CC BY
301 (34) - 2005
(fafafrctUjU истории
МЕТОДОЛОГИЯ СОВРЕМЕННЫХ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ И ПРОБЛЕМА РЕАКТУАЛИЗАЦИИ АРХАИЧЕСКИХ СТРУКТУР
У.Г. НИКОЛАЕВА, кандидат философских наук, доцент Российского государственного социального университета
Колоссальные трансформации в мире, происходящие под влиянием глобализации, до крайности обострили в осмыслении современного экономического развития проблемы методологии. Концептуальный аппарат, система экономических категорий, а также проблемы преемственности теорий в экономической науке — все это, всегда бывшее на острие внимания теоретиков, стало актуальным как никогда. К тому же переход от «социалистической» экономики к рыночной, сделавшись предметом изучения, поставил ряд чисто теоретических проблем, решение которых потребовало совершенно новой методологии, поскольку старые методологические принципы и подходы оказались при изучении новых реалий малодейственными. Привычными стали сетования на кризис современной экономической теории, на исчерпанность прежних концептуальных ходов, призывы к новому теоретическому синтезу, выработке альтернативных познавательных парадигм. Не претендуя на решение таких глобальных по масштабам задач, постараюсь обратить внимание на некоторые важные в концептуальном отношении моменты, игнорирование которых современной экономической наукой, на мой взгляд, выступает как одно из важнейших препятствий к построению адекватной
' Как известно, со времен так называемой маржиналистс-кой революции общепринятым обозначением экономической науки, которая раньше (у представителей английской буржуазной политической экономии) называлась политической экономией (political economy), стало название economics. Но для нас в данном тексте важна преемственность с классической политической экономией отнюдь не в смысле нынешнего значения этого термина как теории экономических процессов, связанных так или иначе с деятельностью государства.
современным экономическим реалиям экономической теории.
Дело в том, что классическая экономическая теория, которая до недавнего времени называлась политической экономией или, сокращенно, политэкономией', с самого начала была политэкономией только одного общества — капиталистического. Этот факт был многозначителен, но в то же время до поры скрыт именно потому, что возникшая в качестве политэкономии капитализма экономическая теория претендовала на всеобщность — в ее рамках у ее представителей неосознанно присутствовало убеждение в том, что политэкономия капитализма — единственно возможная теоретическая система, объясняющая все и вся в области экономических отношений. Из этой иллюзии вытекало еще несколько теоретических постулатов, полагаемых уже сознательно в основание казавшегося универсальным знания об обществе и устройстве его экономики. Законы капиталистической экономики экстраполировались на все общество и все исторические ступени его развития. Бросающееся в глаза несоответствие между реальным фактически положением вещей и теоретической интерпретацией фактов экономики докапиталистического общества легко объяснялось незрелостью общества и, следовательно, его экономических отношений. Вместе с тем специфика отличных от капиталистических экономических отношений столь очевидна и столь велика, что не признать ее наличия и просто игнорировать ее оказалось невозможно. Поэтому уже в рамках классической политической экономики, и уж тем более в рамках классического марксизма, в экономической истории общества всегда признавали наряду с действием тех
ЭКОНОМИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ: Ж£0РШ -и ftPAicmcxst
55
(^афлии^и астазии
1 (34) - 2005
же законов, что и при капитализме, наличие еще некоторых отношений, которые невозможно было счесть соответствующими капиталистическим закономерностям, а потому они и не считались экономическими закономерностями вовсе. Поскольку действие этих законов относилось не только к экономической сфере, многие полагали, будто действие экономических законов здесь дополнялось и сталкивалось с действием законов иного (политического, правового, нравственного и др.) порядка. Так и создавалось впечатление «плюральное™» общества — отсутствия в нем экономического детерминанта, впечатление действия экономических законов наряду с действием других законов.
Что касается собственно экономической науки, то лишь в самое последнее время интерес переместился в сторону изучения пра- и паракапиталисти-ческой экономической жизни, которая, как выясняется, не только не строится на началах, пусть неразвитых, но товарно-денежных отношений, т.е. является подготовительным этапом все того же капитализма и только, но действует сообразно с иными отличными от капиталистических закономерностями, которые «равномощны» последним и, сосуществуя с ними, накладывают отпечаток на всю экономическую жизнь развитого капитализма.
