CC BY
173
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2014. № 1 (1). С. 98-109. УДК 930.1
А. В. Хряков
MONUMENTA GERMANIAE HISTORICA И СУДЬБА ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
В ТРЕТЬЕМ РЕЙХЕ
В статье идет речь об одном из старейших проектов по поиску и публикации немецких средневековых источников - Monumenta Germaniae Histórica. В годы третьего рейха историческое общество пережило серьезную трансформацию и являлось объектом притязаний со стороны многочисленных властных центров нацистского государства. Рассмотрена роль отдельных президентов общества и их взаимоотношения с национал - социалистами .
Ключевые слова: Monumenta Germaniae Histórica; медиевистика; средние века; историческая наука; Третий рейх.
A. V. Khryakov
MONUMENTA GERMANIAE HISTORICA AND HISTORY IN THE THIRD REICH
This article is about Monumenta Germaniae Histórica - ones from the oldest project devoted search and publication German medieval sources. German historical community had serious transformation in the Third Reich period. Historical science in that time was an object of interference by the numerals centers of the powers in Nazi state. The problems of the relations between Nazi power and President of the Historical Society are studies in the article.
Keywords: Monumenta Germaniae Historica; Mediaeval History; Medium Ages; Historical science; Third Reich.
При рассмотрении различных аспектов истории немецкого историзма, его возникновения и эволюции в качестве одной из выдающихся парадигм исторического знания чаще всего обращаются к университетской форме его существования. При этом справедливо подчеркивается, что именно в рамках немецкого университета сложились такие необходимые институциональные предпосылки профессионализации исторической науки, как семинар и кафедра, ставшие залогом возрастания специализации и приобретения историографией статуса полноправной научной дисциплины. Но уже в начале становления истории как профессиональной дисциплины присутствовала и иная форма существования профессиональных занятий историей в форме крупных издательских проектов, связанных с поиском и публикацией первоисточников. Подобного рода сооб-
щества, вводя в оборот ранее неизвестные материалы, способствовали стремительному росту источникового базиса науки, что вело к углублению научной специализации и отказу от былого энциклопедизма, с одной стороны, и стимулировали открытость науки и возможности верификации - с другой.
Еще в конце XIX в. немецкий историк Т. Моммзен, оценивая произошедшие в науке перемены, предложил для их объяснения понятие «большая наука». По его мнению, развивающиеся с XIX в. в науке процессы институционализации привели к складыванию такой формы ее организации, для которой характерно не только большое количество ученых и разделение труда, но также сотрудничество с предпринимательским капиталом и тесное взаимодействие академического сообщества с государством [1]. Для характеристики подобного рода изменений
© Хряков А. В., 2014
основатель и первый президент «Общества Кайзера Вильгельма» богослов Адольф фон Гарнак употребил термин «крупномасштабное научное предприятие» (Gro.Hbetrieb der Wissenschaft), имея в виду прежде всего издательские проекты, распространившиеся в Германии в XIX в. [2].
Пожалуй, самой известной инициативой в области публикации источников является Monumenta Germaniae Histórica («Исторические памятники Германии»), или «Общество для изучения ранней немецкой истории», основанное в 1819 г. по инициативе барона фон Штайна во Франкфурте на Майне. Целью данного научного предприятия являлся поиск и публикация письменных источников немецкой истории V-XV вв., что, по мнению немецких интеллектуалов, должно было стимулировать идею единого немецкого национального государства в границах бывшей Священной Римской империи, т. е. вернуть политически раздробленной Германии ее славную общую историю. Уже изначально в деятельности «Общества» присутствовала нескрываемая патриотическая ориентация, ярко выраженная в девизе организации «Sanctus amor patriae dat animum» (Святая любовь к отчизне укрепляет дух).
Метод критики источников, фактически превративший занятия историей в науку, обеспечив ее прочным научно-исследовательским фундаментом, не без оснований связывается с гением Ранке, но мало кто вспоминает, что основы этого метода и первые примеры его употребления дает нам именно Monumenta Germaniae Histórica (MGH). В научно-политическом ландшафте XIX в. MGH стала флагманом средневековых исследований, хотя выделявшиеся ей финансовые средства и принципы набора сотрудников, скорее, говорили о ее низком, по сравнению с университетами, статусе. И если университетской исторической традиции в Германии посвящено бесчисленное количество исследований, то внеуниверситетским учреждениям и прежде всего MGH уделялось удивительно мало внимания [3].
Схожая ситуация наблюдается и в развернувшейся в последнее время полемике относительно поведения немецких историков в годы Третьего рейха. В отличие от университетов, существование MGH в годы гитле-
ровской диктатуры до сих пор находится вне поля зрения специалистов. Вместе с тем деятельность данного общества не только отразила основные организационно-политические тенденции развития науки в тоталитарном государстве, но и продемонстрировала такие редкие в те годы примеры личного мужества, интеллектуальной честности и научной добросовестности.
Вплоть до последнего времени в историографии господствовала версия истории МопитеПа Оегташае Historica, разработанная двумя президентами организации, возглавлявшими общество в 30-40-е гг. XX в.: Э. Штенгелем и Т. Майером. Оба в ходе процесса денацификации заявили о беспрецедентном давлении и шантаже со стороны нацистского руководства, угрожавшего прекратить деятельность МОН в случае их отказа возглавить общество. Кроме того, они неустанно говорили о сохранении в деятельности МОН всех стандартов научной деятельности [4].
Конечно же, сформировавшийся вокруг «Общества для изучения ранней немецкой истории» образ «тихой гавани», приютившей историков-медиевистов, далек от действительности. Помня заинтересованность нацистских властей в истории вообще и средних веках, в частности, нельзя и представить, чтобы какие-либо исторические институты остались без их внимания. Политика властей в отношении МОН была вполне сопоставима с политикой в отношении всей научно-организационной среды и укладывается в рамки национал-социалистической научной политики. Как и подавляющее большинство немецких организаций, «Общество» стало предметом нешуточной борьбы между представителями различных властных центров нацистского государства. Но особенности внутренней организации МОН, ее высокий научный статус и длительная история существования серьезно трансформировали вызовы, исходившие от политических властей.
