CC BY
93
МЕЖОБРЯДОВЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ В ТАМБОВСКОЙ МАСЛЕНИЦЕ И.В. Поповичева, П.Н. Алпатова
Popovicheva I.V., Alpatova P.N. Inter-ritual parallels in the Shrovide of the Tambov Province. The article interprets the data of the ethnographic study undertaken by the authors.
Исследованию масленицы посвящено множество работ, в том числе работ видных ученых. Каждый из них вносит определенный вклад в понимание праздника, каждый рассматривает масленицу под специфическим углом зрения. А.Н. Зернова, В.Я. Пропп связывали масленицу с аграрным культом [1, 2]. В.Г. Власов считает, что корни Масленицы уходят в мезолит, и даже в верхний палеолит, и связаны с тотемистическим культом земли и праздником Матери - сырой земли (ее «родами») [3]. По предположению других ученых, в масленичном комплексе доминирующим является культ предков. Н.Н. Велецкая,
В.И. Басилов, В.П. Аникин высказываются в пользу того, что весь масленичный обрядовый цикл является реликтом ритуального отправления «на тот свет» [4, 5].
Такой диапазон мнений связан, на наш взгляд, с контаминацией в масленичных обрядах действ, реалий, концептов, персонажей других обрядовых циклов: свадебного, похоронно-поминального и инициационного.
Исследование этнографических материалов по тамбовской масленице1 показало, что наибольшее количество соответствий, как не странно, масленица имеет с брачными и предбрачными обрядами.
Так, к предсвадебным обычаям у русских относится катание совершеннолетней девицы на санках или в корыте по селу, во время которого предлагали ее в жены желающим (особенно из богатых домов). Ряд интересных примеров из Вологодской и соседней с Тамбовской Рязанской областей (а также из Черниговской области Украины) приводит И.А. Морозов, который считает их архаической формой сватовства. «В Вашкин-ском районе Вологодской области «[Невесту] везут по волости. Это как устареэт, да нихто не берёт, так и повезут - «надолобьём». Кто-нибудь уш и везет - может и отец. Надоела,
1 Использовались источники разного рода: печатные материалы, собственные полевые записи авторов работы, данные картотеки кафедры русского языка ТГУ.
дак повезет. Вот и говорили: «Кому надобна?» Ехали у коо женихи ес(т)ь». «В Шацком районе Рязанской области этот обычай также был очень распространен. «Нивесту - их рана выдавали-та! - сажають нивесту на салазки и вязуть ие [к тем], у као жинихи. «Сазре-ла, - стучать в акно, - сазрела, паспела, нихто замуж ни бяреть!» Вот хто жиницца захочить, [то], гаварять, [и] вводють нивесту [в дом]» [6].
Отголосок этих действий звучит в тамбовском обычае утром в понедельник масленичной недели везти девку-засиделку тайком на лошади в лес и оставлять ее там на пеньке; через некоторое время возвращались и забирали девушку домой; говорили, что после этого ее скоро брали замуж. Обычай приобрел символический характер и в то же время сблизился с магическими действиями, обеспечивающими замужество.
