CC BY
140
УДК 355.015
Д.Л. Цыбаков
МИЛИТАРИЗМ И АНТИМИЛИТАРИЗМ В МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКЕ: ОЦЕНКИ СОВРЕМЕННОЙ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ
Статья посвящена изучению проблемы милитаризации международной политики. Автор рассматривает основные положения концепций милитаризма и антимилитаризма в современной общественной мысли. Поддерживается идея создания новой научной и учебной дисциплины -«Политологии войны».
Ключевые слова: милитаризм, антимилитаризм, международная политика, милитаризация, «холодная война».
D. Tsybakov
MILITARISM AND ANTIMILITARISM IN INTERNATIONAL POLICY: ESTIMATION OF MODERN SOCIAL IDEAS
The article views the topical issues in the sphere of militarization the international policy and the main points of militarism and antimilitarism of modern social idea. The author suggests a new science discipline "Political science of war ".
Keywords: militarism, antimilitarism, international policy, militarization, "Cold War".
Милитаризм и антимилитаризм традиционно выступали антиподами в общественных и научных дискуссиях, символизируя собой полярные идеологические подходы к одной из ключевых проблем международной политики - проблеме применения вооружённой силы в отношениях между народами и государствами. Поборники насилия, представляющие радикальные идеологии и течения, склонялись к фетишизации военного фактора в международной политике. В свою очередь традиционно сильным было влияние идей миролюбия и ненасилия как духовной основы решения проблем международных отношений. На основе этих воззрений и сложился антимилитаризм - общественно-политический феномен, отрицающий использование вооружённого насилия при разрешении внутренних и межгосударственных противоречий.
В рамках статьи предлагается авторский взгляд на проблему соотношения милитаризма и антимилитаризма в современной общественной мысли, продолжающей влиять на современную международную политику. Будут проанализированы источники и движущие силы современного милитаризма, его идейные вдохновители и субъекты, склонные абсолютизировать военный фактор в политике. Планируется рассмотреть причины и специфику милитаристских проявлений в начале XXI столетия, реакцию на них со стороны представителей разных идеологических течений. Будут приведены доводы в пользу того, что разрушение «двухполярного мира» перевело процесс милитаризации в новую стадию, характеризующуюся сохранением потенциала воинственности среди политических элит стран с различным государственно-политическим строем.
Действительно, в первом десятилетии XXI столетия тема противостояния идей милитаризма и антимилитаризма сохраняет своё значение. Этому способствуют объективные факторы: в условиях глобализации фактор военной силы остаётся приоритетом в формировании внешнеполитической стратегии современных государств и многочисленных негосударственных акторов. До недавнего времени среди экспертного сообщества бытовало убеждение, что апологетом насилия в разрешении внешнеполитических проблем являются сторонники неоконсерватизма, развязавшие вооружённый «экспорт демократии» во многих регионах земного шара.
Например, британский учёный Э. Вильямс подчёркивал преемственность «воинственного американского либерализма» периода президентства Дж. Буша-младшего по отношению к имперскому либерализму Великобритании XIX - начала XX века [2]. Фактически, милитаристские акции в международной политике продолжают находить поддержку среди политических сил, ранее позиционировавших себя в качестве убеждённых противников войны. Если в XX столетии европейские социалисты и социал-демократы, как правило, подчёркивали миролюбивый, антимилитаристский характер своих внешнеполитических доктрин, то в настоящее время дело обстоит иначе. Именно социалистические правительства послали испанские войска в Ирак и германские - в Аф-
96 -
Научные и образовательные проблемы гражданской защиты - 2012'1
ганистан. В сложившихся условиях военно-силовые методы становятся инструментом международных организаций, по своему предназначению, скорее, призванных содействовать упрочению мира. Так, во время этнического конфликта в Кот-д'Ивуаре по распоряжению главы ООН международные миротворческие силы непосредственно вмешались в вооружённую борьбу на стороне одного из её участников [8].
