CC BY
139
решения часто являются результатом компромисса между сетями политического доверия по степени их интеркорпорированности в российскую политическую систему и ее реинтеграции [9].
Поэтому демократизация российского общества, несмотря на, казалось бы, привлекательный тренд, постепенно замещается запросом на позитивную политическую мобилизацию, если учитывать, что сети политического доверия разводят отношения власти и подчинения, тем самым создавая возможности взаимного приспособления на публичном политическом уровне. В политической системе не может существовать полной симметрии доверия и недоверия. Во-первых, недоверие как барьер на пути «безоговорочного» доверия следует считать тем благом, которое сохраняется на сетевом уровне. Во-вторых, следует подчеркнуть, что сетевой уровень политического доверия включает позиционное доверие (экономисты, юристы). Наконец, благодаря сетям политического доверия российская политическая система не стала рынком политики, хотя и низкий уровень институционального доверия осложняет возможности постепенных институциональных преобразований в политической сфере.
Литература
1. Тилли Ч. Демократия. М., 2007.
2. Штомпка П. Социология. М. 2007.
3. Свобода, неравенство, братство. М., 2007.
4. Петухов В. Демократия участия и политическая трансформация России. М., 2007.
5. Квасов Г. О., Працко Г. С., Шпак В. Ю. Политический порядок и порядок общества: институциональное и истори-ко-правовое измерение. М., 2013.
6. Крамарова Е. Н. Социальное доверие как условие становления меценатства в России в контексте формирования российской идентичности // Евразийские исследования:
Поступила в редакцию_
УДК 325.1
актуальные проблемы и перспективы развития. Ереван, 2013. С. 238-243.
7. Кашаф Ш. Р. О взаимодействии государства и общества в условиях политической трансформации России: экспертный взгляд // Социология власти. 2012. № 3. С. 265-271.
8. Восстание среднего класса. М., 2003. С. 79.
9. Тхагапсоев Х. Г., Черноус В. В. Реинтеграция постсоветской России: преграды и пути преодоления // Научная мысль Кавказа. 2013. № 4. С. 9-17.
References
1. Tilli Ch. Demokratija.[Democracy] M., 2007.
2. Shtompka P. Sociologija.[Sociology] M. 2007.
3. Svoboda, neravenstvo, bratstvo [Freedom, Inequality, Brotherhood]. M., 2007.
4. Petuhov V.Demokratija uchastija i politicheskaja transformacija Rossii [Participatory Democracy and Political Transformation of Russia]. M., 2007.
5. Kvasov G. O., Pracko G. S., Shpak V. Ju. Politicheskij porjadok i porjadok obshhestva institucional'noe i istoriko-pravovoe izmerenie [Political Order and the Order of Society: Historical Institutional and Legal Dimension]. M., 2013.
6. Kramarova E. N. Social'noe doverie kak uslovie stanovlenija mecenatstva v Rossii v kontekste formirovanija rossijskoj identichnosti [Social Trust as a Condition of Formation of Philanthropy in Russia in the Context of Russian Identity Formation] // Evrazijskie issledovanija: aktual'nye problemy i perspektivy razvitija. Erevan, 2013. S. 238-243.
7. KashafSh. R. O vzaimodejstvii gosudarstva i obshhestva v sulovijah politicheskoj transformacii Rossii: jekspertnyj vzgljad [On the Interaction of State and Society in Conditions of Political Transformation in Russia: Expert Opinion] // Sociologija vlasti. 2012. № 3. S. 265-271.
8. Vosstanie srednego klassa [The Uprising of Middle Class]. M., 2003. S. 79.
9. Thagapsoev H. G., Chernous V.V.Reintegracija postsovetskoj Rossii: pregrady i puti preodolenija [Reintegration of Post-Soviet Russia: Obstacles and Ways to Overcome] // Nauchnaja mysl' Kavkaza. 2013. № 4. S. 9-17.
_27 октября 2014 г
миграционные процессы как фактор становления национальной идентичности
© 2014 г. Д.
