CC BY
32
УДК 82-1/-9
МИФ И БИОГРАФИЯ В РОМАНЕ М. КУЗМИНА «ПОДВИГИ ВЕЛИКОГО АЛЕКСАНДРА»
© 2013 г. О.И. Осипова
Осипова Ольга Ивановна -кандидат филологических наук, доцент,
кафедра русской филологии, Технический институт (филиал) Северо-Восточного федерального университета им. М.К. Аммосова, ул. Кравченко, 16, г. Нерюнгри, 678960. E-mail: fia-fa@mail.ru.
Osipova Olga Ivanovna -Candidate of Philology Sciences, Associate Professor, Department of Russian Philology, Technical Institute (Branch) of the North-Eastern Federal University named after M.K. Ammosova, Kravchenko St., 16, Nerungri, 678960. E-mail: fia-fa@mail.ru.
Рассматривается жанр произведения М. Кузмина «Подвиги Великого Александра». Определяются особенности жанров биографии и мифа. Дается характеристика авторского мифа об Александре, указываются связи между двумя жанрами. Анализ позволил выйти на особенности жанра произведения и обозначить модификации, которые произошли с данной категорией. Делается вывод, что жанровые инновации связаны с взаимовлиянием двух жанров, что приводит к формированию такой особой синкретической разновидности, как мифологическая биография.
Ключевые слова: жанр, биография, миф, герой, роман, Эдипов комплекс.
The aim of this article is to review the genre of M. Kuzmin's work «The Exploits of Alexander the Great». The features of such genres as biography and myth are determined. The writer's myth of Alexander is characterized, and the connection between the two genres is specified. The analysis has allowed identifying the features of the genre works and indicating the modifications that have occurred with this category. The conclusion is that genre innovations are connected with the mutual effect of the two genres that leads to the formation of such a special syncretic variety as mythological biography.
Keywords: genre, biography, myth, hero, novel, Oedipus complex.
Б. Эйхенбаум сказал: «Проза Кузмина еще не вошла в обиход, тем интереснее говорить о ней» [1]. С тех пор о Кузмине говорили довольно много. Основной характеристикой его творческого метода обозначили стилизацию. М. Кузмин в словарных статьях, литературоведческих работах проходит как мастер «изящных стилизаций», «авантюрных» жизнеописаний. А. Измайлов характеризовал его произведения как «литературные подделки -как бывают подделки старой бронзы или фарфора» [2]. Он же отмечал: «Переведите любой из них [рассказов] с французского на латинский и напишите его буквами старинного манускрипта на пожелтевшем пергаменте, -завзятые знатоки примут его за подлинный»
[2]. С. Соловьев писал так: «Кузмин слишком часто впадает в шарж и в карикатуру <...> получается бесстильность и безвкусица, а потому и кощунство» [цит. по: 3]. С тех пор произведения Кузмина характеризуются в рамках: исторической стилизации, литературной традиции, игры в имаджинариум [4] или просто игрового моделирования [5].
Так, при особом отношении исследователей к стилистическим принципам прозы М. Кузмина практически не заострено внимание на ее жанровых особенностях, в то время как этот аспект имеет немаловажное значение для понимания автора и поэтики прозы модернизма в целом.
Традиционно «Подвиги Великого Александра» называют повестью, причиной тому
малый объем, линейность повествования, сконцентрированного на одном герое. Но, на наш взгляд, с жанровой дефиницией этого произведения не все столь однозначно. При всем стремлении Кузмина создать стилизацию (исследователи отмечают, что ориентировался автор на средневековое повествование - роман - и на античные «александрии»), перед нами жанр, содержащий не только историческое ядро, но и вобравший черты других жанров, что столь характерно для модернистской прозы. Авторская установка на создание максимально многопланового текста делает его пластичным, и читательская интерпретация будет следовать за авторскими интенциями, вложенными в текст. Среди жанровых разновидностей, включенных в произведение, можно обозначить биографию, миф, пророчество, притчу, рыцарский роман, роман-путешествие. Подобная жанровая полифония может существовать не иначе как в рамках романа. Определяющими, на наш взгляд, являются биографии и миф, именно рассмотрению этих структур будет посвящено данное исследование.
