CC BY
400
УДК 81- 119
Солодилова И.А.
Оренбургский государственный университет E-mail: solodilovaira16@gmail.com
МЕТОНИМИЯ: ГРАНИЦЫ ФЕНОМЕНА
Статья посвящена рассмотрению метонимии как когнитивно-семантической структуры в ее сравнении с метафорой и объяснению различий между данными феноменами языка и мышления с точки зрения когнитивного подхода к изучению языка. Среди основных отличий утверждается гипотетичность метафоры по сравнению с реальной связью концептов в метонимии, семантический перенос признаков для метафоры и синтаксическое стяжение для метонимии как лежащих в основе их операций, ограниченность и неограниченность рамками одной синтагмы и множественность vs. единичность ассоциативных связей между соответствующими концептами.
Языковые особенности метафоры и метонимии также объясняются исходя из их концептуальных признаков. Метонимия понимается как референциальный сдвиг - результат целостного наложения концепта-источника на концепт-цель. В этой же логике объясняются и основная функции метонимии в языке - функция идентификации. Возможность выполнять в языке и другие функции - экспрессивную и оценочную признается за индивидуальными, единичными метонимиями, прежде всего, типа «часть - целое», что объясняется лежащей в основе данной семантической структуры процедуры редукции целого до его части.
Утверждается основополагающая роль метонимии в процессах концептуализации на ранних этапах языкового развития в силу большей очевидности и легкости восприятия отношений по смежности, нежели отношений по сходству.
Ключевые слова: метонимия, метафора, концепт, когнитивно-семантическая структура.
«Создать язык невозможно, ибо его творит народ; филологи только открывают его законы и приводят в систему, а писатели только творят на нем сообразно с сими законами»
Метонимия и метафора являются теми научными понятиями, которые знакомы не только лингвистам и филологам, вне зависимости от сферы их научных изысканий, но и не связанным с наукой людям. И на каком бы уровне - научном, учебном или бытовом - не рассматривались эти явления, с удивительным постоянством именно метафора выигрывает в симпатии, получая массу «комплиментов» и наслаждаясь пристальным интересом. Выражаясь фигурально, с помощью той же самой метафоры, можно было бы охарактеризовать одну, как прекрасную принцессу, а вторую прилежной и скромной Золушкой, хотя нужно все же признать, что на первую также иногда сваливается рутинная работа (если речь идет о лексической метафоре и процессах номинации).
В чем же заключается «принцессность» метафоры и «золушкосность» метонимии?
На наш взгляд, метонимия, процесс мето-нимизации как способ образования новых ЛЕ, является более простым, удобным и естественным для языкового употребления и языкового сознания, нежели метафоризация. Метафора -это насилие, насилие над языковым сознанием,
В.Г. БЕЛИНСКИЙ
как на уровне образования ЛЕ, так и на уровне их понимания, поскольку основана она на таких когнитивных процессах, как сравнение, анализ, синтез. Это рефлексия над системой уже имеющихся знаний, результат вторичной интерпретации мира. В разговорной речи общеупотребительные метафоры вызывают, конечно, меньшие трудности. Ср.: Он засыпался на втором вопросе. Его одолел сон. Но они явно ощущаются при восприятии поэтических метафор. Ср.: «Изба-старуха челюстью порога/ Жует пахучий мякиш тишины» (С. Есенин). «Из крохотных мгновений соткан дождь. / Течет с небес вода обыкновенная. /И ты, порой, почти полжизни ждешь,/ когда оно придет, твое мгновение.» «У каждого мгновенья свой резон,/ свои колокола, своя отметина» (Р. Рождественский) (Выд. - метафоры)
Метафора - всегда загадка, которая возбуждает наш интерес, но которую нужно непременно отгадать, чтобы понять.
Что есть метонимия в языке, или, вернее сказать, для человека в языке? Метонимия «работает» согласно основному для процесса языкового развития (да и любого другого раз-
вития) закону - закону экономии, в данном случае - языковой экономии, экономии языковых усилий. Залогом всякого прогресса является, прежде всего, желание найти способ сэкономить прилагаемые усилия в том, или ином виде деятельности, речь - является одним из видов нашей деятельности.
