CC BY
91
Литературоведение
Л.Н. Сарбаш
Межкультурный диалог в «Семейной хронике» С.Т. Аксакова
В статье анализируется межкультурный диалог в произведениях С.Т. Аксакова: полиэтническое Поволжье, различные национально-культурные миры и этнопсихологические типы. Межкультурный диалог в границах художественного текста предстает в различных аспектах проявления. Рассматриваются герои - представители этноконфессиональной среды, процесс межэтнического
взаимовлияния, архетипы сознания, национальный костюм (мордовский, чувашский, башкирский, татарский) как кодификатор этнической культуры, образ башкирского мира.
Ключевые слова: межкультурный диалог, С.Т. Аксаков, полиэтническое Поволжье, национальный мир.
Русские писатели XIX в. проявляли внимание к нерусским народам, культура и быт которых составляли духовное пространство России. Рецепция русской литературой XIX в. инонациональных явлений, творческое воплощение одной национальной модели через призму другой духовно-нравственной системы координат - русской культурно-художественной традиции - одна из актуальных и практически не изученных проблем современной литературоведческой науки. М.М. Бахтин в «Эстетике словесного творчества», касаясь вопроса диалога культур, справедливо писал: «Чужая культура только в глазах другой культуры раскрывает себя полнее и глубже. Один смысл раскрывает свои глубины, встретившись и соприкоснувшись с другим, чужим смыслом: между ними начинается... диалог, который преодолевает замкнутость и односторонность этих смыслов, этих культур» [2, с. 354].
Семейные хроники С.Т. Аксакова основаны на действительном знании жизни: они созданы на материале семейных преданий, изустных рассказов отца и матери, а также детских впечатлений самого писателя. Поволжье представляет сопряжение многих национальных культур, и Аксаков не ограничивается изображением только русской моноэтнической среды: в произведениях русского писателя появляются инонациональная реальность и этнопсихологические типы.
В «Семейной хронике» и «Детских годах Багрова-внука», изображающих русскую жизнь, возникает межкультурный диалог широкого плана: предстает полиэтническое полотно Поволжья, дается сосуществование различных национально-культурных миров. Картина русской жизни оказывается «вписанной» в полиэтноконфессиональную панораму поволжского мира. Межкультурный диалог в границах художественного текста предстает в различных аспектах этнического проявления. Рассматриваются герои как представители разных вер - православной, мусульманской, лютеранской; архетипы национального сознания; национальный костюм; процесс межэтнического взаимовлияния и аккультурации; образ башкирского мира в его национально-этнографическом выражении.
Мир русской жизни изображается во взаимодействии с иными национальными мирами. Степан Михайлович Багров и отец Сережи, Алексей Степанович, находятся в тесном общении с инородцами (следует
Филологические
науки
Литературоведение
отметить, что слово «инородец», широкоупотребительное в русской литературе XIX в., не несет в себе оттенка отрицательной коннотации - это просто представитель иного народа, имеющий своеобычие). С.Т. Аксаков пишет, что «с легкой руки» С.М. Багрова переселение в Уфимский край начало умножаться с каждым годом: Со всех сторон потянулись луговая мордва, черемисы, чуваши, татары и мещеряки; русских переселенцев, казенных крестьян разных ведомств и разнокалиберных помещиков также было немало [1, с. 88]. В соседстве со Степаном Михайловичем оказались владения русских помещиков и мордовская деревня Нойкино, а также мордовский поселок Кивацкий. Устанавливаются добрососедские отношения с мордвой, любовь и уважение которой снискал суровый, строгий, но и справедливый барин. Мордва почитает С.М. Багрова «отцом и благодетелем». Багров понимает трудности своих новых соседей, которым по недостатку средств не на что было купить хлебных запасов, и он щедро делится ими с переселенцами: Полные амбары дедушки были открыты всем... «Сможешь - отдай при первом урожае; не сможешь - бог с тобой!». С такими словами раздавал дедушка щедрою рукою хлебные запасы на семены и емены. ...Мало того, что он помогал, он воспитывал нравственно своих соседей! Только правдою можно было получить от него все. Кто раз солгал, раз обманул, тот и не ходи к нему на господский двор... Со всех сторон ехали и шли к нему за советом, судом и приговором - и свято исполнялись они [Там же, с. 89].
