CC BY
177
УДК 82.161.1(091)(092) «19» ББК 80
С. Н. Лашова
г. Пермь, Россия
Мотив воскрешения в прозе М. Шишкина
Статья посвящена анализу ключевого повествовательного мотива в прозе М. Шишкина - мотива воскрешения, который, взаимодействуя с другими мотивами произведений автора, превращает все произведения писателя в единый гипертекст. Рассматривается воплощение мотива воскрешения на различных уровнях поэтики автора: система персонажей, пространственно-временная организация повествования, заглавия произведений. Особое внимание уделено анализу используемых автором мифологем.
Ключевые слова: мотив, интертекстуальный подход, гипертекст, мифологема.
S. N. Lashova
Perm, Russia
The Motif of Resurrection in the Prose of Mikhail Shishkin
The article deals with the analysis of the motif of resurrection in the narrative prose of Mikhail Shishkin. This motif interacts with other motives of the author and turns all the writer’s works into a single hypertext. The embodiment of the resurrection motif is considered at various levels of the author’s poetics: the system of characters, spatio-temporal organization of the narration, and the titles of works. Particular attention is paid to the analysis of the mythologems used by the author.
Keywords: motif, intertextual approach, hypertext, mythologems.
Творчество М. Шишкина - яркое и значительное явление современной российской литературы. Несмотря на то, что этот автор воплотил в своей прозе самые характерные постмодернистские черты (интертекстуальность, цитатность, коллажность, нелинейность повествования), в его произведениях отсутствует основной пафос постмодернизма - пафос хаоса, деконструкции, деиерархизации традиционных ценностей. В своих произведениях писатель тяготеет, скорее, к модернистским проблемам. Одной из главных идей Шишкина является идея воскрешения. Верой в возможность воскрешения пронизаны все произведения М. Шишкина. Но это не то «воскрешение отцов», о котором размышлял в своей философии «общего дела» великий русский мыслитель
Н. Федоров. По убеждению философа, «смерть есть свойство, состояние, обусловленное причинами, но не качество, без коего человек перестаёт быть тем, что он есть и чем должен быть» [7, с. 289]. Великий мыслитель отрицал неизбежность смерти и верил в то, что в будущем человечество сможет воскресить все ушедшие поколения.
По мысли М. Шишкина, воскрешение возможно только через слово, текст. Так герой последнего романа писателя «Письмовник» (2010) строит свой ковчег: «И вот я тоже строил мой ковчег. Только мой ковчег был не из бревен, а из слов» [10, с. 284]. В своих романах писатель пытается создать свой «Ноев ковчег», который дарует спасение и жизнь («воскрешение плоти») всему, обретшему жизнь в тексте.
Мотив воскрешения, несомненно, является ключевым мотивом прозы М. Шишкина. На ведущую роль этого мотива в романах автора неоднократно указывали литературные критики: М. Кучерская, Н. Иванова, И. Каспэ, Л. Пирогов,
B. Пригодич, В. Березин и др. Однако на настоящий момент отсутствуют работы, анализирующие воплощение данного мотива на различных уровнях поэтики писателя, а также взаимодействие этого мотива с другими сквозными мотивами его прозы.
В своём анализе мы опираемся на интертекстуальный подход к концепции мотива, разработанный такими исследователями, как Б. Гаспаров, А. Жолковский, Ю. Щеглов. Согласно этой концепции, в качестве мотива может выступать любое «смысловое пятно» [2, с. 30], любой феномен текста: на уровне героя, сюжета, предметновещественного мира и т. д. Кроме того, представляется существенным положение о способности такого мотива к варьированию, модификации как в рамках одного текста, так и в рамках всех текстов автора1.
На наш взгляд, в прозе М. Шишкина можно выделить некие инвариантные, «устойчивые мотивы автора» [1, с. 19], которые превращают все произведения писателя в единый гипертекст, свя-
1 «Некоторый мотив, раз возникнув, повторяется затем множество раз, выступая при этом каждый раз в новом варианте, новых очертаниях и во всё новых сочетаниях с другими мотивами <. > единственное, что определяет мотив, - это его репродукция в тексте.» [2,
C. 31].
© С. Н. Лашова, 2011
199
занный сеткой мотивов. И центральным мотивом как раз и является мотив воскрешения, вокруг которого группируются все остальные мотивы: мотив рождения и смерти, мотив любви и потери любимого человека, мотив потери ребенка, мотив онтологической сущности языка, первичности языка по отношению к жизни отдельного человека и т. д.
