CC BY
198
ИСТОРИЯ
Вестник Омского университета, 2006. № 2. С. 80-84. © И.А. Речкина, 2006
МУСУЛЬМАНСКАЯ ПОЛИТИКА РОССИЙСКИХ ВЛАСТЕЙ В КАЗАХСКОЙ СТЕПИ (конец XVIII в. - 60-е гг. XIX в.)
И.А. Речкина
Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского, каферда дореволюционной отечественной истории и документоведения 644077, Омск, пр. Мира, 55а
Получена 15 марта 2006 г.
This article is devoted to the problem of muslim clergy's making by Russian authorities in the Steppe and the clergy's role in the Kazakh's islamization.
К концу XVIII в., после включения в состав России Казанского, Астраханского, Ногайского и Крымского ханств, а затем и казахских жу-зов, мусульмане стали значительной категорией населения Российской империи. И прагматичное российское правительство никогда не упускало возможности использовать их в своих интересах. При этом господствовало мнение, что казахи -правоверные мусульмане, а ислам лежит в основе их государственного строя и общественной жизни. На самом же деле ислам был распространен в основном среди казахской знати, особенно среди султанов. Местное сибирское начальство и командиры пограничных линий долгое время контактировали именно с ними и автоматически считали, что все казахи - мусульмане. В реальности большинство рядовых казахов не только не выполняло, но и не знало даже основных требований ислама. Окончательная победа ислама в казахских степях произошла именно при содействии русских, которые, кроме того, опасались мусульманского влияния с юга - со стороны Хивы и Бухары. С конца XVIII в. российское правительство начинает сознательно содействовать распространению и укреплению ислама в азиатской части страны [1].
В 1773 г. Екатерина II провозгласила принцип веротерпимости. Отныне отношения с мусульманами должны были строиться на его основе. Большое значение придавалось обеспечению казахов практически отсутствующим у них мусульманским духовенством. В исламе термин «мусульманское духовенство» носит условный характер. В отличие от других мировых религий в исламе нет особого духовного сословия, обладающего божественной благодатью, нет и инсти-
тута церкви как посредника между верующими и Аллахом. Теоретически любой совершеннолетний мусульманин, обладающий соответствующими познаниями и нравственным авторитетом, может с согласия верующих руководить религиозной жизнью мечетского общества без специальной процедуры посвящения в сан, не получая при этом каких-либо социальных привилегий. Формально же мусульманское духовенство - это профессиональные служители исламского культа, административно-духовного управления, судопроизводства и образования, знатоки и деятели религиозных наук и суфизма, составляющие обособленную и влиятельную прослойку в структуре мусульманских обществ [2].
Существующие в государстве мусульманские улемы1 становились инструментом российской политики не только в регионах Поволжья, Южного Урала и Крыма, но и в казахской степи. «Татарские»2 муллы должны были пресечь рост влияния среднеазиатских проповедников на казахов. Это была типичная «мобильная группа-диаспора», осуществлявшая те специфические функции, которые не могла выполнить доминирующая в стране этническая группа [3]. Они уже имели опыт сотрудничества с российскими властями в сфере государственного управления регионами, зарекомендовали себя как лояльные подданные. Предполагалось, что знание языка и обычаев казахов, длительные исторические контакты, принадлежность к единой конфессии да-
1Улем — высшая группа мусульманских духовных лиц, получивших специальное богословское образование.
2Выходцы из тюрко-мусульманских народов Поволжья и Южного Урала, которых в России в то время называли «татарами», среди них были не только татары, но и башкиры, и мещеряки.
дут возможность «татарским» муллам стать посредниками в деле включения казахской степи в состав империи [4].
Реализацией этой идеи стали законы от 25 ноября 1785 г. и 21 апреля 1787 г. на имя симбирского и уфимского генерал-губернатора барона O.A. Игельстрома (1737-1817) о снабжении казахов необходимым числом мулл. Причем это должны были быть именно муллы из Казанской губернии как люди «достойного, известного поведения и в верности испытанные» [5]. Они должны были содействовать в «прекращении хищничества и набегов» со стороны казахов и удержании «их в верности». Предусматривались и награды наиболее активным: «по мере верности и тщания в исполнении на них возлагаемых обязанностей. .. обнадежить большим вознаграждением» [6]. Таким образом, мусульманские духовные лидеры становились партнерами российских властей.