Узнародов Дмитрий Игоревич -аспирант,
кафедра теоретической и прикладной политологии, Южный федеральный университет, пер. Днепровский, 116, Ростов-на-Дону, 344065. E-mail: [email protected].
H. Y3Hapodoe
Uznarodov Dmitry Igorevich -Post-Graduate Student,
Department of Theoretical and Applied Political Science, Southern Federal University, Dneprovskiy, 116, Rostov-on-Don, 344065, Russia. E-mail: [email protected].
Рассматривается специфика миграционных процессов в современном мире, а также особенности их влияния на характер становления национальной идентичности. Приводятся примеры таких государств, как США, Австралия, Германия, Франция и Великобритания. Анализируется специфика процессов становления, а также изменения национальной идентично-
сти вследствие проводимой миграционной политики в этих странах. Делается вывод, что влияние миграционных процессов на национальную идентичность обусловлено рядом взаимосвязанных между собой факторов, таких как социокультурная идентичность мигрантов, их доля в общей численности населения, а также продолжительность миграций из отдельных регионов.
Ключевые слова: миграционные процессы, национальная идентичность, государство, нация, мигранты.
This article considers the features of migration processes in the modern world, and particularly their impact on the character of national identity formation. The author gives examples of such states as the USA, Australia, Germany, France and the United Kingdom. In the article the specificity of the processes offormation and change of national identity due to the existing migration policy in these countries are analyzed. The author comes to the conclusion that the influence of migration processes on national identity is caused by a number of interrelated factors, such as socio-cultural identity of migrants, their share in the total population, and the duration of migrations from specific regions.
Keywords: migration processes, national identity, state, nation, migrant population.
В настоящее время миграция представляет собой один из ключевых факторов различных социальных изменений глобального характера. Направление миграционных потоков проходит от «южных» регионов к «северным», от менее развитых - к более развитым государствам. Наиболее высокий процент мигрантов можно наблюдать в таких регионах, как Западная Европа, Океания и Северная Америка [1].
Следует отметить, что значительный сегмент некоренного населения в составе государства может оказывать влияние на характер национальной идентичности. Начиная со второй половины ХХ в. фактор миграции постепенно стал недооцениваться рядом европейских стран, что привело к изменению структуры и характера общества в них, в том числе и структуры национальной идентичности, её этнического компонента. Культурное и этническое разнообразие многих государств Европы становилось все ощутимей, что сказалось на изменении политики в сфере национальной идентичности: властям многих стран, которые были особенно подвержены влиянию «иммиграционной экспансии», пришлось выбирать собственные варианты регулирования возникшей системы культурно-этнического разнообразия. Наиболее распространенными вариантами стали ассимиляция, дифференциальное исключение и мультикультурализм [2].
К государствам, национальная идентичность которых вследствие миграционных процессов претерпела структурные изменения, что повлекло за собой по сути начало процесса становления «новой» идентичности, можно отнести США, Австралию, Германию, Францию и Великобританию.
Истоки миграционной проблемы в Германии берут свое начало в послевоенный период, когда страна испытывала нехватку трудовых ресурсов. Для решения этой проблемы немецкие власти заключили ряд договоров о сотрудничестве с другими государствами. Первое соглашение было подписано с Италией в 1955 г., однако, после того как объём рабочей силы из этой страны начал резко снижаться, в 1960 г. произошла переориентация политики Германии по привлечению трудовых
кадров на «греческое» и «испанское» направления, а в 1961 и 1968 гг. - на «турецкое» и «югославское» соответственно. В этот период немцы не задумывались над тем, что подобная политика способна привести к реальным изменениям в характере национальной идентичности и социума в целом, а регулярный приток иностранной рабочей силы воспринимался ими как явление временного характера [3].
Ухудшение ситуации в экономике Германии, а также произошедший в 1973 г. нефтяной кризис и последовавшая за ним полномасштабная рецессия привели к системным изменениям на мировом рынке труда. Германия уже не испытывала необходимости в регулярно идущих потоках неквалифицированной рабочей силы из-за рубежа, и внутри страны стал повышаться уровень безработицы среди мигрантов. В итоге эти тенденции вынудили власти в 1973 г. пойти на принятие запрета по привлечению в страну иностранной рабочей силы [3].
