CC BY
353
54
ВЕКТОР РАЗВИТИЯ НАУКИ
%т^ЕСТНИК
в Я УНИВЕРСИТЕТА
имени O.E. Кугафина (МГЮА)
МЕЖДУНАРОДНЫЕ ДОГОВОРЫ И КОНСТИТУЦИЯ РОССИИ В РОССИЙСКОЙ ПРАВОВОЙ СИСТЕМЕ: ПРОБЛЕМНЫЕ ВОПРОСЫ ПРАВОВОГО СТАТУСА
И ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
Виталий Семенович ИВАНЕНКО,
кандидат юридических наук, доцент кафедры международного права Санкт-Петербургского государственного университета
В статье затронуты проблемные вопросы правового статуса и взаимодействия международных договоров и Конституции Российской Федерации. Автор рассматривает сущность международного договора в его трактовке как нормативного правового акта, основного источника международного права, регулирующего международные отношения, а также ряд других, связанных с этим проблемных вопросов.
Ключевые слова: международные договоры, Конституция Российской Федерации, проблемные вопросы.
V.S. IVANENKO,
PhD, assistant professor of international law at St. Petersburg State University
INTERNATIONAL TREATIES AND THE CONSTITUTION OF RUSSIA IN THE RUSSIAN LEGAL SYSTEM: PROBLEMS LEGAL STATUS AND INTERACTION
The article addressed the problematic issues of the legal status and interaction of international treaties and the Constitution of the Russian Federation. The author considers the essence of an international treaty in its treatment as a regulatory act, the main source of international law governing international relations, as well as a number of other, related problem questions.
Keywords: international treaties, the Constitution of the Russian Federation, the problematic issues.
П
о мере расширения и углубления взаимоотношений российской правовой системы и правовой системы мирового сообщества остро встают вопро-© В. С. Иваненко, 201^1 ■ сы соотношения и взаимодействия российских и международных право-
"Т^ЕСТНИК
Ш МУНИВЕРСИТЕТА
ЩЬ имени О. Е. Кутафина (МГЮА)
Иваненко В. С.
Международные договоры и Конституция России в российской правовой системе...
55
вых норм. И если в прежние времена эти проблемные вопросы были в основном предметом доктринальных дискуссий, то в последние годы они все чаще оказываются в центре внимания и правоприменительной практики. Достаточно вспомнить только три практических примера, вызвавшие споры и в правоприменительной системе, и в правовой доктрине: «Дело Ушакова» — в Конституционном Суде; «Дело Маркина» — в Конституционном Суде и в Европейском Суде по правам человека (далее — ЕСПЧ); «Дело Анчугова — Гладкова против России» в ЕСПЧ.
При анализе всех этих судебных дел камнем преткновения стали в конечном итоге следующие три вопроса:
1) установление правового статуса международных договоров в российской правовой системе;
2) соотношение международных договорных обязательств России и норм российского права;
3) определение приоритета применения норм международных договоров или норм Конституции России при возникновении коллизионных ситуаций.
О правовом статусе международных договоров в российской правовой системе
Традиционно в научной, учебной и справочной литературе при раскрытии понятия международного договора приводятся его дефиниции, как правило, совпадающие, близкие или разнящиеся по составляющим его признакам, но в основе своей содержащие следующее: «Международный договор — это соглашение между субъектами международного права, заключенное с целью установления, изменения или прекращения их взаимных прав и обязанностей».
Подобное определение вызывает возражения по целому ряду моментов.
1. Представляется неудачным само словосочетание «международный договор — это соглашение»; на практике термин «международный договор» выступает и как базовый родовой термин, и как важнейший источник международного права, и как один из самых распространенных видов международного договора: «договор — вид договора». Как известно, договоры имеют несколько видов: договоры, соглашения, конвенции, уставы и т.д.
2. Данное словосочетание вносит путаницу в систему понятий, так как термин «соглашение», в свою очередь, широко используется в двух значениях: и как вид, и как синоним договора.
3. В документах и литературе широко распространено еще одно терминологическое клише: «международные договоры и соглашения».
4. Наконец, самое главное и существенное — словосочетание «междуна- Ш родный договор — это соглашение» весьма точно раскрывает лишь одну часть К понятия международных договоров — их юридическую сущность как результат □ согласования воль субъектов международного права; оно заимствовано из циви- ^ листики и не учитывает их специфику, не раскрывает правовой статус договоров, > их место и роль в иерархии нормативных актов как международной правовой си- ^ стемы, так и правовых систем конкретных государств.
Как известно, на вышеуказанном словосочетании выстроили понятие «международный договор» и разработчики как Венской конвенции о праве междуна-
I к
Н>УКИ Ъ
родных договоров от 23 мая 1969 г., Венской конвенции о праве договоров между государствами и международными организациями и между международными организациями от 21 марта 1986 г., так и Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» от 16 июня 1995 г. (правда, уточнив при этом, что данное словосочетание употреблено лишь для целей данных конвенций и закона). Так, основываясь на формулировке Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г., Федеральный закон о международных договорах РФ 1995 г. закрепил: «"международный договор Российской Федерации" означает международное соглашение, заключенное Российской Федерацией с иностранным государством (или государствами), либо с международной организацией, либо с иным образованием, обладающим правом заключать международные договоры (далее — иное образование), в письменной форме и регулируемое международным правом, независимо от того, содержится это соглашение в одном или в нескольких связанных между собой документах, а также независимо от его конкретного наименования».
На первый взгляд может показаться, что эта проблема не столь значима и находится больше в лингвистической плоскости, чем в юридической, и не имеет практического выхода.
Но отношение к данному вопросу потребовало решительного пересмотра в связи с рассмотрением Конституционным Судом Российской Федерации в 2012 г. дела по жалобе гражданина И. Д. Ушакова о проверке конституционности п. 3 ст. 5, п. 1 ст. 23 и ст. 30 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации».
