CC BY
198
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 43 (181).
Филология. Искусствоведение. Вып. 39. С. 103-112.
МИФО-ФОЛЬКЛОРНЫЙ МОТИВ ДОМА В РОМАНЕ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО «БЕСЫ»
«История проходит через Дом человека, через его частную жизнь»
Ю. М. Лотман
В статье исследуется мотив дома в едином смысловом пространстве романа Ф. М. Достоевского «Бесы», выявляется индивидуально-авторское наполнение анализируемой пространственной категории. Автором предлагается прочтение разрушительной направленности «бесовства» через концептуальные значения дома.
Ключевые слова: Ф. М. Достоевский, «Бесы», мотив дома, концептуальный слой, индивидуально-авторское наполнение, антидом.
В современной научной литературе о Ф. М. Достоевском много внимания уделяется мифофольклорной составляющей его прозы. Одна из самых значительных работ
- монография В. А. Михнюкевича «Русский фольклор в художественной системе Ф. М. Достоевского» [20]. Можно назвать также работы В. Е. Ветловской [5], Р. Я. Клейман, Л. В. Овчинниковой [24], В. В. Иванова [14]. Однако не разработанной остается константная мифологема ‘дом’, в том числе, в романе «Бесы». Этим объясняется актуальность данной статьи. Актуальность диктует цель работы - рассмотреть семантические функции образной парадигмы ‘дома’ как элемента художественной картины мира Ф. М. Достоевского.
Мотив дома воспринимается как символический образ мира. Через мифологическую образность писателем осмысляются проблемы современности, так как миф несет в себе некий надличностный, многовековой опыт прежних поколений.
В связи с широким диапазоном термина ‘мотив’ в литературной науке мы примем определение О. М. Фрейденберг: «...мотив
- образная интерпретация сюжетной схемы», где «сюжет - система развернутых в словесное действие метафор» [33. С. 222].
Мотив дома имеет концептуальное значение в исследовании писателем путей человеческого своеволия, влекущего к преступлению.
В настоящее время имеется достаточно большое количество исследований, посвященных мотиву дома. Среди них можно назвать работы Л. Г. Кихней и М. В. Галаевой «Локус «дома» в лирической системе Анны
Ахматовой», Л. В. Бугровой «Мотив дома в русской романтической прозе 20 - 30-х годов XIX века», О. В. Мамоновой «Семантика сюжетных мотивов дома и бездомья в русской романтической поэзии. В. А. Жуковский. М. Ю. Лермонтов» и др. Обращение современного литературоведения к осмыслению топики национальной культуры объясняется тем, что понятие ‘дом’ относится к числу основополагающих, всеобъемлющих архетипических мотивов и отражает наиболее близкую к человеку сферу повседневной действительности. В сложной многоуровневой структуре мотива ‘дом’ находят отражение древние мифологические представления, философское видение дома, прямые номинации объекта реальной действительности, ассоциативный и метафорический уровни мировидения. Будучи включенным в систему пространственно-временных отношений, дом оказывается соотносимым с понятиями, выражающими «глубинные категории сознания», которые, по словам А. Я. Гуревича, «образуют основной семантический инвентарь культуры» [6. С. 30-31].
Прочтение романа позволяет говорить о том, что в изображении дома Ф. М. Достоевский отражает мифологические представления древних славян. В мифопоэтических воззрениях славян дом осмыслялся как мир, приспособленный к масштабам человека и созданный им самим. Сакрализация дома определялась тем, что жилище оберегало человека от невзгод внешнего мира, создавало атмосферу безопасности, определенности, организованности, противостоящей внешнему хаосу.
Дом в романе предстает в русле народного мнения: «Мило тому, у кого много в дому», «Дом вести не лапти плести», «Худу быть, кто не умеет домом жить», «Без хозяина дом
- сирота», «На стороне добывай, а дому не покидай» [26. С. 565]. Эти и подобные изречения говорят о том, что дом рассматривался народом как осязаемое воплощение своего, родного, безопасного пространства, а привязанность к нему считалась добродетелью.
Представления о доме, существующие в языковой картине мира русского народа, можно считать основой для авторского концептуального мотива ‘дом’, но в творчестве Ф. М. Достоевского они по-своему переосмыслены и развиты, что свидетельствует об индивидуальности представленного фрагмента художественной картины мира.
Появление мотива дома в романе Ф. М. Достоевского «Бесы» было определено исторической реальностью и собственной гражданской и творческой судьбой. Оторванность с детских лет от дома, семьи (вследствие учебы в пансионах), смерть близких людей (сначала мать, затем отец, собственные дети), годы заключения оставили глубокий след в душе писателя. Можно говорить также и о влиянии А. С. Пушкина на творчество Достоевского.
Мотив дома, домашнего очага - очень важная тема в духовной биографии А. С. Пушкина. На протяжении всего творчества художник обращался к данной теме: «Цыганы», «Борис Годунов», «Евгений Онегин», «Маленькие трагедии», «Повести Белкина» и многие другие произведения.
