балканах. Отсюда ясно, резюмировал мыслитель, что ни честолюбия, ни агрессивности у России нет.
В общественном сознании Европы, писал Данилевский, утвердился и другой миф, согласно которому Россия - мрачная, реакционная сила, гаси-тельница свободы и просвещения. Это страна, преуспевание которой, рост её могущества «есть общественное бедствие, несчастье для всего человечества» [4, с. 44]. Но ведь Россия, подчёркивал Данилевский, никому не навязывала своего политического устройства и, следовательно, оно никого не касается. Различие же в политических принципах не влияет на дружбу правительств и народов.
Проблема же свободы весьма неоднозначна. Если признать, что светильник свободы пришёл из революционной Франции, то следует учесть, что загасить его стремился не только русский царь, но и вся Европа, «и впереди всех - конституционная и свободная Англия» [4, с. 45]. Русское правительство отменило крепостное право, проводит одну либеральную реформу за другой. Но Европа сочувствовала крестьянскому делу, пока надеялась, что оно ввергнет Россию в смуту. У нас некоторые наивные люди думают, что отношение Европы к нам проистекает из-за незнания России. На самом деле она и не хочет нас узнать.
«Дело в том, что Европа не признает нас своими. Она видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое» и даже враждебное [4, с. 50]. Можно спорить с Данилевским, считавшим Европу вечным врагом России, но его
мысли о том, что Запад рассматривает Россию не просто как чуждую стихию вроде Китая, Индии или Африки, но как опасного конкурента, которого следует устранить, не брезгуя ничем, представляются обоснованными. Русские, полагавшие, что негативное отношение к их стране происходит из-за её не либеральности, указывал он, не понимала, что Западу нужна не либеральная, а слабая Россия. Поэтому, проводя свой внешнеполитический курс, Россия обязана учитывать это обстоятельство. Так, она не должна содействовать установлению и поддержанию политического равновесия в Европе. К нему последняя придёт самостоятельно, ибо это её органическая потребность. К тому же европейское равновесие создаёт угрозу другим странам и прежде всего России. Разобщённая Европа ищет дружбы с Россией, объединённая -выступает против неё [4, с. 415-425, 441-448].
В словах Данилевского есть резон. Заметим, что и СССР достиг пика своего международного влияния именно в период раскола Запада. Объединившись же, последний победил СССР в холодной войне. Видный представитель русской зарубежной историографии Н.И. Ульянов, десятилетия спустя после публикации книги Данилевского, доказывал, что и семилетняя, и мировая, и войны с Наполеоном велись Россией, по существу, в защиту чуждых ей интересов, истощали её силы, не давая возможности сосредоточиться на внутренних проблемах [20, с. 163-175]. Ошибочность вступления России в семилетнюю войну признавал ещё Н.М. Карамзин [8, с. 39]. Что же касается нападения Наполеона на Россию, то Данилевский и Ульянов полагали, что оно было вызвано политикой Александра I. Солидную долю вины за нашествие возлагал на царя и советский историк Н.А. Троицкий [19]. Вообще же в советской историографии позицию Александра I объясняют классовой солидарностью с феодальными монархиями. Отчасти это справедливо. Но буржуазная Англия была злейшим врагом буржуазной Франции, ибо это отвечало её национальным интересам.
Если бы позиция России была благожелательной по отношению к Наполеону, то его господство в Европе упрочилось бы. Опасения же, что корсиканец не удовлетворится покорением Запада и нападёт на Россию в силу стремления к мировому господству, не основательны. Полного господства в Европе, а, следовательно, и свободы рук Наполеон не добился. Англия, его самый опасный противник, оставалась непоколебимой. Испанцы продолжали сражаться и вряд ли, даже солидное увеличение французских войск могло вынудить герильяс прекратить борьбу. Другие европейские народы, попавшие в зависимость от Наполеона, ею весьма тяготились. По нашему мнению, наполеоновское владычество не могло быть долговечным. Европейские народы, если не при жизни, то после смерти завоевателя, все равно сбросили бы французское иго. Мы же за период европейских катаклизмов смогли бы решить свои внешнеполитические проблемы. Но царское правительство не только не сделало этого, но, напротив, оказало бесценную помощь соперникам. Иначе как антинациональной эту политику назвать нельзя.
Убеждённый в органической враждебности Европы Данилевский не мог не думать о национальной безопасности отечества. Противостоять даже большей части Европы Россия была способна. Наглядный пример - 1812 г. Но конфронтация со всей Европой более чем опасна. Крымскую войну мы проиграли не только в силу экономической, политической и социальной отсталости. Необходимость надёжных союзников очевидна. Но таковыми могут быть только те, кому дружба с Россией жизненно необходима. Это славяне. Их главный недруг, как и у русских, романо-германский мир. Борьба последнего с греко-славянским миром началась, по словам Данилевского, с половины VIII в., со времени разделения христианской церкви на католическую и православную. Истоки борьбы уходят в глубокую древность, а сама борьба была заведомо неравной. Духовное оружие - самобытная письменность - у славян уже была, но если романо-германский мир имел уже государственность, то
у большинства славянских племён (Данилевский имел в виду, главным образом, западных славян) она только зарождалась. Результат был предопределён. Иллирийские славяне попали в вассальное подчинение к империи Карла Великого. Несколько веков более упорно сражавшиеся полабские и поморские славяне были почти полностью уничтожены и онемечены.
