CC BY
40
А. Ю. Гашенко
МЕЖДУНАРОДНОЕ ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО: КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ПОДХОДЫ
В настоящей статье рассматриваются различные теоретические подходы к феномену возникновения международного гражданского общества под воздействием глобализации. Анализируются основные трактовки этого понятия и принципы рассмотрения его в мировой политологии. Исходя из различного понимания последствий глобализации политического, экономического, социального и культурного характера феномен международного гражданского общества можно воспринимать с разных точек зрения.
Ключевые слова, гражданское общество, глобализация, глобализационные процессы.
Гражданское общество приобретает международный характер в условиях глобализации. При анализе влияния глобализации на гражданское общество как национального, так и глобального уровня необходимо уточнить вопрос о ее носителях, т. е. формах ее проявления. Ряд исследований глобализации указывает на капиталистический рынок или коммуникационные технологии как на ее главных агентов, что лишь подтверждает весьма туманное представление об ее носителях. Бесспорно, институты рынка, и коммуникационные технологии являются важными агентами глобального управления, однако для нашего аспекта анализа полезно отличать такие корпоративистского характера институты от институтов гражданского общества. Д. Шмидт выделяет четыре основных концептуальных подхода, определяющих направления научной мысли в западной литературе при анализе и оценке современного состояния гражданского общества: а) гражданское общество в контексте постсоциалистических преобразований; б) гражданское общество как «третий сектор»; в) транснационализация гражданского общества; г) деви-антные формы не-гражданского общества (см.: Шмидт, 2006).
Взгляд на гражданское общество с точки зрения посткоммунистической трансформации сосредоточен на его ведущей роли в демократизации общества. Но если позитивному влиянию гражданского общества на процесс перехода к демократии уделяется чрезвычайно много внимания, то обратный эффект — влияние продолжающихся преобразований на формирование гражданского общества — рассматривается гораздо реже. Только сейчас некоторые исследователи приходят к выводу, что именно слабая институцио-
© А. Ю. Гашенко, 2011
нализация организаций гражданского общества, а не их слабое влияние заслуживает большего внимания исследователей, так как эмпирические наблюдения приводят к более сложному описанию гражданского общества.
Дж. Коэн и Э. Арато в связи с рассмотрением вариантов переходов от бюрократическо-авторитарных систем вычленяют следующие процессы: а) инициация, когда происходят внутренние расхождения в самом режиме, что используется гражданским обществом; б) консолидация, когда идет процесс обоснования новых политических отношений как субъективного принятия ценностей и норм демократии, так и подтверждается наличие основных факторов надежности дальнейшего функционирования демократических институтов; в) завершение, т. е. демобилизация гражданского общества, его институционализация и обращение к политическому обществу (Коэн, Арато, 2003).
Гражданское общество часто рассматривается как «третий сектор», действующий независимо от двух секторов общества — государства и рынка, но в то же время играющий роль посредника между ними. Этот «третий сектор» должен состоять из организаций, которые имеют формальную структуру и независимое управление. Они платят налоги и обеспечивают работой значительную часть населения, но при этом носят некоммерческий характер. Эти организации принимают различные правовые формы: политические партии, профсоюзы, церкви, а также многочисленные другие организации, включая ассоциации, фонды, организации работодателей, профессионалов и т. д.
Неправительственные организации — это формальные самоуправляемые добровольные некоммерческие организации. Под самоуправляемыми Л. Горденкер и Т. Вайс понимают относительную автономность по отношению к государству, капиталу и другим организациям (Gordenker, Weiss, 1994, p. 20). На самом деле существование НПО является индикатором того, насколько сложны взаимоотношения между государством и негосударственными структурами. Степень, до которой негосударственные структуры на самом деле являются добровольными, остается вопросом. Гражданское общество не является сферой неограниченной свободы объединений: обычно существуют различные степени реальной цены, которую необходимо заплатить, покидая некоммерческую организацию.
Наряду с неправительственными организациями можно выделить и социальные движения. НПО отличаются от социальных движений более ограниченными целями, более умеренными средствами, более явными и институционализированными структурами и менее массовым публичным участием.
