Научная статья на тему 'Международный справочник по семиотике / под ред. П. П. Трифонаса. (Реферат)'

Международный справочник по семиотике / под ред. П. П. Трифонаса. (Реферат) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
721
89
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ГЛОБАЛЬНАЯ СЕМИОТИКА / МЕТАСЕМИОТИКА / ИНТЕРСЕМИОТИЧЕСКИЙ ПЕРЕВОД / ТРАНСФЕР ЗНАНИЙ / МУЛЬТИМОДАЛЬНОСТЬ / ТРАНСДИСЦИПЛИНАРНОСТЬ / СЕМИОТИЧЕСКИЙ ДИАЛОГ
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Международный справочник по семиотике / под ред. П. П. Трифонаса. (Реферат)»

МЕЖДУНАРОДНЫЙ СПРАВОЧНИК ПО СЕМИОТИКЕ / Под ред. П.П. Трифонаса.

(Реферат)

International handbook of semiotics / Ed. P.P. Trifonas. -Dordrecht: Springer, 2015. - xv, 1308 p.

Ключевые слова: глобальная семиотика; метасемиотика; интерсемиотический перевод; трансфер знаний; мультимодальность; трансдисциплинарность; семиотический диалог.

Семиотика представлена как трансдисциплинарное учение, призванное исследовать не столько разнородную структуру отдельных семи-осфер, сколько диалоговые формы между ними. Семиотические концепции начала XXI в. характеризуются разнообразием предметов и методов исследования, мультимодальной репрезентацией объектов анализа, общей тенденцией к установлению интерсемиотических переходов в целях расширения возможностей трансфера знаний в структуре глобальной семиотики. Современная семиотика (семиология) «объединяет множество эпистемологических схем1, методов и концепций, на которых строится диалог ученых, работающих в различных направлениях» (с. 1).

Работа состоит из раздела «В защиту», восьми разделов с главами, представленных компендиумами исследований методологического и прикладного характера в рамках семиотических сфер: лингвосемиотики, ме-диасемиотики, биосемиотики, социосемиотики, киберсемиотики, когнитивной семиотики, семиотики образования.

В разделе «В защиту» представлены краткие аннотации редактора в отношении разделов и глав; при этом демонстрируется, что разнородные научные системы могут быть подвергнуты анализу на одних основаниях, семиотических, не только потому, что все системы имеют знаковый характер, но в силу того что они объединены общими законами функционирования семиотических систем как динамических образований.

1 Под эпистемологическими схемами понимаются семиотические схемы формирования знания. - Прим. реф.

175

В разделе первом «Историко-методологические основания семиотики» рассматриваются общие проблемы современного мультипарадигмаль-ного семиотического знания: 1) проблема изучения семиотических систем как комплексных и динамических, интегрирующих все уровни семиотической репрезентации жизни: от биосемиотического и зоосемиотического до абстрактно-логического; 2) проблема разработки общих принципов трансфера знаний из одной семиотической системы в другую; 3) проблема интерпретации семиотических систем посредством анализа значения семиотических единиц и их места в системе.

В главе второй «Семиотика в современном мире: находки двадцатого века и перспективы века двадцать первого» Дж. Дили выявляет трансформации семиотического знания, которые произошли со времени появления в XX в. терминов «семиотика» (вслед за Ю.М. Лотманом, использующим термин Дж. Локка и Дж. Пуансо1) и «семиология» (вслед за Ф. де Соссю-ром, который не был знаком с учениями Дж. Локка и Дж. Пуансо и, соответственно, с предложенным ими термином для обозначения науки о знаках); при этом основные трансформации знания связаны с выбором динамической концепции семиозиса Ч.С. Пирса в качестве ведущего семиотического учения и теории биосемиозиса Т.А. Себеока (испытавшего влияние Р. О. Якобсона и Ч. Морриса), развивающей положения Пирса на расширенном семиотическом материале. Соссюрианская семиотическая модель (дихотомическая, включающая слово и образ) получила развитие в идеях Ю.М. Лотмана и других представителей отечественной (российской) семиотики о первичной и вторичной моделирующих системах (под которыми понимаются, соответственно, язык и мир), а также в концепциях А. Греймаса и Л. Ельмслева (в основу которых легло моделирование знака как двусторонней сущности, без учета динамизма пирсовской семиологии). Пирсовская модель семиологии развивалась в учениях Ч. Морриса, Р.О. Якобсона и позднее - Т.А. Себеока, при этом ее продвижению также способствовало то, что ее принципы соответствовали зарождающимся в философии того времени идеям прагматики. Дж. Дили полагает, что именно семиотические модели Т. Себеока способствовали превращению семиотики в «феномен глобального масштаба» (с. 43) в интеллектуальной культуре постмодернизма. Отмечается, что Себеок обратился к семиотическим идеям Пирса в результате толкования своих биологических наблюдений, предложив вначале термин «зоосемиотика» для обозначения процесса развития знака, который Пирс назвал семиозисом. Решающим фактором, определившим направления концепции Себеока, стали идеи Я. Фон Юкскеля и Ю.М. Лотмана о «Umwelt / семиосфере», которую Се-

1 Дж. Локк в работе «Опыты о человеческом разумении» [Locke, 2008] предлагает несуществующий, но производный по активным моделям в латинском языке термин «семиотика», употребляя его в значении «доктрина о знаках», исходно предложенном Дж. Пуансо. - Прим. реф.