Видимо, и записанный в селе Алгасово Моршанского района Тамбовской области обычай искать жениха для соломенной Масленицы, соломенной куклы, одетой в женский наряд, тоже ведет свое происхождение от свадебных «торгов» невестами (На маслену делали куклу из соломы. Брали сноп соломы, связывали его так, чтобы получилась фигура женщины. Потом наряжали ее. Надевали юбку с лентами, кофту, повязывали цветастый платок. Рисовали ей глаза, губы. Ставили ее в центре и водили вокруг нее хороводы, пели: «Уходи, зима, приходи, весна-красна». Была такая игра. Предлагали куклу молодым ребятам замуж взять, искали ей жениха. - Хорева А.П., 1925 г. р.). Следующая фраза информатора: «Если не возьмут куклу замуж, то ее сожгут. Все отказывались. А када факел подносили, то все к этой кукле кидались, но уже искры в небо летели» -свидетельствует о серьезности совершаемого действа. Как будто, можно было на самом деле взять в жены куклу и спасти ее. Или, как будто, и девушкам угрожали тем же печальным исходом, если они не выйдут замуж. В качестве аналогии можно привести польский обычай «бабский цомпер», совер-
шавшийся в масленичный четверг: ряженые женщины волочили соломенную куклу на рыночную площадь, танцевали, приставали к мужчинам, особенно неженатым, заставляя их плясать с ней, а в кульминационный момент разрывали куклу (Познанское воеводство и другие в центральной Польше - [7]). Еще больше аналогий южнорусскому уничтожению Масленицы наблюдается в чешской и словацкой обрядности, где чучело Смерти (Морены) имело две разновидности: либо оно было одето в старые лохмотья и изображало устрашающий персонаж, либо было одето в белое платье или наряд невесты (иногда в костюм последней невесты в селе) и изображало благословенный, желанный образ; чучело в любом случае уничтожалось [7, с. 229]. Мы привели здесь западнославянскую параллель потому, что у украинцев и белорусов обряда уничтожения чучела на масленицу не было (кроме единичных упоминаний), а чучело Масленицы в женском облике, которое возили по селу, провожали, хоронили, топили - наиболее характерно для южнорусских областей, хотя встречается также в центральных (Московская, Владимирская) и западных (Псковская) областях, на Севере и в Сибири [8].
Описанное выше архаическое сватовство, видимо, лежит и в основе обычая возить на салазках соломенное чучело с четверга до прощеного воскресенья, то есть до конца масленицы, а в воскресенье разрывать его на части. (На маслену девки делали во дворе у кого-нибудь куклу из соломы. Приделывали ей хвост из осоки в три косы. На салазки лажили, катали до воскресенья, а в воскресенье разрывали. - д. Барановка Петровского района. Моисеева Т.П., 1930 г. р.)
С одной стороны, рассмотренные обычаи - это примеры того, как сильно давила традиция на молодежь, вынуждая ее к вступлению в брак. С другой - они позволяют видеть в масленичном соломенном чучеле не только и не столько символ зимы или весны, сколько изображение-символ не вышедших замуж девиц и парней, иначе говоря, форму общественного порицания оставшейся холостой молодежи, форму, функционально соотносимую с украинской, словацкой, словенской, южнорусской и западнорусской «колодкой» [9]. Если принять это предположение, то становится объяснимо и логично представление чучела то в женском, то в мужском обличии, то в красивой, то в старой
и изодранной одежде, то ношение его по селу, вождение вокруг него хороводов, то разрывание, проклинание, сжигание его.
Помимо действий с соломенной куклой, самым распространенным действом на масленичной неделе было катание в санях, запряженных лошадьми, украшенными лентами и бубенцами. Как показали исследования И.А. Морозова, катание на лошадях могло быть одним из элементов «смотра» невест, характерного не только для масленицы, но также для осенних праздников и святок. Автор приводит описание обычая из Вологодской губернии, где на Крещение после обедни все девушки рассаживались по саням и ехали на иордань. Расписные сани, лучшую дугу, лошадь должен был обеспечить парень-жених, а девушки заботились об их украшении [6, с. 60, 61].
На Тамбовщине во время масленичных катаний в сани стелили тулупы, в гривы лошадям вплетали разноцветные ленты, на дугу вешали ленты, полотенца, колокольчики, лошадей покрывали нарядной самотканой накидкой; ездили вокруг села, а иногда и в соседнее (Санки были все резные, украшенные тулупами. Тулуп стелют и садятся. В гривы лошадям вплетали разноцветные ленты. Дуги обвивали лентами али вышитыми полотенцами с кружевами, к ним подвешивали колокольчики, а на шею лошади бубенцы вешали. Спины лошадям покрывали нарядной самотканой накидкой с кистями или ватолой... Парни девок обязательно катали, какие им нравятся... Катали и богатых, и бедных. - с. Донское Тамбовского района. Бирюкова М.В., 1916 г. р.). Последний факт (катали и богатых, и бедных) хорошо согласуется с предложенной И.А. Морозовым семантикой катания на лошадях как брачной и просперативной в том смысле, что община была заинтересована в браке любого своего члена, независимо от богатства, скорее - в количестве совершившихся браков, считая, что плодовитость людей может повлиять на плодородие земли и тем самым -на благосостояние всего социума.
