CC BY
286
УДК 82.02 АНТОНОВА М.В.
доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой истории русской литературы, Орловский государственный университет имени И.С. Тургенева E-mail: gavrila05@yandex.ru ПУЗАНКОВА Е.Н.
доктор педагогических наук, профессор, директор Департамента научно-методической и издательской деятельности, Орловский государственный университет имени И.С. Тургенева E-mail: 79058562607@yandex.ru
UDC 82.02 ANTONOVA M.V.
Doctor of Philology, Professor, head of Department of history of Russian literature, Orel State University E-mail: gavrila05@yandex.ru PUZANKOVA E.N.
Doctor of pedagogical Sciences, Professor, Director, Department of methodological and publishing activities of
Orel State University E-mail: 79058562607@yandex.ru
МИФОПОЭТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ПОЭМЫ А.С. ПУШКИНА «РУСЛАН И ЛЮДМИЛА» MYTHOPOETIC SYSTEM OF PUSHKIN'S POEM "RUSLAN AND LYUDMILA"
В работе анализируются целостный мифопоэтический мир поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила», основанный на архетипических образах и традиционных сюжетных ситуациях русского фольклора.
Ключевые слова: А.С. Пушкин, «Руслан и Людмила»,романтизм, народная сказка, мифопоэтика, арехтипический образ.
The paper analyzes the mythological world of Pushkin's poem «Ruslan and Lyudmila», which is based on archetypal images and traditional plot situations of Russian folklore.
Keywords: Pushkin, "Ruslan and Lyudmila", romanticism, folk tale, myth-poetics, archtypical image.
Жанр ирои-комической поэмы, пережив свой расцвет во второй половине XVIII в., в первой четверти XIX в. угасает, поскольку с упадком классицизма у писателей исчезает интерес к жанру героической комедии, который был главным элементом пародии в бурлеске. К ирои-комической поэме примыкает и «Руслан и Людмила» А.С. Пушкина, где «богатырская поэма с сюжетом о рыцарских подвигах героя во славу возлюбленной, превратилась в шутливую поэму сказку с волшебной фабулой» [2, с. 135].
Время, когда Пушкин обратился к написанию «Руслана и Людмилы», то есть первая четверть XIX в., отличается большим разнообразием методов и стилей в литературе. Продолжают творить и весьма агрессивно защищать свои литературные позиции классицисты, уже заявил о своих правах сентиментализм и пришел к упадку. Развивается предромантизм, а затем и романтизм. «Множественность» литературных течений и направлений в жизни, в реальной действительности, естественно, нашла свое отражение в творчестве молодого Пушкина, которого, по выражению Тынянова, можно было бы назвать и «архаистом», и «новатором» одновременно.
Обращение к жанру ирои-комической поэмы не противоречило направлению идейных и художественных поисков предромантизма и романтизма. Дело в том, что, по наблюдениям исследователей, романтики весьма интересовались античным материалом и использовали его в своих литературных целях. Достаточно сослаться на стихотворную драму Кюхельбекера и его поэзию. В то же время именно романтики серьезно поставили вопрос о национальном своеобразии литературы, народности и связи литературы
с народно-поэтической традицией [См.: 5, с. 98-117.]. Не случайно среди лицейских замыслов Пушкина мы находим, с одной стороны, поэму «Бова», использующую популярный сказочный сюжет, а с другой - поэму «Монах», хотя и основанную на русской религиозной легенде, но ориентированную на античную образность. Можно упомянуть также план поэмы «Актион» 1822 г., в сюжете которой предполагалось объединение нескольких античных мифов.
Задача данной работы состоит в анализе мифо-поэтического мира поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила», создание которой отражает не тенденции развития жанра ирои-комической поэмы на русской почвы, а также основное направления творческой эволюции русских романтиков в целом и А.С. Пушкина, частности. Использованы сравнительно-исторический, сравнительно-типологический методы анализа.