Гражданину И. Д. Ушакову, пересекшему китайско-российскую границу 10 июля 2010 г., таможенным органом России были начислены таможенные платежи в соответствии с нормами Таможенного кодекса РФ и Положения о применении единых ставок таможенных пошлин, налогов в отношении товаров, перемещаемых через таможенную границу России физическими лицами для личного пользования (утвержденного постановлением Правительства РФ от 29 ноября 2003 г. № 718). Позже таможенные органы выяснили, что таможенные платежи должны были исчисляться согласно вступившему в силу с 6 июля 2010 г. Договору о Таможенном кодексе Таможенного союза и по правилам временно применяемого с 1 июля 2010 г. Соглашения между правительствами России, Беларуси и Казахстана от 18 июня 2010 г. о порядке перемещения физическими лицами товаров для личного пользования через таможенную границу Таможенного союза, которыми устанавливались значительно более высокие ставки таможенных платежей. Поданное таможенным органом исковое заявление о взыскании с И. Д. Ушакова недоимки и пени за просрочку ее уплаты выплатить в добровольном порядке он отказался, но решениями судебных инстанций оно было удовлетворено.
Следует отметить, поскольку Соглашение о порядке перемещения физическими лицами товаров для личного пользования через таможенную границу Таможенного союза от 18 июня 2010 г. опубликовано не было, о содержании его не были надлежащим образом осведомлены не только граждане, но даже сотрудники таможенных служб.
И. Д. Ушаков просил Конституционный Суд признать не соответствующими ст. 2, 15 (ч. 3) и 29 (ч. 4) Конституции России п. 3 ст. 5, п. 1 ст. 23 и ст. 30 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», взаи-
в
ЕСТНИК Иваненко В. С. ^ р
УНИВЕРСИТЕТА Международные договоры и Конституция России Д/
имени О.Е.Кутафина(МГЮА) В российской правовой системе...
мосвязанные положения которых, по его мнению, допускают временное применение международных договоров РФ (являющихся по существу нормативными правовыми актами), затрагивающих права, свободы и обязанности человека и гражданина, до их вступления в силу без официального опубликования для всеобщего сведения, что не позволяет заинтересованным лицам своевременно ознакомиться с ними, предвидеть последствия их применения с тем, чтобы соотнести свое поведение с содержащимися в них правилами.
В частности, И. Д. Ушаков просил Конституционный Суд проверить на соответствие ч. 3 ст. 15 Конституции положений ч. 1 ст. 23 Федерального закона « О международных договорах Российской Федерации».
Напомню: ч. 3. ст.15 Конституции установила: «любые нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально для всеобщего сведения».
А согласно ч. 1 ст. 23 Закона о международных договорах «международный договор или часть договора до его вступления в силу могут применяться Российской Федерацией временно, если это предусмотрено в договоре или если об этом была достигнута договоренность со сторонами, подписавшими договор».
Таким образом, И. Д. Ушаков запросил Конституционный Суд, соответствуют ли положениям ч. 3 ст. 15 Конституции (о неприменимости неопубликованных нормативных правовых актов) положения ч. 1 ст. 23 Закона « О международных договорах» в той мере, в какой они позволяют временно применять в России неопубликованные международные договоры, если они затрагивают права, свободы и обязанности человека.
Конституционный Суд, в свою очередь, запросил об этом федеральные ведомства и ученых.
Как это не парадоксально, но в официальных ответах федеральных ведомств и ученых-конституционалистов и международников, в выступлениях представителей федеральных ведомств на заседании Конституционного Суда содержались утверждения, что международные договоры не являются нормативными правовыми актами.
В качестве примера можно привести следующую аргументацию из ответа одного из ведущих профильных федеральных министерств.
Международный договор, по мнению министерства, не является нормативным правовым актом по двум основаниям:
1. Статья 2 Закона «О международных договорах» 1995 г. закрепила: «"международный договор Российской Федерации" означает международное соглашение, заключенное Российской Федерацией с иностранным государ- Ш ством (или государствами) либо с международной организацией...», следова- К тельно, договор — это не нормативный правовой акт. □
2. В пункте 2 Запроса Государственной Думы РФ в Конституционный Суд ^ « О проверке конституционности Указа Президента Российской Федерации от >
2 октября 1996 г. № 1412"Об утверждении Положения об Администрации Президента Российской Федерации" от 11.11.1996 г. утверждается: "В действующем законодательстве пока отсутствует определение понятия 'нормативный правовой акт'. Вместе с тем в юридической доктрине принято исходить из того, что
И
Н>УК1/Г
нормативный правовой акт — это письменный официальный документ, принятый (изданный) в определенной форме правотворческим органом в пределах его компетенции и направленный на установление, изменение или отмену правовых норм"». А поскольку международный договор принимается не правотворческим органом, следовательно, договор — это не нормативный правовой акт.
Из данного и других схожих ответов с подобной аргументацией логически вытекал вывод: международные договоры России не подпадают под действие ч. 3 ст. 15 Конституции о неприменении в Российской Федерации неопубликованных нормативных правовых актов с человекозащитным содержанием.
Но так ли это? Распространяются ли на международные договоры требования ч. 3 ст. 15 Конституции России?
По нашему убеждению — «да». И это кажется самоочевидным. Международные договоры — основные источники международного права, именно в них юридически закрепляется и содержится главный массив международно-правовых норм.
Но весь парадокс рассматриваемой ситуации в том, что нормативный правовой статус международных договоров не получил признания в юридической литературе и официального закрепления в законодательных актах. Практически все доктринальные дефиниции строятся (с небольшими модификациями) на основе уже упоминавшегося фразеологического словосочетания «международный договор — это международное соглашение»1.
В чем же причина такого положения?
Ответ, думается, очевиден: понятие «договор» было заимствовано из внутригосударственного права и в терминологический аппарат международного права перенесено механически. Ясно, что «договор» и как явление, и как понятие стали шире развиваться и глубже изучаться значительно раньше во внутреннем праве, чем в международном. Как одна из самых удобных и приемлемых правовых форм регулирования общественных отношений договор имеет многотысячелетнюю историю. Истоки познания и исследования договора — римское право, в материальной сфере которого он получил широкое применение, а в теоретической — глубокое развитие; и это все благодаря достигнутой римским правом «непревзойденной по точности разработкой всех существующих правовых отношений простых товаровладельцев (покупатель и продавец, кредитор и должник, договор, обязательство и т.д.)»2.
Общепризнанно, что римские юристы достигли верха совершенства в оттачивании правовых определений и понятий, лаконичных и содержательно емких. Применительно к нашему вопросу они сформулировали основополагающую для понимания правовой природы и сущности международного договора латинскую юридическую формулу — contractus legem ex conventione accipiunt (правовой основой договора является соглашение). Важно подчеркнуть: здесь термин « согла-
1 См., например: Талалаев А. Н. Право международных договоров. Общие вопросы. М., 1980. С. 61 ; ЛукашукИ. И. Современное право международных договоров : в 2 т. М., 2004. С. 77 ; Международное право / отв. ред. Г. В. Игнатенко, О. И. Тиунов. М., 2010. С. 141 ; Международное право / под ред. А. Н. Вылегжанина. М., 2011. С. 86 ; Международное право / отв. ред. К. А. Бекяшев. М., 2014. С. 117.
