CC BY
15Д.Я. Майдачевский
МЕТАМОРФОЗЫ ДИСЦИПЛИНАРНОЙ СТРУКТУРЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ: случай «Истории труда», 1920-е гг.
Период конца Х1Х-начала XX вв. характеризуется интенсивным процессом дисциплинизации или фрагментации экономического знания, ведшим к выделению субдисциплин в экономической науке. Революция 1917 г., «потрясшая» до основания системы науки и образования, направила течение этого процесса по новому руслу. В нашей стране началось становление своеобразной «марксистской исторической политической экономии» или «теории исторической экономики» (как нередко называли ее издания тех лет), в предмете которой постепенно «растворялась» экономическая история, терявшая при этом статус экономической субдисциплины. Наиболее отчетливо метаморфозы дисциплинарной структуры экономической науки видны на примере пришедшей не только в среднюю, но и высшую школу дисциплины «История труда».
Учебная дисциплина «История труда»: от Петрограда до Читы
В 1918 году Комиссариат народного просвещения Союза Коммун Северной Области (Петроград)1 произвел подлинный переворот в обществоведческом цикле дисциплин, введя в учебные планы второй ступени единой трудовой школы (для учащихся 8-9 классов) «социологию» и «политическую экономию». Этим шагом, как отмечали издания тех лет, удовлетворялись «задержанные потребности» школы. Благодаря усилиям сторонников «интеллектуальной школы», достоянием образования становились знания, являвшиеся в науке «общим местом», но в «старую», дореволюционную школу проникавшие «в ограниченных дозах, контрабандным путем».
© Д.Я. Майдачевский, 2007
Мы не будем останавливаться на анализе взглядов идеологов этой реформы, связавших воедино биологию (а точнее, венчающую ее идею «трансформизма»), политическую экономию, социологию и философию культуры, замыкающую цепочку дисциплин, призванных продемонстрировать учащимся функциональную зависимость всех сторон человеческой куль-туры2. Сосредоточим внимание лишь на одном из звеньев этой цепочки — политической экономии, а точнее — истории труда, поскольку именно такое название дали этой дисциплине авторы реформы. Заметим, звене ключевом, поскольку, как полагали приверженцы «новой школы» из далекой от Петрограда Читы (в 1922 г. переиздавшие программу и включившие дисциплину в учебные планы школ ДВР), политическая экономия «помимо анализа форм организации труда, должна явиться генерализирующей наукой, представляющей общий процесс закономерного исторического развития человеческого общества»3.
Интерес к учебной программе по истории труда, появившейся вслед учебной литературе по этой дисциплине, а также завязавшейся вокруг нее дискуссии, вызван не только включением политической экономии в число дисциплин, изучаемых в школе, хотя до революции она и преподавалась лишь в восьмиклассных коммерческих училищах. Не было одной лишь данью революционной моде и изменение названия дисциплины, притом, что отказ от прежних «имен» получил в эти годы небывалый размах. И терминологические новации, и педагогический поиск в школе рассматриваются нами как предтеча изменений в науке. На примере школьной дисциплины «история труда»4 наглядно видны изменения, происходившие в содержательно-предметных основаниях экономической науки, которые отразятся впоследствии на статусе входящих в нее дисциплин.
«История труда», будучи включена в учебные планы в 1918 году, лишь год спустя обрела, пусть и носящую рекомендательный характер, но доведенную до сведения всех учителей, программу. Этот год прошел в исканиях педагогов. По свидетельству С.Г. Лозинского, в 1918/19 учебном году преподававшего в Петроградской единой трудовой школе, в ходе этих исканий были выработаны, как минимум, три точки зрения на дисциплину. Согласно первой из них, ставился знак равенства между
историей труда и политической экономией. Сторонники второй рассматривали новый предмет как часть истории материальной культуры — «историю орудий труда». И, наконец, приверженцы третьей считали историю труда подотделом всеобщей истории, частью экономической истории5.
