CC BY
62
ФИЛОЛОГИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ
МОЗАИКА МИРОВЫХ КУЛЬТУР В ЗЕРКАЛЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: ИНТЕГРАТИВНЫЙ И КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ СЛОВЕСНОСТИ (заметки о русском видении испанской культуры)
Н. А. Белова (Мордовский государственный педагогический институт
им. М. Е. Евсевъева),
Е. А. Николаева (Мордовский государственный университет
им. Н. П. Огарева)
Статья посвящена рассмотрению пересечений русской и испанской культур, отраженных в русской поэзии XIX—XX вв., через мотивы, художественные образы, литературные мистификации. На этих теоретических предпосылках основан интегративный подход к изучению испанской культуры в школе на уроках русской литературы.
Ключевыге слова: интеграция; методика; культурология; культурные традиции; мотивы; образы; литературные мистификации.
В процессе формирования у школьников системных знаний о развитии русской национальной литературы в контексте изучения мирового литературного процесса и представлений о культурах других народов, в частности отраженных в русской литературе, исходным и ключевым материалом должен выступать литературный образец, поэтический образ, а «текст должен исследоваться как дискурс (речь в потоке жизни, в ее ситуациях) и в его возможных вариантах понимания (с обращением к герменевтике)»
[9, с. 8].
Процедура понимания оказывается фундаментальной для исследований в области филологии («Где нет текста, там нет и объекта для исследования мышления» [4, с. 297]). Понимание — исторический процесс, элементом которого является текст. Он получает разные интерпретации, в которых раскрывается его смысловое выражение. Понимая текст, мы включаемся в некоторую традицию, постоянно существующую линию коммуникации между эпохами и культурами. Интерпретацию культурной традиции Х.-Г. Гадамер рассматривает как диалог прошлого и настоящего. Диалог (беседу) вслед за Сократом и Платоном он считает основным способом достижения истины. Поскольку беседа — это
не «застывшая форма высказывания», особую роль в ней играет язык, осуществляющий ту «смыслокоммуникацию», в искусстве разработки которой и состоит задача герменевтики [6, с. 429—432]. Согласно Х.-Г. Гадамеру, понимание человеком мира и взаимопонимание людей осуществляются в «стихии языка». Как «сквозная основа» передачи культурного опыта от поколения к поколению язык обеспечивает возможность традиции, а диалог между различными культурами реализуется через поиск общего языка.
Наверное, именно после Вавилонского столпотворения, утратив единый язык, человечество впервые задумалось над истинным смыслом своего существования — вступить в диалог, причем не просто сказать слово, а услышать и быть услышанным, понятым, поскольку результатом замкнутости и обособленности культуры становится ее гибель. По мысли М. М. Бахтина, каждая культура живет только в вопрошании другой культуры, великие явления в культуре рождаются именно в диалоге различных культур, в точке их пересечения. Способность одной культуры осваивать достижения другой — вот один из источников ее жизнедеятельности: «Чужая культура только в глазах другой культуры раскрывает себя полнее и глубже... Один смысл
© Белова Н. А., Николаева Е. А., 2011
ИНТЕГРАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ
раскрывает свои глубины, встретившись и соприкоснувшись с другим, чужим смыслом. Между ними начинается как бы диалог, который преодолевает замкнутость и односторонность этих смыслов, этих культур. При такой диалогической встрече двух культур они не сливаются и не смешиваются, но они взаимно обогащаются» [4, с. 354].
Именно подобное обогащение мы и имеем в виду, говоря о культурном диалоге европейских стран, в частности Испании и России, особенно яркое свое воплощение получившем в области словесности. Обращение к особенностям создания образа Испании в русской поэзии позволяет наметить возможные траектории изучения взаимовлияния двух великих культур в методическом аспекте посредством художественных текстов. Текст по своей сути — интегративная единица, комплексный объект ряда филологических и других научных дисциплин, глубокое понимание его может быть осуществлено только при учете определенных знаний по лингвистике, литературоведению, философии, психологии, культурологии, логике, истории и т. д. В связи с этим интегративный подход к изучению текстов художественных произведений в школе можно считать наиболее уместным.