Постоянное пересечение масленичных и свадебных элементов продолжается и в сфере этно-музыкальной и игровой. Хороводы, зафиксированные на Тамбовщине в конце масленицы, видимо, также входили в цикл предбрачных и инициационных обрядов. Упоминается участие в хороводах молодоженов, навещавших родню невесты в четверг
(Молодые на маслену оставались с ночлегом. Гуляли здесь, у матери. Шли в хороводы или на горку. - с. Большой Ломовис Пичаев-ского района. Панова А.И., 1914 г. р.), вождение в воскресенье хороводов в центре села вокруг чучела Масленицы, с пением: «Уходи, зима, приходи, весна-красна» (Делали куклу из соломы... Ставили ее в центре и водили вокруг нее хороводы, пели: «Уходи, зима, приходи, весна-красна». - Хорева А.П., 1925 г. р.). Среди песен, сопровождавших хороводы, были «страдания» и другие лирические песни, прочно вошедшие в свадебный репертуар южнорусских земель (см., например, о южных районах Курской области: [10]). В исследовании о южнорусских хороводах (на материале Белгородской области) Л.М. Ви-нарчик писала, что, «видимо, свадебная тематика относится к числу сущностных свойств русских хороводов» [11].
Масленичные гуляния были отмечены особым вниманием к молодым (молодоженам, поженившимся в прошедший мясоед). Этот обычай, очевидно, является по происхождению инициационным. Он был закреплен за масленицей благодаря семантике времени, на которое она приходится, а именно, семантике перехода. «Молодуху, бывало, в снегу кунали ради смеха». - Панова А.И., 1914 г. р. с. Большой Ломовис Пичаевского района. «Молодых, тех, что поженились недавно, натирали снегом». - Комаева А.С., 1919 г. р. с. Алгасово Моршанского района. Эти действия можно трактовать по-разному благодаря тому, что в них актуализируется сразу несколько смыслов. Во-первых, обращает на себя внимание сходство этих обычаев со святочными развлечениями молодежи. Например, в Вологодской губернии (Кадни-ковский уезд) в середине XIX века во время святочных гуляний была игра «рекрутский набор»: всех детей раздевали, сажали в огромную корзину одного на другого, сверху высыпали корзину снега, а на нее ушат холодной воды, после чего дети выпрыгивали из корзины и бросались одеваться и отогреваться; все это называлось «солить снетки» (то есть огурцы). Сходным образом «продавали рыбу»: в сани накладывали снегу, бросали туда голых ребятишек и везли их «продавать» [12]. Общие обрядовые действия (натирание снегом, зарывание в снег, обливание водой) и терминология («солить», «продавать») масленичных обрядов с молодыми и святочных с детьми позволяют видеть в них
общий смысл инициации. Во-вторых, очевидна продуцирующая символика рассмотренных выше масленичных тамбовских обрядов. В подтверждение этого приведем данные из других русских регионов. Например, на северо-востоке от Тамбовской, в Нижегородской губернии обычай зарывать в снег молодоженов назывался зарывать, катать, маслять, но чаще всего - солить молодых. Солили молодых, когда те гостили у родителей жены. Их вызывали из дома (или останавливали лошадь во время катания) и бросали в снег, при этом стараясь хотя бы частично «обнажить» молодых (платок снимут, сапоги стащат). Этот обряд, подобно «смотрению» молодых, «обкатыванию» их (катанию на лошадях) исполнялся с целью воздействовать на их деторождение и на плодородие земли.
Определенным образом с этим обрядом перекликаются и некоторые наши материалы. Например, в поселке Бондари в конце масленицы «чудаки чудили, могли раздеться, водой облиться», в с. Алгасово «катались на лошадях, чтобы лен был длинный».