Весьма перспективным представляется изучение все более заметной интеграции местных организаций гражданского общества в транснациональные сети гражданских активистов. Это сравнительно новое направление отличается повышенным вниманием к неправительственным организациям как главным представителям гражданского общества. Однако в контексте проблем комплексной взаимозависимости неизбежна транснационализация огромного спектра отношений, которые традиционно принято относить к внутренним, в том числе обусловленным социальными отношениями. Дж. Най и Р. Кохэн считают, что «к транснациональным относятся мультинациональные предприятия, секретариаты международных профсоюзов, религиозные организации мирового масштаба, фонды с широкой географией действия... Благодаря мировой системе массовой коммуникации различные группы, принадлежащие к разным слоям общества — студенты, радикалы, военные, расовые меньшинства и др. — имеют возможность наблюдать за поведением друг друга» (Най, Кохэн, 2002, с. 155).
Направление исследований «не-гражданского общества» возникло недавно в связи с концепцией не-гражданского общества как одного из подмножеств гражданского общества. Оно может включать в себя группы, программы которых отличаются от прозападных, либеральных, демократических программ, или социальные движения, бросающие вызов западным нормативным представлениям о гражданском обществе вообще и в посткоммунистических государствах в особенности (см.: Шмидт, 2006). Западное видение гражданского общества в целом было в значительной степени окрашено оптимизмом: в нем предполагались такие достоинства, как честность, плюрализм, толерантность, добровольность, независимость и интерес к общественным проблемам с ориентацией на их публичное обсуждение. Исследователи, использующие нормативный подход и моральные критерии, полагают, что если гражданское общество само по себе не прогрессивно, основано на властной монополии или неравенстве и имеет недемократичное внутреннее устройство, то оно не может считаться таковым или не выполняет стоящих перед ним задач.
Опираясь на такие подходы, криминальные группы нельзя отнести к структурам гражданского общества, однако часто формально они имеют статус НКО и достаточно трудно проследить цели и формы их деятельности. Однако общепризнано, что они так или иначе влияют на гражданское общество, подчиняя себе отдельные его структуры или группы интересов, а также представителей СМИ, либо угрожая им, либо беря на себя обеспечение безопасности и финансирование.
Следующая тенденция выражается в формировании «негражданского общества» под предлогом заботы о безопасности и, в частности, борьбы с терроризмом. Правительства могут использовать борьбу с терроризмом с целью уничтожения политической оппозиции, контроля над гражданским обществом либо создания атмосферы подозрительности в отношении организаций гражданского общества. И тогда в ряду основных ценностей гражданского общества на первое место выдвигается и абсолютизируется проблема безопасности, что существенно ограничивает плюрализм и открытость социума.
В последнее время проблемы гражданского общества, относящиеся к взаимосвязи личности, социальных групп, общественных формирований и государства находятся в центре внимания наших ученых, журналистов и политиков. Возрождение интереса к гражданскому обществу как социальному феномену связано прежде всего с теми социально-политическими потрясениями, которые происходят на Ближнем Востоке в последнее время. В этой связи всё бóльшую популярность набирают идеи реализации концепции международного гражданского общества. Среди ученых как в нашей стране, так и на Западе существует много разных подходов к изучению данного феномена, но до сих пор нет единого мнения относительно его сущности, происхождения и методологических подходов к изучению.
В настоящее время большую популярность приобретает теория сетевого общества, предложенная Мануэлем Кастельсом. В центре этой теории находится понятие сети, которая представляет собой глобализированные в области производственных отношений, в сфере власти, в сфере личного опыта взаимоотношения в обществе. Движущей силой такого общества является информация. В настоящее время власть все более отождествляется с доступом к информации, а также с манипулированием кодами культуры.
Сетевая теория доказывает существование глобального гражданского общества, субъектами которого являются не столько мак-росоциальные организации, предусматривающие международное членство (Amnesty International, Greenpeace и др.), сколько автономные международные организации, такие как Right Watch и др. Сети гражданского общества возникают прежде всего в тех областях, которые вызывают серьёзную обеспокоенность международной общественности (см.: Карнаух, 2002, с. 113).
Сетевая теория описывает современную ситуацию как взаимное влияние друг на друга информации и культуры. Формирующаяся информатизированная культура начинает вбирать в себя коллективные идентичности, освобождённые от старых структур власти. В
результате формируется «новая идентичность», которая должна использовать информационную культуру во благо демократии. Вертикальная иерархия заменяется горизонтальной. Власть растворяется в глобальных сетях, которые не контролируются каким-либо одним конкретным агентством. «Новая власть, — пишет Кастельс, — содержится в кодах и в образах репрезентации, вокруг которых общества организуют свои институты, а люди строят свою жизнь, определяют свое поведение» (Кастелъс, 2000, с. 27). В реальном мире сосуществуют и взаимодействуют досовременные, современные и постсовременные социальные системы. Наиболее развитые в экономическом и культурном отношении страны Запада уже выходят на постсовременный уровень развития. Многие государства находятся на современной стадии развития или на этапе перехода к ней.