Авторы же программы пошли по совершенно иному пути. В своей объяснительной записке к программе они сразу же заявили об отказе от сложившегося в науке и принятого образованием, а на их взгляд, «искусственного», деления экономической науки на «политическую экономию», «историю экономического быта» и «экономическую политику». Такая дифференциация экономических наук, по их мнению, «грешила» против научного понимания предмета политической экономии. Научного, в данном случае, означает — исторического. Если прежде «...преподавание основ политической экономии сводилось исключительно к характеристике современного, капиталистического строя», то в новых условиях, считали разработчики программы, нельзя обойтись «.без предварительного ознакомления учащихся с предшествующими ступенями развития»6.
Иначе был определен ими и предмет изучения политической экономии. Таковым объявлялись формы общественной организации труда, в силу чего политическая экономия и становилась наукой «строящей законы развития форм организации труда», или коротко — «историей труда».
Важным элементом изложения, по мнению авторов, являлось ознакомление учащихся с категориальным аппаратом политической экономии: «определения основных понятий, которыми оперирует наука, [составители] ввели в изложение самого процесса развития форм организации труда, с таким расчетом, чтобы историческое изложение подготовляло бы к усвоению этих определений»7.
Чтобы лучше понять причины изменений, произошедших в содержательно-предметных основаниях политической экономии, следует дать краткую характеристику взглядов авторов рассматриваемой программы.
Пояснительная записка с неоспоримой очевидностью демонстрирует влияние на содержание первых советских школьных программ идей Александра Александровича Богданова
(Малиновского) (1873-1928). Именно в его «Кратком курсе экономической науки», «Начальном курсе политической экономии», а также в написанном совместно с И.И. Степановым (Скворцовым) «Курсе политической экономии» мы видим отказ от дифференциации экономической науки на политическую экономию, экономическую политику и историю экономического развития; находим определение экономической науки (политической экономии) как учения о социально-трудовых отношениях между людьми, чем, однако, не исчерпывалось содержание предмета науки, куда включались также «формы производства, присвоения, обмена и распределения», изучаемые исторически. Именно у Богданова изложение политической экономии как истории развития форм хозяйственной жизни сопровождалось рассмотрением и анализом экономических категорий, вводимых в ткань повествования по мере их исторического возникновения.
Проводником в программе богдановских идей и составителем пояснительной записки был, очевидно, член гуманитарной экспертной комиссии, созданной А.В. Луначарским при Комиссариате народного просвещения СКСО, Борис Александрович Фингерт (1890-1960), в 1919-1922 гг. заведовавший кафедрой социологии в Первом педагогическом институте. Это предположение подтверждает, например, факт издания программы по истории труда «под одной обложкой» с программой по социологии и то, что значительная часть пояснительной записки к ней посвящена взаимоотношению этих двух дисциплин. Кроме того, вскоре после их выхода в свет в журнале «Вестник просвещения», издававшемся Комиссариатом народного просвещения СКСО, появилась его статья «Обществоведение в старой и новой школе», местами дословно воспроизводившая текст пояснительной записки без отсылки к источнику8.
Именно Б.А. Фингерту, хотя и скрывшему свое имя за подписью «член экспертной комиссии подотдела подготовки работников просвещения Петргуботнароба», принадлежит авторство вступительной заметки к «Начальному курсу политической экономии» А. Богданова, выпущенному в 1921 г. этим подотделом. Эта заметка не только в очередной раз выстраивает уже знакомую нам цепочку учебных дисциплин, «исследующих закономерности общественных явлений ... в их связи с явлениями природы»,
но и вполне определенно указывает на «марксистски построенную» политическую экономию А.А. Богданова как единственно соответствующую «требованиям, вытекающим из положения, которое занимает политическая экономия в системе дисциплин, преподаваемых в трудовой школе»9.