Первичность этого мотива по отношению ко всем остальным мотивам произведений писателя несомненна. Это проявляется во многих аспектах поэтики писателя - и в системе персонажей романов, и в заглавиях произведений автора, и в способах раскрытия всех остальных мотивов, и на уровне художественной детали, и на уровне тех мифологем, которые использует в текстах автор.
В рамках данной работы мы более подробно остановимся на анализе обширного мифологического пласта произведений писателя. Образы-символы, используемые автором, давно ставшие в истории культуры мифологемами, в большинстве случаев являются теми «смысловыми пятнами», которые позволяют проследить развитие мотива воскрешения в произведениях М. Шишкина. Задача настоящей работы состоит в том, чтобы проанализировать, как воплощается мотив воскрешения на уровне используемых автором мифологем.
Несмотря на существование серьезных трудов в области мифологии (Р. Барт, К. Леви-Строс, А. Лосев, Ю. Лотман, Е. Мелетинский, В. Топоров и др.), термин «мифологема» в современной науке ещё до конца не определен. В этой работе под мифологемой мы будем понимать образ-символ, обладающий устойчивым кругом значений в культуре, или, по определению З. Минц, «знак-заместитель целостных ситуаций и сюжетов» [4, http://www.ruthenia.ru/mints/papers/neomifologich. Ыш1], «образ-интегратор» (Д. Максимов [3, с. 30]).
Обширное использование мифологических образов свойственно всем произведениям М. Шишкина, но наиболее ярко эта особенность поэтики отразилась в трех последних романах автора: «Взятие Измаила» (1999), «Венерин волос» (2005), «Письмовник» (2010).
Во «Взятии Измаила» читатель встречает образы, связанные с Древним Египтом, Грецией, Римом, Древней Русью. Но особенно широко в этом романе представлены образы Древнего Египта. Создаётся впечатление, что на страницах романа присутствуют почти все мифологические персонажи этой древней цивилизации: Осирис, Ра, Изида, Сет, Гор, Сфинкс, Ястреб и т. д.
Но, на наш взгляд, одной из основных мифологем этого романа, тесно связанной с мотивом воскрешения, является мифологема Осириса (в египетской мифологии бог вечно возрождающей-
ся природы, царь загробного мира). Осирис, как позднее Христос в христианстве, в египетской мифологии воскресает из мертвых.
Тема Египта начинается буквально с первых страниц романа. Сказки, связанные с Египтом, рассказывает одному из героев романа адвокату Александру Васильевичу в детстве его отец. Сашенька любит листать толстые книги с изображением богов Древнего Египта, его удивляет тот факт, «как это перо на весах может перевесить сердце» [9, с. 23].1 И уже в раннем детстве его волнует вопрос: «Значит, после смерти каждый становится Осирисом?» [там же, с. 24].
Именно с Осирисом, таким, каким он изображен в мифах (в переднике, тело окрашено в зеленый цвет - символ вечно возрождающейся природы), встречается еще один персонаж романа с весьма символичным именем Муж желаний. («А там только лотос. И пустые весы. Да весовщик в переднике. С зеленым лицом. Смотрит пристально, сурово» [там же, с. 193]). И именно ему задаёт Муж желаний сакральный вопрос: «А потом, что будет потом? Меня оправдают?» [там же, с. 197]. Над вопросом «Что будет потом?» размышляет большинство героев романа. Этот вопрос волнует потерявшего сына Олежку Михаила Шишкина (героя, названного по имени автора), в другой сюжетной линии романа - Александра Васильевича, его бывшую возлюбленную, смертельно больную Ольгу Вениаминовну, судью с символическим именем Перун.