Получив православие из рук святых Кирилла и Мефодия, Моравская держава успешно сопротивлялась немецкому натиску. Но немецкому духовенству и отступникам из моравской элиты удалось вытеснить православие из страны, которая потеряв православную опору, пала под ударом венгров. Дольше других отстаивала свою славянскую самобытность Чехия, но и её подчинили Германская империя и латинство. Только Польша сразу приняла западные ценности, изменив славянству. Резюмируя сказанное, мыслитель констатировал, что германский и католический натиск на славян был успешным. К счастью, продолжал он, на юго-востоке в пределах Турецкой империи дела пошли по-другому. Там существенный коррективы внёс мусульманский фактор.
Согласно концепции Данилевского, не все народы способны сыграть самостоятельную роль в истории, не все могут создать самобытную цивилизацию. Таковы, например, турки и мусульмане в целом. Их миссия - быть разрушителями. Они и разрушили планы Запада. Невольно и бессознательно мусульманство помогло православию и славянству, «оградив первое от напора латинства, спасли второе от поглощения его романо-германством в то время, когда прямые и естественные защитники их лежали на одре дряхлости или в пелёнках детства» <...>. Представим себе, что Иерусалим и все святые места присоединены усилиями крестоносцев к духовным владениям пап, что с севера, с запада, юга и востока западные феодальные государства окружают постепенно тающее ядро Византийской империи. Что сталось бы с православием, загнанным на северо-восток, перед блеском католицизма, усиленного и прославленного господством над местами, где зародилось христианство? Оно казалось бы не более как одной из архаических сект.». Что же касается балканских славян, то они разделили бы участь западных славян, попавших в зависимость от Германии. «Могли бы сербы и болгары устоять против одновременно направленного на них политического гнёта, религиозного гонения и житейского, бытового соблазна европейской культуры» [4, с. 317-318].
В духе православной традиции Данилевский не рассматривал военное поражение как полную катастрофу. Если духовные силы сохранились, то надежда на грядущее торжество реальна. Мыслитель не случайно напомнил о сербском князе Лазаре, для которого предпочтительнее было поражение, смерть, но небесный венец, нежели победа и венец земной. В принципе можно было бы пойти на соглашение с Западом против турок, но цена за это -подчинение Ватикану. Если же учесть, что притягательной силой обладает западный комфорт, быт, благосостояние верхушки, большая свобода западного общества, то опасность перерождения славян весьма серьёзна, а, следовательно, турецкое ярмо выглядит предпочтительнее романо-германского. Турки, поработив часть славян, задержали их развитие, но зато предохранили от духовного зла - «от потери нравственной народной самобытности» [4, с. 319]. Но и этим турецкое влияние не ограничилось. Южные славяне, жившие в пограничье между Турцией и Австрией, непрерывно сражавшиеся и за себя, и за империю, были для последней необходимы, а поэтому вопрос об их онемечивании был отложен.
Ослабление Османской империи, переставшей быть угрозой Европе, совпало с усилением России, сознательной и законной, по словам Данилевского, защитницы православия и славянства. Появление же перспективы распада Турецкой империи и возникновение на её обломках самостоятельных славянских государств чрезвычайно встревожило Европу, повернувшую от борьбы с турками к их защите и покровительству. Со времени правления Ека-
терины II и по вторую половине XIX в. противоборство романо-германского и славянского миров стало очевидно. Отпор славянского мира на западной границе был успешен. Екатерина II вернула практически все потерянные русские земли за исключением Галиции. Результаты же 5 победоносных войн с Турцией дали менее впечатляющие результаты. Этому, по словам Данилевского, имеются как частные, так и общие причины. К частным можно отнести недооценку А.В. Суворова, командовавшего отнюдь не главными военными силами России. «Общих причин было две: неясность целей, которых стремились достигнуть, и отсутствие политики либеральной и национальной вместе» [4, с. 324].
Как и при Екатерине II, продолжал Данилевский, так и теперь предполагалось три возможных исхода войны с Турцией: 1) раздел её между Россией и Австрией; 2) присоединение Турции к России; 3) возрождение византийской империи. Первое решение неприемлемо, ибо уступки Австрии любой части славянских земель - преступление. Второе решение никогда всерьёз не рассматривалось, ибо вело к включению в состав России многомиллионного инородческого населения. Николай I правомерно не взял предлагаемые ему Турцией Дунайские княжества. «Этот бескорыстный образ действия едва ли и не был самым полезным для России» [4, с. 324].
Заявив это, Данилевский противоречил сам себе, ибо в начале этой же самой книги он отнюдь не возражал против присоединения дунайских княжеств к России, а в важнейшей главе своей работы, посвящённой Всеславянскому союзу, прямо говорит о необходимости вхождения Румынии в его состав [4, с. 43, 404-406]. При этом мыслитель понимал, что решение этой задачи нелёгкое, ибо румынская интеллигенция ориентируется уже на Запад.