Особо надо пояснить признак наготы, обнажения, который «есть самое выразительное проявление праздничной разнузданности, оргиастичности, характерной для наиболее мифологически насыщенных и переломных периодов календаря и ряда других праздников и обычаев. Обнажение - своего рода апогей праздничного хаоса и вседозволенности. Именно поэтому наибольшее число случаев ритуального обнажения приходится на переломные даты славянского календаря: святки, масленицу и Иванов день. Во-вторых, ритуальная нагота <...>, безусловно, связана с тем, что принято называть «комплексом плодородия» и производительным началом. Согласно магической ассоциации, эротические проявления со стороны человека благотворно влияют на производительность земли и скота, и потому расцениваются положительно и даже приветствуются как форма праздничного или ритуального поведения» [12, с. 23]. Как параллели к тамбовским обычаям упомянем приводимые теми же авторами [12, с. 17] масленичные развлечения, зафиксированные на Русском Севере, на Урале и в Сибири: в Пермской губернии в последний день масленицы при стечении народа один или несколько мужиков разыгрывали на улице (на морозе) как «Масленка парится в бане». Этот мужик, изображавший Масленку, раздевался донага, брал веник, входил
в «баржу» или «лодку» и там парился на потеху публике. Иногда та же сценка принимала форму пародийного очистительного обряда, которому подвергались все, кто участвовал в масленичных бесчинствах [8, с. 29, 31].
Тема плодовитости и рождения потомства звучит и в тамбовском обычае изготавливать дома маленькую соломенную куколку, повязанную платком, называемую домашней Масленицей, соломенной матрешкой. Ее, в отличие от общедеревенской масленицы, не сжигали, а хранили дома. Готовила ее девушка на выданье вместе с приданым, судя по всему, во время рождественского поста. Если девицу просватали, то на масленицу куколку ставили в красный угол, и после замужества она оставалась в родительском доме. Считалось, что куклу должно выставлять на масленицу потому, что она влияет на плодовитость людей. Говорили, что зять приезжал к теще для того, чтобы зачать детей в доме жены, ведь жили молодые у родителей с четверга до воскресенья. (В передний угол теща ставила матрешку соломенную. Солому отпрядвали, чтобы она ровненькая была, складывали ее крестом - ручки, головка чтобы получились, одевали в платочек, юбчоноч-ку, ленточками перевязывали. Молодая чучело это делала, когда себе приданное готовила к запою. На масленицу эта чучела домашняя стояла в красном углу. Зять приезжал к теще детей строгать, и, чтобы у молодых дети были, в угол эту матрешку ставили. -Живилков М.М., 1939 г. р. деревня Комаров-ка Бондарского района.). В Туле домашнюю масленицу на масленичной недели выставляли на окно [13].
Очевидно, что куколка, называемая на Тамбовщине Масленицей, а также матрешкой, была символом ребенка и шире - плодовитости вообще. Имя же она получила по названию праздника, который сам имеет ту же семантику плодовитости и будущего плодородия. Параллелью к этому тамбовскому обычаю изготавливать куколку, служит сибирский обычай: на масленой неделе, когда молодожены наносили визит родителям жены, на конек родительского дома устанавливали чучело, что должно было способствовать скорейшему зачатию молодицы [14].
Определенным образом перекликается с упомянутыми выше обычай рожать первого ребенка в родительском доме молодой, распространенный как у русских, так и у других народов [15].
Наличие свадебных, родинных, инициационных элементов в масленице объясняется тем, что это было время брачных отношений и свадеб, а также тем, что и масленица, и свадьба в качестве основной имели семантику перехода, прощания со старым и началом нового, так же, как и инициационные обряды.
Очевидны и элементы похоронно-поминального комплекса обрядов, вплетенные в контекст проводов масленицы, особенного отношения к старому и старикам. По мнению
Н.Н. Велецкой, то, что масленичный обрядовый цикл является реликтом ритуального отправления на «тот свет», подтверждают «рудименты ритуальных состязаний, разыгрывавшихся перед действом, символизирующим умерщвление»: прыжки через
огонь, являвшиеся «трансформированным рудиментом ритуального отправления на «тот свет», бросание в костер пищи как погребального снаряжения покойников, сжигание соломы, присутствие животного, чучела как символов, заменивших человека». О связи с ритуальным умерщвлением, полагает исследовательница, свидетельствует «прощание» в последнее воскресенье масленицы, катание с гор как существовавший некогда способ отправления на «тот свет», употребление масла, заменявшего живые жертвенные существа, блины и сами похороны Масленицы с ее потоплением, сжиганием, разрыванием - формами ритуального умерщвления [4, с. 87, 92, 98, 120-131].