Уже основателями «Общества» были заложены те основополагающие принципы его функционирования, которые с небольшими изменениями сохранились вплоть до нашего времени. Это прежде всего частный, независимый принцип существования общества и коллегиальный принцип руководства.
После прошедшей в 1872-1875 гг. реформы управления во главе общества встала так называемая Центральная дирекция, состоявшая из представителей нескольких Академий общегерманского пространства (Берлинской, Мюнхенской, Венской). Каждый из отделов MGH (Scriptores, Leges, Diplomata, Epistolae, Antiquitates) подчинялся одному из членов дирекции, именно они избирали президента, который являлся единственным государственным чиновником и получал из бюджета фиксированное жалование.
Постоянной головной болью президента было финансирование деятельности организации. Благосостояние членов Центральной дирекции практически не зависело от их сотрудничества с MGH, в большинстве своем все они преподавали в тех или иных университетах Германии и не нуждались в дополнительных заработках, чего не скажешь о непосредственных исполнителях, многочисленных сотрудниках, не обладавших докторской степенью и университетской должностью. Денег, отпускавшихся правительствами Германии и Австрии, едва хватало на нерегулярные выплаты. В период между 1900 и 1912 гг. на содержание Monumenta Germaniae Historica немецкое государство тратило около 70 000 марок в год. В годы Веймарской республики после сокращения нескольких оплачиваемых ставок бюджет общества в 1925 г. составлял 30 000 марок. Кроме того, австрийское правительство крайне нерегулярно выплачивало свою долю финансирования общества [5].
Система функционирования MGH, заложенная еще в момент основания, способствовала известной свободе данного общества и относительно либеральной кадровой политике. Выпускники университетов, молодые доктора практически не стремились работать в данном издательском проекте. Даже работа в архиве, не говоря уже про университет, оплачивалась выше и считалась более престижной. Это открывало дорогу в MGH тем группам немецкого общества, которым по различным причинам чиновничья или преподавательская карьера была заказана. В разные периоды немецкой истории это были представители еврейской нации, женщины или политические оппоненты власти. Работа в рамках «Общества» не требовала от
претендентов для продолжения научной карьеры высшей докторской степени, гораздо важнее здесь было знание классических и современных языков, скрупулезное знание источников, архивных фондов и колоссальная работоспособность. Это создавало возможности для коллективной формы работы с присущим ей разделением труда, а значит, равновеликим вкладом всех и каждого в общий научно-исследовательский проект, что делало совершенно бессмысленной внутри-организационную иерархию, подобную той, что существовала в рамках университетских кафедр. Кроме того, работа в МОИ давала определенную степень свободы, благодаря которой сотрудники имели возможность проводить собственные, не связанные с проектами общества исследования.
Столетний юбилей организации, праздновавшийся в 1919 г., пришелся на не самое лучшее время. Первая мировая война, закончившаяся поражением, и экономический кризис начала 20-х гг. XX в. привели к серьезному сокращению финансирования «Общества». Все громче звучали сомнения в своевременности и актуальности издательского предприятия, ориентированного прежде всего на далекое средневековье, в то время как по представлениям многих требовались более актуальные для ревизионистской политики Германии проекты. Да и внутренняя организация МОИ после крушения Германской монархии и распада Австро-Венгрии требовала серьезных изменений. В это трудное время организацию возглавил директор Прусского исторического института в Риме и генеральный директор прусских архивов Пауль Фридолин Кеер (1860-1944) [6].
Еще в момент избрания в 1919 г. П. Ф. Кеер выдвинул условием своего назначения «укрепление авторитета председателя». Годы инфляции не позволили ему провести кардинальные перемены, но они, в свою очередь, сделали невозможным регулярные созывы Центральной дирекции, нередко противостоявшей председателю. Кеер упрекал Центральную дирекцию в том, что она злоупотребляла своим правом и подолгу не избирала председателя. Действительно, с 1875 по 1935 гг. на посту главы Центральной дирекции сменилось семь человек, из которых трое являлись исполняющими обязанно-
сти, поскольку их полное назначение так и не удалось провести. Лишь с 1925 по 1931 гг. общие собрания и избрание новых членов Дирекции осуществлялись относительно регулярно. Новый финансовый кризис и приход к власти Гитлера в 1933 г. превратили Дирекцию в «декорацию» [7].
Стремление Кеера к получению неограниченной власти в «Обществе» как нельзя лучше соответствовало целям новых властителей Германии - национал-социалистов. Конечно же, мотивы у Кеера и сторонников Гитлера были различны. Многолетний руководитель научного учреждения учитывал то, что произошло с исторической наукой за последние полвека. Стремительный рост исторического знания, его углубление и специализация сделали невозможным профессиональный охват всего исторического пространства одними лишь университетами, являвшимися центрами не только науки, но и преподавания. Наблюдая за ситуацией в естественных науках, где гораздо раньше осознали необходимость создания внеуниверси-тетских научно-исследовательских центров и академий, Кеер пришел к выводу, что медиевистика должна следовать в этом же направлении. В двух своих записках к новым властям он предложил новый вариант устава организации, который бы строился на принципах единоличного управления и таким образом прекращал бы практику коллегиального руководства в «Обществе». Для Кеера Центральная дирекция, как он писал в одном из своих обращений к министру науки, воспитания и народного образования, является «классическим примером прежнего немецкого государственного федерализма и связей с Австрией. <...> Сохранение прежней структуры в форме юридически суверенной Центральной дирекции больше не соответствует интересам науки и в особенности задачам Монументы» [8].