Так называемые развивающиеся страны относятся по данной типологии к переходным или традиционным формам общества, в которых гражданское общество находится еще в «эмбриональном» состоянии.
Транснациональный процесс формирования консенсуса включает участников неофициальных форумов, таких как Трехсторонняя комиссия, Бильдербергская конференция, Общество «Монт Пелерин», а также некоторых официальных, таких как ОЭСР, Банк международных расчетов (В18), МВФ и G-8, которым государства становятся все более подотчетны. По многим параметрам они формируют дискурс, в рамках которого обсуждаются проблемы.
Глобализация в экономике проявилась через следующие феномены: рост международных рынков банковского капитала и ценных бумаг, конец системы Бреттон-Вуда и ее замена свободным колебанием курсов валют, развитие рынков евровалюты и еврооблигаций, усиление и диверсификация связей между внутренними рынками банковского капитала и ценных бумаг, постепенное регулирование стандартов, технические достижения, растущий консенсус между национальными регулирующими агентствами и растущая конкуренция между фирмами, оказывающими финансовые услуги всех видов.
Одновременно с глобализацией торговли и финансов глобализируется рынок труда. При этом все более отчетливо с 1970-х годов прослеживается тенденция к разделению труда во всемирном масштабе. Разделение труда сопровождается жесткой конкуренцией, что заставляет производителей постоянно искать новые резервы для того, чтобы их продукция оставалась на рынке. Значительно возросла миграция рабочей силы.
Глобальное развитие экономики сказалось и на других сферах,
в том числе и социально-психологической. Так, глобализация в сфере культуры представляет собой бурное явление, с трудом поддающееся контролю. Между различными сферами культурной глобализации существуют как противоречия, так и совпадения. По мнению П. Бергера, если и есть аспект, который присутствует во всех этих сферах, то это индивидуализация: все сферы зарождающейся глобальной культуры способствуют независимости индивида от традиции и сообщества (Бергер, Хантингтон, 2004). Индивидуализация должна рассматриваться как социально-психологический процесс, эмпирически проявляющийся в поведении и сознании людей независимо от идей, которые могут быть у них по этому поводу. Другими словами, индивидуализацию как эмпирическое явление необходимо отличать от «индивидуализма» как идеологии, хотя они нередко бывают связаны друг с другом.
Такой подход позволяет объяснить привлекательность новой глобальной культуры. Как известно, модернизация разрушает господство традиции и духа коллективности, что автоматически делает индивида более самостоятельным. Это означает освобождение, но может ощущаться и как бремя. «Индивидуализм» как идеология дает обоснование этому освобождению и облегчает бремя свободы. П. Бергер считает, что у новой глобальной культуры есть существенное сходство с процессом модернизации, а в условиях глобализации эти процессы во многих странах совпадают друг с другом.
Наглядное проявление зарождающейся глобальной культуры — средства распространения культуры массовой, которую тиражируют коммерческие предприятия всех видов. Массовая культура проникает в широкие слои населения во всем мире. Масштабы этого проникновения едва ли можно преувеличить. Разумеется, большая часть массовой культуры носит поверхностный характер в том смысле, что не оказывает серьезного влияния на взгляды, систему ценностей и поведение населения.
Зарождающаяся глобальная культура имеет средства распространения, рассчитанные как на широкие слои населения, так и на представителей элиты. По мнению П. Бергера, самым важным средством для элиты является то, что С. Хантингтон удачно окрестил давосской культурой — международной культурой ведущих деловых и политических кругов мира (Бергер, Хантингтон, 2004, с. 12). Ее основной двигатель — международный бизнес — тот же самый двигатель, который управляет экономической и технологической глобализацией.
Нельзя не отметить, что глобализация — это и такое явление, как экспансия транснациональной криминальной деятельности, прячущаяся за многими источниками: слабость государства во мно-
гих частях мира, включая Центральную Африку; ослабление государства, особенно на Востоке; слабость и неспособность межправительственных организаций обратить внимание на этот феномен; взрывное развитие технологий, облегчающих почти немедленный трансферт денег и снижающих стоимость транснациональных перевозок, а также возможность действия индивидуумов и коллективов по всему миру. Глобализация вывела на политическую арену и такие организации, как террористические, у которых появилась возможность использовать результаты глобализации в своих корпоративных интересах. Особенно остро это ощущается в информационной сфере, где возникает опасность информационного терроризма.