На значимость дома для Пушкина как человека и писателя обратил внимание В. С. Непомнящий. В монографии «Лирика Пушкина как духовная биография» он так определяет значимость интересующего нас духовного понятия: «Дом для Пушкина - ценность важнейшая, коренная, бытийственная. Дом - жилище, убежище, область покоя и воли, независимость, неприкосновенность. Дом - очаг, семья, женщина, любовь, продолжение рода, постоянство и ритм упорядоченной жизни. Дом - традиция, преемственность, отечество, нация, народ, история. Дом, “родное пепелище” - основа “самостоянья”, человечности человека, “залог величия его”, осмысленности и неодиночества существования. Понятие сакральное, онтологическое, величественное и спокойное; символ единого целостного большого бытия» [21. С. 145].
Важность темы дома для великого поэта обусловлена обстоятельствами его жизни: мечта о доме была для Пушкина мечтой о спасении, покое; обретение дома связывал поэт с теплом родного гнезда. А. С. Пушкин считал, что только человек, имеющий свой дом, «крепок родной земле», истории и народу. Отражение взглядов Пушкина отчетливо видно и в творчестве Ф. М. Достоевского.
О важности дома как средстве раскрытия авторской идеи романа «Бесы» (одержимость идеей ведет к бесчеловечности; потеря своего народа и народности - к утрате веры отеческой и Бога) свидетельствует многократное обращение к этому мотиву на протяжении всего произведения.
Изучение проблемы требует знать и помнить тезис Ю. М. Лотмана о представлении дома как «своего» пространства, отделенного от «чужого». При этом «свое» пространство ассоциируется с домом (родным), который в рамках мифопоэтического мышления понимается как модель космоса, а «чужое» пространство, соответственно, соотносится с хаосом [16. С. 237]. На основе этой семиотической концепции образ дома в бинарной модели противостоит антидому (чужому, временному дому или отсутствию дома).
В романе «Бесы» мы выделяем следующие смысловые слои мотива ‘дом’: 1) дом -жилище; 2) дом - семья; 3) дом - духовное пространство; 4) антидом. Каждый концептуальный слой передает авторское видение пространства. В содержательном плане концептуальный слой ‘дом - духовный мир’ является самым важным в представлении Ф. М. Достоевского о доме. Наличие или отсутствие «духа дома» определяет отношение героев романа к дому-жилищу, дому-семье.
Рассмотрим художественные функции дома-жилища в романе.
Роман содержит достаточно большое количество описаний дома-жилища:
« <...> именьице, оставшееся после первой супруги Степана Трофимовича, - очень маленькое, - приходилось совершенно рядом со Скворешниками, великолепным подгородным имением Ставрогиных <...> » [8. С. 11]. «Виргинский жил в собственном доме, то есть в доме своей жены, в Муравьиной улице. Дом был деревянный, одноэтажный, <...>» [8. С. 300]. «Там я уже купил маленький дом» [8. С. 513]. «В городе у нее был большой дом, много уже лет стоявший пустым, с заколочен-
ными окнами» [8. С. 46].
Отсутствие своего дома - деталь, определяющая неблагополучие мироустройства и мироощущения героев. Некоторые герои (Степан Верховенский, Виргинский) живут не в собственных домах, а в домах близких родственников, благотворителей, как нахлебники. Большинство героев романа вынуждены «квартировать». Несомненный интерес в романе представляет дом Филиппова, где живут Кириллов, Шатов, Липутин, брат с сестрой Лебядкины:
«. - Позвольте, однако, узнать, где квар-
тируете?
- В Богоявленской улице, в доме Филиппова.
- Ах, это там же, где Шатов живет, <...>.
- Именно, в том же самом доме, - воскликнул Липутин, - только Шатов наверху стоит, в мезонине, а они внизу поместились.» [8. С. 76].
Т. Цивьян, изучая образ дома в фольклорной модели мира, пришла к мысли, что «дом
- это мир, приспособленный к масштабам человека и созданный им самим» [34. С. 72]. Дом Филиппова противопоставлен данной характеристике: сопоставляется с миром «чужим». Во-первых, здесь налицо признаки антидома - запущенность, неухоженность: «Везде было накрошено, насорено, намочено <...>» [8. С. 113]; «Нижний этаж <...> стоял совсем пустой, с заколоченными окнами <.> » [8. С. 184]. Во-вторых, в данном пространстве «обитают» люди, характеризующиеся антиповедением (Игнат Лебядкин). В-третьих, возникает мифологический контекст юродивой (образ Марии Лебядкиной), которой изначально свойственно антиповедение.
Бездомность выступает как отсутствие чего-либо «своего». Герои, живущие в доме Филиппова, подвергаются опасности как незащищенные «своим» пространством. В их жизнь стремительно вторгаются «бесы», нарушая ее мирное течение. Так, Николай Ставрогин разрушает семью Ивана Шатова, а затем обольщает его идеей божественности народа. В то же время Кириллова прельщает «божественностью всякого индивидуального человека» (С. Н. Булгаков). Искушая героев, Ставрогин обманывает их, нарушая тем самым лад и строй целого. Другой «бес» - Петр Верховенский, преследуя корыстные цели (произвести хаос в умах, вкусах, убеждениях, обычаях, чтобы все почувствовало потреб-
ность крепкой системы, твердой, руководящей воли, и тогда выступить в роли диктатора), лишает жизни Шатова и способствует самоубийству Кириллова. Одна из причин неблагополучия мироустройства героев объясняется в романе отсутствием у них «своего» дома.