В чем заключается помощь метонимии и ее заслуга в процессах экономии языковых усилий? Метонимия представляет собой стяжение, усечение мыслительной структуры, естественное для нашего сознания, как на этапе порождения, так и на этапе восприятия. Приведем примеры из обиходной речи: «А где это находится?» - На Терешковой.» (= На улице Терешковой); «Девушка, а можно Ваш телефончик?» (=А можно номер Вашего телефона?); «Они расписались.» (= Они расписались в книге регистрации актов гражданского состояния и тем самым зарегистрировали свой брак); «Дай мне русский.» (= Дай мне учебник по русскому языку), «Что у нас пожевать?» (= Что у нас поесть?). И таких примеров можно найти сотни, метонимия пронизывает нашу речь, как на лексическом, так и на грамматическом уровне, облегчая человеку речевую деятельность.
Исследования роли метафоры в процессах номинации позволили ученым установить основополагающее значение процессов метафо-ризации в выполнении языком номинативной функции. Однако, смеем утверждать, что метонимические процессы и феномены являются не менее, а, может быть, и более основополагающими для языка и мышления, чем метафорические, поскольку метонимия вследствие лежащих в ее основе отношений смежности гораздо глубже коренится в когнитивно-семантических структурах, чем метафора. По всей видимости, метонимические переносы играли более активную роль и предшествовали метафорическим в процессах концептуализации на раннем этапе развития homo sapiens в силу большей доступности для осознания именно отношений смежности по сравнению с отношениями подобия и сходства, о чем свидетельствуют некоторые диахронические исследования абстрактных понятий, таких как, например, время [Ивашина и др., 2011]. Для древнего мышления понятия «время» и «погода» / «природное явление» были смежными, и более того, не расчленялись
в сознании. У древнего славянина время мыслилось как состояние и период, как результат «кодирования погодных и временных понятий одной и той же лексической единицей» [там же, с. 21]. Частным случаем этой модели является обозначение в русском языке погодных и темпоральных величин родственными словами: погода - год. Фиксирование в языке погодных и временных понятий одними и теми же языковыми средствами есть результат метонимического переноса «состояние погоды - время, в котором названное состояние имеет место» и знак древней ступени сознания. Процесс концептуализации времени лишь один из примеров, демонстрирующих роль метонимического переноса в процессах концептуализации и категоризации действительности. В этой связи сегодня в когнитивной лингвистике говорят о «метонимической стратегии» в процессах номинации.
Отношения смежности действительно более очевидны, так как отражают объективные связи предметов и явлений. Некоторыми учеными [Barcelona, 2002; Radden, 2002; Taylor, 2003] утверждается метонимическая мотивируемость метафор как общее явление, согласно которому метафорические проекции всегда имеют метонимическую основу. И корни данной зависимости также находятся в древнем сознании. Ему был свойственен уже упоминаемый синкретизм, нерасчлененность в восприятии явлений и процессов, что обуславливало невозможность метафорического переноса без метонимического сдвига, выделяющего некий фрагмент понятийного пространства. «По сути дела, метонимия готовила процесс метафоризации» [Ивашина и др., 2011].
В чем же сущность метонимии как процесса и результата и, соответственно, ее отличия от метафоры?
Все попытки определения разницы между метафорой и метонимией сводятся прежде всего к определению того типа отношений, в которых находятся составляющие метонимию единицы. Распространенным в лингвистике в рамках семантического подхода является определение метонимии и метафоры как языковых знаков, основанных на соотнесении денотативных и коннотативных составляющих семантики исходных лексических единиц. Данное толкование не работает, однако, в случае номинативных,
лексикализованных метафор, но и в случае с живыми метафорами упирается в так и не разрешенный до конца вопрос определения границ денотации и коннотации. Традиционно семантический подход исключает процессы мышления и переработки информации и не обладает в итоге возможностью объяснить процессы метафоризации и метонимизации на уровне когниции и на других уровнях языка.