176

беок был склонен считать первой моделирующей системой для развития всех живых существ, язык - второй, а третьей, сугубо человеческой, - культуру. Позже Себеок интегрировал в свою концепцию идеи М. Крампена о био- и фито-семиозисе. При этом основная идея семиозиса сформулирована именно Пирсом: «Знак сам по себе - двусторонняя сущность, но для существа, которое делает знаки знаками, эта структура триадическая» (с. 48). Дж. Дили вслед за Ч.С. Пирсом считает, что семиотика должна сочетать методы наблюдения (cenoscopic analysis) и методы экспериментального анализа (ideoscopic) (с. 52). Взгляд, согласно которому вся вселенная описывается знаковыми отношениями, называется пансемиотикой (pansemiotics) или пансемиотизмом (pansemiotism), глобальный характер семиозиса связывается автором со становлением интеллектуальной традиции постмодернизма. Для данной эпохи характерен поворот от «описания знака с позиций его произвольного характера к экспериментальному и опытному изучению, которое бы учитывало то, что характер воздействия знака определяется положением идеи, воздействия, объекта в системе триадических отношений» (с. 57)1. Автор с опорой на идеи Себеока высказывает мнение, что семиотика как глобальная наука «определяет путь развития природы, включая и те сферы, к которым человек не прикоснулся» (с. 59), тем самым он рассматривает семиотику как «интердисциплинарную и трансциплинарную науку» (с. 62). Трансдисциплинарность семиотики означает, что отношения и связи существуют не только в голове человека, но и «независимо от сознания» (mind-independent) (c. 62); они связывают все семиотические объекты, т.е. существуют объективно, при этом только люди имеют уникальные способности улавливать эти отношения.

Автор систематизирует взгляды на отношения между знаком, понятием и объектом в работах Аристотеля, Дж. Пуансо, У. Оккама, Ч. Огдена и А. Ричардса, делая выводы об отношениях трех компонентов знака: 1) отношения между словами и объектами условны; 2) отношения между объектами и понятиями (автор вслед за Т. Себеоком использует термин passion) иконичны; 3) отношения между понятиями и словами двунаправ-лены: симптоматичны (термин Себеока2) от слов к понятиям и символич-ны от понятий к словам.

В главе третьей «Карты, диаграммы и знаки: значение зрительного опыта в семиотике Пирса» В. Кирющенко демонстрирует, как логико-семиотические взгляды Ч.С. Пирса формируются и трансформируются под влиянием его ранних математических и геодезических практик. Семиотическая динамическая концепция связи знака и значения, в основе

1 Основы такого широкого понимания лежат в разграничении Интерпретатора и Ин-терпретанты, предложенном Пирсом. Интерпретанта не обязательно предполагает введение ментальной или концептуальной составляющей, она может быть прагматической или исходить из структуры объекта или структуры самой семиотической системы. - Прим. реф.

2 Симптомы присутствия человеческой мысли (с. 84).

177

которой лежит введение третьего компонента Интерпретанты, находит более ранее обоснование в логико-методологической теории экзистенциальных графов (Existential graphs) как систем знания, упорядоченных в карты и диаграммы. Основное место отводится диаграммам, которые представляют собой визуальное (картиночное) отображение структурированного процесса мышления; сам Пирс их называет «движущимися картинками мысли» [Peirce, 1933, p. 6]. В качестве их характерных особенностей автор называет: 1) нелинейный характер трансформаций, представляющих логическую последовательность мыслительных операций; 2) отображение трансформаций, ограничивающихся поверхностными структурами; 3) наличие связей между знаками и объектами, которые переданы через визуальные изображения. Карты при этом используются как вспомогательное средство «для превращения трехмерных объектов в двухмерные диаграммы» (с. 122).

Визуальное и графическое отображение процесса мышления в связи с объектами в виде диаграмм, по мнению автора, помогло Ч.С. Пирсу сформулировать свою версию прагматизма, в основе которой лежат отношения мысли и действий, произведенных с объектами, что, в свою очередь, выражается в прагматическом значении знака. В число основных предпосылок формирования логико-прагматического видения Пирса автор включает: 1) фактор наследственности (отец Пирса, лектор Гарвардского университета, отличался редкой живостью и быстротой ума); 2) психофизиологический фактор (Пирс владел одинаково хорошо правой и левой руками); 3) фактор определяющей значимости предшествующего опыта (опыт знакомства с математическими теориями сложных систем К.Г. Шварца); 4) фактор наличия прикладной значимости (Пирс пытался применить разработанные семиотические принципы для нужд криминалистики).