Н. Л. Чулкина отмечает, что в «русском языковом сознании переплетаются два концепта - дом и семья. И, скорее всего, столь высокий статус концепта “дом” объясняется именно этим “совмещением” двух важнейших ипостасей русской повседневности» [35. С. 134].
Семья и семейная культура служит организующим началом в духовной жизни. Семья является носителем глубоких традиций, связывающих человека с окружающим его миром. По православным понятиям, семья является «малой церковью», т. е. призвана блюсти основы христианской жизни каждого своего члена.
И. А. Разумова понятие «семья» определяет как «коллективный носитель традиции, создающий собственное культурное пространство» [29. С. 9]. Мы будем придерживаться данной точки зрения. «Концепция семьи, - продолжает Разумова, - это система значений, символизируемых качеств, атрибутов, отношений, поведенческих характеристик. Они приписываются “семье” как целому, а также организуют формы взаимодействия внутри группы» [29. С. 15].
Дом-семья представлен в романе терминами родства, среди которых выделяются образы матери, отца, жены, брата, сестры. Для «бесов» Достоевского атмосфера дома, его духовный мир, который складывается из отношений между людьми, не имеет значения, поэтому обрести «свой» дом им так и не удается. Бездомность, бесприютность задаются также тем, что некоторые герои с ранних лет живут без родителей (Федька Каторжный, Петр Верховенский, Николай Ставрогин): «Мальчику было тогда лет восемь, а легкомысленный генерал Ставрогин, отец его, жил в то время уже в разлуке с его мамашей, так что ребенок возрос под одним только ее попечением» [8. С. 34].
Отношение «бесов» к домам других героев романа определяется, прежде всего, их отношением к собственному дому.
Главные лица романа - Николай Ставрогин и Петр Верховенский - относятся к категории
героев, у которых есть права на собственный дом; но воспользоваться ими они не стремятся: «<...>у него было свое именьице - бывшая деревенька генерала Ставрогина <...>» [8. С. 36-37]. «Так называемое у нас имение Степана Трофимовича <...> было вовсе не его, а принадлежало первой его супруге, а стало быть, теперь их сыну, Петру Степановичу Верховенскому» [8. С. 62]. Однако свои дома им не нужны.
Во время учебы герои живут в Петербурге. После окончания учебы Николай Ставрогин не возвращается в «родное гнездо»: «<...> живет в какой-то странной компании, связался с каким-то отребьем петербургского населения, с какими-то бессапожными чиновниками, отставными военными, благородно просящими милостыню, пьяницами, посещает их грязные семейства, дни и ночи проводит в темных трущобах и бог знает в каких закоулках, опустился, оборвался <...>» [8. С. 36]. После такой жизни «принц Гарри» (как называет его повествователь) «путешествовал три года слишком» [8. С. 45]: «<...> он изъездил всю Европу, был даже в Египте и заезжал в Иерусалим; потом примазался где-то к какой-то ученой экспедиции в Исландию <.> слушал лекции в одном немецком университете. <.> в семейства графа К...<...>, пребывающего теперь в Париже, принят как родной сын, так что почти живет у графа». [8. С. 45-46]. Петр Верховенский, «<...> кончив курс в университете <...> слонялся в Петербурге без дела <...>. Потом <...> очутился вдруг за границей, в Швейцарии, в Женеве <...> писал теперь с юга России <...>» [8. С. 63].
Чтобы понять, почему главные герои ведут «страннический» образ жизни, нужно, учитывая тесную связь смыслового слоя ‘дом-жилище’ и ‘дом-семья’, проанализировать взаимоотношения «бесов» с родственниками.
На создание художественных произведений Ф. М. Достоевского, в том числе и романа «Бесы», оказывали влияние процессы / события, происходившие в обществе. В конце 1860-х - начале 1870-х годов Достоевский приходит к осознанию, что нечто необыкновенное происходит в современных семействах в ранее небывалом масштабе. В результате в контексте социальных обстоятельств 60-70-х годов было сформировано понятие «случайного семейства» [18. С. 135], характеризовавшееся отсутствием сознания обще-
го корня (рода), отсутствием нравственности, беспорядком и раздробленностью в отношениях близких людей.
В исследуемом нами романе дом как образ семейного уюта и гармонического порядка, то есть дом, обращенный во внутренний мир, выступает в статусе утраченной ценности.
С ранних лет Николай Ставрогин и Петр Верховенский воспитываются в неполных семьях: «<...> а легкомысленный генерал Ставрогин, отец его [Н.С.], жил в то время уже в разлуке с его мамашей, так что ребенок возрос под одним только ее попечением» [8. С. 35]. «Она скончалась в Париже, <...> оставив ему пятилетнего сына. Птенца еще с самого начала переслали в Россию, где он и воспитывался все время на руках каких-то отдаленных теток, где-то в глуши» [8. С. 11].
Отсутствие в одном случае одного из родителей, в другом - фактически обоих, накладывает негативный отпечаток на формирование характера героев и их мировоззрения.
По народным представлениям, семья теряет целостность и перспективу, когда из нее исторгается любой член семьи. Потеря одного человека воспринимается как причина разрушения семейного гнезда. Так, в «Путешествии из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева в главе «Городня» показано разрушение семьи через образ «один в рекруты»: «В одной толпе старуха лет пятидесяти, держа за голову двадцатилетнего парня, вопила: “Любезное мое дитятко, на кого ты меня покидаешь? Кому ты поручаешь дом родительский? Поля наши порастут травою, мохом - наша хижина. Я, бедная престарелая мать твоя, скитаться должна по миру.”» [28. С. 215].
