Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2014, № 2 (2), с. 333-335
УДК 82
МОТИВ СЛЕПОТЫ СУДЬБЫ В ТВОРЧЕСТВЕ К.Н. БАТЮШКОВА © 2014 г. Н.Ю. Честнова
Владимирский госуниверситет им. А.Г. и Н.Г. Столетовых chestnut19@yandex.ru
Поступила в редакцию 16.05.2014
Рассматривается генезис мотива слепой судьбы в произведениях Батюшкова. Анализируется структура образа фортуны в творчестве поэта после 1815 года.
Ключевые слова: Батюшков, Державин, мотив судьбы, поэтическая семантика, топос «слепая фортуна».
Мотив слепоты судьбы не воспринимается читателем как структурообразующий для художественного мира Батюшкова во многом в силу того, что рецепция творчества поэта основана прежде всего на выделении жанрово- и стилистически значимых элементов. Так, комплекс анакреонтических мотивов сопряжен с жанром дружеского послания, оссианических - с жанром элегии. Не связанный с определенной жан-рово-стилистической традицией, мотив слепоты судьбы у Батюшкова оказывается трудно уловимым: это, скорее, «фоновый» смысловой элемент, обнаруживающий свою значимость при определении общего эмоционального итога творческого пути поэта.
Генезис мотива слепоты судьбы предопределен традицией XVIII века, установившей возможные устойчивые варианты поэтической семантики и сочетаемости слова «слепой». Во-первых, это собственно топос «слепая фортуна», «слепая судьба». Во-вторых, слепота как метафора неведения, предполагающая антитезу «зрение» и «прозрение», то есть переход от незнания к знанию [1]. Наконец, преимущественно в эротической поэзии, эпитет слепой употребляется как характеристика чувственных порывов. Так, у Эвариста Парни встречаем сочетания «слепые желания», «слепая нежность», «слепое мужество/ отвага» и, разумеется, «слепая любовь».
В поэзии Батюшкова все эти семантические варианты мотива слепоты присутствуют. При этом расширение поэтической сочетаемости слова «слепой» для Батюшкова оказывается практически невозможным, да и ненужным в силу стилистических законов «школы гармонической точности» [2, с. 28-38]. Эпитет «слепой» может быть связан со сферой чувств, разума, или иррационального знания, или с судьбой -силой, внешней по отношению к человеку. Во
всех случаях употребление слова тяготеет либо к полному подавлению его первичного значения, предполагающего физиологическую конкретность, либо к преобладанию символического значения над прямым. Таким образом, за кругом поэтических формул со словами «слепой» или «слепец» закреплен комплекс символических значений. Традиция оказывается настолько сильной, что использование слова в прямом значении воспринимается как резкий диссонанс. Такой, единичный, впрочем, у Батюшкова случай словоупотребления в «Моих пенатах» вызвал, как известно, пренебрежительный отзыв Пушкина, который назвал «главным пороком» стихотворения «смешение древних обычаев мифологических с обычаями жителей подмосковной деревни» [3, с. 402]. Особенно диссонирующим Пушкину показался образ слепого странника, суворовского солдата, который заходит в хижину к поэту.
Устойчивость употребления поэтических формул с семантикой слепоты накладывает ограничения на развитие мотива в поэтических текстах. Однако неоднородность их допускает семантические смещения внутри комплекса определенных традицией значений. Эти семантические смещения нам и интересны.
Топос «слепая фортуна» появляется в стихотворениях 1809-1811 годов, он напрямую сопряжен с главной батюшковской темой гораци-анского образа жизни - безвестного уединения, отказа от «бесплодных сует», от покровительства фортуны. В послании Гнедичу: «Твой друг тебе навек отныне / С рукою сердце отдает; / Он отслужил слепой богине, / Бесплодных матери сует (...) / Пускай, кто честолюбьем болен, / Бросает с Марсом огнь и гром; / Но я - безвестностью доволен / В Сабинском домике моем!» [4, с. 217] В «Моих пенатах»: «Пускай в стране безвестной, / В тени лесов густых, / Богинею
334
Н.Ю. Честнова
слепою / Забыт я от пелен, / Но дружбой и тобою / С избытком награжден!» [4, с. 210] Фортуна слепая здесь - это лишь фортуна своенравная. В стихотворении этого же периода появляется образ челнока, управляемого слепой Любовью. «Тщетны слезы! Мне готова / Цепь, со-тканна из сует; / От родительского крова / Я опять на море бед. / Мой челнок Любовь слепая / Правит детскою рукой; / Между тем как Лень, зевая, / На корме сидит со мной» («К Петину») [4, с. 222]. Тут же можно вспомнить «Любовь в челноке», где управляемый Купидоном челнок разбивается. Образ корабля или челнока, управляемого любовью, тоже, вероятнее всего, восходит к Горацию («Пусть же правят тобой, корабль, матерь-Киприда...»). У Батюшкова традиционный рокайльный образ Купидона с повязкой на глазах ассимилирован с образом незрячей Фортуны, по прихоти управляющей жизнью человека. Совмещение происходит благодаря тому, что оба образа эмблематичны.