Таким образом, вся экономическая теория до самого последнего времени была теорией капиталистической экономики, переносимой, экстраполируемой на всю экономическую реальность, на все проявления экономической жизни. Настало время смены методологических ориентиров. На очереди построение эквипотентных капиталистической политической экономии систем экономических теорий докапиталистической, некапиталистической, паракапиталистической экономики. Уже обозначившиеся контуры такого прорыва открывают широчайшие горизонты.
Основной тезис, сформулированный мною не без заведомого полемического обострения, состоит
- Результаты многолетних разработок в области экономики первобытного общества обобщены в фундаментальной, но труднодоступной из-за малотиражности монографии: Семенов Ю.И. Экономическая этнология. Первобытное раннее предклассовое общество. Ч. I - 3. М., 1993.
3 Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. - СПб., 2001; Пребиш Р. Периферийный капитализм: есть ли ему альтернатива? — М., 1992; Dos Santos Т. The Crisis of Development Theory and the Problem of Dependence Latin America // Undevelopmcnt and Development. The Third World Today. Ed. By H.Bernstein. Tarmondsworth. 1976; Cardoso F.H. and Faletto E. Dependency and Development in Latin America. Berkeley etc., 1978.
в следующем: современная капиталистическая экономика испытывает существенное влияние и даже, отчасти, трансформируется под влиянием целого ряда архаических экономических закономерностей. Господствующее при этом заблуждение состоит в том, что современное западное общество трактуется как чисто капиталистическое и как наиболее прогрессивное. Но дело в том, что традиционно капиталистическим и только прогрессивным современный Запад предстает только по видимости. В действительности современная западная экономика и современные социально-экономические процессы включают в качестве своих составных частей чуть ли не все исторически существовавшие социальные и экономические структуры, которые современные теоретики не просто игнорируют и не изучают, но и вообще не воспринимают как экономические. В этом, на мой взгляд, кроется причина того, что в разнообразных теориях глобализации, претендующих на объяснение парадоксов современного мира через рассуждения о постиндустриализме, информационном обществе и т.д., не схвачено главного в происходящих ныне экономических процессах, и поэтому остаются необъясненными такие не согласующиеся с классической объяснительной схемой явления, как обнищание основной массы населения «трансформирующихся» стран, тяжелейшие кризисы, криминализация общества, небывалый расцвет коррупции и теневой экономики.
Предварительным условием адекватной интерпретации современных процессов, на мой взгляд, должно служить определенное понимание сущности глобализационных макросоциальных закономерностей. Сущность глобализации состоит, безусловно, в сращивании экономик стран мира в некую единую экономику при одновременном подчинении национальных экономик транснациональным корпорациям. Но эта позиция, на мой взгляд, нуждается в уточнении. Наибольшее значение для понимания сущности новых процессов в этой сфере в связи с необходимостью методологической переориентации, о которой уже говорилось, имеют, как я полагаю, работы классика нашей современной социально-философской и этнологической теории профессора Ю.И. Семенова2.
Общее понимание сущности глобализации, разделяемое и Ю.И. Семеновым, и автором этой статьи, сформировалось в недрах миросистемного подхода, развиваемого сегодня крупными зарубежными учеными И. Валлерстайном, Р. Пребишем, Т. Дос-Сантусом, Ф.Э. Кардозу, Г. Мюрдалем и некоторыми другими учеными3. При такой трактов-
56
ЭКОНОМИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ: Ж£ОР?Я тс ЪРЛтжгсМ
(^мфлЯицы ис&ории
1 (34) - 2005
ке глобализации важнейшей в современном мире становится дихотомия центра и периферии, формирование моделей зависимого развития в странах «третьего мира», а также в постсоветских странах, появление разнообразных типов «периферийного» капитализма.
Оценки современной глобализации и ее перспектив самим Ю.И. Семеновым, правда, предстают как гораздо более критичные. Автор идет в своих выводах гораздо дальше упомянутых «мир-системщиков» и сторонников теорий периферийного капитализма, по его мнению, процесс интернационализации, по сути, являвшийся процессом формирования всемирного исторического пространства и завершившийся к началу XX в., во второй половине столетия сменился качественно новым процессом — процессом превращения всемирной системы социоисторических организмов в один мировой социально-исторический организм. И проявлением этого процесса, по мнению ученого, выступает разрушение системы национальных капиталистических рынков, сращивание экономик всех стран под воздействием ТНК и транснациональных финансовых структур, ослабление влияния национальных государств зависимых стран на экономику и социальные процессы в своих странах4. Если Ю.И. Семенов прав, и современный процесс глобализации — это процесс формирования единого социально-исторического организма антагонистического типа, т.е. такого, который основан на классовом делении и, следовательно, эксплуатации (только в нашем случае классами становятся не две группы людей в рамках одного общества, одного государства, а сами государства, делящиеся на центральные и зависимые, эксплуатируемые), то картина дальнейшего развития мира далеко не так ясна, как кажется на первый взгляд.