Распад семьи отражает крах духовной атмосферы дома. Интересны в содержательном отношении описания взаимоотношений между матерью и сыном Ставрогиными: «Мальчик знал про свою мать, что она его очень любит, но вряд ли очень любил ее сам» [8. С. 35]; «<...> вдруг вышел в отставку, в Скворешни-ки опять не приехал, а к матери совсем уже перестал писать» [8. С. 36]. Петр Верховенский откровенно издевается над отцом, объявляя его приживалом Варвары Петровны: «<...> она капиталисткой, а ты при ней сентиментальным шутом» [8. С. 239]. «К старику он забежал тотчас <...>, и если так поспешил, то единственно из злобы, чтоб отмстить за одну прежнюю обиду <...>» [8. С. 237]. В результате Степан Трофимович проклинает
сына: «Изверг, изверг!..» [8. С. 240]. «Проклинаю тебя отсель моим именем! - протянул над ним руку Степан Трофимович, весь бледный как смерть» [8. С. 241].
Дом как оплот и основа жизни, как духовное начало, как носитель традиции становится героям ненужным, поэтому они, не видя в доме ничего ценного и святого, «пускаются в странствия» в поисках лучшей жизни. Цель «паломничества» Николая Ставрогина и Петра Верховенского заключается в поисках смысла жизни, высшей идеи, возможности достижения, по словам Н. Ф. Будановой, «земли обетованной», в которой «правда живет» [4. С. 206]. В подтверждение приведем слова современного исследователя творчества Ф. М. Достоевского Т. Касаткиной: «Ставрогин действительно ищет идеи, которая сможет выдержать его разлагающий анализ, чтобы навалить ее на себя как бремя, чтобы она удержала его от “вылета” в дурную бесконечность...» [15. С. 84]. Безмерность стремлений главных героев романа в поисках «своего дела» Г. К. Щенников объясняет «оторванностью от народа» [29. С. 269].
Согласимся с современным литературоведом В. В. Ничипоровым, который считает, что бездомность - это «не только материальное отсутствие стен и крыши, но часто и метафизическая бездомность владельца квартиры или дома» [36. С. 57]. Понятие бездомности, таким образом, пересекается с семантическим полем ‘духовное странничество’, введенным Ю. С. Степановым: «В духовном странничестве, - пишет исследователь, - <...> тревожные души пускаются в странничество либо по миру, в поисках все же <...> в этом мире мира другого, либо внутри себя, в поисках Бога» [32. С. 42].
Исходя из этого, ‘духовное странничество’ главных героев связано с переменой места, беспокойством, мотивом отрыва от родной почвы, семьи как хранительницы нравственных ценностей. Бездомность, характеризующая главных героев романа «Бесы», свидетельствует о духовном кризисе скитальцев.
Честь первооткрывателя типа «русского скитальца» Достоевский приписывает А. С. Пушкину, который первым в русской литературе художественно воплотил в образах Алеко и Онегина «отрицательный тип наш, человека, беспокоящегося и не примиряющегося, в родную почву и в родные силы ее не верующего, Россию и себя самого, в
конце концов, отрицающего, делать с другими не желающего и искренно страдающего» [4. С. 207].
В речи, произнесенной 8 июня 1880 года по случаю открытия памятника А. С. Пушкину в Москве, Ф. М. Достоевский говорит о типе несчастного скитальца в родной земле. Образы Николая Ставрогина и Петра Верховенского продолжают галерею пушкинских странников (Алеко, Онегин), относятся к типу «того исторического русского страдальца, столь исторически необходимо явившегося в оторванном от народа обществе нашем» [10. С. 137]. Это люди «с новой верой», люди, ударившиеся в социализм «от сбивчивой и нелепой жизни нашего русского интеллигентного общества» [10. С. 137]. Они - «пока всего только оторванная, носящаяся по воздуху былинка. И они это чувствуют и этим страдают, и часто так - мучительно» [10. С. 138]. Их мучительное скитальчество в «родной земле» и по Европе в поисках высшего идеала и «мировой гармонии», расценивавшееся ранее Достоевским как бесцельное шатание, по словам
Н. Ф. Будановой, было признано исторически закономерным, хотя и трагически безуспешным (вследствие отрыва от родной «почвы» и народной веры) этапом в поступательном развитии человечества [4. С. 207]. «Мировая гармония», по словам Верховенского-младшего, заключалась в полном равенстве, послушании, безличности. В монологе, обращенном к Николаю Ставрогину, Петр Верховенский указывает пути, которые приведут общество к так называемому миропорядку (в понимании «бесов»): «Мы сделаем такую смуту, что все поедет с основ», «Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны» [8. С. 322]. «Мы уморим желание: мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к одному знаменателю, полное равенство» [8. С. 323].
Главные герои романа, отказавшись от стремления к высшему, избрали дьявольскую, бесовскую бездуховность. Внешне, рядясь, сменяя лик на личину, пытаясь скрыть свою хитрость, лживость, разрушительные и тоталитарные склонности, присущие радикальному нигилистическому типу мышления, «бесы» как будто бы хотят счастья для других. С этой целью они вторгаются в святая святых
- дома, семьи - и разрушают их.