Приобщаться к мировой художественной литературе и культуре в русских школах дети начинают именно на уроках литературы, изучая с 5 класса мифы Древней Греции и Древнего Рима, библейские легенды, в том числе легенду о Вавилонской башне, обращаясь к художественному тексту как основному дидактическому средству и объекту исследования. В последующие годы в рамках реализации интегративного подхода в курсе русской литературы ученики знакомятся с зарубежной литературой, в частности с классическими произведениями испанских, французских, английских, итальянских, немецких художников слова. Уроки, построенные на установлении взаимосвязи культур русского и других народов через разноаспектный анализ текста, очень много дают личностному развитию школьников, позволяя
сформировать у них умения филологического анализа художественного текста, способность определять в тексте особенности функционирования цитаты, аллюзии как способов проявления интертекстуальности (диалога текстов) и др.
В данной статье отражено лишь одно из направлений работы по изучению русской литературы в контексте мировой (рассмотрение взаимодействия русской и испанской литератур в методическом плане), проводимой авторами с целью выявления методических путей реализации интеграции русской и европейских литератур в школе (разработка учебных программ интегрированных курсов, методических рекомендаций и учебных пособий). Изучение текстов русских поэтов XIX—XX вв. в указанном контексте позволяет наметить узловые понятия, на которые можно опираться при установлении пересечений русской и испанской культур в школе.
Образ Испании всегда был притягателен для русской культуры. Однако в поэзии испанское влияние преломилось самым интересным образом. Прослеживаются, по крайней мере, три его ипостаси: мотивы, образы и литературные мистификации, — которые также не отличаются единством.
Говоря об испанских мотивах в русской поэзии, в первую очередь можно выделить мотивы, в которых заключена специфика восприятия страны и ее населения в сознании русского читателя: далекая и загадочная экзотика, народ, известный своим жизнелюбием, нравы, обычаи и традиции, столь отличные от отечественных. Поскольку мотивы могут иметь оценочное значение, то именно эта их группа и обладает им в полной мере. Как правило, данная специфика подчеркивается использованием особой лексики (фламенко, кастаньеты, коррида, тореадор, гитара, мантилья, балкон и др.).
В каждом языке заложена концептуализация окружающей действительности, причем в каждом — своя, т. е. фундаментальные ценностные понятия, характерные для одного национального мира, могут отсутствовать в другом. Постичь иной национальный характер возможно
посредством обращения к рассмотрению культурных концептов, отразившихся в литературе. Л. А. Ходякова, развивая теорию Ю. С. Степанова о концепте как «основной ячейке культуры в ментальном мире человека» [13, с. 40], под культурным концептом подразумевает сложное структурное образование идеального характера, которое «формируется в сознании и мышлении человека, отражает особенности культуры, ментальность определенного этноса и реализуется в языке» [14, с. 17]. Методическая опора на культурный концепт при анализе литературных произведений позволяет осуществлять интеграцию при изучении русской и зарубежной литературы в контексте мировой культуры, а значит, формировать у школьников ценностную картину мира. В методическом аспекте культурный концепт можно рассматривать как единицу реализации культуроведче-ского подхода к обучению языку и литературе, отражающую национальную специфику той или иной культуры, воплощенную в слове. Культурный концепт вызывает ассоциации, чувства, оценки, символы.
Особенно живописна в указанном плане лирика А. С. Пушкина, рисующая читателю волнующие картины. В стихотворении «Ночной зефир.» читаем: «Вот взошла луна златая, // Тише. чу. гитары звон. // Вот испанка молодая // Оперлася на балкон. // Ночной зефир // Струит эфир. // Шумит, // Бежит // Гвадалквивир» [11, с. 16].
В восприятии русского читателя испанцы — люди чести. Способность постоять не только за себя, но и за попранное достоинство любого обиженного — вот излюбленный испанский мотив русской поэзии. «Ты видал кинжалы древнего Толедо? // Лучших не увидишь, где бы ни искал. // На клинке узорном надпись: «Sin miedo», — // Будь всегда бесстрашным, — властен их закал», — писал К. Бальмонт в стихотворении «Sin miedo» [2, с. 76].
Еще одна группа мотивов — это мотивы тайны и скрытности, которыми окутано происходящее. Вполне вероятно, их появление в русской поэзии обусловлено
недостаточностью знаний о далекой Испании, что и придает ее образу налет таинственности, как, например, в стихотворении А. С. Пушкина «Я здесь, Ине-зилья.»: «Объята Севилья // И мраком и сном. // Исполнен отвагой, // Окутан плащом, // С гитарой и шпагой // Я здесь под окном.» [11, с. 186].