Сразу после того, как ушёл в небытие «двухполярный мир», впервые прозвучал тезис о том, что миротворческие операции могут проводиться вне зависимости от мнения всех противоборствующих сторон. По прошествии следующих двух десятилетий оказалась устранена грань между действиями миротворческих сил по поддержанию мира и акциями по принуждению к нему [9].
Характерна трансформация официальной цели существования крупнейшего военно-политического блока современности - Североатлантического Союза. Согласно положениям Вашингтонского договора 1949 г. организация создавалась в сугубо оборонительных целях, не распространяя зону своей ответственности за пределы границ стран-участников соглашения. После устранения с политической арены основного вероятного противника в лице СССР и Варшавского договора функции НАТО были радикально пересмотрены. Был поставлен и решён вопрос о «расширении миссии» и «расширении зоны ответственности» альянса [4].
В первом случае речь шла о пересмотре оборонительных задач союза, предоставлении ему права вмешательства в гражданские войны и этнополитические конфликты. «Расширение зоны ответственности» уже подразумевало легитимацию военного присутствия альянса на территории государств, не являющихся его членами.
Итоги активности Североатлантического альянса на международной арене в начале XXI века я оцениваю как неоднозначные. С одной стороны, очевидно, особенно на примере операций Афганистане и Ливии, что без руководящей роли США НАТО не способна самостоятельно решать поставленные военно-политические задачи. С другой стороны, даже нехватка вооружений и материальных ресурсов, провалы в планировании, недостаточная обученность и низкий боевой дух войск, гражданские протесты в странах Европы, не способны преодолеть склонность политических элит Запада к силовым методам в международной политике.
Многовековая традиция использования военно-силового способа решения спорных международных и внутренних проблем, на мой взгляд, может стимулировать новый виток милитаризма. Отмеченные обстоятельства учитываются авторитетными исследователями. Так, например, профессор В.В. Серебрянников считал милитаризацию негативным, но всё же объективным следствием мирового политического процесса [12]. Современная общественная мысль продолжает определять источники и движущие силы милитаризации международной политики, соотнося их с «политическим классом» конкретных национальных государств. Видимо по инерции, обусловленной методологией и традициями «холодной войны», наиболее часто в качестве таковых упоминаются её бывшие главные участники - США и Россия.
Констатация наличия милитаристской составляющей в американской политике зиждется на осознании колоссальной военной мощи США. Их военная организация обладает разветвлённой инфраструктурой, позволяющей постоянно вести боевые действия или оказывать давление на неудобные политические режимы практически в любом регионе земного шара. В 2011 году военный бюджет США впервые превысил 700 млрд долл., не в первый раз превзойдя показатели Второй мировой и «холодной» войн. При этом лишь 7 % всех расходов относятся к текущим конфликтам, а 50 % направлены на подготовку вооружённых сил к гипотетическим вооружённым конфликтам XXI века [11].
Как подчёркивает руководитель Совета по торгово-экономическому сотрудничеству СНГ -США В. Крашенинникова, в заокеанской державе в силу исторических условий сформировался всепроникающий воинственный дух, который намного превосходит влияние пацифизма и гедонизма общества потребления. Большинство современной политической элиты США осознает подавляющее военное превосходство своей страны и готово прибегнуть к применению сокрушительной силы в ответ на вызовы извне [6].
Признание же милитаризма как инструмента российской внешней политики может быть объяснено, полагаем, исходя из трёх соображений.
Во-первых, среди зарубежного экспертного сообщества укрепилось убеждение в сугубо имперском характере российской государственности. Это означает, что при любом государственном
строе отечественная политическая элита будет неизбежно стремиться к восстановлению былого величия России, по крайней мере, на постсоветском пространстве. Так, по мнению американского аналитика Дж. Фридмана, в ближайшем будущем стратегической задачей России станет поглощение славянских и центральноазиатских стран СНГ в целях создания военного блока, противостоящего Западу [15].