Третье решение, т. е. возрождение греческой Византии, по Данилевскому, - наихудший вариант и для России и для славянства. Его осуществление создаст подобие Австро-Венгрии (Греко-Румынии), но уже на Балканах. Славяне окажутся в такой державе людьми второго сорта.
Перейдя к вопросу о либеральной и национальной политике, Данилевский подчеркнул, что общественность эти понятия разделяет, но «либеральная политика совершенно невозможна, если она не национальна, так как либерализм заключается в свободном развитии всех здоровых сторон народной жизни, между которыми национальные стремления занимают самое главное место. Необходимость национальной политики, т. е. предпочтение своих народных интересов всяким другим. очевидна для решения восточного вопроса, ибо именно так называемые высшие европейские интересы и составляют единственное препятствие к освобождению славян и греков и к изгнанию турок из завоёванного ими Балканского полуострова» [4, с. 325].
Высказывания Данилевского о либерализме свидетельствуют о том, что он однобоко подходил к этому явлению. Характерной особенностью российских либералов было то, что для них их собственная доктрина была важнее России. Уверовав в необходимость перестройки страны, по сочинённым им рецептам, они не принимали в расчёт ни подготовленность страны к подобным изменениям, ни вероятную степень сопротивления не согласных. Заметим, что почти все российские либералы были западниками, а для западников национальные интересы не приоритетны. Правда, существовало и национально-либеральное течение. Но при жизни Данилевского оно было маловлиятельным. В начале ХХ в. его позиции усилились, но не настолько, чтобы серьёзно конкурировать с ведущими политическими партиями. Ошибка Данилевского проистекала из свойственного не только ему представления о том, что прогресс, свобода, независимый суд, гражданские и политические права - это проявления исключительно либерализма. Выдающийся русский ученый, современник Данилевского Б.Н. Чичерин, специально исследовавший политические направления, доказал, что указанные выше ценности могут разделяться и консерваторами. Другое дело, что подходы к ним, практи-
ческое использование будут иными. Российские же либералы в явном большинстве были худшим вариантом своего направления. Вместо созидательной деятельности, дорогу к которой открыли великие реформы, либералы занялись огульной критикой прошлого и нецелесообразной конфронтацией с властями, проявив незрелость и безответственность [7, с. 8-41].
К сожалению, исследования Чичерина Данилевским не учитывались, видимо обстоятельное изучение политических направлений не представлялось ему необходимым. Либерализм же он по существу сводил к освобождению. Возвращаясь к национально-либеральной политике, он подчёркивал, что она должна быть последовательной и нелицемерной. Так, политика Екатерины II, писал мыслитель, была национальной, но либеральной только по возможности. Наличие крепостного права исключало либерализм и вызывало недоверие у славянских народов. Освобождение же крестьян подняло Россию в глазах славян, несмотря на её поражение в Крымской войне. Оно же обеспечило успех в противоборстве с Польшей. Только после 19 февраля, подчёркивал мыслитель, «получила Россия в свои руки все средства и орудия для решения возложенной на неё великой задачи восточного вопроса, т. е. полного народного всеславянского освобождения <...>. Для полного успеха остаётся только устранить другое препятствие, заключающееся в неясности целей и стремлений [4, с. 326].
Ясность же, по Данилевскому, заключалась в том, что открытая борьба славянства и Европы неизбежна и займёт целый исторический период. Исходом борьбы станет либо создание славянством самобытного культурно-исторического типа, достижение равноправия с мировыми державами, либо удел вассальных, второстепенных племён, «незавидная роль этнографического материала, долженствующего питать собою своих гордых властителей и сюзеренов» [4, с. 328].
Рассматривая Австро-Венгрию как искусственное образование, Данилевский правомерно предсказывал её распад. В своё время объединяющими идеями монархии были: защита раздробленной Германии от централизованной Франции и защита австрийских земель и всей Европы от турок. С исчезновением первой задачи исчезла необходимость в Австрии. А ненужность турок в охране православия и славянства сделала ненужной и Османскую империю. Напомним, что по Данилевскому турки остановили наступление католиков на Балканы, тем самым предохранив православие от европеизма. А «нецивилизованность» турок помогла славянам сохранить свою самобытность. Поскольку же в сложившейся ситуации пользы ни от Австро-Венгрии, ни от Турции нет, то «остался один гнёт, одно препятствие к развитию народов, которым пришла пора освободиться от тяжёлой опеки» [4, с. 335].
Но поскольку турки оставались на Балканах, то освобождение славян от их ига - это главнейшая цель русской государственной политики, от которой она никогда не должна отказываться. Предсказывая грядущий распад Австро-Венгрии, Данилевский учитывал, что политическая элита последней предпринимает отчаянные усилия, направленные на сохранение империи. Её самым уязвимым местом было малочисленность государствообразующего народа, т. е. австрийцев. Поэтому правящая верхушка пошла на соглашение с венграми. В результате появилась дуалистическая Австро-Венгерская монархия. Но полного равноправия захотели и чехи, требуя установления в стране системы не дуализма, а триализма, т. е. Австро-Чешско-Венгерской монархии. Часть австрийской верхушки готова была уступить, но яростно воспротивилась Венгрия, в состав которой входили некоторые славянские земли, например, Словакия, народы которых подвергались угнетению и ма-дьяризации. Получи чехи равноправия, того же захотели бы и венгерские славяне.