В «Семейной хронике» возникают различные оценочно-повествовательные уровни восприятия инонационального. Со стороны Багровых, давно живущих рядом с мордвой, татарами, башкирами и чувашами, дается оценка свойств и качеств народа, изображение же этнографических реалий жизни возникает через восприятие Софьи Николаевны, мало знакомой с этническим бытом. Молодые, следуя в Багрово, останавливаются в деревне Нойкино, мордва радостно их приветствует. Если для Алексея Степановича встреча с мордвой была обыденным явлением, то для Софьи Николаевны это целое событие: она блистала в уфимском чиновничье-аристократическом обществе и была весьма далека от этого мира. Маркером этнической культуры является национальный костюм: Софья Николаевна едва ли видала вблизи мордву, и потому одежда мордовок и необыкновенно рослых и здоровых девок, их вышитые красной шерстью белые рубахи, их черные шерстяные пояса, или хвосты, грудь и спина и головные уборы, обвешанные серебряными деньгами и колокольчиками, очень ее заняли [Там же, с. 189]. В передаче самобытного национального наряда С. Аксаков этнографически точен: он описывает основную часть женского костюма - рубаху панар, которая шилась из
белого холста и в местах швов посередине груди, спины и боков украшалась вышивкой разноцветными нитками. Писатель отмечает поясное украшение - пулай (пулагай, пулакш), состоящее из разноцветных кистей, бисера, раковин, монет и бляшек с пышной черной бахромой, а также нагрудную застежку сюлгам. Г.В. Карпунов справедливо усматривает в литературе культурологическую функцию: «Являясь неотъемлемым элементом культуры, литература отражает процессы, протекающие в других ее сферах (обряды и обычаи, прикладное искусство, костюм и т.д.). Отражение реалий материальной и духовной культуры мордовского народа в русской литературе - один из аспектов сложного и многообразного по своим формам процесса диалогического взаимодействия культур» [3, с. 261].
Инонациональные пласты появляются в произведениях Аксакова как равноправные релевантные явления национально-культурной жизни, равноценные по своей значимости. Отмечаются самобытность бытия башкир, чувашей, мордвы; тесное общение, сосуществование русских с нерусскими в большом мире, взаимное влияние друг на друга. Родственник Илларион Николаевич Кальпинский, «вышедший из простолюдинов», сам происходил «из мордвы»; появляется в «Семейной хронике» и образ «обашкиревшегося» зятя Степана Михайловича Багрова - Каратаева. Упоминаются богатые татарские семейства - Алкины и Тевкеле-вы, отмечается влияние русских на татар: семья Алкиных, хотя и была мусульманской по вере, но хорошо говорила по-русски, а «одежда и образ жизни их представляли... пеструю смесь татарских и русских нравов» [1, с. 262]. Семейство Тевкелевых тоже приняло «некоторую внешнюю образованность в образе жизни», но при этом строго соблюдало «во всей чистоте» мусульманскую веру. С.Т. Аксаков неоднократно отмечает приверженность татар к своей «природной» вере. В «Семейной хронике» передается связанная с семейством Тевкелевых «романическая» история: богатый дворянин Тимашев влюбился в прелестную татарку Сальме, которая ответила взаимностью красивому русскому офицеру. Сальме бежала из дома, крестилась, став Серафимой Ивановной, и вступила в высший круг уфимского общества.
В автобиографической хронике С.Т. Аксакова «Детские годы Баг-рова-внука» как русская, так и инонациональная жизнь дается через восприятие ребенка: чистое детское сознание, воспринимающее мир в его непосредственной первозданности. Автобиографический герой Аксакова не ограничен русской моноэтнической средой, он приходит в соприкосновение с разнообразными национальными мирами, реалии которых предстают в детском мировосприятии особенно ярко. В
Филологические
науки
Литературоведение
«Детских годах Багрова-внука» упоминаются чувашские, мордовские, башкирские, татарские деревни, описываются избы, их убранство. Во время остановки в «Чувашах» мальчика особенно изумила огромная изба, закопченная, с лоснящейся сажей, пахнущая дымом, где была печь без трубы и лучина вместо привычной свечи. Ребенка удивили широкие лавки, называемые «нарами», на которых постояльцы удобно расположились. Завораживает впечатлительного мальчика непривычное причудливое горение лучины в чувашской избе; на детскую душу благодатное впечатление производят слова отца о том, что чуваши «предобрые и пречестные люди». Живой любознательный ребенок отмечает новые «невиданные предметы», и прежде всего наряд чувашских женщин. Актуализатором «этнического» выступает у писателя национальный костюм. Аксаков упоминает чувашский женский головной убор хушпу, нагрудное шейное украшение из монет сюха и пояс, оканчивающийся черными шерстяными кистями. Необычны для русского мальчика чувашская речь, украшения женщин, звяканье подвесок, но «нерусское» вызывает живейший интерес и внимание. Через сознание ребенка дается колоритный образ кантонного старшины, башкира Мавлюта Исеича. Сережа Багров видит его в национальном одеянии - казакине, плисовых шароварах, вышитой золотом тюбетейке; отмечается «войлочный вострый колпак», плеть, принимаемая за «огромную саблищу». Замечается почтительное отношение отца Алексея Степановича к баш-киру-старшине. Вызывает смех у мальчика такая особенность русских в разговоре с башкирами, как коверканье слов: в беседе с Мавлютом Исеичем это делает мать Сережи; Евсеич, желая быть понятым башкирами, тоже подражает своим собеседникам.