Традиционное определение метонимии как переноса на основе смежности явлений с развитием когнитивных подходов и теорий стало прирастать дополнительными «нюансами» линг-вокогнитивного толка. Так, Антонио Барселона определяет метонимию на основе двух критериев: 1) область-источник и область-цель принадлежат одному и тому же концептуальному пространству (которое не идентично концептуальной области/домену, а мыслится шире) и 2) область-источник и область-цель связаны между собой функционально-прагматическими отношениями, которые отсутствуют в метафоре [Barcelona, 2002, с. 236-240]. Ученый демонстрирует это положение на примере метафоры Джон - лев и метонимии Он пал на войне. Хотя концепты ДЖОН и ЛЕВ и относятся к общему домену ЖИВЫЕ СУЩЕСТВА, между ними нет функционально-прагматической взаимозависимости. Таковая объединяет концептуальные сущности в приведенной метонимии ПАДАТЬ - УМИРАТЬ (тот, кто умирает, падает) [там же, с. 236, с. 240].
Особый интерес представляет собой подход Биатрис Варрен [Warren, 2002] к исследованию метонимии. Б. Варрен идет дальше когнитиви-стов, в их пристрастии рассматривать метафору и метонимию исключительно на ментальном уровне, и исследует проблемные вопросы не из концептуальной, а из языковой перспективы. Во-первых, она предлагает различать референци-альную и пропозициональную метонимию. Пропозициональная метонимия содержит метонимические отношения и соединяет метонимически две пропозиции (How did you get to the airport? -I waved down a taxi. Как ты попал в аэропорт? -Я вызвал такси.). Референциальная, напротив, основывается на отношении между двумя сущностями - двумя референтами (Give me a hand with this. Моя нога не переступит этот порог!) [там же, с. 114-115]. Прототипическим статусом обладает референциальная метонимия, пропози-
циональная, по ее мнению, представляет собой маргинальное явление [там же, с. 124].
Сопоставляя метафору и референциальную метонимию, Б. Варрен выявляет семантические, синтаксические и функциональные различия. Позволим себе прокомментировать ее положения, добавив к ним собственные рассуждения, касающиеся объяснения особенностей языкового поведения исследуемых концептов исходя из их концептуальных характеристик.
1. Метафора в отличие от метонимии гипотетична.
2. Метафора представляет собой семантическую операцию (по перенесению некоторых качеств), а метонимия - синтаксическую (по стяжению начала и конца пропозиции в усеченную форму).
Метафора как семантическая операция связана с перенесением лишь части признаков области-источника на область-цель, выделяя их в последней и характеризуя ее (область-цель) исходя из этих признаков. Соединение части одного концепта с другим в единую сущность обуславливает вертикальный характер этой связи, ее парадигматичность (на что, как известно, хотя и с иных позиций, указывал еще Р. Якобсон, противопоставляя метафору метонимии). Это соединение произвольное, не существующее в реальности, что и обуславливает в итоге гипотетический характер метафоры.
В метонимии происходит целостное наложение концепта-источника (КЕПКА) на концепт-цель (ЧЕЛОВЕК в кепке) так, что первый как бы «подминает» под себя второй, перенимая на себя его функцию референции. Это линейное сопряжение дает номинативное образование, построенное по принципу импликации (Если А, то Б) и представляет собой свернутую синтаксическую структуру (Красная кепка (= Человек в красной кепке) важно прошагала перед всем строем). Языковая линейность, или синтагматичность есть следствие соположенности на ментальном уровне, смежности взаимодействующих в метонимии концептуальных единиц. Эта смежность реальная, а не гипотетическая, как в метафоре: наличествующее свойство области-цели (ЧЕЛОВЕК В КРАСНОЙ КЕПКЕ) выделяется за счет эксплицитно представленной области-источника (КРАСНАЯ КЕПКА).
3. Метафора, как правило, выходит за рамки синтагмы, метонимия остается в рамках одной синтагмы.
Экспликация метонимического выражения всегда содержит обозначения обеих взаимодействующих единиц и ограничена синтагмой в отличие от метафоры, которая всегда выходит за свои пределы: Чайник кипит. = Вода в чайнике кипит. - Он просто кипел от ярости. = Он был возбужден до такой степени, что это было похоже на кипение.
4) В метафоре область-источник и область-цель могут быть связаны различными ассоциациями, в метонимии значимым является лишь одно отношение.
