CC BY
25
разделывать руками. Указывают и на некоторые другие неудобства и недостатки утреннего плова. Однако все попытки сделать утренние пловы более компактными и менее затратными пока не увенчались успехом. Более того, наблюдается тенденция к росту размаха утреннего плова, что, совершенно очевидно, не отвечает интересам людей со скромным достатком.
Сторонники утреннего плова противопоставляют критикам свои аргументы, отмечая, что он есть проявление благотворительности, подчеркивают его полезные социальные функции, прежде всего функцию сохранения национальных культурных традиций. Несмотря на большие расходы, подобная форма социального взаимодействия представляет собой все же более удобный и культурно приемлемый механизм сочетания гостеприимства, социализации и благотворительности, чем организация больших ужинов или других культурных и развлекательных мероприятий.
Так, утренний плов, будучи культурным феноменом, элементом национальных традиций - это могучее социальное действо, не только доставляющее гастрономическое наслаждение, но и имеющее глубокие социально-символические смыслы.
Ташкент, 2011.
«Дружба народов», М., 2011 г., № 7, с. 155-163.
Дина Малышева,
востоковед
МЕЖДУНАРОДНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ ЦЕНТРАЛЬНОАЗИАТСКИХ ГОСУДАРСТВ И ИСЛАМСКИЙ ФАКТОР
До середины 1990-х годов в духовной и культурной сферах народов Центральной Азии (ЦА) привилегированное положение занимала - в прошлом зачастую насильственно насаждавшаяся -российско-советская цивилизационная традиция. Во многом благодаря ей народы региона вобрали в свою культуру многие элементы европейской цивилизации, так что к началу 1990-х годов Советская Средняя Азия и Казахстан радикально отличались от своих соседей из мусульманского мира, обогнав их по уровню миропонимания, образования, развития политических процессов и мировоззрения. Не случайно же ОБСЕ - организация, объединяющая европейские страны, включила в свой состав новые независимые государства ЦА, как бы признавая авансом их сопричастность
к европейской цивилизации, что было подтверждено решением (давшимся, правда, «старейшинам» ОБСЕ очень нелегко) доверить в 2010 г. Казахстану председательство в этой организации.
Роспуск 8 декабря 1991 г. Советского Союза и подписание президентами России, Белоруссии и Украины Соглашения о создании Содружества Независимых Государств (к нему 21 декабря после принятия в Алма-Ате Декларации о целях и принципах СНГ присоединились - за вычетом Прибалтики и Грузии, ставшей действительным членом СНГ только в 1993 г., - все остальные союзные республики упраздненного СССР) кардинальным образом изменили ситуацию в ЦА. Негативные аспекты социализации народов региона после обретения ими в общем-то «дарованной сверху» независимости (идея национального самоопределения не нашла в ЦА столь же массовой поддержки, какая наблюдалась в советских республиках Прибалтики или Закавказья) усугубились. В результате центральноазиатские республики, как и большинство государств, сформировавшихся на обломках СССР, приблизились по многим показателям к странам так называемого Третьего мира.
Исламская парадигма не стала, однако, определяющей в развитии этих государств, несмотря на то, что в Узбекистане и Таджикистане, например, ислам громко заявил о себе как о политической силе. Но и в Узбекистане, и в Таджикистане, и в остальных центральноазиатских государствах приоритет был отдан развитию относительно светской и современной культуры, и местные власти - пусть не всегда демократическими методами - противостоят угрозе зарубежного влияния и агрессии исламистов.
Со второй половины 1990-х годов российско-советская ци-вилизационная традиция постепенно сдает свои позиции, ее место занимают другие соперничающие внешнеполитические и культурные тенденции. Все 1990-е годы Центральная Азия как бы примеряла на себя турецкую, китайскую, корейскую и иные модели. Одновременно страны региона постепенно вырабатывали собственные экономические и политические приоритеты, вели поиски новых партнеров и союзников. То есть, став полноправными участниками СНГ, развивающиеся государства Центральной Азии не замкнули свои интересы на этой объединяющей бывшие советские республики структуре. Они стали искать другие варианты объединения, как на субрегиональном уровне, так и по линии налаживания партнерских отношений с сопредельными странами мусульманского Востока.
