CC BY
114
УДК 821.161.1.09"19"
Романова Галина Ивановна
доктор филологических наук Московский городской педагогический университета
МИФОЛОГЕМА ВОДЫ В ПОВЕСТИ И.С. ТУРГЕНЕВА «ВЕШНИЕ ВОДЫ»
В статье рассматривается водная стихия как пейзажный мотив и предметная деталь реалистической картины, данной в повести Тургенева «Вешние воды». Повторение в ряде произведений Тургенева слова вода и его синонимов позволяет говорить о нем как основе тропов. Потоки, струи, неудержимые волны, унылый берег представляют собой вполне узнаваемый ряд романтической образности. Метафорический и романтический пласт смыслов, связанных с водной стихией, не исчерпывает содержания «водных» картин, обусловленных глубинным подтекстом тургеневской прозы. Уподобление жизни опасной водной стихии в разных метафорах, звучащих в повести, разворачивается в кульминационном эпизоде в мифический сюжет, напоминающий о тотемических ритуалах инициации. Акцентирование психологических переживаний, связанных с водной стихией, уводит читателя в мифопоэтические глубины и напоминает об архетипической универсалии.
Ключевые слова: Тургенев, миф, мифологема, вода, пейзаж, мифопоэтические ассоциации, повесть, мотив.
Вода (ключи, родники, ручейки, речки, пруды, море, курортные «воды») оживляют и украшают пейзаж, создают особые условия для развития действий, в некоторых случаях «водные обозначения» вынесены в заголовок произведений И.С. Тургенева разных жанров и разных периодов творчества: «Малиновая вода» (1847), «Вешние воды» (1872), «Пожар на море» (1883). И это привлекает внимание, возникает вопрос о том, не несет ли данный элемент особой содержательной нагрузки.
Вода как компонент пейзажа в произведениях Тургенева расширяет пространство (море) или, наоборот, обозначает границу, которую герой пересекает (как, например, Рейн в повести «Ася», 1858 г.).
Описания водного пространства оживлены у Тургенева птицами, животными, людьми, богаты рыбами, это скорее «жанр» (по аналогии с принятым в живописи). «У многих русских рек, наподобие Волги, один берег горный, другой луговой; у Исты тоже. Эта небольшая речка вьется чрезвычайно прихотливо, ползет змеей, ни на полверсты не течет прямо, и в ином месте, с высоты крутого холма, видна верст на десять с своими плотинами, прудами, мельницами, огородами, окруженными ракитником и гусиными стадами. Рыбы в Исте бездна, особливо головлей (мужики достают их в жар из-под кустов руками). Маленькие кулички-песочники со свистом перелетывают вдоль каменистых берегов, испещренных холодными и светлыми ключами; дикие утки выплывают на середину прудов и осторожно озираются; цапли торчат в тени, в заливах, под обрывами...» [4, т. 3, с. 23], - так описана речка в рассказе «Ермолай и мельничиха» (1847).
С водой связана бытовая деталь, с помощью которой пейзажный элемент соединяется с деталью интерьера, домашней утварью: фиал, чаша, кувшин, стакан, ведро, берестяная черпалка. Они предназначены для воды, обладающей благотворными свойствами: вода приводит героев в чувство (в прямом и переносном смысле). Однако в гораздо
большем количестве случаев вода же таит и угрозу жизни: в реке топит собаку Герасим («Муму», 1852), стихия страшит обезьянку в стихотворении в прозе «Морское плавание» (1879). В «Вешних водах» (1872) врач, сопровождающий дуэль, всю дорогу до назначенного места держит в руках кувшин с водой, а когда поединок закончился бескровно, демонстративно выливает эту воду на землю. Лирическому герою «стихотворений в прозе» «конец света» снится как всемирный потоп («Конец света», 1878).