Австрийцы предпочли уступить венграм. И те, и другие опасались как численного превосходства славян, так и их близости с родственной им России. Причина та же, по которой удавалось удерживать славян в подчинении,
по вполне обоснованному мнению Данилевского, заключалась в раздробленности последних и их политической незрелости.
Все это задерживало освобождение славян, но оно неизбежно. Освободившись от австро-венгров и турок, славяне должны соединяться вокруг нового жизненного принципа, которым «может быть только идея Славянства, но не идея какого-нибудь частного австрийского, турецкого или австро-турецкого Славянства, а идея Всеславянства. Те западнославянские публицисты, которые обманываемые своим узким национально-племенным взглядом или иными неосновательными теориями, не хотят признавать в славянском мире центральности России, этого истинного солнца славян. Когда знаменитый чешский историк Палацкий говорит, что если бы не было Австрии, то её нужно было бы создать в интересах славянства, - не утверждал ли он этим, что славянство не имеет никакой реальной основы. [4, с. 362].
Данилевский обоснованно считал, что без помощи России освободиться славяне не могут. И это не потому, что они не способны жить самостоятельно, а в силу нежелания романо-германского мира видеть славян независимыми. В этой связи опасения Палацкого и его соратников попасть в зависимость от России неуместны, а все их попытки договориться с австрийцами безуспешны и таковыми останутся.
Мыслитель также подчёркивал, что в одиночку славяне не устоят, а потому нужна славянская федерация. Что же касается её формы и сущности, то «тесность политической связи, долженствующей соединять родственные между собой народности, определяются не только степенью их родства, но ещё и степенью той опасности, силою того давления, которому эти народности подвержены извне <...> Положение славян лицом к лицу с враждебным им Западом есть та причина, которая заставляет желать для них весьма тесной федеративной связи под политическим водительством и гегемонией России, на что Россия имеет законные права как по сравнительным силам своим с прочими членами славянской семьи, так и по её многовековым опытом доказанной политической самостоятельности» [4, с. 385-386].
Вместе с тем Данилевский выступал против русификации славянских народов, подчёркивая, что необходимо не поглощение славян Россией, а объединение «общею идеей Всеславянства как в политическом, так и в культурном отношении» [4, с. 387]. Политической же единицей союза могут быть только большие, но никак не маленькие этнографические группы. Если бы на развалинах Австро-Венгрии, Турции возникли бы самостоятельные славянские государства, то тут же началось политическое соперничество между ними, борьба честолюбия. Но при тесной федерации даже русское честолюбие должно было поглотиться всеславянским.
Переходя непосредственно к описанию федерации, мыслитель пишет: «Всеславянский союз должен бы состоять из следующих государств: Русской империи с присоединением к ней всей Галиции и Угорской Руси.
Королевства Чехо-Мораво-Словакского. с добавлением сюда северозападной Венгрии.
Королевства Сербо-Хорвато-Словенского, состоящего из княжества Сербского, Черногории, Боснии, Герцоговины, Старой Сербии, северной Албании, Сербского воеводства и Баната, Хорватии, Славонии, Далмации, Военной Границы, герцовства Крайны... и т. д.
Королевство Булгарское с Булгарией, с большей часть Румилии и Македонии.
Королевства Румынского с Валахией, Молдавией, частью Буковины, половиною Трансильвании. Россия должна бы получить отошедшую от неё часть южной Бессарабии с Дунайской дельтой и полуостров Добруджу.
Королевства Эллинского с присоединением к нынешнему его составу Фессалии, Эпира, юго-западной части Македонии, всех островов Архипелага, Родоса, Крита, Кипра и малоазийского побережья Эгейского моря.
Королевства Мадьярского, т. е. Венгрии и Трансильвании.
Царьградского округа с прилегающими частями Румилии и Малой Азии, окружающими Босфор, Мраморное море и Дарданеллы, с полуостровом Галиполи и островом Тенедосом» [4, с. 389].
Закономерен вопрос, зачем великой России Всеславянский союз? По Данилевскому, она не может быть просто великой страной. Одно её существование нарушает европейское равновесие. Не принятая в Европейскую семью, она не станет и слугой последней. Поэтому «ей ничего не остаётся, как войти в свою. предназначенную роль и служить противовесом не тому или другому европейскому государству, а Европе вообще.» [4, с. 401].
Но для этого её собственных сил недостаточно. «Ей необходимо уменьшить силы враждебной стороны, выделив из числа врагов тех, которые могут быть её врагами только поневоле, и переведя их на свою сторону как друзей. Удел России - удел счастливый: для увеличения своего могущества ей приходится не покорять, не угнетать. а освобождать и восстановлять.» [4, с. 401]. Европа же со своими силами пойдёт против нас. И если Россия не поймёт своего предназначения, то не устоит против Европы, которая не допустит влияния России на Востоке, воспрепятствует её связям с западными славянами. Европа «при помощи турецких, немецких, мадьярских. польских, греческих, может быть и румынских пособников.» помешает формированию и без того слабого славянского единства, а «своими политическими и цивилизационны-ми соблазнами до того выветрит самую душу Славянства, что оно растворится в европействе. А России, не исполнившей своего предназначения. ничего не останется. как бесславно доживать свой жалкий век. Будучи чужда европейскому миру. будучи. - слишком сильна. чтобы занимать место одного из членов европейской семьи, быть одною из великих европейских держав, - Россия не иначе может занять достойное себя и Славянства место в истории, как став главою особой. политической системы государств и служа противовесом Европе. Вот выгода, польза, смысл Всеславянского союза по отношению к России» [4, с. 401, 402].