Именно множественность возможных ассоциативных связей, или иными словами, проекций, связывающих две концептуальные области метафоры (ВРЕМЯ - ДЕНЬГИ / ЦЕННОСТЬ: возможность потратить, подарить, наличие, отсутствие, выиграть и т. п.), обуславливает наличие в языке различных языковых выражений, реализующих данную концептуальную метафору (подарить минутку, потратить попусту время, выиграть час и т. п.).
Метонимии в отличие от метафор всегда единичны, как единична связь составляющих их единиц. Эта связь, как известно, можно быть разного вида: связь части и целого, производителя и продукта, сосуда и его содержимого и т. д., но между двумя взаимодействующими в метонимии концептами она всегда одна.
Концептуальными характеристиками объясняются и некоторые другие особенности языкового поведения метафоры и метонимии. (см. подробнее [Арутюнова, 1999, с. 348-253]). Приписывание части признаков концепта-источника концепту-цели определяет преимущественное функционирование метафоры в сфере предиката.
Метафора обозначает, по сути, не предмет, а его признаки, претерпевая тем самым (как имя существительное) «частичную адъективацию», с чем связана возможность употребления с метафорой градуирующих определений: «Онужасная шляпа» [там же, с. 349]. И даже в идентифицирующей функции метафора (если это живая метафора) сохраняет свойственные ей аспекты характеризации (Да, этот старый лис всех обвел вокруг пальца!).
В метонимии речь идет не о приписывании части признаков одного концепта другому, а о референциальном сдвиге: в результате целостного наложения концепта-источника на концепт-цель (КРАСНАЯ КЕПКА на ЧЕЛОВЕК) лексическая единица, реализующая первый концепт перенимает на себя референ-циальную функцию лексической единицы, реализующей второй концепт. Вследствие этого «для метонимии типично выполнение идентифицирующей функции по отношению к конкретным предметам [там же, с. 352].
Подчеркивая связь метонимии с дискурс-ными параметрами, Р. Лэнекер [Langacker, 1999] определяет ее как ориентирующее явление, лингвистическую конструкцию, в которой когнитивно «выпуклый», то есть бросающийся в глаза, заметный элемент дискурса используется для создания контекста, внутри которого «концептуализатор» может вступать в контакт с другими менее важными элементами дискурса. От того, какой элемент будет выделен в объекте нашим «внутренним глазом», зависит и статус метонимии, и ее назначение. В основе своей употребление метонимических выражений и, прежде всего, конвенциональных или узуально укоренившихся, связано с такими параметрами, как обезличенность, рациональность, дис-тантность по сравнению с доверительностью, эмоциональностью и близостью «неметоними-чеких, безобразных» выражений [Dr6Шger, 2007, с. 200] (ср.: Весь университет вышел на демонстрацию. - Все студенты и преподавателиуни-верситета вышли на демонстрацию).
Возвращаясь к началу статьи, хочется задать вопрос: неужели метонимии суждено довольствоваться только ролью скромного и незаметного трудяги и отказано в возможности блеснуть своим изяществом? Конечно, нет. Как и скромная Золушка, которая смогла стать яркой красавицей, метонимия также может вызывать наш интерес своей экспрессивностью, эмотив-ностью, необычностью. Это происходит тогда, когда на место конвенциональности приходит окказиональность. Единичные, авторские метонимии, сохраняя обезличенность номинации, часто связаны с выражением эмоционально-оценочного отношения говорящего.
И в этом случае метонимия нередкий гость и в поэзии:
«Города,
озорные и полные грусти...
Сколько раз к запыленным вагонам несли вы
папиросы и яблоки, рыбу и грузди, <...>»
(Р. Рождественский)
Способность выразить эмоцию и оценку свойственна метонимическим выражениям типа «ЧАСТЬ - ЦЕЛОЕ» (при этом ЧАСТЬ понимается нами широко, как любая, присущая объекту черта, деталь, признак). Данная функциональная преференция объясняется, как нам представляется, лежащей в основе метонимии этого типа редукцией объекта: целое редуциру-
ется до его части. Редукция, являясь аналогом процессов уменьшения и сокращения, обуславливает движение по эмоционально-оценочной шкале в сторону минуса. На этом основаны детские «дразнилки»: называние человека не по имени, а по одной из примечательных деталей одежды.