Если основой для переработки И.Ф. Богдановича в поэме «Душенька» послужил один конкретный источник, основанный к тому же на античной мифологии, то по поводу источников поэмы Пушкина «Руслан и Людмила» до сих пор не умолкают споры. Во-первых, следует подчеркнуть наличие в произведении явных литературных заимствований. А во-вторых, в «Руслане и Людмиле», несомненно, есть черты национального фольклора. В рамках данной работы мы остановимся именно на фольклорной составляющей источников пушкинской поэмы.
В «Руслане и Людмиле» легко угадываются приемы и мотивы, характерные для русского сказочного эпоса. Пир у князя Владимира заставляет нас вспомнить былинные описания пиров у Владимира Красно Солнышко. Конкретного
© Антонова М.В., Пузанкова Е.Н. © Antonova M.V., Puzankova E.N.
10.00.00 - ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 10.00.00 - РИТШЬОИСЛЬ
сюжета, который бы был избран Пушкиным для переработки, назвать нельзя, его нет. Но построение поэмы соотносится с фольклорной традицией. Т.В. Зуева отмечает, что «Пушкин сохраняет однолинейное и последовательное построение сюжета, развитие его вокруг конфликта» [1, с. 61]. Исследователь полагает, что поэме применяется контаминация как фольклорный прием (вставные эпизоды о любви Финна к Наине и о Голове). Но, как нам представляется, это, скорее, следствие знакомства Пушкина с сочинениями Чулкова и Левшина, чем использование фольклорного приема: контаминация в фольклоре предполагает механическое последовательное соединение сюжетов, как правило, объединенных одними и теми же традиционными персонажами (например, волк и лиса в сказках о животных, мужик и черт в бытовых сказках).
Тем не менее, следует подчеркнуть, что сюжет строится по законам сказочного жанра. Начинается поэма с мотива похищения невесты, что ставит героя перед необходимостью отправиться в путь - мотив добывания невесты. Причем, как и положено в сказке, добывать невесту - спасать Людмилу отправляются три героя. Троичность, столь характерная для русской сказки присутствует и в поэме Пушкина: три витязя, три попытки Финна покорить Наину, три девы прислуживают Людмиле и пр.
Персонажи в поэме строго распределяются по принципу истинный/ложный герой, даритель/вредитель, настоящий герой/антагонист (по В.Я. Проппу). Если Руслан, несомненно, герой настоящий, которому уготована победа, то Фарлаф - ложный герой, ведомый злыми силами. Дарителем можно считать Финна, а в качестве вредителя выступает Наина. Антагонист, от которого исходит главное зло и который побежден настоящим героем, - волшебник Черномор.
Заключительные эпизоды, связанные с возвращением Руслана в Киев, также заставляют вспомнить народную волшебную сказку: герой во сне оказывается подло убит ложным героем и только вмешательство дарителя или волшебного помощника спасает положение.
Обычно в волшебной сказке исследователи отмечают элемент чудесного, который проявляется в разного рода превращениях, чудесных помощниках и чудесных предметах. В поэме Пушкина мы также находит многочисленные традиционные для национального фольклора чудеса. Это и меч-кладенец, и шапка-невидимка, и борода Черномора (волосы и связанная с ними магия), и живая и мертвая вода, и превращение Наины в «чешуйчатого змея» и пр.
Обращаясь к вопросу о связях поэмы Пушкина с фольклором, обратим внимание на следующий момент. В.И. Кулешов особо указывал на соотношение «Руслана и Людмилы» с неосуществленным замыслом Жуковского - поэмой о Владимире. С его точки зрения, молодой поэт сумел сделать то, что не смог Жуковский - создать русскую национальную поэму [3, с. 75].