Но, на наш взгляд, нельзя сводить всю масленичную обрядность лишь к поминальнопохоронной символике. В ней очень значимы аграрная семантика и мотивы и свадебнобрачная составляющая. Вместе с тем нельзя не согласиться с тем, что тема смерти, похорон, проводов звучит в масленичной обрядности достаточно определенно. Однако акцентируется скорее поминальный, чем собственно похоронный аспект. Это, в первую очередь, поминание умерших родителей, для которых пекутся блины; запреты на прядение и другие работы, которыми можно помешать душам, вернувшимся в свои дома, запачкать их, засорить им глаза. Неким осколком поминальных обычаев звучит сообщение из села Барановка Петровского района, что в четверг вечером на столе оставляли кусок хлеба - для Маслены. Этот обычай имеет параллели в ритуальном оставлении еды на столе в рождественскую ночь, на ночь после поминок, а также в общераспространенном
обычае оставлять водку и кусок хлеба в доме, где были похороны, на 40 дней.
Поминальную семантику некоторые исследователи видят и в таком специфическом масленичном компоненте, как кулачные бои, которые на территории Тамбовской области повсеместно входили в обязательные элементы масленичных гуляний. Кулачные бои связывают с тризной, торжественными поминками в честь умерших. Об этом писал, например, А.В. Курочкин в отношении ритуальных поединков на Украине [16]. Автор, в частности, подчеркивает, что «смерть в таких поединках рассматривалась как жертва, и поэтому, по нормам обычного права, не являлась поводом для судебного разбирательства» [16]. Именно такое отношение к увечьям и даже смерти мы видим в тамбовских описаниях кулачек. Кулачки «начинались после 4-5 часов вечера. На площади возле церкви или на реке выстраивались две стенки бойцов: одно село (или один конец села) выступало против другого села (или другого конца села). Дрались в верхней одежде. Здесь были свои правила: строго запрещалось пользоваться в драке какими-либо твердыми предметами, бить лежачего, бить окровавленного, преследовать за определенной до начала боя границей. Нарушителя правил тотчас изгоняли из рядов и часто избивали. Бой начинали подростки, затем в драку вступали взрослые. Каждый боец мерился силой с равным себе по возрасту: старики выступали всегда только против стариков, подростки - против подростков. Смотреть на кулачные бои приходило почти все село. Зрители подбадривали дерущихся, в случае необходимости оказывали им первую помощь. Нередко бои кончались увечьями и даже смертельными случаями» [17]. В этой связи важным является то, что кулачные бои, начинающиеся в четверг, вместе с широкой масленицей, продолжались вплоть до прощеного дня. Этимологически термин прощеный, с нашей точки зрения, связан с прощанием-проводами, и лишь опосредованно с прощением-извинением, которое актуализируется в современном виде обряда. По мнению А.К. Байбурина, масленичное прощание «подводит своего рода итог жизни человека в истекшем году»; «в этом обычае нельзя не увидеть параллель с ритуальным прощанием с умирающим» [18]. Иными словами, прощание с покойными включало поминальную трапезу, ритуальные бои с семантикой борь-
бы за душу умершего и проводы души на «тот свет» с окончательным прощанием и прощением ее грехов. Все эти компоненты имеют одну общую направленность: обеспечение (отвоевывание) достойного места существования души на «том свете». В благодарность за это душа предка содействует процветанию и богатству рода (семьи), которому она принадлежит. Кстати, мотив борьбы при похоронах сохраняется и в некоторых других весенних обрядах. Например, в «похоронах воробья / соловушки», зафиксированных в Верхнем Поволжье (Горьковская область): чучело птицы (воробья, соловушки и тому подобное) делали из соломы или травы, навитых на деревянный «крест», украшали венками и водили по селу, плясали вокруг него, водили хороводы, разыгрывали шуточные «сражения»: «Парни пытались отнять «соловушку», хлестали девушек крапивой, затем трепали чучело». Обойдя село, вечером несли чучело в рожь и разрывали его на части с пением песен (например, «Соловушка, трепака! / не полюбит ли кака?») или иногда сбрасывали в реку [6, с. 311]. Эти материалы показывают типологическое сходство с ритуалами изгнания Масленицы, Костромы в ранневесенний (масленичный) период у русских, а также с ритуалами уничтожения чучел Марены (Маржаны, Мажанны) во время Великого поста у западных славян [7, с. 208, 228-230]. По сути, можно говорить об одном и том же ритуале изгнания, который получает различное реальное воплощение в зависимости от времени его исполнения в течение весны. Перечисленные ритуалы включают борьбу двух партий, характерную для перехода «старого» в «новое». «Аналогичное противопоставление двух групп и борьбу между ними за обладание главным ритуальным символом можно видеть и в таких явно вырожденных формах, как кулачные бои или игры типа «взятие снежного городка» на масленицу» [18, с. 145].
