Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 11 (265). История. Вып. 50. С. 147-153.
А. А. Пасс
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ ПРИ ИЗУЧЕНИИ НЕГОСУДАРСТВЕННЫХ ПРЕДПРИЯТИЙ И ОРГАНИЗАЦИЙ В СОВЕТСКОЙ ЭКОНОМИКЕ МОБИЛИЗАЦИОННОГО ТИПА
В статье предлагается методологический инструментарий исследования деятельности кооперативных предприятий и организаций в условиях мобилизационной экономики, сформировавшейся в СССР в 1930-е гг. и определившей основные количественные и качественные параметры функционирования негосударственного сектора на протяжении всего последующего периода советской истории.
Ключевые слова: кооперация, промысловые артели, потребительские общества, колхозы, маргинальные формы хозяйства, институционализм.
Решение всякой масштабной научной задачи предполагает использование соответствующего методологического инструментария, под которым подразумевается совокупность общих установок или философских принципов, определяющих исходные позиции и направление познавательных усилий1. В свою очередь, квалифицированное освещение вопроса о функционировании негосударственных (кооперативных) предприятий в советской экономике мобилизационного типа немыслимо без четких представлений о кооперации как общественном явлении.
Термин 'кооперация' неоднозначен. С одной стороны, под ним понимается любое сотрудничество субъектов, которое имеет место на протяжении всей человеческой истории, совершенствуясь вместе с техническим и социальным прогрессом. С другой стороны, кооперация есть специфическая форма экономической деятельности, предполагающая добровольное объединение трудящихся и их средств для достижения более высокого производственного результата и дохода. Такое объединение или кооперативное товарищество может возникнуть лишь в гражданском обществе, поскольку предполагает наличие некоего минимума свобод.
Известно, что понятие 'гражданин' обрело всеобщий статус в процессе установления капиталистических отношений. В европейских странах социально-экономической базой кооперативов послужила количественно и качественно ограниченная трудовая частная собственность мелких производителей. Это предопределило как небольшие размеры кооперативных ассоциаций (которые, тем не менее, все же позволяли использовать
преимущества коллективного разделения труда), так и узкоотраслевую направленность последних (в основном, производство сельскохозяйственной продукции, товаров повседневного спроса, сфера услуг и торговля предметами потребления). Возникнув как социальный эксперимент, кооперация со временем трансформировалась в особый жизненный уклад, морально-этические принципы которого зиждились на равноправии, самодеятельности, коллективизме и отрицали эксплуатацию, принуждение, индивидуализм, что, несомненно, повлияло на прогрессивное движение западной цивилизации к более справедливому и гуманному обществу. Существование «среднего класса» - опоры демократии в развитых странах
- в немалой степени обусловлено развитием кооперативных ассоциаций, препятствующих отчуждению трудящихся от результатов своего труда.
Некоторые ученые полагают, что в России отработка основных принципов деятельности производственных кооперативов относится к XIV в. или даже к более раннему времени2. Русская артель представляла собой сочетание двух форм собственности: частной и общей совместной3. Появившись в деревне, во времена Петра I она утвердилась и в казенной промышленности, где рабочие
- вчерашние крестьяне - трудились привычными коллективами. При этом оценка трудового вклада каждого давалась, исходя не из правовых, а из духовно-нравственных норм, закрепленных в обычном праве. Здания, приспособления, инструмент артельщики арендовали у заводоуправления. Их производственная деятельность состояла
из выполнения заданий различных ведомств по договору и удовлетворения частных заказов по свободным ценам.
Впервые общая концепция кооперативного движения была предложена А. В. Чаяновым в начале ХХ в. В кооперации он видел и предпринимательство, и мощное демократическое движение, отдавая приоритет последнему. Кооперативом, по его мнению, является объединение независимых лиц и их средств для удовлетворения каких-либо нужд. Например, союзы потребителей используют совокупную покупательную способность своих членов для приобретения оптовых партий товаров по более дешевой цене. Кооператив, по Чаянову, не автономное самодовлеющее начало, а производный инструмент, призванный усовершенствовать конкретное хозяйство и мыслимый лишь в связи с ним4. Так, потребительское общество помогает оптимально использовать семейный бюджет, источником которого является сторонний заработок. Напротив, кустарно-промысловая артель возникает ради самой себя и является совместным производством. То же с колхозом. Здесь налицо так называемая «полная кооперация», о ней речь ниже.