В случае с «историей труда» мы имеем дело фактически с богдановской «марксистской исторической политической экономией». Основные характеристики последней — видение предмета, способов его изучения и изложения материала — нашли отражение в пояснительной записке к программе, но не видны в содержании последней, что позволяет предположить существование у пояснительной записки и программы разных авторов.
«Историческая политэкономия» или «экономическая история»?
Составителем программы выступил, по всей видимости, другой член гуманитарной экспертной комиссии, известный русский историк Николай Александрович Рожков (1868-1927), принимавший непосредственное участие в подготовке программы по истории10.
При отсутствии прямых указаний, наиболее весомым аргументом в пользу участия Н.А. Рожкова в составлении программы и по истории труда является тот, не вызывающий сомнений факт, что из всех членов экспертного совета лишь он один имел необходимые для этого знания, опыт и квалификацию. Н.А. Рожков задолго до революции не только снискал авторитет ведущего специалиста в области экономической истории, но и выпустил в 1901 году «Учебник русской истории», в котором попытался в доступной и популярной форме изложить учащимся средних учебных заведений экономическое понимание отечественной истории11. Называя новой, любопытной и оригинальной попытку Рожкова «провести единый, цельный взгляд, исходя из определенных теоретических формул о хозяйстве», на русский исторический процесс, рецензент журнала «Образование», тем не менее, указывал на неподготовленность современного ему читателя, не только учащихся, но и учащих, к восприятию учебного материала. Решаясь начать изложение истории с «теоретических формул», автор, на его взгляд, «должен был предпослать
им элементарные сведения из области политической экономии». В этой связи рецензент поднимал вопрос о необходимости введения преподавания политической экономии в средней школе, главным образом, из-за востребованности экономических знаний исторической наукой, строящей в соответствии с ними уже и учебные пособия12.
Мог ли Н.А. Рожков безоговорочно принять все построения А.А. Богданова? Что привлекательного мог он увидеть в них? Какие поправки счел целесообразным внести?
Ответы на эти вопросы были, отчасти, даны за много лет до начала работы над программой в опубликованной им рецензии на вышедший в 1910 г. первый том «Курса политической экономии» А.А. Богданова и И.И. Степанова. В ней он писал: «Маркс в своих трудах, особенно в "Капитале", заложил прочное основание политической экономии, очищенное от буржуазно-вульгарных примесей. Его последователи обязаны, неустанно проводя специальные историко-экономические исследования прошлого и настоящего, развивая экономическую теорию и опираясь на все ценное во вновь появляющихся работах буржуазных экономистов и историков, сводить результаты всех этих трудов воеди-но»13. Книга Богданова и Степанова и оценивалась им именно как весьма интересная попытка обобщающего изложения результатов таких историко-экономических исследований.
Обобщающее изложение результатов таких исследований должно было дать учащимся представление о наиболее характерных для каждой исторической эпохи формах социальной организации людей в процессе их хозяйственной (трудовой) деятельности. В истории труда, поэтому, нет места событиям, персоналиям, географической и национальной специфике и т.д. Сравнивая отдельные сюжеты истории различных стран, считал историк, можно придти к ценным не только историческим, но и социологическим выводам — научным обобщениям, которые и составляют конечную цель исторической науки.
В программе перед нами предстают формы организации экономики в их последовательном развитии, но вне конкретного времени и пространства. С одной лишь поправкой. Для «экономиста» Богданова выработка представлений об основных институтах той или иной «экономической системы» в их «чистом виде»
является прерогативой политической экономии: «действительная экономическая история не знает ... униформизма, т.е. единообразной последовательности конкретных общественно-производственных форм»14. Для «историка» Рожкова (весьма критически, заметим, относившегося к построениям «исторической школы» в экономической науке за отсутствие у той попыток методологической идентификации экономической истории как самостоятельной отрасли знания) изучение эволюции хозяйственных форм — основная задача именно экономической истории.