На этот вопрос знает ответ герой сюжетной линии романа, посвященной земцу Д. (он же Евгений Борисович), - Юрьев, он убеждает Евгения Борисовича: «Осирис не может умереть, понимаете? Он возрождается без конца в каждом и каждый возрождается в нём <.. .> Вы - это и есть ваш отец, потому что ваш сын - это и есть вы. Вы переходите в вашего сына, он ещё в кого-то, я перехожу в вас, вы в меня, все во всех» [там же, с. 141].
Мотив воскрешения, связанный с образами Древнего Египта, не раз имплицитно возникает на страницах романа. В автономной линии романа, посвящённой жизни адвоката Александра Васильевича, жука скарабея дарят смертельно больной Ольге Вениаминовне. Образ скарабея появится и в следующем романе писателя - романе «Венерин волос», в эпизоде, когда герои романа Бела и актер Леонид Михайлович говорят о бессмертии. В египетской мифологии скарабей почитался как символ солнца, символ возрождения в загробной
1 Страусиное перо - символ богини Маат, в египетской мифологии богиня истины, правосудия и гармонии. По верованиям египтян, после смерти душа умершего взвешивалась на весах, уравновешенных страусиным пером богини. Если умерший при жизни вел праведную жизнь, весы оставались в равновесии. См.: [5, т. 2, с. 86].
жизни. Движение скарабея с шариком навоза, в котором находятся личинки жуков, символизировало рождение, движение и вечную жизнь Солнца. Не случайно египтяне изображали бога Хепри -творца мира и человека - с головой скарабея [5, т. 2, с. 588].
Во «Взятии Измаила» в Египет отправляется герой романа Мотте Владимир Павлович. Мотте не является главным героем романа, сюжетная линия, посвящённая этому герою, даже относительно не завершена (в отличие от сюжетных линий, посвящённых Александру Васильевичу, земцу Д., М.Шишкину). Мотте на куполе вокзала видит «райское поле Иару» и Осириса. В данном случае важно само имя героя: фамилия героя созвучна имени еврейского пророка и законодателя Моисея, выведшего народ израильский из Египта (на иврите Моисей звучит как Моше, «взятый из воды»). Сопряжение этих имен весьма символично. Осирис - символ вечно возрождающейся природы, и Моисей, воспринимаемый в христианстве как один из прообразов Христа (Моисей явил миру Ветхий Завет, Христос - Завет Новый).
Весьма символично, что перед смертью умирающий отец Александра Васильевича заговаривает об Асклепии1. Асклепий в древнегреческой мифологии - бог врачевания. Он родился смертным, и, как гласят легенды, обладал таким великим даром врачевания, что мог воскрешать мертвых. За этот великий дар боги наградили Аскле-пия бессмертием.
В тексте романа неоднократно встречаются и христианские мифологемы, связанные с мотивом возрождения, воскрешения: мифологема Страшного Суда, чаши Грааля и т. д. В христианской мифологии испивший из чаши Грааля обретает бессмертие.2 «Чашей Грааля» называет «кружку с трубочкой в ручке для лежачих» [9, с. 108] отец Александра Васильевича. Начиная писать автобиографию, сам Александр Васильевич думает
о том, что после его смерти эта книга станет его «единственным земным пристанищем» [там же, с. 19], где он затаится в ожидании Страшного суда.
Весьма интересен эпизод сюжетной линии романа, посвящённой земцу Д. Влюбленная в него одинокая женщина Соня читает житие схимника Епифания, сподвижника и духовного наставника протопопа Аввакума. Епифанию по приказу патриарха Никона дважды отрезали язык, но, как гласит житие, Богородица даровала ему речь, об этом пишет в романе и М. Шишкин («.а язык со-
1 Асклепий воскресил гиганта Ипполита, сраженного богом Гермесом, Капанея, сраженного молнией Зевса, Главка - сына Миноса. [5, т. 1., с. 113].
2 В мифологии Грааль - это чаша с кровью Христа, которую собрал Иосиф Аримафейский, снявший с креста тело распятого Спасителя. [5, т. 1, с. 317].
вершенен обретеся во рте» [там же, с. 162]). Как повествуют предания, после сожжения на костре не нашли останков Епифания.3 Старец, наделённый Богородицей великим даром слова, воскрес. К эпизоду воскрешения Епифания обращались многие авторы: в литературе Серебряного века -это Д. Мережковский и М. Волошин,4 в современной литературе - В. Личутин в серии романов «Раскол».