Однако российский фактор по-прежнему присутствует в процессах формирования внешней политики центральноазиатских государств. Тем более что отношения России с ними не могут быть перенесены в одночасье в разряд чисто межгосударственных: помимо человеческих контактов их продолжают связывать совместные экономические, политические и военные интересы.
Для самой России государства Центральной Азии остаются важной, если не приоритетной зоной ее геополитических интересов, от стабильности которой зависит национальная безопасность России. Она заинтересована в сохранении и поддержании экономических связей с регионами, где находятся жизненно важные для нее коммуникации и коммуникационные объекты (например, Байконур), ископаемые ресурсы, стратегическое сырье, маршруты прохождения нефте- и газомагистралей. Кроме того, России важно упрочить в Центральной Азии свои стратегические позиции, так как это облегчит ей доступ в Китай, Индию, страны мусульманского Востока и одновременно позволит сохранить контроль над территориями, традиционно являющимися сферой ее жизненных интересов. Будучи многонациональным и многоконфессиональным, но светским государством, Россия придает большое значение сохранению в Центральной Азии исторически сложившейся - в том числе благодаря присутствию здесь России (как в имперские, так и в советские времена) - традиции секулярности политической власти и политических режимов. Стратегически важной и для Москвы, и для государств Центральной Азии остается необходимость противодействия радикальным религиозно-политическим движениям, базирующимся в Афганистане, а также стоящим за ними неправительственным силам в Пакистане и арабских государствах Персидского залива.
Россия, несмотря на сужение с начала XXI в. сферы ее влияния в Центральной Азии, стремится сохранить здесь свои позиции, и в известной мере в последние годы она преуспела в этом: уровень политических и экономических контактов каждой из цен-тральноазиатских стран с Россией заметно выше уровня внутрирегионального сотрудничества. Пожалуй, самыми результативными являются российские усилия в энергетической сфере. России удалось сохранить лидирующее положение в газовой отрасли, убедив Казахстан и Туркменистан присоединиться к «своему» Прикаспийскому проекту и на время отложить их участие в лоббируемом ЕС и США Транскаспийском газовом консорциуме («Набукко»). Россия сохранила проект Каспийского трубопроводного консор-
циума, занимающегося транзитом через российскую территорию казахстанской нефти. В то же время Евросоюз и США, а также их региональные союзники - Турция, Грузия, Азербайджан и примкнувший к ним Казахстан достроили крупный нефтепроводный проект Баку-Тбилиси-Джейхан (БТД), который, правда, до сих пор остается недогруженным. Еще одному появившемуся на цен-тральноазиатской сцене игроку - Китаю удалось реализовать проект по строительству нефтепровода с территории Казахстана и начать работу над аналогичным газовым проектом.
Наряду с Россией, а также Китаем, США и Евросоюзом в Центральной Азии давно существуют мусульманские государства регионального значения - Турция, Иран, Афганистан, Пакистан, имеющие особые, исторически обусловленные отношения с регионом.
1. Турция исторически связана с тюркоязычными странами региона, она традиционно являлась для них примером успешного функционирования светской политической системы с элементами демократии западного типа. Не удивительно, что модель турецкого государства, сумевшего осуществить глубокие политические и экономические реформы в условиях доминирования в местном обществе приверженцев ислама, имеет в ЦА множество приверженцев. Сразу же после распада Советского Союза Анкара выдвинула идею более тесной интеграции тюркоязычных государств, делая упор при этом на культурно-этническую общность с тюркскими народами региона и пытаясь параллельно занять лидирующее положение на местном рынке. В то время как в западных столицах этот турецкий курс по отношению к ЦА восприняли весьма благосклонно, в Москве и Тегеране к нему отнеслись более чем прохладно. Надо сказать, что и сами центральноазиатские государства вовсе не горели желанием обрести в лице Турции нового Большого брата, предпочитая проводить сбалансированную и по возможности равноудаленную от мировых и региональных «центров силы» политику, поскольку только она и позволяла им беспрепятственно распоряжаться собственными ресурсами, развивать собственную идентичность.