Несмотря на ужесточения в миграционной политике, проблемы в этой сфере окончательно решены не были. Перед страной встал вопрос, касающийся того огромного количества уже проживающих мигрантов, которые не желали уезжать на свои «исторические родины», требуя у властей разрешить своим родственникам переехать на постоянное местожительство. Власти Германии не проявили достаточной принципиальности в этом вопросе и приняли требования мигрантов. Этим объясняется то, что в 70-е гг. XX в. главным аргументом для переезда в Германию стало «воссоединение семей». Такова была официально принятая политика по интеграции в немецкое общество родственников мигрантов. Другой путь - использование закона о предоставлении политического убежища. Власти Германии с большим желанием открывали двери тем, кто хотел покинуть свои страны из-за несогласия с существовавшими в них авторитарными режимами [3].
После того как итальянцы, испанцы и португальцы, работавшие в Германии в 50-е и 60-е гг., уехали поднимать экономику уже на свою родину, в подавляющее мигрантское большинство превратились приезжие из
Турции, не испытывающие желания возвращаться домой. Также увеличению турецкого сегмента в немецком обществе способствовали законы либерального характера, касающиеся вопросов предоставления политического убежища. Когда в 1980 г. в Турции произошел государственный переворот, значительное число мигрантов использовало особенности немецкого законодательства в свою пользу.
В определенный момент мигранты уже стали не просто «временной необходимостью» для Германии, а представляли довольно внушительный сегмент общества из нескольких поколений. Власти страны были вынуждены искать варианты решения актуализировавшейся проблемы. Необходимо было построить систему, готовую обеспечить максимально высокую лояльность мигрантов к Германии. По мнению немецких властей, такую систему могла сформировать взятая ими на вооружение в 80-е гг. политика мультикультура-лизма, основанная на либеральных и гуманистических ценностях. В основе её лежал принцип «сохраняйте свою культуру, но гарантируйте при этом лояльность государству, в котором проживаете» [3].
Официальное утверждение подобной политики произошло 1 января 2000 г. через принятие нового Кодекса национальности. С этого момента национальность могла быть определена, в том числе и по месту рождения [4]. Получение общеевропейского паспорта стало возможным при успешной сдаче экзамена на знание немецкого языка и отказе от прежнего гражданства. По мере того как увеличивался турецкий сегмент в немецком обществе, многие задавали довольно логичный вопрос: зачем гражданам Турции вообще нужно немецкое гражданство, если они, как правило, проживают своими общинами, где действуют свои «правила игры», где целенаправленно не говорят на немецком языке и где своя религия?!
Политика мультикультурализма способствовала тому, что мигранты постепенно все больше отдалялись в ценностном и культурном плане от коренного населения. Они стали выражать откровенное равнодушие к социально-политическим процессам, затрагивающим Германию, так как следовали главной идейной основе мультикультурализма - сохранению этнической идентичности. Для турецких мигрантов «первичная идентификация» была связана с Турцией, продолжавшей оставаться для них Родиной, а Германия была просто комфортным местом проживания. Это проявлялось и в том, что главным образом их лояльность была обращена к национальной идее своего родного государства, а не Германии [3].
Опыт Германии демонстрирует попытку властей с помощью мультикультурализма изменить характер национальной идентичности и построить «гражданскую нацию».
Во Франции миграционные процессы также оказали существенное влияние на ход развития националь-
ной идентичности. Уверенность в ассимиляционном потенциале населения французские власти сохраняли до начала 70-х гг., когда этнический состав мигрантов сильно изменился. В предыдущие десятилетия основным источником миграции были такие страны, как Испания, Италия и Португалия. Приезжие из этих стран очень быстро «встраивались» в существующую во Франции систему рынка труда. В свою очередь у мигрантов из Северной Африки - Алжира, Марокко и Туниса, активно «осваивавших» в 50-е гг. французский рынок труда, проблемы всё-таки возникали. Нефтяной кризис стал причиной роста безработицы в странах этого региона, что и спровоцировало усиление миграционного притока во Францию [5].