Программа не копирует структуру богдановских учебников. В ней, впрочем, вообще отсутствует столь привычная для нас увязка структуры курса с той или иной периодизацией истории, по которой, как правило, можно было безошибочно установить его автора. В этом смысле программа по истории труда является далеко не рядовым учебно-методическим документом, поскольку, на наш взгляд, представляет собой попытку соединения всего лучшего, что выработала дореволюционная практика преподавания экономической истории. Не нужно особых усилий, чтобы обнаружить в ней элементы историко-экономических построений не только самого Н.А. Рожкова (расширение района хозяйственной деятельности как ведущий фактор экономического развития), но и П.П. Маслова (изолированное хозяйство как начальный этап экономической эволюции), И.М. Кулишера (разделы программы, посвященные характеристике хозяйства средневекового города, цеховому ремеслу). По этой причине, думается, программа осталась анонимной учебно-методической разработкой.
Взглядам Н.А. Рожкова на соотношение «исторического» и «экономического» вполне отвечал способ изложения учебного материала в программе, когда рассказ об эволюции форм хозяйственной организации сопровождался знакомством с экономическими понятиями и категориями. Но не превращение политической экономии в историческую науку, а укрепление союза исторической науки с наукой экономической, т.е. использование всего спектра выработанных ею понятий для интерпретации фактов истории — так мог бы их сформулировать ученый. Это «почувствовали» даже историки педагогики советской эпохи: «программа по политической экономии (истории труда) пред-
ставляла собой соединение истории хозяйственных форм и теоретической политической экономии»15.
Как нам представляется, даже название курса — «История труда (политическая экономия)» — следует рассматривать как компромисс между двумя подходами к сочетанию «исторического» и «экономического», т.е. между богдановской «марксистской исторической политэкономией» и рожковской «историей, оплодотворенной политической (теоретической) экономией».
Учебная литература
Начиная с 1920 года, появляются учебные издания, носившие то же название, что и включенная в учебные планы дисциплина. Они достаточно четко разделились на две группы в соответствии с взглядами их авторов на историю труда как предмет знания. Примером первой является курс С.Г. Лозинского, имевший в первом издании (всего нам известно их пять) название «История труда в связи с изменениями в хозяйственной жизни Западной Европы», но уже со второго изменивший подзаголовок в сторону большей определенности на «Очерки по экономической истории».
В предисловии автор специально указывал на свое стремление «придать этому ... новому предмету исторический характер и взглянуть на него, как на дополнительный курс по истории, в котором излагается экономическое развитие Европы приблизительно в таком же объеме и в такой же форме, в каких преподавалась и преподается учащимся высших классов политическая и культурная история Европы»16. Желая подчеркнуть исторический характер предмета изложения, настаивая на необходимости превратить историю труда в конкретную историческую дисциплину и полемизируя с составителями программы по истории труда, Лозинский в последующих изданиях своей работы даже заменил первую «экономическую» главу «Труд — как основа ценности» другой, «исторической» — «Хозяйственная жизнь первобытных и варварских народов», сохранив, при этом, прежнее название всей книги.
Работа С.Г. Лозинского была благожелательно встречена критикой. Откликнулся на ее выход в свет, например, такой видный представитель историко-экономической науки как В.В. Святлов-
ский, назвавший ее «кратким гимназическим курсом по общей экономической истории Европы»17. Фактически был солидарен с ним рецензент журнала «Книга и революция», считавший, что книга Лозинского удачно заполняет пробел в учебной истори-ко-экономической литературе. Если в высшей школе прочны позиции «Лекций по истории экономического быта Западной Европы» И.М. Кулишера, то близкая к ним по типу «История труда» «.вне всякого сомнения. может быть рекомендована в качестве учебника для средней школы»18. Даже Ш.М. Дволайц-кий, высказавший немало критических замечаний в адрес книги, где он не увидел типологического очерка истории хозяйства, считал работу пригодной в качестве справочника для лектора и преподавателя19.