Исходя из признания того объективного факта, что цен-тральноазиатские республики взаимосвязаны с Россией, зависят от нее, Турция не стремится реализовывать здесь крупномасштабные проекты. Она считает предпочтительнее для себя продвигать менее интенсивные коммерческие, культурные и образовательные программы, постепенно укреплять влияние и завязывать персо-
нальные контакты. В 2000-е годы Турция вновь обратилась к идее создания Содружества тюркоязычных государств: о нем речь шла, в частности, 18 сентября 2006 г. в Анталье на 10-м съезде тюрко-язычных государств и народов, в котором приняли участие казахстанский, киргизский и азербайджанский президенты.
Горячим сторонником объединения тюркоязычных стран оказался президент Н. Назарбаев, отметивший, что тюркские государства имеют уникальную возможность извлечь из своего географического расположения и транзитного потенциала возможности для более тесной экономической интеграции. Назарбаев предложил также создать Межпарламентскую ассамблею тюрко-язычных государств и Совет аксакалов, куда были бы включены самые известные деятели тюркоязычного мира - в их числе бывший президент Турции Сулейман Демирель. Подобная позиция казахстанского лидера объясняется его желанием играть большую роль в международных делах, а также расчетом на поддержку этих его амбиций со стороны турецкого руководства, относящегося весьма благосклонно и к продвижению Казахстана на пост председателя ОБСЕ, и к вступлению этой центральноазиатской страны во Всемирную торговую организацию.
Не отстают от Казахстана Киргизия с Туркменистаном. Что касается последнего, то он претендует на особые связи с Турцией. Известно, что Мустафа Кемаль Ататюрк - «отец всех турок» был изначально выбран в качестве примера покойным президентом Туркменистана Сапармуратом Ниязовым, которому с 1993 г. было присвоено звание «отца всех туркмен» (Туркменбаши). По его указанию алфавит был переведен на латиницу в ее турецком варианте, и инвестиции привлекались именно из Турции. Там же в основном готовились кадры для молодого туркменского государства. Однако затем турецко-туркменистанские отношения подверглись серьезным испытаниям: большое количество турецких школ и лицеев были закрыты, а турецкие преподаватели, обвиненные в распространении идеологии пантюркизма, были высланы из страны. Ныне Турция пытается восстановить в Туркменистане свое влияние, делая основной упор на экономическое взаимодействие -в первую очередь в области добычи и транспортировки энергоресурсов. В частности, на обсуждение возможности строительства газопровода Туркменистан-Иран-Турция был нацелен визит в Ашхабад 3 октября 2008 г. премьер-министра Турции Реджепа Таийпа Эрдогана, заявившего также, что центральноазиатское на-
правление становится одним из самых приоритетных в турецкой внешней политике.
В целом же признание неоспоримых успехов турецкой «светской демократии», относительная устойчивость которой помогла Турции в 1990-е годы занять свою собственную нишу в глобализирующейся мировой системе, вовсе не означает, что эта ближневосточная страна имеет шанс стать региональным лидером в Центральной Азии. Да и свое время Турция в известном смысле уже упустила.
На протяжении 1990-х годов Анкара была занята подготовкой своего приема в члены ЕС, и на этом фоне отношения с цен-тральноазиатскими странами не были для Турции приоритетными. Но после 2001 г. Турция обнаружила направление, по которому она могла бы реализовать свои амбиции в регионе - борьба с терроризмом и религиозным экстремизмом. Казалось, что турецкая модель «светской мусульманской демократии» по многим параметрам хорошо вписывалась в планы американской администрации по демократизации и реконструкции Ближнего Востока и ЦА. Однако некоторое охлаждение с 2002 г. отношений Анкары с Вашингтоном - в первую очередь из-за недовольства Турции курсом США на негласное поощрение ирредентизма курдов - внесло коррективы в турецкую региональную политику: она стала менее проамериканской и более проевропейской. Турция начала позиционировать себя как проводника в ЦА европейских ценностей и как единственное в мусульманском мире светское государство, способное стать «мостом» между Европой и ЦА. Активные усилия были предприняты Турцией и по продвижению контролируемых западными компаниями энергомаршрутов. Между тем неустойчивая внутриполитическая ситуация в Турции создает довольно неблагоприятный фон для активизации Турции на центральноазиат-ском направлении.