Вместе с тем, деятельность мулл подлежала надзору правительства: государство стремилось установить полный контроль над исламскими духовенством и религиозными институтами. Для этого указом от 22 сентября 1788 г. в Уфе было создано Оренбургское Магометанское Духовное собрание (ОМДС). Оно должно было контролировать деятельность всех мусульманских духовных лиц России (кроме Таврической области), в том числе и казахов [7]. С созданием мусульманской управленческой структуры правительство окончательно признало ислам конфессией, приемлемой для своих подданных. Мусульманская организация становилась элементом государственного аппарата России.
Мусульманское духовенство подразделялось на высшее и низшее (мечетское). К высшему относились муфтии, заседатели - кадии, ахуны (старшее духовное лицо). К низшему - хатибы (духовное лицо, читающее проповедь в мечети во время пятничных и праздничных молитв), имамы (руководитель общей молитвы в мечети и глава мусульманской общины), муллы (знаток мусульманского ритуала, служитель культа), муэдзины (служитель мечети, призывающий с минарета прихожан на молитву), мударрисы (преподаватель и руководитель повышенной мусульманской школы - медресе) [8]. Мусульманское духовенство приравнивалось к сельским обывателям, служащим по выбору в низших расправах, поэтому освобождалось от рекрутской повинности и телесных наказаний, пока данное лицо занимает свою должность [9]. В 1855 г. был установлен возрастной ценз для получения религиозной должности: ахуны, мухтасибы и мударрисы - с 25 лет, хатибы и имамы - с 22 лет, муэдзины - с 21 года [10]. Некоторые вопросы в отношении духо-
венства остались просто юридически не разработанными: местные муллы и муэдзины считались служилой категорией населения, т. е. их права и обязанности были должностными и по наследству не передавались. Официально они не причислялись к духовному сословию, оставаясь в том сословии, к которому принадлежали до избрания на должность. Поэтому они не имели ряда обычных привилегий духовенства, таких как освобождение принадлежащих им жилых домов от полицейских повинностей и постоя. Их могли освободить от несения данных повинностей, только если общество брало эти повинности на себя [11]. Насторожено относясь к исламу, правительство тормозило становление духовной корпоративной элиты мусульманских народов, которая могла бы стать носителем сепаратистских идей [12]. Другими словами, мусульманское духовенство занимало промежуточное положение, оставаясь, с одной стороны, податным сословием со всеми соответствующими обязанностями и выполняя, с другой стороны, религиозные функции.
Официальное внедрение «татарских» мулл в степь началось уже в 80-е гг. XVIII в. Но их выезд в степь оставался бесконтрольным, точное число находившихся в степи было неизвестно. ОМДС не имело возможности и средств полностью контролировать процесс проникновения мулл в степь. Долгое время только «татарский» мулла был связующим звеном между российской властью и казахской знатью. «Татарский» язык был языком дипломатии при сношениях правительства и региональных властей с казахской элитой [13]. Помимо этого, муллы были источниками информации для российских властей. Известно, что у хана Средней Орды Аблая были два писца - мишарский татарин Мунасип Мамбетов и мишарин по имени Ягуда Усманов Мулла. В 1779 и 1786 гг. последний давал русским властям показания о планируемых Аблаем походах против каракиргизов. В 1759 г. Аблай использовал в качестве курьера к русским властям татарского муллу по имени Мулла Азамат [14]. Поскольку именно муллы лучше всех знали законы шариата, нередко именно они становились арбитрами в разрешении споров между казахскими родами и между русскими и казахами. Большую роль «татарские» муллы играли в распространении в степи «татарской» грамоты, поскольку, помимо своих непосредственных религиозных обязанностей, зачастую являлись одновременно и учителями.