2 Новицкий И. Б. Римское право. 4-е изд. М., 1993. С. 11.
"Т^ЕСТНИК
Ш Я УНИВЕРСИТЕТА
ЩЬ имени О. Е. Кутафина (МГЮА)
Иваненко В. С.
Международные договоры и Конституция России в российской правовой системе...
59
шение» выступает как «согласованность», «договоренность» (conventione есть производное от convenit — договорено, согласовано)3.
Как известно, в силу целого ряда объективных факторов наиболее развитой отраслью современного права стало гражданское право, которое в значительной степени покоится на рецепции римского права. Из римского права заимствовано современной цивилистикой и понятие «договор» как «соглашение» субъектов. И сегодня во всем мире наиболее развито именно гражданское договорное право. Во внутреннем праве России основной массив договоров носит гражданско-правовой характер4. Отсюда и преимущественно цивилистиче-ское толкование термина «договор» в юридической литературе. При этом важно отметить, что анализ гражданского законодательства показывает, что само гражданское право использует термин «соглашение», как правило, в смысле «согласование», «согласие»5.
Гражданско-правовая природа термина « договор» ясно видна из множества определений, приводимых в научных изданиях. Это наглядно видно на примере Большого юридического словаря, в котором дается общее определение договора, но лишь в его цивилистической интерпретации: «Договор — в гражданском праве соглашение двух или нескольких лиц об установлении, изменении или прекращении гражданских прав и обязанностей; разновидность сделки»6. Здесь принципиально важно для понимания особенности гражданско-правового договора последнее дополнение — «разновидность сделки»; именно эта особенность — их сделочный характер — существенно отличает данный вид договоров от остальных видов и прежде всего от договоров публично-правового характера, к которым относятся и международные договоры.
От восприятия «договора» как «сделки» многим трудно освободиться и при конструировании общетеоретического понятия договора. Так, один из современных исследователей А. Д. Корецкий в работе, посвященной теоретическим основам учения о договоре, пришел к следующему выводу: «Юридический договор — объективированные в установленном законодательством порядке, свободносогласованные намерения нескольких лиц совершить друг с другом юридическую сделку (или сделки) в целях реализации личных интересов»7.
Следует, однако, отметить, что в литературе имеют место и иные точки зрения, более широко воспринимающие содержание понятия «договор». Так, по мнению Н. Д. Егорова, «под договором понимают и юридический факт, лежащий в основе обязательства, и само договорное обязательство, и документ, в котором закреплен факт установления обязательственного правоотношения»8. Б. И. Путинский приводит следующее определение понятия: «Договор—соглашение двух
Латинская юридическая фразеология. М., 1979. С. 44. Ш
Так, например, только во 2-й части ГК РФ из общего количества статей (656), регулирующих отдельные виды обязательств, около 600 посвящены различным видам договоров.
Большой юридический словарь / под ред. А. Я. Сухарева, В. Е. Крутских. С. 163. Корецкий А. Д. Теоретико-правовые основы учения о договоре. СПб., 2001. С. 41. Гражданское право / под ред. Ю. К. Толстого : в 3 т. Т. 1. М., 2010. С. 586.
Л
>
Так, в ГК РФ термин «соглашение» упоминается 128 раз, и лишь в этом смысле. Щ
Ш
И
Н>УК/
3
4
5
6
7
8
или большего числа лиц об осуществлении определенных действий и установлении регулирующих такие действия взаимных прав и обязанностей, исполнение которых обеспечивается возможностью государственно организованного принуждения. Договор представляет собой важнейшее, наряду с изданием законов и иных правовых актов, средство правового регулирования деятельности людей»9.
Но особый интерес (в свете исследуемого нами вопроса и занимаемой нами позиции) представляет мнение, высказанное в общеправовой литературе о существовании категории нормативных договоров (нормативных правовых договоров, договоров нормативного содержания). Еще в 1968 г. С. С. Алексеев писал о специфичности данных договоров. «Нормативные договоры — это совместные акты-документы, выражающие в своем нормативном содержании взаимное изъявление воли правотворческих органов, встречное принятие на себя каждым из них юридических обязанностей. Нормативные договоры как источник внутригосударственного права встречаются сравнительно редко (в государственном и трудовом праве). Более широкое распространение получили нормативные договоры в международном праве, где они являются основным источником права»10. Среди международных нормативных правовых актов, подчеркивает Ю. А. Тихомиров, «высокой степенью юридического оформления обладают именно международные договоры»11.
В целом заслуживает внимания и мнение С. А. Комарова и А. В. Малько (если абстрагироваться от используемых авторами синонимичных терминов «договор, соглашение»): «Нормативный договор — соглашение между правотворческими субъектами, в результате которого возникает новая норма права... В отличие от договоров-сделок данные соглашения не носят персонифицированного, индивидуально-разового характера, их содержание составляет общее правило поведения (нормы)»12.
Справедливости ради следует отметить, что и в международно-правовой литературе можно встретить понимание договора не только как « соглашения», но и как «правового акта». Так, Н. А. Ушаков, процитировав определение договора из Венской конвенции 1969 г., делает вывод: «Таким образом, межгосударственный договор — это международно-правовой акт, выражающий в письменной форме достигнутое заинтересованными государствами согласие относительно их взаимного поведения в процессе международного общения»13.
Введение в определение понятия «международный договор» базового признака — «нормативный правовой акт» — имеет принципиальнейшее значение.
Пугинский Б. И. Договор // Большая российская юридическая энциклопедия / СПС «Кодекс».
Алексеев С. С. Общая теория права : в 2 т. Т. II. М., 1982. С. 236. См. также: Общая теория права. Курс лекций / под ред. В. К. Бабаева. Н. Новгород, 1993. С. 256.
Тихомиров Ю. А. Международно-правовые акты: природа и способы влияния // Журнал российского права. 2002. № 1.
Комаров С. А., Малько А. В. Теория государства и права. М., 1999. С. 313. Ушаков Н. А. Международное право. М., 2000. С. 212—213.
9
10
11
12
в
ЕСТНИК Иваненко В. С. ^ р
УНИВЕРСИТЕТА Международные договоры и Конституция России 1Э1
имени О.Е.Кутафина(МГЮА) В российской правовой системе...