Вторая группа учебных изданий отражала видение истории труда, зафиксированное в пояснительной записке к программе. Хронологически первым стало появление небольшой книжки С.В. Фарфоровского и И.И. Кочергина20. Несмотря на то, что авторы буквально следовали программе Комиссариата народного просвещения СКСО, их труд получил весьма невысокую, а порой и уничижительную оценку. И.И. Степанов рекомендовал авторам этой «торопливо, небрежно, положительно неряшливо» составленной книжки «поступить слушателями в Коммунистический университет с шестимесячным курсом», где бы они научились «краснеть за свои произведения»21. Более сдержан в своих оценках был С.Г. Лозинский, направивший критические стрелы не в авторов курса, а в сторону программы, которая «грешит чрезмерной абстрактностью в отношении истории труда, и этот грех не может не чувствоваться во всех тех руководствах и учебниках, которые будут построены на примерной программе»22.
Пессимистические прогнозы С.Г Лозинского опроверг, появившийся уже в 1922 году, учебник А.И. Тюменева, которому удалось, придерживаясь в целом программы, найти оптимальное соотношение между историческим и экономическим материалом. Подтверждением этому является тот факт, что учебник за достаточно короткий срок (с 1922 по 1927 г.) выдержал десять изданий массовыми тиражами, не считая изданий на немецком, еврейском, эстонском, финском и грузинском языках или, как писали в те годы, «для школ национальных меньшинств».
Благожелательны были и рецензенты, представлявшие как экономическую, так и историческую научную и педагогическую общественность. Ш.М. Дволайцкий нашел, наконец, в этой работе сжатый типологический очерк развития хозяйственных форм. В актив автора он занес близость изложения к действительному процессу хозяйственного развития, т.е. фактам хозяйственной истории23. «Толковой и со знанием дела составленной книжкой» назвал учебник Тюменева Н.И. Кареев24. Не обошлось в их рецензиях и без критических замечаний. Однако если первый рецензент указал на конкретные ошибки автора-историка в вопросах теоретической экономии, то второй — коснулся более важных для нашей статьи проблем методологической идентификации историко-экономической науки. Известный русский историк, еще в конце XIX века много писавший об экономическом направлении в историографии, недоумевал по поводу того, что «автор выдает историю труда, как одну из главнейших проблем истории экономического быта, за самое политическую экономию, которая прежде всего есть наука не историческая, а теоретическая. Впрочем, параграф о методах политической экономии объясняет это отождествление автором исторического и теоретического исследования, и многие экономисты, например, не согласятся с его пониманием дедуктивного метода в политической экономии»25.
Последнее замечание было бы более справедливо адресовать истинному «виновнику» — А.А. Богданову, поскольку именно из его работ и было заимствовано определение индукции как выведения общих законов и положений из частных наблюдений, а дедукции, как способа делать частные выводы из полученных индукцией общих положений. История труда использовала определение дедуктивного метода, с которым согласился бы далеко не каждый представитель даже «исторической школы» в политической экономии. Взяв на вооружение столь ограниченно понимаемый метод, она занималась «дедуктивным» изучением экономических форм в их последовательном развитии или, говоря иначе, история труда была политической экономией в эволюционном изложении смены форм хозяйственной организации людей.
Любопытно отметить, что А.И. Тюменев уберет это, вызвавшее нарекания критика, положение, а с ним и весь заключитель-
ный раздел учебника, в котором шла речь о предмете и методе политической экономии. Тогда же учебник обретет и новый подзаголовок — «Краткое руководство истории хозяйственных форм и политической экономии». Сделано это будет, лишь начиная с девятого издания, увидевшего свет в 1926 году, когда уже произойдут кардинальные перемены в цикле обществоведческих дисциплин школьной программы и история труда уступит место политической экономии как науке о производственных отношениях капиталистического общества. Все же предшествующие издания будут начинаться с определения предмета истории труда как науки, а завершаться определением предмета политической экономии, не имевших между собою отличий.