В 1933 г. бюджет «Общества» составлял 46 000 марок и вплоть до 1935 г. оставался неизменным. Несмотря на крайне скудное финансирование и плачевное состояние организации, в первые годы правления нацистов недостатка в планах реформирования не было. Закулисная борьба, развернувшаяся между партийными и государственными органами власти за контроль над исторической
наукой вообще и медиевистическими исследованиями в лице MGH, в частности, хоть и свидетельствует об отсутствии единой государственной политики в отношении историографии, но вместе с тем говорит и о значимости контроля над историческим сообществом для нацистской элиты [9].
Согласно новому уставу, с 1 апреля 1935 г. «Общество» получило новое название «Имперский институт древней немецкой истории (Monumenta Germaniae Historica)». Центральная дирекция распускалась, а вся власть переходила к президенту института, напрямую подчиненного министру науки. Чтобы сохранить хотя бы иллюзию коллегиальности, создавался некий совет «почетных членов института» в количестве 12 человек, приглашавшихся по рекомендации все того же президента из представителей основных немецких академий [10].
Впервые в качестве задач института было заявлено не только издание средневековых текстов, относящихся к немецкой истории, но и исследование истории немецкого средневековья. Кроме того, устав предполагал и изменения всей конфигурации внеуни-верситетской науки в Германии. Теперь главе MGH подчинялся не только Немецкий исторический институт в Риме, ему также поручался надзор за Союзом немецких историков, территориальными историческими комиссиями и разнообразными обществами любителей немецкой истории и древностей. Все это делало новый институт предметом притязаний со стороны многочисленных центров власти в нацистском государстве.
Кеер полностью поддержал новый проект устава, заявив, что подобная централизация напрашивалась давно и благодаря нововведениям «начнется новая эпоха и, как мы надеемся, новый расцвет» [11]. По его словам, «в чем Монумента действительно нуждалась, новый устав удовлетворил полностью, он обеспечил прежде всего столь необходимое единство руководства в лице президента» [12]. Реорганизация затронула и официальное издание организации. Журнал «Новый архив» (Neues Archiv der Gesellschaft für altere deutsche Geschtchiskunde), выпускавшийся с 1876 г., был переименован в «Немецкий архив по истории средневековья» (Deutsches Archiv für Geschichte des
Mittelalters). Бюджет института был увеличен до 76 000 марок. Это, конечно, больше, чем предыдущие траты, но в сравнении с бюджетом Института истории новой Германии под руководством В. Франка в 230 000 марок траты на MGH были незначительными [13].
Но после произошедшей в 1935 г. отставки П. Ф. Кеера в Имперском институте начался самый настоящий кризис управления. Поиски пригодного преемника, прежде сопровождавшиеся дискуссиями о профессиональных и личностных качествах претендентов, теперь дополнились оценкой политических пристрастий ученых. Кеер неоднократно заявлял, что президентом нового института должен стать историк права Карл Август Экхардт (1901-1974) [14]. В новых политических условиях он, как никто другой, подходил для этой должности: член СА с 1931 г., член нацистской партии с 1932 г., член СС с октября 1933 г. Кроме того, Эк-хардт обладал и весомым профессиональным опытом, в том числе публикационным, уже в 27 лет он стал профессором по истории немецкого права в университете города Киля [15]. С октября 1934 г. Экхардт служил референтом в Прусском министерстве науки, воспитания и народного образования, в отделе высшей школы, отвечая за назначение претендентов на вакантные университетские должности по юридическим, экономическим, историческим специальностям. Он обладал правом беспрепятственного доступа к министру науки Бернхардту Русту, а также был в дружеских отношениях с руководителем СС Генрихом Гиммлером, с которым регулярно обменивался письмами. В одном из таких посланий он, в частности, писал: «Во всех концах Рейха, где находится рейхсфюрер СС, зажигают теперь огни йольских светильников. Орден охранных отрядов приобрел четкую форму, и в этот час все сердца, наполненные сильнейшим чувством общности, бьются в такт. Я благодарен Вам, мой рейхс-фюрер, за это прекрасное переживание общности, и я благодарен Вам еще раз за то, что я принадлежу к этому ордену и могу служить Вам, мой рейхсфюрер» [16].
Но хорошо известная гибкость, многочисленные связи и знакомства Кеера, не раз выручавшие его в трудные времена Веймарской республики, не позволили ему провести
своего человека на пост президента. В ходе острой закулисной борьбы на партийные и научные заслуги Экхардта никто не обратил внимания, учитывались прежде всего личная преданность кандидата и аппаратный вес покровителя. Уже подписанное назначение Экхардта было отменено приказом Альфреда Розенберга, к которому за поддержкой обратился одиозный «фюрер» исторической науки Вальтер Франк (1905-1945), сыгравший в развернувшейся борьбе за пост президента MGH ключевую роль [17].
Напряженные отношения между Эк-хардтом и Франком, который также работал в министерстве науки, возникли из-за желания В. Франка во что бы то ни стало получить профессорство, но без обязательного для этого преподавания. Отвечавший за кадровую политику Экхардт всячески сопротивлялся этому, заявляя, что слово «профессор» происходит не от слова Profit (выгода), а от profeteri (профессия) [18]. Поэтому профессура без преподавания - это нонсенс, который приведет нас к средневековой пребенде.
В противостояние Франка и Экхардта была втянута практически вся верхушка нацистской Германии, включая самого Гитлера, который лично предоставил профессорство Франку и выступил против назначения Экхардта, заявив, что он имеет «совершенно неудовлетворительную точку зрения по еврейскому вопросу» [19]. Поводом для данного высказывания фюрера стала позиция Эк-хардта, изложенная им в 1934 г. в некрологе на смерть Макса Паппенхайма (1860-1934), своего предшественника по кафедре в Киле: «Макс Паппенхайм не имел ничего общего с тем неприятным типом еврейских писателей, который в течение целого поколения наводнял нашу высшую школу. Он тяжело страдал от ощущения себя расовым чужаком, так как был привязан к немецкой сути и стремился к германству, в то время как к своим собственным расовым братьям относился с глубоким неприятием. Он никогда не пытался отрицать свое еврейское происхождение, как бы он его не презирал... Но своих детей он напутствовал словами: "Я уже ребенком пытался убить еврея в себе; для вас эта борьба уже будет легче". Это высказывание раскрывает глубокую трагедию его собственной жизни.» [20]. В своих бесчисленных интригах Франк
не брезговал никакими средствами, в том числе и откровенными доносами. В своих письмах к Розенбергу и Русту он привел выдержки из данного текста, снабдив их соответствующими комментариями [21].