Во-первых. Это позволяет уже на этапе дефиниции воспринимать и далее рассматривать международный договор не как договор-сделку между субъектами международного права, а как основной нормообразующий источник современного международного права. Это очень важно для правильного понимания юридической сущности и правового статуса этого вида договоров. Система международного права — своеобразная система, во многом не совпадающая с правовыми институтами и явлениями внутригосударственных систем права. Система права внутри государства юридически централизована, существует строгая иерархия правовых норм, на вершине которой — конституция. Общественные отношения регулируются нормативными правовыми актами разного уровня. И в этой правовой системе подавляющее число договоров носит правоприменительный характер; они заключаются во исполнение, для исполнения и в рамках исполнения существующих нормативных правовых актов государства14. В отличие же от внутригосударственного права, в современном международном праве именно на договоры возложена основная правообразующая миссия. Любой международный договор, правомерно заключенный, является нормоустанавли-вающим и обладает обязательной юридической силой для всех его участников. Поэтому он и должен определяться и восприниматься как правообразующий нормативный правовой акт.
Во-вторых. Это важно и для точного установления места международных договоров России в российской правовой системе. Конституция, закрепив в п. 4 ст. 15 норму о том, что международные договоры входят составной частью в российскую правовую систему, не определила четко их место в иерархии нормативных правовых актов данной системы. Федеральное законодательство неоднозначно отреагировало на появление в российской правовой системе международных договоров. Разные законодательные акты определяют им место и после Конституции, и после конституционных законов или после федеральных законов, а иногда и после ведомственных актов. А профильный Федеральный закон «О международных договорах» и вовсе определил им место перед Конституцией15. Все это, разумеется, не способствует их точному применению на практике. Понимание международного договора не как «соглашения», «договора-сделки», а как «международного нормативного правового акта», возлагающего на Россию ответственные международные обязательства, позволяет определить и соответствующее место международных договоров в комплексе нормативных правовых актов правовой системы России.
К сожалению, разработчики и Конституции России, и Федерального закона «О международных договорах» не озаботились тем, чтобы в этих важнейших документах четко отразить их юридический статус в российской правовой системе и закрепить, что и Конституция, и международные договоры являются значимыми Ш
нормативными правовыми актами Российской Федерации. А
□
"О
См.: Брагинский М. И, Витрянский В. В. Договорное право. Книга первая. Общие положе- ^
ния. М., 2002. С. 9—10.
14
Согласно ст. 1 ФЗ «О международных договорах Российской Федерации», международные договоры Российской Федерации заключаются, выполняются и прекращаются в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права, положениями самого договора, Конституцией и указанным Федеральным законом.
И
НАУКИ'
15
Как это ни парадоксально, но нормативный правовой статус ни Конституции, ни международных договоров прямо не зафиксирован ни в одном законодательном акте России. Однако этот статус закреплен в целом ряде законов косвенно. Так, например, в совпадающих по названию статьях 11 «Нормативные правовые акты, применяемые судом при разрешении гражданских дел» Гражданского и Гражданско-процессуального кодексов, закреплено: «1. Суд обязан разрешать гражданские дела на основании Конституции Российской Федерации, международных договоров Российской Федерации, федеральных конституционных законов, федеральных законов...» и далее следует перечень иных нормативных правовых актов, принимаемых соответствующими органами вплоть до органов местного самоуправления. Текстуально точно аналогичная норма закреплена и в названии, и в содержании ст. 13 Арбитражно-процессу-ального кодекса.
Как видим, законодатель в вышеназванных кодексах абсолютно четко определил международные договоры как нормативные правовые акты.
Международные договоры Российской Федерации — это безусловно нормативные правовые акты.
В самом общем виде международный договор — это нормативный правовой акт, оформляющий и закрепляющий соглашение между участниками межгосударственных отношений относительно установления норм права, регулирующих их взаимные отношения.
Если использовать более детальные признаки договора, то можно предложить следующее развернутое определение.
Международный договор Российской Федерации как нормативный правовой акт — это официальный письменный документ, принятый Российским государством и другими участниками межгосударственных отношений путем согласования и/или принятия его текста их уполномоченными органами в установленном порядке и в соответствии с нормами международного и российского права, основанный на соглашении договаривающихся сторон, содержащий правовые нормы относительно установления, изменения или прекращения прав и обязанностей участвующих сторон в определенных сферах их взаимного сотрудничества.
Международный договор как нормативный правовой акт обладает следующими характерными признаками:
— принимается правовыми общностями — субъектами международного права;
— заключается в соответствии с нормами международного и российского права;
— основывается на соглашении договаривающихся сторон;
— отражает согласованную общую волю участвующих сторон;
— имеет внешнюю форму в виде официального письменного правового документа;
— санкционируется уполномоченными органами участвующих сторон;
— содержит нормы права, направленные на установление, изменение или отмену правовых норм;
— юридически регулирует общественные отношения в согласованных сферах взаимного сотрудничества участвующих сторон.
в
ЕСТНИК иваненко В С К Р с о
УНИВЕРСИТЕТА Международные договоры и Конституция России
имени О.Е.Кутафина(МГЮА) в российской правовой системе...
Но определить место международных нормативных договоров в иерархии нормативных правовых актов российской правовой системы — весьма не простая задача. Ясно, что договоры занимают в ней высокое место. Но какое? И в случае обнаружившегося, например, в ходе судебного разбирательства противоречия между нормой международного договора и нормой Конституции России судебный орган должен отдать предпочтение какой норме — конституционной или международной?
В отечественной доктрине и практике господствует мнение, что приоритет безусловно принадлежит нормам Конституции.
Но правильно ли это мнение?
Президент Российской Федерации В. В. Путин 7 ноября 2013 года в ходе встречи с заведующими кафедрами конституционно-правовых дисциплин высказал свою позицию по вопросу соотношения международных обязательств России с российской Конституцией: «Все-таки приоритет должен быть у нашей Конституции. И это не только наша с вами позиция, практически во всех странах мира это применяется. Недавние решения властей Великобритании как раз об этом и говорят: что бы там ни принималось, если эти решения не соответствуют Конституции Великобритании, они не применяются на их территории. Вот и мы так должны поступать. Конечно, мы должны исполнять свои международные обязательства. Это ясно, но все-таки приоритет Конституции должен быть безусловным»16.