В эмблематической природе образа слепого божества содержится потенциал его развития, так как она предполагает визуализацию. В 1815 году Батюшков вновь возвращается к образу слепой Фортуны. Он создает прозаическую миниатюру «Две аллегории». Художнику предлагается написать две картины: на одной слепая Фортуна обрезает крылья Гению, на второй Любовь и Слава снимают повязку с ее глаз. Образ Фортуны прозревающей нарочито снижен. Она названа «слепой колдуньей», а не богиней. «Представляю себе удивление Фортуны, которая в первый раз в жизни разглядела глупость, сделанную в слепоте», - говорит Художник [4, с. 110]. В картине прозрения Фортуны реализована семантика прозрения от невежества, перехода от незнания к знанию. Совмещая два традиционных для мотива слепоты значения, Батюшков создает образ с высоким трагическим потенциалом. Ситуация прозрения в прозаической миниатюре - не столько возможный, сколько желанный исход. В записных книжках Батюшкова, датированных 1817 годом, есть созвучное этой миниатюре высказывание: «Повинуемся судьбе не слепой, а зрячей, ибо он есть не что иное, как воля Творца нашего» [5, с. 52].
Тема слепой, невежественной судьбы развивается в малоизвестном стихотворении того же времени из письма В.Л. Пушкину:
Меня преследует судьба, Как будто я талант имею! Она, известно вам, слепа; Но я в глаза ей молвить смею: «Оставь меня, я не поэт, Я не ученый, не профессор;
Меня в календаре в числе счастливцев нет, Я... отставной асессор!»
[5, с. 430]
Ситуация вызова слепой судьбе сопряжена увещеванием невежественного слепца. Общий тон стихотворения - жалоба на невежественную судьбу - обусловлен контекстом: это часть дружеского письма; поэтому следующее за поэтическим текстом прозаическое замечание развивает его тему: «Душевно радуюсь счастию Жуковского; он стоит его. Фортуна упала не на пень или кочку, как говорил Державин» [5, с. 430]. Батюшков неточно цитирует державин-скую оду «На Счастие». «Но ах! как некая ты сфера / Иль легкий шар Монгольфиера, / Блистая в воздухе, летишь; / Вселенна длани простирает, / Зовет тебя - ты не глядишь; / Но шар твой часто упадает / По прихоти одной твоей / На пни, на кочки, на колоды, / На грязь и на гнилые воды; / А редко, редко на людей» [6, с. 95]. Сложный державинский образ подчеркнуто упрощен и снижен за счет контекста: это та же слепая (а не прихотливая, как у Державина) фортуна, и падает она, следовательно, не по прихоти, а как слепой - например, запнувшись. Неточная цитата указывает на своего рода полемику с державинской концепцией судьбы прихотливой, равно жалующей и великого и малого. Побег от судьбы у Батюшкова возможен через признание собственной незначительности. Удостоен преследования судьбы может быть лишь человек талантливый, включенный в адрес-календарь счастливцев. Перечень чинов, удостоенных милости фортуны, предъявляется ей же как аргумент: «Оставь меня, я не поэт.»
Мысль о Провидении, «зрячей судьбе», которая может быть противопоставлена слепой, невежественной фортуне, ложится в основу некоторых последних антологических стихотворений Батюшкова. Так, звучит она в последнем стихотворении цикла переводов «Из греческой антологии»:
С отвагой на челе и с пламенем в крови
Я плыл, но с бурей вдруг предстала смерть ужасна.
О юный плаватель, сколь жизнь твоя прекрасна!
Вверяйся челноку! плыви!
[4, с. 416]
В стихотворении из «Подражаний древним»:
О смертный! хочешь ли безбедно перейти
За море жизни треволненной?