Картина постглобализационного будущего, рисуемая Ю.И. Семеновым, кажется несколько фан-
4 Семенов Ю.И. Философия истории. — М., 2003. - С. 509 — 658.
5 Понятие «политаризм», «политарный способ производства» ввел в ряде работ на эту тему Ю.И. Семенов. Ученым глубоко разработаны вопросы становления и эволюции политарного способа производства (см., например: Семенов Ю.И. Об одном из типов традиционных социальных структур Африки и Азии: пра-государство и аграрные отношения // Государство и аграрная эволюция в развивающихся странах Азии и Африки. — М., 1980).
6 Валлерстайн И. Конец знакомого мира: социология XXI в. - М., 2003; Валлерстайн И. После либерализма. - М., 2003; Хомский Н. Государства-изгои. Право сильного в мировой политике. — М., 2003; Хомский Н. Прибыль на людях: неолиберализм и мировой порядок. — М., 2002.
тасмагоричной. Но это на первый взгляд. В древней истории, по которой Ю.И. Семенов является одним из лучших в наши дни специалистов, обнаруживаются закономерности, напоминающие те, которые нам представляются ультрасовременными. Так, в результате многочисленных дискуссий об азиатском способе производства, активным участником которых был Ю.И. Семенов, фактически доказано, что в обществах Древнего Востока господствующими были такие экономические структуры, которые основаны на особого рода корпоративной частной собственности — политарной5, общеклассовой частной собственности. Такая, на первый взгляд, архаическая форма частной собственности - общеклассовая собственность, предполагающая обязательное совпадение класса собственников с государственным аппаратом, как выясняется сегодня, характерна не только для обществ Древнего Востока, но и для целого ряда средневековых европейских обществ, атакже, как показал Ю.И. Семенов в свое время, и для большинства тех обществ XX в., которые принято считать «социалистическими».
Прежде всего выясняется, что в таком обществе принципиально изменится роль государства, первые признаки чего уже замечены некоторыми учеными и политиками (Н. Хомский, И. Валлерстайн)6. Действительно, государство в современном западном обществе давно перестало быть только политической структурой, но, скорее, стало силой, которая активно вмешивается в экономические процессы — именно государственные политические, финансовые и военные структуры выступают главными проводниками политики насильственной вестернизации (читай - «глобализации») и экономического принуждения: войны в Персидском заливе, Косово, и особенно в Ираке, наглядно показали, что в область экономических отношений вновь вторгается государство, но уже не в качестве «доброго кейнсианского ангела», а в виде грубой военной силы, в виде диктатора, регулятора движения международного капитала.
Но современные процессы глобализации характеризуются не только тем, что государство начинает принимать на себя, как некогда при поли-таризме (ссылка), организационно-экономические функции, трансформируя все социальные, политические и экономические процессы. В современной экономике актуально присутствуют также и другие некапиталистические элементы - различные формы архаических экономических отношений, таких как дарообмен, услугоплатеж, дачевоз-врат, кабальничество, престижная экономика и др.
ЭКОНОМИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ: жеоръя, ъ ИРАКШСМ
57
ßmpzfruqu истории
1 (34) - 2005
Многие из этих архаических структур присутствуют в современной экономике в качестве маргинальных, «пережиточных» явлений. Но некоторые из таких моделей в самое последнее время все активнее влияют на экономическую жизнь самых, казалось бы, прогрессивных обществ. Именно на принципах архаической экономики, как выясняется, строятся модели теневой, коррупционной, бандитской, нелегальной и неформальной экономической деятельности, о беспрецедентном всплеске которой в последние десятилетия буквально вопит международное сообщество7.
