CC BY
23
МУЗЫКАЛЬНЫЕ ПРОЕКЦИИ КУЛЬТУРНОГО ДИАЛОГА ВОСТОКА И ЗАПАДА В КОНТЕКСТЕ ВОЛГО-УРАЛЬСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
О. В. РАДЗЕЦКАЯ,
кандидат культурологии, доцент ГОУ ВПО МГК «Государственная академия им. Маймонида» (г. Москва, РФ)
Летопись музыкального мира хранит бесчисленные свидетельства культурного диалога Востока и Запада, открывающего перспективу их динамичного общения в многообразном сочетании жанров, форм и стилей. Постоянство культурных взаимосвязей создает атмосферу поиска средств музыкальной выразительности, вносит в процесс энергию созидания и новизны. «Диалогические отношения... это - почти универсальное явление, пронизывающее всю человеческую речь и все отношения и проявления человеческой жизни, вообще все, что имеет смысл и значение. Где начинается сознание, там .начинается и диалог»; «Все в жизни диалог, то есть диалогическая противоположность», - писал М. М. Бахтин [3, 21].
Музыкальная мозаика мирового гуманитарного пространства дает возможность осуществить временные проекции, открывающие яркие и запоминающиеся моменты исторической перспективы Восток - Запад, в которой отражаются древнейшие пласты фольклорной архаики и идущие вслед за ними завоевания академической культуры. Объективная разность, сопровождающая сравнение и взаимное влияние восточной и западной традиций, является залогом их обогащения и обладает импульсом, направленным к достижению творческой гармонии. © Радзецкая О. В., 2013
Обращение к фольклорным истокам культурного диалога Востока и Запада наиболее интересно просматривается в примерах, дающих представление о том, в каких объективных исторических условиях формируется этническая яркость, раскрывается ее последующая академическая зрелость и создается целостное представление о богатом на открытия и озарения внутреннем мире, вмещающем в себя мировую Вселенную разума и чувства.
Подобный потенциал отличает финно-угорское фольклорное наследие, родственные оттенки встречаются в башкирской, татарской, чувашской и других музыкальных культурах и, по мнению В. Б. Земскова, «переходят свои границы, вступая во взаимодействие с иными цивилизациями» [6, 96].
Специфика такого культурного взаимодействия заставляет обратить внимание на особый этнический контекст, образующий причудливый ци-вилизационный узел, в котором угадывается характерный географический рисунок евразийской красочности. Б. В. Асафьев, рассуждая о важности этой проблемы, писал: «Восток как могучий стимул и его социальное значение в русской художественной и особенно музыкальной культуре гораздо сложнее. Тут сплетены "мотивы" экзотические, колониально-политические,
этнографическо-музыкальные (новый богатый мелодический материал, новые ритмы и краски), романтические влечения к невиданному, неожиданному и т. д., и т. п.» [1].
Музыкальный этнический узор достигает значительной евразийской яркости в масштабе, определяемом М. Г. Кондратьевым как «Волжско-Уральская историко-этнографическая область» [11, 3]. Среди обозначений этого явления присутствует название «Волго-Уральская музыкальная цивилизация», а также ее лингвистический контекст, выраженный как «Волго-Уральский языковой союз». Обращение к этому локальному образованию закономерно по причине конкретной иллюстративности, предоставляемой на основе этнических взаимосвязей, которые создают образ первичных культурных контактов в зоне евразийской географии. По мнению М. Г. Кондратьева, «таких регионов в России немало, достаточно назвать Северный Кавказ, Север Сибири, Алтай, Дальний Восток. Специфическими особенностями Волго-Уральского региона являются, во-первых, сосуществование весьма крупных этносов (для России - крупнейших), во-вторых, относительная компактность пространства, на котором происходит интенсивное взаимодействие их культур, в-третьих, длительность и мирный характер этого сосуществования (более тысячи лет). Кроме того, для последних четырех столетий весьма характерно (это - в-четвертых) расположение региона в окружении территорий, осваиваемых преимущественно русскими, а также чересполосное расселение с русскими...» [12, 24].