Повторение в произведениях Тургенева слова вода и его синонимов позволяет говорить о соответствующем пейзажном мотиве и предметной детали. Кроме того, вода становится основой тропов: чаша жизни, которую человек должен испить до дна; течение жизни; жизнь - река, а молодость -вешние воды и т. д. Восклицания вроде: «Везде все то же вечное переливание из пустого в порожнее, то же толчение воды.», «Чаша переполнилась -довольно!» («Вешние воды») - воспринимаются как стертая (возможно, уже во времена Тургенева) метафора, поэтическое общее место, встречающееся в русской поэзии неоднократно. Например, у Державина: «Как в море льются быстры воды, / Так в вечность льются дни и годы. («Ода на смерть кн. Мещерского», 1779); «Река времен в своем стремленьи / Уносит все дела людей.» (1816). Примеры можно умножить.
Потоки, струи, неудержимые волны, унылый берег и т. д. - вполне узнаваемый ряд романтической образности, представленный, например, в «Вешних водах». К романтической же традиции отсылают и неоднократные упоминания о позднем немецком романтике - поэте Л. Уланде (17871862), придерживавшемся внешних черт романтической поэтики. В повести Тургенева сравнение юности с бурным весенним потоком разворачивается в условно-романтические картины, связанные с водной стихией: «. но пока один и тот же челнок, как в Уландовом романсе, несет их по жизненным укрощенным струям - радуйся, наслаждайся, пу-
© Романова Г.И., 2018
Вестник КГУ ^ № 3. 2018
85
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
тешественник!» (курсив мой. - Г. Р.) [4, т. 8, с. 279]. Однако поток жизни, который несет безвольного героя «Вешних вод», не столь безобиден, как поначалу кажется. Санин «отделился от всего прошлого, он прыгнул вперед: с унылого берега одинокой, холостой жизни бухнулся он в тот веселый, кипучий, могучий поток - и горя ему мало, и знать он не хочет, куда он его вынесет, и не разобьет ли он его о скалу! Это уже не тихие струи уландовского романса, которые недавно его баюкали... Это сильные, неудержимые волны! Они летят и скачут вперед - и он летит с ними» [4, т. 8, с. 315].
В передаче переживаний героя, его представлений о жизни, в оценке происходящих событий ощущается литературность, это, скорее, романтические штампы, над которыми автор весьма заметно иронизирует. Но традиционно литературное значение словесного образа у Тургенева трансформируется (соединяясь с пейзажной или бытовой деталью), обновляется, освежается. В этой метафоре, как в капле воды, отражается авторская оценка изображенных событий, содержится общий смысл произведения.
Но и романтически-метафорический пласт смыслов, связанных с водной стихией, не исчерпывает содержания «водных» картин. Думается, он обусловлен тем глубинным подтекстом тургеневской прозы, который вызывает у читателей переживания и ощущения, трудно поддающиеся формулировке. П.В. Анненков высказался по этому поводу: «. я сам, под действием изумительного рассказа, едва мог отыскать причину того осадка на душе, который он оставляет после себя, при самом удовлетворительном ее настроении» [4, т. 8, с. 507]. Именно этот труднообъяснимый «осадок» заставляет продолжать искать новые подходы к пониманию повести, в частности учитывать и мифо-поэтические ассоциации. Вода как пейзажный мотив, деталь интерьера, словесный образ отсылает читателей к географической (условно говоря) реальности, является элементом структуры, поддерживающим иллюзию достоверности изображения. Акцентирование психологических переживаний, связанных с водной стихией, напротив, уводит в мифопоэтические глубины, напоминает об архе-типической универсалии.