В июле 1974 г. во Франции снизились темпы экономического роста, в связи с чем правительством было официально объявлено о завершении политики по привлечению мигрантов. Исключением стали миграции, осуществляемые по программам политического убежища, а также политики «воссоединения семей». В данном случае уместно проведение аналогии с внутренней политикой Германии приблизительно этого же периода. Начавшиеся изменения в этнической структуре общества «подтолкнули» власти этих стран пойти на системные изменения политики в сфере межнациональных отношений.
Анализируя политику Франции 90-х гг. относительно культурного многообразия, А. Харгривс выделяет дилемму, стоявшую перед французским правительством: было необходимо сделать выбор между политикой плюрализма и политикой исключения. По его мнению, был выбран некий промежуточный вариант. Он заключался в политике, проводившейся во второй половине 80-х гг., которая сводилась к тому, что принятие культурных различий возможно при условии, что сами меньшинства ограничивают эти различия рамками доминирующих культурных норм [6]. Данная политика представляла собой некий французский вариант муль-тикультурализма. Как и в случае Германии, в характере французской национальной идентичности постепенно стали происходить определенные изменения. Но этот вариант также успешным не оказался.
Главным узлом противоречий в сфере французской миграционной политики был и остается религиозный фактор. Мигранты из Северной Африки, исповедующие ислам, так и не смогли стать полноценной частью французского культурного «мейнстрима» в отличие от мигрантов-католиков из стран Южной Европы. Французские власти хотели со временем добиться полной ассимиляции мусульманского населения страны, но эти цели реализованы не были, так как мусульмане старались жить в соответствии со своими религиозными ценностями и нормами, а также придерживаться своего мировоззрения. Еще одним показателем этой неудачной политики является наличие высокого уровня конфликтогенности, который существует между
коренным населением и мигрантами. Для мигрантов французская национальная идентичность так и не обрела первоочередного значения [5].
Вышеперечисленные проблемы, связанные с изменением этнической структуры общества и национальной идентичности, стали причиной очередных реформ в сфере межнациональных отношений - в 2007 г. во Франции было создано Министерство миграции, интеграции и национальной идентичности. По мнению французского правительства, нерешенные проблемы в сфере миграционной политики могли стать источником кризиса национальной идентичности в стране.
Влияние политики мультикультурализма на национальную идентичность было велико и в Великобритании. Большинство мигрантов послевоенного периода приезжали из Индии и стран Центральной Америки. Миграция представляла собой весьма заметное последствие политики колониализма. Широкие права национальным меньшинствам предоставлены не были, однако они все воспринимались как полноправные члены мультикультурного общества, основой которого был принцип «взаимной толерантности». Результатом такого подхода стало, как в Германии и Франции, очень развитое этническое самоопределение мигрантов [5].
Во многом именно это является причиной кризиса общебританской идентичности. Мигранты в последние десятилетия отказываются интегрироваться в британскую культурную среду. Причина этому - сформированная мультикультурализмом сильная этническая идентификация, которая способствует тому, что мигранты начинают жить обособленно, образуя свои этнические анклавы. Результатом является и рост религиозного радикализма среди мигрантов-мусульман, а также различного рода конфликты вследствие нежелания соблюдать правовые нормы, установленные в британском обществе. Как показал социологический опрос, проведенный в 2007 г., для одной трети мусульман Британии в культурном аспекте мусульмане из других стран гораздо «ближе», чем их сограждане-британцы [7].
К числу государств, в которых миграционные процессы в значительной степени оказывали влияние на становление национальной идентичности, относится Австралия. История её национальной идентичности начинается фактически с утверждения антииммигрантского «Акта об ограничениях на иммиграцию», запретившего въезд в Австралию представителям стран Азии. Уже тогда, несмотря на ряд антииммигрантских законов, Австралия находилась под давлением этнических групп из Юго-Восточной Азии, нацеленных на заполнение рынка труда дешевой рабочей силой [8].