Включение в учебные планы средних школ курса истории труда породило не только обширную учебную литературу, куда помимо учебников следует отнести также выпускавшиеся массовыми тиражами хрестоматии, но и значительное количество научно-популярных работ, по сей день не потерявших значения и составляющих «золотой фонд» отечественной историко-эко-номической литературы.
Post scriptum, или Судьба дисциплины
В 1920 году Наркомпрос издал «Примерные программы по истории для школ II ступени», разработанные комиссией по преподаванию общественных дисциплин при Отделе единой трудовой школы. В целом они воспроизводили уже подробно рассмотренную богдановскую схему. Очень точная общая их характеристика была дана вскоре после выхода Н.И. Кареевым: «по всему видно, что в составе данной комиссии были не одни преподаватели истории, но было и много экономистов. Во-первых, к исторической программе прибавлена еще программа по курсу экономической науки, и во вторых, в программе по истории очень последовательно проведен экономический подход ко всем явлениям истории. Возможно, впрочем, и то, что такова была точка зрения историков, участвовавших в выработке программы»26.
Действительно, каждая тема программы по истории культуры (всеобщей истории) начиналась с рассмотрения проблем истории экономики данного периода, чем достигалась заявленная в пояснительной записке к программе цель: «школьное изучение
истории должно быть введением в понимание движущих сил развития, причем должно быть выяснено обусловливающее все стороны этого процесса значение экономической эволюции»27. Программа же по курсу экономической науки (уже не истории труда и даже не политической экономии) напротив начала терять свое историческое содержание, сосредоточиваясь на изучении современного капиталистического хозяйства и так называемых переходных форм (военно-государственного капитализма и экономической системы Советской России). Она сделала на этом пути только первый шаг, сохранив в качестве своеобразного исторического введения раздел, рассматривавший возникновение и развитие системы капитализма, но шаг решительный и не оставлявший сомнений в конечном исходе — в теоретико-методологическом введении предусматривалось обсуждение с учениками вопроса об отличии экономической науки от истории.
В самом начале 1925 года в Коммунистической академии состоялась дискуссия по докладу соавтора А.А. Богданова И.И. Скворцова-Степанова, озаглавленному «Что такое политическая экономия?», в котором тот отстаивал точку зрения на политическую экономию как историческую науку. Результатом дискуссии стало временное отступление приверженцев «марксистской исторической политической экономии»: на политическую экономию стали смотреть как на науку, изучающую лишь товарно-капиталистическую систему, что не могло не отразиться и на школьном курсе этой дисциплины. На практике же, по свидетельству А.Г. Вальнера, история труда, а точнее, хозяйственная история, «имевшая громадный успех» у учащихся, сохраняла свои позиции в школе вплоть до конца 1920-х годов28.
В начале 1930-х гг. в результате очередной дискуссии, на этот раз между сторонниками политэкономии в узком и широком смысле слова, когда подверглись критике подходы Богданова, но уже за попытку распространить экономические категории капитализма, развитые К. Марксом, на все без исключения общественно-экономические формации, т.е. фактически за антиисторизм, политическая экономия вернулась в лоно исторической науки. История экономики, как следствие, на многие десятилетия потеряла шансы обрести статус самостоятельной дисциплины.
Примечания
1 В Союз Коммун Северной Области (СКСО) входили: Петроградская, Новгородская, Псковская, Череповецкая, Вологодская, Олонецкая и Архангельская губернии
2 Более подробно см.: Красовицкая Т.Ю. Российское образование между реформаторством и революционаризмом. Февраль 1917-1920 год. М., 2002.
3 Шитов Г. К вопросу преподавания общественных наук в новой школе // Вестник просвещения (Чита). 1922. № 1. С. 82.