В главе четвертой «Семиотика как интердисциплинарная наука» Яр Ньюман вслед за Дж. Дили рассматривает семиотику в метаперспективе. Семиотика представлена как наука наддисциплинарного характера с учетом ее метаметодологических положений, касающихся взаимодействия значения знака и значимости. Аналогично тому как метаэвристика признана базисом для кибернетики и кибернетических систем, метасемиотика является методологическим базисом для множества сближающихся наук. С опорой на оппозицию значения и значимости знака (предложенную Ф. де Соссюром) автор очерчивает границы феномена значимости в детерминировании значения знака в структуре ряда семиотических систем, описываемых разными научными дисциплинами: иммунологией (значимость определяется способностью иммунной системы распознавать свои и чужие клетки), индивидуальной и коллективной психологией (значимость событий определяется в зависимости от принадлежности к определенному коллективу), теорией коллективного разума (значимость инференциальной или выводной информации определяется способностью программы выра-

178

батывать такие знания, которые не могут быть получены человеческим коллективом).

В главе пятой «Семиотическая парадигма как компонент теоретической семиотики» Ч. Пирсон представляет модели абдукции (термин Ч.С. Пирса) как абстрагирования от структуры знака для универсализации семиотических законов интерпретации семиотической реальности. В главе систематизируются положения теории структуры универсального знака (Universal sign structure theory, USST), разработанные Американским семиотическим обществом (Semiotic society of America)1. Автор отмечает, что хотя триадизм в динамической концепции Пирса получил только три варианта описания (в рамках феноменологии, метафизики и психологии), дальнейшие эмпирические исследования разных семиотических систем подтверждают универсальную сущность теории Пирса. В качестве основных принципов теории структуры универсального знака называются: 1) принцип репрезентации знака (в трех измерениях: синтактике, семантике и прагматике); 2) принцип внешнего и внутреннего баланса компонентов или измерений; 3) принцип компонентной структуры знака. Интерпретация значения знака определяется совокупностью правил или теорем. В результате интерпретационного анализа выводятся девять типов знаков, различающихся характером означиваемого объекта (абстрактный, конкретный, фактуальный, единичный, собирательный), типом связи между объектом и знаком (условная, мотивированная), отношениями между значением и объектом (отношения сходства и смежности). Выявленные типы знаков обнаруживаются при моделировании синтаксически организованных знаковых систем (в качестве примера рассматривается модель коммуникации К. Шеннона), прагматически ориентированных знаковых систем (примером служит прагматическое содержание религиозных обращений Св. Терезы), семантически организованных систем (примером является семантика перцепции). Автор указывает, что помимо отношений абдукции, знаковые системы организуются отношениями индукции, дедукции, аналогии, символической трансформации; с их помощью описываются все возможные типы взаимодействий знаков.

В главе шестой «Восприятие "чужого" и свободная непрямая речь в художественном дискурсе: Бахтин, Пазолини и Делез» О. Понцио и С. Петрилли рассматривают особенности реализации категории «свой -чужой» в формах косвенной речи (прямой, непрямой и «свободной непрямой»), при этом методологической основой анализа становится интеграция концепций внутреннего диалогизма текста М.М. Бахтина и внешнего диалогизма Пазолини и Ж. Делеза. Под свободной непрямой речью (free

1 В качестве ключевых фигур общества, работающих над концепцией структуры универсального знака, называются В.Р. Гарнер (W.R. Garner), Ш. Зелвегер (Sh. Zellweger), Ю. Байер (E. Baer), Дж.С. Брунер (J.S. Bruner).

179

indirect speech), или внешним диалогизмом (вслед за Пазолини1), понимается «столкновение и взаимодействие разных точек зрения в речи» (с. 181). Понятие внутреннего диалогизма, разработанное в литературной школе М.М. Бахтина, «обратно пропорционально внешнему диалогизму: чем больше внешнего диалога, формального, например диалога ролей в жанре драмы, тем меньше диалога в смысле Бахтина» (с. 182). Исследование проведено на материале текстов В.Н. Волошинова (фрагментов работы «Марксизм и философия языка»), М.М. Бахтина («Проблемы поэтики Достоевского»2), франкоязычных текстов Ж. Делеза («Кино I: образ-движение» и «Кино II: образ-время» [Deleuze, 1983; 1985]). Исследователи отмечают, что анализ особенностей диалогического текста осложняется отсутствием формального маркирования чужой речи, поэтому ее трудно отличить от проявлений встроенного дискурса (substituted discourse). Свободная непрямая речь звучит в виде чужих голосов А. С. Пушкина, Ф.М. Достоевского и его персонажей, О. де Бальзака, У. Шекспира (в текстах В.Н. Волошинова и М.М. Бахтина); Ч.С. Пирса, Н. Хомского, Аристотеля (в работах Ж. Делеза). Полифония текстов обеспечивается не оценкой чужого слова в отношении означиваемого им объекта, а диалогом слов, в ходе которого «слово встречается со словом и обращается к слову» (с. 196).