Но если Россия, не исполнив своего предназначения долгие годы, даже века останется великой независимой державой, то для славян вопросом станет само существование их.
Территориальные соображения вынудили Данилевского, вопреки его концепции, включить в состав Всеславянского союза греков, румын и мадьяр. Вхождение же поляков он допускал только в результате счастливой случайности. Думается, что его сомнения относительно последних обоснованы. Сомнительно было и установление союзнических отношений между извечными врагами венграми и славянами. Данилевский рад бы отделиться от тех, кого назвал честолюбивым и властолюбивым народцем. Но этот народец перерезал славянские земли, расположился на них и, естественно, мешал славянскому общению. У мыслителя оставалась надежда на то, что венгры были далеко от своих финских родичей и, следовательно, должны ославяниться. Скажем прямо, подобные расчёты иначе как утопией, не назвать.
С греками и румынами, по мнению мыслителя, проблем будет гораздо меньше. И у тех, и у других немало славянской крови. Не славянское в них ограничивалось политическим и культурным курсом прозападной интеллигенции. Это особенно проявилось в Румынии. Если в стране народные начала и образование не противоборствуют друг с другом, а, напротив, взаимосвязаны, то тогда народная жизнь совершенствуется, и появляются люди, которые призваны быть руководителями политической, умственной и нравственной жизнью народа. Лучший пример подобных явлений даёт Англия. Русское образование оторвано от народа. Но при проведении преобразований своеобразие России учитывалось. Неприемлемые же для народа новации последним отвергались, В Румынии же интеллигенция не сдерживалась ничем [4, с. 404-405].
Выше указывалось, что Данилевский положительно оценивал не включение Молдавии и Валахии в состав России Николаем I. Однако, войдя во Всеславянский союз, Румыния окажется в поле мощного славянского воздей-
ствия, которое преодолеет европейничество верхушки тем более, что она не имеет никакой опоры в народе. Присоединение же Трансильвании к Румынии укрепит её связи со славянством. Вряд ли румынский сюжет Данилевского выглядит убедительно.
Заинтересована во Всеславянском союзе и Греция. Основу её экономики, писал Данилевский, составляет торговля. Открытие Суэцкого канала даёт Греции блестящие перспективы, но воспользоваться ими она сможет, если её торговый флот окажется под защитой военного флота. Сама Греция содержать его не может, но Всеславянский союз на это способен.
Особенно нуждается в помощи Болгария. Из всех славян болгары подвергались наиболее тяжёлому гнету. Одного освобождения для перехода из племенного быта в государственный - недостаточно. Пример Румынии неприемлем. Греция и Сербия прошли длительный путь, во время которого постепенно складывалась элита. Только опираясь на бескорыстную помощь России, Болгария сможет возродить свою государственность. Русская же опека не ведёт к зависимости [4, с. 405].
Данилевский, разумеется, знал, что многовековая история накопила немало конфликтов и между славянами. Так, непросты были сербско-болгарские отношения, но и здесь он надеялся на примиряющую роль России. Она должна перенаправить сербские честолюбивые планы с Болгарии на Австрию, владевшую сербскими землями, не входившими в состав сербского королевства. Восстановить же единую Сербию можно было только при прямой поддержке России и всего славянства.
В тяжёлом положении была и Чехия, окружённая немцами не только с внешней границы. Много немцев жило в самой Чехии. Совершенно очевидно, утверждал Данилевский, что без тесного сотрудничества со всеми славянами выстоять в такой борьбе нельзя [4, с. 406].
Необходимость Всеславянского союза была для Данилевского очевидной. Но среди деятелей славянства было немало противников союза, тем более, при главенстве России. Мифическое властолюбие последней страшило. Факты, утверждал Данилевский, эти опасения опровергают. «Финляндии, отвоёванной у шведов, была дарована полная отдельность и самостоятельность; отдельное войско, не выходящее из пределов Финляндии, отдельная денежная. торговая и финансовая системы, даже конституция и парламент; к ней была присоединена от России уже около ста лет принадлежавшая ей область [т. е. Выборгская губерния. - Л.И.]; русский язык не был введён в её школы, православие не сделано господствующей религией; она не была обращена в рынок для наших мануфактур; ни одной копейки финляндских доходов не идёт на Россию. Россия не только не эксплуатировала Финляндию, а совершенно наоборот всегда простирала к ней свою руку помощи. Остзейский край не только не был обрусён, но самое могучее орудие его обнемечивания - Дерптско-германский университет был основан русским правительством и на его счёт содержится. Не только русское правительство не содействовало обрусению края, но противопоставляло ему преграды. опять-таки их страха прослыть угнетателем народностей, политически соединённых с Россией» [4, с. 405-406].