Сличение планов «Владимира» и «Руслана и Людмилы» показывает, что в обоих случаях действие начинается и оканчивается в Киеве. В центре - князь Владимир и его богатыри, среди которых находится и Рогдай (имя взято из «Истории...» Карамзина). Жуковский предполагал развернуть сцену осады Киева печенегами - подобная картина есть у Пушкина. В обеих поэмах понадобился Боян, упомянутый в «Слове о полку Игореве». Имена
Черномора, Финна, Наины также встречаются в плане поэмы Жуковского.
Но воплощение замысла произошло у Пушкина по-своему. Он смело менял ход вещей и конструировал сюжет из фантастических мотивов и былинных реалий. «Из устного народного творчества, - отмечает Т.В. Зуева, - Пушкин выявил наиболее развитые формы эпоса - былину и волшебную сказку - и ввел их элементы в свою первую поэму. Волшебная сказка повлияла на систему образов и сюжетные контуры, помогла выразить перспективу «идеального» бытия. Былина как жанр с национально-исторической основой гибко соединила сказочную фантастику с русской историей» [1, с.51]. Например, Черномор - бесовская, стихийная, слепая сила - в ночном мраке похищает Людмилу, уносит в свое царство за тридевять земель. Но отныне он враг Руслану, герою былинному. У Руслана появляются свои друзья, добрые помощники. Живая вода воскрешает Руслана, меч-кладенец под отрубленной головой Черноморова брата добывается в честном поединке и т.п. Все это образует сюжетные сцепления, подобные сказочным. Руслан - это, конечно, Еруслан Лазаревич, о котором Пушкин мог слышать еще от няни. Людмила - из баллады Жуковского. У исторического Владимира Святого не было дочери с таким именем. Фарлаф - то ли летописный герой, упоминаемый в рассказе о призвании варягов, - Фарлов, Фрелав, то ли шекспировский обжора и пьяница Фальстаф.
Вместе с тем Пушкин старается в самой общей форме соблюдать исторический колорит. Действие начинается в «гриднице». Это помещение при княжеском дворе, где жили дружинники, игрались свадьбы, проходили пиры. Молодых, как и положено по русским народным обычаям, величают «князем» и «княгиней». А Руслан обрушивается на врагов, осадивших Киев, и враги эти не условно-эпические былинные татары, а печенеги, которые на самом деле были противниками Руси во времена Владимира Святого [3, с. 76-77].
А.С. Пушкин в своей поэме создал удивительный ми-фопоэтический мир. Не случайно в начале первой песни и перед эпилогом мы читаем строки: Дела давно минувших дней, Преданья старины глубокой.. .(8)
Действительно, в тексте едва ли 2-3 раза упоминаются античные боги [примечание 1], но на художественную структуру и образную систему произведения это не накладывает никакого отпечатка. «Дориды», «Лиды», «Дельфиры», а с ними и античные небожители воспринимаются как незначительная дань общим местам, принятым в поэзии той поры.
Однако и образы, заимствованные из славянской мифологии, в «Руслане и Людмиле» столь же чрезвычайно редки. Дважды упоминается Лель - божество влюбленных: Все смолкли, слушают Баяна: И славит радостный певец Людмилу-прелесть и Руслана, И Лелем свитый им венец (9).
И вот невесту молодую Ведут на брачную постель; Огни погасли. и ночную Лампаду зажигает Лель (10). Рогдая увлекает на дно реки русалка:
И слышно было, что Рогдая Тех вод русалка молодая На хладны перси приняла И, жадно витязя лобзая, На дно со смехом увлекла... (34) Руслану мерещятся русалки в его долгих скитаниях: . То лунной ночью видит он, Как будто сквозь волшебный сон, Окружены седым туманом, Русалки, тихо на ветвях Качаясь, витязя младого С улыбкой хитрой на устах Манят, не говоря ни слова. (51). Фарлаф придумывает лешего, из лап которого он якобы вырвал Людмилу:
«Людмила спит, - сказал Фарлаф, -Я так нашел ее недавно В пустынных муромских лесах У злого лешего в руках.» (70).