В сельском хозяйстве, по мысли А. В. Чаянова, кооперировать целесообразно только те операции, в которых крупная форма имеет несомненные преимущества перед мелкой, т. е. кредитование, применение машин, закупка и сбыт товара. Если же хозяйства целиком обобществляются в сельскохозяйственной артели, то такая кооперация неизбежно менее эффективна, чем частичная, так как принуждена организовывать в крупных размерах как те отрасли, где это выгодно (экстенсивное зерноводство), так и те, где мелкое производство всегда совершеннее (уход за скотом, интенсивное земледелие и выращивание трудоемких культур), хотя по сравнению с индивидуальным некооперированным хозяйством артель, несомненно, будет более продуктивной, поскольку «даст возможность эксплуатировать землю с количеством капитала вдвое или втрое меньшим, чем это требуется при мельчайшем парцеллярном хозяйстве»5. Что же касается промышленности, то там полная кооперация предпочтительнее. Она позволяет улучшать технологию, снижать трудоемкость и повышать рентабельность, причем объективных факторов, препятствующих укрупнению
предприятия, за исключением рыночной конъюнктуры, не существует.
Важную роль А. В. Чаянов отводил кооперативному аппарату, но подчеркивал, что наделение его чрезвычайными полномочиями должно сопровождаться усилением контрольных функций советов и собраний представителей низовых объединений. Предназначение кооперативных учреждений - помогать и обслуживать, но не командовать. Попытки построить их наподобие государственных структур ведут к игнорированию видового многообразия и массовой социальной базы кооперации и должны закончиться либо ее крахом, либо превращением в хорошо поставленное предприятие. Вообще же «кооперация, управляемая в самых мельчайших своих органах выборными лицами трудящихся, под ежедневным неусыпным наблюдением избравших их членов кооператива, не связанная административными распоряжениями центра, гибкая в хозяйственной работе, допускающая наиболее быстрое и свободное проявление выгодной инициативы, сама является наилучшим аппаратом там, где требуется организованная самодеятельность, где в каждом отдельном случае надо приспособляться к местным условиям <.. .> работы»6.
Обстоятельства сложились так, что после смерти В. И. Ленина, активно интересовавшегося, особенно в последние годы жизни, теоретическими и практическими проблемами кооперации, во главе партии и государства встал И. В. Сталин. Режим его личной власти, вера в насилие как радикальный способ разрешения общественных коллизий, сформировались не сразу. Поначалу он придерживался коллективистских норм партийной жизни, следовал новой экономической политике, введенной в 1921 г. «всерьез и надолго». Однако в конце 1920-х гг. возобладал курс на свертывание НЭП.
Заметим, что в среде партийной интеллигенции она всегда рассматривалась как временная мера. Доминировало представление о социализме как государственно-капиталистической монополии, обращенной на пользу всего народа. Эта точка зрения порождала идеал жестко-командной организации хозяйства, тем более привлекательной, что в период борьбы за власть система «боевых приказов» прекрасно себя зарекомендовала. Кооперация с традиционно присущими ей демократизмом, инициативой, органической
связью с рынком для такой системы была неприемлема, между ними рано или поздно должен был возникнуть конфликт. Однако своеобразие исторического момента состояло в том, что подобный конфликт не мог закончиться полным поражением кооперации, так как она была экономически выгодна, популярна в массах, и, кроме того, сам термин нес в себе мощную идеологическую нагрузку. Сторонники централизации, к каковым, несомненно, принадлежал И. В. Сталин, понимали это и не ставили перед собой цель уничтожить кооперацию. Они, скорее, пытались приспособить ее к госмонополии. Но она - живой, саморазвивающийся социальный организм - всячески противилась давлению. Хотя многое из задуманного большевики осуществили, полного огосударствления кооперации в 1930-е гг. не произошло.
Наступлению на кооперацию предшествовала кампания по ее дискредитации. На XV съезде ВКП(б) И. В. Сталин высказал следующее соображение: «Я читал недавно интересную во всех отношениях книгу товарища Ларина "Частный капитал в СССР". Я рекомендовал бы товарищам прочесть эту книжку. Вы увидите из этой книжки, как ловко и умело прикрывается капиталист под флагом промысловой кооперации, под флагом сельскохозяйственной кооперации, под флагом тех или иных <...> торговых органов. Все ли делается для того, чтобы окружить и вытеснить экономически эти эксплуататорские элементы.?»7 Чуть позже генсек потребовал «.ликвидировать все источники, рождающие капиталистов и капитализм.»8.