Свой «почтительный» некролог Экхардт объяснил внешнеполитическими соображениями, заявив, что покойный Паппенхайм был самым известным немецким историком права за границей и прежде всего в Скандинавии. Непочтительное отношение к такому человеку подорвало бы авторитет Германии на Севере Европы и способствовало бы росту антинемецких настроений. Целью некролога было в том числе желание продемонстрировать друзьям и коллегам покойного историка мнение еврея на смысл еврейской проблемы в Германии.
В свою очередь, А. Розенберг, уполномоченный фюрера по контролю за общим духовным и мировоззренческим воспитанием НСДАП, в своем письме к министру науки отметил прежде всего идеологические причины, которые препятствовали назначению К. А. Экхардта. В своей кадровой политике он якобы руководствовался не национал-социалистическими соображениями, а исходил из профессиональных требований к кандидату. Кроме того, нацистский идеолог не забыл и вражду Экхардта с Франком, заявив, что президенты обоих институтов должны работать в тесном сотрудничестве, а так как назначение Франка уже состоялось, то назначение Экхардта повредит общему делу. Министр Б. Руст отверг большинство упреков Розенберга, но с последним был вынужден согласиться, предложив промежуточное решение - назначить другого человека исполняющим обязанности президента Имперского института.
1 апреля 1936 г. новым главой Имперского института древней немецкой истории был назначен мало кому известный тридцатиоднолетний вюрцбургский архивист Вильгельм Энгель (1905-1964). В составленном в начале 1939 г. по поручению СД документе «Развитие и задачи исторической науки Германии» его автор, член СС Герман Лёфлер (1908-1978), охарактеризовал нового назначенца как «самого неподходящего для всех кандидата» [22]. Энгель не был ни медиевистом, ни старым партийцем, в партию он
вступил вместе со многими другими «попутчиками» 1 мая 1933 г., но он был человеком В. Франка, который в своем пренебрежительном отношении к Monumenta Germaniae Historica называл ее сотрудников не иначе как «торгашами пергаментов». Франк сумел продавить это назначение через нерешительного министра науки Руста. По мнению Х. Хайбера, Франк лоббировал кандидатуру молодого архивиста, так как ему был нужен в параллельном институте такой человек, «который не будет опасен» [23].
Путь в столицу В. Энгелю открыл его гимназический приятель доктор Рейнхард Хён, оберштурмбанфюрер СС, занимавший в то время пост руководителя отдела СД по вопросам культуры. Он предложил своему однокашнику постоянную должность «посредника» в контактах СД с министерством науки, воспитания и народного образования. Если в начале своей деятельности Энгель был всего лишь помощником Экхардта, то после его ухода перенял все его функции и полномочия, приобретя тем самым решающее влияние на политику научных кадров и планирования исторических исследований. В ноябре 1935 г. Энгель защитил докторскую диссертацию под руководством марбургско-го профессора Эдмунда Штенгеля. Работа была посвящена архивисту Иоганну Фридриху Шаннату (1683-1739) и основана на анализе его пражского архива. Уже в марте 1936 г. собственное министерство предоставило Энгелю должность приват-доцента по средневековой истории и вспомогательным историческим дисциплинам в берлинском университете, а летом того же года последовало назначение на должность экстраординарного профессора [24]. Но на этом стремительное восхождение провинциального историка по карьерной лестнице не закончилось, он стал очень важной фигурой в борьбе различных центров власти за контроль над исторической наукой, борьбе, которую вели между собой К. А. Экхардт и В. Франк. Именно этой борьбе он был обязан как своим быстрым взлетом, так и не менее стремительным падением.
В качестве главы MGH и Немецкого исторического института в Риме Энгель неоднократно выступал на заседаниях разнообразных исторических комиссий и сообществ,
где говорил о необходимости ориентации на источники и сохранении традиционных принципов научности в достижении объективной истины [25]. С теми же соображениями он выступил в своей программной статье «Немецкое средневековье. Задачи и пути его изучения», ознаменовавшей собой выход первого, после реформирования, номера специализированного журнала «Немецкий архив по истории средневековья».
Новоиспеченный президент в самом начале своей статьи продемонстрировал общественно-политические задачи исторической науки вообще и медиевистики в частности. Ссылаясь на события последних двух лет, новый руководитель МОИ повсюду обнаруживает проявления «борьбы за новое содержание и новые формы» отдельных научных направлений. Демонстрируя свою приверженность национал-социализму, он заявил о том, что наука должна быть ориентирована на «немецкий народ и немецкий дух». Именно они являются конечной целью и масштабом для задач и дел национально ориентированной науки [26].
В этой публикации В. Энгель постарался продемонстрировать значение не столько средневековья как одной из центральных эпох в мировой истории, сколько обратил внимание на инструментальный характер этого периода, подчеркнув его значение в борьбе за ресурсы между различными историческими организациями, учеными и поддерживающими их партийными и государственными инстанциями. По его словам, средневековью необходимо вернуть в современном сознании заслуженное место как «ценной, живой и политически значимой эпохи национального становления немцев», для которых оно является начальным национальным этапом настоящего. Медиевистам и, соответственно, новому институту в таком случае необходимо всеми силами способствовать познанию и пробудить восхищение к предмету своего исследования - средневековью [27].