Этими примерами «славянская мифология» в поэме практически исчерпывается. Предисловие «У лукоморья дуб зеленый.», как известно, написано позднее, зрелым поэтом, который смог, очевидно, посмотреть на свое юношеское создания глазами мастера и придать ему окончательный блеск и завершенность.
В поэме Пушкина создается особое мифопоэтическое пространство, которое включает в себя Киев (не исторический, а архетипический - центр единого сильного русского государства, во главе которого стоит мудрый правитель Владимир Красно Солнышко), чудесную страну Черномора с явными признаками восточного колорита, пещеру «природного финна» (возможно, в северной стране), хазарский каганат, представленный молодым ханом Ратмиром, поле, усеянное костями и увенчанное гигантской головой, замок двенадцати прекрасных дев и скромную лачугу рыбака.
Один из мифологических архетипов - путешествия, дорога. Путь по пространству поэмы проходит Руслан «туда и обратно», что также характерно для мифологической системы - надо не только пойти, но и вернуться. Причем, как и положено, в структуре данного мифопоэтического образа присутствует симметрия. Руслан встречает по пути обратно всех тех, кого он терял, с кем расставался, но в обратном порядке. Так, он встречает богатырскую голову, затем Ратмира, сраженный в бою Рогдай видится Руслану во сне и, наконец, героя настигает ведомый Наиной Фарлаф.
Руслан проводит в путешествии значительное время -проходит лето, наступает осень. Заявлено, что приближается зима:
И дни бегут; желтеют нивы; С дерев спадает дряхлый лист; В лесах осенний ветра свист Певиц пернатых заглушает; Тяжелый, пасмурный туман Нагие холмы обвивает; Зима приближилась - Руслан Свой путь отважно продолжает На дальний север.. .(51)
Если рассуждать логически, то возвращение Руслана с Людмилой в Киев должно происходить зимой и весной. Однако никаких признаков этих времен года мы не находим. Зима так и не наступила. С Ратмиром он встречается
в некое приятное время года, когда можно до утра просидеть, беседуя, на берегу реки. Время года в поэме неуловимо, неопределенно. Это замкнутое, остановившееся в какой-то фазе время мифа.
В рамках мифопоэтического хронотопа совершенно естественными оказываются хтонические создания -Черномор, коварный карлик, обладающий способностью к передвижению по воздуху, «безвестная сила» (11), похищающая красавиц, подобно мифологическому змею; его брат-великан, простак непомерной силы, чья голова продолжает чудесную жизнь вне тела:
И прежде, чем я оглянулся, Уж голова слетела с плеч -И сверхъестественная сила В ней жизни дух остановила. (45). Голова становится чудесным хранителем меча, от которого суждено карле потерять свою магическую силу. Эти персонажи представляют собой традиционную мифопоэ-тическую пару, воплощающую извечную борьбу добра и зла, великодушия и коварства. Качества такой же традиционной пары присущи и Финну и Наине. Однако они получают свои необыкновенные качества путем изучения колдовства, чародейства. При этом Финн остается человеческим созданием, стремящимся к торжеству добра и справедливости. Он осознает ошибки своего жизненного пути; умудренный опытом и знаниями, этот герой может прозревать будущее, выступает в качестве своеобразного чудесного помощника или прорицателя-оракула при встрече с Русланом:
Узнай, Руслан: твой оскорбитель Волшебник страшный Черномор, Красавиц давний похититель, Полнощных обладатель гор. Еще ничей в его обитель Не проникал доныне взор; Но ты, злых козней истребитель, В нее ты вступишь, и злодей Погибнет от руки твоей. (14).
Наина преображается в зооморфное существо. То она предстает перед Рогдаем «старушечкой чуть-чуть живой» (23), то является перед Черномором в образе змея: Как вдруг, откуда ни возьмись, В окно влетает змий крылатый; Гремя железной чешуей, Он в кольца быстрые согнулся И вдруг Наиной обернулся Пред изумленною толпой.