Несмотря на то, что схимнику Епифанию в романе М. Шишкина посвящено всего лишь несколько строк, без всякого сомнения, этот образ весьма значим для понимания авторской идеи воскрешения - воскрешения через слово.
Одной из героинь романа М. Шишкин дает имя Мокошь [5, т. 2, с.169]. В славянской мифологии Мокошь - покровительница женского начала, плодородия, брака, родов, домашнего очага, символ вечно возрождающейся жизни. Незамужняя Мокошь рожает ребенка, и эта героиня, которую обвиняют в смерти матери, становится в романе неким символом вечно возрождающейся жизни. Символичность этого образа подчеркивается и намеренно размываемым хронотопом, когда автор объединяет и время, в которое происходят описываемые им события, - конец XIX в., и время рождения Христа («От кого ребеночек? Да мало ли от кого. От римского легионера ли, от плотника ли, от луча с золотыми пылинками - не наше собачье дело!» [9, с. 13]). Вновь в романе появляется христианская мифология: это и мифологема названного отца Иисуса плотника Иосифа, и мифологема непорочного зачатия - все эти мифологемы ассоциируются с Христом и связанной с ним темой воскрешения.
Мотив воскрешения красной нитью проходит и через роман писателя «Венерин волос». В одном из интервью М. Шишкин сказал о том, что его роман «Венерин волос», - это, прежде всего, роман «...о преодолении смерти любовью и словом, о воскрешении любовью и словом» [11].
О воскрешении говорят многие персонажи романа. Так, Бела - одна из главных героинь романа (в которой по описанию её жизни легко угадывается знаменитая певица Изабелла Юрьева), верит в то, что «если Бог дал каждому свою жизнь, так даст каждому и своё особое воскресение» [8, с. 438]. В автономной линии романа, посвящённой толмачу, который, как когда-то и сам писатель, работает в миграционной службе в Швейцарии, бывшая возлюбленная толмача верит
3 14 апреля 1683 г. были сожжены в срубе в Пу-стозерске четверо мятежных старообрядцев, в том числе протопоп Аввакум и схимник Епифаний.
4 «Тела и ризы прочих не сгорели / А. Епифания останков не нашли». Цит. по: [Волошин М. А. Стихотворения. Статьи. Воспоминания современников. М.: Правда, 1991. С. 254].
в то, что никто в этой жизни не исчезает бесследно: «У нас нет свободы исчезнуть. Ты вернешься в меня. Я вернусь в тебя» [там же, c. З90].
Мотив воскрешения возникает на страницах романа неоднократно. В сюжетной линии, посвящённой одному из второстепенных персонажей с символичным именем Дафнис, оживает убитый, потому что смерти нет, а убитый «.. .не насовсем ушел, а только отлучился» [там же, c. 14З]. Толмач и Изольда, главные герои романа, мечтают в Риме увидеть фрески Луки Синьорелли: «Слушай, в путеводителе написано, что в Орвието нужно обязательно посмотреть в соборе фрески Луки Синьорелли «Воскрешение плоти» [там же, c. 428].
На значимость этого мотива в общей концепции романа указывает даже оформление обложки, сделанное издательством «Вагриус»: воспроизведен фрагмент фрески Луки Синьорелли в соборе Орвието «Воскрешение плоти». Также значимость этого мотива подчёркивает и факт паратекстуальности: отношение заглавия романа и эпиграфа к тексту всего романа. Эпиграф к роману: «Ибо словом был создан мир, и словом воскреснем» (Откровение Варуха, сына Нерии. 4, XLII). Весьма символично и само заглавие романа - «Венерин волос». Венерин волос - это не только «травка-муравка» (образ которой появляется на последних страницах романа), которая через все пробьется («Травка-муравка из рода адиантум. Венерин волос. Бог жизни <...> Трава трав. Росла здесь до вашего Вечного города и буду расти после» [там же, с. 47З]). Автор выбирает растение, название которого напрямую связано с именем богини Венеры. В народе адиантум называют «венериным волосом» из-за тонких, черно-коричневых, блестящих черешков, похожих на женские волосы. Венера ( venus, род. п. veneris «любовь») - богиня цветущих садов, весны, плодородия, произрастания и расцвета всех плодоносящих сил природы; позднее Венеру стали отождествлять с греческой Афродитой - богиней любви и красоты.