То, что ресурсы не безграничны, Энгель знал как никто другой, и потому борьба за них должна была вестись сразу по нескольким направлениям. Он отметил стремительный рост в последнее время популярности ранней и новой истории, что грозило средним векам оказаться раздавленными перво-
бытностью, с одной стороны, и современностью - с другой. Но, пожалуй, самые грозные слова Энгеля были обращены против многочисленных дилетантов от истории. Именно к ним относится тот раздел статьи, в котором новый глава института говорит о необходимости «добросовестного употребления методов исследования». Здесь он выступает против «фразерства и туманных речей, против мнимого пророческого взгляда в прошлое, против пошлой банальности и романтической мечтательности, короче, против безответственного дилетантизма и ушлого бума-гомарательства» [28]. В утверждении Энгеля нет противоречий, как могло бы показаться на первый взгляд, его слова о приверженности идеалам объективности не являются ритуальными фразами. Он, как и большинство профессиональных историков, не видел ничего плохого во вмешательстве политики и власти в науку, тем более что сам стремился поставить медиевистику на службу тем же целям, что и национал-социалисты. Он считал, что авторитет науки подрывают всезнайки, профаны, не имеющие академических степеней, именно то «оголтелое учительство», о котором так часто вспоминали немецкие профессора после падения Третьего рейха, обвиняя именно его в политической ангажированности исторических исследований [29]. По мнению Энгеля, власть должна обратиться именно к профессиональной науке, так как политическая ситуация требует «научной мысли», она велит нам самоотверженной и внимательной к деталям, кропотливой работы в тиши кабинетов. Она требует строгого соблюдения особых, выработанных в XIX в. методов исследования средневековых источников [30].
Новый руководитель МОИ всеми силами стремился продемонстрировать нацистскому руководству особое положение средневекового периода в истории Германии, его важность и значимость для формирования немецкого народа и государства. По его словам, «сегодня мы переживаем новый великий поворот. Мы стоим на новом рубеже. Мерилом и путеводной нитью для нас сегодня являются лишь немецкий народ, его этнич-ность и его Рейх» [31].
Вне всякого сомнения, данная статья была призвана продемонстрировать лояль-
ность и преданность нового президента МОН национал-социалистическим заповедям. По мере развертывания «гитлеровской революции» между различными историческими субдисциплинами и научными направлениями обострилась борьба за приоритет и первенство, борьба, в которой принимали участие самые высокие представители нацистских государственных и партийных органов. Это заставляло историков (не только медиевистов) напрямую обращаться к власть предержащим и искать их расположения, требуя защиты и поддержки в борьбе за пресловутый «капитал» - как символический, так и вполне реальный, доказывая практическую значимость предмета собственного интереса.
Хотя Энгель, занимая один из важнейших постов в немецкой историографии, на словах и ратовал за объективность и строгую научность исторических исследований и хотел освободить медиевистику от политического вмешательства, он сам включился во властную борьбу за контроль над исторической наукой и ее исследовательскими институтами. Выступая на стороне В. Франка, который сделал его почетным советником собственного института, Энгель нажил себе многочисленных врагов, и прежде всего в СС. Против него выступил не только К. А. Эк-хардт, не желавший смириться с назначением вюрцбургского архивиста на пост президента МОН, но и его школьный товарищ Р. Хён также отвернулся от него. Руководители научных ведомств СД были недовольны проводимой Энгелем кадровой политикой, когда он предоставлял в институте работу неугодным ученым, прежде всего евреям. Весной 1937 г. руководство СД лишило Эн-геля статуса «посредника» в своих взаимоотношениях с министерством науки, а вскоре потребовало его увольнения и из МОН.
С 1 ноября 1937 г. пост президента Имперского института перешел к научному руководителю Энгеля, медиевисту из Марбурга Эдмунду Эрнсту Штенгелю (1879-1968). Хотя марбургский профессор вступил в нацистскую партию достаточно поздно, лишь в 1942 г., в глазах нацистских властей его фигура выглядела более предпочтительно, чем прежний исполняющий обязанности. Он обладал не только необходимой профессиональной подготовкой, но и нужными поли-
тическими связями. Его жена Фрида была руководителем одной из женских нацистских организаций в Марбурге, а приемный сын Лотарь Штенгель фон Рутковский сделал карьеру в качестве специалиста по расовой гигиене в Йенском университете и носил звание оберштурмбанфюрера СС [32].
Судя по уже упоминавшемуся тексту Г. Лёфлера, в назначении Штенгеля эсесов-цы и лично Гиммлер приняли самое активное участие. В данной кандидатуре их привлекало то, что «благодаря назначению Штенгеля данный Имперский институт вышел из-под влияния Вальтера Франка, чего не случилось бы при назначении Энгеля -креатуры Франка. Кроме того, кажется, что Штенгель, являясь протестантом и демонстрируя в своих книгах ясную позицию в отношении исторической деятельности римской церкви, будет невосприимчив к католическому влиянию» [33].
Несмотря на поддержку нацистов и назначение на должность президента преобразованной МОН, Штенгелю также пришлось столкнуться с прямой конкуренцией со стороны В. Франка, не смирившегося с отстранением его ставленника. Франк, с присущей ему тягой к авантюрам, разработал план по объединению двух исторических институтов, конечно же, под его руководством. Э. Штен-гель предпринял колоссальные усилия для предотвращения этого. Охраняя независимость собственной организации, он заручился поддержкой весьма влиятельных лиц, в том числе обербургомистра Мюнхена, рейхсляйтера Филера, министра Руста и активно искал возможности для встречи с самим Гитлером [34]. Именно в ходе этих переговоров впервые в качестве нового возможного места пребывания института был назван Мюнхен [35]. В конечном итоге объединение двух институтов было отложено, как, впрочем, и переезд института в Мюнхен. Активность Штенгеля продемонстрировала, что в бесцеремонности и находчивости он нисколько не уступал своему оппоненту.