Потом три раза прошипела, Три раза топнула ногой И черным змием улетела. (36).
Архетипическими по своей сути оказываются и образы Руслана, Фарлафа, Людмилы и Владимира. В рамках предромантической поэмы нельзя говорить о создании типических образов персонажей. Но следует признать, что они несут в себе черты мифического традиционного поведения: герой, предатель, возлюбленная и безутешный отец встречаются практически со всех мифологических системах народов мира и, включенные в мифопоэтический мир поэмы, образы этих героев мифологизируются, приобретают качества типичных моделей человеческих характеров и
10.00.00 - ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 10.00.00 - PHILOLOGICAL SCIENCES
поведения в определенных ситуациях (по М. Элиаде [См: 6, с. 237]).
Конечно, нельзя сводить поэму «Руслан и Людмила» ни к заимствованиям и пародированию, ни к мифопоэти-ческой образности. Ее стиль, ее художественная структура гораздо сложнее, иначе не начинали бы историки литературы отсчет русской национальной поэмы именно с этого произведения. В нем есть и мотивированная обоснованность действия, и яркие характеристики героев, и свобод-
ная повествовательная манера. Однако мифопоэтическое начало времени и пространства поэмы и персонажей, ее населяющих, Пушкин осознавал прекрасно. Именно поэтому, как нам представляется, для второго издания «Руслана и Людмилы» и было написано прекрасное вступление, как бы обобщающее образ мира, созданного в поэме: «Там чудеса. Там лес и дол видений полны. Там русский дух. там Русью пахнет!» (7-8).
Примечания
1.«...Фидий сам, // Питомец Феба и Паллады...» (30); «Ты, жертва скучного Гимена.» (35); «Амур с Досадой своенравной // Вступили в смелый заговор.» (35); «Плохой питомец Мельпомены...» (42); «Прости мне, северный Орфей.» (46) и пр. Самый пространный эпизод такого рода связан с характеристикой Черномора как неудачливого любовника: Так Лемноса хромой кузнец, Прияв супружеский венец Из рук прелестнойЦитереи, Раскинул сеть ее красам, Открыв насмешливым богам Киприды нежные затеи. (53)
Библиографический список
1. Зуева Т.В. Народная волшебная сказка в творческом развитии А.С. Пушкина // Фольклорные традиции в русской и советской литературе: Межвузовский сборник научных трудов. М.,1987. С. 98-117.
2. Коровин В.И. Богданович Ипполит Федорович // Русская литература XVIII века. Словарь-справочник. М.,1997.
3. КулешовВ.И. Жизнь и творчество А.С. Пушкина. М.,1987.
4. ПушкинА.С. Руслан и Людмила // Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10 тт. Т.3. М.,1975. С. 7-78. Поэма цитируется по данному изданию с указанием страницы в тексте в круглых скобках.
5. ТыняновЮ.Н. «Аргивяне», неизданная трагедия Кюхельбекера // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.,1977.
6. ЭлиадеМ. Мифы. Сновидения мистерий. М., 1996.
References
1. Zueva T. V. Folk fairy tale in the creative development of Pushkin // Folklore traditions in Russian and Soviet literature: interuniversity collection of scientific works. Moscow, 1987. P. 98-117.
2. Korovin V. I. Bogdanovich, IppolitFedorovich // Russian literature of the XVIII century. Dictionary-reference.Moscow, 1997.
3. Kuleshov V. I. Pushkin's life and work. Moscow, 1987.
4. Pushkin A>S.Ruslan and Ludmila // Pushkin A.S. Collected works in 10 vols. Vol.3. Moscow, 1975. P. 7-78. The poem is quoted in this edition with the page in the text in parentheses.
5. Tynyanov Yu. N. "Argives", unpublished tragedy Kuchelbecker // Tynyanov Yu. N. Poetics. History of literature.Cinema.M., 1977.
6. EliadeM. Myths. Dreams of mysteries.M., 1996.