При всем том бросающееся в глаза и отмечаемое всеми исследователями не получает адекватной эссенциальной описательной характеристики: в одну кучу сваливаются и важные, и случайные, и единичные, и общие феномены. Характерно точное замечание по этому поводу уже упомянутого автора: если сложить вместе все виды противозаконного поведения — воровство, мошенничество, нелегальную торговлю, убийства, контрабанду, вымогательство, взяточничество и т.д. «и назвать «организованной преступностью», как это нередко делают.., то получится ужасающая картина преступного хаоса, царящего на постсоветском пространстве......Соответственно, некоторые исследователи выбрали в качестве общей объяснительной парадигмы социологическую теорию девиантного ... поведения...»...»8. Однако объяснения такого рода, как справедливо отмечает В. Волков, неудов-
7 Отмечу наиболее крупные и характерные публикации: Волков В. Силовое предпринимательство. — СПб., М., 2002; Гилинский Я. Организованная преступность в России: теория и реальность. - СПб., 1996; Гуров А. Красная мафия. М., 1995; Клямкин И., Тимофеев Л. Теневая Россия. Экономико-социологическое исследование. — М., 2000; Они же. Теневой образ жизни: социологический автопортрет постсоветсткого общества. — М., 2000; Кошелев М.И. Беспредел: философско-транс-дисциплинарный очерк. — М., 1999; Потемкин А. Виртуальная экономика и сюрреалистическое бытие: Россия. Порог XXI века. Экономика. — М., 2000; Тимофеев Л.М. Институциональная коррупция: Очерки теории. — М., 2000; он же. Наркобизнес: Начальная теория экономической отрасли. — М., 1998; Galeotti М. Mafiya: Organized Crime in Russia//Jane's Intelligence Review/Special Report. June 1996. No. 10; Frisby T. The Rise of Organized Crime in Russia: Its Roots and Social Signification // Europe-Asia Studies, 1998. Vol.50.No. 1.
8 Волков В. Указ. соч., с. 33.
9 Вебер М. Политика как призвание и профессия // Макс Вебер. Избр. произв. - М.: 1990. - С. 648 - 650.
111 Волков В.В. Монополия на насилие и скрытая фрагментация российского государства. Исследовательская гипотеза // Университетская политология России / Сб. статей. — М.: «Полис», 1999. 256 с.
" Кошелев М.И. Социальный экстремум: философско-со-циологический анализ. — М., 2000. — С. 156.
летворительны: как же это хаос преступности порождает организованную преступность?
Столь же верной представляется критика объяснений «преступного хаоса» дюркгеймовской аномией, хотя такое объяснение напрашивается само собой. Гораздо более адекватным соответствующей реальности выглядит объяснение рассматриваемого феномена в свете экономико-институционального или «неоинституционального» подхода по аналогии с объяснениями природы сицилийской мафии (mafia) в отличие от российской мафии (mafiya). Вся организованная преступность в этом случае выступает как часть системы заново возникающих социальных институтов, которые отвечают новой экономической реальности.
Еще более точным представляется описание М.И. Кошелевым ситуации преступного хаоса при помощи понятий «правовой беспредел» и «социальный экстремум». Пересказ концепций этого автора не может здесь входить в наши планы, однако на одну деталь в связи с критикой М.И. Кошелевым ранней версии концепции силового предпринимательства В. В. Волкова, мне кажется, целесообразным обратить внимание, тем более что сама эта критика дается как бы походя в подстрочных примечаниях. «В последнее время, — пишет М.И. Кошелев, — у нас все чаще начинают вспоминать историко-социологическую концепцию, «согласно которой в основании любого государства лежит монополия на легитимное насилие и одновременно на налогообложение в пределах определенной территории», а именно мысль Макса Ве-бера о том, что политически господствующие силы начинают укрепляться в своем государстве через политическое господство во всех формах — в традиционной, легитимной и харизматической9. Так, в частности, В. В. Волков пишет о том, что «использование насилия закреплено за одной организованной группой, которая способна устранить любые конкурирующие источники насилия внутри данной территории. Более того, установление контроля над применением насилия на определенной территории есть формирование политического сообщества»10. Жаль, однако, что при этом забывают упомянуть о том, что здесь имеет место пересказ М. Веберомтого, понимание чего было присуще и традиционному марксизму, а вот развитие этой позиции до подхода к трансмарксизму — пониманию культурной составляющей социального экстремума все еще остается делом будущего»11.