Думается, что эти доказательства Данилевского неопровержимы, но противники союза акцентировали внимание не на них, а на угнетении Польши. Опровергая это обвинение, Данилевский писал, что Польша не только не угнеталась. но имела от Александра I больше привилегий, нежели Россия. В ухудшении же положения Польши виноваты сами поляки, захотевшие захватить Западную Русь. Опасения же вмешательства России во внутренние дела союзников беспочвенны. Простой расчёт воздержит Россию от действий, способных превратить союзников во врагов. Выгода России от участия во Всеславянском союзе заключается в увеличении внешнего могущества. Большее число граждан обеспечивает большую силу. Но количество, подчёркивал мыслитель, не даёт полного представления о людских ресурсах, ибо есть граждане активные, а есть пассивные и даже враждебные. Активные
граждане воспринимают государственные цели как свои. С государством они связывают своё благополучие. Следовательно, от их преобладания зависит устойчивость державы. Пассивные граждане лояльны, но к судьбе государства безразличны. Враждебные граждане, даже если их явное меньшинство, серьёзно ослабляют страну. Внутренний враг всегда опаснее внешнего врага, а удержать в составе империи заведомо ненадёжные земли можно только силой. Но, указывал Данилевский, расходование сил на нейтрализацию враждебных элементов ослабляет государственное могущество.
Резюмируя вышесказанное, мыслитель писал, что «свобода славян и прочих народов в союзе между собой и с Россией обеспечивалась бы, с одной стороны, простым здравым политическим смыслом, инстинктом самосохранения России; с другой - все прошедшее России, самые пороки русских и вообще славянских добродетелей служили бы ручательством за справедливый, безобидный характер тех взаимных отношений, которые развились бы между главою союза и его членами» [4, с. 411] .
Категорически отрицал Данилевский стремление Всеславянского союза к мировому господству. По его мнению, простой статистический расчёт опровергает это. Всеславянский союз численно уступает Европе на 50 млн человек. У славян достаточно сил только для обороны.
Подчеркнув, что формирование национальных государств во второй половине XIX в. близится к завершению, Данилевский указал, что этот процесс взаимосвязан с укреплением политического равновесия в Европе. Ведущие европейские народы добились национального объединения и независимости. В результате практически исчезли поводы для нарушения политического равновесия. Присущая же европейцам агрессивность не исчезла, а направляется теперь не друг на друга, а на неевропейские страны. Главным объектом нападения, по убеждению Данилевского, будет Россия. Противостоять же соединённой Европе может только соединённое славянство. Важен вопрос и о прочности союза. Если русские будут сражаться до последнего, то можно ли ожидать такого же от братьев-славян, не сочтут ли они более выгодным для себя соглашение с блестящей Европой?
По Данилевскому, такое возможно, но исходить следует из учёта коренных интересов, а они у всех славян схожи. Опасность, исходящая из Европы, связана не только с её жаждой господства материального. Страшнее идущее от неё порабощение духовное. Опасность, подчёркивал мыслитель, «заключается не в политическом господстве, а в культурном господстве одного культурно-исторического типа, каково бы ни было его внутреннее политическое устройство. Настоящая глубокая опасность заключается именно в осуществлении того порядка вещей, который составляет идеал наших западников: в воцарении не мнимой, а действительной, столь любезной им общечеловеческой цивилизации» [4, с. 425].
И далее он писал: «Не в том дело, чтобы не было всемирного государства, республики или монархии, а в том чтобы не было господства одной цивилизации, одной культуры, ибо это лишило бы человеческий род одного из необходимейших условий успеха и совершенствования - элемента разнообразия. Всеславянский союз не только не угрожает всемирным владычеством, но есть единственное предохранение от него» [4, с. 426-427].
Мысль Данилевского проста, но чрезвычайно глубока. Безграничная победа одной из цивилизаций, в данном случае германо-романской, делает её властителей неограниченными владыками мира. Но вследствие этого воцаряется единообразие, которое сначала замедляет, а потом останавливает развитие. Если же произойдёт цивилизационный сбой, то это будет крах, который постигнет не часть населения, а все человечество, ибо других вариантов развития у него не будет.
Взгляд Данилевского на Запад как на агрессора справедлив. Правильно и его мнение о так называемой общечеловеческой цивилизации. Во-первых, она является мифом, во-вторых, идейным прикрытием западной экспансии
и средством разложения всех духовных скреп жертв агрессии, в-третьих, целенаправленной политикой по утверждению единственной цивилизации и вытеснению в небытие всех отсталых, в-четвёртых, гибель человечества как следствие установления общечеловеческой цивилизации и однообразия. Высказывания Данилевского о последней, а также об агрессивности русофобии Запада во многом совпадают с характеристиками, которые сегодня дают глобализму. Конечно, Данилевский указал лишь на некоторые аспекты проблемы, но дальновидность мыслителя впечатляет. Выдающийся американский ученый и общественно-политический деятель Линдон Ларуш считает, что идеология глобализма возникла в начале ХХ в., но особый размах она приобрела после объединения Германии и крушения СССР [10, с. 189].