Произведение Кузмина, как многие другие тексты, посвященные жизнеописанию Александра Великого, ориентировано на исторический, мифологический и литературный пласт преданий о великом полководце. На литературные источники своего произведения Куз-мин указывает во «Введении»: «Я сознаю всю трудность писать об этом после ряда имен, начиная от приснопамятного Каллисфена, Юлия Валерия, Викентия из Бовэ, Гуалтерия де Кастильоне, вплоть до немца Лампрехта, Александра Парижского, Петра де С. Клу, Рудольфа Эмского, превосходного Ульриха фон Ешинбаха и непревзойденного Фирдоуси...» [6]. Но исследователи указывают, что Кузмин намекает еще на один источник, определивший особенности произведения. «Подвиги Великого Александра» вступают в открытый диалог с «александриями» В. Брю-сова. Подробно об этом говорит Л. Панова: «Комплекс ученичества-соперничества дает о себе знать уже в "Акростихе", внешне простом, полном банальностей и потому не очень показательном для Кузмина 1908 г. Отчасти его топика наследует "Александрийским песням" (ср. трубу), но при этом прежний, "александрийский", голос Кузмина заглушается приподнятым книжным тоном брюсовской
школы» [4]. Она же отмечает и другие литературные источники данной повести: А. Пушкин и его «Родословная моего героя», эпос Фирдоуси «Шах-наме», Агады, а также первое стихотворения из «Двух повестей» В.А. Жуковского [4].
В центре повествования Александр - историческая личность, но и герой мифов, легенд, преданий, литературных произведений.
Как историческая биография повествование содержит жизнеописание от рождения до смерти персонажа. Также наличествует своеобразный пролог, повествующий о зачатии Великого Александра. Но для повествователя не важен Александр как историческая личность, хотя основные хронологические и пространственные ориентиры жизни и деятельности Александра сохранены. В этом плане можно наблюдать тот же принцип жизнеописания, который встречаем в «Чудесной жизни Иосифа Бальзамо, графа Калиостро», исторический сюжет ложится в основу псевдобиографического повествования. Оно мифологизировано, но героика выдающейся мифической личности не интересует повествователя сама по себе, потому что завоевания стран, походы и победы описаны в тексте вскользь. Гораздо большее внимание повествователя привлекает экзистенциальное мироощущение человека, достигшего всего, но смертного, потому что он не был рожден богами. Л. Панова отмечает: «Еще один оригинальный поворот темы Александра в том, что через его деяния проходит глубоко личное экзистенциальное переживание Кузмина: Александр Великий - покоритель вселенной, морской и воздушной стихий, то есть абсолютно всего, но не царства мертвых, - смертен и не властен над своей жизнью» [4].
Так, перед нами две формы: миф и биография. Миф дает возможность выявить контекст бессознательного, биография придает повествованию интимность, опрощает героя, позволяет рассматривать его как человека, жившего, страдавшего, умиравшего.
Мифологический пласт выставляет на первый план стремление героя обрести бессмертие. Как отмечают исследователи, мифологическая ипостась героя мифа (пока еще не Александра у Кузмина) определяет исходные установки, которыми руководствуется герой: «Герой ведет себя как бог, при этом - не будучи богом. В таком поведении есть много
страданий и много величия. С каждым новым героическим усилием растет понимание того, что стать свободным от богов (Судьбы, Времени, Смерти) можно, лишь изменив свою природу. Впрочем, и страдания героя отличаются поистине титаническим накалом и масштабами, утверждая его величие и в боли» [7, с. 95]. Подобное стремление героя и одновременно невозможность изменить законы мироздания подчеркиваются в повествовании включением такого жанра, как пророчество. Его функциональная нагрузка пророчеств в тексте - придать повествованию мистический колорит (как раз в духе средневекового романа) и убедить в невозможности изменить судьбу, указать на предопределенность человеческой жизни.