Третья группа мотивов — так называемые мотивы исторического происхождения. В произведении нет прямого указания на конкретные исторические события, но знание исторического контекста помогает их определению. Так, о героическом прошлом города-крепости упоминается в стихотворении К. Бальмонта «Толедо». Ведущий свое начало еще из доримского периода, город неоднократно подтверждал свою стойкость и боевой дух. Его заснувшая, но отнюдь не отошедшая в безвозвратное прошлое история воплощена в архитектуре, притягивающей внимание своей величественностью и мощью: «Ты, сказав свое, затих // Навсегда, — // Но поют в тебе отшедшие года, // Ты — иссеченный на камне мощный стих» [2, с. 73].
Мотивы, как правило, лишены относительно «самостоятельной» образности и эстетической завершенности, это более свойственно образам, закрепленным в истории культуры и нашедшим свое воплощение не только в поэзии, но и в литературе в целом. Среди образов испанской культуры наиболее узнаваемым, на наш взгляд, является образ Дон Жуана. Имя легендарного испанца стало синонимом любвеобильного ловеласа, разбивающего женские сердца. Однако русская поэзия подошла к интерпретации этого образа опять-таки с позиции желания понять сущность его характера, обнажив причины его поведения. (Не это ли пресловутая терпимость и всечеловечность, столь свойственная русскому менталитету? Еще Ф. М. Достоевский в «Пушкинской речи» утверждал, что русский способен стать братом всех людей, всечеловеком, поскольку ему свойственна способность всемирной отзывчивости [7]).
Наиболее близок к испанской легенде образ из пушкинского «Каменного го-
ИНТЕГРАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ
стя», заплатившим жизнью за святотатство. Поэзия Серебряного века раскрывает иные грани характера Дон Жуана. Так, герой одноименного произведения В. Брюсова — это воплощенное стремление к познанию и овладению новым и неизведанным, чего бы это ни касалось: морей, стран, языков или женщин: «Но каждая душа — то новый мир, // И манит вновь своей безвестной тайной!» — восклицает «скиталец дерзкий в неоглядном море», считающий, что только в любви человек способен познать глубину всего сущего [5, с. 76—77].
Дон Жуан И. Северянина — человек пронзительного одиночества, тщетно стремящийся обрести свою половину [12, с. 148].
Преодолевая время и пространство, Дон Жуан К. Бальмонта воплощает в себе суть совсем другой, гораздо более поздней, эпохи Серебряного века — кар-навальность и масочность: «Любовь и смерть, блаженство и печаль // Во мне живут красивым сочетаньем, // Я всех маню, как тонущая даль, // Уклончивым и тонким очертаньем, // Блистательно убийственным, как сталь, // С ее немым змеиным трепетаньем. // Я весь — огонь, и холод, и обман, // Я — радугой пронизанный туман» [3].
Таким же внепространственно-вре-менным образом представлен Дон Жуан в знаменитом цикле М. Цветаевой. Удивительно пронзителен синтез испанской и русской ментальности: испанский Дон Жуан на русском просторе, обжигающем холодом, завораживающем строгими глазами богородиц, оглушающем колокольным перезвоном: «На заре морозной // Под шестой березой, // За углом у церкви // Ждите, Дон-Жуан! // Но, увы, клянусь вам // Женихом и жизнью, // Что в моей отчизне // Негде целовать! // Нет у нас фонтанов, // И замерз колодец, // А у богородиц — // Строгие глаза. // И чтобы не слышать // Пустяков — красоткам, // Есть у нас презвонкий // Колокольный звон» [15, с. 159].
В ряду поэтов, чье внимание привлек образ Дон Жуана, самые разнообразные по своей творческой манере художники слова. Почему же так притягателен его
образ? Об этом очень точно сказал К. Бальмонт: «Есть явный романтический, общепонятный Дон Жуан, который умер, и есть символический лик Дон Жуана, есть Дон Жуан, который никогда не умрет. В сложном явлении много сторон, и в сложной душе Дон Жуана много скрытых ликов. Не забудем, что Дон Жуан легенды неукротим в своей смелости, что он во всем доходит до последней грани, что он не боится смерти и что к нему приходят с мистическими предостережениями обитатели запредельного, этим самым показывая, что у него бессмертная душа, о которой заботится Вечный Дух, правящий бурями Хаоса» [3]. Смелость, свобода мыслей и поступков, страстность натуры, решительность и целеустремленность — эти качества, будучи общечеловеческими, с наибольшей силой, по мнению русского человека, аккумулированные в испанском характере, наделяют образ знаменитого испанца.