Со временем, помимо «татарских» мулл, появляются муллы казахского происхождения. Избираемые местным населением духовные лица подвергались сложной проверке их политической благонадежности и богословской подготовки, затем утверждались в должности государственной
властью. Кандидат должен был быть одобрен двумя третями старейшин семейств мусульманского прихода. Выбор производился в присутствии волостных голов и сельских начальников. Приговор должен был быть подписан всеми избирателями, засвидетельствован в волостном правлении и представлен через волостного главу в земский суд, а оттуда - в губернское правление. Помимо приговора, кандидат должен был представить выписку из заседания Духовного собрания, на котором претенденты сдавали экзамен по теории и практике ислама и по итогам которого получали духовное звание ахуна, мухта-сиба, имама, хатиба или муэдзина. Одновременно определялась и педагогическая квалификация кандидата - мударрис (преподаватель и руководитель повышенной мусульманской школы - медресе) , мугаллим (помощник мударриса). Правление обращало внимание главным образом на политическую лояльность будущих мулл. Губернское правление окончательно утверждало выбор и выдавало именной императорский указ о назначении на должность [15]. Получив указ, духовные лица отправлялись в казахскую степь, становясь таким образом «указными муллами». В степи они занимали положение официальных представителей российской власти. В случае совершения преступления муллы лишались своего звания «указных мулл», исключались из духовенства и подвергались телесному наказанию. Об этом губернское правление должно было сообщить в Духовное собрание и приход, чтобы их заменили [16].
Российские власти вводили мулл в степной аппарат управления. Муфтий ОМДС Мухаметд-жан Гусейнов в канун открытия Ханского Совета в Букеевской Орде 6 июня 1797 г. был командирован для первоначального руководства его делами [17]. Муллы способствовали легитимности действий российских властей в отношении казахского населения. Кроме того, мулла сосредоточивал в своих руках и функции светского управления и, помимо исполнения религиозных треб, должен был воспитывать своих единоверцев в духе покорности российским законам, правительству и императору. Он должен был доносить полиции о распространении мятежных слухов и возникновении запрещенных сект. Иначе говоря, муллы должны были стоять на страже самодержавия, как и другие служители культа в России [18].
Такая политика не могла не способствовать дальнейшей мусульманизацгш казахов. Еще Ч.Ч. Валиханов заметил, что до вступления в русское подданство казахи были мусульманами только номинально и ислам укрепился в степи лишь благодаря действиям царской администрации. Главным виновником процесса он считал М.М. Сперанского, называя его «апостолом Ма-
гомета в Сибирской степи» [19]. В середине XIX в. начинается пересмотр российскими властями своего отношения к исламу: ко времени завоевания Россией Средней Азии казахские степи являлись уже достаточно интегрированной частью Российской империи. Тенденция к пересмотру роли «татарских» мулл и ислама в степи в целом усилилась в начале 1860-х гг. после переселения части крымско-татарского населения в Османскую империю. Свою роль сыграло и Положение 1863 г., переводившее башкир (мусульман по вере) в гражданское управление. С этого времени российские власти говорят о «татарском засилье», которое угрожает интересам русских в степи. Русские чиновники пишут об активной мусульманской пропаганде среди казахов, которая научит их считать русских гяурами - неверными, а турецкого султана - главой мусульманского мира. До 1863 г. мусульманское духовенство не могло заниматься торговлей, пока не лишится духовного звания и не запишется в торговые разряды. Это лишало их благовидного предлога для поездки в степь. Однако в 1863 г. этот запрет был снят. Татары-торговцы, осевшие в степи, построили свои мечети и школы, в которых обучались и казахские дети [20].
Уже в 50-е гг. XIX в. была предпринята попытка взять под контроль всех проживающих в степи азиатских выходцев и чалоказаков3, не имеющих российского подданства, установлены правила для азиатцев, прибывающих в степь не для торговли. Сибирский комитет постановил: уже проживающих в степи азиатцев и чалоказаков обязать принять российское подданство в течение года или вернуться на родину. Решившие остаться причислялись к избранным волостям на общих с казахами условиях или приписывались к окружному приказу на том же основании, что и проживающие в Западной Сибири торговые инородцы (бухарцы, ташкентцы) с зачислением в купеческую гильдию. Разрешение поселиться в казахской степи мог дать генерал-губернатор. Беглые преступники подлежали немедленной высылке на родину [21]. Такими мерами власти пытались ограничить хаотичный приток в степь юга большого числа подозрительных лиц, среди которых были и мусульманские проповедники, но при этом не повредить весьма выгодной торговле со Средней Азией. Это предполагало изменение политического курса, направленного на ограничение использования «татарских» мулл и ослабление влияния ислама в степи. «Фанатичные татары» теперь противопоставляются «диким», но потенциально лояльным казахам. Многие авто-
''' [ нлокн '.н к или чалаказак — потомок от брака казашки и татарина или другого иностранца.