В едином региональном пространстве Волго-Уральской музыкальной цивилизации наблюдается территориально-культурное деление, в котором финно-угорские народности занимают север, а тюркоязычные расположены на юго-востоке. К тому же финно-угорские ареалы не только относятся к данному региону, но и выходят за пределы
установленного масштаба, расширяя диалоговые сферы до глобального сопоставления Европы и Азии, Запада и Востока применительно к одной этнической группе. Более точное определение динамики этого процесса видится в исторически обусловленном сближении музыкальных цивилизаций, продолжении их диалога во времени и пространстве. Как выразился Л. Н. Гумилев, «каждый этнос когда-то возник из сочетания двух и более составляющих компонентов, которые, сливаясь, образуют целостность, но со своей внутренней структурой» [5, 49].
Отсюда формируются единая музыкальная основа, общий культурный язык, позволяющий найти точки соприкосновения в исторической контрастности финнов и угров с тюрками - булгарами и кыпчаками. В этом этническом симбиозе происходит рождение «пентатонной зоны», символизирующей результат поиска средств общения и самовыражения. Л. В. Бражник пишет: «Являясь сущностным качеством музыкального мышления народов региона, ангемитонная (бесполутоновая) интонационность объединяет музыкальные культуры региона в целостный музыкально-языковой конгломерат. Региональный межэтнический музыкальный язык - язык ангемитони-ки - принадлежит к числу наиболее органичных признаков общности народов Поволжья и Приуралья. Бесполутоновая интонационность определяет музыкальную культуру всего региона, существуя в качестве своеобразного языка международного общения не только внутри суперэтносов, но и связывая народы, принадлежащие к различным суперэтносам» [4, 219].
Финно-угорская этническая музыкальная культура в контексте Волго-Уральской цивилизации представлена марийской, мордовской, коми, коми-пермяцкой, удмуртской и другими народностями. Многочисленные примеры творческого диалога показывают их исторически обусловленную родственность и близость, а также сформировав-
шиеся взаимосвязи с тюркоязычными этническими группами - башкирами, татарами и чувашами. В исследовательских практиках существует мнение, что пентатонная организация лада у финно-угорских народов произошла от болгарских переселенцев. Влияние пентатонного звукоряда показательно и в отношении венгерской музыки - западной ветви финно-угорского мира. В этой связи Б. Барток устанавливал параллели между архаичными ладами в музыкальной культуре Венгрии, говоря о том, что стилистически они впитали в себя черты «северного тюрко-татарского» колорита [2, 44]. Причем в такой проекции находятся различия между автохронными характеристиками финно-угорского мелоса, не имеющего точек соприкосновения с ярко выраженными нисходящими интонациями восточной культуры, отличающейся более широким диапазоном музыкальных построений. Как подчеркивает Л. Викар, «пентатоничность - без полутонов и с нисходящими мелодическими линиями - была перенесена тюркскими народами к финно-угорским. Народы финно-угорской языковой семьи, живущие в районах, куда не проникало тюркское население, вплоть до сегодня не имеют представления ни о пентато-ничности, ни о нисходящих линиях» [16, 21].
Развивая данную мысль, следует обратить внимание на существующие взаимосвязи между венгерской музыкой как частью финно-угорской музыкальной цивилизации и чувашской культурой, входящей в тюркоязычную семью народов Поволжья и Приуралья. В этом ракурсе обнаруживаются параллельности, позволяющие подойти к проблеме с точки зрения трансляции музыкальной лексики, в буквальном смысле, через значительные евразийские масштабы. Такое родство во многом обусловлено сложившимися историческими обстоятельствами, в которых происходило формирование каждой из этих этнических культур, находящихся в состоянии непосредственного общения.
Венгерский композитор и исследователь З. Кодаи высказал мысль о том, что во времена архаики, когда происходило формирование чувашской этнической группы, ее предшественники - тюркские болгары жили «.в течение приблизительно двухсот лет вместе с венграми к северу от Кавказа. Наш язык до сих пор хранит память об этом в важнейших словах земледелия, скотоводства, общественной жизни. То же можно сказать о нашей музыке» [8, 275].
Финно-угорский мир предоставляет развернутую панораму музыкальной генетики, относящуюся к различным уровням культурного диалога в локальном региональном масштабе. В нем создается и поддерживается особенный микроклимат, в условиях которого становится возможным почувствовать разнообразие культурных перекрестков, их этническое своеобразие и колорит.