В Петербурге, вне своего дома, Николай
Ставрогин совершает безнравственные поступки: «... в 186- году жил в Петербурге, предаваясь разврату.» [9. С. 12], «<...>мо-лодой человек как-то безумно и вдруг закутил <...> рассказывали только о какой-то дикой разнузданности, о зверском поступке с одною дамой хорошего общества, с которою он был в связи, а потом оскорбил ее публично <...>», «<...> привязывается и оскорбляет из удовольствия оскорбить» [8. С. 36].
Николаю Ставрогину приходит идея «искалечить как-нибудь жизнь, но только как можно противнее» [9. С. 20]. И снова вне своего дома Николай Всеволодович выбирает объектом приложения своей разрушительной силы институт семьи. Как насмешка, издевательство над самим институтом брака, семьи, залогом будущего стала женитьба Ставроги-на: «Раз, смотря на хромую Марью Тимофеевну Лебядкину, прислуживавшую отчасти в углах, тогда еще не помешанную, но просто восторженную идиотку, без ума влюбленную в меня втайне <...>, я решился вдруг на ней жениться <...>. Безобразнее нельзя было вообразить ничего» [9. С. 20]. Решаясь на такой поступок, Николай Всеволодович преследует не только цель самоказни, но и совершает богохульство, обижая не просто сироту, а убогого человека: « <...> я обвенчался не из-за одного только “пари на вино после пьяного обеда”»[9. С. 20].
Вторгаясь в семью Лебядкиных, Николай Ставрогин способствует ее распаду. «Семья - <...> все те люди, которые объединены кровными или брачными узами», - такое определение дает словарь-справочник по социологии [17. С. 415]. На этом основании мы можем сказать, что Игнат и Марья Лебядкины
- одна семья (до брака Марьи Тимофеевны со Ставрогиным). Писатель упоминает, что до знакомства со Ставрогиным брат не поднимал на нее руку. Но появляется Николай Всеволодович со своими «бесовскими» поступками и деньгами, и все изменяется: безумная влюбленность Марьи Лебядкиной приводит ее к расстройству рассудка, помешательству; Игнат Лебядкин, получая средства от Ставроги-на на содержание сестры, «ошалел от вина» [8. С. 113], бьет свою сестру, самого близкого ему человека: «Эта тихая, спокойная радость, выражавшаяся и в улыбке ее, удивила меня после всего, что я слышал о казацкой нагайке и о всех бесчинствах братца». «<...> он ведь ее и не кормит. Старуха из флигеля принесет
иной раз чего-нибудь <...>» [8. С. 114]. Давний грех надругательства над семьей обернулся бо’льшим грехом - злодейством убийства и зятя, и своей жены - Хромоножки. По народной этике, убийство убогого / калеки всегда считалось незамолимым грехом.
В исследовании роли «бесовства» как разрушительной силы важную роль играет изображение двух мест жительства Лебядкиных. Автор-повествователь детально описывает эти места. Условно называемый первый дом Лебядкиных состоял только из двух съемных комнат: «Все помещение их состояло из двух гаденьких небольших комнаток, с закоптелыми стенами, на которых буквально висели клочьями грязные обои. Тут когда-то несколько лет содержалась харчевня <...>» [8. С. 113]. Художник неоднократно акцентирует внимание на беспорядке, грязи: «.везде было накрошено, насорено, намочено» [8. С. 113]. Характеризуемое жилище противоречит народным представлениям о доме как чистом, уютном месте. Автор-повествователь, указывая на захламленность, грязь, беспорядок, низкие потолки помещения, выявляет сущность Лебядкина - отсутствие чистого дома и в его душе.
Писатель сосредоточивает внимание на последнем посещении Ставрогиным жилища Лебядкиных. В сюжет вплетается мотив страшной непогоды: «Ветер шумел и качал вершинами <...>» [8. С. 183], « <...> ноги ехали в грязи» [8. С. 203], «И при этом дождь <...>» [8. С. 207]. По народным поверьям, бесы очень любят непогоду: в это время они беснуются. Некоторые былички, указывает Е. М. Мелетинский, описывали даже жилища «бесовских общин», расположенные обычно где-то в глухих местах, часто в воде, на дне озер и омутов, в болотах («Все бесы в воду, да и пузырья вверх», «В болоте бесы плодятся» и т. п.) [18. С. 91].
Семантически значимым является и образ нового дома, в котором обитают Лебядкины: «Это был совсем уединенный небольшой деревянный домик, только что отстроенный и еще не обшитый тесом» [8. С. 206]. Новый дом в обрядовой поэзии - плачах - соотносился со смертью, гробом:
Как прихожу, бедна горюшка,
Я с крестьянской-то работушки -Уж пустым стало пустешенько.
Как станем жить бедные,
Без витого без гнездышка.
На смерть тетушки [27. С. 252].