Речь идет о приходе к власти в Анкаре умеренных исламистов, победивших в 2002 г. на выборах в турецкий парламент и представитель которых в 2007 г. занял президентский пост. Сей факт не мог не насторожить правящие элиты в ЦА, ориентирующиеся на светское развитие и борющиеся со своей исламской оппозицией. До этого момента светская и прозападная Турция служила для них моделью для подражания, ориентиром на пути строительства и развития собственной государственности. Итог турецкого политического развития последних лет показывает: светская прозападная модель весьма неустойчива, даже в условиях
относительно либерального тюркского ислама, а баланс между сторонниками светского пути развития и умеренными исламистами довольно хрупок. Похоже, что в ЦА влияние Турции едва ли выйдет за рамки участия в энергетических проектах, где Турции к тому же отведена всего лишь вспомогательная роль - энергетического коридора, связывающего Центральную Азию и Кавказ с Европой. Турция сама нестабильна, здесь сохраняется угроза противостояния светского государства и исламизма, что ослабляет турецкие позиции в ЦА, особенно учитывая страх лидеров государств перед угрозой исламизма.
2. Если главный козырь политики Турции в ЦА - ее светская модель, то Исламская Республика Иран (ИРИ) первоначально питала большие надежды на распространение своего религиозного влияния в этом обширном регионе, считающимся мусульманским. Однако со временем Тегерану пришлось эту сторону своей деятельности оставить в тени. Учли власти ИРИ и негативное отношение центральноазиатских лидеров к попыткам навязать их странам религиозную парадигму, и роль в регионе России, поддерживавшей курс на построение в ЦА светских государств. В самом общем виде стратегия Ирана в Центральной Азии нацелена на усиление позиций в зонах его традиционного влияния и на ослабление влияния США. Таким же образом действует Тегеран в шиитских районах Афганистана и Ирака. Руководство ИРИ, ведя в регионе сложную игру, прилагает огромные усилия к тому, чтобы убедить центральноазиатских лидеров, что ИРИ не собирается инициировать в их странах исламскую революцию.
Особое внимание Иран уделяет газовому гиганту региона -Туркменистану, с которым он хотя и имеет существенные разногласия по вопросу цен на газ, намерен развивать сотрудничество, особенно в топливно-энергетической сфере. Но, естественно, главным приоритетом иранской политики является Таджикистан как родственное по языку Ирану государство. Пытается Иран не только противостоять геополитическому давлению США на регион ЦА, но и перехватить инициативу у американцев в вопросе интеграции ЦА и Афганистана в рамках проектируемой США Большой Центральной Азии, продвигая свой собственный проект, во многом базирующийся на общности культурных и исторических связей народов, населяющих регион. Так, главным моментом визита М. Ахмадинежада в таджикистанскую столицу в 2006 г. стала встреча трех президентов - Афганистана, Ирана и Таджикистана. Лидеры этих трех государств, имеющих во многом общую исто-
рию, культуру, язык и традиции, высказались в пользу экономической, культурной и социальной интеграции как естественного процесса, отвечающего интересам народов трех стран. Но хотя руководители ИРИ и делают ставку на родстве трех народов, они учитывают тесную зависимость Таджикистана от России, а Афганистана - от США.
Пока наметившееся в последние годы активное сближение Таджикистана с США и НАТО не сказалось на уровне экономического и культурного взаимодействия этой страны с Ираном. Учитывая, однако, что США строго следят за тем, чтобы их партнеры действовали в рамках зафиксированного администрацией внешнеполитического курса, есть основания полагать, что в случае усиления американо-таджикского взаимодействия связи Таджикистана с ИРИ ослабнут (и наоборот - если по каким-то причинам американо-таджикская дружба иссякнет, ирано-таджикские контакты получат новое дыхание).