ры, сравнивая казахов с татарами, отмечают отсутствие фанатичного преклонения первых перед муллами, ахунами и другими духовными лицами
[22]. Правительство принимает меры для «ослабления магометанского фанатизма» в степи, источником которого, по его мнению, было именно «татарское духовенство». В основу новой политики была положена доктрина «игнорирования ислама» и идея создания «русско-туземных» школ
[23].
Кроме того, большое внимание уделялось предотвращению распространения в степи различных мусульманских толков, не соответствующих официальным догматам ислама. Главное управление Западной Сибири докладывало министру внутренних дел о появлении в Средней Орде из соседних азиатских стран людей, присваивающих себе мусульманские духовные звания, не имея на то разрешения ОМДС. Такими, например, являлись Мухаммед Шериф Ман-сур Хаджиев (Мансуров), проповедник новой веры [24], бухарец Сеид Ахмет Хассаинов, который был выслан в Бухару, казах Майлыбай4, бухарец Авуз, который появился в Акмолинском уезде и вскоре был арестован [25].
Важным шагом новой имперской политики было создание в 1865 г. Степной комиссии для изучения управления киргизскими степями, одной из задач которой было исследование, в какой степени распространен ислам в различных частях степи. Степная комиссия должна была представить проект мер, направленных на остановку дальнейшего распространения ислама, и изучить возможности христианизации казахов. В результате исследования были составлены две секретные записки: «О магометанстве в киргизской степи и об управлении духовными делами киргизов» и «О распространении христианства в киргизских степях» [26]. Комиссия отметила наличие большого количества мечетей, указных и неуказных мулл, а то и просто лиц, исполняющих обязанности мулл. Но в то же время комиссия признала, что религиозного фанатизма среди казахов пока нет, наоборот, большинство казахов по-прежнему практически не знает основ ислама. Из этого был сделан вывод, что еще не поздно изменить ситуацию в пользу православия. Для этого комиссия предложила следующие меры: 1) необходимо изъять казахов из ведения ОМДС; 2) заведовать духовными делами долж-
11) 1852 г. Майлыбай совершил поездку в Ташкент, где посетил некое религиозное лицо и получил от него бла-гословление и звание ишана. Об этом стало известно его сородичам. К Майлыбаю стали обращаться за советом и нередко просили совершить духовные требы. Это вызвало подозрение у русских властей, и Майлыбай был арестован как возможный проповедник нового учения, но вскоре был оправдан.
ны местные муллы, подчиненные местному гражданскому начальству, а через него - МВД; 3) духовных лиц должно выбирать само общество и только из самих казахов; 4) избираемые в муллы казахи не должны сдавать экзамен по исламу; 5) установить норму количества мулл и мечетей в казахских обществах; 6) обязанности мулл должны быть ограничены только религиозной сферой; 7) разделить сферу образования и религии [27].
В 1868 г. вводится «Временное положение об управлении в Уральской, Тургайской, Акмолинской и Семипалатинской областях». В нем в полном объеме были реализованы меры, предложенные Степной комиссией. Казахи изымались из ведения ОМДС с целью ослабления мусульманской пропаганды и разрыва духовной связи мусульман внутренних губерний империи (т. е. татар и башкир. - И.А.) с казахами, которые не являются полностью мусульманами. Религиозными вопросами на местах теперь заведовали муллы, избираемые только из казахов. Утверждение кандидата на звание муллы и лишение муллы данного звания лежало на военных губернаторах. В одной волости должен быть один мулла. Главной целью правительственных мероприятий было не допустить консолидации всех российских мусульман и роста сепаратистских настроений.