До начала Второй мировой войны единственным источником мигрантов в Австралию была Великобритания, так как власти этой страны довольно щедро оплачивали «путешествия» своих граждан с целью повторного «освоения» своей бывшей колонии. Британское
влияние на национальную идентичность австралийцев становилось настолько значительным, что необходимо было ограничить приём мигрантов из бывшей метрополии. Однако европейцам не из Соединенного Королевства иммиграция в страну запрещена напрямую не была, но тем не менее слишком легким процессом для них также не являлась. Европейцы, которым удалось попасть в Австралию, были вынуждены максимально ассимилироваться в австралийское общество, что тогда было синонимично практически полной британизации. Хотя на самом деле очень часто требовалось лишь относительно хорошее владение английским языком [8].
После завершения Второй мировой войны произошел кризис глобальной колониальной системы, что начало приводить к изменению характера идентичности австралийцев с европейскими корнями. Они уже в меньшей степени ощущали себя британцами, а больше идентифицировали себя с австралийской нацией [8].
Спад влияния метрополии сказался на экономике Австралии - в большем объёме, чем ранее страна стала нуждаться в новой рабочей силе, инвестициях и современных промышленных технологиях. В связи с необходимостью решения этих проблем, в 1947 г. власти Австралии решили перейти к реализации программы по привлечению мигрантов. Для этого были внесены изменения в «Акт об ограничениях на иммиграции». Власти Австралии решили сделать ставку на мигрантов из Восточной и Южной Европы. О создании нового «плавильного котла» речь, конечно, не шла, однако была сформирована довольно хорошо функционирующая система «ограниченного мультикультурализма», в рамках которой в австралийском обществе органично сочетались различные общины приезжих из Европы [8].
С 1972 г. вектор австралийской миграционной политики вновь претерпел изменения. Были отменены ограничения на миграцию не из Европы и принята американская модель мультикультурализма, основу которой составляло либеральное миграционное законодательство, открывающее границы не только для трудовых мигрантов, но и для тех, кто считал, что на исторической родине происходит ущемление их прав и интересов. Отсюда и начало многих существующих в настоящее время проблем, касающихся кризиса австралийской национальной идентичности. Правительство пошло по такому же ошибочному пути, что и Франция середины 70-х гг., утвердив политику «воссоединения семей» для мигрантов, тем самым, способствуя притоку внушительного количества люмпенизированных лиц [8].
В результате характер национальной идентичности в Австралии претерпел изменения, в особенности ее «британская составляющая», что привело, как в Великобритании, Германии и Франции, к возникновению кризиса национальной идентичности. Однако масштабы его не являются столь значительными, как в европейских странах. В первую очередь кризис коснулся
«белого» населения Австралии, так как потерянная «британская составляющая» национальной идентичности имела наибольшее значение именно для него. Мигранты периода последних трех десятилетий эти изменения в характере национальной идентичности на себе не ощутили прежде всего потому, что у них уже была сформирована национальная идентичность своих исторических родин. Для мигрантов австралийская национальная идентичность приобретает первичное значение только через несколько десятилетий, а вследствие того, что миграционные потоки регулярно оказывают давление на Австралию, то сформировать устойчивую национальную идентичность в государстве не получается. Также немаловажным является и то, что в настоящее время Австралия относится к тем четырем странам в мире (вместе с США, Канадой и Новой Зеландией), где в официальную миграционную политику включена практика ежегодных квот для приема мигрантов со всего мира [8].
В США особенность влияния фактора миграционной политики на национальную идентичность заключалась прежде всего в том, что формирование данного государства происходило именно вследствие миграционных потоков, в особенности из различных европейских стран, а позже и африканского континента. Миграция служила фактором процесса становления нации при условии готовности мигрантов различного этнического происхождения перенимать новые для них ценности и образ жизни [9, р. 52]. Одновременно с этим в формируемую американскую нацию в течение довольно длительного времени не включались мигранты неевропейского происхождения [10, р. 34]. Такая ситуация сохранялась до принятия «Закона о гражданских правах» 1964 г., который запрещал расовую дискриминацию, а также иные формы дискриминаций и гарантировал свободу и равенство трудоустройства, образования и т. д.