Штенгель регулярно информировал рейхсфюрера СС Гиммлера, известного своим интересом к средневековью, о вышедших и планируемых изданиях, время от времени прося финансовой помощи. Так, в июле 1938 г. в личном письме к Гиммлеру он из-
ложил план издания дипломов Генриха Льва [36]. Гиммлер поддержал план издания и выделил на этот проект около 7500 марок [37]. Подобные тесные отношения с представителями высшей верхушки нацистской партии и государства позволили Штенгелю отстоять независимость собственного Института, но постоянные конфликты с Франком и контакты, которые требовали небывалого напряжения, серьезно вымотали его психологически, поэтому он довольно быстро согласился на предложение вернуться в родной Марбург. После 1945 г. Штенгель стремился уменьшить меру своего сотрудничества с СС или даже полностью забыть о нем, и в какой-то мере ему это удалось, так как основное внимание общественного мнения было направлено на деятельность его преемника Т. Май-ера [38].
В 1942 г. между Эдмундом Штенгелем и Теодором Майером (1883-1972) произошла рокировка: Штенгель покинул Берлин и отправился в Марбург, где занял свою бывшую кафедру, а Майер, расставшись с ректорством в университете, принял пост президента МОИ. К моменту своего назначения выдающийся немецкий медиевист уже обладал серьезным научным и административным опытом, руководя во Фрайбурге «Западногерманским исследовательским сообществом» (1934-1939), а в Марбурге - университетом (1939-1942) [39]. Его способности вместе с сильной волей и ярко выраженным самолюбием создали необходимые предпосылки для того, чтобы идеи Майера нашли отклик в специфических общественных и политических условиях национал-социалистического государства.
Назначение в старейшее медиевистиче-ское научное учреждение Германии Майер использовал для осуществления своих грандиозных научно-организационных планов, в основе которых лежало его общегерманское понимание европейской истории. Вслед за австрийским историком Генрихом фон Србико Т. Майер рассматривал общегерманский подход к истории в качестве способа преодоления векового спора между сторонниками малогерманского и великогерманско-го пути объединения Германии. В 30-е гг. ХХ в. этот «общегерманский подход» самым серьезным образом проявлялся в медиеви-
стических исследованиях немецкого историка, стремившегося показать историю «немецкого народа в его единстве» [40].
После победы в 1940 г. над Францией и установления немецкого господства над Европой Майер задумался о планах послевоенной реорганизации исторической науки не только в Германии, но и во всей Европе. Учитывая последние результаты нацистской захватнической политики, Майер посчитал нужным сместить акценты с «общегерманского» на «общеевропейское» понимание истории. Цель подобной смены перспективы лежала в том способе аргументации, что базировался на национально ориентированной парадигме, согласно которой Германия в Европе всегда играла выдающуюся роль «силы порядка». Лишь в рамках «общеевропейского» понимания истории станут понятными «положение и функции германского центра в Европе как принципа порядка и структуры» [41]. Новый подход должен был соответствовать актуальным политическим задачам, а значит, включать в себя не только историю центральноевропейских держав (Германии и Австрии), но всех европейских народов, имеющих общие германские корни.
Подобные убеждения образовали идеологическую основу для научно-организационной деятельности Т. Майера на посту президента Имперского института древней немецкой истории (МОИ). Концепцию европейского образа истории, который должен определяться немецкой исторической наукой, историк признал важной «последней целью» [42]. Немецкий медиевист был уверен, что вслед за военным столкновением в Европе будет происходить духовная борьба. Если немецкая историческая наука хочет одержать победу в этой борьбе и претендовать на интеллектуальное руководство на континенте, она должна в захваченных странах создать научные опорные пункты. Еще в 1941 г., сразу же после окончания западной кампании немецкой армии, Майер обратился в Министерство науки, воспитания и народного образования с предложением создать Немецкий исторический институт в Париже, который сможет после окончания войны подтвердить ведущие позиции немецкой исторической науки в европейском пространстве. Особенно важным ему казалось привести доказа-
тельства преимущественного участия германцев в историческом развитии северной Франции. План, одобренный военными и гражданскими властями Германии, не был реализован из-за неблагоприятного для нацистской Германии исхода войны [43].
Майеру мало что удалось реализовать из задуманной им программы реформирования МОН. Гораздо более плодотворной была его деятельность в качестве одного из организаторов так называемой «Акции Риттербуша», или «Мобилизации немецких наук о духе» [44]. В последние годы войны Т. Майер приложил максимум усилий для эвакуации из Берлина, подвергавшегося постоянным авиаударам, библиотеки Имперского института в Поммерсфелден, что в Баварии, туда же было перевезено и собрание книг из Немецкого исторического института в Риме.
В сентябре 1945 г. Майер был арестован американскими войсками и девять месяцев находился в лагере для интернированных. В декабре 1947 г. после долгого разбирательства суд, несмотря на многочисленные ходатайства и положительные отзывы коллег, признал немецкого историка «соучастником», запретив занимать любые государственные должности, в том числе претендовать на должность президента восстановленной МОН. Выборы к этому моменту уже состоялись и несмотря на страстные попытки Май-ера вернуть свою должность, американское военное командование, Баварское правительство и ряд немецких историков выступили против фигуры Майера, предпочтя ему историка Фридриха Баэтгена.
Двенадцатилетняя история существования МопитеПа Оегташае Historica при нацистском режиме хорошо демонстрирует существование определенного противоречия в научной политике Третьего рейха - между враждебностью национал-социалистической идеологии в отношении интеллектуального творчества, с одной стороны, и необходимостью конкретной научно-практической деятельности для нужд тоталитарного государства - с другой. Вследствие этого просматриваются две линии поведения нацистов в отношении исторической науки и одного из старейших научно-исследовательских институтов Германии. Прежде всего это курс на «унификацию» историографии и замену
старой «объективистской», или «еврейско-либеральной», исторической науки новой «борющейся». Но также существовал и альтернативный вариант, направленный на интеграцию консервативной националистической историографии Германии в структуры нового государства. Две данные тенденции просматриваются как в линии поведения власти, так и в закономерностях институционального развития немецкой исторической науки времен Третьего рейха.