Обоснованием коренных изменений в кооперативной политике послужили субъективные представления И. В. Сталина о соотношении различных видов и форм кооперации между собой. В статье «Год великого перелома» он разделил их на низшие (снабженческо-сбытовая) и высшие (произ-водственно-колхозная)9. Это противоречило классической точке зрения, сформулированной М. И. Туган-Барановским еще до Октябрьской революции, согласно которой базовым критерием определения видовой принадлежности кооператива являлась степень сложности выполняемых им функций, а формальная идентификация зависела от особенностей его организационной струк-туры10. В таком понимании простые и легко создаваемые потребительские кооперативы
(с подсобными мастерскими или без них) постепенно дополняются более капиталоемкими и сложными, например, по производству сельскохозяйственной продукции (сельхозартели, машинные товарищества), а вместе они создают в деревне комплекс обобществленных имущественных связей. Сталинская же классификация, не считаясь с реалиями, ориентировала на скорейшее достижение производственной кооперации, т. е. колхозов, которые якобы сделают ненужными все другие «промежуточные» объединения.
Первой приняла удар сельскохозяйственная кооперация. В 1927 г. в нее входила третья часть крестьянских хозяйств. Действуя совместно с торговой и кредитной, сельскохозяйственная кооперация создавала выгодные для крестьян условия продажи хлеба государству. Все больше крестьянских семей становились зажиточными, тогда как госпромышленность не обеспечивала своевременного товарного покрытия их доходов. В результате они придерживали хлеб. Подобные кризисы хлебозаготовок наблюдались и ранее. Для их урегулирования сокращали капитальные вложения, изыскивали дополнительный товарный фонд. В 1928-1929 гг. ввиду обострившейся международной обстановки и нарастания внешней угрозы решили действовать иначе - во что бы то ни стало увеличить товарность сельского хозяйства, искусственно форсируя переход к колхозам. Товарищества по обработке земли в административном порядке либо разгонялись, либо переводились на уставы артелей и коммун. При этом рвались старые партнерские отношения, игнорировались личные интересы участников объединений. Кропотливая работа по кооперированию крестьянских хозяйств подменялась ускоренной и зачастую насильственной коллективизацией, приносилась в жертву политике индустриального скачка. В результате проведенной кампании государство получило необходимые хлебные ресурсы для быстрого развития тяжелой и оборонной промышленности. Но производительные силы деревни были подорваны. Упал жизненный уровень крестьянства. Страна перешла на карточную систему. Оценивая «великий перелом», следует сказать, что вывеска кооперации использовалась властями для неэквивалентного изъятия из села прибавочного, а зачастую и необходимого продукта11.
Во вторую очередь подверглась изменениям потребительская кооперация. Ограничивалось ее право распоряжаться своим товарным фондом. На объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в декабре 1930 г. потребкооперация была объявлена зараженной «нэпманским духом». Его предлагалось изжить, увязав снабжение деревни с успешным выполнением колхозами производственных планов и заготовок12. Ограничивалась вну-трикооперативная демократия, руководящая роль в потребительских обществах закреплялась за членами сельхозартелей. Сужалась сфера действия потребкооперации. В городах вместо нее разворачивалась сеть закрытых распределителей, а имущество кооператоров передавалось Наркомату внутренней торгов-ли13. В компетенцию Наркомата снабжения переходили принадлежащие потребкооперации небольшие промышленные предприятия. В ее ведении оставались хлебопекарни, подсобные хозяйства, централизованные и децентрализованные заготовки, целевое распределение выделенных фондов14. Несмотря на отчетливую тенденцию превращения потребкооперации в придаток колхозной системы, она сохранила, в той или иной мере, организационную и финансовую самостоятельность и продолжала располагать значительным торговым и производственным потенциалом. Ее присутствие в структуре аграрного сектора позволяло последнему быстрее приспосабливаться к экстремальным запросам государства.