Итак, понимание глобализации различается в зависимости от теоретических позиций авторов. Реалисты, признавая наличие существенных изменений в современном мире, рассматривают глобализацию, скорее, как процесс эволюционного развития мира, а не как качественный скачок в его преобразовании. Неомарксисты видят в современных процессах заключительную стадию развития капитализма, порождающую все большую поляризацию мира по экономическому параметру и политическую нестабильность. Для большинства исследователей, придерживающихся неолиберальной традиции, глобализация — качественно новый этап развития политической структуры и мира, человеческой цивилизации в целом.
Глобализация также содержит в себе зерна контргегемонист-ских сил, включая социальные движения, формируемые теми, кого в наибольшей степени она негативно затронула. Эта продолжающаяся диалектическая или всеобъемлющая концепция процесса глобализации является одной из причин того, почему представляется неправильным ставить знак равенства между глобализацией и современностью (модернити).
Дж. Шольте указывает на продолжающееся существование национальных фирм, национальных валют и национальных рынков (Scholte, 2000, p. 3). Он также подчеркивает, что одной из главных целей «Нового международного информационного порядка», подписанного большинством стран мира, было юридическое закрепление права государств на ограничение информации об их стране и межправительственных институтах, таких как ООН, которые фактически являются институтами государств. Дж. Шольте имеет в виду, что большинство фирм в большинстве стран имеют в качестве своего первичного, если не единственного, рынка людей, проживающих в той стране, где они находятся.
Л. Паули и С. Рейч говорят о несколько ином моменте. Они утверждают, что «национальность, лежащая в основе многонациональных фирм, остается жизненно важным детерминантом природы
адаптации фирмы к динамичным рынкам» (Pauly, Reich, 1997, p. 4), т. е. различия сохраняются и в эпоху глобализации.
В свою очередь диалектическая концепция процесса глобализации означает, что глобализация стимулирует силы оппозиции, которые столь же вероятно могут привести к растущей фрагментации мира. Ф. Фукуяма видит в этом иронические последствия глобализации: «Одна из иронии конвергенции крупных институтов после конца холодной войны заключается в том, что люди по всему миру теперь еще в большей степени осознают культурные различия, которые их разделяют» (Fukuyama, 1995, p. 5). Он имеет в виду, что американцы узнали о различиях между японским и американским капитализмом, а жители Азии обеспокоены американским эгоизмом и готовностью настаивать на индивидуальных правах в ущерб общему благу. Он относит это к тем причинам, которые С. Хантингтон характеризует в своей теории раскола мира по циви-лизационным линиям. Другие исследователи связывают это с развивающейся диалектикой своего рода глобальной версии знаменитого утверждения К. Поланьи о «двойном движении». К. Поланьи предвидел, что «саморегулирующийся рынок» в Великобритании приведет к колоссальным издержкам, главной из которых будет экономическая и социальная поляризация (Поланьи, 2002). Это создаст основу для атак на него со всех сторон. Глобализированная версия этого видится в освобождении рынков капитала во имя сокращения торговых барьеров и изменении или заключении договоров, что приведет к маргинализации людей по всему земному шару. Представляется, что эти люди обладают потенциалом для формирования контргегемонистского блока, превратив глобальное гражданское общество в арену жарких баталий, где результаты конфликтов будут определяться силой и стратегиями, доступными для конфликтующих сторон. Остается открытым вопрос о возможностях и степени выживания демократии во все более глобализирующемся окружающем мире.
Р. Робертсон утверждает, что часть споров по поводу термина «глобализация» связана с вопросом, является ли реакция частью процесса глобализации как такового. Он использует религиозный «фундаментализм» в качестве примера и отмечает, что сначала он объяснялся как социальное самовыражение, как определенная реакция на глобализацию (Robertson, 1992). Теперь, однако, он утверждает, что теоретики склонны воспринимать его как пример ценности партикуляризма и в таком качестве как составную часть самого процесса глобализации. Р. Робертсон говорит о СNN как наиболее ярком примере множественного, нелинейного воздействия глобализации. Он признает, что передачи глобальных новостей
СNN не имеют того глобализирующего эффекта, который им часто приписывается, поскольку их аудитория ограничена и избирательна, особенно за пределами США, где большинство их зрителей — состоятельные американцы, старающиеся следить за передачами на английском языке, особенно посвященные событиям в США. Но, как оказалось, существование СNN привело к возрастающему вниманию к международным новостям со стороны других сетей. Последствия этого более чем существенны, поскольку эти сети доступны представителям различных классов и потенциально могут сыграть важную роль в развитии глобального гражданского общества.