Народные названия гроба - хоромина, домовина, домовище. В «Толковом словаре живого великорусского языка» приводится пословица «Дома нет - а домовище будет» [7. С. 1160], которая раскрывает суть жизни Лебядкиных: своего дома они не имеют, а домовище (гроб) есть уже при жизни и является их пристанищем. О бесперспективности семьи, на которую упало «бесовство», указывает пространство, где построен новый дом - за рекой: «<...>и вдруг открылось широкое, туманное, как бы пустое пространство
- река» [8. С. 203]. У славян было широко распространено представление о том, что водное пространство (река, море) является границей между миром живых и миром мертвых [30. С. 171]. То есть, согласно мифопоэтическим представлениям, переселение Лебядки-ных в новый дом за рекой - это переселение их в «иной» мир.
Появление главного героя в доме Лебядки-ных, учитывая символику реки, нового дома, а также разбушевавшейся природы, не предвещает благополучия ни Игнату, ни Марье Тимофеевне.
Для раскрытия главных мыслей романа содержательно-нагруженной является встреча Игната Лебядкина с Николаем Ставроги-ным. Художник очень подробно описывает эту встречу. У Лебядкина держится мысль о возможности родства с Николаем Всеволодовичем, поэтому к встрече он готовится заранее. Описывая этот «роковой дом», повествователь акцентирует внимание на сакральном локативе - переднем углу, «наиболее ценной и почетной части жилища» [2. С. 176], в котором находится не менее значимый предмет
- стол. В традиционной культуре стол воспринимается как «сакральный центр дома», связан с идеей рода и семьи, семантически сопоставляется с церковным престолом: «Для символического осмысления стола в народной традиции определяющим стало его уподобление церковному престолу», - пишет А. Л. Топоров [3. С. 135].
Ожидая зятя, Лебядкин накрыл стол скатертью, приготовил разнообразную закуску: «<...> почтительно и осторожно снял со столика в углу скатерть. Под нею оказалась приготовленная закуска: ветчина, телятина, сардины, сыр, маленький зеленоватый графинчик и длинная бутылка бордо <...>» [8. С. 208]. Скатертью покрывали стол в ритуально отмеченных случаях. Особая роль столу, как и все-
му застольному пространству, отводилась в ритуале, - указывает А. К. Байбурин, - именно за столом происходят обряды, символизирующие окончательное приобщение невесты к новому дому и новой семье и породнение «своей» и «чужой» сторон [2. С. 183]. Именно этого и хотел Лебядкин: родства с домом Ставрогина с целью получения «субсидий», которые выплачивал Николай Всеволодович капитану за молчание о браке с его сестрой.
Сцена посещения Ставрогиным Лебяд-киных перекликается с народной обрядовой свадебной песней, подчеркивая истинное значение приготовления капитана, окончательно попавшего под влияние «бесовства», познавшего цену своей сестры как товара, как предмета эксплуатации, наживы и проявления своего буйства:
«<...> сел брат на колесницу,
Продает сестрицу,
Просит червонного
С князя молодого.» [23. С. 235].
За отказом Ставрогина сесть за стол, принять приготовленные угощения четко прослеживается мысль о намерении гостя разорвать нити, связывающие его с Лебядкиными.
Во время свидания Николая Ставрогина с Марьей Лебядкиной рушатся ожидания последней. Она хотела видеть «князя», «сокола», а пришел «самозванец»: «Только мой -ясный сокол и князь, а ты - сыч и купчишка!» [8. С. 219]. Лебядкина проклинает Николая Всеволодовича: «Прочь, самозванец! Гришка Отрепьев а-на-фе-ма!» [8. С. 219].
Заканчивается процесс надругательства над убогой двумя «бесовскими» проявлениями: убийством Лебядкиных - грехом на душе Федьки Каторжного и Николая Ставрогина.
Таким образом, Николай Всеволодович вторгается в пространство Лебядкиных, развращая при этом капитана и нанося «удары» Марье Тимофеевне, и в результате губит их. Вторжение начинается с дурной затеи с похмелья совершить нравственное преступление перед собой, Богом, а заканчивается убийством.
Петр Верховенский и его «пятерка» - воплощение зла, идущего от пренебрежения к нравственным и духовным основам человеческой жизни. Отрицая значение красоты, совести, брака, религии (ввиду его причастности к духовным абсолютам), Верховенский
жаждет разврата целых поколений, «разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь» [8. С. 325]. Возомнив себя богом для других, он смотрит на народ и человеческую жизнь как на подручный материал, который можно использовать по своему усмотрению. Верховенский-младший способствует самоубийству Кириллова и использует его самоубийство для обеления своих действий и возложения вины на другого. Он убивает Шатова с целью сплочения «пятерки», разрушая тем самым вновь соединяющуюся семью, деятельно способствует роману Став-рогина с Лизой, в результате чего Лиза гибнет, всеобщему помутнению разума в городе.
Деспотический догматизм, политическое честолюбие, уголовное мошенничество предводителя террористической пятерки являются в представлении автора следствием своеобразного развития посредственной и самолюбивой личности, лишенной в своем воспитании и образовании «высшего, основного», то есть опоры на коренные духовные ценности, высокие нравственные идеалы, основополагающие народные традиции, в том числе дом, семью.
Воинствующее безверие, негативное, пренебрежительное отношение к семье, отсутствие семейного очага и главного занятия, незнание народа и его истории - эти и подобные им духовно-психологические предпосылки сформировали у младшего Верховенского «ум без почвы и без связи - без нации и без необходимого дела, развращающе действовали на его душу» [31. С. 241].