Во-вторых, по мнению приверженцев либеральных воззрений, противостояние интересов России и Запада есть столкновение несовместимых ценностных систем. Стратегия международной политики страны является продолжением внутриполитических реалий: ликвидация свобод, разгром гражданского общества, жестокое подавление инакомыслия [7]. К аналогичным выводам приходит профессор Л.Ф. Шевцова, полагая, что апелляции к необходимости реализации жёсткого внешнеполитического курса грозят превратить Россию в состояние, которое привело к распаду Советского Союза [18].
В-третьих, в нашей стране достаточно сильна традиция опоры государственной власти на т. н. военно-служивое сословие при решении практически любых задач. Так, российский историк В.О. Ключевский писал, что «военно-служивый класс в Московском государстве имел двойственное значение, составлял главную боевую силу и вместе служил органом управления» [19]. Можно, конечно, считать, что суть отечественного государства за несколько веков изменилась и, тем не менее, полагаю, ещё не доказано, что в случае серьёзных затруднений современное российское государство будет опираться на иные социальные слои и группы.
В свою очередь, многие не только отечественные, но и зарубежные эксперты полагают, что «жёсткий курс» российского руководства в международной политике в период 2007 - 2009 гг. спровоцирован фактическим попранием её суверенитета в предшествующее десятилетие [5].
Я считаю, что корни нынешних милитаристских проявлений заложены во времена «холодной войны». Непримиримая борьба двух социально-политических систем планетарного масштаба, имевших принципиальные идеологические расхождения, стимулировала милитаризацию общественной мысли как на Западе, так и на Востоке. Воинствующий дух, поддерживаемый усилиями государственного пропагандистского аппарата, охватил широкие социальные слои по обе стороны «железного занавеса». Вместе с тем, осознание бесперспективности победы в случае полномасштабной мировой войны, инициировало антимилитаризм в общественном сознании. В конечном счёте, это вызвало коренные изменения в расстановке сил на международной арене, приведшие к установлению так называемого «однополярного мира».
Среди политических и интеллектуальных элит стран Атлантической цивилизации, которые оказались в наибольшем выигрыше от распада советского военно-политического блока, отмеченное событие вызвало эйфорию, схожую по содержанию с эмоциями по поводу победы в реальном военном столкновении. Полувековую конфронтацию между США и СССР стали трактовать как «Третью мировую войну» [1]. И ныне в консервативных политических кругах Запада, особенно англосаксонских стран, доминирует уверенность в реальном характере «Третьей мировой», а также в собственной безоговорочной победе в ней. Формат восприятия противостояния СССР и США как «Третьей мировой» разделяется и их идейными противниками, например, одним из лидеров антиглобализма так называемым «субкоманданте» Маркосом (предположительно - Рафаэль Ви-сенте); под этим виртуальным именем на рубеже XX - XXI столетий распространялись антивоенные воззвания во всемирной Сети [13].
Среди российских мыслителей и политиков, представляющих отнюдь не только радикальную оппозицию, также распространено убеждение в том, что крушение советской цивилизации было обусловлено не только объективными внутренними причинами, в т. ч. чрезмерной милитаризацией экономики, но и внешним воздействием. Алармистские настроения усугубляются на фоне очевидной экспансии новых мировых гегемонов по всему земному шару, включая военно-политическое освоение территорий непосредственно у рубежей России.
Но в то же время постоянно растёт число учёных и экспертов, достаточно позитивно оценивающих воздействие военного фактора на внешнюю и внутреннюю политику России. Так, профессор А.И. Уткин структурную милитаризацию и Советского Союза, и современной России считает необходимым и допустимым условием сохранения национального суверенитета [14].
Независимо от правоты той или иной оценки сущности «холодной» (Третьей мировой) войны не вызывает сомнения, что определённая часть властвующих элит, военных и интеллектуаль-
ных кругов оказалась проникнута воинственным духом, уверовав в эффективность и универсальный характер принципов воинского искусства, выказывая готовность применять их за пределами военной сферы жизнедеятельности.