В меньшей степени изменения коснулись промысловой кооперации. Отчасти это объясняется тем, что начиная с 1920 г. она выполняла военные заказы. Но главная причина заключалась в большом удельном весе, который промартели занимали в производстве предметов потребления. Промысловая кооперация успешно осваивала местную сырьевую базу и хорошо дополняла крупные заводы, перерабатывая их отходы, а в чем-то даже кооперируясь с ними. В 1930-е гг. она по-прежнему демонстрировала высокие, устойчивые темпы развития, увеличивая порой не только вал, но и долю в общем промышленном производстве страны. Это признавал даже И. В. Сталин15. Лишь ввод в строй индустриальных гигантов: Магнитогорского металлургического завода, Сталинградского тракторного и других, - меняет положение, хотя и в дальнейшем, на протяжении 3-й пя-
тилетки, показатели роста кооперативных предприятий не опускались ниже цифры 15,7 % в год16.
Но и промысловым товариществам не удалось избежать административного нажима. В декабре 1928 г. вышло постановление СНК СССР «О мерах борьбы с лжекооперативами». Под предлогом засилья частнокапиталистических элементов менее чем за год в РСФСР местные власти запретили 630 артелей17. Их число было бы больше, если бы не развернувшаяся в стране коллективизация, которая на время отвлекла внимание от промкооперации. Вспомнили о ней в июне 1931 г. Постановление правительства «О кустарной промышленности и промысловой кооперации» обязало республиканские центры промкооперации перенести центр тяжести своей работы в колхозы18. Через год оно дополняется двумя другими: «О перестройке работы и организационных форм промкооперации» и «О работе промкооперации в районах сплошной коллективизации». С одной стороны, эти директивы были направлены на то, чтобы еще сильнее привязать промысловые товарищества к колхозам, облегчить государственным органам управление системой промкооперации, а с другой стороны артелям предоставлялся ряд льгот и преимуществ. Так, в районах, где промыслы имели подсобный характер, они входили в состав колхоза. Во всех остальных промкооперация должна была часть продукции передавать колхозам в обмен на сырье, транспорт, продовольствие. Большинство промсоюзов ликвидировали. Вместо них учредили Промысловый кооперативный совет СССР, в обязанности которого входили планирование и организация работы низовых звеньев системы.
Цены на кооперативную продукцию устанавливались трех видов: рыночные - на товары из собственного сырья; договорные - на изготовляемые по предварительным заявкам; государственные - если использовалось сырье, полученное в плановом порядке. Отменялись обязательные централизованные заказы по фиксированно-низким расценкам. Разрешалась заготовка хлопка, льна, шерсти, отходов предприятий и утиля. Колхозам предписывалось выделить промкооперации излишки своей рабочей силы19. Как видим, системообразующие принципы, такие как добровольность членства, паевое участие и
работа на рынок, в промысловой кооперации сохранялись.
Итак, ясно, что оценка кооперативной формы собственности практиков «социалистического строительства» коренным образом отличалась от той, которая содержалась в трудах ученых-специалистов. Если взгляды В. И. Ленина эволюционировали от узко-прагматической оценки полезности кооперативов в налаживании учета и контроля за распределением продуктов к представлению о кооперативном движении как о стратегическом пути развития социализма, то И. В. Сталин определил отношение большевиков к кооперации как к второстепенному и подсобному укладу, выполняющему функцию резерва социалистической экономики. И поскольку этот уклад олицетворял собой групповой (читай: частный) интерес, то в силу своей природы он не должен был занимать в ней значительного места.
К середине 1930-х гг., когда советская система и инициированный ею общественный строй достигли в СССР определенной целостности, кооперация окончательно превращается в дискриминируемую и находящуюся на периферии господствующих экономических отношений маргинальную форму хозяйствования20. Ее аппарат начинает доминировать над низовой сетью товариществ и строиться «сверху-вниз» в ущерб изначально присущему ему демократизму. Но даже утратив черты массового социального движения и став малым коллективным предприятием, кооперация сохранила самодеятельное начало и доказала свою целесообразность, потому что работала в удобных и естественных для себя рыночных нишах, таких как производство товаров повседневного спроса, бытовое обслуживание, сельская торговля, где у нее либо не было конкурентов, либо они действовали неэффективно. Советский строй не преодолел (как ожидали его вдохновители), а лишь видоизменил и деформировал кооперацию. Базисные предпосылки ее существования остались, и государство, особенно в экстремальных политических ситуациях, которые требовали быстрой и адекватной реакции на основе комплексного использования всех ресурсов и производительных сил страны, вынуждено было отступать от идеологических стереотипов и налаживать сотрудничество с кооперативными предприятиями и организациями.