Своеобразно трактуется Кузминым сфера бессознательного, которую выделяют исследователи в личности исторического Александра: «Применительно к Александру мы можем констатировать почти патологическое неприятие им своего отца Филиппа . На фоне этой отчужденности, многократно усиленной мифом о божественном отцовстве (который, заметим, Александр принимал вполне серьезно), мы наблюдаем потрясающе близкие его отношения с матерью - Олимпиадой. Налицо, таким образом, классический "комплекс Эдипа"» [7, с. 97]. В произведении миф «о божественном отцовстве» трактуется неоднозначно. В этом плане очень важен пролог, повествующий о зачатии Александра и событиях ему предшествующих. В результате обмана «безрассудной королевы» Олимпиады беглым египетским магом Нектанебом все думают, что Александр - дитя бога Аммона. Истина известна только обманщику Нектане-бу. Тем более для недоверчивого Филиппа были устроены чудесные знамения, и только повествователь знает, что это подделка «египетского выходца» [6]. Но одновременно с этим в повествовании присутствуют другие знамения, но «без фокусов хитрого мага» [6]. Перед своей смертью, виновник которой -Александр, маг признается в содеянном. Тем самым Александр становится «отцеубийцей», но не намеренно, потворствуя убийству Филиппа, как описывается Плутархом, а скорее из-за стремления побороть рок: «"Как ты можешь читать далекую судьбу других людей, не зная, что с тобою случится сейчас?" На стоны упавшего Александр быстро спустился
и, наклонясь над отцом, спросил: "Ты ушибся? Прости мою шутку!" - "Ты не виноват, твоя судьба была стать отцеубийцей"» [6]. Александр не поверил, но, уже пребывая в Египте и увидев статую Нектанеба, Александр признал подобное отцовство; не исключена, конечно, и политическая подоплека поступка властителя, «коронованного» на трон Египта, но имеющего право на этот трон по закону крови: «Войдя в одну из усыпальниц и услышав, что она возведена в честь без вести пропавшего царя Нектанеба, король велел поднять факелы к лицу изображения, - и, вдруг громко воскликнув, поднялся по высоким ступеням, обнял статую и, плача, сказал: "Это - отец мой, люди египетские". Все пали ниц, только опахала возвышались над простертой толпой и трубы жрецов отвечали царским словам» [6]. В повествовании своеобразно переворачиваются исторические свидетельства о том, что Александр потворствовал убийству своего отца Филиппа. Но в данном случае важна не историческая правда, а значимость судьбы, которая настигает Александра, и он невольно становится отцеубийцей (как будто дух древнегреческого рока витает над событием).
В отношении Филиппа Александр ведет себя исключительно по-сыновьи, проявляя заботу, стремясь сохранить и сохранив брак Филиппа и Олимпиады, после того, как тот решил жениться на Клеопатре («Целые десять дней ходил принц от короля к королеве и обратно, стараясь растопить их ожесточившиеся скорбью сердца, - и наконец поцеловал Филипп Олимпиаду, с улыбкою та обвила его шею.» [6]). Сберег честь поверженного короля: «. на стук вошедшего принца Филипп открыл глаза, но снова тотчас завел их. Александр подошел к постели, поцеловал руку короля, тихо сказав: "Это я, батюшка, вот враг твой, отмсти!" Глаза Филиппа заблестели, и, взяв поданный сыном нож, он слабой рукою вонзил его в полумертвого вассала. Потом, закрыв глаза, улыбнулся и, сказав сыну: "Боги тебя хранят. Я умираю отмщенный", - вздохнул в последний раз» [6]. Так, в повествовании сглаживается комплекс Эдипа, который, как известно, может приобрести гипертрофированный характер, приведя к гомосексуальности. Историческая личность как раз обладает подобной чертой, в повествовании затушевывается эта биографическая особенность.