О происхождении масленичных костров можно делать разные заключения, и, как нам представляется, они не противоречат друг другу. Одним из объяснений возжигания костров является так называемая солярная теория, согласно которой земной огонь костра призван был символически и физически усилить теплоту солнца, помочь ему преодолеть зимний холод и, следовательно, повлиять на приход лета и хороший урожай. Другие видят значение костра в символике изгнания,
уничтожения старого, неблагоприятного, начиная от абстрактных понятий (зимы, холода, смерти) и кончая предметными (чучела, праздника, скоромной еды).
Возможным, кажется, также трактовать костры в связи с поминальной обрядностью. В пользу этого говорят, например, ареальные параллели. Еще Д.К. Зеленин в статье 1909 года «Народный обычай «греть покойников» привел описание тамбовского обычая родителей греть, состоявшего в следующем: в первый день Рождества рано утром в каждом крестьянском дворе сжигается воз или более соломы для того, чтобы умершим родственникам не было холодно лежать в мерзлой земле. В это время, верили крестьяне, к огню невидимые для глаз людей являются греться умершие родственники. Обычай этот зафиксирован также в Орловской и Курской губерниях, с вариациями - в Воронежской и, по мнению Д.К. Зеленина, является южнорусским. Однако новые исследования показывают, как пишет в комментарии к статье Д.К. Зеленина Т.А. Агапкина, что сходные обряды известны также в Польше, Белоруссии, на Русском Севере, на Украине, в Сербии, Болгарии и Румынии и могут включаться как в календарный ритуальный комплекс (святочный и весенний), так и в погребальный. Для нас интересно отметить, что в составе весенней обрядности этот обычай встречается на Балканах и в Карпатах [19].
Этот обычай - еще одна параллель в тамбовской и болгарской обрядности (реально шире - южнорусской и балканской), которая вкупе с другими может свидетельствовать о наличии определенной связи между отдельными группами болгар и южнорусских (общие генетические корни? миграция?). Конечно, для подобных обобщений нужен более обширный материал. С другой стороны, подобное ареальное сопоставление этого обычая дает возможность понять смысл и функцию самого обрядового возжигания костров на масленицу, а также глубже проникнуть в структуру, способ формирования, источники календарной обрядности.
Д.К. Зеленин заметил, что обряд этот принадлежит одновременно культу предков и культу земледельческому, чему приводит убедительные примеры [19, с. 169-170]. В нашем случае с масленичными кострами, сжиганием в них старой соломы, лаптей-отопков и прочего сора, также можно говорить об этих двух элементах: о земледельче-
ском - благодаря обычаю забрасывать (разбрасывать по ниве) головешки из костра, очевидно, для урожая, а о поминальном - в контексте актуальной для масленицы темы возвращения предков, еще стоящей зимы и желания угодить предкам - согреть их у огня. (Вечером прощеного воскресенья собирались за околицей и стар, и млад. Посреди круга ставили соломенную Масленицу и поджигали ее под радостные возгласы ребятишек. В костер бросали ветхую рухлядь, веники-голики, лапти-стопки, сор и хлам -гори, Масленица, ярче, чтобы лето было жарче!.. - [20, с. 243]; Деревянного истукана в лохматы оденут, сожгут, а как костер прогорит - головешки далеко закинут. - Косарев В.П., 1916 г. р. Рассказовский район, деревня Стахановка).