Предложенную З. Кодаи линию развивает М. Г. Кондратьев, сравнивая чувашскую и венгерскую фольклорную традиции в контексте пентатонного звукоряда. Характерной особенностью этой музыкальной организации в той и другой культурах является замена малой «минорной» терции e-g на большую «мажорную» e-gis, причем «этот лад описан под названием "южночувашский" (т. е. распространенный на юге Чувашии и в прилегающих территориях за ее пределами). Венгерские музыковеды называют его также по месту локализации в Дунантуле (Задунайский край). Отсюда - задунайский лад с характерной задунайской терцией», - пишет М. Г. Кондратьев [9, 10]. В региональном контексте панорама культурного диалога тюркоязычных чувашей идет от диалектных особенностей этой национальности. Так, в народном творчестве чувашей-анатри (низовых) находится больше общих элементов с татарским фольклорным
наследием, а чуваши-вирьялы, находясь под влиянием финно-угорской (марийской) доминанты, не соединяются с другими тюркскими народностями - татарами и башкирами.
Кроме того, интересны сопоставления чувашской фольклорной музыки с традициями индийской и иранской культур, которые выражаются в близком им всем типе квантитативной ритмики. Музыкально-поэтические размеры древней индийской литературы, в санскритской поэзии - шлока, у хинди - чаупаи, не имеют ярко выраженного контраста с чувашскими ритмическими формулами, а напротив, демонстрируют большое сходство, касающееся их цифрового воплощения. Это видно в четырехстрочной строфе чаупаи, которая записывается в варианте 6 + 4 + 2 +2 и имеет аналог в чувашской песне «Без слов» № 468 из сборника народного певца Гаврила Федорова [10].
В масштабе Волго-Уральской музыкальной цивилизации подобные совпадения отмечаются у волжских татар, башкир, марийцев, удмуртов. Присутствие индо-иранских взаимосвязей в формировании ритмической системы народного творчества чувашей заставляет говорить в целом о внешнем влиянии Востока и на другие этнические группы. С этой точки зрения выразительны мифологические проекции у финно-угорских народностей Поволжья и Урала, имеющие аналогичные точки соприкосновения. По мнению У. Хар-ва, частица «паз» в именах языческих богов мордвы (Нишке паз) образована от иранского слова «pavas» или «pas», что означает «бог» [см.: 15, 47]. В сюжетных линиях мордовской литературы есть совпадения с памятниками во сточной среднеазиатской письменности -«Хосров и Ширин» И. Низами и «Фар-хад и Ширин» А. Навои.
Помимо ассоциативных связей с восточными цивилизациями в пространстве Волго-Уральской музыкальной культуры ощутимы крепкие, исторически сложившиеся взаимоотношения
между коми и удмуртами, татарами и башкирами, марийцами, мордвой и чувашами, татарами и марийцами, мордвой и русскими. Один из множества исследовательских комментариев принадлежит мордовскому композитору Г. И. Сураеву-Королеву: «Влияние русской народной песни на мордовскую обнаруживается в направлении и на почве миксолидийского и эолийского ладов: эти лады в старинной русской песне в Мордовии нашли глубокую и развернутую трактовку, тогда как в старинной мордовской песне они проявляются эпизодически в сфере пентатонной системы» [13, 31].
Представляются важными практические замечания В. М. Щурова, которые явились следствием полевых экспедиций по записи и сравнению фольклорных традиций, показывающих интересный симбиоз между русским православием и мордовским язычеством в песенных формах. Он пишет о том, что «в мордовском селе зафиксирована песня о языческом жертвоприношении мальчика с целью успешно построить церковь, что тоже свидетельствует о длительном проявлении двоеверия в мордовских религиозных представлениях» [14, 45].
Финно-угорский мир в данном ракурсе выглядит особенно привлекательно, так как предоставляет развернутую панораму музыкальной генетики, относящуюся к различным уровням культурного диалога в локальном региональном масштабе. В нем создается и поддерживается особенный микроклимат, в условиях которого становится возможным почувствовать разнообразие культурных перекрестков, их этническое своеобразие и колорит. Примеров этого явления очень много, и среди них - этномузыкальные параллели елабужских мари и татар кряшен, коми-удмуртская взаимосвязь, культурный синтез удорских коми и русских в бассейне Мезени, общие традиции в инструментальной фольклорной музыке марийцев, мордвы и чувашей. Примеры поликультурных взаимосвязей
видны на близости мордовских и чувашских такмаков с русскими частушками и, в свою очередь, по мнению В. М. Щуро-ва, обнаруживают в Алатырском районе Чувашии «заметные различия в языке, жанрах, структуре, фактуре, ладовых формах народных песен у разных этносов.» [14, 45].