В главе седьмой «Ч.С. Пирс и интерсемиотический трансфер» Ж. Кейрос и Д. Агитар рассматривают вопросы междисциплинарных переходов. В интерсемиотическом плане развиваются идеи Р. О. Якобсона, ограничивающего переходы языковой системой. Интерсемиотический трансфер показан как «отношения внутри многоуровневых систем, где состав и отношения уровней управляются набором ограничений» (с. 203). Разные семиотические системы (например, литература, танец, язык) описываются одинаковой системой динамических отношений компонентов движения, организации пространства, выбора света, костюмов. В целом, в основе развиваемого подхода оказываются идеи семиозиса, но возможности интегративности различных семиотических сфер исследуются с опорой на исследования в области креативного трансфера У. Стеконни, С. Петрилли, О. Понцио, Г. Кампоса, Д. Горле3 и др. Авторы предпринимают попытку разработать функциональную модель переходов между поэтическим текстом и текстом танца. В основе модели оказываются три типа знаков (иконы, индексы и символы), которые в семиотической системе перевода (трансфера) должны получить соответствующую типу роль. Так, иконические односложные слова, оказывающиеся в акценте ритмико-

1 Пазолини развивает литературно-философские идеи К. Фосслера, Б. Кроче, Л. Шпитцера, В.Н. Волошинова. - Прим. реф.

2 Речь идет об англоязычных изданиях [Volosinov, 1973; Bakhtin, 1984].

3 Автор анализирует работы: [Steconni, 2004; Petrilli, Ponzio, 2010; Campos, 2007; Gorlée, 2007].

180

методических синтагм, переносятся в быстрые и неплавные танцевальные па; параллельные конструкции передаются волновыми вращательными движениями. Отмечается, что выбор модели трансфера определяется семиотическим типом информации источника.

В главе восьмой «Сигнифика Уэлби: развитие и международное распространение» С. Петрилли очерчивает роль теории сигнифики Виктории Уэлби в структуре мирового семиотического и философского знания. Термин «сигнифика» был впервые предложен В. Уэлби в 1894 г. Под ним понималось учение, нацеленное на выявление значимости путем анализа знаков и их значения. Исследовательница намеренно уходит от терминов «семиотика» и «семантика», ввиду того что считает область их применения достаточно ограниченной. Учение о сигнифике изначально планировалось как нацеленное на исследование чувственного опыта1, но впоследствии интегрировало разные виды опытного и выводного знания, которое рассматривалось с позиции значимости. Большое влияние на становление семиотических взглядов Уэлби оказала ее переписка с Ч.С. Пирсом и Дж. Вайлати. В основе триады, разработанной Уэлби, лежат понятия «чувство» («ощущение»), «значение» и «значимость» (sense, meaning, perception); это три «динамических и взаимоопределяющих этапа выражения, интерпретации и означивания, которым соответствуют опыт познания, практика, означивание» (с. 220). В работах Уэлби рассматриваются вопросы, связанные с языковым и семиотическим трансфером: «двойственность» и «пластичность» языковых знаков, отношения буквального и метафорического значений, разные виды опытного знания, многие типы знаковых систем (включая тайнописи). В 1915-1926 гг. в Нидерландах вопросами сигнифики занимался лингвистический кружок под руководством ван Эдена, но он распался по причине несогласованности взглядов относительно роли логики общей структуры учения; позднее концепция развивалась и поддерживалась международной группой ученых (Signific Study Group, Vienna Circle, the Unity of Science Movement); в разное время его развитию способствовали работы и поддержка Ч. Морриса, растущая популярность семиотического журнала «Синтез» (Synthese), учреждение награды Уэлби (Welby Prize), увеличивающийся интерес к вопросам интерпретации.

В разделе втором «Язык, литература и семиотика» представлены исследования, объединенные темой семиотики литературного творчества.

В главе девятой «Семиотическое мастерство литературы: от метафизики к детективному жанру в "Имени розы"» П. Трифонас обращается к роману «Имя розы» У. Эко [Eco, 1983] с целью реконструировать семиотическую перспективу трансформации детективного романа в метафизический трактат. Автор делает попытку преодолеть существующую бипо-

1 Так, в работе [Welby, 1896] В. Уэлби используется термин sensifics. - Прим. реф.

181

лярность критических подходов к анализу указанного произведения (в рамках жанрово-литературной и философско-герменевтической парадигм), в качестве интегративного решения предлагая его литературно-семиотическое описание. Основная тема романа - поиск сущности значения, связывающего знаки языка и реальный мир, - является одновременно и источником страданий для его главного героя, бенедиктинского монаха, жившего в XIV в. Сюжет выстраивается вокруг трансформаций мировиде-ния монаха (и его окружения), переживающего множество политических и исторических событий и пытающегося увидеть их знаковую сущность. Мир знаков вначале предстает как несущий правду и голос Бога, позднее -как отражение высшего логоса и как абсолют. Такая трансформация, по мнению автора, призвана сформировать у читателя мотивацию к собственной интерпретации знаков на основе интер- и экстратекстуальных ассоциаций. Потеря веры в Божественное начало, как и смерть логоса, сопоставляется с «потерей центра как прелюдией смерти» и «семиотическим распятием» (с. 243), в них автор усматривает корни религиозно-философской традиции западной культуры. Мысль о поиске сущности в конфликтующих формах поддерживается использованием современной жанрово-литературной формы (детективный жанр рассказов А.К. Дойля и Х.Л. Борхеса) для описания событий и философских течений средневековой эпохи (воззрений У. Оккама, Ф. Аквинского, Р. Бэкона). Таким образом, текст представляет собой лабиринт для путешествующего по нему читателя, при этом, как пишет У. Эко, «не получится читать текст так, как хочешь ты, но только так, как хочет сам текст» [Eco, 1979, p. 9].