Однако не все так однозначно.
Во-первых, приведенный В. В. Путиным пример правовой позиции Великобритании относительно решений Европейского Суда по правам человека и его заявления, с одной стороны, о необходимости для России исполнять свои международные обязательства, а с другой стороны — о приоритетности Конституции над решениями международных судов, вновь актуализирует проблему соотношения, взаимодействия и установления примата между нормами международного права, решениями международных судов и нормами российского права, включая нормы Конституции России. Как известно, конституционное законодательство разных государств по-разному решает вопросы соотношения, взаимодействия и выбора примата между нормами международного права и нормами внутригосударственного законодательства. В отличие от России, международные договоры Великобритании, согласно английской правовой доктрине и практике, не входят составной частью в ее правовую систему, и вопросы соотношения и взаимодействия международных договоров, решений международных судов и английского законодательства в коллизионных ситуациях решаются на совершенно иных принципах. Международные договоры, заключенные Великобританией, рассматриваются как внешнеполитические акты, которые сами по себе не Ш влекут последствий во внутреннем праве страны, т.е. не могут быть непосред- К ственно применены во внутригосударственной сфере. Содержание этих между- □ народных договоров должно быть инкорпорировано, т.е. введено во внутреннее ^ право специальными нормативными правовыми актами парламента или пра- А вительства. Вот эти инкорпорационные акты (законы, постановления), воспро- ^ изводящие в той или иной форме положения международных договоров, а не ^
и
http://www.kremlin.ru/transcripts/19579 НАУКИ1
6/2015
>
16
сами международные договоры как таковые, и применяются во внутренем праве Великобритании. Поэтому непосредственное применение норм международных договоров как таковое полностью исключается. Нельзя в связи с этим не отметить, что в английской традиции все международные договоры предварительно, до принятия актов парламентом или правительством об их инкорпорации, проходят весьма тщательную и детальную проверку на непротиворечивость и совместимость норм договора и норм английского права. Такой имплементационный порядок — это суверенный выбор Великобритании. На таких же позициях стоят Канада, Австралия, Ирландия, Израиль и ряд других стран.
Во-вторых, у Российской Федерации, в отличие от Великобритании, совсем иная конституционно-правовая позиция по данному вопросу. В Конституции, принятой в 1993 году, Россия исключительно добровольно избрала для своей правовой системы совершенно иные принципы взаимодействия между международно-правовыми нормами и нормами российского законодательства. Конституция непосредственно ввела международные общепризнанные и договорные нормы в российскую правовую систему как вполне применимые нормы и предусмотрела для всех российских правоприменителей в коллизионных ситуациях примат международных договорных норм над нормами российского законодательства.
В-третьих, Россия абсолютно добровольно при ратификации Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод в Федеральном законе от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» сделала к Конвенции следующее Заявление: «Российская Федерация в соответствии со статьей 46 Конвенции признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после их вступления в действие в отношении Российской Федерации». Это Заявление — юридически обязательная составная часть Федерального закона.
И здесь вполне уместно упомянуть еще одну принципиальную позицию, высказанную Президентом России на вышеуказанной встрече 7 ноября 2013 г. В ответ на замечание заведующего кафедрой государственного права Южного федерального университета Ж. И. Овсепян о том, что исполнять решения Европейского Суда по правам человека необходимо таким образом, «чтобы это не было вторжением в суверенитет государства, здесь действительно есть основание и науке подумать, ну и, конечно, институтам власти», В. В. Путин заявил следующее: «Здесь решение-то достаточно простое. При ратификации всегда возможны оговорки, вот и все, защищающие именно то, о чем Вы сказали, — суверенитет. Об этом просто заранее нужно подумать»17. В связи с этим возникает вопрос: Что мешало парламентариям и иным властным структурам при подготовке данного Заявления и при его утверждении сделать следующее принципиальное дополнение «если это не будет нарушать и дух, и букву Конституции Российской Федерации»? Но ведь этого при ратификации не сделали. Следовательно, норма Федерального закона о признании «юрисдикции
Там же.
17
в
ЕСТНИК иваненко ВС- К Р сгк
УНИВЕРСИТЕТА Международные договоры и Конституция России
имени О.Е.Кутафина(МГЮА) в российской правовой системе...
Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней» по делам против России является абсолютной, не допускающей иного толкования.
В отечественной доктрине и практике проблема соотношения норм международных договоров и норм Конституции Российской Федерации считается практически решенной. Преобладает подавляющее мнение, активно поддерживаемое и развиваемое прежде всего юристами-конституционалистами, что примат международных договоров и решений международных судов над нормами российского права во внутригосударственных спорных или коллизионных ситуациях не распространяется на Конституцию России, которая не подпадает под закрепленную ею же в ч. 4 статьи 15 Конституции правовую категорию «закон», поскольку сама Конституция рассматривается как особый нормативный правовой акт наивысшей юридической силы в российской правовой системе, не допускающий какого-либо нормативного превосходства или верховенства над собой.
Но так ли это?
Все исследователи этой проблемы ссылаются на юридико-терминологи-ческие формулировки ст. 4 и 15 Конституции. Но внимательно их проанализируем.
Статья 4 в ч. 2 зафиксировала: «Конституция Российской Федерации и федеральные законы имеют верховенство на всей территории Российской Федерации». Согласно ч. 1 ст. 15, Конституция «имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации». В части 4 ст. 15 Конституции закреплено: «.. .Международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора».
Однако анализ приведенных формулировок, их буквальное и логическое толкование свидетельствуют о том, что разработчики Конституции допустили серьезные юридические неточности и коллизию между данными конституционными нормами:
— во-первых, закрепленное соотношение законов и международных договоров противоречиво: «...федеральные законы имеют верховенство на всей территории Российской Федерации» (ч. 2 ст. 4), но при этом «если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора»
(ч. 4 ст. 15). Из этого следует, что Конституция в двух статьях закрепила и допу- Ш
стила в правовом пространстве России в разных ситуациях двойное «верховен- К
ство»: и норм законов, и норм договоров; □
— во-вторых, конституционная формулировка ч. 4 ст. 15 о примате меж- ^ дународных договоров в целом над нормами российских законов породила две А очень сложные проблемы:
а) при наличии межгосударственных, межправительственных и межведомственных договоров как соотнести, например, межведомственные договоры с федеральными законами и самой Конституцией;
Ш И
Н К
НАУКИ
б) соответствуют ли духу и букве ч. 4 ст. 15 Конституции высказываемые научные мнения и официальные правовые позиции о примате в правовой системе только ратифицированных международных договоров России;
— в-третьих, в ч. 4 ст. 15 Конституции для определения места вхождения и нахождения международных договоров в правовом пространстве России использована терминологическая категория «российская правовая система», которая, как это ни удивительно, став конституционной, тем не менее не имеет в правовом сообществе общесогласованного и устоявшегося понимания и содержания.