4 Не устояла перед соблазном использовать в названиях учебных курсов по хозяйственной истории словосочетание «история труда» и высшая школа. Назовем, например, читавшиеся в начале 1920-х гг. на Факультете общественных наук 1-го МГУ курсы «Истории хозяйства и форм труда» экономистом А.А. Боровым и «Истории труда в России» историком В.Н. Бочкаревым (Центральный муниципальный архив г. Москвы (ЦМАМ), ф. 1609, оп. 6, д. 31, л. 7; д. 62, л. 21).
5 См.: Педагогическая мысль. 1920. № 10-12. С. 84.
6 Примерные программы по социологии и по истории труда (политической экономии). Пг., 1919. С. 39.
7 Там же. С. 42.
8 См.: Фингерт Б. Обществоведение в старой и новой школе // Вестник просвещения. 1919. № 1-3 (9-11). С. 34-44.
9 Богданов А. Начальный курс политической экономии (Введение в политическую экономию). В вопросах и ответах. Пб., 1921. С. III.
10 О своем участии в работе над программой по истории Н.А. Рожков упоминает и сам в предисловии к изданному в 1921 г. учебнику (См.: Рожков Н. Учебник истории всеобщей и русской. Курс систематический — для второй ступени единой трудовой школы и для самообразования. Вып. 1. Пг., 1921. С. 8). О.В. Волобуев, специально занимавшийся изучением педагогической деятельности историка, считает, что программы по истории, социологии и истории труда отражают его методологические и методические взгляды (Волобуев О.В. Н.А. Рожков — методист-историк //Ученые записки Моск. обл. пед. ин-та. Им. Н.К. Крупской. Т. 121. Истфак. Вып. 5. М., 1965. С. 281). К признанию факта участия Рожкова в составлении программы и по истории труда склоняется, фактически, и Т.Ю. Красовицкая (См.: Красовицкая Т.Ю. Указ. соч. С. 270-271; 316 и послед.).
11 Заметим, что четвертое издание этого учебника увидело свет в Петрограде в 1918 г.
12 Сторожев В. Новый учебник по русской истории // Образование. 1901. № 10. С. 116-117.
13 Современный мир. 1911. № 6. С. 350.
14 Богданов А., Степанов И. Курс политической экономии. 3-е изд. М., 1920. С. 1920. С. 104.
15 Королев Ф.Ф. Очерки по истории советской школы и педагогики. 1917-1920. М., 1958. С. 245.
16 Лозинский С.Г. История труда в связи с изменениями в хозяйственной жизни Западной Европы. Пб., 1920. С. 3. В эту же группу следует включить и «Учебник истории труда» Н.А. Рожкова, открывающийся утверждением: «история труда, это — история хозяйства» (Рожков Н. Учебник истории труда. Л., 1925. С. 4).
17 Вестник литературы. 1920. № 8. С. 9.
18 Книга и революция. 1920. № 2. С. 26.
19 См.: Печать и революция. 1921. Кн. 2. С. 130.
20 Фарфоровский С., Кочергин И. История труда. Курс-справочник для второй ступени трудовой школы, рабочих университетов и самообразования, составленный по лабораторно-трудовому методу, с приложением вопросов, задач, тем для рефератов, таблиц и библиографии. Казань, 1920.
21 Книга и революция. 1921. № 7. С. 34, 36.
22 Педагогическая мысль. 1920. № 10-12. С. 85.
23 См.: Печать и революция. 1922. Кн. 8. С. 133-134.
24 См.: Педагогическая мысль. 1923. № 1. С. 85-86.
25 Там же. С. 85.
26 Педагогическая мысль. 1921. № 9-12. С. 74.
27 Примерные программы по истории для школ II ступени. [Б.м.], 1920. С. 5.
28 Вальнер А.Г. История развития экономического образования и преподавания политической экономии до и после Октябрьской революции // Обществоведение в трудовой школе. 1929. № 3-4. С. 102.