В разделе третьем «Медиа, информационный обмен и семиотика» освещаются проблемы семиотической репрезентации информационных и коммуникационных систем.

В главе пятнадцатой «Бренд как экономическая ценность и знак: эффективный инструмент для повышения конкурентоспособности» Д. Трендафилоф подвергает анализу семиотическую роль торговой марки (бренда) с позиций ее ценностной составляющей. Показано, что торговая марка не только является отличительным знаком, но включает в себя компоненты: репутацию марки, традиционность, положительную маркетинговую историю, высокие показатели качества, стабильность и надежность, достойные характеристики и внешние данные. В то же время расширенное понимание бренда предполагает включение его множественных манифестаций: собственно продукта (страна происхождения, тип продукта, выгода от использования), организации-производителя (репутация производителя, уровень компетентности и ориентации на потребителя), олицетворенный образ марки (персонализированные черты, запоминающийся образ), символ (стойкие ассоциации знака марки и продукта, его характеристик, философии бренда). Продвижение марки обусловливается следующими факторами: зрелостью рынка, уровнем конкурентоспособности марки и потребительской культуры, уровнем жизни, законодательными ограниче-

182

ниями и др. Формирование ценности марки рассматривается автором как коммуникативно-семиотический процесс социальной, а не экономической направленности1; данный процесс включает в себя такие составляющие, как стратегическое планирование, техники продвижения, техники поддержания и стимулирования конкурентоспособности, будучи «динамической серией управленческих решений» (с. 347). Таким образом, бренд представляется автором не как вторичный знак (миф, условный знак, символ культуры), а как первичный, демонстрирующий связь между формой и содержанием в коммерческой коммуникации.

В главе двадцатой «Медиасемиотика» М. Данези разрабатывает концептуально-аналитическое обеспечение, позволяющее оценить роль медиа-коммуникации в появлении новых трендов в культуре и обратного процесса влияния культурной среды на содержание текстов медиа. Медиасемиотика понимается как «направление исследования знаковых форм отображения и отражения общественных процессов в средствах массовой информации» (с. 485). В исторической перспективе систематизируются положения западной медиакультурологии, при этом внимание уделено не только методологическим концепциям (в частности, Р. Уильямса, Э. Ноэль-Ньюман), но и эмпирическим подходам (исследования П. Лазарфилда, Х. Кантрила). Появление медиасемиотики вызвано работами в области теории мифа Р. Барта, исследованиями коммуникации К. Шеннона (телекоммуникационного инженера по профессии), теорией симулякра Ж. Бодрийяра. Медиасемиотика представлена как знаковая система коммуникации, в которой 1) содержание текстов читается на двух уровнях, языковом и мифическом (бессознательном); 2) кодирование и декодирование знаков осуществляются с опорой на их репрезентативность, интерпретативный характер, контекстуальную информацию; 3) конструируемый мир претендует на то, чтобы быть более реальным, чем объективная картина мира.

В разделе четвертом «Биосемиотика» исследуются биологические коммуникативные системы.

В главе двадцать седьмой «Ощущение и значение: биосемиотическое обоснование единства» Дж. Лемке подвергает анализу формирование ощущений и значений как два этапа единого процесса на том основании, что описываемый процесс выходит за рамки сугубо антропосемиотиче-ской динамической системы, являясь частью более крупной биосемиотической организации. Значение рассматривается не в плане соотнесения означаемого с означающим (дихотомия Ф. де Соссюра), а как процесс, регулирующий отношения объекта, репрезентанты и интерпретанты (с опорой на концепцию Ч.С. Пирса); оно определяется как «процесс, основная функция которого состоит в адаптации организма к условиям существования в окружающей среде» (с. 590). В качестве общих характеристик эта-

1 Для обозначения данного процесса автор использует термин positioning. - Прим. реф.

183

пов формирования ощущений и значений автор усматривает: 1) распределенность (being distributed) в организмах и среде, субъектах и объектах, человеке и артефактах; 2) ситуационную обусловленность (being situated), отличающуюся взаимонаправленностью: от структуры ситуации к стимуляции ощущений и значений и от последних к реструктурированию самой ситуации; 3) активный характер, определяемый не движением сознания (специфичным только для человека) и не реакцией на стимулы (характерной для биосистем более низкого порядка), а специфической деятельност-ной направленностью на оценку релевантности событий, связанной с трансфером энергии и информационного содержания; 4) локальную и культурную обусловленность, результатом которой становится существование значительных различий в процессах порождения значений. Возможность интегративного представления ощущений и значений предопределена уровневой организацией биосемиотической системы, в которой связь между уровнями обеспечивается способностью системы к самоорганизации путем распознавания своих потребностей и сдерживающих факторов среды.