В первые годы существования фашистского режима, безусловно, преобладала первая тенденция, ярко проявившаяся в кадровой политике нацистов в отношении неугодных сотрудников учебных заведений и реформировании высшей школы. Сюда же можно отнести и ликвидацию в 1935 г. Имперской исторической комиссии под руководством Германа Онкена, а также деятельность В. Франка и его Института истории новой Германии. Принятие в том же году нового устава MGH и превращение уважаемой организации в Имперский институт древней немецкой истории с перенесением на него фюрерских принципов руководства нужно рассматривать в русле этой же политики.
Но наряду с этой сугубо разрушительной практикой сначала слабо, а после 1937 г. все более активно, дает о себе знать вторая тенденция, направленная на сотрудничество с профессиональной, по преимуществу националистически ориентированной частью немецкого исторического сообщества. В рамках MGH это проявилось в назначении на президентский пост профессоров Штенгеля и Май-ера, признанных специалистов в средневековых исследованиях, сделавших себе имя еще до прихода Гитлера к власти. Данная линия поведения нацистских властей объясняется прежде всего заинтересованностью государства в существовании профессиональной науки, а по мере приближения к 1939 г. эта заинтересованность возрастает, и не только в естественнонаучных, что вполне понятно, но и в гуманитарных дисциплинах.
ЛИТЕРАТУРА
1. Mommsen Th. Antwort an Herrn Harnack (öffentliche Sitzung vom 3. Juli 1890) // Sitzungsberichte der Königlich Preussischen Akademie der Wissenschaften zu Berlin. - Berlin, 1890. -S. 792.
2. Harnack A. von. Vom Großbetrieb der Wissenschaft // Preußische Jahrbücher. - 1905. -№ 119. - S. 193-201.
3. Bresslau H. Monumenta Germaniae Historica. Im Auftrage der Generaldirektion. - Hannover, 1921 ; Grundmann H. Monumenta Germaniae Historica 1819-1969. - München, 1969 ; Fuhrmann H. «Sind eben alles Menschen gewesen». Gelehrtenleben im 19. und 20. Jahrhundert. Dargestellt am Beispiel der Monumenta Historica Germaniae und ihrer Mitarbeiter. - München, 1996. На русском языке см.: Мэртль К. Monumenta Germaniae Historica: взгляд изнутри // Средние века. - Вып. 58. - 1995. -С. 95-111.
4. О послевоенной судьбе MGH см.: Schulze W. Deutsche Geschichtswissenschaft nach 1945. -München : Oldenbourg, 1989. - S. 145-158 ; Nagel A. Ch. Im Schatten des Dritten Reichs. Mittelalterforschung in der Bundesrepublik Deutschland 1945-1970. - Göttingen : Vanden-hoeck und Ruprecht, 2005. - S. 209-228.
5. Fuhrmann H. «Sind eben alles Menschen gewesen». Gelehrtenleben im 19. und 20. Jahrhundert. Dargestellt am Beispiel der Monumenta Historica Germaniae und ihrer Mitarbeiter. - S. 72.
6. О Кеере см.: Holtzmann W. Paul Fridolin Kehr // Deutschen Archiv für Geschichte des Mittelalters. 8. Jg. - 1951. - S. 26-58.
7. См. рассуждения Кеера о недостатках коллегиальной системы руководства MGH: Kehr P. Die Preussische Akademie und die Monumenta Germaniae und deren neue Satzung. Sonderausgabe aus den Sitzungsberichten der Preussischen Akademie der Wissenschaften Phil.-Hist. Klasse. - Berlin : Verlag der Akademie der Wissenschaften, 1935.
8. Цит. по: Fuhrmann H. «Sind eben alles Menschen gewesen». Gelehrtenleben im 19. und 20. Jahrhundert. Dargestellt am Beispiel der Monu-menta Historica Germaniae und ihrer Mitarbeiter. - S. 60.
9. О полицентричном характере руководства немецкой наукой см.: Bollmus R. Das Amt Rosenberg und seine Gegner. Zum Machtkampf im NS-Herschaftssystem. - Stuttgart : Deutsche Verlags-Anstalt, 1970 ; Grüttner M. Wissenschaft // Enzyklopädie des Nationalsozialismus / Hrsg. von W. Benz, H. Graml, H. Weiss. - München : Deutscher Taschenbuch, 1997. - S. 135155.
10. Reichsinstitut für ältere deutsche Geschichtskunde (Monumenta Germaniae Historica). Jahresbericht 1934 // Deutschen Archiv für Geschichte des Mittelalters. 1. Jg. - 1937. -S. 276-277.
11. Ibid. - S. 277.
12. Kehr P. Die Preussische Akademie und die Mo-numenta Germaniae und deren neue Satzung. Sonderausgabe aus den Sitzungsberichten der Preussischen Akademie der Wissenschaften Phil.-Hist. Klasse. - S. 33.
13. Fuhrmann H. «Sind eben alles Menschen gewesen». Gelehrtenleben im 19. und 20. Jahrhundert. Dargestellt am Beispiel der Monumenta
Historica Germaniae und ihrer Mitarbeiter. - S. 72.
14. Kehr P. Die Preussische Akademie und die Mo-numenta Germaniae und deren neue Satzung. Sonderausgabe aus den Sitzungsberichten der Preussischen Akademie der Wissenschaften Phil.-Hist. Klasse. - S. 34.
15. Niemann M. Karl August Eckhardt // Die Juristen der Universität Bonn im «Dritten Reich» / Hrsg. von M. Schmoeckel. - 2004. - S. 160-184.
16. Цит. по: Ibid. - S. 173.
17. Биография Вальтера Франка рассмотрена в фундаментальном исследовании: Heiber H. Walter Frank und sein Reichsinstitut für Geschichte des neuen Deutschland. - Stuttgart : Deutsche Verlag-Anstalt, 1966. - 1274 s.
18. Niemann M. Karl August Eckhardt // Die Juristen der Universität Bonn im «Dritten Reich». -S. 169.
19. Ibid. - S. 170.
20. Eckhardt K.A. Max Pappencheim // Zeitschrift der Savigny-Stiftung für Rechtsgeschichte Germanistische Abteilung. 55. - 1935. - S. XIII.