Дж. Шольте отмечает, что частично как следствие политики, пропагандируемой МВФ, ГАТТ и теперь ВТО, по всему миру произошел рост потребления и отход от обеспечиваемой государством социальной защищенности. Это говорит о том, что если политика, связанная с уменьшением роли государства благосостояния, часто артикулировалась этими межправительственными организациями и организациями иностранной помощи и включалась в качестве части Программы структурных преобразований, то теперь есть все основания полагать, что это является результатом глобального консенсуса среди транснационального класса менеджеров по поводу выгодности неолиберальной экономики.
Как следствие, неотъемлемой частью процессов глобализации становятся нарастающая пространственная сегрегация, отделение и отчуждение. Наиболее ярко это проявляется в усиливающемся нарушении связи между все более глобализированными, экстерриториальными элитами и остальным населением, «локализация» которого постоянно углубляется. По мнению З. Баумана, «если вновь обретенная экстерриториальность элиты ощущается как пьянящая свобода, то для остальных их территориальность не столько дом родной, сколько тюрьма. Это унизительное ощущение только усиливается оттого, что другие на их глазах пользуются полной свободой передвижения. Принося огромную выгоду ничтожному меньшинству, глобализация оставляет за рамками или превращает в маргиналов две трети населения» (Бауман, 2002, с. 90).
Глобализацию часто изображают как источник распространения демократии или усиления гражданских обществ по всему миру. Агенты демократии (или полиархии) включают в себя межправительственные организации, особенно Международный Валютный фонд и многосторонние банки развития. В качестве примера построения гражданского общества как проекта многостороннего банка развития можно привести Межамериканский Банк Развития (МБР) и Департамент стратегического планирования и операционной политики. МБР признает напряженность в ситуации, когда раз_ 161
ПОЛИТЭКС. 2011. Том 7. № 3
витием гражданского общества занимаются носители государственной власти и видит свою задачу в том, чтобы способствовать укреплению гражданского общества без ущемления его автономии. Несомненно, что решение Банка включиться в этот процесс связано с его неолиберальной миссией: «Не может быть эффективного государства со слабым гражданским обществом. Не может быть эффективной демократии или устойчивого и справедливого развития без сильного гражданского общества. Главными сдерживающими факторами этого в странах региона являются социально-экономическое исключение больших секторов населения, среди которых женщины и коренные народы, и хрупкость демократических свобод для всех граждан.
Гражданское общество усиливается с помощью социально-экономической политики, которая способствует занятости, расширению предпринимательской базы с акцентом на малый бизнес и микропредприятия, формированию человеческого капитала, искоренению бедности, усилению демократических институтов, децентрализации, гражданскому участию, защите наиболее уязвимых секторов, уничтожению гендерной и всех прочих форм дискриминации, и созданию такого институционального и правового климата, при котором гражданские права могут быть полностью реализованы.
К структурам, работающим в направлении «усиления» гражданского общества, можно отнести и различные организации США, включая Национальный фонд в поддержку демократии, и во все возрастающей степени общественные организации деятелей науки и образования. Как и в любой коалиции, где акторы часто работают вместе, в действительности не сговариваясь и даже не координируя свои действия, мотивы их различны. Одни заботятся о стабильности «на Юге» и верят в то, что демократия является лучшим средством обеспечить ее как с точки зрения подавления этнических волнений, так и сокращения вероятности внутригосударственных конфликтов. Другие идеологически мотивированы и воодушевлены кончиной «реального социализма». Как следствие, обеспокоенность по поводу государственного суверенитета и интервенции становится не столь важной, когда речь идет о поддержке справедливого дела. В то же время некоторые считают, что такая политическая программа эффективно дополняет их неолиберальную экономическую программу.
Таким образом, гражданское общество, включая его международный уровень, состоит из агентов с широким разнообразием программ, вовлеченных в политический процесс, в котором каждый из них пытается применить свою силу и влияние для достижения своих собственных целей. Так, Р. Кокс, например, убежден, что глоба-
лизация зависит от давления военно-территориальной власти, даже если она напрямую и не демонстрируется. Эта власть в настоящее время принадлежит США. Подобные цели могут быть столь же прямо противоположными демократии, сколь они должны быть освободительными (Cox, Sinclair, 1996, p. 39).