Здесь важно иметь в виду, что под российской правовой системой мы понимаем правовой комплекс принципов и норм, состоящий из трех относительно автономных блоков:
1. Комплекс норм (общепризнанных и договорных) международного права, признание и применение которых санкционировано Российской Федерацией.
2. Система права Российской Федерации (система российского права) — основной и самый крупный блок норм, принципов, институтов и отраслей права.
3. Нормы иностранного права, допуск и применение которых санкционированы Российской Федерацией;
и, наконец, в-четвертых, самое главное — более глубокий анализ норм Конституции подводит нас к неожиданному, даже на первый взгляд парадоксальному, но принципиально важному вопросу: а абсолютно ли верховенство Конституции в правовом пространстве Российского государства? Сама Конституция на этот вопрос не только не дает прямого и точного ответа, но и недостаточно четкими (а порой и противоречивыми) формулировками статей 4 и 15 в определенной степени его запутывает.
Добавляет неопределенности в эту проблему и Федеральный закон «О международных договорах Российской Федерации» 1995 года, в ст. 22 которого закреплено: «Если международный договор содержит правила, требующие изменения отдельных положений Конституции Российской Федерации, решение о согласии на его обязательность для Российской Федерации возможно в форме федерального закона только после внесения соответствующих поправок в Конституцию Российской Федерации или пересмотра ее положений в установленном порядке». Закон, как видим, содержит положение о возможности и последующей обязательной необходимости изменения норм Конституции согласно требованиям международного договора.
Если принять во внимание, что в ст. 3 Закона закреплена классификация международных договоров на три вида — межгосударственные, межправительственные и межведомственные, то использование в ст. 22 общего термина «международный договор» дает основание считать, что все эти виды договоров должны быть проанализированы на их непротиворечивость нормам Конституции и в случае обнаружившегося противоречия пройти ратификацию посредством федерального закона только «после внесения соответствующих поправок в Конституцию Российской Федерации или пересмотра ее положений».
Не уменьшили числа вопросов и правовые позиции, занятые высшими судебными органами страны. Верховный Суд России в своих разъяснениях судам сузил круг международных договоров, имеющих приоритет перед нормами российских законов, указав, что в ст. 15 Конституции речь идет о международном
"Т^ЕСТНИК
Ш Я УНИВЕРСИТЕТА
ЩЬ имени О. Е. Кутафина (МГЮА)
Иваненко В. С.
Международные договоры и Конституция России в российской правовой системе...
67
договоре, «решение о согласии на обязательность которого для Российской Федерации было принято в форме федерального закона»18, т.е. только о ратифицированном договоре. Позднее Верховный Суд обратил внимание судов на то, что правила действующего международного договора России, согласие на обязательность которого было принято не в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении лишь подзаконных нормативных актов, изданных органом государственной власти, заключившим данный международный договор19. Как видим, толкование норм Конституции дал Верховный Суд, тогда как такими полномочиями в Российском государстве, согласно п. 5 ст. 125 Конституции, наделен только Конституционный Суд, но он пока молчит.
Ощущение явной противоречивости вышеприведенных и анализируемых норм Конституции еще более усиливается после сопоставления приведенных норм с другими важными нормами, находящимися в правовой системе России.
Закон «О международных договорах Российской Федерации» в ст. 1 установил следующую последовательность в иерархии норм договорного правоприменения: «Международные договоры Российской Федерации заключаются, выполняются (выделено мною. — В. И.) и прекращаются в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права, положениями самого договора, Конституцией Российской Федерации, настоящим Федеральным законом». Из этой формулировки также следует, что все правоприменители внутри российской правовой системы при выполнении международных договоров руководствуются сначала международными общепризнанными и договорными нормами, и только потом уже нормами Конституции; таким образом, «верховенство» здесь бесспорно отдано не Конституции, а нормам международных договоров.
Проблематичность рассматриваемой ситуации еще более усугубляется тем, что в самой правовой системе России есть нормы, ставящие под сомнение верховенство Конституции в данной системе. Речь идет о ст. 26-27 Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 г.20, являющейся одним из важнейших международных правовых актов и, согласно положениям ч. 4 ст. 15 Конституции, составной нормативно-обязательной частью российской правовой системы. Из императивных норм этих статей следует, что Российское государство как участник любого международного договора России обязано добросовестно выполнять свои международные договорные обязательства и не может ссылаться на положения своего внутреннего права для оправдания невыполнения им международного договора.
При этом очень важно отметить, что, в отличие от законодательства и практики России, классифицирующих международные договоры Российской Феде-
га
18 Статья 5 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 31 октя- 1П бря 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской ^ Федерации при осуществлении правосудия» // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1996. № 1. ^
19 Пункт 8 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября ^ 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм щ международного права и международных договоров Российской Федерации» // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2003. № 12.
20 Ведомости Верховного Совета СССР 1986. № 37. Ст. 772.
I к
НАУКИ Ъ
рации на межгосударственные, межправительственные и межведомственные, Венская конвенция такого деления не проводит, рассматривая с позиций международного права все заключенные государством договоры как обладающие одинаковой юридической силой и налагая на государства обязанность соблюдать все международные договоры, независимо от того, какой государственный орган заключил договор от имени государства. Главное при этом — чтобы данный орган обладал правом на заключение международных договоров по внутреннему праву данного государства.
Где же место Конституции в этом сложном переплетении международной и внутрироссийской правовых систем и их элементов? Ответ нужно искать в самой Конституции.
На первый взгляд здесь все понятно: Конституция России определила свое место и роль в российском правовом пространстве достаточно четко в п. 2 ст. 4 и п. 1 ст. 15 — Конституция, бесспорно, обладает «верховенством», «имеет высшую юридическую силу», «прямое действие», «применяется на всей территории Российской Федерации» и ей не должны противоречить «законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации».