Как видим, Данилевский на десятки лет опередил других ученых и публицистов. Что же касается неизбежности противоборства славян с Западом, о котором много раз писал Данилевский, то разве оно не похоже на противостояние Варшавского договора с НАТО, занявшего целый исторический период, именуемый холодной войной? Данилевский ожидал его ещё в XIX в., но политическое равновесие Европы оказалось более шатким, нежели он думал. Лишь после Второй мировой войны консолидация Запада, столь опасная для России, стала фактом.
Основу Варшавского договора составили славянские страны, включая даже Польшу, во что почти не верил Данилевский. Вопреки, казалось бы, несомненным расчётам, не вошла Югославия. Не вошли ни Греция, ни Константинополь с прилегающими к нему районами. В то же время в числе союзников оказались Румыния и Венгрия. Данилевский правильно полагал, что для Венгрии союз будет не совсем добровольным. Фактором, подрывающим концепцию Данилевского, было создание ГДР и включение её в восточный блок, а ведь именно германская часть романо-германской цивилизации объявлялась наиболее опасной для славян. То, что немцы в обеих мировых войнах были нашими злейшими врагами, казалось бы, делает концепцию неопровержимой. Но фактом является и то, что ГДР наряду с Болгарией были самыми надёжными союзниками.
Разумеется, Всеславянский союз и Варшавский договор строились на разных принципах. Последний, как и все входившие в него страны, опирался на единые идейно-политические основы, на социалистический общественно-экономический строй, цементировались и направлялись коммунистическими партиями. Этнический фактор был малозначим, хотя о славянском родстве, общности интересов напоминали постоянно. Но этнический фактор сыграл немалую роль и в развале Варшавского договора. Когда «братья» объявили себя европейцами, а русских азиатами, то раскол усилился. Разумеется, главная причина краха социализма лежит в социально-экономической области, но реанимация старых национальных претензий и обид ситуацию усугубила.
Возвращаясь к Всеславянскому союзу, подчеркнём, что проектировали его не на песке. И западные, и южные славяне находились под властью чужих государств, где были неполноправным населением. Степень неравноправия в разных землях была различной, но в любом случае - это зависимость. Определённая общность судьбы, многолетняя борьба за свободу способствовали сближению славян. Россия - единственная из славянских стран, веками сохранявшая независимость и имевшая статус великой державы, была естественным центром притяжения и надеждой для зарубежных славян. Военные победы России обеспечили независимость Сербии, Болгарии, Черногории. Не умаляя героизма этих народов в борьбе за свободу, следует признать, что вклад России в неё имел решающее значение. Ожидали русскую помощь и другие славяне. Вспомним, что русские пожертвования, русские специалисты способствовали становлению просвещения, здравоохранения. Русские юристы принимали непосредственное участие в разработке конституций и конституционного устройства. В силу этих обстоятельств чувство своего род-
ства было у славян большим, нежели чем у германских и романских народов. Славянофилы же и близкие к ним деятели зарубежных славян свято верили в славянскую взаимность и неустанно пропагандировали её. Все славяне нуждались в безопасности, гарантировать которую может только объединение славянских сил. Но и здесь решающая роль принадлежала бы русской армии.
Не стоит забывать и того, что втянутые помимо своей воли в войну с Россией чехи, словаки, словенцы, хорваты и т. д. воевали плохо и сотнями тысяч сдавались в плен. Многочисленные побеги русских военнопленных осуществлялись благодаря помощи братьев-славян, которые нередко рисковали своей жизнью.
Однако славянское единство так и не оформилось. При проведении славянского курса необходимы были твёрдость, последовательность, непреклонность. Правящие круги, политическая, интеллектуальная, культурная, военная, экономическая элиты, широкие круги общественности и духовенства должны были действовать в одном направлении и согласованно. В действительности во всех структурах имелись не только равнодушные к славянской идее, но и её противники. Кто-то боялся конфронтации с Западом, кто-то в славянской взаимности увидел угрозу европеизации. Немало влиятельных людей было тесно связаны с Западом, а в самой России было влиятельнейшее немецкое лобби.
Западные страны заметно превосходили Россию по уровню комфорта. Это деморализующе действовало на русскую элиту, а на славянскую тем более. Ещё более значимо было превосходство Запада в области гражданских и политических прав. До издания Манифеста 17 октября 1905 г. нам, по существу, нечего было противопоставить Западу. Да и развитие парламентаризма шло у нас мучительно, со многими издержками. Тем не менее, процесс модернизации был запущен, и шанс на преодоление социально-политического кризиса был. Разрешись он в позитивном плане, и Россия предстала бы перед миром как могучая, преображённая и привлекательная страна.
При поверхностном взгляде безнадёжной для славянских объединительных планов выглядела и экономическая ситуация. В литературе сложилось убеждение, что славяне стремились к экономическим связям с Европой, но не с отставшей от последней России. В действительности в конце XIX - начале XX в. появились другие варианты событий. В это время Россия совершила экономический рывок, приблизивший её к наиболее развитым странам: США, Германии, Англии, Франции. А обойдя по темпам роста промышленности практически всех, Россия вообще нацелилась на лидерство, чем серьёзно напугала конкурентов. Не вступи Россия в мировую войну, быть бы ей экономическим гигантом. Бурно развивалась промышленность и в Чехии. Отсюда попытка создания славянского банка, который освободил от финансовой зависимости Запада растущую славянскую экономику. Противники славянства сразу увидели опасность этого проекта. Все силы берлинских банкиров, российских финансистов, связанных с немцами, других иностранных вкладчиков и акционеров, а также продажной части российской администрации были брошены против славянского банка, и его создание не удалось [13]. Однако, судя по настроению русских и чешских промышленников и финансистов, сдаваться они не собирались.