[1] Вартольд В.В. Обзор истории тюркских народов // В.В. Вартольд. Сочинения. М., 1968. Т. 5. С. 436; Султанов Т.И. Россия и Казахстан: история и проблемы взаимодействия (XVI - начало XX века) // Россия, Запад и мусульманский Восток в колониальную эпоху. СПб., 1996. С. 20-22; Шевченко C.B. Распространение ислама в Среднем казахском жузе в XVIII - начале XIX вв. // Изв. Ом. гос. ист.-краевед, музея. 1999. № 7. С. 132.
[2] Ислам на территории бывшей Российской империи: Энциклопед. словарь. М., 1999. Вып. 2. С. 67.
[3] Каппелер А. Россия - многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. М., 2000. С. 103.
[4] Султанеалиева Г. «Татарская» диаспора в конфессиональных связях казахской степи (XVIII -XIX вв.) // Вести. Евразии. 2000. № 4. С. 20-22.
[5] Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ-1). СПб., 1830. Собр. 1. Т. 22. № 16534.
[6] Там же. Т. 22. № 16292.
[7] Там же. № 16710; Рыбаков С.Г. Устройство и нужды Управления духовными делами мусульман в России // Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / Сост. Д.Ю. Арапов. М., 2001. С. 270-271.
[8] Ислам на территории бывшей Российской империи. С. 68.
[9] В память столетия Оренбургского Магометанского Духовного собрания, учрежденного в г. Уфе. Уфа, 1891. С. 23.
[10] ПСЗРИ-2. Т. 30. № 29040.
[11] Государственный архив Омской области. Ф. 3, оп. 1, д. 44, л. 2.
[12] Ислам на территории бывшей Российской империи. С. 68.
[13] Косач Г. Ибрагим Алтынсарин: человек в потоке времени // Вестн. Евразии. 1998. № 1/2 (4/5). С. 120.
[14] Франк А. Татарские муллы среди казахов и киргизов в XVIII - XIX вв. // Культура, искусство татарского народа: истоки, традиции, взаимосвязи. Казань, 1993. С. 126.
[15] ПСЗРИ-2. Т. 12. Отд-е 1. № 10313; Ислам на территории бывшей Российской империи. С. 67-68.
[16] ПСЗРИ-1. Т. 38. № 28891; Султангалиева Г. Указ. соч. С. 23.
[17] Султангалиева Г. Указ. соч. С. 27-28.
[18] Ишмухаметов З.А. Социальная роль и эволюция ислама в Татарии: (Исторический очерк). Казань, 1979. С. 37.
[19] Валиханов Ч.Ч. Записка о судебной реформе // Ч.Ч. Валиханов. Избр. произв. М., 1986. С. 338.
[20] ГАОО. Ф. 3, оп. 9, д. 15406, л. 1а - 3; Оп. 1, д. 1101.
[21] РГИА. Ф. 1265, оп. 7, д. 152, л. 2-10, 14-15, 17.
[22] Губарев К. Киргизская степь (Посвящается Ч. Валиханову) // Современник. 1864. № 6. С. 373; Вейсембиев К. Ислам и критика его мыслителями дореволюционного Казахстана. Алма-Ата, 1962. С. 4; Азиатская Россия. СПб., 1914. Т. 1. С. 232.
[23] Ислам на территории бывшей Российской империи. С. 49.
[24] ГАОО. Ф. 3, оп. 3, д. 3644.
[25] Там же. Л. 78-79; Проповедник нового учения // Туркестанские ведомости. 1870. № 14. 20 нояб. С.
85.
[26] С некоторыми сокращениями эти записки были опубликованы A.B. Постниковым, который почему-то их называет «циркуляром» (Постников A.B. Изменения в национальном (этническом) самосознании (идентичности) народов порубежья («фронтира») в процессе создания российских центральноазиатских владений в XIX в. // Идентичность и география в постсоветской России. СПб., 2003. С. 38-52).
[27] Российский государственный исторический архив. Ф. 797, оп. 38, д. 1, л. 1-9.