В разделе пятом «Общество, культура и семиотика» в семиотическом ракурсе представлены некоторые социокультурные системы: урбанистическая, художественная, этическая; показаны возможности их инте-гративной репрезентации как компонентов единого процесса культурного семиозиса.

В главе тридцать первой «Семиотика культуры: основные проблемы и подходы» Ф. Седда в качестве методологических оснований семиотики культуры приводит: 1) положение о двустороннем характере данного направления, нацеленном на анализ антропосемиотических и культурносе-миотических проявлений; 2) концепцию о непреднамеренной трансформации культурной среды путем ее изучения (любое изучение связано с вмешательством в систему); 3) парадокс культуры, аккумулирующей проявления индивидуального и коллективного воздействия. Три основных направления исследования семиотики культуры - изучение структуры се-миосферы, процессов ее формирования и трансляции (трансфера) - получают детальное описание в развиваемой автором вслед за Ю.М. Лотманом и Б. А. Успенским концепции «знания о знании»1. Так, понимание семи-осферы как континуума реализуется в положениях о ее внутреннем хаосе и нерегулярности, сосуществовании «своего» и «чужого», отсутствии четких границ между разными семиосферами, изоморфизме организации. Формирование семиосферы происходит путем реорганизации как ее частей, так и системы в целом; в основе структуры семиосферы культуры лежат «ценности и функции ее компонентов» (с. 688). Трансляция культур происходит посредством обмена знаками, языками, при этом «логика трансляции» (с. 691) включает трансфер как знаковых проявлений культу-

1 Автор апеллирует к работе: [Lotman, 1978].

184

ры, так и ее значений как двух одновременно независимых и взаимодополняющих компонентов системы.

В главе тридцать шестой «От семиозиса к семиоэтике» Дж. Дили обращается к вопросу места категорий этики (на примере категории «ответственность») в структуре семиотических систем. Исследователь полагает, что категории этики принадлежат не сугубо антропосемиотической культуре, а семиотической культуре в целом, а именно культуре метасе-миозиса, под которым понимается «глобальность знаковости» (с. 783). Данное положение обусловливается тем, что в динамической структуре метасемиозиса при планировании действий принимаются во внимание последствия действий; эта зависимость и является источником возникающих категорий этики. Планирование в свою очередь представляется автору реализацией будущего или третьим звеном в процессе семиозиса. Будущее не только определяется настоящим, но и через настоящее использует ресурсы прошедшего; таким образом, будущее не является изолированной и независимой категорией. Дж. Дили отмечает, что в интеграции и динамике семиотических категорий и состоит процесс семиозиса, который после Ч. Дарвина долгое время назывался «эволюцией». Категории этики не сводимы к ощущениям и восприятиям, а подразумевают вовлеченность «семиотического животного» в метасемиотический процесс; в момент соединения прошедшего, настоящего и будущего «семиотическое животное» становится «семиоэтическим».

В главе тридцать девятой «Обращение к истории: от семиологии к постструктурализму» П.П. Трифонас подвергает анализу историографию как направление, аккумулирующее множественные источники, например философские, антропологические, социологические, лингвистические, психологические (помимо собственно исторических). Притом что центральной проблемой историографии считается ее идеологический базис, также обнаруживаются проблемы, связанные с интерпретацией значения и формированием индивидуального и коллективного сознания. Прочтение исторических событий - это всегда акт интерпретации, который задействует стратегии более высокого уровня репрезентации, чем исследуемые в рамках «лингвистического поворота». Для комплексного описания стратегий историографического описания автор предлагает воспользоваться достижениями «семиотического поворота», ввиду того что историографическое описание создает форму или оболочку предмета описания, а с ней появляется новое значение. Как отмечается, сам «лингвистический поворот» в историографии, получивший описание в работах Х. Уайта1, был инициирован и предварительно сформулирован в идеях семиологов, в первую очередь М. Фуко. Историограф выступает в качестве интерпретатора мира, его текст содержит не объективную информацию, а «сконст-

1 См. напр.: [ШЫ1е, 1987].

185

руированную объективность» (constructed facticity) (с. 841), что создает «эффект реальности»1. Автор констатирует, что историография представляет не что иное, как «описание чужого через свое» (с. 845).

В главе сороковой «Современная идентичность и основная задача се-миоэтики» С. Петрилли вновь2 обращается к ценности «ответственность», в воспитании которой автор усматривает основную задачу образования, в противовес культивируемым в современным мире ценностям власти, конкуренции, карьерного успеха. Автор апеллирует к работе А. Эйнштейна3, который пишет о неспособности науки решить все задачи человечества и усматривает заслугу науки в том, чтобы разработать методы для продвижения к решению этих задач путем воспитания личностей, определяющих пути эволюции. С. Петрилли обращается к семиотическим концепциям Ф. де Соссюра и Ч.С. Пирса как к «семиотике декодирования» и «интерпретационной семиотике», указывая, что дихотомический подход семиотики декодирования4 не способен справиться с объемом содержания знаков, а их «интерпретационный потенциал не может быть описан единым значением» (с. 851). Триадический подход Пирса, дополняемый концепциями текстовой динамики М.М. Бахтина и Р. Барта, позволяет представить знак не как объект анализа, а как процесс, возникающий на пересечении отношений. Телесная оболочка - это знаковый материал, который совместно с другими знаками формирует единую систему; идентичность выступает в качестве «воплощенной субъективности, которая не ограничивается рамками телесной оболочки» («the self is embodied but not imprisoned») (с. 857). Телесная оболочка является необходимым условием для развития сознания и протекания процессов инференции, для того чтобы сформировать «семиотическое животное» (термин Дж. Дили5). Субъективное образуется в процессе взаимодействия или диалога, в отграничении своего «Я» от своего «другого Я» (alter ego), это и есть тот эволюционный путь развития, о котором пишет А. Эйнштейн. Однако идентичность может принимать уродливые формы «закрытого себя»6 (с. 863), что проявляется в неприятии «других Я». Глобальный характер знаковых систем не предполагает существование таких «антидемократических» форм взаимодействия, которые проводят систему к разрушению (что проявляется в недемократической политике, разжигании войн).