Исходя из вышесказанного, полагаем, что потенциальные возможности для создания Всеславянского союза были. То, что его противники оказались сильнее, не означает, что проект Н.Я. Данилевского был историческим мифом. Конечно, в настоящее время не то, что о Всеславянском союзе, о национальной России говорить невозможно. Однако мир бурлит. Не все смирились с победой глобализма. Поэтому исключать появления государственных образований на естественной основе нельзя. Другое дело, что даже смутного силуэта последних не видно. Но окончательно это или нет, сказать не может сейчас никто.
Литература
1. Авдеева, Л.Р. Русские мыслители: Ап. А. Григорьев, Н.Я. Данилевский, Н.Н. Страхов. Философская культурология второй половины XIX века [Текст] / Л.Р. Авдеев. - М. : Изд-во МГУ, 1992. - 195 с.
2. Бажов, С.И. Философия истории Н.Я. Данилевского [Текст] / С.И. Бажов. -М. : ИФ РАН, 1997. - 216 с.
3. Гачев, Г.Д. Русская дума: Портрет русских мыслителей [Текст] / Г.Д. Га-чев. - М. : Новости, 1991. - 272 с.
4. Данилевский, Н.Я. Россия и Европа [Текст] / Н.Я. Данилевский. - М. : Книга, 1991. - 573 с.
5. Деборин, А.М. Философия и политика [Текст] / А.М. Деборин. - М. : Изд-во АН СССР, 1961. - 748 с.
6. Дьяков, В.А. Славянский вопрос в общественной жизни дореволюционной России [Текст] / В.А. Дьяков. - М. : Наука, 1993. - 207 с.
7. Искра, Л.М. Борис Николаевич Чичерин о политике, государстве, истории [Текст] / Л.М. Искра. - Воронеж : Изд-во ВГУ, 1995. - 214 с.
8. Карамзин, Н.М. Записка о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях [Текст] / Н.М. Карамзин. - М. : Наука, 1991. - 125 с.
9. Кареев, Н.И. Теория культурно-исторических типов [Текст] / Н.И. Кареев // Русская мысль. - 1889. - № 9. - С. 13-136.
10. Ларуш, Л. Мы вползаем в глубочайший кризис во всей мировой истории [Текст] / Л. Ларуш // Наш современник. - 2001. - № 7. - С. 189.
11. Милюков, П.Н. Разложение славянофильства. Данилевский, Леонов, Вл. Соловьев [Текст] / П.Н. Милюков // Вопросы философии и психологии. - 1893. -№ 3 (18). - С. 46-96.
12. Покровский, М.Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии [Текст] / М.Н. Покровский. - М. : Красная новь, 1923. - 392 с.
13. Поповкин, А.А. Славянские благотворительные общества в Москве и Санкт-Петербурге (1858-1921 гг.) : рукоп. дис. ... канд. наук [Текст] / А.А. Поповкин. - Воронеж, 2013.
14. Птицын, А.Н. Концепция «славянской цивилизации» Н.Я. Данилевского [Текст] / А.Н. Птицын. - Ставрополь : Изд-во ПГЛУ, 2003. - 164 с.
15. Репников, А.В. Консервативные концепции российской государственности [Текст] / А.В. Репников. - М. : Academia, 2007. - 520 с.
16. Соловьёв, В.С. Мнимая борьба с Западом [Текст] / В.С. Соловьёв // Соловьёв В.С. Соч. : в 2 т. - М. : Правда, 1989. - Т. 1. - С. 534.
17. Султанов, К.В. Концепция культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского и современная западная философия истории [Текст] / К.В. Султанов // Уч. зап. кафедр обществ. наук вузов Ленинграда. Философские и социологические исследования. - Л., 1974. - С. 182-193.
18. Султанов, К.В. Социальная философия Н.Я. Данилевского: конфликт интерпретаций [Текст] / К.В. Султанов. - СПб. : Изд-во СПбГТУ, 2001. - 247 с.
19. Троицкий, Н.А. 1812: Великий год России [Текст] / Н.А. Троицкий. - М. : Мысль, 1988. - 348 с.
20. Ульянов, Н.И. Роковые войны России [Текст] / Н.И. Ульянов // Ульянов Н.И. Скрипты. - М. : Эрмитаж,1981. - С. 163-175.
21. Цимбаев, Н.И. Славянофильство: Из истории русской общественно-политической мысли XIX века [Текст] / Н.И. Цимбаев. - М. : Изд-во МГУ, 1986. - 272 с.
22. Чесноков, Г.Д. Теория культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского [Текст] / Г.Д. Чесноков // Чесноков Г.Д. Современная западная философия истории. - Горький : Волго-Вятское кн. изд-во, 1972. - 208 с.