Данный прием любим и в прозе:
«Миллион казацких шапок высыпал на площадь» (Н.В. Гоголь).
И в рекламе, создавая запоминающиеся образы и добиваясь (в данном случае) доброй улыбки:
«Агуша вырастила уже не одно поколение животиков».
10.01.2017
Список литературы:
1. Антропологическая лингвистика: Концепты. Категории: коллективная монография / Ю.М. Малинович [и др.]; ред. и общ. науч. рук-во Ю.М. Малиновича. - Москва; Иркутск, 2003. - 251 с.
2. Апресян, В.Ю. Метафора в семантическом представлении эмоций / В.Ю. Апресян, Ю.Д. Апресян // Вопросы языкознания. -1993. - №3. - С. 27-36.
3. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д. Арутюнова. - Москва: Языки русской культуры, 1999. - I - XV. - 896 с.
4. Бабина, Л.В. Вторичная репрезентация концептов в языке: автореф. дис. д-ра филол. наук. / Л.В. Бабина. - Тамбов, 2003. -38 с.
5. Баранов А.Н. Постулаты когнитивной лингвистики / А.Н. Баранов, Д.О. Добровольский // Когнитивные исследования в языковедении и зарубежной психологии: хрестоматия: ред. В.А. Пищальниковой. - Барнаул: Алтайский гос. университет, 2001. - С. 95-104.
6. Будаев, Э.В. Становление когнитивной теории метафоры / Э.В. Будаев // Лингвокультурология. - Вып. 1. - Екатеринбург, 2007. - С. 16-32.
7. Ивашина, Н. Метонимия: аспекты исследования [Электронный ресурс] / Н. Ивашина, Е. Руденко. - URL: http://digilib.phil. muni.cz/bitstream/handle/11222.digilib/115186/1_LinguisticaBrunensia_12-2011-1_3.pdf
8. Кубрякова, Е.С. В поисках сущности языка / Е.С. Кубрякова // Вопросы когнитивной лингвистики. - 2009. - №1. - С. 5-12.
9. Падучева, Е.В. К когнитивной теории метонимии / Е.В. Падучева. - Диалог-2003. - URL: http://www.dialog-21.ru/Archive/2003/ Paducheva.htm (дата обращения: 25. 06. 2014).
10. Падучева, Е.В. Метафоры и ее родственники / Е.В. Падучева // Сокровенные смыслы. Слово, текст, культура: сб. ст. в честь Н. Д. Арутюновой. - Москва: Языки славянской культуры, 2004. - С. 187-203.
11. Barcelona, A. Clarifying and applying the notions of metaphor and metonymy within cognitive linguistics: An update / A. Barcelona // Driven, R., Pörings, R. (eds.): Metaphor and metonymy in comparison and contrast. - Berlin: Mouton de Gruyter. - 2002. - P. 209277.
12. Drößiger, H-H. Metaphorik und Metonymie im Deutschen / H-H Drößiger. - Hamburg: Verlag Dr. Kovac, 2007. - 370 р.
13. Lakoff, G., Johnson, M. Metaphors we live by. Chicago; London; The Univ. of Chicago Press. - 1980. - 276 p.
14. Langacker, R.W. Grammar and conceptualization / R.W. Langacker. - Berlin; New York: Mouton de Gruyter, 1999. - 433 p.
15. Radden, G. How metonymic are metaphors? / G. Radden. - Berlin; N.Y.: Mouton de Guyter, 2002. - P. 407-434.
16. Taylor, J.R. Linguistic categorization / J.R. Taylor. - 3 edn. - Oxford: Oxford University Press. 2003. - 612 p.
17. Warren, B. An alternative account of the interpretation of referential metonymy and metaphor / B. Warren // Metaphor and metonymy in comparison and contrast: Dirven, R., Pörings, R. (eds.). - Berlin; N.Y.: Mounton de Guyter, 2002. - P. 113-130.
Сведения об авторе: Солодилова Ирина Анатольевна, декан факультета филологии Оренбургского государственного университета, доктор филологических наук, доцент 460018, г. Оренбург, пр-т Победы, 13, e-mail: solodilovaira16@gmail.com