1 Термин Р. Барта, используемый в: [Barthes, 1981, p. 17].

2 См. содержание гл. 36. - Прим. реф.

3 Речь идет о работе 1949 г.: [Einstein, 2009].

4 Дихотомический подход реализуется в рассмотрении в качестве бинарных оппозиций таких категорий, как язык и речь, означающее и означаемое, синтагматические и парадигматические отношения, код и сообщение, др. - Прим. реф.

5 См. содержание гл. 36.

6 Автор предлагает термин, образованный по аналогии с термином «the open self», предложенным Ч. Моррисом в работе: [Morris, 1948].

186

В разделе шестом «Кибернетика, аналитика и семиотика» рассматривается семиотическая организация автоматизированных систем.

В главе сорок второй «Функции знака в естественных и искусственных системах» П. Кариани сосредоточивается на формальных показателях знака и знаковой системы в соотнесении с функциональными проявлениями знака в системе и возможными операциями, производимыми над знаками. «Семиотический дискурс» (с. 918) организуется в четырех направлениях: 1) функциональном, обеспечивающем передачу сигнала знаками в структуре различных систем (живых организмах, нервной системе, обществе, искусственных системах коммуникации); 2) эпистемологическом, распространяющем знаковую информацию в среде получателей (observers); 3) феноменологическом, нацеленном на установление отношений между знаком и содержанием сознания человека; 4) онтологическом, реализующемся в содержании отличной от человека сущности, которая представляется в возможных мирах (в концепциях логиков), в идеальных формах (в платонической философии), в системах алгоритмов (в программировании). В качестве основных семиотических операций автор называет оценку, переключение, конструирование, вычисление, измерение, действие и др. К самым простым системам П. Кариани относит синтаксические системы, в которых знаки на входе и на выходе связаны операциями вычисления (computation); более сложные системы нацелены на выполнение прогностической функции, они организованы операциями изменения (measurement); самые сложные системы являются обучаемыми системами, это организмы, способные совершать выбор из широкого диапазона действий, реагировать на изменения. В качестве разновидностей последних автор называет адаптивные системы (кибернетическая), самоуправляемые системы (окружающая среда), нейронные системы.

Раздел седьмой «Когнитивная семиотика» посвящен изучению когнитивных (ментальных) оснований процесса семиозиса.

В главе сорок седьмой «Когнитивная семиотика» Дж. Златев обосновывает положение о том, что хотя когнитивные семиологи занимаются преимущественно антропологическими исследованиями, в их основании лежат общесемиотические принципы эволюции и интегративности систем. Данное направление интегрировало достижения в области когнитивной науки, лингвистики и семиотики; в настоящее время оно в большей степени ассоциируется с исследованиями когнитивной семантики, жестовой культуры, биокультурной эволюции, анторопологического семиозиса и воплощенного сознания (embodied mind). В фокусе когнитивной семантики оказываются вопросы конструирования образ-схем, теории когнитивной метафоры, профилирования и перспективизации. Изучение жестовой культуры сосредоточивается на изучении структур «мультимодальных высказываний» (с. 1047). В концепциях биокультурной эволюции антропозесемиозис рассматривается в более широких рамках биосемиозиса и семиозиса культуры. В теориях антропологического семиозиса развиваются методы экспериментального

187

анализа сенсомоторных навыков, воображения, внутренней и внешней речи. Разработка идей воплощенного сознания основывается на развитии феноменологических концепций; объектом анализа становятся телесные схемы и образы, интеракционистские схемы восприятия и интерпретации. Когнитивная семиотика представляется автору одновременно интердисциплинарной наукой (объединяющей разные парадигмы) и трансдисциплинарной (находящейся на перекрестке научных направлений).