Причины умственной и нравственной незрелости современной молодежи, по словам Г. К. Щенникова, Достоевский видит в неправильном воспитании в семье, где нередко встречаются «недовольство, нетерпение», «настоящее образование заменяется лишь нахальным отрицанием с чужого голоса», «материальные побуждения господствуют над всякой высшей идеей», «дети воспитываются без почвы, вне естественной правды, в неуважении или равнодушии к отечеству и в насмешливом презрении к народу» [11. С. 26]. «Вот где начало зла, - говорит Достоевский,
- в предании, в преемстве идей, в вековом национальном подавлении в себе всякой независимости мысли, в понятии о сане европейца под непременным условием неуважения к самому себе как к русскому человеку»
[11. С. 26]. Разрыв с народом, характерный, по мысли Достоевского, для современной молодежи, «преемствен и наследствен еще с отцов и дедов».
Поколение «отцов» - это поколение «чистых» западников, либералов-идеалистов 40-х годов (Степан Верховенский, Кармазинов, фон Лембке), характеризующиеся отрывом от русской «почвы», народа, от коренных русских верований и традиций. Так, в речи Степана Трофимовича до сих пор присутствуют иноязычные выражения: «Я, признаюсь, все еще надеялся, а теперь tout est dit, я уж знаю, что кончено; cest terrible» [8. С. 97-98]. Сознавая идейное родство его поколения с «детьми»-нигилистами 1860-х годов, Степан Трофимович в то же время ужасается тому, в какие безобразные формы вылился современный нигилизм.
Отношение либералов 40-х годов к дому и семье, перешедшее их «детям», четко прослеживается на примере их собственных семей. Так, семья губернатора фон Лембке основана не на любви, взаимопонимании и уважении, а на расчете и корысти: властная Юлия Михайловна с легкостью управляет своим мужем: «Собираясь к нам, Юлия Михайловна старательно поработала над супругом <...>. Ей хотелось перелить в него свое честолюбие <...>. С тех пор прямо стала рассчитывать только на одну себя» [8. С. 244]. В их доме нет того «семейного очага», который бы согревал и объединял. У Степана Трофимовича семья только формальная - сын, с которым он виделся лишь два раза. Степан Верховенский был дважды женат (на «одной легкомысленной девице», родившей ему сына Петра, и какой-то «неразговорчивой берлинской немочке»), дважды овдовел. Своего дома у Верховенского-старшего нет, 20 лет он живет «приживальщиком» у Варвары Петровны: «Она охраняла его от каждой пылинки, нянчилась с ним двадцать два года <...>» [8. С. 16]. Весьма характерно, что он воспитывал сына хозяйки дома, Николая Ставрогина, и совершенно не занимался воспитанием родного сына Петруши - в результате оба пошли дорогой «бесовства».
Внутреннее пространство дома в художественной картине мира Ф. М. Достоевского динамично: оно расширяется до образа уездного города и России. Дом и город являются однотипными по структуре, связанными отношениями взаимозависимости. В уездном
городе определенного времени, как и в домах, нет главного - нравственности, гармонии, семейного единения; все основано на лжи и пороке. Город становится воплощением катастрофы и хаоса - пожары, убийства, смуты:
«Огонь, благодаря сильному ветру, почти сплошь деревянным постройкам Заречья и, наконец, поджогу с трех концов, распространился быстро и охватил целый участок с неимоверною силой <...>» [8. С. 394]; «<...> все трое были в эту ночь зарезаны и, очевидно, ограблены» [8. С. 396].
Разрушение города связано с разрушением дома, семьи, духовности: «В моде был некоторый беспорядок умов» [8. С. 249], «Наступило что-то развеселое <...>. Искали приключений <...>. Произошло даже несколько скандальных случаев» [8. С. 249]. Звучали призывы: «.запирайте церкви, уничтожайте Бога, нарушайте браки, берегите ножи!».
Для большинства героев литературных произведений Х1Х-ХХ веков характерно единство «дом - Родина - Отечество». У Петра Верховенского, Николая Ставрогина и многих других «мелких бесов» романа данная триада разрушена либо совсем утрачена: понятие ‘дом’ подменяется ‘антидомом’; ради своего спасения Петр Степанович покидает малую родину: «Если вы догадались, что я в Петербург, то могли понять, что не мог же я сказать им вчера, в тот момент, что так далеко уезжаю, чтобы не испугать <.> Но вы понимаете, что я для дела, для главного и важного дела, для общего дела, а не для того, чтоб улизнуть...» [8. С. 477]. Николай Ставрогин изменяет Отечеству (России): переходит в чужеземное подданство («Прошлого года <...> я записался в граждане кантона Ури <.> там я уже купил маленький дом» [8. С. 513]).
Все слои текстового авторского мотива «дом» взаимосвязаны: дом-жилище и дом-семья напрямую определяют дом-духовный мир, надломленность которого у героев романа Ф. М. Достоевский связывает с отрицанием дома (антидомом). Ощущение бездомности интерпретируется Ф. М. Достоевским не только в ощущении глобального одиночества (без друзей - без семьи - без родины), но и во внутренней бездомности - восприятии дома как чуждого себе. Реализуемые в романе смысловые поля исследуемого концептуального мотива изображают хаос - хаос во всем: во внешней и внутренней стороне (распад семьи, отсутствие нравственных и моральных
норм и законов) дома, в бездуховной жизни уездного губернского города: «.и в семье, и в государстве, и в душах и в мыслях человеческих» [13. С. 13].