Мифологема Венеры воедино связывает два ключевых мотива романа: мотив воскрешения и мотив любви. Именно любовь позволяет Сашеньке, покончившей с собой возлюбленной главного героя, толмача, верить в то, что любящие никогда не умирают «и все, которых ты любил, никуда не исчезают, они живут в тебе, ты состоишь из них» [там же, c. З86]. И именно поэтому чудо воскрешения возможно: покончившая с собой Сашенька может ждать на пустынном балтийском берегу, когда четвёртая заветная волна «пощекочет песком пятку» [там же, с. З90]. Когда-то еще до встречи с толмачом, на том же балтийском берегу, она загадала, что если четвёртая волна лизнет ей пальцы, то у неё будет любовь - «огромная, настоящая, на всю жизнь» [там же, c. З70]. На наш взгляд, так имплицитно в романе вновь возникает мифологема
Венеры (рождение богини из морской пены).
Образ Сашеньки из «Венериного волоса» перекликается с образом главной героини последнего романа М. Шишкина «Письмовник». И та, и другая героиня названы по имени умершего в семье ребенка - Сашей. Сашенька из «Венериного волоса», утешая мать, говорит ей о том, что «вместо той девочки теперь у тебя есть я! Может быть, та девочка я и есть!» [там же, с. 364]. По важнейшей для автора интенции, любовь способна воскресить умерших.
И несмотря на то, что в «Венерином волосе» Сашенька не является главной героиней, значимость ей для понимания общей концепции романа весьма велика: именно этой героине принадлежат мысли о любви - «сороконожке размером с Бога», в которой и живет человечество: «Просто мы не осознаём, что живём в невидимом и неосязаемом четвёртом измерении, которое и есть сороконожка-любовь...» [там же, с. 376]
В этом тексте прозаика встречается множество мифологем, ассоциирующихся в сознании читателя с вечной любовью: в одной из сюжетных линий романа имена возлюбленных - Дафнис и Хлоя, жену толмача зовут Изольда, её бывший возлюбленный Тристан. Тристан погиб много лет назад, ещё до встречи толмача и Изольды, однако он продолжает жить в её воспоминаниях, именно ему она посвящает свой дневник: «И ещё было странно, что этот дневник она писала Тристану» [там же, с. 179]. Изольде кажется, что и их с толмачом сын похож на Тристана в детстве.
Неоднократно в тексте романа звучит мысль
о том, что обрести бессмертие можно только в любви: «До конца жизни остается совсем немного. Но это всегда так. Потому что ты и был её Тристаном, только не понял этого. Воскрешение плоти. Из ничего, из пустоты <...> из листа бумаги вдруг появляются люди, живые тела, восстают, чтобы остаться навсегда, потому что снова исчезнуть, пропасть просто невозможно.» [там же, с. 464]. В этих строках романа отражена одна из важнейших художественно-философских идей писателя: воскрешение, обретение бессмертия возможно только в любви или слове.
Видимо, именно поэтому так значимы для писателя образы Кирилла и Клемента1, о которых
1 Святой Климент, ученик Апостола Петра, Третий Римский Папа. За активную проповедь христианства был сослан императором Траяном в Тавриду, в г. Херсонес (Севастополь), на работы в каменоломнях. И в ссылке Климент продолжал проповедовать новую веру. За это святой претерпел мученическую кончину. В XI в. его мощи были обретены св. братьями Кириллом и Мефодием. Они перенесли мощи в Рим. Автор называет святого Клементом вместо Климента, скорее всего, по названию собора Basilica di San Clemente, где покоятся мощи святого [Уханова Е. В. Обретение мощей св. Климента, Папы Римского, в контексте внешней и внутренней политики Византии середи-
он неоднократно упоминает на страницах романа. В Риме толмач ищет гробницу основателя славянского алфавита Кирилла, «именем которого названы буквы, без которых ничего в жизни толмача бы не было» [там же, c. 188]. Однако в истории Кирилла его более всего волнует эпизод спасения Кириллом мощей ученика апостола Петра, третьего Римского Папы Клемента. По легенде, Кирилл находит останки Клемента в море рядом с Херсонесом (Севастополем), расступившееся море позволяет ему доказать существование Бога. «Ведь что-то должно было доказать, что есть Бог и, значит, нет смерти», - так пишет об этом автор [там же, c. 189].