В главе пятидесятой «От семантики к нарративу: семиотика А. Греймаса» П.П. Трифонас обращается к структурно-семантическим идеям А. Греймаса1, обосновывая их перспективность в направлении исследования дискурса и семиотики нарратива. Это обусловливается тем, что А. Греймас рассматривает значение не как застывшую субстанцию, а посредством обращения к его трансформациям. В основе семантического учения Греймаса находятся положения о бинарном характере оппозиций (которые высказывали Ф. де Соссюр и Ж. Деррида) и глоссемантической структуре знака (вслед за Л. Ельмслевым); с опорой на которые ученый разрабатывает уровневый подход к анализу семантики с учетом ее синтаксических, лексических и текстовых проявлений. Отношения между семантическими компонентами описываются с опорой на предложенный метод «семиотического квадрата» (semiotic square), охватывающий отношения конъюнкции, дизъюнкции, контрарности и контрадикторности. Нарратив конструируется путем отбора семантических ценностей, которые получают роли лексических актантов на уровне нарративного синтаксиса. Текст как совокупность парадигматических и синтагматических отношений формирующих его семантических элементов демонстрирует связность, достигаемую за счет изотопного характера всех уровней его репрезентации: синтаксического, семантического, актантного, структурного, глобального. П.П. Трифонас отмечает, что структурно-семиотический подход к анализу текста, разработанный А. Греймасом, позволяет не только моделировать нарративный процесс, но и определить место предложенного метаязыка нарратологии в современном семиотическом знании.

В разделе восьмом «Образование и семиотика» рассматриваются вопросы семиотической организации сферы образования, а также роли семиотических систем (например, визуальной или культурно-ценностной) в повышении качества образования.

В главе пятьдесят шестой «Семиотика западного образования» Д. Кергел исследует философские источники, рассматривающие проблемы образования и обучения, с целью обнаружить специфические семиотические коды, существующие в сфере образования. В качестве таких кодов выступают: 1) ценности, правила и законы социализации (по Э. Дюркгейму); 2) индивидуальные ценности (по Р. Декарту); 3) социальные потребности

1 Автор ссылается в основном на: [Greimas, 1970].

188

и практики (по И. Канту). В постмодернистской модели образования с ее тенденцией к глобализации все перечисленные системы кодов подвергаются интеграции. Человек оказывается «брошенным в символическую систему» (с. 1191) с ее эпистемологическими, антропологическими и онтологическими правилами; поведение человека программируется множественными паттернами социализации. Таким образом, само образование становится носителем социальных и культурных кодов.

В целом идея глобальной семиотики, развиваемая в работе, через ключевые принципы (динамизм, интегративность, вариативность, полико-довость, функционализм, информационность, диалогизм) находит отражение в конструировании трансдисциплинарного пространства, которое подвергается анализу на единых семиотических основаниях.

М.И. Киосе

Список литературы

BakhtinM.M. Problems of Dostoevsky's poetics. - Minneapolis: Univ. of Minnesota press, 1984. - 333 p.

Barthes R. The discourse of history // Comparative criticism / Ed. E.S. Shaffer. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1981. - Vol. 3: A year book. - P. 3-20.

Campos H. Translation as creation and criticism // Novas: selected writings Haroldo de Campos. -Evanston: Northwestern univ. press, 2007. - P. 312-326.

Deleuze G. Cinema I. L'image-movement. - Paris: Éditions de Minuit, 1983. - 296 p.

Deleuze G. Cinema II. L'image-temps. - Paris: Éditions de Minuit, 1985. - 379 p.

Eco U. The name of the rose / Trans. W. Weaver. - N.Y. : Harcourt Brace Jovanovich, 1983. - 502 p.

Eco U. The role of the reader. Explorations in the semiotics of text. - Bloomington: Indiana univ. press, 1979. - 288 p.

Einstein A. Why socialism // Monthly review. - N.Y., 2009. - N 61 (1). - P. 55-61.

Gorlée D. Bending back and breaking // Symploke. - Lincoln, 2007. - Vol. 15, N 1-2. - P. 341-352.

GreimasA. On meaning: selected writings in semiotic theory. - Minneapolis: Univ. of Minneapolis press, 1970. - 238 p.

International handbook of semiotics / Ed. P.P. Trifonas. - Dordrecht: Springer, 2015. - xv, 1308 p.

Locke J. An essay concerning human understanding / Ed. H. Nidditch. - Oxford: Oxford univ. press, 2008. - 576 p.

Lotman J.M., Uspenski B.A. On the semiotic mechanism of culture // New literary history. - Baltimore, 1978. - Vol. 9, N 2. - P. 211-232.

Morris Ch. The open self. - N.Y.: Prentice hall, 1948. - 179 p.

Peirce Ch.S. The collected papers of Charles Sanders Peirce. - Cambridge: Harvard univ. press, 1933. - Vol. 4. - x, 601 p.

Petrilli S., Ponzio Au. Iconic features of translation // Applied Semiotics = Semiotique appliqué. -Toronto, 2010. - Vol. 9 (24). - P. 32-53.

Steconni U. Interpretive semiotics and translation theory. The semiotic conditions to translation // Semiotica. - Berlin, 2004. - Vol. 150. - P. 471-489.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Volosinov V.N. Marxism and the philosophy of language. - N.Y.: Seminar press, 1973. - 205 p.

Welby V. Sense, meaning, interpretation // Mind. - Oxford, 1896. - Vol. 5, N 17. - P. 24-37.

White H. The content of the form: narrative discourse and historical representation. - Baltimore: John Hopkins univ. press, 1987. - 264 p.

189

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.