Появляются на страницах произведений С.Т. Аксакова и представители «Волжской Сарепты» - немцы как часть поволжского полиэтнического мира: генерал Трейблут, который характеризуется как лютеранин и при этом как «строгий соблюдатель» церковных русских обрядов; доктора Авенариус и Клоус. На нескольких страницах описывает С.Т. Аксаков немца, городового акушера, друга семьи Багровых, «предобрейшего» Клоуса, который наблюдал здоровье Софьи Николаевны: это был умный, образованный и «по наружности пресмешной немец» [1, с. 272]. Клоус именуется по-русски Андреем Ивановичем, он по-немецки «расчетливый»; читает вечерами у Багровых немецкие книги, переводя их. С.Т. Аксаков и эпизодическим персонажам дает всестороннюю характеристику, они обретают значение художественных типов.
При изображении многонационального Поволжья особое место отводится Башкирии. Башкирский мир предстает широко и многоаспектно,
национальная картина жизни дается в ее разнообразном этническом проявлении - от бытового до бытийного. Для автора-рассказчи-ка «Уфимское наместничество» - это «прекрасная родина», которая любима страстно, до самозабвения; это край «благословенный», «чудесный», «хранилище земных богатств». Лирическая эмоциональноэкспрессивная тональность повествования сопровождает описание башкирских эпизодов. В «Семейной хронике» создается неповторимый поэтический образ природы как неотъемлемой органической части башкирского мира. Произведение начинается с воспевания красоты и величия природы, которая одушевляется и показывается в многообразных жизненных связях с человеком. Прозаическому описанию предшествует поэтическое - стихотворение самого писателя, повествующее о заселении этого края «чужими племенами», в разряд которых попадают и русские:
И люди набегут толпами,
Твое приволье полюбя,
И не узнаешь ты себя Под их нечистыми руками!
Помнут луга, порубят лес,
Взмутят в водах лазурь небес!
И тук земли неистощенной Всосет чужие семена,
Чужие снимут племена Их плод, сторицей возвращенный!
И в глубь лесов и в даль степей Разгонят дорогих зверей! [1, с. 83].
Писатель создает неповторимый портрет одушевленной природы, которая становится доминантой «башкирского». Огромные озера Кон-дры и Каратабынь светлы и прозрачны; реки многоводны; в прозрачных родниковых ручьях живут все породы форелей; поля черноземные. Рассказчик отмечает приход хлебопашества в этот край, когда на плодородных землях «обильною жатвою» оборачивается «ленивый» труд, когда даже не пашут, а ковыряют «жалкою сохою» и «неуклюжим сабаном» плодоносную землю. Леса - разнородные и могучие, «более всех уважаемая» уфимская куница водится в верховьях рек Уфы и Белой. Описание башкирской природы дается в форме пространного лирического отступления, выделяющегося из повествования эмоционально-экспрессивной тональностью и ритмической организацией. Синтаксический параллелизм, инверсионный порядок слов, краткие прилагательные, чередующиеся с полными в начале фразы, художественная тавтология создают
Филологические
науки
Литературоведение
неповторимое поэтическое звучание: Светлы и прозрачны, как глубокие, огромные чаши, стоят озера твои... многоводны и многообильны разнообразными породами рыб твои реки... чудесной растительностью блистают твои тучные, черноземные, роскошные луга и поля... Обильною жатвой награждается ленивый и невежественный труд пахаря... Свежи, зелены и могучи стоят твои разнородные черные леса... Мирны и тихи патриархальные первобытные обитатели и хозяева твои... [1, с. 84]. В поэтическом описании природы С.Т. Аксаков использует и прозаические предметы башкирской жизни - сабан, тузлук. Писатель дает пояснение этническим реалиям: тузлук - это мешок из сырой кожи, снятой с лошадиной ноги, в котором заквашивается кумыс. Предмет домашнего обихода появляется в возвышенно-поэтическом контексте, озера напоминают своими очертаниями этот мешок.