21. Niemann M. Karl August Eckhardt // Die Juristen der Universität Bonn im «Dritten Reich». -S. 171.
22. Löffler H. Entwicklung und Aufgaben der Geschichtswissenschaft in Deutschland // Lerchenmüller J. Die Geschichtswissenschaft in den Planungen des Sicherheitsdienstes der SS. Der SD-Historiker Hermann Löffner und seine Gedenkschrift «Entwicklung und Aufgaben der Geschichtswissenschaft in Deutschland». - Bonn : Dietz, 2001. - S. 226.
23. Heiber H. Walter Frank und sein Reichsinstitut für Geschichte des neuen Deutschland. - S. 870.
24. О биографии В. Энгеля см.: Bünz E. Ein Historiker zwischen Wissenschaft und Weltanschauung: Wilhelm Engel (1905-1964) // Die Universität Würzburg in den Krisen der ersten Hälfte des Weltkrieg und dem Neubeginn 1945 / Hrsg. Von P. Baumgart. - Würzburg: F. Schöningh, 2002. - S. 252-318 ; Wahl V. «Mit Gründlichkeit und der Findigkeit des geschulten Archivars...» Wilhelm Engel (1905-1964): Ein Forscherschicksal im 20. Jahrhundert // Jahrbuch des Henne-bergisch-Fränkischen Geschichtsvereins. Bd. 17. - 2002. - S. 9-36.
25. См. сообщение о выступлении В. Энгеля на тему «Задачи и структура исторических исследовательских институтов в новой Германии» на заседании Союза любителей немецкой истории и древности 20-23 сентября 1936 г.: Vergangenheit und Gegenwart. Zeitschrift für Geschichtsunterricht und politische Erziehung. 26. - 1936. - S. 652-654.
26. Engel W. Deutsches Mittelalter. Aufgabe und Weg seiner Erforschung // Deutschen Archiv für Geschichte des Mittelalters. 1. Jg. - 1937. -S. 4.
27. Ibid. - S. 5.
28. Ibid. - S. 6.
29. Rothfels H. Die Geschichtswissenschaft in den dreißiger Jahren // Deutsches Geistesleben und Nationalsozialismus / Hrsg. von A. Flitner. - Tübingen : Reiner Wunderlich, 1965. - S. 90-107.
30. Engel W. Deutsches Mittelalter. Aufgabe und Weg seiner Erforschung. - S. 6.
31. Engel W. Deutsches Mittelalter. Aufgabe und Weg seiner Erforschung. - S. 10.
32. Hoßfeld U., John J., Stutz R. «Kämpferische Wissenschaft»: Zum Profilwandel der Jenaer Universität im Nationalsozialismus // «Kämpferische Wissenschaft» Studien zur Universität Jena im Nationalsozialismus / Hrsg. von U. Hoßfeld, J. John, O. Lemuth und R. Stutz. - Köln, 2003. -S. 23-121.
33. Löffler H. Entwicklung und Aufgaben der Geschichtswissenschaft in Deutschland. - S. 226.
34. Nagel A. Ch. Im Schatten des Dritten Reichs. Mittelalterforschung in der Bundesrepublik Deutschland 1945-1970. - S. 42.
35. Löffler H. Entwicklung und Aufgaben der Geschichtswissenschaft in Deutschland. - S. 227.
36. Die Urkunden Heinrichs des Löwen, Herzogs von Sachsen und Bayern / Hrsg. von K. Jordan. -Stuttgart, 1941-1949. - T. 1-2.
37. Nagel A. Ch. Im Schatten des Dritten Reichs. Mittelalterforschung in der Bundesrepublik Deutschland 1945-1970. - S. 43.
38. См., например, работу одного из учеников Штенгеля, в которой его деятельности на посту президента MGH отведено всего несколько строк: Schäfer K. Aus den Papieren eines sparsamen Professors. Edmund Ernst Stengel (1879-1968) zum 125. Geburtstag // Zeitschrift des Vereins für Hessische Geschichte und Landeskunde. Bd. 109. - 2004. - S. 323-344.
39. О деятельности Майера на посту ректора Марбургского университета см.: Nagel A. Zwi-
schen Führertum und Selbstverwaltung. Theodor Mayer als Rektor der Marburger Universität 1939-1942 // Staat, Gesellschaft, Wissenschaft. Beiträge zur modernen hessischen Geschichte / Hrsg. von W. Speitkamp. - Marburg : Elwert, 1994. - S. 343-364.
40. Mayer Th. Geschichtliche Grundlagen der deutschen Verfassung. Festrede gehalten bei der Reichsgründungsfeier am 18. Januar 1933. -Giessen : Topelmann, 1933.
41. Mayer Th. Deutschland und Europa. - Marburg : Lahn, 1940. - S. 21.
42. Maurer H. Theodor Mayer (1883-1972). Sein Wirken vornehmlich während der Zeit des Nationalsozialismus // Österreichische Historiker 1900-1945. Lebensläufe und Karrieren in Österreich, Deutschland und der Tschechoslowakei in wissenschaftsgeschichtlichen Porträts / Hrsg. von K. Hruza. - Wien ; Köln ; Weimar, 2008. -S. 521.
43. Grau C. Planungen für ein Deutsches Historisches Institut in Paris während des zweiten Weltkrieges // Francia. 19. - 1993. - S. 109128 ; Heinzel R. Theodor Mayer. Ein Wissenschaftsorganisator mit «großen Möglichkeiten» // Das Deutsche Historische Institut Paris und seine Gründungsväter / Hrsg. von U. Pfeil. -München, 2007. - S. 59-77.
44. Об «Акции Риттербуша» и участии в ней историков и лично Т. Майера см.: Хряков А. В. «Сотрудничество с Ваалом». Немецкие историки и нацизм // История и историки в прошлом и настоящем / под общ. ред. Л. П. Репиной. - М. : ИВИ РАН, 2013. - С. 357-378.