П. Аулак и М. Шехтер удачно суммируют все то, что часто принимается за проявление глобализации. «Эффективно убрав территориальное разделение между людьми, глобализация действительно способствовала развитию некоторых тенденций в сторону культурной конвергенции. Такие феномены, как глобальные рынки, выборы, СМИ и коммуникационное глобальное пространство помогли пустить в планетарное обращение множество объектов, идей, измерений, символов и слов, правил и привычек. На разных континентах можно встретить хиты поп-парадов, сигареты, бары, тарифные сигналы и «стресс», слово, которое за последние несколько десятилетий вошло во все языки мира... Распространение надтеррито-риальности привело к тому, что на всех континентах были приняты на вооружение схожие методы транспортировки, коммуникаций, производства информации и организационного управления. Процесс также вызвал значительную, хотя еще далекую от завершения конвергенцию в мировом масштабе правовых и этических принципов. Например, дискурс «прав человека» укоренился во всех точках земного шара, даже если и консенсус по поводу специфической природы этих универсальных наименований остается не достигнутым» (Aulakh, Schechter, 2000, p. 112).
Конечно, одним из самых существенных проявлений глобализации является международное гражданское общество, которое в полной мере отражает ее противоречивый характер, сочетая в себе: а) формирование новых ценностей и этоса глобальной ответственности, новых форм и практик гражданского участия и солидарности в решении глобальных проблем мирового сообщества — проекте глобализации «снизу»; б) острые проблемы отстранения или даже исключения из-за недостаточной институциональной представленностью в современной системе наднационального управления стран глобального Юга; в) тенденции сверхбюрократизации международных общественных организаций, способных воспроизводить закрытую практику деятельности транснациональных корпораций.
Как видим, противоречивость глобализации имеет множество различных проявлений. В феномене глобализации наряду с позитивными моментами обнаруживается целый ряд отрицательных: неравномерность распределения результатов глобализации и ее плохая управляемость вызывают наибольшее беспокойство. Если неравномерность распределения в значительной степени связана с
происходящими в мире объективными процессами и определенным этапом мирового социально-экономического развития, то плохая управляемость определяется во многом субъективными факторами. От того, насколько международное гражданское общество сможет взять под свой контроль глобализационные процессы, зависит будущее его развития.
Литература
Бауман 3. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2002, 390 с.
Бергер П., Хантингтон С. (ред.) Многоликая глобализация: Культурное разнообразие в современном мире. М.: Аспект Пресс, 2004, 379 с.
Карнаух В. К. Россия и глобальное гражданское общество // Стратегия формирования гражданского общества в России. Стратегии формирования гражданского общества в России: материалы форума. СПб.: Изд-во НИИХ СПбГУ, 2002. С. 113-114.
Кастельс М. Информационная эпоха. Экономика, общество и культура. М.: ГУ-ВШЭ, 2000, 608 с.
Коэн Дж, Арато Э. Гражданское общество и политическая теория. М.: Весь мир, 2003, 784 с.
Най Дж. С. мл., Кохэн Р. О. Транснациональные отношения и мировая политика // Теория международных отношений: Хрестоматия / Сост., науч. ред., коммент. П. А. Цыганков. М.: Гардарики, 2002. С. 152-167.
Поланьи К. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени. М.: Алетейя, 2002. 320 с.
Шмидт Д. Какое гражданское общество существует в России? // Pro et Contra. 2006. № 1. Январь-февраль // http://www.socpolitika.rU/rus/ngo/research/document184.shtml#header5
Aulakh P. S., Schechter M. G. Rethinking globalization(s): from corporate transna-tionalism to local interventions. Palgrave Macmillan, 2000. 285 p.
Cox R. W, Sinclair T. J. Approaches to world order. Cambridge University Press, 1996. 556 p.
Fukuyama F. Trust: The Social Virtues and the Creation of Prosperity. New York: Free Press, 1995. 457 p.
Gordenker L., Weiss T. Pluralizing global governance: Analytical approaches and dimensions // NGO, the UN and Global Governance. Boulder, CO: Lynne Rinner, 1996. 420 p.
Pauly L. W, Reich S. National structures and multinational corporate behavior: Enduring differences in the age of globalization // International organizations. 1997. Vol. 51. P. 1-30.
Robertson R. Globalization: Social Theory and Global Culture. London: Sage, 1992. 211 p.
Scholte J. A. Globalization: a critical introduction. Macmillan Press LTD, 2000. 368 p.