Закон «Об иммиграции» 1965 г. снимал ограничения иммиграционных потоков из ряда государств и регионов (ранее в США действовал «Закон про иммиграцию» Маккарена - Уолтера 1952 г., в соответствии с которым доступ мигрантов в страну осуществлялся по национальному признаку согласно установленным квотам).
С начала 60-х гг. ХХ в. появилась альтернативная идеям «плавильного котла» концепция культурного плюрализма, согласно которой должны были быть полностью ликвидированы расовые ограничения при формировании американской нации. Центральное место в данной концепции занимало признание культурных ценностей афроамериканского и коренного, индиан-ского, сегментов населения.
Спустя некоторое время после появления концепции культурного плюрализма произошла определенная трансформация в сторону плюрализма этнического, который благодаря таким детерминантам, как «этно-
культурный» и «мультикультурный», способствовал возникновению особого вида политики - мультикуль-турализма. На практике она выражалась в реализации программы «позитивных действий», а также программы этнического исследования и введения двуязычного обучения в школах с большим количеством детей мигрантов.
Переходя к выводам, следует отметить, что влияние миграционных процессов на национальную идентичность обусловлено рядом факторов. К ним относятся: социокультурная идентичность мигрантов, их доля в общей численности населения, а также продолжительность миграций из отдельных регионов. Эти факторы взаимосвязаны. Например, влияние на характер национальной идентичности может быть оказано, во-первых, когда социокультурная идентичность приезжих по своей специфике значительно отличается от таковой коренного населения; во-вторых, структурные изменения могут произойти тогда, когда доля мигрантов с противоположной коренному населению социокультурной идентичностью регулярно увеличивается и достигает определенного уровня (начиная с 6-10 % от общей численности населения), т. е. всё зависит также от «временного промежутка» конкретного миграционного потока; в-третьих, кризис национальной идентичности и межэтническая напряженность, обусловленные влиянием миграционных процессов, возникают при условии, когда мигранты отказываются «встраиваться» в социокультурное пространство принимающего общества и систему его ценностей.
Литература
1. Миграция и развитие. Доклад Генерального секретаря на 60-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН. 2006. 7 апр. URL: http://www.iuf.ru/pic/N0550124.pdf (дата обращения: 25.09.2014).
2. Курбанова Л. Ч. Миграционные процессы как вызов современности // Вызовы современности и ответственность философа: материалы «Круглого стола», посвященного всемирному Дню философии. Бишкек, 2003. С. 98-103.
3. Марков А. Германия и крах мультикультурализма // Аналитическое агентство Stratfor.ru. 2010. 4 нояб. URL: http://stratfor.ru/2010/11/germaniya-i-krax-multikulturalizma/ (дата обращения: 24.09.2014).
4. Пономарева А. Мусульмане Европы: прогрессирующий фактор страха // Индекс безопасности. 2007. № 3. С. 61-79.
5. Котельников В. С. Мультикультурализм для Европы: вызов иммиграции // Интернет-портал «Русский архипелаг». 2002. URL: http://www.antropotok.archipelag.ru/text/a263 (дата обращения: 9.10.2014).
6. Hargreaves A. Immigration, «race» and ethnicity in contemporary France. London, 1995. 288 p.
7. Паин Э. А. Закат вульгарного мультикультурализма как возрождение культуры модерна // Россия в глобальной политике. 2011. № 2. С. 8-23.
8. Данилов Д. Австралийские закаты мультикультурализма // Агентство политических новостей. 2005. 27 дек. URL:
http://www.apn.ru/publications/article1711 (дата обращения: 10.09.2014).
9. Gleason P. American Identity and Americanization // Harvard Encyclopedia of American Ethnic Groups [Ed. by S. Thern-strom, A. Orlov, O. Handlin]. Harvard, 1980. P. 31-58.