Не буди горд: и в ветр попутный опусти
Свой парус, счастием надменный.
Не покидай руля, как свистнет ярый ветр!
Будь в счастьи - Сципион,
в тревоге брани - Петр.
[4, с. 414]
Мотив слепоты судьбы в творчестве К.Н. Батюшкова
335
Батюшков вновь обращается к образу челнока, вверяемого божественным силам, который в последнем стихотворении возводится исследователями к оде Горация к Лицинию Мурене [7, с.77]. Традиционный для поэзии образ попадает у Батюшкова в «силовое поле» мотива судьбы либо слепой, либо зрячей, потому что силы, управляющие челноком, намеренно не определены.
Список литературы
1. Торияма Ю. Мотив зрения у М.Н. Муравьева и А.Н. Радищева в контексте европейского Просвещения [Элекронный ресурс] Режим доступа: Ьйр://суЬег1ептка.т/агйс1е/Пто11У-7гешуа-и-т-п-muravieva-i-a-n-radischeva-v-kontekste-evropeyskogo-рго8Уе8сЬешуа (Дата обращения 8.05.2014).
2. Гинзбург Л.Я. О лирике. Л.: Сов.писатель. Ле-нингр. отд-ние, 1974. 408 с.
3. Пушкин А.С. <Заметки на полях 2-й части «Опытов в стихах и прозе» К.Н. Батюшкова> // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 10 т. Т. 7. Л.: Наука. Ле-нингр. отд-ние., 1978. 543 с.
4. Батюшков К.Н. Сочинения: в 2 т. Т.1: Опыты в стихах и прозе. Произведения, не вошедшие в «Опыты...» / Сост., подгот. текста, вступ. статья и ком-мент. В. Кошелева. М.: Худож. лит., 1989. 511 с.
5. Батюшков К.Н. Сочинения: в 2 т. Т. 2: Из записных книжек; Письма. / Сост., подгот. текста, коммент. А. Зорина. М.: Худож. лит., 1989. 719 с.
6. Державин Г.Р. Сочинения. Л.: Худож. лит., 1987. 504 с.
7. Кибальник С.А. Русская антологическая поэзия первой трети XIX века. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1990. 272 с.
THE MOTIVE OF BLIND FORTUNE IN WORKS BY K.N. BATYUSHKOV
N.Y. Chestnova
The paper presents genesis of the motive of blind fortune in Batyushkov's works thereon the traditional poetical semantic of "blindness" and interpretation of the image of blind fortune in the last Batyushkov's works.
Keywords: Batyushkov,Derzhavin, motive of fortune, poetical semantic, topos "blind fortune".
References
1. Toriyama Yu. Motiv zreniya u M.N. Murav'eva i A.N. Radishheva v kontekste evropejskogo Prosvesh-heniya [E'lekronnyj resurs] Rezhim dostupa: http://cyberleninka.ru/article/n7motiv-zreniya-u-m-n-muravieva-i-a-n-radischeva-v-kontekste-evropeyskogo-prosvescheniya (Data obrashheniya 8.05.2014).
2. Ginzburg L.Ya. O lirike. L.: Sov.pisatel'. Leningr. otd-nie, 1974. 408 s.
3. Pushkin A.S. <Zametki na polyax 2-j chasti «Opy-tov v stixax i proze» K.N. Batyushkova> // Pushkin A.S. Poln. sobr. soch.: v 10 t. T. 7. L.: Nauka. Leningr. otd-nie., 1978. 543 c.
4. Batyushkov K.N. Sochineniya: v 2 t. T.1: Opyty v stixax i proze. Proizvedeniya, ne voshedshie v «Opyty...» / Sost., podgot. teksta, vstup. stat'ya i komment. V. Kosheleva. M.: Xudozh. lit., 1989. 511 s.
5. Batyushkov K.N. Sochineniya: v 2 t. T. 2: Iz za-pisnyx knizhek; Pis'ma. / Sost., podgot. teksta, komment. A. Zorma. M.: Xudozh. lit., 1989. 719 s.
6. Derzhavin G.R. Sochineniya. L.: Xudozh. lit., 1987. 504 s.
7. Kibal'nik S.A. Russkaya antologicheskaya poe'zi-ya pervoj treti XIX veka. L.: Nauka. Leningr. otd-nie, 1990. 272 s.