Сегодня, в связи с кризисом постулатов о формационном характере исторического процесса, среди историков все большую популярность приобретают идеи о стохастичном, нелинейном его протекании. Это, впрочем, отнюдь не исключает возможности познания целеполагающей деятельности людей через описание максимально полного набора фактов21. Гносеологические презумпции, исходящие из многомерности, поливариантности и «слабой» обусловленности происходящих событий, заставляют современных исследователей дистанцироваться от ряда известных положений как марксистской, так и монетаристской политэкономий22. Не выдержали проверку временем идеи о безусловном превалировании классовых интересов и соображений выгоды в поведении субъектов и социальных групп. Серьезные возражения вызывает трудовая теория стоимости, а также абсолютизация закона стоимости при совершении разнообразных трансакций.
На наш взгляд определенным креативным потенциалом в осмыслении заявленной темы обладает сравнительно новое течение научной мысли - институционализм. Он возник в США в 20-30-х гг. XX в. Термин 'institute' в переводе с латинского означает обычай, наставление, указание. Представители инсти-туционализма выступали против государственно-монополистического капитализма и стремились разработать концепцию защиты трудящихся и мелкой буржуазии через реформы в экономике. Движущей силой прогресса сторонники этого направления считают общественные институты, т. е. семью, государство, предприятия, профсоюзы, юри-дическо-правовые нормы, обеспечивающие конкурентную среду и т. д.; и социальную психологию, охватывающую мотивацию деятельности большинства индивидов, их менталитет, обычаи, традиции, привычки, которые проявляются в приоритете частной, коллективной или государственной собственности, виде и размере налогов, способах кредитования, приемлемой норме прибыли, правилах торговли и проч. Среди ученых, разделявших указанные воззрения, Т. Веблен (1857-1929), Дж. Коммонс (1862-1945), Дж. Кларк (18841963). Современный этап -«неоинституциа-лизм» - связан с именами американских экономистов А. Ноува, Дж. Гэлбрейта, Р. Коуза. Некоторые их книги переведены на русский язык23. В нашей стране это направление раз-
рабатывают В. Тамбовцев, А. Олейник и Е. Бренделева24.
При многочисленных оттенках взглядов институционализму присущ ряд общих положений, способных играть роль научной парадигмы при обращении к историческим реалиям социально-экономического развития, в том числе и в нашей стране. Назовем некоторые из них: 1) человеческую природу нельзя упрощенно сводить только к максимизации полезности, такие качества как родительское чувство, любопытство, стремление к самостоятельности, патриотизм невозможно «просчитать», однако они оказывают сильное воздействие на ход истории; 2) между крупной промышленностью и так называемым свободным предпринимательством («laissez faire») существует противоречие. Первая нацелена на повышение эффективности всего общественного производства и увеличение валового национального продукта, второе - на получение прибыли для себя, поэтому они постоянно стараются подчинить друг друга; 3) индустриальное общество состоит из профессиональных групп: капиталистов, банкиров, менеджеров, наемных рабочих, членов кооперативов, государственных служащих и проч. Взаимодействуя между собой на основе ограниченных законодательных правил, они вступают в конфликты, а правительство, как верховный арбитр, стремится не допустить опасных последствий и через нормотворчество обеспечивает выживание нации, консенсус и гармонию интересов. Кроме перечисленных положений, методологически «нагруженными» представляются некоторые выводы «теории трансакционных
25 "
издержек25», «экономической теории прав собственности26», «теории общественного выбора27.
Примечания
1 См.: Ракитов, А. И. Историческое познание. Системно-гносеологический подход. М., 1982. С. 23.
2 Холодков, В. В. Государственно-кооперативное предприятие - вековая российская традиция // Вестн. Моск. ун-та. Сер. «Экономика». 1998. № 4. С. 16; Назаров, П. Г. История Российской промысловой кооперации. 17991960. Челябинск, 1995. С. 5, 6.
3 Слово 'артель' происходит от тюркского 'орта' - община. См.: Артель // Энциклопедичес-
кий словарь / Брокгаузъ Ф. А., Ефрон И. А. Т. 2. СПб., 1890. С. 184, 185.