Другой образ испанской культуры, прочно обосновавшийся на литературных просторах России, — Дон Кихот. Не рассматривая подробно механизмы его восприятия и рецепции в русской культуре, поскольку существуют очень глубокие исследования данного процесса (см. работы В. Багно, Ю. Айхенвальда), отметим, что ипостаси существования Дона Кихота в русской лирике также разнообразны. Прежде всего это сам образ странствующего рыцаря, характер которого наделен теми же самыми, исконно сервантесовскими качествами. Он появляется в творчестве писателей XVIII столетия: Н. М. Карамзина, Г. Р. Державина, А. Н. Радищева. Тогда же в русском языке возникают производные от этого имени — глагол «донкишотство-вать» и фразеологический оборот «бороться с ветряными мельницами». Так литературный образ переходит в разряд феноменов культуры и из производного превращается в производящее, обретая и исполняя культуротворческую функцию. Следующим этапом становится появление в русской литературе образов, подобных Дон Кихоту, например, в поэзии Б. Ш. Окуджавы. Феномен испанской
культуры на русской почве не просто приживается, а «пускает корни», впитывая в себя специфику социокультурных процессов, свойственных тому или иному историческому периоду. Сказанное подтверждает плодотворность диалога: не механистическое заимствование, но самопроизвольное и органичное вживление в ткань инородной культуры и обретение «двойного гражданства».
Еще одним устойчивым образом является сама Испания. Показательно в этом отношении одноименное стихотворение В. В. Маяковского. Пропагандирующий прежде всего советскую культуру, поэт не принимает особенностей испанской культуры на всех уровнях ее выражения: бытовом, языковом и пр. Идеологическая обособленность, на первый взгляд, препятствует возникновению диалога, но не может закрыть красоты и яркости страны: «Чернь волос // в цветах горит. // Щеки в шаль орамив, // сотня с лишним // сеньорит // машет веерами» [10, с. 39—40].
Стихотворение Н. Асеева «Песнь о Гарсиа Лорке» напоминает свод вопросов к стране, как живому человеку, допустившему гибель своей гордости: «Почему ж ты, Испания, // в небо смотрела, // когда Гарсиа Лорку // увели для расстрела? // Андалузия знала // и Валенсия знала, // — что ж земля // под ногами убийц не стонала?!» [1, с. 219].
Ответ приходит через годы — тоже из русской поэзии, из творчества Е. Евтушенко: «И только в пыльной лавке // стояли, словно роты, // не веря смерти Лорки, // игрушки-донкихоты. <.> И пели травы ломко, // и журавли трубили, /
/ что не убили Лорку, // когда его убили» [8].
Следующее направление испанского влияния — на более глубоком уровне, на уровне вживления в чужую ментальность и создания художественных произведений с учетом ее специфики — литературная мистификация. В первую очередь речь идет о поэзии Черубины де Габри-ак. В 1909 г. это имя стала использовать молодая талантливая поэтесса Е. И. Дмитриева, которую называли одной из самых фантастических и печальных фигур русской литературы. В редак-
цию журнала «Аполлон» она присылала надушенные и переложенные сухими цветами листки со стихами, где описывались Испания времен инквизиции, рыцари и крестоносцы, фанатический католицизм и мистицизм. Эти темы, не разработанные ранее в литературной среде, были близки поэтессе, изучавшей средневековую литературу Испании и Франции и сумевшей воплотить их в манере, свойственной эпохе Серебряного века в целом. Излюбленной манерой поэтов-символистов было использование в творчестве мотивов и образов разных культур и религий, что и подтверждает Че-рубина де Габриак, воспринимая и демонстрируя повышенную религиозность как специфическую черту испанской ментальности: «Ищу защиты в преддверьи храма // Пред Богоматерью Всех Сокровищ, // Пусть орифламма // Твоя укроет от всех чудовищ...» [16].
Таким образом, мы можем говорить об эволюции целостного образа Испании (в культуроведческом понимании) от мотивов, вызванных словом и отличающихся языковой изменчивостью, через образы, порожденные историей культуры и в ней закрепленные, к литературным мистификациям, попытке создания произведений с позиции испанского менталитета.
Прав М. М. Бахтин, сказавший: «...взаимопонимание столетий и тысячелетий, народов, наций и культур обеспечивает сложное единство всего человечества, всех человеческих культур (сложное единство человеческой культуры), сложное единство человеческой литературы» [4, с. 390]. В создании этого единства не последнее место принадлежит состоявшемуся и продолжающемуся диалогу Испании и России.