В этой связи целесообразно отметить происходящую унификацию мировоззрения «политического класса» государств, обоюдно обвиняющих другу друга в склонности к агрессии в международной политике. Представляется, что часть элит Запада и России мыслит в контексте единой мировоззренческой парадигмы, утвердившейся в духовно-нравственной атмосфере постиндустриального общества. Крайне важна в контексте данной статьи идея А.С. Панарина о том, что в недрах капитализма сформировался «новый милитаризм и расизм». Будучи основан на неоязыческом культе насилия, «праве сильного», он ориентирован на порабощение более слабых конкурентов в стихийной бескомпромиссной конкуренции за ресурсы и блага.
Едва ли подобную трактовку сущности современного милитаризма можно безоговорочно поддержать. Дело в том, что постиндустриальное общество представляет собой весьма сложный конгломерат различных социальных групп, формальных и неформальных политических и общественных движений, объединений и инициатив (зачастую ни организационно, ни юридически не оформленных). Многие из них не приемлют идей вооружённого насилия, другие склонны поддержать использование военной силы только в случае их соответствия юридическим нормам.
Однако, по моему мнению, в России и на Западе существует социальная и идейная основа для распространения принципов милитаризма в общественном сознании и в государственном управлении. Например, в США высок уровень внутреннего насилия, миллионы членов насчитывают общественные организации, отстаивающие идею свободного оборота автоматического оружия; в ряде регионов популярны идеи воинствующего протестантизма, приверженцами которого остаются многие лидеры Республиканской партии. Большое влияние имеет шотландско-ирландская социокультурная общность США, склонная к поддержке агрессивного курса во внешней политике [6]. Не стоит забывать о терроризме, являющемся силовым ответом ряда групп и движений на собственное социально-экономическое положение.
То есть, имея несовпадающие внешнеполитические цели, правящие круги стран-соперников, например, России и США, склонны применять весьма схожую методологию решения проблем международных отношений, в той или иной степени основанную на «военном измерении» действительности. Фактически, военно-силовая составляющая в политике цивилизованных государств, даже будучи ограниченной юридическими нормами, материальным фактором и политической волей властвующих элит, в ряде случаев может выходить за рамки потребностей в необходимой обороне. Дело в том, что военный фактор проявляет себя не в качестве автономного явления, а как элемент сложной конструкции внешнеполитической стратегии современного государства. Позиция ведущих мировых держав в XXI столетии заключается в достижении превосходства в глобальной конкуренции за ресурсы и блага. И здесь в случае необходимости могут применяться любые средства, в том числе - вооружённой борьбы.
Специфика милитаризации современного общественного сознания состоит, полагаю, в выборе вероятным противником не только субъектов международной политики, но и абстрактных понятий или явлений нематериального порядка. В связи с этим вызывает интерес термин «моральный эквивалент войны», впервые предложенный У. Джеймсом [3]. О наличии в обществе воинственных настроений свидетельствует военная риторика, военные метафоры, применяемые в отношении таких форм конкуренции, которые в целом не содержат в себе элементов смертоносного насилия или кровопролития. Как подчёркивают идеологи антиглобализма, условное употребление понятия «война» позволяет прояснить риски, дух соревнования и конфликтность, которые отличают различные виды социальной деятельности [16]. С полным основанием данный тезис применим и в отношении международной политики.
Содержание термина «моральный эквивалент войны» сводится к искусственной фабрикации разного рода чрезвычайных ситуаций и абсолютизации опасностей и угроз современного миропорядка с целью достижения мобилизационного состояния общества. Обычно подобные методы применяются, чтобы подготовить общество к реальному вооружённому конфликту. Ярким примером является фальсификация администрацией Дж. Буша-младшего наличия оружия массового поражения в Ираке, что позволило добиться одобрения вторжения в эту страну со стороны общественного мнения США [7]. Схожая методология - демонизация сербской стороны в балканском
конфликте использовалась в 1990-е гг. для оправдания внушения американцам и европейцам необходимости проведения военных операций в Боснии и Косово.