Конечно, это указание на будущее — отчасти кокетство автора, сделавшего много, для того чтобы
58
ЭКОНОМИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ: теория тс ИРА-КИМЫ
фск^аЯици иЫицЫи
1 (34) - 2005
объяснить природу столь трудно поддающихся теоретическому расчленению феноменов. В частности, заслуживает большого внимания теория М.И. Ко-шелева в том отношении, что она представляет все явления силового предпринимательства, определяемого В.В. Волковым как «совокупность организационных решений и способов действия, применяемых для конвертации организованной силы (угроз или насилия) в деньги или другие рыночные блага на постоянной основе»'2, как следствия такого положения, при котором государство выступает в роли бандита наряду с другими бандитами.
Такой подход открывает большие возможности для выявления той самой культурной составляющей социального экстремума, поиски которой автор относил в будущее. В действительности здесь автор из осторожности или подругам причинам (например, из нежелания отступать от логики собственного изложения) не сделал следующего шага. Мне же он представляется очевидным. В самом деле, практика «легитимного насилия» возможна лишь в том случае, когда имеет место возможность «сверхнасилия», о которой много писал М.И. Кошелев, развивая соответствующие мысли Ю.И. Семенова.
Когда же мы имеем дело с таким сверхнасилием? Когда силы государства не достаточно для применения такого легитимного сверхнасилия. Или когда государства......просто нет. Таково первобытное общество, раннеклассовое общество, а также все формы переходных обществ.
Вообще сверхнасилие может быть понято двояким образом. Один вид сверхнасилия — назовем его «легитимным сверхнасилием» — сверхнасилие, осуществляемое, по обычной терминологии, тоталитарным государством. В рамках теории Ю.И. Семенова и М.И. Кошелева, такое сверхнасилие осуществляется любым политарным государством. И па-леополитарное (археополитарное), и неополитарное государства прибегают к такому сверхнасилию как к средству идеологического давления, результатом которого должно явиться представление о полной невозможности противопоставить что-нибудь высшей власти государства, связываемой либо с божественными установлениями, либо с проявлениями объективной необходимости во Вселенной. Другой вид сверхнасилия — это сверхнасилие, осуществляемое друг против друга бандитскими группировками. Такое сверхнасилие легитимизируется «воровским законом» или принципами отступления от него, когда имеет место по-бандитски понимаемый «бес-
п Волков В. Указ. соч., с. 55.
предел», который применяется так называемыми «отморозками». Грань между двумя видами этого сверхнасилия релятивизируется, размывается, когда и тот и другой вид насилия применяет слабеющее государство. Не будучи в силах реализовать власть закона, государство действует по принципам бандитского беспредела. Это явление М.И. Кошелев и называет «правовым беспределом». Но важно подчеркнуть, что истоки сверхнасилия лежат не столько в политической и правовой области, сколько в области экономической.
При отсутствии государственного насилия экономика не исчезает: она не предполагает наличия государства. При самом возникновении общества возникали и экономические законы этого общества, зачастую несходные с законами развитого общественного организма. Отсюда иллюзия, будто общество, первобытное или раннеклассовое, вообще не имеет экономической детерминации. На деле становление каждой общественной формации было прежде всего становлением особой, только ей присущей экономической системы, которая могла в дальнейшем реактивироваться при возникновении в социуме сходных с первичными социальных систем и социальных предпосылок.
Возникновение представлений о первобытной престижной и раннеклассовой экономике связано с достижениями этнологической науки 1930 - 1950-х гг. Лидеры субстантивистского теоретического направления в области исследования ранних форм экономической жизни — американский экономист антрополог и историк экономики Карл Полани и его последователи Дж. Дальтон и М. Салинз — выдвинули и обосновали положение о том, что отличия примитивной экономики от капиталистической носят не количественный, а качественный, сущностный характер. Это позволило на новых, немаржиналистс-ких (господствовавших до середины 1950-х гг.), основаниях подойти к анализу первобытной экономики. В работах последних двух десятилетий уже отечественный историк Ю.И. Семенов разработал основы теоретической экономической этнологии. В современной экономической теории эти соображения, к сожалению, не учитываются, хотя они уже приняли такой оформившийся вид, что заставили выделиться в особую научную дисциплину само учение об экономике первобытности в экономическую этнологию (экономическую антропологию).