Однако внимательное прочтение, уяснение и толкование формулировок ч. 1 ст. 15 Конституции позволяет сделать следующие принципиальные выводы:
— во-первых, сопоставление первой фразы ч. 1 ст. 15 — Конституция « имеет высшую юридическую силу» — с императивом следующей фразы: «Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции» — действительно ставит Конституцию на вершину всей иерархии правовой пирамиды, но только лишь пирамиды норм российского права;
— во-вторых, использование предлога «в» во фразе «акты, принимаемые в Российской Федерации» имеет в контексте данной статьи особый смысл и означает, что и здесь речь идет лишь о принимаемых в России внутрироссийски-ми органами российских правовых актах;
— в-третьих, указание на применение Конституции «на всей территории Российской Федерации» преследует сугубо внутрироссийскую политико-правовую цель — обеспечить территориально-правовое единство Федерации и ее субъектов;
— в-четвертых, из формулы «Конституция... применяется на всей территории Российской Федерации» вовсе не следует, что на территории России не могут применяться и иные, не российские по своей юридической природе, нормы права.
Итак, верховенство Конституции Российской Федерации имеет четыре, да и то лишь внутригосударственных, аспекта:
— политико-территориальный — в России нет территорий, свободных от действия Конституции;
— политико-правовой — Конституция не нуждается в каком-либо утверждении субъектами Федерации;
— формально-юридический — Конституция стоит на вершине иерархии всех законов и иных правовых актов, принимаемых в Российском государстве;
— административно-правовой — верховенство конституционных норм обеспечивает целостность и единство всей системы государственной власти в России.
в
ЕСТНИК мваненко В С К Р со
УНИВЕРСИТЕТА Международные договоры и Конституция России
имени О.Е.Кутафина(МГЮА) в российской правовой системе...
Из всего вышесказанного вытекают следующие принципиально важные выводы:
1. Конституция России закрепила свое абсолютное верховенство лишь в системе российского права, но она не распространяет и не может распространять свое исключительное юридическое верховенство на нормы международного и иностранного права, допущенные в установленном порядке в правовую систему России.
2. Конституция, являясь высшим законом государства, своеобразным «законом законов», принятым внутри Российского государства субъектами внутригосударственного правотворчества, не может распространять свое верховное действие на допущенные в российскую правовую систему нормы международного права, разработанные и принятые совершенно иными субъектами в разные века и эпохи (часто без участия нашей страны) или нормы права, принятые в других государствах.
3. Конституция зафиксировала лишь возможность и порядок допуска не противоречащих ей инородных норм нероссийского права в правовую систему России и условия их действия и применения (допуская при этом возможность изменения своих норм в случае их противоречия нормам международных договоров).
Трудно представить, что Конституция России обладает верховенством над такими фундаментальными для мирового сообщества международными договорами, уже находящимися и действующими в российской правовой системе, как Устав ООН, Устав Совета Европы, Устав СНГ, Международные пакты о правах человека, Европейская конвенция о защите прав человека и сотнями других договоров. В современном мире стал уже повсеместно общепризнанным принцип, согласно которому государство, заключая тот или иной международный договор, берет на себя обязательство привести свое законодательство, судебную и административную практику в соответствие со своими обязательствами по данному договору. И здесь государство вправе либо добиваться в ходе переговоров непротиворечия заключаемых им международных договоров своей Конституции, либо не допускать заключения противоречащих Конституции договоров, либо при заключении договора делать к нему оговорку о неприменении государством конкретного положения данного договора, либо в случае обнаружившегося противоречия разрешать коллизию, согласно ст. 22 Закона о международных договорах, путем «внесения соответствующих поправок в Конституцию Российской Федерации или пересмотра ее положений в установленном порядке».
Эта позиция нашла свое закрепление и в Венской конвенции о праве международных договоров, установившей общие императивные нормы для всех государств-участников любого международного договора: «Каждый действующий Ш договор обязателен для его участников и должен ими добросовестно выпол- П няться» (ст. 26); «Участник не может ссылаться на положения своего вну- □ треннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора» (ст. 27). ^
Заключение международных договоров — добровольное дело Российской А
Федерации (как и каждого суверенного государства). При заключении договора Российское государство должно соотносить вытекающие из него международные обязательства с нормами своей Конституции и иных нормативных правовых актов. Но заключив международный договор, Российское государство обязано его
И
НАУКИ
добросовестно выполнять в сфере и международных, и внутригосударственных отношений и, согласно вышеуказанной ст. 27 Венской конвенции о праве международных договоров, «не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора». Это положение прочно утвердилось в международной правоприменительной, в том числе и судебной, практике.
Конституция в российской правовой системе не обладает абсолютным верховенством; в российской правовой системе ст. 4 и ч. 1 ст. 15 Конституции РФ закрепили территориально-правовое верховенство норм Конституции России, а ч. 4 ст. 15 зафиксировала нормативно-правовое верховенство международных договоров России.
Здесь важно понимать следующее: примат норм международных договоров над нормами Конституции России касается не установления соотносимости юридической силы этих актов в целом, а находится лишь в плоскости правоприменительной практики. Во внутренних международно-российских коллизионных ситуациях при разрешении конкретных вопросов и дел должен действовать принцип приоритета применения норм международных договоров Российской Федерации. Конституция в ч. 4 ст. 15 признала и закрепила не общий примат норм международных договоров, а лишь приоритет применения договоров в случае возникновения конкретной коллизионной ситуации.
Если бы был предусмотрен общий примат норм международных договоров над нормами Конституции, то это означало бы, что в случае противоречия международной договорной норме конституционная норма должна прекратить свое действие. Примат же применения в каждой отдельной ситуации означает, что в случае противоречия в том или ином конкретном случае применяется норма международного договора, но это не лишает соответствующую норму Конституции или любого иного правового акта России их юридической силы и не ведет к их автоматической отмене или неприменимости; они продолжают успешно применяться в любых иных, не коллизионных, ситуациях.
В исключительных случаях возможно и превалирование норм Конституции над международными договорными нормами, когда применение международных норм в процессе конкретной правоприменительной ситуации будет противоречить важным общественным интересам, публичному порядку, то есть — основам конституционного строя Российского государства, либо существенно сузит объем прав и снизит степень юридических гарантий для субъектов правоотношений. Можно предположить возможность возникновения коллизионной ситуации, когда правоприменительный примат той или иной нормы Конституции над нормой международного договора будет безусловен, но в действительности подобное может происходить нечасто.