В современном мире подобная практика может находить более широкое применение. Наличие некоей угрозы извне, исходящей не только со стороны конкретного государства, но и со стороны стихийных сил природы, наркотрафика, миграций и т. п., позволяет оправдывать ограничение прав и свобод индивидов в пользу интересов влиятельных акторов общественных отношений. Возможно, приведённые мною примеры являются крайним выражением проблемы, которая поднимается учёными и неправительственными организациями демократических государств. Влияние последних, равно как и роль законодателей и СМИ позволяет предотвратить сколь-нибудь серьёзное ущемление прав граждан в либеральных демократиях.
В то же время механизмы противодействия косвенным формам милитаризации международных отношений ещё не созданы. Заслуживающим внимания представляется тезис российского автора А.В. Фененко о том, что борьба с пиратством ставит вопрос о милитаризации международных транспортных путей [17]. Вполне возможно, что всплеск интереса к отнюдь не новой проблеме сомалийского пиратства в период 2009 - 2010 гг. на самом деле был обусловлен стремлением ведущих мировых держав легитимировать своё военное присутствие в стратегических районах земного шара - Африканском Роге и в Индийском океане. Россия, кстати, тоже имела такую возможность.
В международной политике использование «моральных эквивалентов войны» обусловлено стремлением добиться согласия гражданского общества на проведение экспансионистских акций, на данный момент противоречащих международному праву. Например, предлогом для упрочения своего влияния в каком-то регионе земного шара, конкретное государство может избрать борьбу с природными бедствиями (показательна ситуация после землетрясения на Гаити в 2009 г.), пиратством, голодом, эпидемиями, производством наркотиков. По моему мнению, российское политическое руководство должно обратить внимание на попытки пересмотреть критерии использования военной силы в гуманитарных операциях. Одной из задач ведомств, ответственных за реализацию внешней политики, может являться выявление и предупреждение акций, когда под видом решения гуманитарных, экологических, правоохранительных задач, будет осуществляться проникновение держав-соперников в регионы жизненных интересов России, прежде всего, - на постсоветское пространство.
Таким образом, поводом для милитаризации политики и общественного сознания в XXI веке является уже не только подготовка к грядущей войне, а потребность в ликвидации реально существующих либо сфальсифицированных экстремальных ситуаций (которые французский философ Ж. Бодрийяр метко назвал симулякрами). Вооружённые силы при поддержке иных элементов государственного механизма и моральном одобрении общества проводят паравоенные акции, которые иногда позволяют достичь тех же результатов, которые столетием раньше давала победа в полномасштабном военном противоборстве. Маскируя свои истинные цели необходимостью борьбы с очередной глобальной угрозой, претенденты на региональную или мировую гегемонию могут добиться легитимации своих действий и со стороны международного сообщества.
Как правило, под формулировку «моральных эквивалентов войны» подпадают явления, реакция на которые требует концентрации ресурсов нескольких государств и высокой степени координации между ними. Одним из следствий подобной практики является неопределённость границ паравоенных действий в пространственном и во временном смысле. Например, борьба с «глобальным потеплением» или «мировым терроризмом» не имеет чётких географических или временных рамок. Подобные акции могут проводиться во всём физическом пространстве в течение многих десятилетий.
По мнению автора, положение России в современном мире будет определяться её способностью комплексно и рационально использовать все способы взаимодействий в сфере международной политики. Успех в деле обеспечения национальных интересов страны прямо зависит от того, насколько руководство России при поддержке гражданских институтов сможет найти «золотую середину» между отказом от жёсткой внешнеполитической линии и абсолютизацией последней. Сложившиеся условия таковы, что России не избежать использования технологий из арсенала милитаризма в решении проблем международных отношений. Так, в годы «холодной войны» и
СССР не мог устраниться от разработки самых антигуманных вооружений в целях сохранения мирового военно-стратегического паритета и государственного суверенитета страны.