Что касается взаимодействия ИРИ с Узбекистаном, то здесь религиозная компонента государственного строя Исламской Республики всегда была серьезным ограничителем для более углубленного сотрудничества в политической и культурной сферах.
3. Менее заметна пока в Центральной Азии политика Пакистана, который старается, с одной стороны, не афишировать своей заинтересованности в природных ресурсах региона, а с другой -стремится не допускать усиления влияния своего «вечного соперника» - Индии. Пакистанские политики пытаются представить свою страну как надежного партнера той части исламского мира, который не поддерживает радикальные политические течения ислама и ведет с ними борьбу, что для Центральной Азии имеет особое значение. Однако же между Пакистаном и центральноазиат-скими государствами до недавнего времени отношения были непростые. На них главным образом влиял факт давней поддержки движения Талибан пакистанскими секретными службами. В ЦА такая связь части пакистанского истеблишмента с талибами и чрезмерная, как считали в центральноазиатских столицах, терпимость пакистанских властей к присутствию талибов в соседних с Афганистаном провинциях Пакистана рассматривались как прямая угроза безопасности региона.
После отстранения талибов от власти в Афганистане паки-стано-центральноазиатские отношения нормализовались, однако автоматически недоверие к региональной политике Пакистана не было снято полностью. Вместе с тем можно отметить растущую
динамику в отношениях Пакистана с Узбекистаном, Киргизией и Таджикистаном - государствами, более всего пострадавшими от исламского экстремизма. Своей мартовской 2005 г. поездкой в Узбекистан и Киргизию бывший президент Пакистана П. Мушарраф попытался сломить барьер недоверия и убедить власти этих государств в том, что Пакистан, как и они, озабочен проблемами обеспечения безопасности в регионе. Возможно, именно этот шаг, на который пошло пакистанское руководство, помог Пакистану добиться в 2006 г. присоединения - пока в качестве наблюдателя - к Шанхайской организации сотрудничества (ШОС).
4. Особенно тесными стали отношения Пакистана с Узбекистаном после того, как официальный Исламабад поддержал действия президента Ислама Каримова по подавлению майского 2005 г. мятежа в Андижане, инспирированного, как посчитали в Ташкенте, базировавшимися в Афганистане исламистскими организациями. Позитивный отклик в Узбекистане получило известие и о ликвидации весной 2007 г. в пакистанской провинции Южный Вазиристан укрывшихся здесь военизированных отрядов, сформированных из узбеков - участников Исламского движения Узбекистана (ИДУ).
5. На Афганистан, согласно американскому проекту Большой Центральной Азии, возложена роль «моста», соединяющего Центральную и Южную Азию. Фактически же облегчается проникновение Запада к природным ресурсам Центральной Азии, государства которой подвергают себя при такой геополитической трансформации совершенно конкретным рискам. Уверения американской администрации, что Афганистан умиротворен и вполне способен участвовать и в экономических проектах, и в процессах поддержания региональной безопасности - всего лишь политическая риторика. Правительство Хамида Карзая даже не контролирует полностью страну. В Афганистане нет условий для инвестиций, нет потенциальных точек роста, и страна выживает только за счет западных доноров и постоянных финансовых вливаний с Запада. Сам Афганистан представляет угрозу из-за того, что является главным производителем и транспортером наркотиков в мире, все глубже затягивая в черную дыру наркобизнеса не только приграничные государства, но и не имеющие с ней границ страны - Россию, Киргизию, Турцию. Именно они особенно уязвимы перед угрозой экспорта нестабильности из Афганистана и Пакистана.
В случае обострения ситуации в Афганистане эта страна может создать своим ближайшим соседям еще большую угрозу в
плане распространения наркотиков в больших объемах, укоренения религиозного экстремизма на большей территории и потока беженцев, которые одним своим появлением могут доставить и без того не вполне благополучным центральноазиатским государствам немало хлопот.