Весьма важна для понимания художественнофилософской концепции писателя и легенда о святом Антонии Римском, которую он включает в текст романа. Святой Антоний, как об этом повествуется в христианской мифологии, приплыл в Великий Новгород на камне. Издавна слово «камень» ассоциируется с «камнем веры», так как Петром нарек Христос одного из своих апостолов рыбака Симона (Petrus - от греческого слова «камень», «скала»). В сознании христиан образ Христа неразрывно связан с образом Святого Апостола Петра (первого Римского Папы), на непоколебимой вере которого Господь создаёт свою Церковь: «Ты Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее. И дам тебе ключи Царства Небесного, и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» [Мф. 16:18-19]. Как рассказывается в житиях Святого Антония, он приплыл из Рима со стеблем осоки в руках. В традиционной русской иконописной традиции Антоний Римлянин изображается на камне с осокой в руках. Стебель осоки играет значительную роль в христианской символике. Это - символ логоса, слова. Символика этого образа связана с папирусом, растением, относящимся к семейству осоковых, именно на писчем материале из папируса написаны первые тексты Библии. В словаре Д.Ушакова дается несколько значений слова «папирус»; одно из них -«литературный памятник, написанный на этом материале, свиток из этого материала с написанным на нем текстом» [6].
Об осоке упоминает и М. Шишкин: «Осталась лишь ветвь осоки, с которой Антоний приплыл из Рима, держа её в руке» [8, с. З24]. На наш взгляд, образ Антония Римлянина весьма значим для автора: объединение двух символов («камня» и «осоки») имплицитно раскрывает камень веры самого писателя - слово нетленно и ему дарована великая сила воскрешения. Потому так важны для него образы святых Епифания, Кирилла, Анны IX в. // Византийский временник. 2000. № 59 (84).
С. 116-128].
тония, давно ставшие в православной культуре мифологемами, с которыми неразрывно связана идея о великой силе речи, слова.
В романе «Венерин волос» сплетается множество мифологем, связанных с мотивом воскрешения: мифологема апостола Петра возникает в тексте неоднократно - это и «камень веры», это и лодка (Петр-рыбак), на которой можно уплыть в бессмертие. Один из второстепенных персонажей романа писатель Чириков (автономная сюжетная линия, посвящённая Беле) говорит: «.роман -моя лодка. Напишу, сяду в нее и уплыву» [там же, с. 295]. Сравнение «слово - лодка» повторится и в романе «Письмовник»: «Слова - обманщики. Обещают взять с собой в плавание и потом уходят тайком на всех парусах.» [10, с. 218]. Мы уже указывали на то, что герой романа «Письмовник» Владимир, в надежде сохранить ускользающее, мимолетное бытие, сооружает свой Ноев ковчег (лодку). Да и приём в «швейцарском рае», где работает переводчиком толмач, ведет столоначальник Peter Fischer, по сути, апостол Петр. По улицам Рима бежит воскресший Христос, спасая некоего ороча, отца Женечки, Алеши и Витеньки, и вновь беря на себя грехи человеческие («Вам надо жить, у вас Женечка, Алеша и Витенька. Я побегу за вас» [8, с. 474]).