Список литературы
1. Авсеенко, В. Г. Общественная психология в романе «Бесы» // Критика 70-х гг. XIX века / сост., вступит. ст. преамбула и примеч. С. Ф. Дмитренко. М. : Олимп : АСТ, 2002. С. 125.
2. Байбурин, А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. 2-е изд., испр. М. : Языки славян. культуры, 2005.
3. Байбурин, А. К. У истоков этикета /
А. К. Байбурин, А. Л. Топорков. Л., 1990.
4. Буданова, Н. Ф. Паломничество «русского скитальца // Рус. лит. 2008. № 1. С. 205-211.
5. Ветловская, В. Е. Ф. М. Достоевский // Русская литература и фольклор : вторая половина XIX века. Л. : Наука, 1982. С. 12-17.
6. Гуревич, А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1984.
7. Даль, В. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. Т. 1. М. : Прогресс, 1994.С. 1160.
8. Достоевский, Ф. М. Полн. собр. соч. : в 30 т. Т. 10. Бесы. Л. : Наука, 1974.
9. Достоевский, Ф. М. Полн. собр. соч. : в 30 т. Т. 11. Бесы. Гл. «У Тихона». Рук. ред. Л. : Наука, 1974.
10. Достоевский, Ф. М. Полн. собр. соч. : в 30 т. Т. 26. Дневник писателя 1877 сентябрь -декабрь, 1880 август. Л. : Наука, 1984.
11. Достоевский, Ф. М. : Сочинения, письма, документы : слов.-справ. / сост. и науч. ред. Г. К. Щенников, Б. Н. Тихомиров. СПб. : Пушк. дом, 2008.
12. Достоевский, Ф. М. : Эстетика и поэтика : слов.-справ. / сост. Г. К. Щенников,
А. А. Алексеев; науч. ред. Г. К. Щенников ; ЧелГУ. Челябинск : Металл, 1997.
13. Дунаев, М. М. Вера в горниле сомнений. URL : http: // www.vusnet.ru.
14. Иванов, В. В. Безобразие красоты : Ф. Достоевский и русское юродство. Петрозаводск, 1993.
15. Касаткина, Т. Без Бога // Достоевский, Ф. М. Собр. соч. : в 9 т. Т. 5. Бесы. М. : АСТ : Астрель, 2005. С. 69-108.
16. Лотман, Ю. М. Структура художественного текста // Лотман, Ю. М. Об искусстве. СПб. : Искусство, 1998. С. 14-285.
17. Лоусон, Т. Социология. А-Я : слов.-справ / Т. Лоусон, Д. Гэррод ; пер. с. англ. К. С. Ткаченко. М. : ФАИР-ПРЕСС, 2000.
18. Мелетинский, Е. М. Заметки о творчестве Достоевского. М. : РГГУ, 2001.
19. Мифология. БЭС. 4-е изд. М. : БРЭ, 1988.
20. Михнюкевич, В. А. Русский фольклор в художественной системе Ф. М. Достоевского. Челябинск : Челяб. гос. ун-т, 1994.
21. Непомнящий, В. С. Лирика Пушкина как духовная биография. М. : МГУ, 2001.
22. Ничипоров, Б. В. Введение в христианскую психологию : Размышления священника-психолога. М., 1994.
23. Обрядовая поэзия. Кн. 2. Семейнобытовой фольклор / сост. Ю. Г. Круглова. М.
: Рус. кн., 1997.
24. Овчинникова, Л. В. Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» и фольклор // Лит. в шк. 1992. № 3-4.
25. Омацу, Ре. «Случайное семейство» как антитеза «родовому семейству» : историческое и современное в русских семействах в 1870-х годах // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 2007. № 1. С. 135-139.
26. Пословицы русского народа : сб.
В. Даля : в 3 т. Т. 2. М. : Рус. кн., 1998.
27. Причитания. Библиотека поэта. Большая серия / подг. текста Б. Е. Чистовой и К. В. Чистова. Л., 1960.
28. Радищев, А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. М. : Дет. лит., 1975.
29. Разумова, И. А. Потаенное знание современной русской семьи. Быт. Фольклор. История. М. : Индрик, 2001.
30. Русская мифология : энциклопедия. М. : Эксмо ; СПб., 2006.
31. Скобелев, А. В. Образ дома в поэтической системе Высоцкого : исследования и материалы. Вып. III, т. 2 / сост. А. Е. Крылов и
В. Ф. Щербакова. М., 1999.
32. Степанов, Ю. С. Концепт «духовного странничества» в России в Х1Х-ХХ вв. // Русское подвижничество. М., 1996. С. 42.
33. Фрейденберг, О. М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.
34. Цивьян, Т. А. Дом в фольклорной модели мира // Семиотика культуры : тр. по знаковым проблемам. Тарту, 1978. Вып. 463, № 10. С. 65-76.
35. Чулкина, Н. Л. Мир повседневности в языковом сознании русских : лингвокультурологическое описание. М., 2004 .
36. Щенников, Г. К. Достоевский и русский реализм. Свердловск : Изд-во Урал. унта, 1987.