Наивно было бы полагать при этом, что присутствие введенных в Афганистан в рамках операции «Несокрушимая свобода» под лозунгами поимки бен Ладена иностранных войск, возглавляемых США и НАТО, способно принести мир в регион. Однако новая американская администрация во главе с Бараком Обамой собирается еще активнее задействовать инфраструктурные возможности центральноазиатских государств для обеспечения своих войск в Афганистане, где США планируют вдвое (до 60 тыс. человек) увеличить свою группировку. Для ее оснащения Вашингтону нужен надежный маршрут через территорию стран СНГ, поскольку транзит грузов в связи с политической нестабильностью в Пакистане и осложнением отношений между Исламабадом и Дели становится практически невозможным с точки зрения безопасности.
В апреле 2008 г. на саммите НАТО в Бухаресте была одобрена концепция «транзитного моста» через территорию России и стран Центральной Азии. Приглашенные тогда на заседание президенты Узбекистана и Туркменистана заявили о готовности предоставить альянсу транзитный коридор для доставки невоенных грузов в Афганистан. Москва также подписала соглашение с НАТО о транзите невоенных грузов, главным образом гуманитарных, в Афганистан через территорию России для оказания поддержки Международным силам по содействию безопасности в Афганистане. А в середине января 2009 г. руководитель Объединенного центрального командования Вооруженных сил США генерал Дэвид Петреус, в сферу оперативной ответственности которого входят, в частности, Ирак, Афганистан и весь регион постсоветской Центральной Азии, посетил столицы практически всех центральноазиатских стран. Петреус сумел добиться двухсторонних договоренностей об участии в «афганском транзите» почти со всеми государствами ЦА.
Планы США по Афганистану усилили в ряде стран ЦА надежды на значительное увеличение американской помощи и инвестиций. Но сохраняются и опасения относительно того, что Вашингтон использует антитеррористическую операцию для укоренения своей военной группировки в Центральной Азии так, как он это уже делал в 2001-2002 гг. К тому же многое говорит
за то, что борьба с «международным терроризмом» и наркотрафиком - не главное для США в Афганистане. Здесь они решают более глобальные задачи: устанавливают контроль над ядерными Пакистаном и Индией и над энергетическими державами ЦА - Казахстаном, Туркменистаном, Узбекистаном, что в случае успеха даст в руки США мощный рычаг управления в Евразии многими процессами, как экономическими, так и политическими.
Решение проблемы Афганистана может быть только одно -это создание единой, независимой и сильной страны. Этого можно добиться, инициировав форсированную модернизацию, а также активное восстановление практически полностью уничтоженной инфраструктуры, которая обеспечит стабильность и экономическое процветание Афганистана. Важно также усилить центральную власть в государствах, входящих в регион постсоветской ЦА; необходимо укрепление границ между ними, как средство борьбы с транснациональными преступными синдикатами, транснациональной наркомафией и терроризмом в религиозном обличье.
* * *
В целом населяющие ЦА народы больше всего рассчитывают на то, чтобы их регион превратился в площадку для сотрудничества, а не соперничества. Ведь сама Центральная Азия - это регион, где развиваются независимые самостоятельные государства, стремящиеся стать не объектом, а субъектом международных отношений, и это обстоятельство следует уяснить различным глобальным и региональным игрокам, действующим в ЦА.
Тактика лавирования между мировыми центрами силы, приносившая до недавнего времени некоторый успех центрально-азиатским правящим элитам (пресловутая политика «многовек-торности»), поскольку помогала добиться определенных преференций из разных источников, скорее всего, будет давать сбои, хотя бы потому что геополитическое соперничество в ЦА обострено ныне до крайности, что, в свою очередь, стимулирует борьбу внутри элит в каждом государстве. После максимально полного открытия государств региона процессам экономической и политической глобализации внешний фактор является едва ли не определяющим в их развитии; он в чем-то благоприятствует стабильности, но он же одновременно способен подорвать ее.
«Исламский фактор в истории и современности»,
М., 2011 г., с. 99-108.