Весьма значим в тексте романа и образ Рима, «города мертвых, где все живы» [там же, с. 477]. Именно в этом вечном городе по улице Корсо бежит в воображении толмача его бывшая учительница Гальпетра, бежит в царство вечной юности, в королевство счастливого детства ребенка-короля Матиуша.1 («Торопится, хочет догнать того, кто бежит впереди трусцой в королевство короля Ма-тиуша...» [там же, с. 479]) А впереди (как знак бессмертия, с которым у Шишкина связан мотив Египта) - «египетский обелиск с привязанным к нему розовым облаком» [там же, с. 479]. Улица Корсо ведет к площади Пьяцца дель Пополо, в центре которой находится знаменитый обелиск египетского фараона Рамзеса II, названного так в честь бога Ра, о котором в 17 главе «Книги мертвых», священной книге Древнего Египта, сказано: «Я был вчера; я знаю завтрашний день». В конце романа писатель воедино связывает все эти символы: египетский обелиск, «королевство короля Матиуша», травку-муравку - венерин волос, названную им богом жизни. Соединение этих образов вновь акцентирует внимание читателя на ключевом мотиве произведения - мотиве вечного возрождения благодаря слову и любви.
Немалую роль в раскрытии этого мотива
1 В сказке Я. Корчака «Король Матиуш Первый»
король-ребенок Матиуш мечтает о том, как сделать всех детей счастливыми, он пытается создать особое государство с детским парламентом, с детским флагом, но его предают те, в кого оп верил, - дети [Корчак Я. Король Матиуш Первый. М.: АсТ, 2010. 288 с.].
играют и сквозные персонажи, встречающиеся в текстах этих двух романов. Таким персонажем в романе «Взятие Измаила» является древнегреческий оратор, ученик Платона Гиперид. Гиперид, живший в IV в. до н. э., в романе так же реален, как и остальные персонажи. Он вступает в диалог с героями, несмотря на разделяющие их тысячелетия: с ним разговаривает Александр Васильевич, с ним в другой сюжетной линии романа вступает в полемику Михаил Шишкин. В «Венерином волосе» таким сквозным персонажем, связывающим воедино сюжетные линии романа, является автор «Анабасиса» - древнегреческий военачальник, писатель и историк Ксенофонт (IV в. до н. э.). Примечательно, что вновь одним из персонажей романа становится реальное историческое лицо, чья жизнь и деяния закреплены в литературном тексте. По сути, фигуры Гиперида и Ксенофонта становятся в текстах романов символом увековечивания единичного бытия в слове. Жизнь, закреплённая в слове, приобретает статус вечного бытия.
Немало мифологем, связанных с мотивом воскрешения, и в романе «Письмовник». Основными становятся мифологемы пресвитера Иоанна и девочки Снегурочки.
В детстве любимой сказкой главной героини романа, которую ей рассказывал отец, была сказка про царство попа Ивана, в котором живут «нетленные люди и немые цикады» [10, с. 61]. Пресвитер Иоанн, а в русской литературе также царь-поп Иван - легендарный правитель могущественного христианского государства в Азии. Об этом государстве и о его правителе в Европе начали писать со второй половины XII в., когда получило распространение так называемое письмо от пресвитера Иоанна - короля Индии, императору Византии Мануилу I Комнину.1 В этом письме утверждалось существование христианского государства на территории Индии. В средние века создано немало произведений, в которых упоминается пресвитер Иоанн. Во многих из них царство пресвитера Иоанна называется тем местом, где хранится священный Грааль. Имя пресвитера Иоанна в предисловии к «Дон-Кихоту» упоминает Сервантес.
Интерес к фигуре пресвитера Иоанна, на наш взгляд, в немалой степени обусловлен связанной с ним идеей бессмертия (чаша Грааля). Поэтому и сейчас к этому образу обращаются многие писатели, в том числе и такие известные, как Умберто Эко. О мифическом государстве пресвитера Иоанна упоминается во второй главе «Баудолино встречает Никиту Хониата» его историко-философского романа «Баудолино». О пресвитере поёт в своей
1 См.: Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства. Легенда о «Государстве пресвитера Иоанна». М.: Айрис-Пресс, 2009. 432 с.
песне «Господу видней» (2008) Борис Гребенщиков («Можно идти по пути, / В конце которого стоит Престер Джон»)2.
Образ пресвитера Иоанна - царя-попа Ивана, стал в истории культуры мифологемой, с которой неразрывно связана идея воскрешения. И у Шишкина появление этой мифологемы связано с ключевым мотивом воскрешения.