Итак, в масленичном комплексе мы наблюдаем обилие элементов семейной обрядности: брачно-свадебного цикла (архаическая форма женского сватовства, смотры невест, санкционированное свободное обращение между полами и другие), похороннопоминального (поминки, изображение похорон), родинного (обычай посещения молодоженами дома молодой и ночевку там с целью зачать ребенка, обычай девушки-невесты делать куколку, выставляемую на масленицу на окно или в красный угол). К инициационным обрядам можно отнести кулачные бои как обрядовые состязательные мужские игры, проверку силы, ловкости, а также моральных качеств бойца. Обряды с молодоженами тоже относятся к инициационными, поскольку посредством их «молодые» включаются в возрастную группу взрослых, при этом нередко фиксируется выкуп, угощение, которые по происхождению являются платой за вступление в другую возрастную группу.
Включение элементов из семейных обрядов «перехода» в масленичную обрядность основано на сходной семантике «перехода», наличиствующей у масленицы, которая приходилась на пограничное время: окончание зимы и наступление весны. Элементы, символы брачно-свадебной обрядности характерны для масленицы и в связи с важностью для этого праздника семантики плодородия, плодовитости, рождения, а похоронной обрядности - в связи с актуализацией идеи преодоления старого и рождения нового (аналогии умирания и возрождения
на границе сезонов), идеей о сезонном посещении земли душами умерших.
1. Зернова А.В. Материалы по сельскохозяйственной магии в Дмитровском уезде // Советская этнография. 1932. № 3.
2. Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. Опыт историко-этнографического исследования / Ст., коммент. И.В. Пешкова. М., 2000.
3. Власов В.Г. Формирование календаря славян. Ранний период // Календарь в культуре народом мира: Сб. ст. М., 1993. С. 102-144.
4. Велецкая Н.Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 1978.
5. Басилов В.Н., Аникин В.П. Новое в исследованиях древних ритуалов (о книге Н.Н. Ве-лецкой «Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 1978) // Советская этнография. 1980. № 4. С. 160-168.
6. Морозов И.А. Женитьба добра молодца. Происхождение и типология традиционных молодежных развлечений с символикой «свадьбы» / «женитьбы». М., 1998.
7. Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Весенние праздники. М.,
1977.
8. Соколова В.К. Масленица (ее состав, развитие и специфика) // Славянский и балканский фольклор: генезис, архаика, традиции. М.,
1978. С. 48-70.
9. Славянские древности. Этнолингвистический словарь. Т. 2. М., 1999.
10. Токмакова О.С. Заключительные обряды свадьбы южных районов Курской области // Живая старина. 2001. № 2. С. 5.
11. Винарчик Л.М. Южнорусские хороводы — перекресток календаря и свадьбы // Живая старина. 2001. № 2. С. 26.
12. Агапкина Т.А., Топорков А.Л. Ритуальное обнажение в народной культуре славян // Мифология и повседневность: Гендерный подход в антропологических дисциплинах: Материалы науч. конф. 19-21 февраля 2001 г. С.-Пб., 2001. С. 11-25.
13. Агаева И.В. Здравствуй, широкая масленица! // Тула вечерняя. 25 фев. 1995. С. 4.
14. Адоньева С.Б. О ритуальной функции женщины в русской традиции // Живая старина. 1998. № 1.С. 26.
15. Байбурин А.К. Родинный обряд у славян и его место в жизненном цикле // Живая старина. 1997. № 2. С. 8.
16. Курочкин А.В. Ритуальные поединки ряженых на Украине // Живая старина. 1996. № 4. С. 21-23.
17. Село Вирятино в прошлом и настоящем. М., 1958.
18. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре: структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. С.-Пб., 1993. (Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого РАН.)
19. Зеленин Д.К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре. 1901-1913 / Вст. ст. Н.И. Толстого; сост. А.Л. Топоркова М., 1994.
20. Милованов М. Масленица. Рассказ из сельского быта // Тамбовские епархиальные ведомости. Тамбов, 1900. № 8. С. 239-249; № 9.
С. 263-272.
21. Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М., 1991.