10. D'Sauza D. What's So Great About America. Washington, 2002. 218 p.
References
1. Migracija i razvitie. [Migration and Development] Doklad General'nogo sekretarja na 60 sessii General'noj Assamblei OON. 2006. 7 apr. URL: http://www.iuf.ru/pic/N0550124.pdf (data obrashhenija: 25.09.2014).
2. Kurbanova L. Ch. Migracionnye processy kak vyzov sovremennosti [Migration Processes as a Challenge to Modernity] // Vyzovy sovremennosti i otvetstvennost' filosofa: materialy «Kruglogo stola», posvjashhennogo vsemirnomu Dnju filosofii. Bishkek, 2003. S. 98-103.
3. Markov A. Germanija i krah mul'tikul'turalizma [Germany and the Collapse of Multiculturalism] // Analiticheskoe agentstvo Stratfor.ru. 2010. 4 nojab. URL: http://stratfor. ru/2010/11/germaniya-i-krax-multikulturalizma/ (data obrash-henija: 24.09.2014).
Поступила в редакцию_
4. Ponamareva A. Musul'mane Evropy: progressirujushhij faktor straha [Muslims of Europe: Progressing Fear Factor]// Indeks bezopasnosti. 2007. № 3. S. 61-79.
5. Kotel'nikov V. S. Mul'tikul'turalizm dlja Evropy: vyzov immigracii [Multiculturalism for Europe: the Challenge of Immigration] // Internet-portal «Russkij arhipelag». 2002. URL: http://www.antropotok.archipelag.ru/text/a263 (data obrashhenija: 9.10.2014).
6. Hargreaves A. Immigration, «race» and ethnicity in contemporary France. London, 1995. 288 p.
7. Pain Je. A. Zakat vul'garnogo mul'tikul'turalizma kak vozrozhdenie kul'tury moderna [The Sunset of Vulgar Multiculturalism as the Rebirth of Modern Culture] // Rossija v global'noj politike. 2011. № 2. S. 8-23.
8. Danilov D. Avstralijskie zakaty mul'tikul'turalizma [Australian Multiculturalism Sunsets] // Agentstvo politicheskih novostej. 2005. 27 dek. URL: http://www.apn.ru/publications/ article1711 (data obrashhenija: 10.09.2014).
9. Gleason P. American Identity and Americanization // Harvard Encyclopedia of American Ethnic Groups [Ed. by S. Thernstrom, A. Orlov, O. Handlin]. Harvard, 1980. P. 31-58.
10. D'SauzaD. What's So Great About America. Washington, 2002. 218 p.
_5 ноября 2014 г
УДК 32.1
направления и формы участия структур гражданского общества в регулировании социально-экономической деятельности
© 2014 г. А. В. Фомин
Фомин Алексей Викторович -аспирант,
кафедра политологии и этнополитологии, Южно-Российский институт управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, ул. Пушкинская, д. 70, г. Ростов-на-Дону, 344002. E-mail: [email protected].
Fomin Aleksey Viktorovich -Post-Graduate Student,
Department of Political Science and Ethnopolitology, South-Russian Institute of Management of Russian Academy of National Economy and State Administration of the Russian Federation President, Pushkinskaja st., 70, Rostov-on-Don, 344002, Russia. E-mail: [email protected].
Российские некоммерческие организации, выступая в различных организвционно-правовых формах, не имеют целью извлечение прибыли из своей деятельности. Скорее - это потенциальный ресурс государства, буферная зона между государством, бизнесом и обществом. Показаны реалии и возможности участия различных организаций субъектов гражданского общества в разработке и принятии экономических решений. Этот процесс позволит общественным организациям стать партнером государства, институтом, связующим частную и общественную сферы.
ключевые слова: гражданское общество, общественные организации, экономическая деятельность.
The article considers the realities and possibilities of various organizations of civil society actors participation in the development and economic decision-making. This process will allow community organizations to become the partner of the state, institution, spanning the private and public spheres.
Keywords: civil society, social organization, economic activities.
В последнее время актуализируется проблема уча- заций в процессе разработки и принятия социально-стия неправительственных (некоммерческих) органи- экономических решений [1, 2]. Некоммерческий или