В связи с этим меняется роль той области знаний, в рамках которой за последнее столетие было накоплено знание о ранних экономических структурах и формах социального поведения. Мысли о
ЭКОНОМИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ: шгорш -к -НРАХЖ-ихА
59
фт^гНици истории
1 (34) - 2005
специфике ранних экономических структур и необходимости формирования отдельной науки — экономической этнологии, в наиболее развитой форме высказанные в работах уже упомянутого крупного российского ученого Ю.И. Семенова, до сих пор было принято относить всеми авторами, не исключая самого основоположника этой новой дисциплины в России, к ведению каких угодно наук, кроме современной макроэкономической теории. Однако наступило время во всеуслышание сказать, что экономическая этнология — существенный раздел именно экономической теории. В современном мире повсеместно протекают такие процессы, которые реанимируют экономические структуры первобытности (и всего вообще докапиталистического хозяйства). Следовательно, без глубокого проникновения в тайны первобытной и раннеклассовой экономики с ее дарообменом, помогообменом, ус-лугообменом, услугоплатежом, реципрокцией, ре-дистрибуцией вообще нельзя подступиться к глобальным экономическим процессам, рассматриваемым с позиций современной науки. Здесь не место для более подробного рассмотрения характера влияния каждой из этих отдельных архаико-эконо-мических форм на жизнь современного общества. Приведу только один убийственно доказательный факт. Беспомощность экономической теории перед лицом такого феномена, как «теневая» экономика, тем и объясняется, что законы рыночной экономики рассматриваются без учета того, какое воздействие на их проявление оказывают явления, которые я обозначила как «архаические экономические структуры». Строго говоря, последний термин поэтому не вполне корректен: какие же это «архаические» структуры, если в современном мире ничего нельзя понять, не обращаясь к этой якобы глубокой архаике. Поэтому в заключение этого краткого текста я предложила бы другой термин для обозначения реального присутствия всех перечисленных экономических процессов в самой передовой или рассматриваемой как таковая, современной капиталистической экономике. Имеет смысл называть эти процессы «первичными» экономическими связями, которые тем самым будут введены с полным правом в предмет современной экономической теории. В результате сотрется или во всяком случае сделается гораздо более условной грань между современной макроэкономической теорией и экономической этнологией.
Такой взгляд в целом существенно меняет наши представления о социально-исторических и социально-экономических закономерностях, а также
ставит вопрос о новом подходе к самой методологии изучения социально-экономических процессов, рассматриваемых в диахроническом аспекте. Вся история предшествующих экономических процессов в таком случае - не просто предмет изучения исторической науки; «архаика» актуально присутствует в современных процессах. И если ранее представлялось, что новая стадия развития общества просто сменяет старую, отбрасывая все предшествующее как ненужный хлам, то новый взгляд на исторический процесс связан с признанием того, что все предшествующие стадии развития общества актуально присутствуют в современности.
Нашей задачей тогда становится сделать очевидной для современных экономистов существенность того, что до сих пор представлялось посторонним, привходящим и случайным, а именно — реальное присутствие процессов, свойственных докапиталистическим формам экономической жизни, в современных экономических процессах. Определение точной роли, временных рамок и законов функционирования этих архаических экономических структур в современной экономической жизни и должно составить предмет первейших забот современной экономической теории.
Все сказанное подводит к выводу о необходимости формирования нового взгляда как на сущность глобализации, так и на вытекающую из него новую методологию исследования экономической реальности в целом. Дело касается не каких-то мелких, частных преобразований, а нового взгляда на экономическую теорию в целом, которая тем самым превращается в теорию, реализующую и определенного рода мировоззрение — такой взгляд на мир, при котором его будущая судьба оказывается определена соотношением трех главных процессов. Во-первых, процессов взаимодействия центра и периферии в мировой экономике; во-вторых, процессов участия государства в осуществлении взаимоотношений между экономикой зависимой и независимой периферии; наконец, в-третьих, процессов взаимодействия классической капиталистической, легальной, «формальной» экономики с экономикой «архаичной», некапиталистической, «теневой», «неформальной». Такие мировоззренческие принципы, определяющие собой методологию исследования экономики, с одной стороны, взламывают старые рамки экономической теории, а с другой — заставляют иначе посмотреть как на собственно экономическую теорию, так и на ее перспективы, на возможности ее реального воздействия на стратегию экономического развития мира в новом столетии.
60
ЭКОНОМИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ: жгоръсЯ -и -нракшиха