4 Чаянов, А. В. Основные идеи и формы организации крестьянской кооперации // Чаянов, А. В. Избранные произведения. М.,
1989. С. 196.
5 Там же. С. 389.
6 Чаянов, А. В. Краткий курс кооперации. М., 1925.С. 12.
7 Сталин, И. В. Политический отчет ЦК XV съезду // Сталин, И. В. Сочинения. Т. 10. С. 311.
8 Сталин, И. В. О хлебозаготовках и перспективах развития сельского хозяйства // Там же. Т. 11. С. 7.
9 Сталин, И. В. Год великого перелома // Там же. Т. 12. С. 131.
10 Туган-Барановский, М. И. Социальные основы кооперации. М., 1989. С. 99-105.
11 Решение вопроса о правильности или ошибочности этой политики в задачу данной статьи не входит. Существенно то, что она была реализована.
12 КПСС в резолюциях ... Т. 5. М., 1984. С. 241, 243.
13 Решения партии и правительства ... Т. 2. М., 1967. С. 557.
14 Там же. С. 303.
15 Сталин, И. В. Отчетный доклад XVII съезду ВКП(б) // Сталин, И. В. Сочинения. Т. 13. С. 313.
16 История советского рабочего класса. Рабочий класс СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны. 1938-1945 гг. М., 1984. С. 55.
17 Дмитренко, В. П. Партия и кооперация / В. П. Дмитренко, П. Ф. Морозов, В. И. Погудин. М., 1978. С. 264.
18 Промысловая кооперация. Собрание важнейших постановлений. М., 1948. С. 34.
19 Там же. С. 30, 31, 33, 34.
20 Подробнее о «маргинальных» или «экспо-лярных» формах хозяйственной деятельности см.: Шанин, Т. Формы хозяйства вне систем // Вопр. философии. 1990. № 8. С. 109-115.
21 Целеполагание может исходить из целе-рациональности, рациональности по ценности, аффекта, традиционного действия. См.: Вебер, М. Избранные произведения. М.,
1990. С. 628-629.
22 Историки, занимающиеся теоретическими проблемами общественно-экономических систем мобилизационного типа, склоняются к мнению о том, что им присуща «осо-
бая политическая экономия, которая лишь внешне прикрывается классическими категориями» и что «родовой основой советского мобилизационного социализма стал общинный дух, противоречащий духу индивидуализма, который отразился в том, что стали называть "трудовой коллектив"». См.: Зубков, К. И. Феномен мобилизационной экономики : историко-социологический анализ // Мобилизационная модель экономики : исторический опыт России ХХ в. : сб. материалов всерос. науч. конф. Челябинск, 2009. С. 69; Седов, В. В. Мобилизационная экономика : советская модель. Челябинск, 2003. С. 57.
23 См.: Ноув, А. Становление рыночной экономики в странах Восточной Европы / А. Ноув, М. Олсон. М., 1994; Гэлбрейт, Дж. К. Новое индустриальное общество. М., 1969; Гэлбрейт, Дж. К. Капитализм, социализм, сосуществование / Дж. К. Гэлбрейт, С. Меньшиков. М., 1988; Коуз, Р. Фирма, рынок и право. М., 1993.
24 См.: Тамбовцев, В. Л. : 1) Введение в институциональный анализ. М., 1996; 2) Государство и переходная экономика : пределы управляемости. М., 1997; 3) Институциональная
динамика в переходной экономике // Вопр. экономики. 1998. С. 29-40; Олейник, А. Институциональная экономика. М., 2002; Бренделева, Е. А. Неоинституциональная экономическая теория : учеб.пособие. М., 2006.
25 Трансакционные издержки (Т. И.) - затраты, связанные с обменом и защитой правомочий при заключении и выполнении договоров и сделок. Высокие Т. И. препятствуют оптимальному для участников взаимодействия использованию наличных ресурсов.
26 Например, одно из ее утверждений гласит, что формальный, титульный владелец не всегда является реальным собственником, функции которого может присвоить управляющая структура - орган власти, юридическое или физическое лицо.
27 Согласно ей, не существует абсолютной границы государства. Степень этатизма определяется совокупностью конкретных экономических, социальных и политических условий, в которых оказался данный социум, а также настроениями и предпочтениями составляющих его этносов и групп.