Весьма значим в тексте романа образ дочери героини, которую та лепит себе из снега, - Снегурочки («Решила - слеплю себе девочку. Будет у меня дочка <...> Щёчки, носик. Ушки. Пальчики. Попка гладенькая, крепенькая. Пупок. Чудесная получилась девочка. Взяла её осторожно и понесла домой» [10, с. 401]). В связи с этим вспоминается не только известная сказка о старике и старухе, которые слепили себе из снега дочку. По одной из существующих в фольклористике версий, сказка о Снегурочке возникла из древнего славянского обряда похорон Костромы [5, т. 2, с. 10]. В восточнославянской мифологии образ Костромы связан с приходом весны. В русских обрядах проводов зимы (проводах Костромы) она изображается как молодая женщина, закутанная в белые одежды. При ритуальных похоронах сжигается соломенное чучело Костромы, отсюда в сказках и прыжок Снегурочки через костер. Чучело сжигают, но Кострома каждый год воскресает. Так, согретая любовью, ожила у героини и девочка из снега («Потрогала ей ноги - ледышки, стала отогревать, дышать на них, тереть, целовать» [10, с. 401]). Уже ей, своей дочке из снега, рассказывает Сашенька сказки о царе Иване. И заканчивается роман диалогом между давно умершим возлюбленным Сашеньки и царем-попом Иваном, который утверждает, что после смерти «люди становятся тем, чем они всегда были, - теплом и светом» [там же, с. 412], а вокруг всё его царство - «горластое, благоухающее, нетленное» [там же, с. 409].
Итак, анализ мифологического пласта произведений писателя показал, как на смысловых перекрестках мифологем выстраивается авторская мифопоэтика, в основе которой лежит идея о воскрешении через любовь и слово. Мотив вечной жизни, воскрешения, являясь ключевым мотивом произведений писателя, связывает в единый гипертекст с общим мотивно-образным комплексом иные мотивы: мотив онтологической сущности языка, мотив любви как созидающей силы, мотив потери возлюбленных, близких людей, ребенка. Основной структурный «закон» стиля Михаила Шишкина и зиждется, в частности, на широком использовании автором мифологем как образов-интеграторов, вобравших в себя огромные пласты мировой культуры.
2 Песня входит в альбом «Лошадь белая» (2008). Цит. по: [ШЬ: http://jooov.net/text/536247/boris_ grebenschikov_akvarium_-_gospodu_vidney.htmls].
Список литературы
1. Жолковский А. К., Щеглов Ю. К. Работы по поэтике выразительности. Инварианты -тема - приемы - текст: сб. ст. М.: Прогресс, 1996. 344 с.
2. Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы: Очерки по русской литературе XX века. М.: Наука; Восточная литература, 1994. 304с.
3. Максимов Д. Е. О мифопоэтическом начале в лирике Блока (Предварительные замечания) // Учен. зап. Тартуск. гос. ун-та. (Блоковский сборник). Тарту, 1979. Вып. 3. С. 3 - 34.
4. Минц З. Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов // Учен. зап. Тартуск. гос. ун-та. (Блоковский сборник). Тарту, 1979. Вып. 3. С. 76-121. URL: http://www.mthema.m/mints/papers/neomifologich.html (дата обращения: 15.02.2011).
5. Токарев С. А. Мифы народов мира: в 2 т. М.: Советская энциклопедия, 1988. Т. 1-2.
6. Ушаков Д. Н. Толковый словарь русского языка. М.: Альта-Пресс, 2005. 1216 с. URL: http://ushakovdictionary.ru/word.php?wordid=44518 (дата обращения: 07.03.2011).
7. Федоров Н. Ф. Собр. соч.: в 4 т. М.: Прогресс, 1995. Т. 1. 518 с.
8. Шишкин М. П. Венерин волос. М.: Вагриус, 2006. 479 с.
9. Шишкин М. П. Взятие Измаила. М.: Вагриус, 2006. 429 с.
10. Шишкин М. П. Письмовник. М.: АСТ: Астрель, 2010. 412 с.
11. Шишкин М. П. «.У Бога на Страшном Суде не будет времени читать все книги»: интервью Н. Кочетковой // Известия. 2005. 22 июня. иКЬ: http://izvestia.ru/culture/article 2006070 (дата обращения: 01.03.2011).
Рукопись поступила в редакцию 21. 03. 2011.