В рассуждениях рассказчика обращает на себя внимание следующий эпизод, в котором ощущения героя переданы в наглядной картине: «жизненное море. он воображал себе. невозмутимо гладким, неподвижным и прозрачным до самого темного дна; сам он сидит в маленькой, валкой лодке - а там, на этом темном, илистом дне, наподобие громадных рыб, едва виднеются безобразные чудища: все житейские недуги, болезни, горести, безумие, бедность, слепота... Он смотрит - и вот одно из чудищ выделяется из мрака, поднимается выше и выше, становится все явственнее, все отврати-
тельно явственнее. Еще минута - и перевернется подпертая им лодка! Но вот оно опять как будто тускнеет, оно удаляется, опускается на дно - и лежит оно там, чуть-чуть шевеля плесом... Но день урочный придет - и перевернет оно лодку.» [4, т. 8, с. 255-256]. Прояснение смысла этого эпизода особенно важно в связи с тем, что Тургенев признавал автобиографичность повести. Так, он писал в письме к Каролине Комманвиль (19 августа 1873 г.) о «Вешних водах»: «.я позволил себе увлечься воспоминаниями» [5, т. 10, с. 136], что позволяет максимально сблизить позиции персонажа, рассказчика и автора.
Уподобление жизни опасной водной стихии в разных метафорах, звучащих в повести, разворачивается в указанном эпизоде в мифический сюжет. И этот сюжет, сложившийся в воображении Санина, не оригинален. Он во многом совпадает с характерной сюжетной схемой, которая была описана В.Я. Проппом в работе «Исторические корни волшебной сказки» (1946) и обозначена как «Борьба с водяным змеем». Герой сказки должен переплыть водное пространство, победив обитающего там змея. Победа героя, прошедшего испытание, является его оценкой. В этой схеме отражены древнейшие представления человека, живущего в извечном конфликте со стихией, напоминание о тотемических ритуалах инициации [3, с. 264, 271]. М. Элиаде утверждал, что «инициация сосуществует с жизнью человечества, что всякая жизнь складывается из непрерывной цепи "испытаний", "смерти", "воскрешений", независимо от того, какими словами пользуются для передачи этого (первично религиозного) опыта» [6, с. 199]. Безотчетный страх темной бездны и обитающих там чудищ, как считают исследователи, связан с универсальным архетипическим феноменом - потопом, описанным в древних текстах разных религий (в Библии, Коране, Торе и др.): «.водная бездна или олицетворяющее эту бездну чудище - олицетворение опасности или метафора смерти. чрево водного чудища - преисподняя, выход из чрева -воскресение. являя собой начало всех вещей, Вода знаменует их финал, ибо с ней связан (в эсхатологических мифах) мотив потопа» [1, с. 240]. Эта катастрофа, сопряженная с представлениями о гибели грешных и спасении избранных, объясняется как наказание, посылаемое людям за грехи. «В каких бы религиозных системах мы не сталкивались с Водами, они везде сохраняют одну и ту же функцию: разложения и разрушения форм "смывания грехов". Они предстают одновременно как очищающие и регенерирующие силы» [7, с. 84]. Включение данных мифологических ассоциаций в контекст размышлений о содержательных аспектах «Вешних вод» позволяет углубить понимание художественного мира повести, как это характерно для прозы Тургенева, «позволяет ему предста-
86
Вестник КГУ ^ № 3. 2018
вить человеческую жизнь в иных, более сложных объёмных измерениях» [2, с. 114]. Во-первых, препятствие, которое должен преодолеть Санин, приобретает метафизический смысл. Во-вторых, углубляется понимание других персонажей, в первую очередь помещицы Полозовой. В ней как бы персонифицируется темная стихийная сила, накрывающая Санина с головой и лишающая его воли. Не случайным окажется значение ее фамилии: «Полоз - род пресмыкающихся. Семейство ужей. Укус не опасен, но болезнен» (по данным энциклопедических словарей). «Змеиная» красота ее не однажды подчеркивается («эти серые, хищные глаза. змеевидные косы» [4, т. 8, с. 358]; «Змея! Ах, она змея! - думал между тем Санин, - но какая красивая змея!» [4, т. 8, с. 367]; у нее «на губах змеилось торжество» [4, т. 8, с. 377]), что-то звериное и хищное во всем ее притягательном облике заставляет вспомнить о «чудищах», таящихся на «темном, илистом дне» жизни. Многозначительным становится и решение героя отправиться в Америку, то есть пересечь океан («водную стихию»), чтобы снова встретиться с Джеммой.