В согласии с первозданной природой находятся у Аксакова люди -«патриархальные», «первобытные» «кочевые башкирские племена». Табуны и стада весной выходят на привольные поля, на подножный корм; так и башкиры, отощавшие, исхудалые, «перетаскиваются» вслед за своими табунами, покидая свои селения. Возникает антиномия времен года: зима - жестокая, буранная, лето - проснувшаяся природа и оживающий в полноте своих сил человек: И вы никого не узнаете через две или три недели! Из лошадиных остовов явятся бодрые и неутомимые кони, и уже степной жеребец гордо и строго пасет косяк кобылиц своих, не подпуская к нему ни зверя, ни человека!.. Раздобрели тощие зимние стада коров, полны питательной влагой вымя и сосцы их. Но что башкирцу до ароматного коровьего молока! Уже поспел живительный кумыс, закис в кобыльих турсуках, и все, что может пить, от грудного младенца до дряхлого старика, пьет допьяна целительный, богатырский напиток, и дивно исчезают все недуги голодной зимы и даже старости: полнотой одеваются осунувшиеся лица, румянцем здоровья покрываются бледные, впалые щеки [Там же, с. 85]. Приемом художественного параллелизма устанавливается связь между природным и человеческим миром.
При изображении инонациональных явлений Аксаков не перегружает описание деталями этнографического характера, избегает экзотики и словесных орнаментов, проявляя сдержанное отношение к слову. Так, при описании поездки Софьи Николаевны на кумыс показывается деревня Узы-тамак, даются пояснения этнографического характера. В поэтическом описании деревни органично соединяется природная характеристика местности с константами башкирской этничности: . в роскошной долине в живописном беспорядке теснилась эта деревушка на подошве горы Байрам-тау, защищавшей ее от севера; на запад возвышалась другая
гора, Зеин-тау, а на юго-восток текла речка Уза, покрытая мелким лесом... [1, с. 261]. В повествование вводится тюркская лексика, которая выделяется курсивом и объясняется писателем: Тау значит гора, Бай-рам - праздник. Это имя, как говорит предание, дано горе потому, что на ней будто бы башкирцы совершали торжественное молебствие после уразы, т.е. поста. Зеин-тау - значит гора собрания; зеином называется пир или собрание народа... [Там же].
Этнический колорит создается за счет выделения характерологических реалий. При изображении башкирской жизни Аксаков не проходит мимо такого яркого маркера этничности, как кумыс: описывается его приготовление, даются необходимые пояснения тузлуку, в котором готовится целебный напиток. Кумыс представлял особый предмет этнографического изображения у В.И. Даля («О кумысе»), М.В. Авдеева («Поездка на кумыс»), Д.Н. Мамина-Сибиряка («Юммя»), Ф.Д. Нефедова («На кумысе»). Характерные этнографические реалии способствуют созданию башкирского пласта бытия. Писатель обращает внимание на музыкальный инструмент - чебызгу, давая его описание: Чебызга - дудка, которую башкирец берет в рот, как кларнет, и, перебирая пальцами, играет на ней [Там же, с. 74]. В мире духовых инструментов чебызга, по определению автора, является «чудным явлением», т.к. издает «двойные тона». Поэтому создается впечатление, что в одно и то же время играют два разных инструмента.
Русский писатель отмечает в «Семейной хронике» межэтническое общение, при котором идет перенимание привычек, рода занятий, а порой и образа жизни. Показывается аккультурация: появляется образ «столбового русского дворянина», «обашкирившегося» зятя старика Багрова - Ивана Петровича Каратаева. Говоря об этом персонаже, автор постоянно подчеркивает его связь с «башкирским»: он называет его «любителем башкирцев и кочевой их жизни», «башкирцем душой и телом», подразумевая под этим простоту нравов, добродушие, отсутствие у него светских манер. Герой настолько принял «башкирское» и сроднился с ним, что иной ментальный образ жизни становится «своим».
С.Т. Аксаков поэтически описывает заселение башкирского края, привлекая исторические сведения и богатый этнографический материал. Покупка земель описывается в национально-исторической конкретике, когда в создании «башкирского» соединяется несколько этнических признаков, от конфессионального до пищевого: приглашалось десяток родичей - «отчинников Картобынской или Кармалинской тюбы»; ставилось ведро вина, несколько ведер крепкого «ставленого» башкирского меду, несколько лагун корчажного крестьянского пива; давалось два-три
Филологические
науки
Литературоведение
барана. Угощение и веселье могло продолжаться несколько дней; писатель замечает, что башкиры не были очень ревностными магометанами. Аксаков выделяет конкретный культурно-этнографический пласт: башкирскую кухню - приготовление особым образом барана; пение песен, которые определяются как «монотонные»; игру на чебызгах. В небольшом эпизоде выделяется главное и характерное, создающее поэтический образ башкирского мира.
В произведениях С.Т. Аксакова возникает межкультурный диалог, дается изображение многонационального Поволжья. «Семейная хроника» и «Детские годы Багрова-внука» являют собой редкое и уникальное сочетание географического, исторического и этнографического документа и одновременно художественного шедевра.
Библиографический список
1. Аксаков С.Т. Собр. соч.: В 4 т. Т. 1. М., 1955.
2. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986.
3. Карпунов Г. В. Культура мордвы в творчестве писателей русского зарубежья // Регионология. 1999. № 2. С. 261-266.