Другое дело, что в международной политике России средства и технологии милитаристского происхождения должны применяться весьма гибко, избирательно и адекватно складывающимся условиям. Реалии XXI века доказывают: абсолютизация фактора военной мощи на деле оборачивается политическим фиаско. Ярким примером недееспособности милитаризма как средства решения проблем международной политики могут служить провалы интервенций США и НАТО в Ираке или в Ливии.
Заметим, что сползание к откровенно агрессивному курсу во внешней политике России сегодня невозможно по объективным причинам: ни одна из соперничающих геополитических группировок в обозримом будущем не готова вести полномасштабную войну. Однако различные военные и паравоенные акции будут и дальше активно применяться в решении ключевых международных противоречий.
В определении баланса между милитаризмом и антимилитаризмом в международной политике, государственное руководство России должно, полагаю, учитывать мнение научного сообщества и экспертных организаций. В данном контексте весьма полезной представляется идея о формировании интегративной научной и учебной дисциплины - «Политология войны», неоднократно озвученная сопредседателями Ассоциации военных политологов С.А. Мельковым и В.К. Белозё-ровым.
Подводя итог, следует отметить, что главная опасность милитаризации современной политики состоит в том, что косвенные, паравоенные действия, определяющие её сущность на современном этапе, сохраняют и воспроизводят потенциал воинственности и агрессии. В недалеком будущем это грозит обернуться возвратом к доминированию стратегии полноценной вооружённой борьбы, которая в некоторой степени уступила место невоенным средствам ввиду разрушительного характера средств массового поражения в XX в. Возникает парадоксальная ситуация: разрушительные возможности современного оружия возрастают стремительными темпами, однако это не означает, что оно может найти применение в реальной войне. Наличие оружия массового поражения (ОМП) у стран-антагонистов препятствует его использованию, поскольку это может иметь катастрофические последствия, нивелирующие цену победы.
Оружие массового поражения и сегодня остаётся сдерживающим фактором в международной политике. В связи с этим полагаю, что традиционные вооружения в XXI в. недостаточно эффективны для продвижения геополитических интересов ведущих держав: их поражающие возможности перешагнули разумные пределы и не могут быть оправданы с точки зрения морали. Разработка традиционных видов ОМП, равно как и высокоточных типов вооружений и оружия «на новых физических принципах» будет набирать темпы и масштабы. Однако параллельно с ними развиваются различные паравоенные технологии, находящие применение в форме информационно-психологических войн, специальных операций и т. п. Многие из них настолько специфичны, что не воспринимаются общественным сознанием в связи с милитаризмом и милитаризацией. Цели, в течение столетий достигавшиеся в открытом вооружённом столкновении, в современной международной политике реализуются посредством методов «тайных войн», описанных ещё в трактатах Сунь-цзы.
Очевидно, что антимилитаристские воззрения, несмотря на их большее соответствие идеалам гуманизма, в современном мире не способны радикально преобразить международную политику, свести к минимуму воздействие военного фактора на мировой политический процесс. Милитаризм всё чаще избегает открытых форм, камуфлирует свою сущность, перемещается в сферы, на первый взгляд не имеющие прямого отношения к военному делу. Во внутренней политике это проявляется в создании военизированных общественных объединений, прежде всего, молодежных, использующих принципы военной дисциплины и субординации, культивирующих военно-прикладные способы воспитания и обучения.
С другой стороны, в системе государственного управления России на порядок выросло количество военизированных ведомств, включая вооружённые формирования нефтяных кампаний. В международной политике потенциал милитаризма косвенным образом выражается в ходе проведения гуманитарных и миротворческих операций, которые, полагаю, могут использоваться для установления контроля над ключевыми регионами земного шара. Совершенно особую роль в развитии милитаризма играет сектор частных военных компаний, которые формально создаются для обучения и предоставления консультаций, а на деле берут на себя функции, когда-то принадлежащие войскам колониальных держав. Антивоенная общественная мысль должна обращать внимание на современные вариации милитаризма, подробно изучать такие его проявления, источником которых государственная власть формально не выступает.