Но, по мнению исследователей, исторический Александр смог реализовать «эдипов» комплекс в «единении с империей», потому что «это та разновидность инцеста, которая позволяет герою не только утолить свою бессильную страсть, но и стать богом ... Иная разновидность брака для него была бы слишком обыденной и вульгарной» [7, с. 99]. Этот аспект находит в произведении свое место, когда описывается брак с Роксаной: «Зима, проведенная в мире и бездействии, удручала Александра смутною и неопределенною тоскою, и часто, уже весною, сидя на террасе с другом своим Гефестионом, вздыхал король о дальних походах. Похвалив такое стремление, друг посоветовал королю отправиться к востоку, в Индийское царство, через пустыни, имея путеводителями небесные созвездия, звездные хороводы. ... Королева сидела у окна, ничего не делая, скучая холодностью Александра, ибо хотя и считалась она королевской супругой, но пребывала девой к большой своей досаде» [6]. Позже Александр столь же упорно будет избегать и общества Кандакии, которая открыто ему предложит себя, важной будет следующая характеристика царицы: «Она была высока и дородна, схожа с Олимпиадой.» [6]. Происшествие воспринимается обоими героями как испытание, которое Александр выдерживает.
Важным биографическим отступлением станет повествование о смерти Александра. Как известно, причиной ее была малярия. Но для личности, которая создается Кузминым, такая смерть была бы слишком тривиальной. Потому причиной смерти становится яд, от которого Александр долго мучается, но который дает возможность великому полководцу попрощаться со своим войском.
Так, читателю предлагается еще один миф-биография об Александре. Но герой не интересует повествователя ни как полководец (военные кампании - лишь незначащий фон), ни как монарх, вошедший в историю как объединитель народов и повлиявший на эллинизацию восточной культуры, ни как человек со страстями, ошибками, переживаниями. Даже
Поступила в редакцию
не воспроизводится известный с античности архетип этической амбивалентности героя, мы не можем оценить такого героя как положительного или отрицательного.
В повествовании сплетаются биографическое повествование об «имперском герое» и мифологическое сказание о Великом Александре, стремившемся обрести бессмертие, и получившем его, но уже после смерти. Причем обе формы так тонко переплетены, что при рассмотрении одной из них затрагивается другая. И сложно сказать, какой из жанров «лицевой», а какой представляет «изнаночную» сторону. Это приводит к формированию своего рода «мифологической биографии». Каждый из жанров вносит в повествование свой стиль. Интеграция происходит за счет авторской установки на изображение особого типа героя.
Литература
1. Эйхенбаум Б.М. О прозе М. Кузмина // О литературе. М., 1987. С. 348 - 351. URL: http://philologos.narod.ru/eichenbaum/eich_kuzmin.ht m (дата обращения: 04.02.2013).
2. Измайлов А. Чарования красных вымыслов // О Федоре Сологубе. Критика. Статьи и заметки. СПб., 2002. 560 с. URL: http://www.fsologub.ru/o-sologube/izmayloy_charovaniya-krasnykh-vymyslov.html (дата обращения: 03.02.2013).
3. Цит. по: Певак ЕА. Проза и эссеистика М. Кузмина // Кузмин М. Проза 1906 - 1912 г.: в 3 т. М., 1999. Т. 1. С. 74.
4. Панова Л. Игры с Брюсовым: Александр Великий в творчестве Кузмина // НЛО. 2006. № 78. URL: http://magazines.russ.ru/nlo/2006/78/pa13.html (дата обращения: 14.02.2013).
5. Граматчикова Н.Б. Игровые стратегии в литературе Серебряного века: дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2004.
6. Кузмин М. Подвиги Великого Александра // Стихи и проза. М., 1989. URL: http://az.lib.ru/k/kuz-min_m_a/text_0264.shtml (дата обращения: 10.02.2013).
7. Цуркан А.А. Основания героического: Александр и Эдип // Вестн. ВГУ. Серия: Философия. 2011. № 2. С. 94 - 103.
19 февраля 2013 г.