В качестве авторитетного мнения по данному материалу приведем позицию И. И. Земцовского, отмечающего, что «фольклор представляет собой многоярусную (в диалектическом смысле) систему, ибо включает системы локальные, племенные, национальные и межнациональные, вплоть до глобальной суперсистемы фольклора вообще, в свою очередь развивающейся и находящейся в связи со множеством иных, нефоль-
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК -
1. Асафьев, Б. В. Русская музыка XIX и начала XX века / Б. В. Асафьев. - Л. : Музыка, 1979. - 341с.
2. Барток, Б. Народная музыка Венгрии и соседних народов / Б. Барток. - М. : Музыка, 1966. - 78 с.
3. Бахтин, М. М. Проблемы поэтики Достоевского / М. М. Бахтин. - М. : Сов. Россия, 1979. - 320 с.
4. Бражник, Л. В. Стилистические тенденции в развитии профессиональных музыкальных культур Среднего Поволжья и Приуралья // Регионология. - 2002. - № 3. -С.219-224.
5. Гумилев, Л. Н. Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации / Л. Н. Гумилев. - М. : Прогресс, 1993. - 576 с.
6. Земсков, В. Б. Латинская Америка и Россия (Проблема культурного синтеза в пограничных цивилизациях) // Общественные науки и современность. - 2000. - № 5. -С. 96-103.
7. Земцовский, И. И. О системном исследовании фольклорных жанров в свете марксистско-ленинской методологии // Проблемы музыкальной науки : сб. ст. / ред. И. И. Земцовский. - М., 1972. -Вып. 1. - С. 169-197.
8. Кодаи, З. Избранные статьи / З. Кодаи. -М. : Сов. композитор, 1982. - 288 с.
9. Кондратьев, М. Г. Истоки и истори-ко-типологические связи чувашской музыки до IX в. н. э. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://nasledie. nbchr.ru/upload/pdf/kondratiev.pdf. - Дата обращения: 19.12. 2012.
клорных систем, и в первую очередь с другими видами народного искусства» [7, 173].
Таким образом, многообразная семантика культурного диалога в музыке предопределяет историческую перспективу перехода от первичной звуковой и текстовой традиции к ее вторичным проявлениям. Академическая музыкальная культура этнических сообществ является следствием сложных и многовековых процессов, нашедших свое выражение в создании композиторских школ, чей потенциал соединил индивидуальную красочность фольклорных традиций, культурный диалог локальных структур и достижения глобальных цивилизаций в проекции их взаимного музыкального синтеза.
Поступила 24.01.2013
10. Кондратьев, М. Г. О ритме чувашской народной песни: К проблеме квантитатив-ности в народной музыке / М. Г. Кондратьев. - М. : Сов. композитор, 1990. - 144 с.
11. Кондратьев, М. Г. О чувашско-татарских этномузыкальных параллелях // Из наследия художественной культуры Чувашии. -Чебоксары, 1991. - С. 3-61.
12. Кондратьев, М. Г. Проблемы этномузы-коведческой компаративистики Поволжья // Музыка композиторов Поволжья и При-уралья: наука, творчество, образование : материалы науч.-практ. конф. (г. Саранск, 4 дек. 2004 г.). - Саранск, 2005. - С. 108.
13. Сураев-Королев, Г. И. Многоголосие и ладовое строение мордовской народной песни: Мордовская многоголосная пентатоника / Г. И. Сураев-Королев. - Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 2007. - 36 с.
14. Щуров, В. М. О русско-мордовско-чувашских взаимосвязях и самобытно национальных проявлениях в песенном фольклоре народов юго-запада Чувашии (Алатырский район) // Фольклорно-этнографический атлас восточных славян: методы и результаты ареальных исследований : программа и тез. докл. междунар. науч. конф. - СПб., 2011. -С. 45.
15. Юрченкова, Н. Г. Мифология мордовского народа : учеб. пособие / Н. Г. Юрченкова. - Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 2006. - 152 с.
16. Vikar, L. Cheremis folksongs / L. Vikar, G. Berecski. - Budapest : Ed. Musica, 1971. -544 s.