Одной из таких возникших проблем и является сложная ситуация, которую имел в виду Президент России В. В. Путин, когда в процитированном вначале данной статьи своем заявлении сослался на недавнюю правоприменительную практику Великобритании, согласно которой решения Европейского Суда по правам человека не применяются, «если эти решения не соответствуют Конституции Великобритании». Речь, по всей видимости, идет о решениях Европейского Суда по делу «Херст против Великобритании» 2005—2006 гг., получивших широкий международный общественный резонанс. В двух своих решениях Европейский
в
ЕСТНИК М,ваненк°ВС- К Р -7Л
УНИВЕРСИТЕТА Международные договоры и Конституция России 7 1
имени О.Е.Кутафина(МГЮА) в российской правовой системе...
Суд по правам человека признал Великобританию виновной в нарушении статьи 3 Протокола 1 Конвенции. Суд счел, что установленный законодательством Великобритании запрет на голосование для осужденных заключенных, не зависящий ни от тяжести преступления, ни от срока приговора, является непропорциональным и противоречит положениям Конвенции. Однако правительство, парламент и общественность Великобритании выступили против выполнения решений ЕСПЧ о предоставлении заключенным права на участие в выборах. Возникло юридическое противостояние Европейского Суда и властей Великобритании.
Эта проблема в 2013 году напрямую затронула и Россию, выразившись в возникновении очень сложной коллизионной ситуации (отражением которой и стало, в частности, столь эмоциональное ее обсуждение на вышеназванной встрече президента с заведующими кафедрами 7 ноября 2013 г.). В деле «Анчу-гов — Гладков против России» по аналогичной проблеме избирательного права Европейский Суд признал противоречащим Конвенции по правам человека теперь уже положения самой российской Конституции. Особую сложность выполнению решения Европейского Суда придает то обстоятельство, что запрет на голосование осужденных заключенных закреплен в России на высшем, конституционном, уровне — в ч. 3 ст. 32 Конституции России.
Европейский Суд отверг аргументы Правительства России, и, в частности, о том, что Конституция РФ имеет приоритет перед международными договорами России, а потому ЕСПЧ не имеет компетенции рассматривать положения российской Конституции на предмет их соответствия Европейской конвенции. ЕСПЧ указал, что Россия, ратифицируя Конвенцию, приняла на себя обязательство обеспечить каждому, находящемуся под ее юрисдикцией, соответствующие права и свободы, а также признала компетенцию ЕСПЧ выносить решения об исполнении или неисполнении Россией этого международного обязательства. Речь в деле идет не об абстрактном несоответствии Конституции и Конвенции, а о конкретном нарушении прав заявителей, предусмотренных Европейской конвенцией. Решение Европейского Суда еще более актуализировало рассматриваемые в данной статье две проблемы: соотношение и взаимодействие Конституции России и международного договора России и разрешение в этом контексте противоречия норм Конституции и норм Европейской конвенции как международного договора России. И каков в связи с этим механизм юридически корректного и точного исполнения решения ЕСПЧ?
Как отмечал в одном из своих выступлений Председатель Конституционного Суда РФ профессор В. Д. Зорькин, подобный механизм еще нуждается в совершенствовании и корректировке. Однако, тем не менее, считает В. Д. Зорькин, должен действовать «приоритет Конституции для национальных конституционных судов и правовой системы в целом в тех случаях, когда национальная Ш Конституция способна более полно обеспечить защиту прав и свобод челове- П ка и гражданина по сравнению с соответствующими нормами международного □
договора»21. Сам Конституционный Суд России в своем Постановлении № 27-П ^
А
Ш
21 Зорькин В. Д. Положение и перспективы конституционного правосудия // Доклад на И
Международной конференции «Положение и перспективы конституционного правосудия» (Республика Сербия. Белград. 17 октября 2013 г) // http://www.ksrf.ru/ru/News/ Speech/Pages/ViewItem.aspx?ParamId=62
Н К
НАУКИ Ъ
от 2 декабря 2013 г. предложил, как представляется, удачный на сегодняшний день юридический механизм разрешения возникавших коллизий через запрос нижестоящих судов о соответствии оспариваемой Европейским Судом нормы федерального законодательства нормам Конституции22. Теперь необходимо найти юридически грамотное и корректное решение по проблеме коллизионных ситуаций, вытекающих из дела «Анчугов — Гладков против России» и иных аналогичных дел.
В целом же признание Россией приоритета международных норм соответствует общей стратегической тенденции мирового правового развития на основе всеобщего сближения, интеграции и глобализации, формирования единых экономических и политико-правовых пространств со все большим и большим кругом государств, активного процесса интернационализации конституционных устоев государств и их правовых систем. Россия — один из ведущих субъектов международно-правовых отношений, и она подвержена влиянию объективных процессов мирового развития.
Очевидно, что в рамках как общемировой глобализации, так и близкой нам европейской интеграции с разной степенью универсальной, региональной и отраслевой активности и скорости развивается и правовая глобализация23; основные ее формы — это сближение, гармонизация, унификация правовых систем государств, их норм, принципов и институтов, в том числе и интернационализация конституционных устоев государств. И ведущим средством в этом всемирном процессе правовой унификации и глобализации выступают международные договоры. Именно в международных договорах государства юридически закрепляют согласованные ими компромиссные правила общественных отношений (как международного, так — все чаще — и внутригосударственного характера) и берут на себя обязательства привести свое законодательство (в том числе конституции), правоприменительную практику и другие элементы своих правовых систем в соответствие с принятыми ими международными договорно-правовыми обязательствами. Важно при этом не нарушить необходимый баланс международных и внутригосударственных правовых интересов и сохранить российскую юридическую самобытную идентичность.
23
22 Постановление Конституционного Суда РФ «По делу о проверке конституционности положений статьи 11 и пунктов 3 и 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом президиума Ленинградского окружного военного суда» № 27-П от 6 декабря 2013 г. // http://www.ksrf.ru/ru/Decision/Pages/default.aspx
Судья Конституционного Суда РФ Н. С. Бондарь, используя термин «правовая глобализация», отмечает, что он отражает качественные характеристики интернационализации правовых систем и нарастания на этой основе общего в нормативно-правовой жизни современной цивилизации. Объективная тенденция нарастающего влияния международного права на систему и отрасли внутреннего права России и гармонизации внутреннего и международного права в результате набирающего силу процесса глобализации вполне очевидна (Бондарь Н. С. Современный конституциализм — основа правовой глобализации // Правовая система России в условиях глобализации. Сборник материалов круглого стола. М., 2005. С. 40—44).