Подобный алгоритм исследования можно положить в основу целостного курса «Русская словесность» в его разделе «Единство мировых культур, отраженных в художественном слове», реализующего интегративный и культуроведческий подходы к изучению словесности. В рамках этого курса возможно не только рассмотрение механизмов восприятия и создания «образов» других народов (как европей-
ИНТЕГРАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ
ских, так и более удаленных географически), но и рефлексия русской культуры в культуре других стран.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Асеев, Н. Стихотворения / Н. Асеев. — М. : Сов. Россия, 1983. — 280 с.
2. Бальмонт, К. Солнечная пряжа / К. Бальмонт. — М. : Дет. лит., 1992. — 289 с.
3. Бальмонт, К. Тип Дон Жуана в русской литературе [Электронный ресурс]/ К. Бальмонт. — Режим доступа: http://magazines.russ.ru/ inostran/1999/2/balmont.html.
4. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. — М. : Искусство, 1986. — 444 с.
5. Брюсов, В. Я. Дон Жуан / В. Я. Брюсов // Сочинения. В 2 т. Т. 1. Стихотворения и поэмы. — М., 1987. — С. 77.
6. Гадамер, Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики / Х.-Г. Гадамер. — М. : Прогресс, 1988. — 699 с.
7. Достоевский, Ф. М. Дневник писателя / Ф. М. Достоевский // Полн. собр. соч. : в 30 т. — Л., 1981. — Т. 26. — С. 114—268.
8. Евтушенко, Е. Когда убили Лорку [Электронный ресурс] / Е. Евтушенко. — Режим доступа: http ://www.evtushenko .net/03 8 .html.
9. Львов, М. Р. Роль родного языка в становлении духовного мира личности / М. Р. Львов // Рус. яз. в шк. — 2001. — № 4. — С. 3—8.
10. Маяковский, В. В. Испания / В. В. Маяковский // Собр. соч. : в 6 т. — М., 1973. — Т. 3. — С. 39—40.
11. Пушкин, А. С. Ночной зефир... / А. С. Пушкин // Собр. соч. : в 10 т. — Л., 1977. — Т. 2. — С. 16.
12. Северянин, И. Дон-Жуан / И. Северянин // Стихотворения и поэмы. 1918—1941. — М., 1990. — С. 148.
13. Степанов, Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования / Ю. С. Степанов. — М. : Школа «Языки культуры», 1997. — 824 с.
14. Ходякова, Л. А. Культурный концепт как смысловая ценность текста / Л. А. Ходякова // Аксиологические аспекты методики преподавания русского языка (профессиональный и общеобразовательный уровни) : материалы Междунар. науч.-практ. конф., 19—20 марта 2009 г. — М. ; Ярославль, 2009. — С. 17—20.
15. Цветаева, М. Дон-Жуан / М. Цветаева// Лирика : в 2 кн. — Саранск, 1996. — Кн. 1. — С. 159—168.
16. Черубина де Габриак. Ищу защиты в преддверьи храма [Электронный ресурс] / Черубина де Габриак. — Режим доступа: http:// www.litera.ru/stixiy a/authors/gabriak/ischu-zaschity-v.html.
Поступила 18.02.11.
ИССЛЕДОВАНИЕ ПРОЦЕССА ВОСПРИЯТИЯ ОККАЗИОНАЛЬНЫХ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ В ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКОМ ЭКСПЕРИМЕНТЕ НА МАТЕРИАЛЕ ГЕНЕТИЧЕСКИ НЕРОДСТВЕННЫХ ЯЗЫКОВ
Д. Н. Давлетбаева (Казанский (Приволжский) федеральный
университет)
Статья посвящена проблемам сопоставительного изучения ментального восприятия и культурной интерпретации фразеологических единиц носителями языка в их окказиональном употреблении. Исследуется роль внутренней формы фразеологической единицы в способности претерпевать различного рода трансформации, определяются функции стилистических приемов преобразования фразеологизмов на материале генетически неродственных языков.
Ключевыге слова: психолингвистический эксперимент; окказиональное употребление; архетип; стереотип.
Язык как социальный феномен нахо- нию окказиональных фразеологических
дится в процессе постоянного развития единиц (ФЕ) в психолингвистическом экс-
и различных трансформаций, стимулиру- перименте на материале неродственных
ющих особый интерес к нему со сторо- языков — русского, английского, турец-
ны лингвистов. кого.
Представленная статья посвящена Человек — носитель национальной
сравнительно-сопоставительному изуче- ментальности, которая может быть ис-
© Давлетбаева Д. Н., 2011