Вместе с тем, именно наличие антивоенной общественной мысли будет и дальше выступать моральным ограничителем экспансии воинствующих идеологий в область принятия политических решений. Не следует уповать исключительно на повышение уровня образованности общества, т. к. наиболее разрушительные и антигуманные средства ведения войн разрабатывались и внедрялись отнюдь не полуграмотными маргиналами, а нынешние политики и учёные - это всесторонне образованные люди. Проблема противодействия милитаризации должна решаться комплексно, что предполагает сочетание мер законодательного воздействия, подчиняющих использование военной силы нормам права, возможностей информатизации и просвещения граждан.
Литература
1. Bacevich. Andrew The New American Militarism. How Americans are Seduced by War. Oxford, New-York: OxfordUniversuty Press, 2005. Р. 2.
2. Williams Andrew. Liberalism and war: the victors and vanquished (The new international relations). New York, London: Taylor and Francis Group, Routledge, 2006. Р. 10 - 13.
3. Цит. по: Боуз Д. Либертарианство: История, принципы, политика / Пер. с англ. под ред. А.В. Куряе-ва. Челябинск: Социум, 2004. С. 236.
4. Глинский-Васильев Д. Политические ограничители расширения НАТО и возможности России // Мировая экономика и международные отношения. 2000. № 7.С. 15 - 16.
5. Коэн С. Новая «холодная война» с Россией // The New American Cold War with Russia by Stephen F. Cohen. The Nationmagazine, July 10, 2006.
6. Крашенинникова В. Россия - Америка: холодная война культур. Как американские ценности преломляют видение России. М.: Европа, 2007. С. 164, 165.
7. Кузнецов В.Д. Американское общественное мнение и использование военной силы. Период президентства Дж. Буша-младшего. (2001 - 2009). М.: Либроком, 2010. С. 5, 118.
8. Лукас Э. Новая Холодная война. Как Кремль угрожает России и Западу. СПб.: Питер, 2009. С. 2 - 3.
9. Мясников В. Французы закончили гражданскую войну в Кот-д'Ивуаре. Решающий вклад в победу Уаттары внесли французские войска // http://nvo.ng.ru/wars/2011-04-29/11_cote_d_ivoir.html (дата обращения: 03.08.2011).
10. Никитин А.И. Международные конфликты и их урегулирование // Мировая экономика и международные отношения. 2006. № 2. С.4 - 5.
11. Рогов С.М. Маятник качнулся не слишком далеко (Новая бюджетная стратегия Пентагона) // Независимое военное обозрение. 2010, 19 февраля.
12. Серебрянников В.В. Армии в меняющемся мире // Свободная мысль. 1998. № 5. С. 56.
13. Субкоманданте Маркос. Другая революция. Сапатисты против нового мирового порядка. М.: Ги-лея, 2002. С. 134.
14. Уткин А.И. Кризис цивилизации. Картография глобального масштаба // Материалы к заседанию клуба «Красная площадь». М., 2005. С. 123.
15. Фридман Дж. Следующие 100 лет: прогноз событий XXI века, М.: Экмо, 2010. С. 10.
16. Хардт М., Негри А. Множество: война и демократия в эпоху империи / Пер. с англ. под ред. В.Л. Иноземцева. М.: Культурная революция, 2006. С. 24 - 26.
17. Фененко А.В. Международное соперничество за освоение общих пространств // Международные процессы. 2010. № 1. С. 18 - 19.
18. Шевцова Л.Ф. Одинокая держава: почему Россия не стала Западом и почему России трудно с Западом. М.: РОССПЭН, 2010. С. 78.
19. Ключевский В.О. Курс русской истории. / Послесл. и коммент. В.А. Александрова и В.Г. Зиминой. М.: Мысль, 1987. Т. 2. С. 339.