Прочтение метафоры «вешние воды» в мифо-поэтическом контексте вносит ноту тревожности и «утяжеляет» элегическую романсовую мудрость, прозвучавшую в эпиграфе («Веселые годы, / Счастливые дни - / Как вешние воды / Промчались они!» Из старинного романса). Мифологема воды проявляет метафорический пласт содержания повести. Мрачные, пессимистические интонации рассказчика, звучащие в его размышлениях о жизни вообще, тот образный ряд, который сопровождает эти размышления, напоминает об универсальных древних представлениях о жизни. Следовательно, не только сознанием слабости человеческого характера вызван глубокий тургеневский пессимизм, прозвучавший в конце повести, когда после пережитых унижений герой «страшился того чувства неодолимого презрения к самому себе.» [4, т. 8, с. 378], но и его метафизическими представлениями.
Герои Тургенева, воплощающие тип «слабого человека», внешне вполне благополучны, но обречены на вечное одиночество и угрызения совести («Ася», «Вешние воды» и др.). Эта расплата (за то, что не сдержал слово, не ответил на признание сразу же) кажется не совсем адекватной, требует дополнительной мотивации. И автор дает ее не только в сюжетном причинно-следственном аспекте, но и в мифологическом подтексте своих произведений.
Таким образом, в повести «Вешние воды» водная стихия прочитывается как элемент художественной картины, изображающей современную
писателю жизнь, придает своеобразие авторскому художественному миру. Как мифологема (элемент, восходящий к древнейшему мифу) она отражает определенный аспект тургеневского мировосприятия. Констатирующий характер мифа, воспринимаемый читателями как пессимистический, согласуется с основными положениями современной Тургеневу философии, в частности А. Шопенгауэра, утверждавшего преимущества интуитивного чистого созерцания, имеющего эстетическую основу, и уходящего в глубины бессознательного, указывающего на равнодушие стихийных сил природы.
Выделение и осмысление содержания этой мифологемы позволяет внести еще один штрих в описание своеобразия художественного мира произведений Тургенева и выявить их связь с общечеловеческими универсалиями.
Библиографический список
1. Аверинцев С.С. Вода // Мифы народов мира: в 2 т. - М.: Сов. энциклопедия, 1980. - Т. 1. - 720 с.
2. Белопухова О.В. Жанровые особенности тургеневских произведений и баллада // Вестник Костромского государственного университета. -2017. - № 1. - С. 111-114.
3. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. - Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1986. -386 с.
4. Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. Сочинения: в 12 т. - М.: Наука, 1979. - Т. 3. - 532 с.
5. ТургеневИ.С. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. Письма: в 18 т. - М.: Наука, 1963. - Т. 10. - 270 с.
6. ЭлиадеМ. Аспекты мифа. - М.: Инвест-МММ. 1996. - 240 с.
7. Элиаде М. Священное и мирское. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1994. -144 с.
References
1. Averincev S.S. Voda // Mify narodov mira: v 2 t. - M.: Sov. ehnciklopediya, 1980. - T. 1. - 720 s.
2. Belopuhova O.V ZHanrovye osobennosti turgenevskih proizvedenij i ballada // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta. -2017. - № 1. - S. 111-114.
3. Propp VYA. Istoricheskie korni volshebnoj skazki. - L.: Izd-vo Leningradskogo un-ta, 1986. - 386 s.
4. Turgenev I.S. Poln. sobr. soch. i pisem: v 30 t. Sochineniya: v 12 t. - M.: Nauka, 1979. - T. 3. - 532 s.
5. Turgenev I.S. Poln. sobr. soch. i pisem: v 30 t. Pis'ma: v 18 t. - M.: Nauka, 1963. - T. 10. - 270 s.
6. EHliade M. Aspekty mifa. - M.: Invest-PPP, 1996. - 240 s.
7. EHliade M. Svyashchennoe i mirskoe. - M.: Izd-vo Mosk. un-ta, 1994. -144 s.
Вестник КГУ _J № 3. 2018
87
